Дмитрий Ольшанский
Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход
Касым пытался оправдываться, но султан повелел ему убраться с его глаз, что тот незамедлительно и сделал. Когда дверь за ним закрылась, Мурад обратился к другому полководцу.
– Мне жаль, что так получилось, Турахан, – мягко произнес султан. – Я восстанавливаю тебя на твоем посту и снимаю все обвинения, но помни: о твоих ошибках я не забыл. Те три месяца, что ты провел в заключении, были вполне оправданы, и не будь я уверен в твоей безмерной преданности, ты, возможно, окончил бы там свои дни.
Пожилой полководец так расчувствовался, что упал на колени и долго благодарил повелителя за оказанную милость. Наконец он успокоился и, пятясь назад, покинул комнату вслед за Касымом. После него удалился и Махмуд.
– Знаешь, Халиль, – сказал султан, когда они с визирем остались наедине, – я ведь с самого начала знал, что Турахан не предатель. Зря ты поступил так со столь почтенным человеком.
Визирь в изумлении поглядел на Мурада.
– Повелитель, но я лишь действовал по вашему приказу! – возразил он.
– И ты получил, что хотел, – спокойно ответил султан. – Ты желал сгноить его в темнице, а я лишь предоставил тебе право самостоятельно вынести приговор. Эта ошибка целиком на твоей совести.
Только сейчас визирь осознал, что рано начал праздновать свой триумф.
– Ты слишком неразборчив в средствах, Халиль, – продолжал Мурад. – Нельзя так увлекаться политическими интригами. Впредь будь осторожнее, ведь за любые ошибки рано или поздно придет расплата.
– Простите, повелитель, у меня не было умысла… – попытался оправдаться Халиль, но султан жестом остановил его.
– Довольно об этом. Лучше обсудим наши дела с Владиславом.
Визирь откашлялся, весьма довольный тем, что султан перевел разговор на более удобную для него тему.
– Владислав и его союзники прислали своих полномочных представителей, – живо ответил Халиль. – Я проверил их верительные грамоты, каждый из них будет говорить от лица своего государя.
– Завтра я встречусь с ними. Посмотрим, что они могут нам предложить.
* * *
В начале июня в торжественной обстановке Мурад подписал мирный договор с Сербией, Венгрией и Валахией сроком на десять лет. Итогами переговоров остались довольны все его участники.
Валахия и Сербия оставались вассалами Османской империи и были обязаны в случае нужды оказывать военную помощь султану. Взамен турки возвращали сербам ряд завоеванных ранее крепостей и городов, а валашскому господарю – Владу Дракулу – была обещана сохранность его южных границ, однако в обмен он должен был прислать двух своих сыновей ко двору турецкого султана в качестве заложников.
Халиль приложил немало усилий, чтобы добиться максимально выгодных условий для империи, но неожиданные вести с востока заставили спешно прервать переговоры. Заганос, недавно сосланный визирем в Анатолию, сообщил, что держава Караманидов вновь открыла военные действия. Войска Ибрагим-бея, властителя Карамана, уже вторглись на территорию Османского государства и уничтожают все на своем пути. Пограничные армии оказались не в силах противостоять такому натиску, и восточные провинции османов находились теперь под страшной угрозой.
Султан прочитал письмо и, глубоко вздохнув, произнес:
– Вот видишь, Чандарлы, сама судьба призывает меня вновь покинуть столицу. Я обеспечил стране мир на западе, теперь пришло время защитить и восток.
Помолчав, он добавил:
– Надеюсь, это будет мой последний поход. Запомни, едва я выдвинусь в путь, мое место на престоле займет Мехмед. Отныне править империей станет он. Будь ему верным помощником и служи так же усердно, как когда-то служил мне.
На этот раз визирь не стал спорить с султаном – упрямство повелителя было ему хорошо знакомо. Но и Халиль не собирался отступать. Если Мурад думает, что оставить мальчишку на престоле – верное решение, то визирь сделает все, чтобы он убедился в обратном.
– Воля ваша, – склонил голову визирь. – Могу ли я узнать, что вы собираетесь делать дальше? Когда поход подойдет к концу?
– Вероятно, вернусь в Манису, – мечтательно вздохнул султан. – Местный дворец – спокойное и тихое место, там я хотел бы прожить остаток своих дней и умереть счастливым человеком в окружении садов и парков, под пение птиц и журчание ручья.
Об этой своей мечте султан говорил много раз, однако Халиль никогда не желал примириться с уходом своего повелителя.
– Вы еще слишком молоды, чтобы думать о смерти, государь, – промолвил визирь.
– Ошибаешься, я-то знаю, что она уже где-то рядом. – Мурад покачал головой. – Последние события в моей семье не прошли для меня бесследно. Мне всего сорок лет, и организм мой вроде бы здоров и крепок, однако все чаще в мою душу проникает могильный холод, он пронизывает меня до костей, лишая сна по ночам и причиняя немыслимые страдания днем. Лекари не могут найти причины этого недуга, да им это и не под силу.
Султан встал и прошелся по комнате.
– Знай, что я нисколько не боюсь смерти, так как уже сделал достаточно, чтобы потомки вспоминали и прославляли мое имя. Однако прежде чем окончить свои дни, мне хотелось бы немного пожить и для себя.
Халиль не перебивал своего повелителя. Приступы меланхолии преследовали султана со дня смерти принца Аллаэддина, и даже время не смогло залечить эту рану.
– А теперь позови ко мне Мехмеда, – повелел Мурад. – Мы с ним о многом должны поговорить.
Визирь спешно исполнил повеление султана и сам провел принца в покои его отца. Мехмед и не подозревал, что сегодня его судьба изменится навсегда. Из младшего и нелюбимого сына он всего за год превратится в падишаха огромной империи. Сколь интересна и непредсказуема может быть судьба человека!
Султан остался наедине со своим сыном, и Халиль мог только гадать, о чем шла их беседа. Прошло немало времени, прежде чем Мехмед вышел наружу. Бросив задумчивый взгляд на визиря и что-то пробормотав себе под нос, он быстрым шагом направился прочь.
Что творилось в душе наследника в этот момент, и какие наставления он услышал от падишаха? Для Халиля эти загадки так и остались тайной.
* * *
Уже через несколько недель многотысячное османское войско, возглавляемое своим доблестным повелителем, султаном Мурадом, покидало Эдирне. Люди толпами высыпали на улицы, желая хоть краем глаза увидеть владыку, который, в своем белоснежном облачении и тюрбане, украшенном крупным рубином и павлиньими перьями, и впрямь выглядел великолепно. Султана окружали бойцы его личной гвардии. Следом ехали паши, беи и командиры разных родов войск, а за ними, насколько хватало глаз, текла нескончаемая река вооруженных людей. При виде такой могучей армии ни у кого не оставалось сомнений в скорой победе над врагом. Город шумел и ликовал, осыпая солдат цветами и молясь об удачном походе.
Лишь два человека не разделяли всеобщего веселья.
Великий визирь Халиль и юный принц Мехмед знали, какое решение принял султан перед своим отъездом, и теперь каждый из них должен был обернуть это в свою пользу.
Или пасть очередной жертвой дворцовых интриг.
Глава 19
Франдзис
Лето 1444 года. Окрестности Левадии – Константинополь
Si solos eos miseros esse diceres, quibus moriendum esset,
neminem eorum, qui viverent, exciperes.
(Если бы ты назвал несчастными только тех, кому суждено умереть,
ты не пропустил бы никого из живущих)
Цицерон
Если на западе горячее летнее солнце растопило холод в отношениях между Мурадом и Владиславом, то здесь, на Пелопоннесе, оно лишь разожгло пламя новой войны. Деспот Константин, собрав внушительное войско, пересек Коринфский перешеек и вторгся в южную Грецию. Застигнутые врасплох турки бежали вглубь Балканского полуострова. Правильно взвесив обстановку, афинский герцог Нерио решил сдержать слово и отправил на помощь Константину армии из подконтрольных ему Фив и Левадии.
Другая армия ромеев под предводительством Иоанна Кантакузена наступала западнее и тоже добилась определенных успехов, захватив несколько крепостей, удерживаемых вассалами османов.
К середине июня уже вся южная часть Балканского полуострова была в руках Константина. Эти успехи укрепили веру греков в своего храброго лидера и сделали его имя символом борьбы за освобождение православного населения этих земель от векового гнета латинян и их новых османских хозяев.
Сам Константин не спешил торжествовать. Он понимал – пока существует угроза вторжения крестоносцев, турки не смогут выделить достаточно сил для подавления греческого мятежа. Однако очень скоро стало известно, что Мурад подписал с Владиславом мирное соглашение сроком на десять лет. Эта новость сильно омрачила настроение нашего командования – теперь мы готовились к ответным действиям султана против нас. Впрочем, этого не произошло.
Вторжение Караманидов заставило Мурада вновь отозвать свои войска на восток, оставив защиту Балкан своему наместнику в Румелии – свирепому к христианам Шехабеддину-паше. Последний пригрозил Константину войной, если тот не остановит свои завоевания, но моего господина нельзя было запугать подобными угрозами. Объединившись с армией Кантакузена, деспот продолжил свой освободительный поход.
Как в былые времена, я неотрывно следовал за своим господином. Мы ехали с ним бок о бок и вспоминали славные дни юности, когда еще был жив император Мануил, а в самой империи царили мир и порядок. Тогда мы еще не знали, что это лишь кратковременный период затишья перед большой бурей. Со смертью Мануила все государство как будто погрузилось в хаос. За свое беззаботное детство и юность мы поплатились уже в зрелом возрасте. И борьба, которую начал Константин, имеет целью не только вернуть земли, которые мы когда-то потеряли. Наша борьба – это напоминание грекам об их великом прошлом.
Константин верит, что огонь тысячелетней империи еще не до конца угас и его можно зажечь вновь. Ради этого он готов пойти на многое, и куда бы ни лежал его путь, я пойду следом…
* * *
Моя миссия в Патры прошла благополучно. Архонты встретили меня с дарами и обещаниями исполнить повеление Константина и подготовить войска для его армии. Однако за подобострастными улыбками была скрыта истинная сущность этих людей – они столь же легко меняют своих покровителей, как свои парадные одеяния. Многие из них мечтали о возвращении латинского господства, другие – вели тайные переговоры с султаном, но боялись гнева Константина, который не любил церемониться с врагами и всегда действовал в этом вопросе крайне решительно и жестко.
Не прошло и десяти лет, как архонты Патр решили устроить мятеж с целью убить Константина и вернуть в город власть латинских епископов. Лишь в последний момент мне удалось раскрыть этот заговор и предотвратить покушение на жизнь моего господина. Архонтам дорого пришлось заплатить за свое предательство – Константин отобрал у них все, кроме жизни, но и ее мог забрать в любой момент. Этот урок запомнили здесь надолго.
Получив все необходимые бумаги и заверения, я уже собирался покинуть город, однако на одной из площадей неожиданно повстречал человека, который явился передо мной словно призрак из прошлого. Он смотрел на меня холодным сосредоточенным взглядом, вытянувшись во весь рост, гордо вскинув подбородок. За эти годы он нисколько не растерял своей величественной осанки, словно по-прежнему был одним из влиятельнейших сановников этой провинции, а не мятежником, приговоренным к длительной ссылке.
– Николай Граитца, – чеканя слова, произнес я. – Разве твое изгнание уже закончилось? Как ты осмелился появиться в Патрах?
– Я прибыл сюда, чтобы поговорить с тобой, – ответил мятежный архонт.
– Не думаю, что нам есть о чем разговаривать, – ответил я, собираясь уходить.
– Ты уверен? – крикнул мне вслед Граитца. – Неужели ты думаешь, что после неудавшегося покушения по дороге в Мистру не найдется никого, кто смог бы закончить дело?
Я резко обернулся. О покушении на меня я рассказал лишь Константину и Иоанну Далматасу.
– Откуда тебе известно? – спросил я, делая знак Фоке, который приготовился в любой момент выхватить свой внушающий страх боевой топор. – Ты имеешь к этому какое-то отношение?
Николай только рассмеялся.
– Зачем мне твоя смерть? Она ничего не изменит. Однако я по-прежнему посвящен во многие тайны и знаю, кто и зачем пытался убить тебя.
– Это известно и мне, – ответил я. – Если тебе больше нечего сказать…
– Константина окружают предатели, – быстро проговорил Николай Граитца. – Их гораздо больше, чем ты думаешь, Георгий. Они только ждут удобного момента, чтобы нанести удар. И он скоро наступит, ведь никому не нужно, чтобы Константин получил лавры победителя турок.
– Если это правда, где доказательства? – спросил я. – Как можно доверять словам мятежника и предателя?
– Ты получишь доказательства, – без колебаний ответил Николай. – Однако взамен и ты окажешь мне одну услугу.
Я размышлял недолго.
– Если ты рассчитываешь на прощение, то этот вопрос можно уладить только с моим господином.
– Вовсе нет, – лицо Николая переменилось. – Я вовсе не нуждаюсь в вашем прощении. Я хочу лишь отыскать моего сына.
– Все твои сыновья погибли.
– Я тоже так думал, – Николай поднял на меня глаза, и в них больше не было ненависти, а только боль утраты. – Но совсем недавно я получил письмо из Софии… Мой сын сражается в армии короля Владислава.
– Можно ли доверять этим сведениям?
– Да. Человек, который это сообщил, ненавидит меня, но я уверен, что он не лжет.
Я начал припоминать.
– Твой сын… Не он ли обвинялся в подготовке мятежа и убийствах? Ты ведь знаешь, что здесь его ждет только смерть. Если не от руки твоих дружков-архонтов, то от руки закона. Он преступник.
– Ты ошибаешься, Георгий, – произнес Николай. – Найди его, об остальном позабочусь сам.
Еще некоторое время я пребывал в нерешительности. Отыскать человека в многотысячной и многонациональной армии короля Владислава было не легче, чем иголку в стоге сена. И все-таки я нуждался в помощи Николая Граитцы, а он – нуждался в моей.
– Договорились, – согласно кивнул я. – В войске Владислава у меня есть свои люди, и, если твой сын еще жив, мы найдем его.
В глазах Николая я заметил искреннюю благодарность и признательность. Под маской высокомерия и надменности скрывался глубоко несчастный человек. После неудавшегося мятежа он лишился всего: власти, богатства, чести – и только семья оставалась единственным смыслом его жизни. Мы всегда были с ним врагами, но в эти секунды я невольно проникся к нему состраданием.
Мужчина порылся в складках своей мантии и достал оттуда сложенный вдвое лист бумаги.
– Здесь имена заговорщиков, – сказал он, протягивая мне список. – Доказательства измены ты легко сумеешь получить, если понаблюдаешь за ними. На этом все. До скорой встречи, Георгий.
Он уже собирался уходить, но я окликнул его:
– Николай! Почему ты решил обратиться за помощью именно ко мне?
Мятежный архонт обернулся, и на его губах промелькнула печальная улыбка.
–Ты честный человек, Георгий, и всегда исполняешь свои обещания.
С этими словами он двинулся прочь и очень скоро скрылся в толпе.
* * *
Перед отъездом из Патр я решился посетить еще одно место.
Поднявшись на ослепительно белую мраморную галерею неподалеку от дворца, я стал любоваться морем. Бескрайний горизонт утопал в алом зареве заката, а волны, собираясь с силами, выкатывали на берег лишь за тем, чтобы разбиться о скалы на тысячи сверкающих брызг. Шум прибоя смешался с печальной мелодией кеманчи63, которая разливалась над водой, словно кого-то оплакивая. Я почувствовал, как к горлу моему подкатила невыносимая тоска.
– Оставь меня ненадолго здесь, – попросил я Фоку.
– Георгий, ты же знаешь, – великан замялся. – Господин не велел оставлять тебя одного…
– Я не приказываю, а прошу тебя как друга.
Фока склонил голову. Несмотря на всю свою силу и отвагу он всегда оставался скорее большим ребенком, который привык слушаться старших. Но в этой простоте он был намного мудрее меня и потому не стал спорить, а отошел прочь, оставляя меня наедине со своими мыслями и прошлым, которое я столько лет пытался позабыть.
Именно здесь пятнадцать лет назад я встретил Феофано не как узник, но как полновластный наместник и владыка Патр.
Тот вечер был чудесен. Заполненная людьми мраморная галерея шумела на все лады: музыканты и танцоры веселили гостей в честь победы Константина. Для меня все это веселье казалось пустым и мертвым, но лишь до тех пор, пока я не увидел Феофано. Она была чарующе прекрасна. Казалось, будто все эти люди вокруг – только придворные и лакеи у ног величественной королевы.
Я помню, как боялся заглянуть ей в глаза, такие глубокие, понимающие, но одновременно страстные и волнующие. Казалось, одна только сила этого манящего взора способна высосать из человека всю душу и бросить одного на берегах отчаяния. Мне было страшно, но этот страх пробуждал желания, открывал новую, темную сторону моей натуры, которую я прежде скрывал за ледяной клеткой самообладания и рассудка.
Феофано знала о моих чувствах, ибо девушки в таких делах всегда умнее и догадливее мужчин. А я не находил себе места, так как не хотел тешить себя напрасными мечтами.
Но вот ее рука скользнула по моему плечу, я развернулся и встретился глазами с объектом своего вожделения. Феофано смотрела на меня без страха, уверенная в своих поступках и желаниях. Она звала, манила, умоляла, обещала рай и вместе с тем грозила ввергнуть в адское пламя…
Эту ночь я провел рядом с ней. Горячее дыхание Феофано согревало мое сердце, ее нагое тело пробуждало жажду жизни, а близость дарила надежду и новые силы.
Я полностью растворился в ней и уже не понимал, что происходит со мной. В ту ночь, как и в последующие два года моей жизни в Патрах, для меня существовала только она одна – моя цель, моя награда, моя женщина.
* * *
Спустя месяц я прискакал в окруженную полосой белоснежных шатров ставку Константина Палеолога. Помимо знамени моего господина, я с радостью увидел флаги его греческих союзников из Аргоса и Левадии, а также вымпелы латинских баронов, которые поспешили присягнуть ему на верность. Тысячи пехотинцев сейчас маршировали под присмотром и окрики опытных командиров, крестьяне тащили телеги с провизией, а тяжелая конница рассекала в поле, оглашая округу страшным грохотом. Вся эта масса людей готовилась к столкновению с османской армией Шехабеддина-паши, который уже выдвинулся навстречу.
Константина я застал за разработкой плана грядущего наступления.
– Георгий, как славно, что ты вернулся! – радостно поприветствовал меня деспот. – Твоя миссия, надеюсь, прошла успешно?
– Более чем, – коротко ответил я, не желая в присутствии офицеров раскрывать подробности своей встречи с одним из самых опасных мятежников. – Подкрепления из Патр окажутся в вашем распоряжении в ближайшее время.
– Отлично! – потер руки Константин. – Но у меня для тебя новое поручение. Тебе нужно срочно вернуться в Константинополь.
– Случилось что-нибудь серьезное? – осторожно поинтересовался я, боясь услышать о бунте или смерти болезненного василевса.
– Пока нет, – успокоил меня Константин. – Но я хочу, чтобы ты был там.
Он указал на письмо с императорской печатью.
– Мой брат сообщает, что в столицу прибыл Джулиано Чезарини. По слухам, кардинал имеет большее влияние на короля Владислава.
– С какой же целью он явился в Константинополь?
– Это тебе и предстоит узнать. Я хочу, чтобы ты присутствовал на этих переговорах. Станешь моими глазами и ушами, так как мне больше не на кого положиться.
– Как прикажете, – склонил голову я. – Хотя мне и жаль покидать вас в такой момент.
– Не волнуйся, на нас с тобой сражений еще хватит, – улыбнулся Константин.
Получив приказ отправляться на рассвете, я покинул шатер Константина и немедленно разыскал Далматаса, которому и рассказал в подробностях, что случилось в Патрах.
– Вот список людей, которые вызывают подозрения. Ты должен проверить каждого, кто находится сейчас в войске.
Иоанн пробежался глазами по списку.
– Архонты, сановники, гвардейцы и даже предводители некоторых тагм! – процедил сквозь зубы Иоанн. – Как такое возможно?!
– Тебе и предстоит это узнать, – ответил я. – Но если все это правда, нам всем грозит серьезная опасность.
Иоанн Далматас понимающе кивнул. Я знал, что более надежного и исполнительного человека мне не найти.
Решив эту проблему, уже на следующий день я отправился в путь. Верный Фока сопроводил меня до самого корабля, а когда пришло время подниматься на борт, едва не прослезился.
– Я очень скоро вернусь, – успокаивал я своего друга. – А ты присматривай за Анастасией и, если обнаружишь за ней какие-нибудь странности, сразу сообщай мне.
– Об этой не беспокойся, – послушно закивал великан.
– Ну, прощай. – Мы заключили друг друга в объятия, и я взошел на корабль.
К моей удаче, ветер оказался попутным, и всего через несколько дней на горизонте появились величественные стены и башни древнего Константинополя.
Однако по прибытии меня ожидали печальные вести – накануне после двухнедельной агонии скончался Марк, митрополит Эфесский. Весь город пребывал в великой скорби – люди искренне любили и почитали его. Мне было горько слышать эту новость, но еще больнее сознавать, что меня не было рядом, когда это случилось.
Марк Эфесский верил, что ступает дорогой истины, и боролся за нее до последнего своего часа. Я молюсь, чтобы небеса приняли его добрую и чистую душу, в которой не было ни зла, ни лицемерия, а лишь любовь и сострадание.
Зайдя домой, я расцеловал своих детей и обнял супругу. Елена была счастлива вновь видеть меня, но я не мог заметить, как сильно она исхудала. Наш маленький Алексей снова оказался между жизнью и смертью, и жена, забросив прочие дела, возносила молитвы о его здоровье и не покидала опочивальню сына. Опечаленный страданиями своих близких, я бросился к Алексею и весь день провел рядом с его маленькой кроваткой. Глядя на измученного болезнью ребенка, я корил себя за прошлое. За свое предательство и слабость. Возможно, это и есть кара, которую посылают небеса за мои ошибки? Сын, который расплачивается за грехи отца… Но разве это справедливо?
Прижимая ребенка к груди, я хотел принять на себя его страдания и муки. Алексей должен жить! Об этом я просил небеса, но так и не услышал ответа…
* * *
Проведя бессонную ночь у постели сына, я отправился во дворец. Иоанн принял меня без задержек. Он был бледен и подавлен – смерть митрополита сильно опечалила его. Но ему не терпелось узнать, как разворачивается кампания Константина на Пелопоннесе и Балканах.
– По счастью, все идет хорошо, Ваше Величество, – отчитался я. – Но успех будет сопутствовать нам лишь до тех пор, пока турки не бросят против нас все свои силы. Если это произойдет, удержать занятые территории мы вряд ли сможем.
– Об этом можешь больше не переживать, – голос Иоанна переменился. – проблему с турками мы смогли решить… По крайней мере на ближайшее время.
– Простите, государь, но каким же образом?
Император улыбнулся. И хотя улыбка эта выглядела несколько устало, было отрадно сознавать, что она иногда еще озаряет лицо василевса.
– Ты увидишь все сам, Георгий, – заверил он.
– Имеет ли это какое-то отношение к визиту Чезарини? – поинтересовался я.
– Имеет, – признался Иоанн. – Однако это лишь одна часть моего плана.
– Но турки уже заключили перемирие с Владиславом. Война на западе окончена!
– Ненадолго, – все так же загадочно проговорил император. – Я уверен, что латиняне не заинтересованы в мире с султаном. Сейчас османы ослаблены как никогда – три года беспрерывных войн истощили их силы. Армия султана деморализована, угроза вторжения нависла над Анатолией, а на границах то и дело вспыхивают мятежи. В такой ситуации мирное соглашение выгодно лишь Мураду, который хочет выиграть время перед новой большой войной. На западе это должны понимать, а если нет, мы постараемся им это объяснить!
– Но крестоносцы сильно истощены недавним походом, – пытаясь разгадать замыслы императора, напомнил я. – Кроме того, Владислав дал клятву, что будет соблюдать условия мирного договора…
– Любые клятвы нарушаются во имя политики! – сказал Иоанн. – Клятва – это лишь слова, которые не стоят абсолютно ничего. Тебе ли не знать об этом?
Я почувствовал упрек в его словах и не стал продолжать спор.
– Полагаю, Рим дал вам недвусмысленные обещания в поддержке? – осторожно попытался выяснить я.
– Да, но не спрашивай больше ни о чем, – предупредил император.
– Как прикажете. Могу ли я лично встретиться с Чезарини?
– Ты опоздал, он уже покинул Константинополь.
«Проклятие! – подумал я. – Даже здесь время играет против меня!»
– У тебя было к нему какое-то дело? – в голосе Иоанна я уловил нотку подозрения.
– Константин хотел узнать, какие планы вынашивает Рим в отношении латинских владений на Балканах, – как можно убедительнее солгал я.
– Все латинские княжества на Балканах должны принести нам ленную присягу, – сказал Иоанн. – В противном случае Константин может поступать с ними по своему усмотрению.
Я хотел уже откланяться, когда Иоанн неожиданно спросил:
– Надеюсь, Константин не ведет никакой игры за моей спиной?
Вопрос императора смутил меня. Неужели он поддался лживым наветам Феодора и Димитрия? Неужели считает моего господина своим врагом?
– Как вы могли такое подумать, государь? – укоризненно воскликнул я. – Константин скорее умрет, чем предаст вас.
– Хотел бы в это верить, – как можно серьезнее ответил император. – Мой брат всегда был честным и открытым человеком. Едва ли он будет замышлять что-то против своего императора, но вот его окружение… Они могут попытаться использовать Константина как орудие борьбы против меня. Ведь такой человек может легко взять власть, если захочет.
– Константин никогда не был честолюбцем, – возразил я. – У него есть лишь одно желание: служить своей стране.
– Именно поэтому я желаю, чтобы однажды он занял мое месте, – признался Иоанн. – Я уверен, что из всех моих братьев лишь Константин достоин править после меня, но сейчас мне нужна его поддержка.
Император сделал паузу.
– Со смертью Марка я потерял не только хорошего друга, но и ценного советника. Он понимал меня и знал, что на заключение унии я пошел только во имя спасения страны. Теперь, когда его не стало, против меня сплотятся и сторонники союза с латинянами, и противники. Феодор и Димитрий попытаются использовать недовольство людей в своих целях. И если Феодор не столь глуп, чтобы поднимать открытый мятеж, то Димитрий, боюсь, не остановится ни перед чем. Поэтому, как только ты вернешься в Морею, передай Константину, чтобы приберег свою армию. Вполне возможно, очень скоро она понадобится здесь, в Константинополе.
– Надеюсь, до этого дело не дойдет, – как можно увереннее проговорил я.
Император ничего не ответил.
* * *
Марк Эфесский скончался на пятьдесят третьем году своей жизни. Похороны были скромными, однако число желающих проститься с ним было настолько велико, что очень скоро народ заполонил все окрестные улицы, желая увидеть траурную процессию. Гроб с телом митрополита поместили в специально подготовленную нишу в Манганской обители. На этой церемонии присутствовал сам император и его брат Димитрий, которого лишь недавно выпустили из заключения. Братья стояли подле друг друга и, казалось, на время забыли о вражде. Рядом с Иоанном толпились представители знати, среди которых я заметил Луку Нотараса вместе с его семьей. Ближе всего к гробу Марка находился его первый ученик и последователь Георгий Куртесий. Ходили слухи, что он ни разу не сомкнул глаз с тех самых пор, как митрополит слег в постель. День и ночь Георгий нес свой караул у ложа умирающего, а когда после двух недель жуткой агонии Марка не стало, он заперся в монашеской келье и провел в ней целый день, молясь о душе своего духовного наставника. Правдивость этой истории подтверждало истощенное и измученное лицо Куртесия с глубоко запавшими глазами и провалами на щеках. Внешне он и сам походил на покойника, вот только глаза его теперь горели каким-то новым фанатичным блеском, который я раньше никогда не замечал. Тогда я еще не знал, какие ужасные перемены происходят в измученной душе этого человека…
* * *
Через несколько дней я стал собираться в дорогу. Нужно было спешить, так как обстановка в Южной Греции, где сейчас воевал Константин, резко обострилась. В ответ на просьбу своих вассалов османский бейлербей Румелии стал спешно собирать войска для борьбы с непокорным деспотом Мореи. Узнав об этом, некоторые латинские князья, присягнувшие Константину, взяли свои клятвы обратно и вновь встали на сторону султана.
Мне не терпелось все увидеть своими глазами, но судьба распорядилась иначе, Иоанн вновь потребовал меня к себе.
– У меня есть для тебя срочное дело, – напрямик сказал император. – Я подготовил несколько писем, их нужно незамедлительно доставить к османскому двору.
Заметив удивление, застывшее на моем лице, Иоанн пояснил:
– Я знаю, что ты хотел бы отправиться в Морею, однако это задание невозможно поручить никому другому.
– Могу я узнать…
Последнюю фразу мне договорить не удалось – дверь за моей спиной отворилась, и в комнату зашел смуглый, худощавый человек в красном с золотыми узорами чекмене64 и изукрашенном алмазными нитями тюрбане. Я сразу узнал в нем принца Орхана.
Он уже много лет был почетным пленником в Константинополе. Его дед когда-то правил Османской империей, но был убит своим братом, и в результате все его потомки были вынуждены искать защиты у ромеев. Отец Орхана погиб от османского клинка, защищая вместе с греками город Фессалоники. Тогда его сын нашел укрытие за стенами Константинополя.
По сути, Орхан оставался единственным родственником Мурада и его сына Мехмеда. Как прямой потомок Османа, он мог претендовать на турецкий престол. Чтобы избежать соперничества за власть, султан оплачивал содержание Орхана в Константинополе из казны своего государства, лишь бы претендент не покидал стен этого города. Впрочем, принц и не спешил этого делать, Константинополь давно стал для него родным домом.
Орхан поприветствовал меня, а затем поклонился императору.
– Вы меня звали, государь?
Иоанн доброжелательно склонил голову в знак приветствия.
– Я рад, что вы нашли для меня время, принц. Теперь, когда все в сборе, я должен увериться, что все сказанное здесь не покинет стен этой комнаты.
Мы клятвенно заверили в этом императора, и тогда он продолжил:
– Сегодня поистине славный день, возможно, один из лучших в моей жизни! Чтобы он наступил, я трудился годами и, видит бог, претерпел многие унижения.
Иоанн взял одно из писем, лежащих на столе.
– Как я узнал, султан Мурад покинул Эдирне и отправился на войну с Караманом. На троне вместо него сидит его сын, слишком юный, чтобы представлять для нас угрозу. Вся власть находится в руках великого визиря – Халиля-паши, который всегда был настроен к нам миролюбиво. Я полагаю, надо использовать этот шанс с максимальной выгодой. Ты, Георгий, отправишься в Адрианополь в качестве моего посланника и будешь сообщать мне обо всем, что увидишь или услышишь при османском дворе. Вот эти письма ты передашь Халилю лично в руки.
