Дмитрий Ольшанский
Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход
Теперь на пути к берегам Черного моря нам осталось преодолеть последнее серьезное препятствие – крепость Варну.
* * *
7 ноября 1444 года
Матфей Асень оказался не так прост, как мы думали. Несмотря на свой довольно юный возраст, он имел большое влияние на греческую общину Болгарии и, поступив на службу к Владиславу после взятия Никополя, воспользовался своими связями. Благодаря его стараниям нам удалось занять целый ряд крепостей и городов, не встречая никакого сопротивления. Греки, составляющие большинство в этой части страны, сами расправлялись с османскими гарнизонами еще до момента, как наша армия появлялась на горизонте. Турки пытались подавить такие выступления, но силы были неравны, и вскоре стало ясно – северная Болгария окончательно сбросила с себя ярмо султана.
Владислав по достоинству оценил труды юноши и пожаловал ему чин капитана королевской армии. Я был доволен, что, кроме меня, у короля будет служить еще один грек, тем более уроженец Пелопоннеса. Мне было известно, что Матфей и сам давно не бывал на родине, поэтому мы часто предавались сладостным воспоминаниям о прекрасном крае, в котором прошло наше детство. Впрочем, война – не лучшее время для мечтаний, и о скором возращении домой думать было еще рано.
Вечером шестого ноября мы наконец услышали шум прибоя – Черное море было уже совсем близко, и ключом к нему служила прибрежная крепость Варна. Мощные каменные стены, глубокий ров и наверняка немалый гарнизон – все говорило, что битва за нее будет кровавой.
Разбив палатки вокруг города, Владислав созвал командиров на военный совет, но едва начавшееся обсуждение было прервано – запыхавшийся гонец сообщил, что в лагерь прибыла делегация посланников из Варны. Когда же король пригласил их и внимательно выслушал, стало ясно, что жители готовы покориться Владиславу при условии, что их жизни и имуществу не будет причинен ущерб. Король, разумеется, согласился, и уже вечером я стоял на крепостной башне, наблюдая за темно-синими волнами Черного моря. Мерный шелест прибоя навевал мне воспоминания о родном доме…
* * *
8 ноября 1444 года
Расположившись в Варне, Владислав стал готовить план грядущего наступления на юг – прямо в сердце Османской империи.
– Насколько мне известно, дорога на Адрианополь для нас открыта, и, если мы будем продвигаться без промедлений, столица падет к нашим ногам уже к середине декабря, – начал свою речь Хуньяди, разворачивая карту. – Правда, на этот счет у меня есть сомнения…
– Что же тревожит тебя, Янош? – спросил король.
– Меня беспокоит, что до сих пор мы не встречали серьезного сопротивления со стороны османов. Те города и крепости, что мы сумели захватить, зачастую охранялись небольшими и плохо обученными гарнизонами, однако и этого оказалось достаточно, чтобы причинить нам изрядный ущерб. А что в таком случае будет под стенами Адрианополя, на защиту которого поднимется вся регулярная армия Румелии, превосходящая нас числом и вооружением?
– Разве тебя это когда-то останавливало? – улыбнулся Владислав. – Турки уже не раз обладали перевесом в силах, но ты всегда одерживал над ними верх.
– Одно дело – драться на своей земле, а совсем другое – лезть зверю в логово, – возразил воевода. – Нам предстоит пройти свыше ста двадцати миль по территории врага, и на этом пути у нас не будет союзников, как это было раньше.
– Греки с готовностью поддержат наше дело! – выпалил Матфей Асень, который теперь получил право присутствовать на заседаниях военного совета.
– Не сомневаюсь, но греческих поселений на нашем пути будет не столь много, чтобы мы смогли рассчитывать на серьезную поддержку с их стороны, – ответил ему Хуньяди. – К тому же османы наверняка уже приняли соответствующие меры.
– Что же ты предлагаешь, воевода? – не вытерпел Владислав. – Не можем же мы отступить, когда до Адрианополя рукой подать?
Янош Хуньяди самодовольно оглядел присутствующих.
– Нет, отступать теперь было бы глупо, – сказал он. – Но идти на верную смерть – тоже не самый удачный выбор. Без своего султана османы наверняка соберут все свои силы под стенами столицы, а это, даже не считая ополченцев и наемников, без малого сто тысяч солдат. К слову, у нас в войске людей вчетверо меньше.
Воевода сделал паузу, чтобы все могли как следует взвесить его слова, и тут же продолжил:
– Тем не менее мы сможем взять столицу османов, если получится отвлечь часть их сил на юг.
– Каким же образом? – вступил в разговор валашский князь.
– В этом нам поможет наш старый и добрый союзник – предводитель албанцев Георгий Кастриоти-Скандербег. Я уже заручился его поддержкой, и он готов начать наступление.
По лицу Владислава пробежала тень недовольства.
– Янош, ты мне об этом ничего не сообщал.
– Простите, государь, я сознательно скрыл от вас эту информацию, – сказал воевода. – Скандербег хотел присоединиться к нашим войскам еще месяц назад, но Георгий Бранкович не позволил ему двигаться по территории Сербии, и ему пришлось возвращаться в Албанию.
– Бранкович запретил ему соединиться с моим войском? – удивился Владислав. – Но почему?
– Я говорил вам, что не стоит доверять сербскому деспоту. Он слишком многим обязан султану… Впрочем, сейчас наша главная задача – Адрианополь, и если Скандербег начнет свое наступление немедленно, я уверен, нам хватит сил взять османскую столицу и положить конец притязаниям султана на христианские земли в Европе.
Речь воеводы, как всегда, была убедительна, и все как один поддержали его план. Однако одобрительный гул неожиданно прервал валашский князь:
– Все это, конечно, звучит хорошо. Но что, если на помощь осажденному городу прибудет султан со всей своей анатолийской армией?
Янош перевел взгляд на сидящего в углу Джулиано Чезарини.
– Это вопрос к вам, Ваше Преосвященство, – язвительно проговорил воевода. – Вы, кажется, обещали, что нога турецкого султана не ступит на европейскую землю до тех пор, пока мы не возьмем Адрианополь?
Кардинал встал со своего места и подошел к столу. Горделиво вскинув подбородок, он произнес:
– Да, я действительно говорил об этом и повторю еще раз. Венецианский флот, посланный нам в помощь Его Святейшеством, перекрыл Босфор, и теперь ни один турецкий солдат не сможет перебраться из Азии в Европу без нашего позволения.
– А если султан найдет другой способ для переправы? – вновь спросил Дракул.
– Какой же? – удивленно развел руками Чезарини. – Если только он не умеет плавать как рыба или за это время не отрастит себе крыльев, ему никогда не пересечь пролив. В этом я полностью убежден.
– В таком случае я поддерживаю твой план, Хуньяди, – сказал, вставая, валашский князь. – Мой сын Мирча прибудет завтра со свежими подкреплениями, думаю, тогда мы и будем выступать.
Предложение Дракула было одобрено всеми, и на этом совещание завершилось. Владислав сразу же поспешил в свои покои, где его давно дожидалась прекрасная дочь коменданта крепости, Хуньяди по привычке отправился проверять караулы, а валашский господарь исчез неизвестно куда. Оставшись в одиночестве, я решил немного побродить по замку. Солнце давно уже скрылось за горизонт, и ночь неуклонно вступала в свои права. Со стороны моря дул сильный, пронизывающий ветер, доносивший запах водорослей. Завернувшись в теплый плащ и усевшись на камни, я закрыл глаза и мысленно вернулся в Патры, в свой родной дом, стоявший на берегу вечно неспокойного моря и навсегда покинутый мной и моими родными. Воспоминания сменялись одно другим, и я уже было провалился в спокойный и безмятежный сон, как вдруг услышал шаги. Открыв глаза, я заметил Матфея Асеня. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и не сводил с меня глаз.
– Что ты делаешь здесь в такой час? – спросил я.
– Хотел поговорить с тобой без свидетелей, Константин, – ответил он.
Тревожное предчувствие овладело моей душой, и я на всякий случай нащупал рукоять кинжала, подаренного мне королем Владиславом.
– Почему такая секретность?
– Секретность нужна не мне, а тебе, – ответил юноша. – Ведь разговор пойдет о твоей семье.
Услышав это, я едва не лишился дара речи, впрочем, Асень не позволил мне задать ни единого вопроса и продолжил говорить как ни в чем не бывало.
– Твой отец разыскивает тебя. Он знает, что ты жив.
Я глубоко вздохнул, подавляя растущее волнение.
– Мой отец… С ним все в порядке? Это он отправил тебя ко мне?
– С ним все хорошо, но не спрашивай меня о большем, – качнул головой Матфей. – Я служу другому человеку, который, судя по всему, к тебе благосклонен.
У меня было еще много вопросов, но я не стал торопиться.
– Пусть ни отец, ни твой хозяин не беспокоятся. Едва Владислав закончит эту войну, я вернусь на Пелопоннес.
Матфей Асень снова покачал головой.
– Как раз этого делать не нужно, – произнес он. – У тебя слишком много врагов, Константин, и мне кажется, что весть о твоем возвращении на родину придется им не по вкусу.
– Я не боюсь умереть!
На лице Матфея появилась усмешка. Теперь он казался намного старше и мудрее своих лет.
– Храбрость – хорошее качество, но не надо путать ее с глупостью, – спокойно произнес он. – Если ты желаешь умереть – возвращайся на Пелопоннес, а если все-таки хочешь увидеть семью, тогда поезжай в Константинополь.
Слова Матфея лишь порождали новые вопросы.
– Почему ты помогаешь мне?
– Я лишь исполняю поручение, – пожал плечами Асень. – Впрочем, мы во многом похожи – оба изгнанники, и оба под страхом смерти вынуждены скрывать свои настоящие имена. Но придет время, и мы заберем то, что нам положено по праву рождения.
Сказав это, он похлопал меня по плечу и пошел прочь. Звук его шагов быстро потонул в шуме морского прибоя.
* * *
Мирча
Мирча во весь опор гнал коня по извилистой лесной дороге. Княжич был отменным наездником, с самого раннего детства отец учил его держаться в седле. Теперь от этого умения зависела не только жизнь самого Мирчи, но и десятков тысяч других.
Он оглянулся. Погоня, кажется, отстала, но нельзя было сказать об этом наверняка – сгустившаяся тьма могла легко обмануть даже самый зоркий глаз. Княжич поднял голову к небу и в сотый раз возблагодарил Бога – без его помощи ему бы никогда не выбраться из той жуткой передряги, в какую попал его небольшой отряд. Теперь все его спутники, скорее всего, мертвы, а если кому и довелось уцелеть… Что ж, лучше бы им тоже поскорее принять смерть, ибо ожидающая их участь была весьма печальна.
Мирча прикрыл глаза, стараясь восстановить в голове картину произошедшего. Он помнил, как запыхавшийся Хенрик, его оруженосец, ворвался в пиршественный зал, заявив, что видел неподалеку от замка небольшой отряд турок. Помнил, как вместе с двумя дюжинами добровольцев выехал за пределы крепости и отправился прочесывать ближайшие леса, полагая, что это будет лишь обычная прогулка. Помнил он и полчища турок, которые налетели так неожиданно и стремительно, что многие из его товарищей даже не успели коснуться эфесов своих мечей, как были изрублены на куски саблями. Бедный Хенрик упал с лошади, нашпигованный десятком стрел, а верный Михай, грудью бросившись на защиту княжича, успел зарубить несколько вражин, прежде чем чье-то копье насквозь пробило его нагрудник. Сам Мирча спасся только чудом. Погнав коня прямо на турок, он смял нескольких супостатов и не оглядываясь галопировал до тех пор, пока его преследователи окончательно не отстали.
Немного переведя дух и оглядевшись по сторонам, Мирча понял, что заблудился. Солнце уже клонилось к закату, и нужно было отыскать дорогу в крепость до того, как тьма окутает все вокруг, тем более что здешние леса, похоже, вовсю кишели турками.
Заприметив вдалеке небольшое взгорье, Мирча направился к нему и, взобравшись наверх, внимательно осмотрелся вокруг. Далеко на западе можно было разглядеть купола храма святого Марка, который находился неподалеку от вверенного ему замка. Обрадовавшись своему открытию, Мирча хотел было уже пуститься в путь, но тут его опытный глаз охотника заприметил кое-что еще. От увиденного кровь застыла в жилах княжича. Он не мог поверить, что видит эту картину наяву, однако внимательно присмотревшись, Мирча, к своему ужасу, понял, что не ошибся.
С юга двигалось, а точнее разливалось огромное живое море. Поднимая тучи пыли, оно спускалось с гор, покрывало холмы, заполняло долину и текло дальше, не имея ни конца, ни края. За свою жизнь Мирча успел повидать немало, но такое гигантское скопление людей, лошадей и повозок он наблюдал впервые. Нечего было и думать, чтобы подсчитать даже приблизительную численность этого воинства, ибо солдат там было что звезд на небе. Мирча как завороженный следил за этим бесконечным человеческим потоком, пытаясь разглядеть знамена и другие атрибуты наступающей армии, но сумерки постепенно сгущались, и увидеть что-либо, кроме черной движущейся массы, теперь было невозможно.
Княжич пришпорил своего коня и поспешил на север. Он понимал, что от него теперь зависит очень многое…
* * *
В Варну Мирча прибыл с первыми лучами солнца. Он скакал всю ночь, но усталости практически не чувствовал. Оставив коня на попечение Гавриила, главного отцовского конюха, княжич сразу же направился в покои валашского господаря.
Влад Дракул к тому времени уже проснулся и в одиночестве доедал свой завтрак – кашу с медом и изюмом, когда в комнату влетел Мирча. Князь тут же прервал свою трапезу и изумленно воззрился на сына.
– Ты почему здесь? – непонимающе спросил он. – Мы ждали тебя только к вечеру…
– Нет времени объяснять, отец! – перебил запыхавшийся Мирча. – Ты должен немедленно отвести меня к королю, у меня для него есть важные новости.
* * *
– Турки, говоришь? – с сомнением в голосе произнес Янош Хуньяди. Он никак не мог в это поверить. – И сколько же их?
– Им нет числа, – отвечал Мирча. – Легче сосчитать капли в океане, чем людей в этом войске.
– А не лжешь ли ты? – прищурившись, спросил воевода.
– Мой сын не лжет! Никогда! – вступился Влад Дракул. – Он, быть может, еще юн, но далеко не глуп, чтобы такие шутки с нами шутить.
В зале воцарилась напряженная тишина. Рассказ княжича поверг многих в смятение, ведь никто не ожидал, что османы окажутся здесь, под самым носом, да еще и в таком количестве.
– Если твой сын действительно не лжет, значит, тут есть лишь одно объяснение: султан каким-то образом сумел перевезти свои войска через Босфор, – медленно проговорил Хуньяди.
– Такого не может быть! – оживился Чезарини. – У турок слишком мало кораблей, чтобы прорвать нашу блокаду! Не могли же они перелететь по воздуху, в самом деле!
Янош с горькой ухмылкой посмотрел на кардинала.
– Флот у султана невелик, это верно, зато достаточно золота. А оно, как известно, может творить и не такие чудеса.
Чезарини облизал пересохшие губы, готовясь дать ответ на усмешку воеводы, но тут вмешался Владислав.
– Нет сомнений, что султан сумел перебросить свои войска через Босфор, ибо кто еще мог привести такую огромную армию? – с легким раздражением произнес он. – Но не столь важно, как это произошло. Сейчас гораздо важнее решить, что нам делать дальше.
Тут поднялся Янош Хуньяди:
– Дорога до Адрианополя – ужаснее и тяжелее любой возможной битвы. Османы опять бы заставили нас идти по выжженной земле, изматывая ночными нападениями и вылазками. Даже покорив их столицу, мы не смогли бы сокрушить их мощь, и вскоре султан вернул бы утраченные территории. Но теперь сама судьба дает нам шанс положить конец турецкой угрозе на многие десятилетия вперед!
Воевода прошелся по залу, вглядываясь в лица своих офицеров, затем бросил взгляд на короля и продолжил:
– Султан идет сюда со всей своей армией, надеясь задавить нас числом. Тем лучше! Нам не придется гоняться за ним по всей Румелии! Разрешим все наши споры здесь, у стен Варны!
Владислав задумчиво опустил голову и глухо произнес:
– Но у нас слишком мало людей, сможем ли мы выстоять?
В ответ воевода обнажил свой клинок.
– Этот меч прослужил мне много лет и еще ни разу не подводил в бою. Я уверен, что он не подведет меня и впредь, а теперь скажите, государь, разве я когда-нибудь подводил вас, давал дурной совет или указывал неверный путь?
Владислав покачал головой.
– В таком случае собирайте людей! – провозгласил воевода, убирая меч в ножны. – Султан идет сюда со всей своей свитой, и мы должны оказать ему достойный прием!
Глава 24
Халиль-паша
Подготовка к войне
Визирь нервно бродил по залам дворца, ожидая известий из Анатолии. Прошло уже две недели с тех пор, как его брат Махмуд отправился к султану, чтобы сообщить о новом вторжении крестоносцев. С собой он вез письмо от Мехмеда, который просил своего отца как можно скорее вернуться для защиты столицы. Написанное рукой наследника, это послание от начала и до конца было продиктовано Халилем, который как никто другой осознавал опасность, нависшую над Османским государством.
Впрочем, Мехмед был уверен в своих собственных силах и желал разделаться с крестоносцами самостоятельно.
– Я лично поведу армию против неверных, – заявил Мехмед на заседании совета, однако Халилю такая идея пришлась не по душе.
– В первую очередь мы должны думать о защите столицы, – сказал он. – Янош Хуньяди – опытный командир и наверняка воспользуется любой нашей оплошностью. А сражаться с ним сейчас, когда большая часть нашего войска находится в Анатолии, – это безумие!
Сановники дружно поддержали первого визиря, и Мехмеду вновь пришлось отступить. Принц уже давно не чувствовал поддержки среди своих придворных и прекрасно понимал, что реальной власти не имеет. Османская аристократия, во главе которой сейчас стоял Халиль, была сильна и не переставала вмешиваться в дела империи. Даже всемогущий отец Мехмеда, султан Мурад, был вынужден согласовывать с ними многие свои решения. Именно знать контролировала все финансовые потоки в государстве, регулярно пополняя казну правителя, оплачивая военные и другие расходы падишаха. Мурад никогда не брезговал занимать деньги и у самого визиря, впрочем, возвращать долги он не спешил, а тактичный Халиль никогда не напоминал ему об этом, выдавая своему повелителю очередную крупную сумму на текущие нужды.
Мехмед уже успел осознать, сколь опасно для него такое положение дел, ведь не имея рычагов влияния на своих приближенных, невозможно управлять государством. Сложившуюся систему нужно было срочно менять, но для этого он должен стать по-настоящему сильным правителем. Сокрушить старый порядок, чтобы выстроить новый – вот что отныне двигало молодым принцем, но он знал, что время для этого еще не пришло.
Тем временем столица вовсю готовилась к осаде. Рабочие, согнанные сюда со всех окрестных областей, трудились день и ночь, возводя новые укрепления и копая гигантский ров, который вскоре был до краев наполнен водой из протекающей возле города реки. В Эдирне свозили бесчисленные припасы и оружие, сюда же, захватив с собой весь свой нехитрый скарб, бежали жители соседних деревень. Халиль пристально следил, чтобы вновь прибывшие не сеяли панику среди жителей города – недавние погромы, приведшие к казни персидского еретика, и так обошлись казне слишком дорого.
На Балканах тем временем продолжало бушевать восстание принца Орхана. В большинстве случаев власти оказались не в силах совладать с толпами взбунтовавшегося народа и умоляли султана прислать регулярные войска. На этот призыв явился безжалостный Шехабеддин, который менее чем за месяц очистил от мятежников всю Румелию. Потеряв всех своих людей, Орхан поспешил вновь укрыться за неприступными стенами Константинополя. Узнав об этом, Шехабеддин пришел в небывалую ярость. По его приказу несколько греческих деревень были стерты с лица земли, а дорогу украсили колья с еще трепыхавшимися телами.
Но даже жестокое подавление мятежа не могло ничего изменить, и с наступлением октября положение империи стало еще хуже. Крестоносцы брали один город за другим, убивая всех мусульман на своем пути, а их армия тем временем продолжала прирастать все новыми добровольцами. Восстания гремели уже по всей Болгарии, и турецкие войска были не в силах контролировать эту территорию. Комендант Никополя Фейриз-бей, предчувствуя скорую осаду своей крепости, умолял визиря прислать ему свежие подкрепления, но Халиль ничем не мог ему помочь – он сам остро нуждался в людях.
Единственное, что могло хоть как-то исправить ситуацию – это немедленное возвращение султана из Анатолии. Но ответа от Мурада до сих пор не было, и визирь не знал, получил ли повелитель его послание.
«Махмуд давно уже должен был вернуться, – переживал Халиль. – Не приключилось ли с ним чего?» Эти мысли визирь старательно гнал от себя, но они возвращались снова и снова, подобно надоедливой мошкаре.
Но все опасения оказались напрасными – Махмуд вскоре вернулся из своего долгого путешествия и привез с собой ответ падишаха. Распечатывая письмо, Халиль был уверен, что отныне большая часть его проблем останется позади. Но он ошибался.
* * *
«Сын, мой! – такими словами начиналось письмо падишаха. – Покинув Эдирне, я передал тебе в управление свое государство, и отныне его судьба находится целиком в твоих руках. Ты больше не принц, ты – государь, а первейший долг любого государя – защищать свои земли и свой народ. Сумей же и ты сделать это, как делал перед этим я и все твои славные предки».
Это был отказ. Мурад хотел, чтобы его сын сам справился с крестоносцами, доказав право занимать османский престоле. Но Халиль знал, что Мехмед не способен в одиночку справиться с этой угрозой. Опрометчивое решение султана могло обернуться страшными последствиями для всей империи…
– Нам нужно любой ценой убедить вашего отца вернуться из Анатолии, – неустанно твердил Халиль, обращаясь к принцу. – Вы и сами должны понимать, что от этого зависит будущее империи. Я попробую составить еще одно письмо…
– Нет, – твердо прервал визиря Мехмед. – Я сам продиктую ответ отцу.
Вызвали придворного кятиба69, и Мехмед, недолго думая, начал диктовать:
«Отец! Я знаю, что долг правителя – защищать своих подданных, но твои подданные до сих пор считают правителем тебя. Если это так, тогда приходи и защити их! Если же ты в самом деле считаешь правителем меня, то как правитель я приказываю тебе прийти и защитить их!»
Мехмед помолчал несколько секунд, над чем-то размышляя, а затем произнес:
– Это все, запечатайте и отправьте с гонцом.
Писарь покосился на Халиля, и тот коротко кивнул. Лучше написать, пожалуй, не мог и он сам.
* * *
На этот раз Махмуд принес добрые вести. Письмо Мехмеда, похоже, произвело впечатление на султана. Он, спешно заключив перемирие с беем Карамана Ибрагимом, повернул свои войска на запад и быстрым маршем двинулся к Босфору. Тут, правда, возникла еще одна трудность – пролив оказался перекрыт огромным христианским флотом. Решение этой проблемы взял на себя Халиль.
Великий визирь знал, что охрану Босфора взяли на себя венецианцы – союзники крестоносцев и Владислава. Их флот был силен, однако неподалеку находилась не менее внушительная эскадра кораблей из Генуи. Хотя генуэзцы сохраняли нейтралитет, их давняя вражда с Венецией была всем хорошо известна. Этим и воспользовался визирь.
Он предложил капитанам генуэзских судов щедрую плату за каждого османского солдата, которого перевезут через Босфор. Прельщенные выгодным предложением, они быстро согласились, и тогда Халиль заплатил еще и некоторым венецианцам, рассчитывая, что те не станут препятствовать переброске султанских войск.
Теперь, стоя на западном берегу пролива, он с удовлетворением наблюдал, как его план воплощается в жизнь. Некоторые христианские корабли попытались помешать генуэзцам осуществить задуманное, однако турки открыли по ним такой шквальный огонь из пушек, что европейцы были вынуждены быстро отступить.
Когда султан вступил на землю Румелии, Халиль упал к его ногам:
– Я счастлив, что вы вняли моим словам, повелитель, – пролепетал визирь. – Без вас мы все пребывали в глубоком смятении.
– Брось это, Халиль, – Мурад поднял визиря с земли и похлопал того по плечу. – Лучше поведай мне обо всем, что у вас здесь происходило. Особенно хочу услышать о сыне.
Рассказ визиря занял почти всю дорогу до Эдирне, за все это время Мурад не проронил и двух слов, а когда Халиль закончил, султан и вовсе замолчал, погрузившись в свои мысли. Лишь когда процессия достигла столицы, лицо Мурада прояснилось. Люди высыпали за стены города, чтобы приветствовать своего владыку. Среди бесчисленной толпы то и дело попадались паши, беи, улемы, купцы и янычары. Не было здесь только Мехмеда.
Принц встретил отца во дворце. Неуверенно подойдя к султану, он поклонился, ожидая, что тот обрушится на него с гневной речью. Но Мурад заключил сына в объятия, после чего назидательно сказал:
– Последний раз я пришел тебе на помощь, Мехмед. После этого похода я удаляюсь в Манису, и отныне ты будешь рассчитывать только на свои силы.
Мехмед молча кивнул.
–Запомни, – продолжил султан. – Если мне еще хоть раз придется вернуться в Эдирне во главе войска, ты лишишься своего трона навсегда.
– Я не разочарую тебя, отец. Обещаю, – напыщенно произнес принц. – Но мне хотелось самому отправиться в поход против неверных…
– Нет! Тебе надлежит остаться здесь, – категорично ответил султан. – Никто не знает, чем закончится моя встреча с Владиславом, и, если удача отвернется от меня, тогда ты продолжишь борьбу.
* * *
Султан не стал долго ждать и спустя три дня выступил в путь. На этот раз Халиль отправился вместе с ним, оставив Мехмеда под надзором своего верного друга Исхака-паши.
Многотысячное войско змеей продвигалось на северо-запад, туда, откуда приходили ужасные известия о взятии и разграблении османских крепостей, о казнях и издевательствах над правоверными мусульманами. Ненависть к крестоносцам росла день ото дня, как и число добровольцев, тоненькими струйками вливающихся в огромную реку султанской армии.
Сам Халиль ехал верхом позади султанского эскорта. Слабые лучи осеннего солнца ласкали его иссеченную морщинами кожу. Да, он был уже далеко не молод, но сейчас его кровь, как и прежде, клокотала в жилах. Визирь смертельно устал от дворцовых интриг, скучных государственных отчетов, заискивающих вельмож и был готов скорее сложить свою голову на бранном поле, чем вернуться назад в однообразные серые будни. А ведь когда-то Халиль был ловок и силен, не раз он возглавлял атаку на врагов и крушил их нестройные ряды. За непревзойденную храбрость султан Мехмед, отец нынешнего падишаха, вручил ему золотую саблю, которую Халиль до сих пор бережно хранил в своем имении. Но те времена давно прошли, и визирь стал потихоньку забывать вкус битвы, азарт боя, холодные ночи под открытым небом и скромный ужин в окружении боевых товарищей… Эх! Какое замечательное это было время!
– Приветствую тебя, визирь! – неприятный, но знакомый голос безжалостно вырвал Халиля из забвенья. – Решил наконец покинуть столицу?
Халиль машинально обернулся, хотя уже знал, кого он там увидит. Верхом на гнедом жеребце ехал Заганос, а на его почерневшем от долгого пребывания в ссылке лице играла ехидная улыбка. Он исхудал, в его бороде появились серебряные нити, но глаза пылали лихорадочным блеском, как у человека, готового на все ради своей цели. Халиль инстинктивно почувствовал, что из своего изгнания он вернулся еще более опасным врагом.
– Ты тоже здесь? – настроение визиря испортилось за одно мгновение, но он старался скрыть свое негодование, смешанное с удивлением. – Мне казалось, что ты должен быть сейчас в Анатолии. Я ведь отправил тебя туда защищать восточные границы нашей империи.
– Повелитель поручил мне выполнить одну важную миссию здесь, в Румелии, а заодно позволил присоединиться к походу против крестоносцев. Иншаллах70, мы проучим этих неверных псов.
– Иншаллах, – отозвался Халиль. – Ну а после ты опять вернешься в Анатолию?
– Нет, султан хочет, чтобы я остался возле Мехмеда в столице, – глаза Заганоса торжествующе сверкнули. – Его сын по-прежнему нуждается в наставнике, так что теперь мы будем видеться чаще.
Визирь скрежетнул зубами. Сослав Заганоса в отдаленную восточную провинцию, он думал, что смог отделаться от него навсегда! Но этот негодяй каким-то образом смог втереться в доверие к султану и вновь заслужить его благосклонность. Что ж, покончить с ним можно и после, главное – не совершать прежних ошибок и действовать наверняка.
В таких делах у Халиля уже был немалый опыт.
* * *
Османское войско длинной ощетинившейся копьями колонной медленно ползло на север. На середине пути оно пополнилось двадцатью тысячами румелийских солдат под предводительством Шехабеддина-паши. Халиль слышал о его победах над мятежниками, но ведь одно дело – драться с почти безоружными голодными крестьянами, а совсем другое – встретиться в бою с закованными в сталь и хорошо обученными рыцарями Яноша Хуньяди, которые прежде не знали поражений.
О тайных делах евнуха визирь так и не сумел ничего разузнать. Видимо, гибель верного слуги заставила Шехабеддина проявлять еще большую осторожность. Так или иначе, Халиль приказал Ибрагиму возвращаться в столицу – для него имелись важные поручения, а секреты нечистого на руку евнуха могут и подождать.
В первых числах ноября султанская армия вышла к границам Болгарии. Погода к этому времени испортилась окончательно – целыми днями лил сильный холодный дождь, превращая дороги в вязкое, непроходимое болото. Лишь по утрам, когда первые заморозки сковывали землю льдом, турки могли передвигаться без осложнений. По пути то и дело попадались колонны беженцев, которые спешили покинуть охваченный войной край. Завидев османов, многие тут же разбегались, однако были и те, кто приветствовал султана и его воинов как освободителей.
Перед глазами Халиля представала картина ужасающего запустения: они проезжали через покинутые жителями деревни, мимо разрушенных мечетей и неубранных полей. Страшно представить, что ждало этот край с наступлением холодов!
– Вот видишь, к чему привели переговоры с христианами, – хмуро сказал султан, глядя на очередное сгоревшее селение, в котором они остановились на ночлег. – Эти псы не побоялись даже своего бога, нарушив священную клятву. Как можно теперь доверять им?
– Владислав уже наказан за свой подлый поступок, – вкрадчиво проговорил великий визирь. – Отныне и навсегда он останется лжецом и предателем как в глазах правоверных, так и в глазах христиан. Его слову больше никто не поверит.
– Этого мало! – вскричал Мурад. – Я хочу, чтобы он преклонил передо мной колени и вымаливал прощение за свои грехи.
– У нас есть враг куда опаснее Владислава, – напомнил визирь. – Без Яноша Хуньяди польский король никогда бы не решился на новый поход. Этот венгр необычайно удачлив и безусловно талантлив. Лишившись его, крестоносцы тут же разбегутся.
