Дмитрий Ольшанский
Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход
– Как прикажете, – сказал я.
– Что касается вас, – император перевел взгляд на Орхана. – Думаю, что пришло время наладить контакты с вашими друзьями в Румелии.
Слова императора явно не понравились Орхану.
– Вы хотите, чтобы я поднял мятеж против султана? – нахмурился он. – Я не могу пойти на такое, даже с учетом того, что Мурад повинен в смерти моего отца!
– Нет, – спокойно возразил Иоанн. – Я просто хочу, чтобы турецкая знать не забывала, что есть еще один наследник османской крови. Вспомните, какая судьба постигла вашего отца и деда. Султан Сулейман был мудрым правителем, но его предательски убил его собственный брат. Ваш отец был храбрым воином, который никогда не прятался за чужими спинами, но враги предали его жуткой смерти. Вы законный претендент на османский трон, но живете на правах пленника в чужом государстве, а султан готов заплатить любые деньги, лишь бы о вас не вспоминать. Я счастлив, что Константинополь стал для вас родным домом, но разве вы не желаете справедливости для себя и своего рода?
– Важно, какой ценой покупается эта справедливость, – резонно заметил Орхан. – Я слишком хорошо знаю тех, кто сейчас заправляет в Османском государстве, и уверен, что они не оставят мое появление без ответа.
– Скоро у них появятся другие заботы, – заверил принца Иоанн. – Поэтому, если вы собираетесь вернуться на родину, лучшего времени, чем сейчас, найти будет трудно.
Орхан задумчиво глядел в пустоту. Он понимал, что от его решения могут зависеть судьбы очень многих людей, и потому не спешил отвечать. Что касается меня, я видел, какую опасную игру затеял император, и догадывался о последствиях, ожидающих Константинополь в случае неудачи.
– Хорошо, – решился наконец Орхан. – Что я должен буду сделать?
Глава 20
Август 1444 года
Клятвопреступник
Beati pacifici, quoniam filii Dei vocabuntu.
(Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими)
Евангелие от Матфея (5-я глава, стих 9)
3 августа 1444 года
Утром в венгерский город Сегед прибыла пестрая делегация османских послов во главе с личным представителем султана – Сулейманом Балтоглу, выходцем из болгар, который еще в детстве был обращен в магометанскую веру. Его миссия заключается в окончательном закреплении условий мирного договора, подписанного в Адрианополе два месяца назад. Сюда же накануне прибыл и сербский деспот Георгий Бранкович, чтобы получить от турецких переговорщиков ключи от причитающихся ему по договору крепостей.
* * *
5 августа 1444 года
Сегодня османские послы предстали перед королем Владиславом. На приеме присутствовали многие знатные вельможи Венгрии, Польши и Сербии. Янош Хуньяди в серебряных зерцальных доспехах, изготовленных специально для этого случая, все время находился подле короля и буравил турецких послов острым, проницательным взглядом. Сам король Владислав выглядел весьма внушительно. Он был облачен в небесно-голубую тунику с вышитым золотыми нитями двойным крестом – символом королевского дома. Плечи венгерского правителя прикрывала бархатная накидка, подбитая мехом горностая, а голову украшала увесистая золотая корона, инкрустированная множеством драгоценных камней.
Среди собравшихся я не увидел лишь кардинала Чезарини. Он наотрез отказался присутствовать на переговорах с турками и призывал страшные проклятия на головы тех, кто ратует за скорейшее перемирие. Вместо него в зале находились два кардинала, присланных из Рима.
Когда в зале воцарилась тишина, османский посланник Сулейман Балтоглу, молодой и пышущий здоровьем юноша, выступил вперед и обратился ко всем собравшимся:
– Великий падишах, да продлит Аллах его годы, направил меня сюда, чтобы я мог говорить его устами и от его имени!
Голос Сулеймана немного дрожал от волнения, но было видно, что этот турок упивается оказанной ему великой честью.
– Знайте же, султан не хочет войны ни с кем из вас, – продолжил Балтоглу. – Он подтверждает все принятые ранее договоренности и клянется на Коране, что будет неукоснительно соблюдать каждый пункт мирного соглашения.
Турецкий посол сделал небольшую паузу.
– Если вы по-прежнему хотите мира, наш государь готов жить с вами в дружбе и согласии. Он обещает воздержаться от любых военных походов в ваши земли на ближайшие десять лет. Если же вы не принимаете эти условия и полагаете, что война – это лучшее решение… – продолжил он и обвел всех присутствующих взглядом. – Тогда великий падишах заверяет вас: его воины готовы к битве и ждут лишь приказа своего повелителя. Приходите и сражайтесь! Пусть в таком случае Всевышний определит победителя!
В заключение посол добавил:
– Мой повелитель грозен к врагам, но щедр к своим друзьям. В знак своих добрых намерений и независимо от исхода наших переговоров падишах направляет вам эти скромные дары.
«Скромные дары» вносили в течение получаса, и вскоре вокруг королевского трона выросла настоящая пирамида из золотых украшений, оружия, тканей, шкатулок и прочих поражающих воображение драгоценных вещиц.
Владислав был приятно удивлен такими подарками и, поблагодарив посла, сам взял слово:
– Ваш государь поступил мудро, согласившись на эти переговоры, и со своей стороны мы хотим заверить султана, что условия договора нарушаться не будут.
Но османскому послу такого заверения оказалось мало.
– Как известно, султан принес клятву на Коране, – произнес Балтоглу. – Он надеется, что и вы, Ваше Величество, соизволите подкрепить свои слова на Библии.
В зале послышался недовольный ропот, все взгляды устремились на короля. Но Владислав ответил все с той же добродушной улыбкой:
– Разумеется, я сделаю это. Пока же следует завершить все формальные процедуры. Надеюсь, вы наделены необходимыми полномочиями?
– Да. Падишах позволил мне говорить от его имени и удостоверять договоры своей подписью.
– Хорошо. Тогда завтра же и приступим.
* * *
10 августа 1444 года
Переговоры продолжаются, однако уже ясно, что в окружении Владислава слишком много противников любых мирных соглашений с султаном. Воинственные настроения подпитывают люди Чезарини, которые открыто призывают не вступать ни в какие унизительные переговоры с османскими варварами и как можно скорее продолжить угодное Богу дело по освобождению балканских христиан от мусульманского ига. Вдобавок пришло послание из Венеции, сенат которой пообещал прислать на помощь свой военный флот в случае, если Владислав вновь решится бросить вызов султану.
Очевидно, что подобные настроения не слишком благотворно сказывались на переговорном процессе. Едва прикрытая враждебность к турецким посланникам со стороны двора провоцировала ответную реакцию, и Сулейман Балтоглу, несомненно, чувствовал, что его миссия может оказаться под угрозой. Он старался как можно скорее уладить оставшиеся противоречия и покинуть эти недружелюбные земли. С ним был полностью солидарен сербский правитель Георгий Бранкович, для которого это мирное соглашение могло стать решением многих накопившихся проблем. Что касается Яноша Хуньяди, то он, как всегда, делал вид, что его исход этих переговоров вовсе не волнует.
День за днем продолжается эта скрытая борьба, участники которой используют все свое влияние на Владислава, чтобы убедить его в правильности своей позиции. Тем не менее переговоры подходят к концу, и, похоже, ничто уже не сможет помешать им завершиться успешно.
* * *
14 августа 1444 года
Сегодня мне удалось поговорить с Яношем Хуньяди по поводу своего возвращения на родину. Он сильно удивился, услышав мою просьбу, но не стал ни о чем расспрашивать и дал свое согласие. Теперь осталось дождаться окончания переговоров, и я наконец вернусь домой, что бы там меня ни ожидало.
* * *
15 августа 1444 года
Перемирие сроком на десять лет подписано!
Эта новость пришлась по вкусу далеко не всем, но теперь ничего нельзя изменить. Король Владислав, как и обещал, поклялся на Библии, что будет свято соблюдать все условия мирного соглашения и не посмеет нарушить его до тех пор, пока султан поступает подобным же образом.
На пиру, устроенном в честь этого события, больше всех веселилась турецкая делегация. Для еще довольно молодого Сулеймана Балтоглу это было первое серьезное поручение от султана, и теперь он наверняка мог рассчитывать на благоволение своего господина. Георгий Бранкович также был доволен проделанной работой. Он не раз лично встречался с османскими посланниками и смог выторговать настолько щедрые условия для своей страны, что многие теперь подозревали его в тайном сговоре с султаном.
Янош Хуньяди тоже присутствовал на этом пиру. Как верный вассал, он занимал место подле короля Владислава, однако все уже успели заметить – именно этот человек держит в своих руках власть над Венгерским королевством.
Имея непререкаемый авторитет среди войска, он с его помощью быстро подчинил себе всех местных банов65 и дворян, которые под нажимом воеводы выбрали Владислава своим королем. Другой претендент на престол – малолетний Ласло – вместе со своей матерью бежал в Чехию, где получил поддержку германского короля Фридриха, давнего противника Хуньяди.
От всех этих передряг воевода выглядел усталым, однако чувства его были обострены до предела, и ни одна деталь не могла укрыться от его проницательного взора. Хуньяди привык быть настороже, ведь от этого зависела не только его собственная жизнь, но и жизнь короля, которого он, похоже, любил как собственного сына.
Владислав, возможно, не подозревал, сколь многим приходилось рисковать воеводе, чтобы он мог восседать на своем высоком троне. В лице Хуньяди юный король обрел надежную опору, до тех пор, пока этот гениальный полководец жив, немногие осмелятся тревожить пределы его государства.
Пир затянулся на всю ночь, и лишь в самом его конце Владислав подозвал меня к себе.
– Я слышал о твоем намерении вернуться на родину, – сказал король. – Не могу одобрить его, но и не собираюсь удерживать тебя насильно. Поезжай, если хочешь, но, надеюсь, ты все же вернешься?
Этот вопрос поставил меня в тупик, ведь о возвращении обратно я даже не помышлял. Заметив мое замешательство, Владислав произнес:
– Я благодарен тебе за верную службу и обещаю, что при моем дворе ты всегда сможешь найти теплый прием. В любом случае место в гвардии по-прежнему остается за тобой.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – склонив голову, произнес я. – Но мне и самому неизвестно, чем может закончиться мое путешествие. Если судьба будет ко мне милосердна – я очень скоро вновь предстану перед вами.
Король кивнул.
– Быть может, тебе нужна какая-нибудь помощь? – поинтересовался владыка. – Мои возможности довольно велики.
– Если позволите, я бы хотел взять с собой друга – Джакобо, он сейчас также состоит в вашей гвардии.
Было видно, что моя просьба пришлась Владиславу не по душе, однако он не стал препятствовать.
– Я даю свое согласие, хотя терять таких прекрасных воинов мне бы не хотелось, – покачал головой король. – Когда собираетесь в путь?
– Через два дня, если это возможно.
– Нет, повременим немного, – задумчиво сказал Владислав. – Отправляйтесь на следующей неделе. Ситуация сейчас слишком непредсказуемая…
Последние слова король проговорил как бы для себя, а затем спросил:
– Думаю, тебя это не затруднит?
– Ни в коем случае, – ответил я.
– Вот и хорошо, – закончил разговор Владислав и отправился к своим гостям.
«Неделя – не такой большой срок, – подумал я. – Король мог и вовсе отказать в моей просьбе».
* * *
Запись, сделанная позднее:
«Если бы я только знал, чем обернется для меня это промедление».
* * *
20 августа 1444 года
На следующий день после подписания мирного договора османские послы покинули Сегед. Вместе с ними уехал и Георгий Бранкович, намереваясь поскорее вступить в права на своих новых владениях.
В опустевшем замке остались только люди Яноша Хуньяди и Владислава. Начиналась мирная жизнь, не свойственная воякам вроде нас с Джакобо, и потому мы целыми днями маялись от безделья, мечтая поскорее отправиться на Пелопоннес.
С каждым днем мое волнение все возрастало – уже восемь лет я не видел свою семью и почти ничего не знал о ее судьбе. Сейчас мне выпал шанс вернуться, но принесет ли эта поездка пользу тем, кого я так люблю? Что ждать мне от встречи с родными: теплых объятий или ледяного презрения? Для многих родственников я давно мертв, и, возможно, так лучше для всех… Но я все равно должен увидеть их, хотя бы издалека! Этому желанию нельзя было противостоять, и пусть оно запросто могло привести меня к гибели, но я ни на секунду не усомнился в правильности своего решения.
Пока я размышлял, Джакобо пытался подсчитать, сколько он сможет заработать на своем кровавом ремесле. На Пелопоннесе сейчас шла ожесточенная борьба между ромеями, латинянами и османами. Каждая из этих сторон наверняка обрадуется профессиональным наемникам вроде нас. Однако мне его затея не понравилась.
– Сколько мы уже воюем, Джакобо! – вдруг воскликнул я, обуреваемый непонятным рвением. – Неужели тебе никогда не хотелось заняться чем-нибудь другим? Посуди сам, что мы видели за все эти годы? Трупы, руины, сожженные поля и деревни, стены замков и крепостей… Мы рискуем жизнью, сражаясь под чужими знаменами, но куда приведет нас такая жизнь?
Заметив, что внимание итальянца переключилось на меня, я продолжил:
– Мы стали забывать, как прекрасен бывает мир без войны. В нем есть место и для нас, главное – найти подходящую цель и идти к ней!
Похоже, моя вдохновенная речь тронула горячее сердце итальянца. Джакобо мечтательно вздохнул.
– Ты, безусловно, прав, Константин. Однажды я покончу со всем этим. Заброшу ратные подвиги и начну совсем другую жизнь.
– Неужели?! – удивился я. – И чем же ты займешься?
Мой приятель оценивающе посмотрел на меня и рассказал следующее:
– Владения моего отца находились на севере Италии. Местность там гористая и малопригодная для жизни, однако летом мы покидали имение и путешествовали по окрестным землям, останавливаясь в небольших деревушках. Там, среди крестьянских мальчишек, я и провел свои детские годы. Как-то раз отцу нужно было срочно возвращаться в замок, но в это время я тяжело заболел. Оставив меня на попечение местному священнику, он вернулся в наш суровый край, где его настиг кинжал убийцы. Я ничего не знал об этом и провел в доме кюре почти два года. Поправившись и не найдя занятия по душе, я продолжил свое путешествие, пока не наткнулся на эту чудесную долину…
Джакобо улыбнулся своим воспоминаниям.
– Я в жизни не видел места красивее, – продолжил он. – Только представь: необъятные зеленые луга, на которых крестьяне пасут свои тучные стада, вдали – ослепительно белые шапки гор, а до ушей доносится пение птиц и журчание горной реки. Если спуститься чуть ниже, можно увидеть огромные озера с зеркально-чистой водой, а в них плещется не пуганная рыболовами форель. По краям долину обрамляют густые леса, в которых полным-полно разного зверья. На опушках растут дикие яблони, а поля усеяны цветами. Пожалуй, если и есть рай на земле, то он выглядит именно так.
– Не слишком ли ты грешен для подобного места? – подшутил я над своим приятелем.
– Смейся сколько хочешь, – проворчал он. – Но когда-нибудь я поселюсь там. Выкуплю землю, построю дом, быть может, обзаведусь семьей, и никто больше не будет мне указывать, что делать и как жить. Я сам стану хозяином своей судьбы и проведу остаток своих дней в прекраснейшем месте на свете.
Джакобо помолчал, а затем произнес:
– Если только смерть не приберет меня к рукам раньше срока.
Я похлопал своего друга по плечу:
– Да, тебе действительно есть ради чего жить. Но позволь спросить: сколько еще людей должно погибнуть, чтобы твоя мечта осуществилась?
– Сколько будет нужно, – твердо сказал он. – Я никогда не видел в людях сострадания к себе и, соответственно, не питаю его к ним. Ради своей мечты я пойду на многое.
– И даже на предательство?
Джакобо усмехнулся.
– Это мы уже проходили. Ты же знаешь, что предатель из меня абсолютно негодный.
Мы опять вспомнили события в Софии и рассмеялись.
После ужина я вернулся в свою комнату. Это мой последний день на службе у короля Владислава – завтра на рассвете мы отправляемся в дорогу. Путь отсюда до Пелопоннеса не близок и крайне опасен – рискнув пробираться туда по суше, мы оказались бы в гуще кровопролитных сражений, которые разворачиваются сейчас на Балканах. Поэтому наш маршрут пролегал на юг, к Адриатическому морю, а оттуда, взяв корабль, мы спокойно доберемся до нашего конечного пункта – города Патры, что находится на севере Пелопоннеса. С этим городом у меня были связаны давние и печальные воспоминания…
* * *
Тем же вечером меня вызвали к Яношу Хуньяди. Воевода сидел за своим столом и что-то усердно выводил на бумаге. Заметив меня, он на секунду отвлекся, и темно-синяя капля упала на исписанный лист.
– Ненавижу эти письмена! – проворчал он, отшвыривая перо в сторону. – Грамота никогда не входила в число моих сильных сторон, но теперь без этого никуда. Я просто утонул в бумаге и чернилах!
Я безмолвно выслушал вступительную тираду воеводы, ожидая, что он перейдет к делу.
– Эту ночь тебе придется провести в королевских покоях.
Мне было сложно скрыть удивление, но Янош не стал вдаваться в детали и сразу же приступил к изложению своего плана…
* * *
Ровно в полночь, пробираясь наощупь в полутемных коридорах дворца, я подошел к королевским покоям. Задремавший караульный, услышав шаги, тут же оживился. Его рука метнулась к алебарде, и ее острие остановилось в дюйме от моего лица
– Мешко, ты что! – воскликнул я, выходя на свет. – Опять вино с пивом мешал?
– Тьфу, пропади ж ты пропадом! – солдат выругался и убрал оружие. – Что тебе нужно, Константин?
– На смену пришел. А сам иди отдохни, вижу, ты человека от черта отличить уже не можешь.
Мешко протер заспанные глаза и зевнул.
– Да, отдохнуть не мешало бы. Все равно здесь стоять толку мало. – Воин отставил алебарду, размял ладони и пошел прочь. – Ну, бывай!
Я подождал, пока гвардеец уйдет, и подскочил к двери. Аккуратно повернул ручку и, приоткрыв одну из створок, проскользнул внутрь.
Комната была небольшой и богато обставленной. В камине потрескивали догорающие поленья, а посреди помещения стояла широкая кровать с балдахином. Тяжелые шторы были отдернуты, и я сразу заметил, что на ложе никого нет. Как и говорил Хуньяди.
Я запер дверь изнутри и прошелся по комнате, внимательно осматривая ее на предмет потайных ходов. В своем напутствии воевода об этом не упоминал, но нужно было подготовиться к любой неожиданности. Осмотрев камин, отодвинув шкаф и заглянув под кровать, я понял, что поиски не увенчались успехом, даже окно было наглухо закрыто.
Следовало вернуться к изначальному плану. Скинув одежду, я поднялся на кровать и укрылся одеялом. Признаться, уже давно мне не доводилось спать на перинах, так что гораздо лучше было устроиться на полу, чем на этом чересчур мягком ложе.
Но этой ночью мне и так будет не до сна…
– Этой ночью тебе будет не до сна, – произнес воевода, тыча в меня указательным пальцем. – Я не знаю, верны ли мои подозрения, но лучше бы тебе не смыкать глаз в покоях короля. Да, и не забудь про подарок Владислава, он наверняка пригодится.
Под одеялом я нащупал тонкую рукоять стилета и прижал его к груди. До сих пор мне не приходилось использовать это оружие в бою – слишком уж хрупким и непрактичным казался мне клинок, больше напоминавший спицу швеи. Но в этот вечер можно было полагаться лишь на него.
Прикрыв глаза, я стал ждать. До рассвета оставалось еще много времени, и я прислушивался к каждому шороху, каждому скрипу, но, как назло, все было тихо, даже ветер не шумел за окном…
Ожидание изматывало, приходилось из последних сил сопротивляться подступавшей дремоте. Балансируя между явью и сном, я не сразу заметил, как прохладный ветерок едва коснулся щеки. Мне не показалось это странным, наоборот, я наслаждался умиротворяющей прохладой, запахом свежей травы, отдаленным пением птиц… И почему до сих пор я не обращал на это внимание? Ответ пришел сам собой – окно!
Резким движением я откатился в сторону и успел заметить, как в подушку, ровно на том месте, где лежала моя голова, вонзается кинжал. Пух разлетелся по комнате, а в предрассветных сумерках мне удалось разглядеть темный силуэт человека. Запутавшись в одеяле, я рухнул на пол, пытаясь стащить проклятое покрывало с ног. Убийца незамедлительно бросился ко мне. Навалившись всем телом, он схватил меня за горло и уже занес свой кинжал, когда я, освободив руку, вогнал тонкое лезвие стилета ему между ребер. Наемник взвыл и рухнул замертво.
Я не успел еще прийти в себя, как входная дверь слетела с петель и в комнату ворвались вооруженные солдаты.
Остриё алебарды второй раз за ночь замаячило перед моим лицом
* * *
– Отличная работа! – произнёс воевода, кончиком пальца касаясь навершия стилета, торчащего между рёбер у убийцы. – Жаль, конечно, что мы не смогли его допросить…
– Извини, разговаривать он не был настроен. – Я оглядел тело. Наёмник был одет в плотно облегающие штаны и кожаную куртку, однако ноги были босыми.
– Оставил сапоги у окна. – Воевода осмотрел открытые настежь ставни. – Интересно, неужели ты ничего не услышал?
Едкая усмешка в голосе полководца едва не вывела меня из себя.
– Ставни были закрыты, – процедил я. – Но будь даже иначе – на такую высоту поднимаются лишь птицы.
Хуньяди свесился наружу и посмотрел наверх.
– А наш приятель вовсе и не поднимался. – Он вытянул руку, что-то ухватил и подтянул к себе. Я увидел веревку. – Спустился с крыши. Что ж, весьма дерзко.
Полководец отошел от окна, внимательно посмотрел пол возле него, затем опустился на корточки и поднял небольшой предмет с металлическими крючьями.
– А этим он, судя по всему, открыл ставни.
Хуньяди еще некоторое время осматривал комнату, которая постепенно наполнялась лучами восходящего солнца. Я никогда не любил рассветы, но теперь подставлял лицо золотистым потокам, радуясь свету, который прогонял ночной кошмар.
– Пойдём со мной. – Я почувствовал на плече тяжёлую руку воеводы. – Нам надо поговорить.
Покои Яноша Хуньяди находились совсем неподалеку от опочивальни короля, но в отличие от последнего охрана здесь была гораздо более грозная. Сразу несколько закованных в панцири мадьяр бдительно следили за прилегающими коридорами, поигрывая саблями и палашами, у одного воина я даже заметил арбалет.
Войдя в свою комнату, воевода откупорил стоявшую на столе бутылку, наполнил две чаши и одну пододвинул мне.
– Выпей, это тебя немного взбодрит.
Я сразу же уловил приятный аромат ягод и фруктов, однако сам напиток оказался на удивление крепким. Настойка обжигала горло, разливалась огнем по всему телу. Мне действительно стало гораздо лучше.
– Живительная вода венгерской королевы, – почтительно проговорил Хуньяди и также осушил кубок. – Получше того пойла, которым тебя пичкают в тавернах и на постоялых дворах, не правда ли?
Не дожидаясь ответа, он закупорил бутылку, убрал ее с глаз, а затем посмотрел на меня.
– Вижу, у тебя есть вопросы. – Янош уселся на стул и вытянул ноги. – Спрашивай.
– Кто покушался на Владислава? Ты уже знаешь?
Полководец склонил голову набок.
– Тот, кто это сделал, слишком аккуратен, чтобы знать наверняка. – Он провел по своим пышным усам. – Но, полагаю, что это те же самые люди, которые пытались убить короля в Софии.
– Турки?
Хуньяди качнул головой.
– Им это ни к чему. По крайней мере, не теперь… За всеми этими темными делами я вижу руку императора Фридриха.
Полководец нервно постукивал по столу костяшками пальцев, с трудом унимая злобу.
– Габсбурги уже давно мечтают заполучить Венгрию, и наш король для них – это страшная угроза. Особенно теперь, когда он одержал столько славных побед.
Янош тяжело вздохнул и продолжил:
– На западе у нас врагов не меньше, чем на востоке. Но если султан бросает против нас войска, то германский император полагается на продажных чиновников и наемных убийц. Что эффективнее, как считаешь?
Я молча выслушал слова воеводы. Его давняя вражда с императором Священной Римской империи была известна довольно давно, но сложно было предположить, что она зайдет так далеко.
– Если Владиславу угрожает опасность, то почему бы не усилить охрану? – спросил я, вспоминая одиноко стоявшего гвардейца у покоев короля.
– Информация – вот его лучшая защита, – назидательно проговорил воевода. – Не будь у меня армии шпионов во всех городах и замках Европы, Владислава не спасла бы даже сотня моих самых отчаянных рубак. Сегодня ты мог в этом убедиться и сам.
Хуньяди хлопнул в ладоши и посмотрел на меня с улыбкой.
– Но хватит об этом! Ты славно послужил мне и королю, а значит, сегодня с чистой совестью можешь отправляться в путь! Мой казначей передаст тебе подорожную грамоту и причитающуюся награду…
Слова полководца прервал стук в дверь. Один из мадьяр вошел в комнату и протянул записку. Янош пробежал глазами по листку, и его лицо помрачнело.
– Ох уж эти церковники! – Воевода поднес записку к огню, и та мгновенно вспыхнула. – Чует мое сердце недоброе.
– Что случилось? – поинтересовался я, глядя на догорающее послание.
Хуньяди посмотрел на меня с сочувствием.
– Скажи мне, Константин, – спросил воевода. – Почему ты вдруг так захотел вернуться на родину? Сколько я тебя знаю, ты никогда о ней даже не вспоминал.
Тон полководца мне не понравился.
– Прошу простить мои слова, – начал я. – Но вот уже пять лет я проливаю кровь под чужим знаменем, слушаю чужие молитвы и бью чужих врагов. Когда я стал наемником, я думал, что продаю только свой меч, а оказалось, продал еще и свою жизнь. Мне хотелось бы начать все сначала, и лучшая возможность для этого – вернуться туда, откуда я родом. Но почему ты спрашиваешь об этом?
Хуньяди провел рукой по своим густым усам и нехотя произнес:
– Боюсь, что твоя поездка домой немного откладывается.
Эта новость словно молния поразила меня. Воевода махнул рукой:
– Пойдем со мной, сам все услышишь.
* * *
В просторном зале королевского дворца собралось около десяти человек. Я узнал Владислава, Чезарини, нескольких венгерских вельмож и офицеров.
– Соглашение с турками надо отменить! – вопил Чезарини, потрясая сжатыми кулаками. – Силы земные и небесные объединились против султана!
– Я никогда не пойду на такое! – Владислав был сам не свой, прежде я никогда не видел его таким растерянным. – Договор скреплен моей клятвой, переступить ее – означает пойти против всех мыслимых законов, как божественных, так и людских! Contra jus et fas66!
– Церковь берет на себя разрешение этого вопроса, – спокойно отвечал Чезарини. – Во имя спасения всех христиан мы снимем этот грех с вашей души. В канцелярии Его Святейшества уже готовится соответствующая булла.
– А что скажут мои подданные? – сокрушался Владислав. – Они будут говорить, что их король не держит своего слова, что он клятвопреступник!
– Победителей не судят, Ваше Величество, – парировал Чезарини. – Если поход закончится успешно, народ быстро позабудет об этом инциденте, а вы тем самым лишь укрепите свои позиции.
Владислав оперся руками на стол и опустил голову.
– Что скажешь ты, Янош? – глухо спросил он. – Какие у нас шансы на победу?
– Я не очень хорошо разбираюсь в законах Божьих, но кое-что понимаю в военном деле, – воевода недружелюбно поглядел на папского легата. – И могу сказать открыто: начинать поход сейчас означает заведомо обрекать нашу армию на верную гибель. У нас нет ни людей, ни снаряжения, ни провианта, мы даже не разработали план действий, а без этого наше войско очень скоро станет пищей для ворон.
– Господь не допустит этого! – восклицал Чезарини, вскидывая руки ладонями вверх. – Он уже явил нам свое благоволение!
– Быть может, Господь предоставит нам людей и оружие? – перебил кардинала Хуньяди.
– Какое кощунство! – вскричал Чезарини. – Следи за тем, что говоришь!
– Я ни у кого не спрашиваю дозволения, что и когда мне говорить! – резко ответил воевода. – Но пока я вижу, что все усилия Рима направлены вовсе не на борьбу с турецкой угрозой, а на преследование несчастных крестьян, что задыхаются под непосильными налогами, которыми их обложила церковь.
Услышав эти слова, папский легат пришел в ярость.
– Напрасно я не доверял слухам о тебе! Теперь-то я вижу, как глубоко гуситская ересь проникла в твою нечестивую душу, – злобно прошипел Чезарини. – Ты, похоже, забыл, что лишь благодаря заступничеству церкви твой отец получил имя и титул, которые позволили ему находиться среди высокородных и благочестивых людей, отношения к которым он никогда не имел!
Глаза Яноша вспыхнули, он уже схватился за рукоять своего меча, но тут вмешался Владислав.
– Довольно! Не хватало еще, чтобы мы поубивали друг друга!
Король подошел к воеводе и положил тому руку на плечо.
– Прошу, держи себя в руках. Помнишь: страсть и гнев – самые худшие советчики.
Янош тяжело дышал, его испепеляющий взгляд все еще был обращен на кардинала, но, похоже, он сумел совладать с собой, и клинок остался в ножнах. Владислав настоял, чтобы Чезарини извинился перед Хуньяди, и когда они пожали друг другу руки, обсуждение продолжилось уже более спокойно.
Как оказалось, кардинал пришел на этот совет не с пустыми руками. И когда стало понятно, что король не склонен поддержать его позицию, он предъявил свой главный аргумент.
– Читай, – приказал Чезарини стоявшему рядом с ним епископу. Тот вытащил из-за пазухи заготовленный лист бумаги и зачитал его содержимое. Это оказалось письмо императора ромеев Иоанна, адресованное лично Владиславу.
В письме говорилось следующее:
«Король Владислав! От имени всех ромеев и от себя лично спешу поздравить вас с блистательными победами, которые вы одержали в последнем походе. Мы восхищаемся стойкостью и мужеством ваших солдат, благодаря которым тысячи христиан обрели долгожданную свободу от гнета турецких захватчиков. Мне отрадно видеть, что впервые за многие десятилетия Европа объединилась под единым знаменем, чтобы положить конец мусульманскому игу.
Вы зажгли освободительный огонь в сердцах целых народов, и с каждым днем он разгорается все сильнее. Теперь и мы, вдохновленные вашим примером, вступили в эту борьбу, и будьте уверены: ромеи скорее умрут, чем позволят нацепить себе рабские ошейники!
Однако до меня дошли тревожные вести о том, что вы решили заключить мировое соглашение с султаном. В таком случае позвольте остеречь вас. Османы пошли на этот шаг вовсе не из миролюбивых побуждений, а лишь потому, что сами истощены до предела и не в силах продолжать войну.
Вспомните, как год назад вы в одиночку бросили вызов турецким ордам. И заставили их в страхе бежать до самого Адрианополя. Сейчас ситуация стала еще более благоприятной. Вся христианская Европа поддерживает вас. В Албании свою героическую борьбу ведет Георгий Скандербег, отвлекая на себя значительные силы турок. На юге Балканского полуострова развернул масштабное наступление мой брат Константин. А теперь к этой войне мне удалось склонить и караманского эмира.
