Светлана Раимовна Ляндина
Сокол
– Пойдем. – Миша обхватил меня рукой за талию. – Не упади. Скользко.
Мы пошли к машине.
– Ты сегодня не работаешь? – спросила я.
– Взял выходной.
– Зачем?
– Хотел, побыть с Верой. Маме помочь. Теперь на нее свалились все хлопоты по дому и с детьми.
Я заметила пакет у него в руке.
– Что это?
– Тебе передали, – засмущался он. – Пироги.
Обнимать меня не смущается, а как угостить пирогами, так весь покраснел.
До моего дома мы добрались быстро, несмотря на огромные пробки в центре города и на то, что дорогая скользкая и небезопасная. Миша снова включил приятную музыку, и не успела я моргнуть глазом, как машина остановилась у моего подъезда.
Мы поднялись в квартиру. Накануне ко мне приходила девушка из клининговой компании и прибрала в комнатах. С утра перед работой я не успела застелить кровать, но посуду вымыла.
– У тебя мило, – только это заметил Миша.
В отличие от Веры, ему безразлично, какие шторы висят на окнах, и сколько стоит итальянская мебель в гостиной. За то компьтер заинтересовал. Именно ради него он приехал ко мне в гости.
Миша пропал на пару часов. Ушел в гостиную, сел за стол, взял в руку мышку и полностью растворился в работе. Пока я хлопотала на кухне и заказывала пиццу в соседнем ресторане, он успел закачать несколько программ. Щелк-щелк. Только и слышно, как он стучит пальцами по клавиатуре, громко сопит и что-то бормочет себе под нос.
– Маша, иди сюда! – крикнул он. – Покажу, как с ним управляться.
Я бросила полотенце на стул и пошла в комнату. Миша уступил мне место, а сам пристроился на подлокотнике дивана. Экран моргнул один раз и выдал красивую картинку.
– Здесь все никак на старой технике. Смотри и запоминай.
Мышка со скоростью света заметалась по рабочему столу, открывая каждую папку.
– Не так быстро.
– Тебе это не надо. Твое пространство только в этой части, а сюда не лезь.
– А как мне загрузить программу?
– Сейчас загрузим.
Миша нажал кнопку.
Пока файлы медленно скачивались, мы перебрались на кухню. За целый день ни я, ни он, ничего не ели, только перекусили пирожками в машине, и запили холодной водой из бутылки. Пицца оказалась вкусной, с хрустящей корочкой. Я заказала одну с грибами, а вторую с пармской ветчиной. Чай Мише не понравился.
– Что за мутная водичка? – скривил он нос.
– Зеленый чай с жасмином. Между прочим натуральный, – обиженно ответила я. – Такой не купишь ни в одном магазине.
– Я не пью зеленый. А есть кофе или нормальный чай?
Пришлось варить кофе.
С улицы вернулась наглая кошка, нагулявшаяся, грязная. Прошлась мягкими лапками по ковру, а когда заметила незнакомые ботинки в прихожей, спряталась в комнате Алика.
Программа загрузилась, компьютер издал неприятный звук. Миша бросил на тарелку кусок недоеденной пиццы, встал из-за стола, машинально выпил мой зеленый чай и направился в гостиную. Свой кофе оставил. Я долила чай в кружку и пошла за ним.
Мы снова окунулись в мир программирования. Долго разбирались, как открыть программу, а потом так увлеклись построением чертежей, что забыли о времени. В коридоре зазвонил телефон. Миша оглянулся.
– Мой или твой?
– Твой, – тоже взглянув на дверь, ответила я.
– Уже ищут.
Десять часов.
Махнув рукой, он снова вернулся к компьютеру. Какая там – семья, дети? Когда тут – техника на грани фантастики. Где еще увидишь что-то подобное?
Мы придвинулись ближе друг к другу.
– Здесь надо щелкнуть два раза. Поняла?
– А тут?
– Это тебе не надо, – недовольно пробурчал он. – И это тоже. Заходи сразу сюда.
– Миш, а если…
– И это тебе не пригодится. Ты привыкнешь, Маш. Все очень легко и просто.
Он перебрался с подлокотника дивана на стул, снова взял мою кружку и отпил чай. Потом я хлебнула, снова – он, и снова – я. Так и выпили весь жасминовый чай.
От усталости я прильнула к его большому плечу. Сама не заметила, как положила голову. Как же приятно он пахнет. Большой, мягкий, как пирожки тети Любы. Когда он поворачивается, колючая щетина задевает мой лоб. Горячее дыхание попадает на лицо. Рука, совершенно случайно, накрыла мою ладонь. Ноги вместе.
Мы знакомы сто лет. До моего замужества и после. Вместе гуляли по полю, рвали ненавистные ромашки, ссорились, потом мирились. Виделись редко, но… он всегда был рядом, даже когда я была за тысячи километров от него или когда спала в объятьях мужа. Сейчас мы снова вместе, совершенно не знаем друг друга, и в то же время роднее Миши у меня никого не осталось в этом холодном городе.
Он тоже что-то чувствует, сидит и тяжело дышит. Шевельнул плечом и рукой придержал мою голову.
– Где твоя комната? – прошептал он.
– Дальняя по коридору.
Просунув руку под колени, он приподнял меня со стула и понес в темный коридор. Я прильнула губами к его уху.
– Кроха, я тебе так уроню. Не надо. Давай, доберемся до постели.
Волна удовольствия пробежала по всему телу. Никто меня не называл «кроха», никто так не возбуждал.
Мы оказались на мягкой кровати. Я снизу, а сверху – бетонная плита, навалившаяся всей массой. Руки ласкают, губы шепчут.
Только я не слышу его слов.
Глава вторая.
Автобус приехал быстро, мне не пришлось долго мерзнуть на остановке.
Я прошел в самый конец салона и сел рядом с дядькой. Чуть пихнул его локтем в бок. Мужик приоткрыл глаза, но не проснулся, буркнул что-то себе под нос и сдвинулся к краю мягкого дивана.
– У вас есть телефон? – спросил я.
Он махнул головой и полез в карман. Старенький Нокиа с кнопками на панели как раз то, что нужно в данной ситуации.
– Только не долго, – промямлил мужик. – Там денег мало.
– Мне всего пару слов сказать.
– Ладно.
Прижавшись к моему плечу, он снова закрыл глаза. Я набрал номер.
– Да, – недовольно проговорил Данила. – Слушаю.
– Привет, дружище.
– Алик! – заорал он так громко, что все люди в автобусе повернули головы в мою сторону. – Это ты, салага?
– А кто еще может позвонить тебе по этому номеру?
– Я думал, кто-то ошибся. Где ты? Вся твоя семья сходит с ума.
– Они клюнули?
– Конечно! – снова закричал он. – Я тоже повелся. Думал, ты серьезно сиганул с моста.
– Я же не больной. Вода ледяная, и высота огромная.
– Зачем ты устроил весь этот спектакль? Твой дед чуть не умер от страха, а бабка слегла с сердечным приступом.
– Не сдохла?
– Тараканы не дохнут. Жива.
– Жалко, – вздохнул я. – Лучше бы сдохла.
– Где ты сейчас? Скажи, я приеду. – В трубке послышались громкие шаги, хлопнула дверь. – Я уже спускаюсь в гараж. Назови адрес.
– Я далеко, друг.
– Очень хорошо! Я все равно приеду.
– Не надо. Я осяду в каком-нибудь месте, а потом тебе сообщу.
– Давай, я приеду, и поговорим. Найдем тебе надежное место. Я хоть денег привезу.
– Я снял немного налички. Пока хватит. Главное, чтобы никто не догадался, что я жив. Смотри, не проболтайся. Дед будет за тобой следить, прослушивать телефон, вскроет почту, даже в мусорный бак заглянет возле твоего дома.
– Он мне звонит каждую минуту. Хитрый жук! Не верит, что я ничего не знал о твоем самоубийстве.
– Он сомневается?
– Вряд ли. Он очень расстроился. Теперь тот мост полностью закрыли, прислали армию на твои поиски.
– А Маша?
– Бедная, она до сих пор не может очухаться. Постоянно плачет.
– Переживет.
– Что ты наделал, салага! – возмущенно воскликнул Данила. – Всех поднял на уши. И зачем? Чтобы отомстить деду? Ну, поплачет он, погорюет. Тебе станет от этого легче?
– Не легче.
– Тогда, зачем весь этот спектакль? Бабку свести в могилу? Не получится. Или жену отправить в психушку? Маша и так нервная, а ты еще издеваешься над ней. Представляешь, что она сейчас чувствует?
– Маша здесь не причем.
– Ты о ней подумал, когда прыгал с моста? А обо мне? Хоть бы сказал! Ведь мы созванивались в тот день.
– Дед бы сразу догадался, что я живой. Ты не умеешь врать. Морда выдает.
– А сейчас почему ты решил позвонить?
– Ты самый дорогой для меня человек.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Эгоист чертов! Я думал, сдохну, когда узнал о твоем поступке. Как ты додумался до такого?
– А что мне оставалось делать? – чуть повысил я голос. – Жить, как раньше? Ты сам говорил, что мне надо вырваться на свободу, бросить все и исчезнуть. Вот я и исчез.
– Таким способом? – усмехнулся Данила. – Это бегство. Я понимаю от чего, но зачем так круто? Можно было, уехать за границу, забрать жену и устроиться где-нибудь подальше от России.
– Они бы не дали, мне уехать.
– Дед все равно тебя найдет. Рано или поздно.
Тяжело слышать горькую правду.
– Но, не сейчас. Мне нужно время, чтобы немного подумать.
– О чем, парень?
– О моих отношениях с Верой.
– Так дело не в твоей семье?
– Тут все связано. В воскресенье я видел ее с Олегом. Как ты думаешь, он случайно познакомился с ней? Шел по улице и просто так подкатил?
– Вера была с Олегом? Где ты их видел?
– У них было свидание. Они целовались, смеялись.
– Олег смеялся?
Даже Данила не поверил.
– Вот видишь? Все связанно в этой жизни. Олега подослали к ней.
– Так скажи ей об этом!
– Ты не понимаешь.
– Объясни, – потребовал он. – Если Вера – жертва, то зачем ты сбежал?
– Он влюбился в нее. И она попала в его сети.
– Ты ревнуешь или боишься за нее?
– Олег не причинит ей вреда. Он конечно дебил, но не конченный.
– Салага, ты меня пугаешь. Неужели в тебе проснулись настоящие чувства? Ты сам говорил, что никогда не влюбишься в женщину. А тут вдруг начал ревновать, да еще покончил жизнь самоубийством. И ради кого? Ради бабы?
– Глупости. Вера здесь не причем. Я не и не думал ее ревновать.
– Тогда, зачем все это?
– Потом скажу. Данила, выполни одну мою просьбу.
– Вот теперь я узнаю своего друга.
– Не радуйся раньше времени.
– Я уж испугался, что ты изменился. Превратился в слюнявого пацана.
– Я никогда не изменюсь.
– Это хорошо. Говори, что я должен сделать?
– Позже я пришлю тебе кое-какие документы. Спрячь их по поры до времени, придержи в укромном месте. Там будет инструкция. Прочитай и сделай все, как написано. Слово в слово.
– Понял.
Он не будет задавать лишние вопросы. Раз я прошу, значит, дело серьезное. Данила всегда был мне не только другом, но и преданным помощником в работе.
В автобус зашла тетка с огромными сумками. Протиснулась через весь салон и села впереди меня.
– Японская макака, – злобно пробурчала она. – Хоть бы сдохли, ублюдки.
Я прикрыл телефон рукой.
– Давай, поговорим позже?
– Это твой новый номер? – спросил Данила.
– Нет, я взял чужой телефон.
– Куда ты сейчас едешь?
– На запад. Пока сам не знаю, где остановлюсь.
– Ты на машине?
– На автобусе.
– Там ест табличка с маршрутом?
– Не вижу. Тут полно людей.
– Как только выйдешь из автобуса, сразу купи себе телефон. Я хочу знать, где ты и с кем. Понял?
– Не обещаю.
За окном уже стемнело. Посыпал снег, небо заволокло серыми тучами. Кругом пролетают поля, поля, поля, попадаются редкие остановки, на которых стоят замерзшие люди.
Грязно, ветрено.
– Спроси у кого-нибудь в какой город едет этот автобус, – настойчиво велел Данила.
– Сейчас.
Я снова прикрыл телефон рукой. Тетка впереди заняла два места, под ноги поставила тяжелую сумку, а рядом с собой сложила пальто и шапку.
– Простите, – тронул я ее за плечо. – Куда едет этот автобус?
Сосед громко захрапел.
– Ты, детка, заблудился? – ласково проговорила тетка, чуть повернув голову в мою сторону. – Мы едем в город Н. Это тридцать километров от Петербурга.
– Спасибо. – Я прижал телефон к уху. – Тут никто толком не может ответить, куда мы едем.
– Узнай у водителя, – сказал Данила.
– Узнаю, только потом. Я сейчас не проберусь к нему.
Мой ответ не удовлетворил его, но все же успокоил.
– Что будет дальше, Алик? Как мне себя вести?
– Как и до этого. Делай вид, что расстроен, прими участие в моих поисках, можешь поехать к нам в дом и успокоить бабушку. Чаще разговаривай с Машей.
– А Вера?
– Она не должна ничего знать. Пусть считает меня мертвым.
– Жестко.
– Согласен. Но другого выхода нет.
– А если с ней…
– Она под защитой. Я все контролирую.
Снова тетка повернула голову, оглядела меня с головы до ног.
– Алик, ты что-то задумал. Я до сих пор не пойму, зачем нужно было устраивать такой спектакль? Александр Иванович говорил, что ты плакал, стоял в одной рубашке на холоде.
– И что? – прошептал я. – Мне действительно было плохо. Это не спектакль.
– Ты все ему высказал?
– Все? Ты смеешься? Даже половины не сказал. Пожалел старого дурака.
– Я бы высказал, – прошипел Данила сквозь зубы. – Раз уж делать такое, то по-настоящему. Плюнул бы в лицо и размазал! Как они тебя унижали, били, втаптывали в грязь, продавали за деньги. Мрази! Сволочные уроды! Старые сутенеры!
– Не вспоминай об этом.
Я почувствовал, как стеклянный купол накрывает меня с головой. В глазах потемнело, руки холодные, ноги словно окунули в ведро с кипящей водой.
Телефон упал на пол. Мой сосед даже не дернулся, удобнее устроился у меня на плече и, от удовольствия, замурлыкал. Только сейчас я заметил, что тетка видит мое отражение в окне. Внимательно следит и слушает наш разговор.
Соседка напротив, милая старушка, подняла телефон с пола и протянула мне. Я нажал на кнопку. Не работает. Или зарядка села, или кончились деньги на счету.
Я сунул телефон мужику в карман и туда же отправил тысячную купюру. Тетка приподняла брови. Мне тоже видно ее пухлое лицо.
Автобус остановился в поле, и большая часть людей вышла.
Снова поехали. Только уже через лес.
– Тетенька, – я нагнулся вперед, – а в вашем городе сдаются квартиры?
– А зачем тебе квартира? – через плечо спросила она. – Жить негде?
– Негде?
– Совсем?
– Угу.
– Комната подойдет?
– Наверное.
– С собакой, – уточнила она.
– Сойдет. Я люблю животных.
Поджав губу, она задумалась.
Не старя. На вид не больше пятидесяти. Полная, темные волосы, карие глаза.
– Ты сбежал из дома?
– У меня сегодня день рождения, – выдал я. – Правда. Хотите, покажу паспорт?
Она обернулась.
– Надеюсь – совершеннолетний?
– Уже.
– Тогда, сдам тебе комнату.
– А вы живете в центре города?
– Мой дом находится в пригороде.
– Это далеко?
– Две минуты ходьбы.
Она не уточнила, что ходьбы до автобусной остановки. А до центра города ехать еще семь километров.
Дом оказался не коттеджем, а самым обычным строением прошлого века. Кирпичный, одноэтажный. Неплохой, можно даже назвать богатым. И тетка сама не простая, а кладовщик на мясокомбинате.
– Алевтина Георгиевна, – представилась она, когда мы подошли к воротам.
– Алик.
– Саша, что ли?
– Ну, да.
– Так и говори – Сашка. А то, Алик какой-то. – Недовольно фыркнула она. – Можешь, называть меня Аллой.
Мы зашли в дом.
Я представлял себе собаку, как наша Дуся, а здесь не собака, а конь. Огромный алабай, размером с теленка.
– Петр, – сказала Алла.
– Где?
Я заглянул в темный коридор.
– Вот.
Она показала на пса.
– Его так зовут? Человеческим именем?
– Я назвала его в честь бывшего мужа. У них морда одинаковая, и оба волосатые.
Петр ласково облизал мне руку.
Алла сняла пальто и сразу же прошла на кухню. Я сел на пуфик, огляделся по сторонам. Хоромы. С виду обычная хибара, а внутри много пространства и хороший ремонт.
– А где будет моя комната? – крикнул я.
– Ты раздевайся, – подала голос Алла. – Сейчас поедим, а потом определимся. Будешь спать со мной.
Я чуть не упал с пуфика.
– С тобой?
– А что?
Она вышла в коридор. Улыбается.
– Ничего, – ответил я. – Просто не сразу понял.
– Я женщина одинокая, молодая. Дом у меня большой, а тепла не хватает. Вот и будешь отрабатывать угол, я тебя буду кормить.
– Ладно. Я на все согласен, только дай мне чистое полотенце, и напои горячим чаем.
– Идет, – обрадовалась она.
Мне досталась комната рядом с кухней. Не большая, но уютная, с двумя окнами. Здесь же стоит комод с глубокими ящиками, односпальная кровать, застеленная чистым бельем, стол и два кресла.
Пока я раскладывал свою одежду на полки, Алла успела приготовить ужин. Петр решил проследить за гостем, сначала сунул нос в рюкзак, а потом лег на мои носки. Даже запахи с кухни не соблазнили верного пса.
– Ребенок! – крикнула хозяйка дома. – Пойдем ужинать!
Оказалось, она зовет меня.
Я понял, к кому попал, только когда увидел стол. Не просто к женщине, а к великому кулинару! Суп, жареные куриные крылышки в меду, соленая семга, маринованные опята, биточки, рулет, котлеты, завернутые в бекон и… Господи! Желудок запел от счастья!
– Я не ем мясо, – сглотнув слюну, еле проговорил я.
– Совсем? – обиделась Алла.
– Совсем.
– Японская ты макака! Чем же мне тебя кормить? Я работаю на мясокомбинате, а не в теплице с овощами и зеленью.
Махнув рукой, она села за стол. Расстроилась. Так старалась, а я капризничаю.
Живот снова запел.
– Ладно. Съем кусочек.
Алла ожила.
– Тогда грудинку. Она получилась такой нежной, что тает во рту. А вот здесь, на этой тарелке биточки из курицы, начиненные фетой. Ты любишь сыр?
Меня не пришлось долго уговаривать. Сначала пошли в ход хваленые биточки, потом грудинка, Алла впихнула в меня суп с фасолью и кусок домашнего хлеба.
– Сама пекла, – похвасталась она. – Есть чудо-напиток. Будешь?
– Компот?
– Самогон.
– Свой?
– Обижаешь. Конечно свой.
– А кто гонит?
– Раньше муж гнал. Теперь оборудование стоит, а запасы кончаются.
– А где твой муж?
– Не заговаривай зубы, ребенок. Будешь самогон, или ты еще не дорос до крепких напитков?
– Я не пью.
– Так и думала, – хитро улыбнулась она, – еще не дорос. Ладно. Кушай, сынок.
К ноге прибился голодный Петр, жалобно взглянул, а когда понял, что ему ничего не обломится со стола, улегся мордой на соседнюю табуретку. Ласковый. Наша Дуся злая. Не так посмотришь – укусит, а может написать в ботинки.
– Чем ты занимаешься? – спросила Алла. – Школу закончил?
– В прошлом году, – соврал я. – Пока отдыхаю.
– Дальше не пойдешь учиться?
– Возможно. Только не знаю на кого.
– Иди на технолога. У нас в стране много производств. Инженеры нынче неплохо получают, и работа всегда есть.
От большого количества еды, мой желудок запел уже другую песню. Тяжело, потянуло в сон. Последние двое суток я провел на ногах. Горло болит, и голова кружится.
Там на мосту я простоял два часа в одной рубашке. Ветер и ледяной дождь сделали свое дело.
– Ты какой-то бледный. Устал?
Алла взглянула на мои дрожащие пальцы.
– Это нервы.
– Что у тебя случилось, Саша? Почему ты сбежал из дома?
Я попытался ответить, но уже не смог. Провалился в черную пропасть.
Так крепко я давно не спал. Хотя слышал, как Алла ходит по дому, гремит посудой, Петр возится у меня под кроватью, на кухне кричит радио. Потом тихие шаги раздались в моей комнате, приблизились к комоду. Открылся ящик. Шорох, скрип. Шаги снова двинулись в сторону двери, а потом притихли.
– Ох-ох-ох. – Тяжело вздохнула Алла. – Даже одежды нормальной нет. Бедный мальчик.
Я перевернулся на другой бок и снова уснул.
Рано утром меня разбудил шум за окном. В гараже, возле дома, кто-то завел машину и, судя по звуку, это хороший внедорожник, с мощным движком. Оказалось, хозяйка дома не только вкусно готовит, но и отлично управляется с огромным джипом.
Алла уехала на работу. Я встал, умылся, выпил крепкий кофе, потом прошелся по всем комнатам. Петр увязался за мной. Не мешает, идет следом, наступая лапами мне на тапочки.
Три светлые комнаты, большая кухня, кладовка, набитая доверху банками с солениями и варением. На веранде в углу, прислонившись к холодной стене, стоят четыре пятилитровые бутыли с мутным самогоном.
– Вот это запасы!
Петр тоже удивился, как будто увидел впервые.
Вчера Алла шныряла по моим вещам, сегодня я осматриваю ее владения.
Ближе к одиннадцати часам я снова уволился на кровать. Хотел залезть в компьютер, который вчера заметил на столе в зале, но так устал, что не хватило сил даже дойти до двери. В груди кольнуло, горло еще больше разболелось.
Только бы не свалиться. Уж если поднимется температура, то я надолго застряну в этом маленьком городке.
Вечером Алла сварила куриный бульон.
– Что-то ты мне нравишься, – потрогала она мой лоб. – Что ты делал целый день? Спал?
– Немного.
– Ел?
– Утром выпил кофе.
– И все?
Она села за стол, скрестила мясистые руки на животе и, причмокивая накрашенными губами, хмуро взглянула на меня. Японская макака. Платье ядовитого цвета с неприличными рюшами на груди.
Вчера она мне не понравилась, но сегодня, без пальто и пучка на голове, стала немного симпатичнее.
– Сколько тебе лет? – прямо спросил я, присев рядом с ней.
Она отодвинулась в сторону.
– Не приставай. Я слишком старая для тебя.
– Сорок пять? Нет? – Она скривила губы, и я продолжил: – Пятьдесят?
– Ты что! Я так плохо выгляжу?
– А сколько?
– Меньше, – обиженно проговорила она. – И вообще, какое тебе дело, сколько мне лет? Лучше скажи, откуда ты взялся? Где твой паспорт, права? Вчера я залезла в твой рюкзак и ничего не нашла.
– Я потерял документы, – глядя ей в глаза, ответил я. – Их нет.
– А телефон? Почему ты разговаривал по чужому телефону?
– У меня все украли.
– Ага! Я похожа на идиотку? У тебя в сумке пачка денег. Сколько там? Двести, триста тысяч? Откуда у молодого мальчишки такая сумма?
– Украл, – спокойно сказал я. – Там два миллиона.
– Два миллиона?! – закричала она и как бешеная заметалась по кухне. Из одного угла в другой. – Несчастные твои родители! Зачем тебе такие деньги? Ты же еще ребенок?
– Я хочу уехать из России.
– Куда? Зачем?
– В Афганистан, помогать беженцам. Знаешь, как там люди бедно живут? Голодают, умирают прямо на улицах.
– Ага, – недоверчиво проговорила Алла. – В Каире до сих пор идет война.
– Причем здесь Каир? Я говорю про Кабул.
Она снова села на табурет.
– Ты будешь помогать людям? Гнойные раны смазывать мазью, носить больных на перевязку, кормить грудью брошенных детей?
Расколола. Такую голыми руками не возьмешь.
– Ладно, сдаюсь. – Я положил руку ей на плечо. – Эти деньги на наркотики.
Алла переменилась в лице, постарела лет на десять.
– Так бы сразу и сказал. То-то я смотрю – бледный, трясешься, совсем ничего не ешь.
– Ломка.
– И давно ты подсел на дурь?
– Год назад.
– Несильно они тебя подпортили. Еще совсем свеженький.
– Я от природы такой. Меня ничего не берет: ни спиртное, ни наркота.
– А девушка у тебя есть?
– Была, но ушла к другому.
– Чего же ты приехал сюда? В нашем городке дурь не продается. Здесь народ старомодный, и зарплаты маленькие. Не хватает даже на еду, не то, что на наркотики.
– Увидел тебя в автобусе и поехал. Я даже не знал маршрут. Вспомни.
– Ой, ладно, ребенок! – улыбнулась она. – Живи, сколько хочешь. Только девок в дом не води.
– Девок? – удивился я. – А колоться можно?
– Тебе не на что колоться. Я спрятала деньги в надежное место.
Я запаниковал.
– Ты забрала мои деньги? Это воровство!
– Не ори. Будешь хорошим мальчиком – отдам. А пока кушай то, чего дают, и живи спокойно.
– Я пошутил…
– А я – нет.
– Смотри! – Я поднял рукава на кофте и показал руки. – Нет следов от уколов. Я не наркоман! Это мои деньги, честно заработанные!
– Зачем ты соврал?
– Хотел, пошутить.
– Я тоже.
Она обняла меня за плечи. Я улыбнулся.
– Ты меня провела?
– Неужели ты думаешь, я поверю, что мальчик с шикарными волосами, белыми, как жемчуг зубами, с идеальным маникюром и одеждой стоимостью как мой автомобиль, будем наркоманом? У тебя на лбу крупными буквами написано: «Ребенок. Из хорошей семьи. Наивный, избалованный, глупый». Вот что я вижу перед глазами. А еще ты – выдумщик и шутник.
– Это плохо?
– Замечательно! Давно я так не веселилась.
Хоть кого-то я радую. Обычно, слышу только недовольства в адрес своих шуток.
– Ты меня оставишь? – переспросил я на всякий случай. – Не зная моего имени, кто родители, откуда родом. Может, я у тебя украду что-нибудь. Здесь полно дорогих вещей.
Самому стало смешно. Плазма на стене давно вышла из моды; хрусталь – полный отстой, такой продавали в девяностые годы в переходах в метро; на полке в комнате стоит шкатулка, но я сомневаюсь, что в ней золото, Алла любит носить яркую бижутерию. Что еще? Остальное трудно оценить, я давно не считаю деньги. В детстве родители меня кормили, поили, одевали, потом эстафету взял дед, а с Машей мы сами в квартиру ничего не покупали, все досталось в виде подарка на свадьбу.
Алла тяжело встала с табуретки, толстым задом вильнула в сторону.
– Я не трачу деньги на пустые вещи. У меня хороший дом, дорогая машина, а больше ничего не надо. Все в жизни со временем обесценивается: и золото, и люди. И от тебя я ничего не жду. Хочешь – оставайся, а не хочешь – езжай с богом.
– Мне некуда ехать, – признался я.
– Живи спокойно, здесь тебя никто не прогонит. Петр счастлив, мне тоже в радость. Бывают времена, и поговорить не с кем. А так – живая душа в доме.
– Сколько я должен тебе за комнату?
– Договоримся, – приподняв одну бровь, хитро улыбнулась она. – Главное, корми собаку и не води девок в дом. Остальное сладится.
Опять она заговорила про девок.
– Я могу оплатить сразу за весь месяц.
Она удивилась, снова села на неудобную табуретку.
– Ты хочешь остаться на месяц? И чем будешь заниматься?
– Пока не знаю. Мне бы немного отдохнуть, набраться сил, а потом решу.
– Ты плохо выглядишь. У тебя что-то болит?
– В груди колет, и горло першит.
– Голова не кружится?
– Кружится, в глазах летают черные точки.
– Ты не простыл? Мне кажется у тебя жар. Щеки горят, лицо бледное, и зрачки расширенные.
– Нет, я не болен. Это – нервы.
Нервы, переохлаждение, двое суток без сна и еды.
Постоянно думаю о Вере…
Опасения Аллы оправдались, ближе к ночи я начал задыхаться, а под утро приехала скорая помощь. Хрипы в легких, констатировал пожилой врач, плюс слабый иммунитет.
– Антибиотики, витамины, много спать и пить воду. Корми его на убой. У парня вес, как у молодого барашка.
– Это бронхит? – забеспокоилась Алла.
– Скорее всего, пневмония. Его бы в больницу.
– Что ты, Павел! Я сама его выхожу.
– А если хуже будет? – строго спросил дядька.
Заметив мой жалобный взгляд, Алла уверенно ответила:
– Выкарабкается. Он еще молодой.
– Завтра после обеда к вам заеду. Если, температура не спадет, заберу его в больницу.
– Ты только скажи, что делать? Какие уколы, таблетки.
Врач выписал рецепт и протянул ей. Та сразу же засобиралась, не успела выпроводить бригаду скорой помощи за порог, как уже оделась и встала у двери в теплой куртке и сапогах. Дядька еще раз взглянул на меня.
– Очень худой, – покачал головой он. – Так нельзя, молодой человек. Нужно, хорошо питаться и не изводить себя из-за несчастной любви. Рано еще.
– Да какая – любовь! – воскликнула Алла. – Он еще ребенок! Просто кушает плохо, да отказывается от мяса.
– Белок необходим в вашем возрасте.
– Вот именно!
Старичок больше ничего не добавил, и вместе с Аллой вышел на веранду, чтобы дать четкую инструкцию, что и как принимать. Медсестра собрала в чемоданчик использованные шприцы. Мне вкололи сразу три лекарства: витамин, жаропонижающее и антибиотик.
Только дверь закрылась, и машина скорой помощи отъехала от дома, Петр вернулся в мою комнату. Пока были врачи, его заперли в кладовке. Теплый шершавый язык коснулся моей руки, слюни потекли по пальцам. Он словно почувствовал, что мне стало хуже. Я лег на кровать и сразу уснул. Пес устроился у меня в ногах.
– Три девицы под окном пряли поздно вечерком.
Сквозь сон я услышал ласковый голос. Открыл глаза. На стуле возле моей кровати сидит старушка и читает книгу. Волнистые пряди выбились из-под голубого шелкового платочка. Алла на кухне с кем-то разговаривает по телефону.
Бабуля взглянула на меня и улыбнулась.
– Тебе нравятся сказки?
– Да, – ответил я.
– Вот и ладненько. Тогда слушай. – Она продолжила. – Кабы я была царица…
Давно мне не читали сказки. Сейчас и не вспомню, когда это было в последний раз. Бабушка любила стихи Чуковского, мама пела колыбельные.
– Снова горит, – прошептала Алла.
Холодная рука легла на мой лоб.
– Дрожит весь бедный. Как звать-то его?
– Саша.
– Ты ему дай бульон. А то помрет с голоду. Двое суток ничего не ел. Смотри, одни кости да кожа.
– Баба Серафима! Типун тебе на язык!
– Слабенький очень, – запричитала старушка. – Ему не уколы нужны, а травяные настойки. Все тело покрылось болячками. Это тебе не шутки. В организме пошел сбой.
– И как быть?
– Завтра принесу мазь. Сама сделаю.
– Опять вонючую?
– А ты нос закрой, пока мажешь. За то, все воспаления пройдут.
– У него все тело горит. Тут много мази надо. Банку трехлитровую, не меньше.
– Сколько есть, столько и принесу. Ты слушай меня, Алевтина, и наматывай на ус. Такие болезни идут от головы, от мыслей…
Я снова провалился в черную пропасть. Голос старушки меня усыпил.
Две недели у меня держалась температура, утром спадала, а к ночи снова поднималась.
Бабушка Серафима каждый день варила чудесные снадобья из трав и ягод. Алла откармливала меня куриным супом. Старенький врач Павел ставил капельницы.
В декабре наступила полноценная зима. Как полагается с сугробами до крыши, и ярким солнцем.
Только я пошел на поправку, как случилась новая беда. Алла не послушала опытную соседку и забыла про волшебную мазь. Однажды утром я обнаружил на своей ноге огромный чирей. А если по научному, то фурункул. Потом, точно такой же, появился подмышкой. И пошло дело. Снова температура под сорок. Уколы. Витамины. И сказки на ночь.
Бедная Алла так намучилась со мной, что даже похудела. Ей пришлось больше месяца делать мне уколы три раза в день.
Совершенно незнакомый парень свалился на голову двум несчастным женщинам.
Каждую субботу бабушка Серафима топила баню. Замачивала в кипятке дубовые веники. Ставила самовар на шишках.
– Пар изгоняет из тела всю хворь. – Загнав меня в парилку, приговаривала она. – Открой широко рот и глубоко дыши. Все выйдет наружу, организм возродится. Сейчас пройдемся веником, и кровь забурлит в жилах.
И тут же.
«Моем, моем трубочиста
Чисто, чисто, чисто, чисто!
Будет, будет трубочист
Чист, чист, чист, чист!»
Два месяца я провел в кровати.
Баня исцелила мое тело. Травы восстановили силы. Уколы и капельницы поставили на ноги.
В первый день февраля, в мой день рождения, мне приснилась Вера.
Знакомый лес, знакомые сосны. Мост, и где-то далеко шумит вода.
Это место я запомнил навсегда.
Серые глаза смотрят в небо. Ладошки сложены на груди. «Алик, забери меня с собой. Пожалуйста. Я не могу жить без тебя». Страшные слова подхватило эхо, понесло по воздуху и разлетелось над рекой.
Началось мое время. Тик-так.
Утром я проснулся другим человеком, мою душу переселили в чужое тело. Голова светлая, ничего не болит.
Новый дом. Комната. Под кроватью спит лохматый пес. В окно проникают солнечные лучи. Пахнет дровами. Тепло. За стеной слышны шаги Аллы.
Я спустил ноги с кровати. Мягкий коврик, тапочки. Встал, прошелся по комнате и случайно посмотрел в зеркало на стене.
Кто это? Волосы длинными локонами спускаются на глаза. Щеки розовые. Кожа чистая. На лице не осталось ни одной веснушки. Появился живот, бока. Ноги и руки приобрели человеческий вид. Я больше не похож на сушеный урюк.
