Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
1.1.2. Чувственное репрезентирование реальности
§ 1. Что такое моделирование и репрезентирование
Э. Шредингер (2000, с. 42) указывает, что выражения «модель» и «картина» стали использоваться для концептуальных построений науки во второй половине XIX в.». В. А. Штофф (1966, с. 19) определяет модель как мысленно представляемую или материальную систему, которая, отображая или воспроизводя объект исследования, способна замещать его так, что ее изучение дает нам новую информацию об объекте. По его (1978, с. 114) словам, между моделью и оригиналом имеется отношение сходства, форма которого явно выражена и точно зафиксирована (условие отражения или уточнения и аналогии); модель замещает изучаемый объект (условие репрезентации); изучение модели позволяет получать информацию об оригинале (условие экстраполяции).
В. А. Штофф (1978, с. 114–116) разделяет модели на материальные (вещественные) и мысленные (воображаемые). Мысленные модели отличаются, по его мнению, тем, что конструируются в форме мысленных образов, существующих лишь в голове исследователя. Они могут фиксироваться с помощью языка, знаковых средств, чертежей, рисунков и других материальных средств выражения, но от этого, как считает автор, не становятся материальными. Оперирование мысленными моделями представляет собой форму мысленного эксперимента, а сами модели являются его мысленными орудиями и средствами. Надо сказать, что не только философы, но и психологи, например Ф. Н. Джонсон-Лэйрд (2011, с. 344), активно используют в своих работах понятие психические или умственные модели. При этом, однако, почти не обсуждаются имеющие принципиальное значение различия между психическими моделями и психическими репрезентациями.
Дело в том, что понятие модель обязательно предполагает наличие чего-то первичного и уже присутствующего во внешнем мире либо в психике. Следовательно, если мы говорим о восприятии как о психическом моделировании реальности, то изначально встаем на позицию объективизма, предполагающую бесспорное признание факта первичного и независимого от человеческого сознания существования предметного физического мира вне нас, который и моделируется человеческим сознанием. Однако у нас более чем достаточно оснований сомневаться в совершенно независимом от человеческого сознания существовании предметного физического мира, поэтому в психологии уже давно доминирует репрезентационная теория. Согласно ей человеческое сознание особым образом репрезентирует[15], то есть отображает, воспроизводит, имитирует, представляет в себе самом своими психическими средствами окружающую «реальность в себе», совершенно иную сущностно.
М. Вартофский (1988, с. 18) полагает, что функция репрезентации заключается в замещении чего-то находящегося за ней, а не в простом обозначении этого, то есть в представлении некоторой вещи таким образом, чтобы мы смогли понять ее.
Действительно, уже из трудов И. Канта (1994) можно сделать вывод, что наши психические репрезентации не моделируют окружающий нас мир, а конституируют его особым образом, отличным от этого «мира в себе». Причем сознание может делать это только специфически антропоморфными средствами, используя психические феномены, которые без человека отсутствуют в «реальности в себе». Как пишут У. Матурана и Ф. Варела (2001, с. 20), наш опыт теснейшим образом связан с нашей биологической структурой. Мы не видим «пространство» мира или его «цвета», а проживаем поле нашего зрения и наше собственное хроматическое пространство. Когда мы пытаемся разобраться в том, каким образом мы познаем мир, мы неизменно обнаруживаем, что не можем отделить историю наших действий от того, каким этот мир нам кажется.
Учитывая все сказанное, можно утверждать, что репрезентирование – это психический процесс, с помощью которого сознание создает своими психическими средствами и в себе самом специфические сущности и формы, отображающие в нем и для него «реальность в себе». Сознание делает это с помощью собственных психических феноменов, отсутствующих в «реальности в себе» без человека.
Отличие психических моделей от репрезентаций заключается в том, что психическая модель по-новому представляет в сознании уже репрезентированную в нем сущность. Например, вербальная конструкция может моделировать чувственную репрезентацию какой-то воспринятой человеком сущности. Тогда как сама перцептивная репрезентация первична, то есть представляет в сознании то, чего ни в нем, ни в «реальности в себе» еще не было в таком виде, то, что приобретает возможность существования для человека лишь в форме этой психической репрезентации. Репрезентации не копируют элементы «реальности в себе», не изоморфны им, так как представлены психическими феноменами, которые существуют лишь в сознании. Репрезентируя доступные восприятию элементы «реальности в себе», сознание создает своими специфическими психическими средствами новые сущности, в частности предметы.
Одни психические репрезентации представлены чувственными феноменами, которые обычно соотносятся человеком с предметами и явлениями, их свойствами и действиями. Другие репрезентации являются символическими, или вербальными[16], и часто лишь неясным образом соотносятся с «реальностью в себе», конституируя в окружающем мире сущности лишь гипотетические либо даже явно отсутствующие в нем. Впрочем, и те и другие репрезентации в своей основе являются чувственными (С. Э. Поляков, 2011, с. 582). Все же имеет смысл придерживаться традиционного разделения, так как вербальные репрезентации феноменологически сильно отличаются от чувственных.
Итак, понятия психическая модель и психическая репрезентация различаются не просто нюансами… Между ними есть принципиальные различия.
§ 2. Понятие образ восприятия в отечественной и зарубежной психологии
В советской, а теперь и российской психологии принято выделять и исследовать образы восприятия, или перцептивные образы, что восходит еще к работам основателей классической психологии. Так, Г. Гельмгольц (1999), в частности, пишет: «Будем относить выражение “образ в представлении” только к отвлеченным от текущих чувственных впечатлений реминисценциям наблюдавшихся ранее объектов; выражение “перцептивный образ” – к восприятию, сопровождающемуся соответствующими чувственными ощущениями; выражение “первичный образ” – к совокупности впечатлений, формирующихся без каких бы то ни было реминисценций прежнего опыта и не содержащих ничего, кроме того, что вытекает из непосредственных чувственных ощущений. Теперь нам ясно, что один и тот же перцептивный образ может иметь различную чувственную основу, то есть образ в представлении и актуальные впечатления могут входить в самых различных отношениях в перцептивный образ» (1999, с. 30); «…прежний опыт и текущие чувственные ощущения взаимодействуют друг с другом, образуя перцептивный образ» (с. 31).
В другом месте автор использует для обозначения образов восприятия термин «зрительные восприятия»: «Ощущения, вызываемые светом в нервном аппарате зрения, используются нами для формирования представлений о существовании, форме и положении внешних объектов. Представления такого рода мы будем называть зрительными восприятиями» (с. 21). Далее Г. Гельмгольц (1999) подробно разъясняет, что речь идет не о предметах внешнего мира, воспринимаемых нами, а именно об их зрительных образах, которые представляют собой лишь «символы или знаки предметов» (с. 36). Автор (там же) подчеркивает, что образ предмета и сам предмет принадлежат к двум различным мирам, которые даже не допускают сравнения друг с другом.
В. Вундт (2007) использует понятия восприятия и представления восприятия. Он пишет: «Впрочем, еще и в настоящее время многие психологи обозначают словом “представление” лишь те образования, которые не вызваны непосредственными внешними впечатлениями, то есть лишь так называемые “образы воспоминания”; представления же, обусловленные идущими извне впечатлениями органов чувств, называются в этом случае “восприятиями”» (с. 42); «…чувства зрения и слуха порождают, таким образом, в высшей степени разнообразные и богатые комбинации, во-первых, качеств простых ощущений, во-вторых, тех сплетений представлений, в которые могут соединяться эти ощущения» (с. 44–45).
В. Вундт (2007) полагает даже, что «вообще нет каких-либо общезначимых различий между образами воспоминания и так называемыми восприятиями органов чувств. Образы, возникающие во время сновидений, обыкновенно бывают столь же живыми, как и восприятия органов чувств в бодрственном состоянии, почему они сплошь и рядом принимаются нами за действительно пережитые события» (с. 43).
Нельзя не отметить, что позиция, согласно которой выделяется предмет вне нас и образы восприятия этого предмета в сознании, локализуемые сознанием тоже вовне, легко может быть подвергнута жесткой критике. Наш здравый смысл уверен в существовании предмета вне нас, но, соглашаясь с наличием образа его восприятия, он удваивает сущности… Получается, что есть физический объект и еще его психический образ восприятия. Подобный вывод не может не смущать психологов, что вынуждает их либо не углубляться в эту проблему (отечественные психологи), либо просто не использовать понятие образы восприятия (зарубежные психологи).
У многих исследователей не вызывает сомнения правота И. Канта (1994, с. 306), утверждающего, что предметы не имеют существования сами по себе, вне нашей мысли. А. Бэн (1998) пишет: «Всякое восприятие, всякое познание есть факт духовного порядка. Восприятие есть акт духа; что бы мы ни думали о воспринимаемом предмете “в нем самом”, мы никак не можем отделить его от воспринимающего духа. Восприятие дерева есть духовное явление; дерево познается как воспринимаемое и никак иначе… Дерева совершенно отдельно от восприятия мы не знаем, а говорить мы можем только о том, что знаем» (с. 490).
Получается, что, с одной стороны, мы не должны удваивать сущности без нужды. С другой стороны, «вещь в себе» – не то же самое, что предмет и наш образ восприятия предмета.
А. Бэн (1998) так пытается описать существующие противоречия: «Различие между внешним восприятием и субъективным сознанием основывается обычно на предположении о существовании внешнего мира, который сначала существует отдельно от восприятия, а затем воздействует на дух и им воспринимается. Этот взгляд содержит в себе внутреннее противоречие. Согласно общему признанию дерево есть нечто существующее само по себе, отдельно от всякого восприятия; отражая свет, оно производит световое впечатление, и тогда мы воспринимаем его; все люди уверены в том, что восприятие есть следствие, а дерево, независимое от восприятия, есть причина. Однако дерево известно нам только по восприятию, и мы не можем ничего сказать о том, что оно представляет из себя до восприятия или независимо от него: мы можем мыслить дерево только как воспринимаемое нами, а не как нечто не зависящее от восприятия» (с. 491).
Адекватного решения данной проблемы предложено не было. Психологи в СССР по-прежнему использовали восходящее к классикам понятие образы восприятия. Победа бихевиоризма в начале XX в. сначала в американской, а затем и во всей зарубежной психологии вообще сняла для нее проблему использования понятия образы восприятия. Все ментальные феномены были просто объявлены там «вне закона» и исчезли из психологической литературы. Р. Хольт (1981) пишет: «Образы, внимание, состояния сознания и другие основные понятия старой психологии-были преданы анафеме как “менталистские” и выдворены из светлицы в ночную мглу» (212, с. 19).
Ч. Осгуд (2002, с. 144–156) и Ф. Х. Олпорт (2002, 67–76), например, описывая в первой половине 1950-х гг. свои классические характеристики перцептивных феноменов, вовсе никак не обозначают перцептивные феномены, свойства которых обсуждают. Ч. Осгуд (2002), правда, пытается использовать хотя бы конструкт, обозначаемый понятием зрительное поле. Он цитирует Дж. Брауна и А. Вота (J. F. Brown, A. C. Voth, 1937): «Под зрительным полем мы подразумеваем пространственную структуру (конструкт), в которую могут быть упорядочены феномены зрительного поля» (с. 144).
Только в начале 70-х гг. XX в. в США стали появляться и рассматриваться всерьез психологическим сообществом работы, в которых их авторы вновь стали обсуждать и анализировать ментальные образы. Это, впрочем, никак не отразилось на принятии и тем более признании понятия образ восприятия. Даже принятие самого факта наличия психических феноменов для большинства когнитивистов до сих пор не бесспорная и важнейшая очевидность, а скорее вынужденная необходимость.
Вероятно, поэтому в зарубежной психологической литературе по-прежнему не используют понятие образ восприятия. Обычно описывают и обсуждают лишь ощущения и восприятие. Большинство исследователей рассматривают восприятие как процесс и предпочитают обходить вопрос о результатах этого процесса. Они изредка упоминают о восприятиях (например, Х. Шиффман, 2003; М. Д. Хоровиц, 2005, c. 10–32), феноменах восприятия (например, Ж. Годфруа, 1999), перцептах (например, У. Найссер, 1981; Р. Л. Солсо, 1996), перцептивных символах (например, Л. Барсалу, 2011, с. 125–138), гештальтах (например, Д. Майерс, 2001), перцептивных репрезентациях (например, Л. Барсалу, 2011, 125–138) или паттернах (например, Д. Майерс, 2001; Р. Л. Аткинсон, Р. С. Аткинсон, Э. Е. Смит и др., 2003; Д. Кун, 2007), не раскрывая детально значения данных понятий.
Д… Майерс (2001), например, в своем учебнике психологии ограничивается следующим пояснением: «В начале XX века группа немецких психологов заинтересовалась, каким образом наш разум организует наши ощущения и превращает их в восприятия. Человек, воспринимающий сенсорные сигналы, организует их в “гештальт”. Чтобы превратить сенсорную информацию в значимое восприятие, мы должны организовать ее…» (с. 255).
Дж. Андерсон (2002) в своей монографии много говорит о восприятии, но нигде не упоминает о его результатах. Тем не менее он вынужден писать о «репрезентациях, основанных на восприятии» (с. 111 и далее), имея в виду фактически то, что я называю образами представления, но так и не использует понятие образ восприятия, даже просто понятия перцепты или восприятия. Между тем от признания факта наличия образов представления, или ментальных образов, которые автор обсуждает, до признания образов восприятия – даже не шаг, а полшага… Однако наследие бихевиоризма преодолеть непросто. Дж. Андерсон (2002) спрашивает: «Похожи ли зрительные образы (образы представления. – Авт.) на зрительное восприятие (образы восприятия. – Авт.)?» (с. 125) – и сам же отвечает: «Зрительные образы имеют много общих свойств с продуктами зрительного восприятия, но реинтегрировать зрительные образы не так легко, как фактические изображения» (с. 127).
При этом он не поясняет, что представляют собой феноменологически эти «фактические изображения».
В монографии Р. Солсо (1996) я нашел всего два упоминания о перцептах.
Порой вызывают улыбку изобретательность и языковые уловки, применяемые авторами, чтобы хоть как-то обозначить образы восприятия, так как без упоминания этих важнейших психических феноменов трудно описывать психологические исследования. Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001), например, пишут, обсуждая историю изучения восприятия: «Локк и Беркли (философы-эмпирики) полагали, что органы чувств пассивно накапливают эти простейшие ощущения, которые, в свою очередь, затем склеиваются воедино при помощи ассоциаций, образуя при этом более сложные феномены – “перцепции”» (с. 252).
Но, обсуждая дальше на протяжении целой главы феномены восприятия, авторы предпочитают вообще не касаться феноменологически спорных вопросов: «…перед тем как решить, является ли разглядываемый нами объект яблоком (или бейсбольным мячом, или головой человека, или чем-либо еще), мы должны организовать мир ощущений в виде понятной нам картины, в которой находятся реальные объекты и происходят реальные события» (с. 253).
Тем не менее скрываемое все равно нет-нет да и прорывается: «Мы рассмотрели несколько этапов, составляющих процесс восприятия объекта: мы обнаруживаем признаки поля, а затем анализируем это поле так, что идентифицируем фигуру, выделяющуюся на фоне. …Мы должны выяснить, что собой представляет этот объект, является ли он буквой А, или жирафом, или яблоком, или чем-то еще. Эта стадия процесса восприятия объекта называется распознаванием образа (подчеркнуто мной. – Авт.)» (с. 272–273).
Возникает вопрос: получила ли зарубежная психология какие-то преимущества в результате своего отказа от использования понятия образ восприятия? Думаю, нет. Во-первых, она тем самым игнорирует важнейшие психические феномены. Во-вторых, она не акцентирует внимание на очевидных отличиях образов восприятия реальности от самой «реальности в себе», хотя еще классики психологии установили тот, казалось бы, очевидный теперь для всех исследователей факт, что появляющиеся у нас образы восприятия не только не идентичны, но даже не всегда соответствуют воспринимаемой нами «реальности в себе».
Порой это несоответствие очень «демонстративно». Р. Грегори (2011, с… 220) пишет, например, о том, что если рассматривать с расстояния больше метра внутреннюю поверхность маски, то она кажется выпуклой. Здесь знание о форме лица противостоит сенсорному сигналу. Знание или сенсорная информация получают преимущество в зависимости от расстояния между маской и наблюдателем. В результате выпуклое лицо превращается в вогнутое или наоборот[17].
Под влиянием работ американских психологов даже в российской психологии в последние годы стали меньше писать, а то и вовсе не упоминают об образах восприятия (см., например: учебник В. В. Нурковой и Н. Б. Березанской, 2005). К счастью, это скорее исключение, чем правило. Но вернемся к обсуждению того, что есть большее зло: применение понятия образ восприятия или отказ от его использования.
Если зарубежные психологи, отказываясь от удвоения сущностей, впадают в одну крайность и пытаются не замечать, по крайней мере не обсуждать образы восприятия, то большинство российских психологов впадают в другую крайность. Признавая наличие образов восприятия, они придерживаются одновременно объективистских положений здравого смысла о том, что окружающий воспринимаемый мир наполнен предметами, которые человек воспринимает. Мало кто задумывается о том, что такая позиция удваивает сущности и не согласуется с принимаемой ими же кантовской (1994, с. 306) теорией о «вещи в себе».
Можно ли примирить представления нашего здравого смысла, согласно которым нас окружают предметы, воспринимаемые нашими органами чувств, с кантовской идеей о «вещи в себе»? Думаю, да, если мы предварительно откажемся от двух догматов: 1) от того, что физические сущности противоположны психическим, то есть имеют совершенно иную природу; 2) от того, что наше сознание создает только психические феномены. Но к этому вопросу мы еще вернемся.
§ 3. Ощущения как разновидность образов восприятия
Что такое перцептивные феномены – ощущения и образы восприятия? Не буду даже пытаться давать сложных определений, потому что ощущения и образы нельзя вербально описать так, чтобы они стали понятными для человека, лишенного, например, соответствующих органов восприятия. В этом и заключается неповторимая специфика чувственных репрезентаций[18]. Предлагаю сделать проще: проведите пальцами по поверхности стола, кресла, любого другого предмета. То, что вы испытываете, – тактильное ощущение. Лизните языком крупинку соли или сахара. То, что вы чувствуете, – вкусовое ощущение. Сдавите и понюхайте лимонную корку, то, что вы ощутите, – обонятельное ощущение. То, что вы чувствуете, приближая руку к огоньку горящей спички, – ощущение тепла, а при прикосновении к огню – ощущение боли от ожога. Закройте глаза и поверните лицо к солнцу или сильному источнику света. То, что вы испытываете даже с закрытыми глазами, – зрительное ощущение света. Возьмите в руку лед, и вы почувствуете ощущение твердости и холода, через некоторое время вы почувствуете и ощущение наличия жидкости в руке.
Разные органы чувств обеспечивают формирование разных репрезентаций одного и того же объекта: его визуальный образ, его запах, издаваемый им звук, вызываемые им тактильные и другие ощущения. Среди перцептивных репрезентаций можно выделить репрезентации, позволяющие сознанию конституировать предметы физического мира, – образы восприятия, и репрезентации, не позволяющие их конституировать в завершенном виде, – ощущения. До сих пор в психологии принято считать ощущения элементами образов восприятия. Представление о том, что образы восприятия складываются из более простых психических явлений – ощущений, восходит к работам основоположников психологии. Однако для того, чтобы разобраться, как ощущения и образы восприятия соотносятся друг с другом, необходимо понять, какие функции они выполняют, а главное – что они собой представляют феноменологически.
Нетрудно заметить, что конкретное ощущение позволяет нам лишь выделять в окружающей реальности определенное множество объектов, обладающих способностью вызывать у нас это специфическое психическое явление. Например, множество кислых, множество светлых или множество теплых объектов. В отличие от ощущения образ восприятия уже позволяет выделить конкретный объект из множества сходных с ним объектов, точнее, выделить завершенную репрезентацию из множества сходных с ней репрезентаций той же модальности. Например, зрительный образ дает возможность выделить конкретный предмет из множества кислых, множества светлых или множества теплых предметов.
Следовательно, ощущение, будучи вполне самостоятельной репрезентацией предмета в отдельной чувственной модальности, все же менее информативно, чем образ его восприятия. Оно позволяет человеку лишь заметить нечто в окружающем мире, то есть обратить внимание на факт существования этого нечто. При этом оно конституирует не предмет, а нечто. Целое множество неясных сущностей, сходных в данной сенсорной модальности. Образ восприятия же, являясь более информативной репрезентацией, конституирует в сознании определенный предмет, сразу выделяя его из множества прочих сущностей, даже очень сходных с ним в тех же модальностях.
И ощущения могут конституировать предмет, но лишь если появляются дополнительные ощущения в иных модальностях, то есть сознание из разномодальных ощущений (пахнущий лимоном, шероховатый, желтый и т. д. объект) создает комплексную репрезентацию предмета, своего рода полимодальный образ восприятия.
Различия в информативности для человека между образами восприятия и ощущениями обусловлены разной степенью развития у него анализаторов и мозговых структур, участвующих в создании соответствующих перцептивных репрезентаций, например зрительного образа и вкусового ощущения. То, что и ощущения, и образы восприятия – перцептивные репрезентации, различающиеся лишь модальностью и степенью своей сложности, дифференцированности, подтверждается тем, что у людей с выраженными дефектами органов зрения и слуха вместо образов восприятия могут возникать лишь ощущения, зрительные или слуховые.
Эти зрительные или слуховые ощущения не позволяют больным людям дифференцировать воспринимаемые ими сущности среди множества других, сходных с ними. Получается, что ощущение отличается от образа восприятия своей меньшей субъективной информативностью, и это не позволяет ощущению сформировать полноценную перцептивную репрезентацию предмета, которая дала бы возможность воспринимающему конституировать и выделить предмет среди прочих сходных с ним в той же модальности.
Зависимость информационной насыщенности (дифференцированности) образа восприятия от возможностей конкретных рецепторных аппаратов проявляется, например, в различиях результатов зрительного восприятия у человека с хорошим зрением и близорукого или у человека с обычным зрением и дальтоника. Чем лучше развит анализатор, тем больше новых элементов предмета он позволяет репрезентировать. Выявление новых сторон предмета является мерилом и критерием эффективности и органа чувств, и создаваемой сознанием с его участием целостной психической репрезентации.
Отличие ощущения от образа восприятия в том, что в ощущении есть лишь сенсорный регистр (модальность), интенсивность и чувственный тон (приятное – неприятное), но нет других составляющих, которые можно назвать «направлениями репрезентирования» или «ощущениями», тогда как в образе восприятия их много. Например, в слуховом образе восприятия отдельно репрезентируются интенсивность звука, его тембр, удаленность, локализация, направление движения и т. д. В зрительном образе специально и независимо репрезентируются локализация, цвет и форма предметов, градиенты его поверхностей и углы их наклона, фигура и фон, яркость и затемненность и т. д., которые в итоге и формируют детальный образ предмета.
Образ восприятия – это «полноценная» чувственная репрезентация, конституирующая отдельный предмет. «Полноценная» в том смысле, что ее «достаточно» для выделения данной сущности из множества сходных с ней даже в той же модальности. Образ восприятия не просто конституирует сущность. Наш здравый смысл отождествляет его с ней, а в языке он обозначается существительным. Ощущение же – это «неполная» или «недостаточная» репрезентация, так как она не способна конституировать определенную сущность, хотя и позволяет сознанию регистрировать множество сходных в конкретной модальности сущностей. Наш здравый смысл связывает ощущение с внешним миром… В языке оно обычно обозначается прилагательным, реже – существительным.
Очевидно, что ощущение и образ – это близкие психические феномены, различающиеся лишь степенью своей сложности. Правильнее поэтому говорить о единых перцептивных феноменах, различающихся лишь степенью своей дифференцированности, или об образах восприятия разной модальности и разной степени информативности, которая обусловлена особенностями развития соответствующих органов чувств.
Можно предположить, что зрительный анализатор, позволяющий нам получить наиболее «полную» репрезентацию предмета – зрительный образ, объединяет в нем сразу несколько зрительных ощущений, вызываемых объектом: яркость, цвет и текстуру поверхностей, их градиент, углы наклона и т. д., которые и формируют целостный зрительный образ. По крайней мере, гипотеза о таком объединении зрительных ощущений не вызывает отторжения. Зрительный образ в результате как бы замещает собой сразу множество более «простых» репрезентаций предмета (визуальных ощущений), аналогичных по «уровню» – глубине репрезентирования ощущениям иной модальности, создаваемым другими менее развитыми у человека сенсорными анализаторами. При этом образ восприятия органично объединяет все то, что можно условно назвать зрительными ощущениями, в целостную репрезентацию, или гештальт. Количество здесь переходит в качество, позволяющее сознанию конституировать в визуальной модальности конкретный физический объект и отличать его при этом от сходных объектов.
Ощущения, вызываемые элементом «реальности в себе», который сознание конституирует в форме предмета или явления, как и образы его восприятия, – это разномодальные репрезентации самого предмета, а не каких-то дополнительных сущностей, то есть его (предмета или явления) свойств, как принято считать. Но это дополнительные и второстепенные по отношению к зрительному образу восприятия репрезентации предмета, так как не позволяют выделить данный предмет из прочих. Они превратились поэтому для человека в то, что принято называть чувственно воспринимаемыми свойствами предмета.
У «реальности в себе» потенциально огромное множество свойств, которые, вероятно, могут быть конституированы иными формами сознания[19], но человеческое сознание в состоянии репрезентировать лишь некоторые. Следовательно, нет ни одного свойства, приписываемого нашим сознаниемпредмету, которое можно расценить как «внутренне присущее» ему и независимое от человека. Все свойства, как и сам предмет, конституированы в таком специфически человеческом (антропоморфном) виде именно человеческим сознанием, взаимодействующим с элементом «реальности в себе».
