Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
Глава 1.4
Понятия
1.4.1. Виды понятий
Разработкой проблемы понятий логика занималась гораздо дольше психологии и продвинулась существенно дальше. В логике существуют разные классификации понятий. Одни авторы выделяют понятия единичные (элементарные): ребенок, гроза, шляпа и т. д. – и составные (сложные): премьер-министр, патологоанатом, мокрое место, сухая штукатурка, белый стих, двойное дно и т. д. Другие авторы выделяют понятия общие, частные и единичные. Г. Шпет указывает (2010, с. 43–48), что общими называются понятия, которые относятся ко всем объектам данного класса, например человек. Единичное понятие – то, которое относится к одному объекту, например Сократ. Между Сократом и человеком можно поместить еще такое понятие, которое будет относиться к меньшему количеству предметов, чем понятие человек, и к большему, чем Сократ, например понятие грек. Это понятие частное. Между понятиями существует отношение, которое в логике называют отношением вида к роду и рода к виду.
Понятия разделяют также на эмпирические, если они созданы на основе восприятия группы доступных для изучения объектов или явлений, и теоретические, если они созданы на основе анализа некоторого класса явлений (или объектов) с использованием ранее созданных понятий. П. Фейерабенд (2007, с. 168), однако, пишет, что это различие теперь совершенно потеряло значение, так как и теории, и наблюдения могут быть устранены. Теории могут быть отброшены вследствие столкновения их с наблюдениями. Наблюдения же могут быть отброшены по теоретическим основаниям. Познание не движется от наблюдения к теории, а всегда включает в себя оба элемента. Опыт возникает вместе с теоретическими допущениями. Опыт без теории столь же немыслим, как и теория без опыта.
Некоторые исследователи предпочитают пользоваться терминами «естественные» и «искусственные понятия». Хелен Гейвин (2003, с. 137), например, отмечает, что естественные понятия, в отличие от искусственных, не могут быть определены четко.
Выделяют еще понятия относительные и безотносительные, положительные и отрицательные, собирательные и несобирательные (А. Д. Гетманова, 2007, с. 46–49). Относительные репрезентируют предметы, существование одного из которых предполагает существование другого: дети – родители, ученик – учитель, начальник – подчиненный и т. д. Безотносительные репрезентируют предметы, существующие независимо от прочих: дом, человек, деревня и т. д. Положительные понятия репрезентируют наличие в предмете определенного качества: грамотный (человек), отстающий (ученик), красивый (поступок). Отрицательные понятия репрезентируют отсутствие качества в предмете: ненормированный (труд), неграмотный (человек), бескорыстная (помощь).
Собирательные понятия репрезентируют множества однородных (сходных) объектов: стадо, стая, полк, созвездие и т. п. Несобирательные понятия репрезентируют каждый объект из множества сходных: ручка, река, игрушка и т. д. Существуют и другие подразделения понятий, но все они не являются значимыми для наших целей. Более интересно для нас разделение понятий на конкретные и абстрактные.
Термины «абстрактное понятие» и «конкретное понятие», как сообщает М. А. Можейко (2001, с. 1111), ввел Иоанн Дунс Скот. По словам Г. Шпета (2010, с. 47), конкретными в традиционной логике называют понятия вещей, абстрактными – понятия качеств, свойств, мыслимых отдельно от вещей. А. Д. Гетманова (2007, с. 45) полагает, что конкретными называют понятия, в которых отражены одноэлементные или многоэлементные классы предметов (материальные и идеальные). Например, понятия дом, свидетель, романс, Московский Кремль, землетрясение и т. д… Абстрактными называются понятия, обозначающие какой-либо из признаков предмета, взятый отдельно от него самого. Например, белизна, несправедливость, честность и т. п.
По мнению Б. Г. Мещерякова (2009, с. 13), абстракция – один из основных умственных процессов, позволяющий мысленно вычленить и превратить в самостоятельный объект рассмотрения отдельные свойства, стороны, элементы или состояния предмета. Абстракция состоит в вычленении таких свойств предмета, которые сами по себе и независимо от него не существуют. Иногда под абстракцией понимается лишь результат процесса абстрагирования, например уже вычлененное и в «чистом виде» самостоятельно рассматриваемое свойство предмета.
А. Кафанья (1998, с. 104) различает два значения слова «абстракция». В первом смысле мы, по его мнению, абстрагируем нечто тогда, когда вычленяем несколько главных эмпирических признаков из более широкого кластера эмпирических свойств объекта. Автор рассматривает, например, три разных объекта. Первый – синего цвета, сделан из дерева и имеет плоскую округлую платформу, держащуюся на четырех ножках… Второй объект похож на первый, но имеет красную окраску и металлический. Третий объект подобен первым двум, но его плоская платформа покрыта зеленой кожей и поддерживается деревянными ножками… Называя эти три предмета общим термином «табурет», мы совершаем операцию абстрагирования, то есть концентрируем свое внимание на таких признаках, как обладание плоской округлой платформой на четырех ножках, игнорируя все прочие свойства. Автор полагает, что слово «табурет» есть абстракция, поскольку его значение было получено в результате процесса абстрагирования. При этом он не отрицает «конкретное существование» вещей, к которым отсылает слово «табурет».
Аналогичной точки зрения придерживается и А. Ребер: «Следует отметить, что даже в более конкретных понятиях присутствует элемент абстракции. Понятие “стул” может рассматриваться как абстрактный класс стульев, лишенный специфических признаков» (2000, с. 15).
Если следовать логике этих авторов, то тогда и понятие волк и понятие птица – абстракции. Так как волки бывают серые, белые, черные, большие, маленькие и т. д., а с птицами все еще сложнее, потому что это понятие объединяет и куропатку, и страуса, и пингвина, и колибри. Соответственно, и понятие волк, и понятие птица были получены в результате процесса абстрагирования некоторых признаков из множества признаков, присущих данным физическим объектам.
Мне представляется, что в механизмах формирования общих понятий, обозначающих объекты (стул, волк, птица), с одной стороны, и обозначающих свойства или варианты движения объектов (белизна, округлость, полет, качка и т. п.), с другой стороны, много общего. И в том и в другом случае сознание создает собирательные модели-репрезентации и на их основе конституирует новые сущности. В то же время отнесение к абстракциям понятий стул, волк и птица вызывает у меня серьезные возражения. Все они, являясь общими понятиями, или универсалиями, обозначают совершенно конкретные физические объекты, а именно – любой конкретный объект из множества сходных объектов (стульев, волков или птиц)[81].
Ко второму значению слова «абстракция», по мнению А. Кафаньи (1998, с. 105), больше подходит слово «гипотетизация». Если при операции абстрагирования мы просто ограничивали внимание определенным классом наблюдаемых данных, то при гипотетизации мы употребляем термины для обозначения предполагаемых, или сконструированных, сущностей, которые в принципе не наблюдаемы и обладают ментальным онтологическим статусом. Если мы истолковываем эти сконструированные сущности как конкретные вещи, то совершаем ошибку овеществления. В качестве примеров автор приводит психоаналитические понятия ид, эго и супер-эго, которые обозначают сконструированные исследователями сущности, введенные для истолкования некоторых типов поведения.
Итак, согласно А. Кафанье (с. 104–105), в первом смысле определенное слово называется абстракцией даже тогда, когда оно обозначает любой реальный физический объект из множества непосредственно воспринимаемых людьми сходных объектов. Делается это потому, что в процессе построения общего понятия якобы использовалась процедура абстрагирования. Во втором смысле слово называется абстракцией потому, что оно обозначает «абстрактные», или предполагаемые, свойства или сущности. В результате фактически ставится знак равенства между понятиями абстрактный и гипотетический.
По мнению А. Кафаньи (с. 105–106), из-за неразличения этих двух значений слова «абстракция» в некоторых работах были даже ошибочно поставлены вопросы: как, например, культура может определять человеческое поведение, если само слово «культура» – абстракция? Как может абстракция быть причиной чего-то? Автор отмечает, что утверждение «культура есть абстракция» не является определением культуры. Оно представляет собой всего лишь утверждение о том, каким образом было сформировано это слово.
Действительно, исследователи нередко смешивают сущности, слова и понятия. В результате в литературе в разряд абстрактных ошибочно включаются наряду с понятиями соответствующие им сущности и обозначающие их слова. Кроме того, практически все сконструированные сознанием с помощью вербальных концептов понятия и соответствующие сущности относят к категории абстрактных. Так, А. Ребер пишет: «…абстрактная идея представляет собой нечто неосязаемое, рассматриваемое без конкретных примеров. Например, “патриотизм” является абстрактной идеей, не связанной с конкретными патриотами или патриотическими событиями» (2000, с. 15).
Мне представляется, что правильнее было бы называть такие понятия как-то иначе, допустим сконструированными или лучше – умозрительными. Это относится, например, к таким понятиям, как культура, свобода, независимость, демография и т. п.
Вообще, в литературе встречаются самые разные употребления термина «абстрактный»: абстрактное понятие, абстрактный термин, абстрактное слово, абстрактная идея, абстрактный образ, абстрактная сущность и даже абстрактный предмет (например, абстрактная картина). Очевидно, что понятие абстрактный перегружено значениями В результате оно утратило ясность и превратилось в нечто весьма неопределенное. Это приводит в замешательство даже выдающихся исследователей. Г. Г. Шпет, например, пишет: «…при различении конкретных и абстрактных терминов речь идет не о понятиях, а о самих предметах. Предмет математики абстрактный, предмет зоологии – конкретный. Поэтому мы можем оставить слова “понятие конкретное” и “понятие абстрактное” лишь как искусственное обозначение» (2010, с. 47).
Очевидно, что здравый смысл понимает понятие абстрактный еще шире, чем его используют в научной литературе. Здесь не обошлось без влияния живописи, целое направление которой носит название «абстракционизм». В понимании здравого смысла абстрактное – это вообще все то, что имеет какой-то элемент неопределенности. Такое расширительное толкование тем более неприемлемо для психологии.
Я считаю поэтому, что необходимо исключить термин «абстрактные понятия» как нечто неопределенное и использовать следующую классификацию понятий.
1. Имена собственные и конкретные понятия.
Они обозначают строго определенные предметы (Петр I, дерево у моего окна, мой дом, собака Пират, Эйфелева башня и т. п.). Они формируются на основе конкретных моделей-репрезентаций чувственно воспринимаемых элементов окружающего мира.
2. Общие понятия (универсалии).
Общее понятие репрезентирует любую сущность из множества сходных более простых сущностей окружающего мира. Общие понятия выстраиваются в сложную многоступенчатую иерархию, поэтому имеет смысл разделить этот уровень на несколько подуровней[82].
Одни общие понятия формируются на основе собирательных моделей-репрезентаций множеств конкретных сущностей окружающего мира (лисица, машина, планета и т. д.).
Другие общие понятия формируются с помощью вербальных концептов, конституирующих новые сущности более высокого ранга на базе множеств сходных более простых сущностей (организм, примат, устройство и т. п.).
3. Отвлеченные, или умозрительные, понятия.
Они обозначают сущности, конституированные и сконструированные с помощью вербальных концептов.
Одни из них обозначают сущности, конституированные с помощью вербальных концептов. Например, плоскость, растворимость, средства производства, культура, революция, власть, среда и т. д.
Другие обозначают сконструированные с помощью вербальных концептов сущности. Например, бозон Хиггса, темная материя, квантовая струна, эго, коэффициент, индекс, валидность, трансценденция, релевантность и т. д.
Как нетрудно заметить, к так называемым «абстрактным понятиям» в литературе относят все перечисленные понятия, кроме имен собственных и конкретных понятий, что делает этот термин бессмысленным.
Наиболее общие понятия (животное, растение, предмет, объект и т. д.) трудно отличить от отвлеченных понятий (прогресс, цивилизация, интенсивность и т. д.), потому что и те и другие формируются с помощью вербальных конструкций. Менее общие, то есть частные, понятия разграничить с умозрительными понятиями легче, так как концепты частных понятий еще представлены собирательными моделями-репрезентациями множеств сходных объектов.
Часто вербальные концепты, репрезентирующие сущности, обозначаемые отвлеченными понятиями, иллюстрируются чувственными метафорическими образами простых и хорошо известных объектов или явлений. Например, возникновение у меня в сознании понятия черная дыра сопровождается появлением визуального образа представления черного пятна на сером фоне, а понятие спокойствие сопровождается образом воспоминания картины М. Чюрлениса с соответствующим названием. С концептами самых отвлеченных понятий ассоциированы немногочисленные иллюстрирующие их образы. К ним относятся, например, такие понятия, как закономерность, справедливость, судьба и т. п.
Многие вербальные конструкции специально создаются людьми как определения понятий, в том числе чувственно конституированных и сконструированных. Например, Медведь – крупное хищное млекопитающее…; Стол – предмет мебели, представляющий собой приподнятую над уровнем пола (или земли) поверхность, предназначенную для расположения на ней различных предметов и (или) для выполнения на ней различных работ, принятия пищи; Кентавр – мифическое существо с головой и торсом человека и телом лошади и т. д. Такого рода вербальные конструкции представляют собой полноценные, но специально созданные, то есть «искусственные» вербальные концепты. Они способны эффективно замещать концепты чувственные, а также уточнять и унифицировать «естественные», вербальные концепты. Трансформируясь в языковые конструкции, то есть фразы или предложения, вновь созданные «искусственные» вербальные концепты интериоризируются сознанием множества людей.
Я не могу согласиться с М. Бунге (2003, с. 42), который считает определение понятия только лингвистической конвенцией, то есть правилом употребления используемых символов, которое, по его мнению, «ничего не говорит нам о природе».
Правильное определение понятия – это новая вербализация имеющегося концепта, то есть специально созданная вербальная конструкция, или альтернативный вербальный концепт данного понятия. В случае чувственного концепта – это построение его вербального аналога… В случае вербального концепта – это построение дополнительного вербального концепта. Следовательно, определение понятия может много сказать нам о природе. Недаром К. С. Торн (2007, с. 417) отмечает, что только после введения А. Эйнштейном определения траекторий свободно падающих частиц как прямых линий он пришел к идее искривленного пространства-времени и вывел законы общей теории относительности… И только после того, как С. Хокинг дал определение горизонта событий черной дыры, появилась возможность изучать характер изменения черных дыр.
Я могу добавить, что только после того, как А. Эйнштейн дал определение понятия одновременность, всем стала очевидна зависимость времени от положения наблюдателя.
Чаще всего определение понятия – лишь фрагмент его вербального значения, «верхний слой» обычно многослойного концепта, то, что «всплывает» в сознании человека, когда ему предлагают объяснить, что для него означает данное понятие. Каждый человек, объясняя известное ему понятие, создает свой вариант определения соответствующего концепта, поэтому Дж. Лакофф (2004, с. 109) замечает, что даже люди, зарабатывающие на жизнь составлением определений, чаще предлагают разные определения даже для самых обычных понятий, например таких, как мать.
1.4.2. Общие понятия (универсалии)
В философии уже почти 2000 лет идут, периодически разгораясь и затухая, споры в отношении того, есть ли в мире сущности, обозначаемые универсалиями[83], и если да, то где они пребывают. Еще в V–VI вв. н. э… Боэций (480–524), которого называли последним из римлян и первым из схоластов, казалось, ставит в дискуссии точку: «…универсалии – бестелесны и существуют только в родах и видах, но не в индивидах» (цит… по: Ф. Ч. Коплстон, 1997, с. 85). «…Роды и виды существовать не могут… Это понятно из следующего [размышления]. Все, что является одновременно общим для многих [вещей], не может быть едино в себе. Ибо общее принадлежит многим, особенно когда одна и та же вещь находится одновременно во многих целиком. …Если один род находится в одно и то же время целиком во множестве отдельных видов, он не может быть един… Ибо не может быть, чтобы целое, находясь одновременно во многих [вещах], было в самом себе едино по числу. Но в таком случае если род ее может быть чем-то единым, то он и вообще ничто. Ибо все, что есть, именно потому есть, что едино; и то же самое следует сказать и о виде…» (Боэций, 2010, с. 24–25).
Но лишь кажется, что поставлена точка, так как дискуссия не прекращается. Б. Рассел (2001, с. 455) пишет, что Абеляр тоже полагает, что общее существует только в разуме, а в действительности существуют лишь единичные вещи. Что универсальные понятия являются результатом абстрагирующей деятельности разума и абстрактными копиями реальных вещей… А класс (множество) единичных предметов обозначается понятием и является абстракцией, не существующей в реальности.
Еще через 100 лет сходные мысли высказывает У. Оккам (1285–1349): «Я утверждаю, что универсалия не есть нечто реальное, имеющее в душе или вне ее субъектное бытие, а имеет в ней лишь объектное бытие и есть некий “мысленный” образ (fictum), существующий в объектном бытии, так же как внешняя вещь – в субъектном бытии…» (цит. по: П. П. Гайденко, 1999, с. 9).
Однако не менее авторитетные сторонники противоположного взгляда не сдаются и продолжают возражать. Уже в XX в. Л. Витгенштейн (2008, с. 62–63), например, пишет, что, если бы краснота, округлость и сладость не существовали, мы не могли бы их вообразить. К. Гедель (2007, с. 247) тоже считает, что универсалии могут рассматриваться как реальные объекты. Автор, например, рассматривает классы как множественности вещей, или структуры, состоящие из многих вещей, а концепции – как свойства и отношения вещей, существующих независимо от наших определений и конструкций. Он считает, что предположения о таких объектах столь же допустимы, как и предположения о физических телах, и имеется столь же много причин верить в их существование.
В том же ключе высказывается У. Куайн (2010, с. 112), который предлагает рассматривать, например, универсалию красный как обозначение обычной отдельной вещи с пространственно-временной протяженностью. Так, красным является самая большая красная вещь в универсуме, вещь, полностью распыленная, частями которой выступают все красные вещи.
Может быть, У. Куайн прав? Существуют же такие сложные сущности, как рой (пчелиный), стадо (бизонов), стая (журавлей) или разные во времени и пространстве срезы одной и той же реки Кестр, о которых пишет автор (c. 112). И нам ничто не мешает подобным же образом трактовать такие универсалии, как, например, красный, белизна, полет или отдых. Однако сам У. Куайн (с. 114) замечает, что теория универсалий как конкретных объектов, которая работала для красного, в целом терпит неудачу.
То, что столь авторитетные исследователи высказывают противоречивые мнения, свидетельствует о сложности проблемы. Главная мысль, которую может вынести читатель из рассуждений У. Куайна, заключается в том, что ответ на вопрос о том, какого рода референты универсалий существуют в «реальности в себе», зависит не столько от самих универсалий, сколько от точки зрения исследователей.
Г. Скирбекк и Н. Гилье (2007, с. 208–209) пишут в своей «Истории философии», опубликованной на языке оригинала в 1980 г., что споры о том, существует ли объективное содержание у общих понятий, сегодня являются столь же актуальными, как и в Средние века. Обычно используются термины «универсалия» и «партикулярия». Первый обозначает общие понятия, например свойства (коричневый, круглый и т. п.) и виды (человек, лошадь и т. д.). Второй – отдельные вещи, то есть эту конкретную коричневую дверь, эту конкретную круглую лампу и т. д.
О том, что общие имена до сих пор составляют нерешенную логикой и психологией проблему, говорит и Ю. С. Степанов (2013, с. 17). По мнению автора, даже весьма тонкие современные исследования (Горский, 1961; Уемов, 1963; Яновская, 1972; Серебренников, 1977) оставляют ее без ответа.
Кстати, абсолютное большинство понятий – это универсалии. Так, Б. Рассел (2009, с. 83) указывает, что едва ли не все слова из словаря «используются для универсалий».
Я хочу также обратить внимание на то, что и конкретные предметы чаще всего либо обозначаются общими понятиями, либо включают последние в свое наименование: эта ложка, та железная дверь, моя настольная лампа, калитка соседа и т. д. Чтобы вербально репрезентировать конкретную сущность, например «эту коричневую дверь», нам необходимо построить вербальную конструкцию из общих понятий. Мы не можем обойтись одним понятием.
Следует, видимо, переформулировать старый вопрос: существуют ли сущности, обозначаемые универсалиями? Он должен теперь состоять из нескольких вопросов: какие сущности обозначаются универсалиями, какие референты они имеют в реальности, где находятся эти сущности?
Проще всего было бы вслед за большинством авторов признать, что универсалии не обозначают сущности, реально пребывающие в окружающем мире. Тем более что данный факт можно легко доказать, исходя из особенностей концептуализации реальности в разных культурах. Например, с позиции испаноязычного наблюдателя, в языке которого нет общего термина «верблюд» вообще, а есть лишь слова «el camello» («верблюд двугорбый») и «el dromedario» («верблюд одногорбый»), слово «верблюд» обозначает сущность, которой нет в физической реальности, так как там есть только одногорбые и двугорбые верблюды. Но с позиции русскоязычного наблюдателя, в языке которого есть и общее слово «верблюд» вообще, и термины для обозначения одногорбого и двугорбого верблюдов (дромадер и бактриан), понятие верблюд вообще репрезентирует любого конкретного верблюда, существующего в мире.
Мне представляется, что вопрос о существовании в мире сущностей, обозначаемых универсалиями, нельзя рассматривать без учета разных механизмов формирования концептов, репрезентирующих эти сущности. Так, концепты, обозначаемые конкретными понятиями и именами собственными: береза у окна, мой стол, отцовское ружье и т. п., представляют собой модели-репрезентации конкретных физических предметов. Тогда как концепты, обозначаемые общими понятиями, или универсалиями: береза, стол или ружье вообще, представляют собой собирательные модели-репрезентации множеств берез, столов или ружей, с которыми человек сталкивался на протяжении жизни. Они репрезентируют любую березу, стол или ружье из соответствующих множеств.
Следовательно, переходя от имен собственных и конкретных понятий, обозначающих конкретные предметы, к общим понятиям, обозначающим предметы, реальность существования которых вызывает вопросы, мы переходим от концептов одного вида – чувственных моделей-репрезентаций конкретных единичных предметов по принципу «одна модель, один предмет» (мой стол, береза у окна, Эйфелева башня и т. д.) – к чувственным концептам другого вида – собирательным моделям-репрезентациям, которые репрезентируют любой предмет из определенного множества сходных предметов (столов, берез, башен и т. д.).
Получается, что разница между конкретными и общими понятиями заключается в механизмах образования и формах обозначаемых ими чувственных концептов. Концепты, обозначаемые универсалиями, отличаются от концептов, обозначаемых конкретными понятиями, только тем, что первые репрезентируют не конкретный (единственный), а каждый (любой) из сходных объектов определенного множества. Общие понятия (универсалии) обозначают концепты, репрезентирующие те же самые конкретные физические сущности, что и концепты, обозначаемые конкретными понятиями и именами собственными. Следовательно, и те и другие – это репрезентации одних и тех же сущностей. Разница лишь в том, что концепт, обозначаемый общим понятием, – это универсальная репрезентация всех сходных сущностей множества. И он имеет иную феноменологическую структуру.
Однако феноменология концептов, обозначаемых универсалиями, зависит от уровня обобщения. На низких уровнях обобщения, например понятия кошка, береза, стол и т. д., эти концепты представлены собирательными моделями-репрезентациями. На более высоких уровнях обобщения, например понятия растение или животное, концепты представлены уже вербальными конструкциями. Несмотря на то что они тоже репрезентируют каждый (или любой) из сходных объектов, входящих в соответствующее множество.
На очередном уровне обобщения чувственные концепты сменяются вербальными конструкциями, так как модели-репрезентации здесь начинают «расплываться», потому что сознанию приходится объединять в новое супермножество собирательные модели-репрезентации таких разных объектов, например, как слон, мышь и дельфин или дерево, цветок и одноклеточная водоросль. Это приводит к тому, что множество собирательных моделей-репрезентаций сильно различающихся сущностей не может интегрироваться в еще более глобальную собирательную модель-репрезентацию, способную стать универсальным чувственным концептом данного общего понятия. В итоге чувственные репрезентации превращаются лишь в иллюстрации нового вербального концепта.
Особняком от конкретных и общих понятий стоят понятия отвлеченные. В табл. 1 представлена зависимость формы понятия и концепта от уровня репрезентирования.
Таблица 1. Формы понятий, концептов и репрезентируемых ими сущностей на разных уровнях репрезентирования
Как я уже отмечал выше, количество уровней общих понятий не ограничивается семью. Их может быть и больше. Преимущественно вербальные концепты, репрезентирующие обозначаемые универсалиями сущности, лишь иллюстрируются все более «расплывающимися» собирательными моделями-репрезентациями. В итоге самые общие понятия, к которым относятся, например, категории, вообще «отрываются» от чувственного уровня и становятся трудно отличимыми от понятий отвлеченных.
Согласно представленной схеме, так называемые категории базового уровня (см. раздел 1.4.3) представляют собой последний уровень общих понятий, еще репрезентируемых концептами в виде собирательных моделей-репрезентаций. Концепты более высоких по уровню обобщения понятий, надстраиваемых на этот базовый уровень, представляют собой уже вербальные конструкции. При этом все понятия вышележащих уровней основываются не на категориях базового уровня, как принято считать в логике и лингвистике, а непосредственно на понятиях конкретных, концепты которых представлены моделями-репрезентациями конкретных сущностей. То есть каждый следующий уровень обобщения базируется не на предыдущем, а на самом нижнем. Универсалии разных уровней ассоциируются между собой тоже через концепты самого нижнего уровня, репрезентирующие конкретные сущности. В то же время вышележащие общие понятия репрезентируют все нижележащие сущности.
Тот факт, что более общие понятия каждого следующего уровня базируются не на вербальных концептах общих понятий предыдущего уровня, а на чувственных концептах, репрезентирующих конкретные сущности, объясняет механизмы образования понятий и, в частности, то, почему общие понятия могут усваиваться раньше понятий конкретных, например, по механизмам конкретного экземпляра или лучшего образца (см… раздел 1.4.5). Л. С. Выготский (2005а, с. 170), например, пишет, ссылаясь на К. Бюлера, что первое употребляемое ребенком слово является общим обозначением и только относительно позже у него возникают частные и конкретные обозначения. Так, ребенок раньше усваивает слово «цветок», чем названия отдельных цветов.
Автор (с. 212) сообщает, что, даже если в силу условий речевого развития ребенок раньше осваивает какое-нибудь частное название, например слово «роза», раньше, чем слово «цветок», он пользуется этим частным обозначением как общим. Процесс образования понятий не состоит в восхождении на пирамиду понятий снизу вверх, а идет с двух сторон, как процесс прорытия туннеля. При этом возникающие раньше частных более общие понятия на деле не более общие, а лишь более широкие. Даже после появления и общего и частного понятий, например понятий цветок и роза, еще долгое время понятие цветок остается рядом с понятием роза, но не над ним. Оно не включает более частное понятие в себя и не подчиняет его себе, а заменяет его и располагается в одном ряду с ним. Отношение между понятиями цветок и роза изменяется тогда, когда понятие цветок превращается в обобщение.
Из сказанного автором можно сделать вывод, что иерархии понятий (конкретное, частное, общее I, общее II и т. д.) формируются у ребенка в последнюю очередь.
Концептами общих понятий (универсалий) могут являться не только собирательные модели-репрезентации, но и вербальные конструкции. Универсалии поэтому порой трудно разграничить с отвлеченными понятиями, которые тоже формируются с помощью вербальных концептов. С такими, например, как государство, министерство, департамент, управление, братство, общество, отдел, институт, организация, редакция и т. д. Я полагаю, что к универсалиям следует относить только те понятия, которые могут быть включены в иерархию понятий. В таких иерархиях понятия каждого следующего уровня как бы обобщают понятия уровня предыдущего.
Вернувшись еще раз к вопросу о том, существуют ли в физическом мире обозначаемые универсалиями сущности, мы должны признать, что в очередной раз имеем дело с псевдовопросом. Универсалии – это понятия, обозначающие концепты, репрезентирующие не особые сущности, которые могут существовать или не существовать в реальности, например дерево вообще, лодка вообще и т. д. Они репрезентируют, хотя и другим способом, все те же конкретные сущности, которые уже репрезентированы сознанием с помощью конкретных понятий и имен собственных… Концепты, обозначаемые универсалиями, – это лишь особая форма репрезентаций все тех же хорошо известных нам конкретных сущностей.
