Сергей Эрнестович Поляков
Концепты и другие конструкции сознания
Г. Г. Шпет (2010, с. 136–137) тоже пишет об изменении человеческой концептуализации реальности с течением времени. Он указывает, что, встречаясь с явлением, человек непременно предполагает, что за ним скрывается некое существо, которое и руководит им. Это первоначальная стадия развития человека, которая может быть характеризована как стадия теологическая. По мере расширения своего опыта человек убеждается, что никаких существ за явлениями, с которыми он встречается, нет. Тогда он предполагает, что за явлением скрыто не существо, а некая неизменная сущность, которая и руководит им. Человек уверен, что задачей науки является раскрытие этой сущности. Это вторая стадия развития человека – метафизическая. Наконец, человек освобождается от предрассудков и предположений о наличии каких-либо сущностей за явлениями и начинает понимать действительность только как совокупность явлений… Появляется возможность настоящего научного позитивного объяснения мира. Таким образом, человек в своем развитии постепенно переходит от стадии теологической к стадии позитивной.
Мне представляется, что создание сущностей – это естественная и необходимая форма психического функционирования человека, не очень зависящая от стадий развития человечества. Мы не можем прекратить создавать сущности. То, что мы «видим» за явлениями сущность, облегчает нам понимание окружающего мира, так как упорядочивает и упрощает для нас этот мир. Мы научились теперь не только вычленять, создавать и обозначать сущности, но еще и эффективно их классифицировать и обобщать. В результате у нас появились новые более общие и совсем умозрительные сущности: явления, объекты, действия и т. д., наконец, появилось само понятие сущность.
Появление сущностей тесно связано с формированием концептов и возникновением понятий. Как и почему у людей появились понятия?
Л. С. Выготский (2005а, с. 298–299) вспоминает анекдот, приведенный А. Гумбольдтом, о том, как простолюдин, слушая разговор студентов-астрономов о звездах, обратился к ним с вопросом: «Я понимаю, что с помощью всяких приборов людям удалось измерить расстояние от Земли до самых отдаленных звезд и узнать их расположение и движение… Но мне хотелось бы знать, как узнали названия звезд?» Он предполагал, что названия звезд можно было узнать только от них самих.
Я думаю, что и сейчас множество людей не представляют, что это именно человек концептуализирует мир, создавая в нем те или иные сущности, как доступные, так и недоступные восприятию, и обозначает их новыми словами. Сознание с помощью создаваемых им концептов выделяет или формирует сущности, так как появление сущностей упрощает мир и облегчает его понимание. Но если концепты, репрезентирующие предметы, их свойства и действия, возникают в сознании непроизвольно, как бы естественным образом просто в результате восприятия окружающего мира, и человеку остается лишь обозначить их новыми словами, то концепты, репрезентирующие сущности, недоступные восприятию, сознание формирует произвольно и целенаправленно.
Для репрезентирования такого рода сущностей сознание создает специальные вербальные конструкции, или вербальные концепты, которые конституируют или конструируют эти сущности. Следовательно, речь надо вести уже не о протекающем естественным путем процессе образования понятий, а о специальных усилиях человека, направленных на выделение некой новой умозрительной сущности в окружающем мире путем формирования в сознании репрезентирующей ее конструкции из уже известных человеку понятий.
А. Бергсон (2006а, с. 171) полагает, что «концепты столь же стабильны, как предметы, по образцу которых они создаются». За этим высказыванием автора стоит древнее заблуждение здравого смысла, подспудно доминирующее до сих пор в объективной психической реальности и в сознании многих людей. Его можно сформулировать так: все концепты и понятия создаются сознанием в результате восприятия окружающего мира и обнаружения в нем предметов и других сущностей. Истинность этого положения не вызывает у большинства людей сомнения, так как с детства мы усваиваем понятия, которыми задолго до нашего появления на свет обозначались и окружающие нас предметы, и все прочие сущности.
Следовательно, сущности эти, как и предметы, «достались» нам в «готовом виде». Как и предметы, они уже до нашего рождения «пребывали в мире», так как были созданы и уже использовались нашими предшественниками задолго до нашего появления. И мы поэтому не делаем различий между сущностями разного вида, то есть между предметами, естественным образом формируемыми нашим собственным сознанием, с одной стороны, и прочими сущностями, интериоризируемыми нашим сознанием из сознания окружающих нас людей, – с другой.
Для нашего здравого смысла и предметы, и все прочие сущности присутствуют в мире независимо от людей. В любом случае большинство людей уверены, что предметы и прочие обозначаемые понятиями сущности первичны, а сами понятия – вторичны. Но это отнюдь не так. Старое убеждение здравого смысла о том, что понятия создаются для обозначения объектов реальности, верно лишь отчасти. Понятия понятиям рознь.
Одни из них действительно формируются на основе сенсорных моделей-репрезентаций предметов, возникающих независимо от воли воспринимающего окружающий мир человека, а потому как бы присущих этому миру. Тогда как другие формируются лишь в результате целенаправленного построения человеком вербальных концептов, потому что сознание способно сформировать вербальный концепт, чтобы репрезентировать некую новую сущность: реальную, возможную или вымышленную, но зачем-то сознанию необходимую или чем-то ему удобную.
Так как первыми у человека возникают концепты, являющиеся моделями-репрезентациями предметов окружающего мира, то с точки зрения здравого смысла очевидно и естественно, что и другие концепты, даже сконструированные сознанием из вербальных символов, репрезентируютсущности, имеющиеся в окружающем мире. Отсюда рукой подать до утверждения, что понятия создаются сознанием для репрезентирования и обозначения предметов и сущностей, присутствующих в окружающем мире. И все же это не так. Именно сознание создает множество сущностей в форме репрезентирующих их вербальных концептов и помещает их в окружающий мир, обозначая, например, словами: «производство», «распространение», «порядок», «иерархия», «условие», «самостоятельность», «методика» и пр. и пр.
Понятия, формируемые с помощью вербальных концептов, репрезентируют, в частности недоступные восприятию сущности «реальности в себе». Нередко они настолько умозрительны, что лишь аналогия с понятиями, репрезентирующими предметы, заставляет здравый смысл привычно утверждать, что и здесь сознание «открывает» в «реальности в себе» глубоко скрытые в ней сущности. Хотя в действительности сознание ничего не «открывает», а лишь формирует, например, умозрительную сущность А, хотя могло бы с таким же успехом сформировать альтернативные сущности В или С. Например, конструирует микрочастицы, хотя может в качестве альтернативы предложить квантовые струны.
Недаром Э. Кассирер (2002а, с. 12–13), например, утверждает, что основополагающие понятия науки, средства, которыми она ставит свои вопросы и формулирует свои выводы, являются не пассивными отражениями реальности, а созданными самим человеком интеллектуальными символами.
Скажу иначе: не понятия (и концепты) создаются в этом случае человеческим сознанием для обозначения и представления в нем якобы присутствующих в окружающем мире сущностей, а сознание создает концепты и понятия, с помощью которых пытается репрезентировать себе окружающую реальность в форме сущностей. Причем многие созданные сознанием сущности просто выдуманы им.
Но вернемся к вопросу о причине появления понятий (и концептов). Сознание их создает, вероятно, потому, что пытается организовать исходно аморфную непрерывную и постоянно меняющуюся окружающую «реальность в себе» в виде множества взаимосвязанных и устойчивых сущностей.
Сначала сознание создает сущности, используя в виде концептов собственные чувственные репрезентации элементов «реальности в себе» – практически готовые сущности (предметы и явления, их действия и свойства), нуждающиеся лишь в обозначении. Исчерпав возможности чувственного репрезентирования, сознание начинает создавать новые сущности с помощью репрезентирующих их вербальных концептов, представляющих собой вербальные конструкции. Рассмотрим эти механизмы.
§ 2. Что такое концептуализация реальности
А. А. Павлова пишет: «Концептуализация предполагает простое выделение некоторых минимальных единиц человеческого опыта (так называемое profiling по Р. Лэнекеру…) и предшествует их категоризации, то есть объединению в более крупные разряды (Кубрякова…)» (А. А. Павлова, 2004, с. 53).
З. Д. Попова и И. А. Стернин (2007, с. 121) рассматривают концептуализацию как выбор сознанием некоторой отдельной области, сферы действительности, осмысление ее, выделение ее отличительных признаков и подведение ее под определенный класс явлений; результатом концептуализации является формирование концепта – мысленного отражения выделенных признаков данной области реальности.
Такой объективистский подход может быть относительно приемлем лишь при концептуализации предметов физического мира, но не приближаетнас к пониманию того, что такое концептуализация реальности, недоступной восприятию… Х… Ортега-и-Гассет (1997, с… 454) замечает, что до И… Канта никто не попытался разобраться в том, что мышление не копия и не придаток реального, а операция над ним, «хирургическое вмешательство» в реальность.
Л. В. Стародубцева (1998, с. 344) приводит слова Г. Риккерта, писавшего, что, образуя рациональные понятия, мы в непрерывной последовательности однородной действительности «делаем как бы прорезы, превращая ее непрерывность в дискретность». Она же сообщает (1998, с. 344), что и А. Бергсон говорил «о “ножницах восприятия”, которыми познание фрагментирует мир, осуществляя как бы “вырезку из протяженной непрерывности” и делая тем самым наше мышление “кинематографичным”, подобным череде отдельных, сменяющих друг друга разрезанных кадров действительности, у которой как бы отнимается присущее ей качество “сплошности”».
Дж. Келли (2000, с. 157) полагает, что мы пытаемся отыскать в текущем мимо нас нерасчлененном потоке событий что-то повторяющееся… Как только мы абстрагировали такое качество, у нас появляется основание удерживать кусочки реальности для осмотра и оперирования ими.
Я добавлю, что это и есть начало концептуализации реальности… По словам Дж. Келли (с. 73), человек должен выделить повторяемые темы, «фразировать» свой опыт в этом однообразном потоке, который только после этого начинает обретать для него смысл. Он (с. 74) пишет, что событие становится повторением другого события, только если мы готовы признать абстрагированное сходство этих двух событий: например, корова и лошадь превращаются в двух домашних животных, только если мы готовы принять абстракцию «тоже животное» применительно к каждому члену этой пары.
В качестве примера концептуализации Дж. Келли (с. 73) рассматривает понятие день. Каждый день отличается от всех других. Концепт дня выстраивается вдоль непрерывного потока времени как нечто в чем-то похожее на другие дни и тем не менее легко отличимое от мгновений и лет. Когда событиям положены начала и концы, а их сходства и различия истолкованы, появляется возможность попытаться предсказать их, так же как человек предсказывает, что завтра наступит следующий день.
По словам автора, предсказывается не то, что завтрашний день будет копией сегодняшнего, а то, что у данного события есть повторяемые аспекты, появления которых можно с уверенностью ожидать в будущем… Истолковывая повторения событий, человек антиципирует их в будущем… Он создает структуру, в которой субстанция принимает определенную форму или обретает смысл. Таким образом, не субстанция, которую он истолковывает, порождает структуру, а сам человек.
Мне представляется, что человеческое сознание старается концептуализировать повторяющиеся аспекты прошлого в форме репрезентирующих эти аспекты реальности собственных психических инвариантов. Такими инвариантами являются, например, физические объекты, их свойства и действия.
Дж. Лакофф использует яркую метафору для объяснения и иллюстрирования процесса концептуализации. Он (2004, с. 401–402) отмечает, что в соответствии с объективистской метафорой концептуальные системы – это «мясники», а реальность – «туша, приготовленная для разделки». Культуры отличаются лишь способом, которым они «разрезают природу». Концептуальная система якобы лишь хорошо или плохо выполняет задачу «разрезания природы» по «стыкам, суставам». Даже по-разному концептуализируя реальность, она только выбирает различные «стыки» для того, чтобы «разрезать природу» вдоль них.
Согласно этой метафоре концептуальные системы могут «разрезать природу» на «большие или мелкие куски», использовать «тупой инструмент» или же «рапиру». Но они не могут создавать новые соединения, поскольку все соединения даны в реальности заранее, объективно, раз и навсегда. Концептуальная система точна, если она четко находит «суставы» в природе (хотя она, конечно, не может найти их все), и неточна, если она «не попадает по суставу и бьет по кости или по пустому месту». Автор (с. 402) справедливо указывает, что такой взгляд оставляет за пределами рассмотрения, например, концепты, которые являются продуктом человеческого воображения.
Я лично считаю, что метафора «туши», которую «разделывают по естественным анатомическим границам», если и применима очень условно, то лишь к чувственно воспринимаемой части «реальности в себе», так как сознание не «открывает (обнаруживает) и не выделяет», как утверждает объективизм, а формирует сущности в реальности, используя собственные чувственные репрезентации. Сущности же, вообще недоступные восприятию, сознание просто создает с помощью своих вербальных конструкций, а затем помещает в физическую реальность.
Сам Дж. Лакофф (с. 412) справедливо полагает, что концепты существуют только в силу своей связи с каким-либо существом, а концептуальная система представляет собой функционирующую структуру. По его (с. 435–437) мнению, все люди обладают врожденной способностью концептуализации и существуют альтернативные концептуальные системы… Автор (с. 446) считает, что особенности концептуальной системы человека зависят от человеческой природы и человеческого опыта. И никакие потенциальные места «разрезов» в реальности не предусмотрены, хотя, действительно, в какой-то мере, возможно, они предпочтительнее для того, чтобы делить в них реальность на части, элементы или сущности… Что лишь человек решает в конечном счете, как пойдет «разрез» и какие концепты будут выделены из «туши реальности».
Дж. Лакофф (с. 167–168) указывает, что человек может создавать разные варианты репрезентирования и объяснения себе одних и тех же аспектов реальности. Что и делает, создавая разные народные и научные теории и по-разному концептуализируя реальность в медицине, политике, экономике и т. д. Разные варианты концептуализации часто не согласуются друг с другом. Например, многие люди имеют два способа понимания того, что такое электричество, представляя его то как непрерывный поток жидкости, текущий подобно воде, то как облако электронов, движущихся как люди в толпе. Причем одну модель люди используют при решении одних проблем, а другую – при решении других, так как эти модели противоречат друг другу и дают разные результаты в эксперименте.
Автор (с. 172) отмечает, что защитники альтернативных теорий концептуализации трактуют как единственно «объективно истинную» и универсально приложимую только свою, хотя должны были бы рассматривать обе теории лишь в качестве идеализированных когнитивных моделей, каждая из которых может использоваться для определенных целей.
Обсуждая вопрос о локализации различий в концептуализации, Дж. Лакофф пишет (с. 412), что одни исследователи помещают эти различия в «язык», в конкретные слова, морфемы и грамматические конструкции. Другие полагают, что различия находятся в области мысли… Некоторые исследователи считают, что не может быть мышления, независимого от языка, другие убеждены, что язык представляет собой всего лишь инвентарь произвольных этикеток для мыслей. Существует и смешанный подход, сторонники которого, признавая независимость системы мышления от ее словесного выражения и синтаксиса, полагают тем не менее, что сами слова представляют собой форму концептуальной категоризации.
Я считаю, что концептуализация реальности протекает на двух уровнях. На чувственном уровне сознание выделяет из однородного потока перцептивных репрезентаций «реальности в себе» сходные повторяющиеся элементы и конституирует из них чувственные психические инварианты, репрезентирующие доступные восприятию сущности реальности. Затем оно обозначает эти сущности специально создаваемыми словами, представляя в качестве предметов окружающего мира, их свойств и действий.
Далее, используя отрывочные данные восприятия, то есть чувственные репрезентации доступных восприятию сущностей, а также аналогии, выстраиваемые мышлением, сознание создает вербальные конструкции, конституирующие или даже конструирующие более сложные физические, социальные и даже психические сущности, которые также обозначает новыми словами.
Концептуализацию следует отличать от усвоения человеком имеющихся в объективной психической реальности концептов. Концептуализация – это всегда и только выделение или формирование и обозначение кем-то из людей новой сущности в окружающем мире или даже в вымышленной человеком реальности. Создание такой новой сущности происходит обычно в процессе осмысления человеком собственных репрезентаций новых, неизвестных пока человечеству аспектов реальности.
Концептуализция новой грани реальности происходит по-разному… Исследователь может просто обозначить новым словом возникшую естественным путем, то есть непроизвольно сформированную его сознанием, чувственную репрезентацию будущей сущности, а может вербально сконструировать фактически из ничего, то есть на основе отрывочных и косвенных чувственных репрезентаций, новую сущность, обозначить ее и поместить затем в окружающий мир. И эти разные репрезентации способны одинаково успешно существовать в человеческом сознании, представляя разные сущности «реальности в себе». Концептуализация, таким образом, зависит не только от реальности, но и от человека.
Не касаясь вновь проблемы реальности предметов, якобы существующих в мире вне и независимо от человеческого сознания, лишь напомню, что они как раз и конституируются человеческим сознанием чувственно, но обязательно с использованием обозначающих их слов. Таким образом, концептуализация нового предмета происходит не только вследствие возникновения в сознании исследователя модели-репрезентации данной сущности, но, главное, в результате связывания этой модели-репрезентации с образом обозначающего данный предмет слова.
Концептуализируя окружающий мир по-своему, то есть особым, характерным только для него способом, конкретное общество помещает в мир и вымышленные им сущности. Например, оно может населить мир духами природы, как делали наши предки в далекой древности, или нечистой силой, как делали наши предки относительно недавно. Мы и сами сейчас создаем множество умозрительных сущностей, отсутствующих в окружающем предметном физическом мире – от математических и естественно-научных до социальных и психических.
У. Куайн (2010, с. 121) указывает, что, говоря о мире, мы сразу накладываем на него определенную концептуальную схему, присущую нашему собственному языку. Тем не менее мы способны выйти за рамки этой созданной нашим обществом концептуальной схемы. Мы можем постепенно изменять ее, несмотря на то что, кроме самой этой эволюционирующей концептуальной схемы, у нас нет ничего, что могло бы обеспечить нам репрезентирование реальности. Совершенствуя свою концептуальную схему, мы продолжаем зависеть от нее как от средства и формы репрезентирования реальности и не можем отделить ее от реальности, чтобы объективно сравнить с неконцептуализированной реальностью.
Автор (с. 121) пишет, что О. Нейрат удачно сравнил задачу изменения заданной нам предками концептуальной схемы с задачей матроса, который должен перестраивать свой корабль в открытом море. Мы можем совершенствовать свою концептуальную схему, продолжая зависеть от нее как от опоры. Но мы не можем отделить себя от нее и объективно сравнить ее с неконцептуализированной нами реальностью. Поэтому он считает бессмысленным исследовать корректность концептуальной схемы как зеркала реальности. И полагает, что стандартом для оценки концептуальной схемы должен быть не стандарт соответствия ее реальности, а стандарт прагматический – позволяет ли она нам эффективно действовать в реальности.
Окружающую реальность сознание способно концептуализировать разными путями, то есть создавать в рассматриваемой области мира разные группы альтернативных сущностей. Причем не один-единственный, а многие из этих путей могут быть эффективными с точки зрения адаптации человека к «реальности в себе».
Г. Бейтсон (2000, с. 420), например, обращает внимание на принципиально разные возможности даже глобальной концептуализации реальности. Ссылаясь на работу К. Юнга «Семь наставлений мертвым», которую тот написал «от имени» Василида Александрийского (первая половина II в. н. э.), Г. Бейтсон (с. 420–421) пишет, что К. Юнг рассматривает два фантастических мира – плерому и креатуру. Плерома – мир, где причиной событий являются силы и импульсы и где нет «отличительных черт». Плерома ничего не знает о различиях и отличиях. В креатуре же эффекты вызываются именно различиями. Мы можем изучать и описывать плерому, однако отличительные черты, которые мы зарисовываем, всегда приписываются плероме нами. Когда же мы изучаем и описываем креатуру, мы должны корректно идентифицировать те различия, которые эффективно действуют в ней.
Таким образом, автором представлены два разных в своей основе варианта концептуализации реальности… В первом она концептуализируется с выделением двух главных групп сущностей – сил и импульсов. Во втором – с выделением в ней других, более привычных современному западному человеку главных групп сущностей – отличительных черт.
Убедиться в возможности принципиально разной концептуализации реальности можно и сравнивая, например, так называемое мифологическое сознание представителей примитивных племен с сознанием современного человека. Глобально концептуализируя окружающий мир, мы выделяем в нем объекты и явления, их свойства, отношения и действия, реже – события и некоторые другие сущности. Представители примитивных племен концептуализировали мир иначе, выделяя в нем множество сил и одушевленных сущностей (см., например: Л. Леви-Брюль (1999), К. Леви-Стросс (2001), Б. Малиновский (1998) и др.).
Возможны и иные в своих базовых основаниях варианты глобальной концептуализации реальности. Так, в соответствии с доминирующей в современной науке парадигмой, человек живет в предметном физическом мире. Предметы, или материальные объекты, действуют, то есть порождают события. Следовательно, они первичны, а события – вторичны… Но, оказывается, можно концептуализировать ту же реальность иначе… Ф. П. Рамсей (2011, c. 129) пишет, что А. Уайтхед, например, рассматривал материальные объекты как прилагательные событий, в которых они имеют место.
Дж. Келли (2000, с. 53) приводит частный пример разной концептуализации причины движений человека в психологии. По его словам, объясняя, почему человек движется, одни исследователи (сторонники теории толчка) предполагали, что каждый стимул – это результирующий вектор всех прошлых стимулов, взятых вместе. Он и объясняет направление движения человека. Другие исследователи (сторонники теории тяги) предполагали, что каждая возникающая у человека потребность уже несет в себе особым образом направленную тенденцию.
Примеры разной концептуализации психической реальности обсуждает и М. Г. Ярошевский (1985, с. 227–228), рассматривая представления В. Вундта и Ф. Брентано. Оба считали предметом психологии сознание и интерпретировали его с позиций интроспекционизма. Но В. Вундт рассчитывал выяснить состав сознания, его сенсорную в своей основе «фактуру». Ф. Брентано же полагал, что задача психологии состоит в тщательном описании не содержания сознания, а связанных с ним актов, действий или внутренних операций. Исходным для Ф. Брентано являлось понятие не об элементе сознания, а об акте сознания, благодаря которому эти элементы становятся объектами осознания.
Надо сказать, что вообще история науки представляет собой собрание ярких примеров разной концептуализации одних и тех же аспектов реальности. Это хорошо иллюстрируют работы Т. Куна, изучавшего революции в науке.
В качестве примера разной концептуализации физического мира можно привести системы Аристотеля и современной физики. Как пишет Т. Кун (2014, с. 23–29), материя для Аристотеля – некий несущественный нейтральный субстрат, присутствующий повсеместно, а не только там, где находится тело. Следовательно, пустота, вакуум невозможны. В некоторых местах материя, подобно губке, впитывает в себя определенные качества – теплоту, влажность, цвет и т. д., превращаясь в конкретные тела. Одна и та же материя теряет одни качества и приобретает другие, то есть изменения связаны с появлением и исчезновением качеств, а не с изменениями материи. Одним из таких качеств оказывается положение объекта, которое, подобно влажности или сухости, может изменяться, когда объект движется или его двигают. Локальное движение для Аристотеля тоже является изменением качества или состояния, а не состоянием самим по себе, как у И. Ньютона. И именно рассмотрение движения как изменения качества позволяет Аристотелю объединить его с остальными видами изменения – например, с превращением желудя в дуб или болезни в здоровье.
Система Аристотеля – это стройная совокупность взаимосвязанных концептов и построенных из них теорий мироустройства, которые были впоследствии разрушены и заменены новой системой концептов и теорий в физике Г. Галилея и И. Ньютона. Т. Кун обращает внимание на принципиально важное обстоятельство: «В случае с Аристотелевой физикой нельзя было просто открыть, что вакуум возможен или что движение есть состояние, а не изменение состояния… Должна была одновременно измениться целостная картина различных сторон природы» (с. 41).
Другими словами, необходимо было прежде по-другому представить себе реальность и сформировать в ней иные сущности. Из приведенных Т. Куном данных следует, что для того, чтобы построить новую научную теорию, нельзя просто посмотреть на окружающий мир «внимательнее», чем смотрели до тебя, и открыть, то есть обнаружить там, что-то новое. Тем более если эта область плохо доступна восприятию или недоступна ему вовсе. Необходимо прежде иначе концептуализировать ту же область реальности, то есть сформировать новые концепты, репрезентирующие в ней новые сущности, которые меняют репрезентированную реальность, и уже из них строить новую теорию, что и сделал, например, И. Ньютон в физике.
Термин «открытие» в научной литературе имеет сегодня несколько основных значений. «Совершить открытие» означает: 1) сделать явным элементы «реальности в себе», доступные восприятию, но еще неизвестные людям (географические и астрономические открытия и т. д.); 2) представить в виде законов, фактов, знаний области «реальности в себе», недоступные восприятию в принципе (открытие закона всемирного тяготения, сверхпроводимости, микрочастиц и т. д.); 3) создать новые сущности – то, чего еще не было вообще (изобретение письменности, пороха, парового двигателя и т. д.).
Доминирующие в науке объективистские представления, однако, игнорируют то очевидное обстоятельство, что теперь открытие в науке – это в большинстве случаев не выявление в форме законов, фактов, знаний чего-то уже существующего в природе. Это формирование исследователем на основе косвенных данных восприятия и собственного воображения новых сущностей и последующее помещение их в окружающий мир.
Т. Кун (2014, с. 41) указывает, что при нормальном протекании изменений в науке (например, открытие закона Бойля) в теории что-то исправляют или добавляют какое-то обобщение, а остальное сохраняется прежним. При революционном изменении (например, открытие законов И. Ньютона) сразу исправляется значительное число взаимосвязанных обобщений. Революционные перемены в науке, по его (с. 21) словам, связаны с открытиями, которые нельзя совместить с ранее используемыми понятиями. Чтобы сделать такое открытие, человек должен изменить сам способ мышления и описания реальности.
Согласно Т. Куну (с. 45), важнейшей характеристикой научных революций является изменение включенного в язык знания о природе. Этим изменениям должны предшествовать описания и обобщения. Например, чтобы сделать частью науки пустоту или бесконечное прямолинейное движение, требуются не только наблюдения, но и отчеты, которые можно сформулировать лишь после изменения языка описания. Искажение или ломка старого научного языка являются важнейшим показателем научной революции. Т. Кун (с. 167) пишет, что революции прямо замещают некоторые старые фундаментальные понятия данной области другими понятиями.
То, что Т. Кун называет заменой фундаментальных понятий, и есть иная концептуализация реальности. А. Эйнштейн, например, отказался от многих концептов И. Ньютона, хотя и сохранил их прежние названия.
В качестве примера эффективности разной концептуализации физической реальности можно привести сообщение П. Фолькмана (2010, с. 25) о М. Фарадее. М. Фарадей – самоучка без школьного образования, слушал лекции Х. Дэви. В результате он по-своему понял и трактовал произведенные на лекциях опыты. М. Фарадей создал собственные научные концепты (и понятия), при помощи которых начал делать одно открытие за другим. При обсуждении электрических явлений он решил вопрос действия на расстоянии при помощи образного представления некоторого электротонического состояния промежуточной среды, через которую эти действия передаются.
Другими словами, М. Фарадей предложил свой оригинальный вариант концептуализации реальности, который оказался более удачным и дал блестящие результаты.
