Игорь Юрьевич Додонов
Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения
Германское командование прекрасно знало о существовании армии «Познань». Не было оно и столь наивным, чтобы полагать, что это войсковое объединение просто испарилось, растворилось в воздухе. Когда Манштейн отмечает, что «было ясно, что противник сосредоточил в Познанской провинции крупные силы, которые пока ещё не приняли участия в боевых действиях», он ничуть не кривит душой. Это не умничанье задним умом. Подобное не могло не быть ясным и тогда, в конце первой недели сентября 1939 года. Другое дело, что армия «Познань» просто выпала из поля зрения и группового, и Верховного германского командования. Рундштедт и Манштейн полагали, что она далеко, а 7 сентября оказалось, что армия эта находится в опасной близости от никем неприкрытого северного фланга их группы. Что и говорить – сюрприз более чем неприятный. Потому 8 – 9 сентября Манштейн начинает засыпать штаб 8-й армии требованиями вести усиленную разведку на своём северном фланге, а Генеральный штаб – запросами о «местонахождении» (на тот момент известном ему не хуже, чем ОКХ, а потому – скорее всё-таки о намерениях) этой, «вынырнувшей» так рядом с его войсками, польской группировки [52; 45]. Ну, что ж? Формально он поступал абсолютно верно.
Да только у генерала Бласковица, весьма слабая армия которого, состоявшая всего из двух армейских корпусов, была распылена на выполнение двух задач (один корпус был задействован в уничтожении радомской группировки поляков, а второй, по приказу группового командования, устремился к Ловичу на южном берегу Бзуры), сил на создание глубокоэшелонированного построения на своём левом фланге попросту не было. Упрёк, брошенный ему Манштейном по этому поводу, вряд ли можно считать справедливым [52; 45 – 46]. Что в тот момент мог предпринять командующий 8-й армией – так это вести интенсивную разведку к северу, что от него Манштейн, прекрасно знавший возможности Бласковица, и начал требовать. Но времени отреагировать на манёвр польских войск, даже проведя разведку на своём северном фланге, у Бласковица практически не оставалось – к Ловичу его войска вышли 8 сентября, а 9 сентября поляки начали своё наступление.
Что же касается запросов Манштейна в ОКХ относительно намерений армии «Познань», то вряд ли он мог получить на них какие-либо исчерпывающие ответы. В ОКХ могли только предполагать, исходя из утвердившейся у германского командования трактовки намерений польского Верховного командования, что армия «Познань» будет стремиться всеми силами уйти за Вислу, по возможности не ввязываясь в бои на западном берегу реки57. Такой ответ Гальдер Манштейну и дал. Последнему, собственно, ничего не оставалось, как принять его и надеяться на лучшее. Однако лучшего не получилось.
Генерал Кутшеба ослушался приказа Рыдз-Смиглы – он решил нанести удар по северному флангу 8-й германской армии. Что тут сыграло роль? Только ли оперативные соображения, т.е. соблазн использовать выгодную ситуацию и разгромить открытый фланг противника? Или имел место ещё и моральный аспект – чувство горечи от неудач польской армии (даже практически её разгрома), желание взять хоть какой-то реванш, «вмазать» немцам, испытать чувство военного счастья? Думается, что эти побуждения, движения души повлияли на решение Кутшебы ничуть не в меньшей, а даже в большей степени, чем чисто оперативные соображения. Генерал не мог не понимать, учитывая общую ситуацию на фронте, что удар его армии будет проходить, в общем-то, при неблагоприятном для неё соотношении сил. И, тем не менее, он решился на него.
Правда, впоследствии сам Кутшеба утверждал, что первоначально его замысел, появившейся у него 7 сентября, носил ограниченную цель. Предполагалось частью сил армии нанести удар из района Кутно на Стрыков, разбить северную фланговую группировку 8-й германской армии и тем обеспечить дальнейший отход армии «Познань» и остатков армии «Поможе» на Варшаву [46; 28], [56; 264].
Для задуманного им удара Кутшеба привлёк меньшую часть находящихся в его распоряжении войск – 3 пехотные дивизии (14, 17-ю и 25-ю), тяжёлый артполк и танковую группу (65 танков). Во главе ударной группировки был поставлен генерал бригады Э.С. Кнолль-Ковнацкий [37; 28], [46; 28], [56; 264], [74; 20].
Группа Кнолля-Ковнацкого стала разворачиваться по северному берегу Бзуры на фронте в 24 километра уже 8 сентября. К исходу дня 9 сентября она полностью изготовилась к наступлению [56; 264]. В ночь с 9 на 10 сентября группа нанесла по частям 8-й немецкой армии неожиданный удар. Ночное время для атаки было выбрано с целью нейтрализовать действия вражеской авиации, что и было достигнуто. Успех превзошёл все ожидания – немецкие войска сразу же были отброшены от южного берега Бзуры на несколько километров [56; 264].
Утром штаб группы армий «Юг» получил сообщение от командования 8-й армии о начавшемся наступлении поляков, их успешном продвижении и о попытках армии остановить это наступление своими силами [52; 46]. Однако, как отмечает Манштейн, «обстановка здесь приняла характер кризиса. Попытки армии восстановить положение контратаками не принесли успеха» [52; 46].
В самом деле, порыв польских войск, их воодушевление, героизм были столь велики, что немцы не могли сдержать их напора. Первой оказалась разгромленной и отступила 30-я пехотная дивизия немцев. Затем под Гелестынувом понесли поражение части 17-й пехотной дивизии, привлечённой Бласковицем к отражению удара поляков. Любопытно, что разбили их части 17-й польской пехотной дивизии [37; 28], [56; 265].
В ходе ожесточённых боёв 10 – 11 сентября, нанеся немцам значительные потери, польские войска продвинулись на 35 километров южнее Бзуры. До Лодзи им оставалось пройти всего 12 километров [46; 28], [56; 265].
Ситуация для германских войск в данном районе действительно стала опасной. Поляки теперь угрожали не только флангу 8-й армии, но и флангам и даже тылам соединений 10-й армии, действующих на варшавском направлении.
Вполне естественной реакцией генерала Бласковица в подобном положении явилась просьба о подкреплениях, обращённая к командованию группы армий «Юг». Генерал просил о переброске в его распоряжение танкового корпуса, чтобы не допустить прорыва поляков к Лодзи [52; 46].
Но групповое командование ответило Бласковицу отказом. «Штаб группы, однако, – пишет Манштейн, – ни в коей мере не собирался восстанавливать положение 8-й армии путём переброски ей подкреплений» [52; 46]. И, обосновывая это решение командования ГА «Юг», Манштейн продолжает: «Пусть здесь даже и возник бы – возможно, даже тяжёлый – местный кризис, с оперативной точки зрения он не имел никакого значения. Наоборот, он давал нам в руки шанс превратить его в большую победу. Ведь теперь крупные силы противника были втянуты в бой западнее Вислы, а он мог окончиться только их поражением, если, конечно, немецкая сторона действовала бы правильно» [52; 46].
Итак, командование группы армий «Юг» решило извлечь выгоду из создавшегося положения. Однако не надо думать, что немецкие генералы были в восторге от «заварившейся» на Бзуре «каши», как можно было бы понять из процитированного выше участка текста мемуаров Манштейна. Вот, мол, попались поляки-голубчики. Может быть, мысль о том, что поляки попались, что они даже облегчили немцам задачу, не уйдя за Вислу, и пришла к немецким военачальникам уже в ходе сражения на Бзуре, но первоначально им было точно не до восторгов. «Всё это, происшедшее за какие-нибудь сутки, было для немцев ударом грома среди ясного неба. Всё перепуталось не центральном участке фронта», – так охарактеризовал настроения в германских штабах различных уровней современный российский военный историк М.И. Мельтюхов [56; 265].
По сути, новый план развития кампании, утверждённый директивами буквально на днях, пришлось на ходу корректировать. И тут, действительно, было важно не совершить ошибку. Сохранив хладнокровие, и командование ГА «Юг», и ОКХ предприняли шаги, не только нейтрализовавшие первоначальный успех поляков, но и приведшие к убедительной победе над ними.
Успехи, достигнутые армией «Познань» 10 сентября, были переоценены в Варшаве. Главный штаб передал Кутшебе приказ о развитии наступления на Радом и Красник, т.е. армия «Познань» должна была прорываться к окружённым под Радомом частям и соединениям армий «Лодзь», «Прусы» и «Люблин». Само собой, что никакого предварительного согласования действий войск Кутшебы и радомских окруженцев Главный штаб не проводил. Более того, свой приказ о наступлении к Радому Стахевич передавал Кутшебе прямым текстом, так как польский шифр к тому моменту уже попал в руки немцев. Правда, начальник Главного штаба постарался закамуфлировать свой приказ этакой жаргонной фразой: «Познаньская армия должна идти на обед к Вержбицкому и далее на юг» [56; 265]. Ресторан Вержбицкого находился в Радоме.
Смысл этой радиограммы, перехваченной германским командованием, тайной для него не стал. И теперь оно уже точно знало, что армия Кутшебы не будет уходить на Варшаву и за Вислу. Вот тогда-то, наверное, в штабе группы армий «Юг» и в Генеральном штабе Сухопутных войск вермахта могли начать потирать руки от удовольствия: поляки сами лезли в мышеловку.
Впрочем, 11-го числа ситуация для немцев на Бзуре продолжала ухудшаться. Выполняя приказ Главного штаба, Кутшеба создал оперативную группу в составе 4-й и 16-й пехотных дивизий. Во главе её был поставлен генерал М. Болтуч. Группа нанесла удар на Соботу и Лович, заняла эти населённые пункты, а затем начала развивать наступление на юг [56; 265].
Когда Манштейн пишет, что «штаб группы армий отклонил просьбу командования 8-й армии о присылке подкрепления в составе танкового корпуса» [52; 46], – это не значит, что никаких немецких сил на Бзуру не перебрасывалось, и «спасение утопающих» явилось «делом рук самих утопающих», т.е. 8-я армия была предоставлена самой себе и решала проблему самостоятельно. Как раз наоборот. Переброска соединений группы армий «Юг» в район Бзуры шла экстренно и массированно. Более того, приказом ОКХ с северо-запада на Бзуру был переброшен III армейский корпус 4-й армии группы армий «Север», переданный в подчинение группе армий «Юг» [37; 29], [56; 266]. Да и 8-я армия без помощи оставлена не была. «С запада в это время как раз подходили, – отмечает Манштейн, – обе дивизии, находившиеся в резерве группы армий и следовавшие за 8-й армией (речь идёт о 213-й и 221-й пехотных дивизиях [52; 41] – И.Д., В.С.). Они были брошены против западного фланга противника, атаковавшего 8-ю армию с севера. Для этой же цели была выделена одна лёгкая дивизия, участвовавшая в подходившем к концу сражении у Радома (речь идёт, вероятно, о 1-й лёгкой пехотной дивизии [56; 208] – И.Д., В.С.)» [52; 46]. III армейский корпус, переданный ГА «Юг», 13 сентября групповым командованием также был подчинён армии Бласковица [56; 266].
Соединениями группы армий «Юг», которые были в спешном порядке переброшены на Бзуру, кроме двух указанных пехотных дивизий и лёгкой пехотной дивизии, явились: XI армейский корпус (18-я и 19-я пд), подошедший с востока – от Мшанува; XVI моторизованный корпус, поведший наступление от Варшавы обеими своими танковыми дивизиями (1-й и 4-й) (на позициях под польской столицей его сменили части XV моторизованного корпуса) [52; 46], [56; 265 – 266].
Штаб группы армий «приступил к окружению противника», – констатирует Манштейн.
В самом деле, 8-я армия, получившая «задачу отражать продолжающиеся атаки противника» и перейти в наступление, «как только они начнут ослабевать» [52; 46], запирала путь армии «Познань» на юг. С запада её охватывали 213-я и 221-я пехотные дивизии. С северо-запада и севера – соединения III армейского корпуса. С востока и юго-востока – XVI моторизованный и XI армейский корпуса.
Немцы, не испытывавшие каких-либо затруднений на соседних с Бзурой участках польско-германского фронта, имели возможность осуществить перегруппировку своих войск быстрыми темпами.
Очевидно, понимание этого факта заставило к концу боевого дня 11 сентября генерала Стахевича отменить свой приказ о наступлении армии «Познань» в сторону Радома. Армия должна была возобновить своё продвижение на Варшаву [46; 29], [56; 265].
Но было уже поздно.
Приказ Стахевича дошёл до Кутшебы, очевидно, только 12 сентября. Примерно в это же время генералу стало известно, что части армии «Лодзь», которые располагались между Лодзью и Радомом и избежали Радомского «котла», на соединение с которыми он рассчитывал в первую очередь, уже спешно отошли на северо-восток. Об объединении с ними не могло быть и речи. Кутшеба приказал прекратить атаки и начать отвод войск за Бзуру с тем, чтобы, собрав их в районе Ловича, попытаться пробиться на восток [56; 266].
13 сентября, выполняя приказ командующего армией, группа Кнолля отшла на север. Однако 8-я немецкая армия не только не перешла к преследованию противника, что должна была сделать, согласно ранее отданному приказу, но сама отступила на юг.
Очевидно, именно последнее событие послужило поводом для посещения Манштейном и Рундштедтом штаба 8-й армии. Впечатления от данного визита у командующего и начальника штаба группы армий «Юг» остались крайне неблагоприятные. Манштейн отмечает, что именно они и «вынудили штаб группы армий взять руководство этой операцией в свои руки» [52; 47]. 14 сентября Рундштедт принял лично на себя непосредственное командование немецкими силами на Бзуре [68; 9], [74; 21].
13 сентября стало днём первого массированного использования немецкой авиации против войск генерала Кутшебы – 200 самолётов люфтваффе непрерывно бомбили польские боевые порядки [56; 266]. Правда, погодные условия 14 – 15-го числа резко снизили активность германских лётчиков. Зато к 16 сентября немецкое авиационное командование смогло задействовать на Бзуре уже 820 самолётов. С этого дня и до самого окончания боёв в данном районе колонны польских войск, их позиции находились под постоянным воздействием самолётов противника [46; 29], [56; 266].
С 14 сентября положение армии «Познань» стало стремительно ухудшаться – немцы стягивали вокруг неё кольцо окружения. Попытка ударной группы под командованием генерала Бортновского (6, 14-я и 26-я пехотные дивизии), переправившись у Ловича через Бзуру, нанести в этот день удар в восточном направлении, закончилась неудачей. Войска Бортновского столкнулись с выходящей в данный район 4-й танковой дивизией XVI моторизованного корпуса и вынуждены были отступить [56; 266].
После этого Кутшеба решил попробовать прорваться к варшаве через Кампиноскую Пущу, расположенную в низовьях Бзуры. У генерала оставалась надежда, что плотность немецких войск в лесном массиве не будет высокой. Для прорыва им создавалась оперативная кавалерийская группа (ОКГ) [56; 266], [68; 9], [74; 21].
15 сентября немцы перешли в наступление по всему бзурскому фронту [68; 9].
16 сентября польские войска нанесли сразу два удара, пытаясь прорвать кольцо окружения. Первый – снова в район Ловича, он вновь был отбит немцами. Второй – через Кампиноскую Пущу. Здесь дела пошли более успешно – с ожесточёнными боями ОКГ прорывалась вперёд. Первым прорвал кольцо окружения и вышел к Варшаве 14-й уланский полк. За ним последовали другие части, входившие в оперативную кавалерийскую группу. Через Кампиноскую Пущу вслед за ОКГ прорвались также остатки 15-й и 25-й пехотных дивизий поляков. Вместе с этими войсками из окружения вышли генералы Кутшеба, Кнолль-Ковнацкий и Токаржевский. Всего Варшавы достигли около 30 тысяч польских солдат и офицеров из состава армий «Познань» и «Поможе». Отдельные разрозненные отряды и группы вышли к Модлину [37; 29], [46; 29], [56; 266], [68; 9 – 10], [74; 21].
Остальным польским войскам, действовавшим на Бзуре, вырваться из окружения не удалось. 17 сентября 8-я немецкая армия заняла Кутно и перерезала шоссе Кутно – Лович. XI армейский корпус двинулся через Бзуру между Сохачёвом и Ловичем на северо-запад. 19 сентября части XVI моторизованного корпуса достигли берега Вислы в устье Бзуры. Форсировав Бзуру, они также стали развивать наступление на Кутно. Этими ударами польская группировка была расчленена на несколько изолированных друг от друга частей. Мужество польских солдат, бросавшихся в яростные контратаки, уже ничего не могло изменить. 19 сентября стало последним днём организованного сопротивления польской группировки на Бзуре. Дольше всех сопротивлялись части, загнанные немцами в привисленские леса, – они сложили оружие в 22.00 21 сентября [46; 29], [56; 266 – 267].
Данные о попавших в плен на Бзуре поляках в литературе разнятся – говорят либо о 120 тысячах, либо о 170 тысячах пленных [46; 29], [56; 267], [68; 10], [74; 21]. Вторая из указанных цифр, безусловно, заимствована приводящими её авторами у Манштейна. Вот что пишет по этому поводу автор «Утерянных побед»:
«К 20 сентября 10-я армия захватила 80 000 пленных, 320 орудий, 130 самолётов и 40 танков. 8-я армия захватила 90 000 пленных и огромное количество военной техники. В этих боях было разгромлено 9 вражеских пехотных дивизий, 3 кавалерийские бригады и частично ещё 10 дивизий, следовательно, гораздо больше соединений, чем мы ожидали» [52; 47].
Помимо упомянутых 170 тысяч пленных (каковую цифру оспаривать мы не будем), данный отрывок содержит явно завышенное количество соединений в польской группировке на Бзуре. Мы помним, что объединённые силы армии «Познань» и остатков армии «Поможе» составляли всего 8 пехотных дивизий и 2 кавалерийские бригады. Подобное завышение количества соединений у противника – одна из характернейших черт мемуаров Манштейна. К этому приёму он будет прибегать не раз, повествуя о войне с Советским Союзом.
Разгром армии «Познань» и объединившихся с ней остатков армии «Поможе» на Бзуре означал, что Польша лишилась последней боеспособной армии. В составе Войска Польского теперь не было ни одного войскового объединения. Всё, что продолжало сопротивление, представляло из себя осколки объединений, соединений, частей, импровизированно объединявшиеся в группировки различных размеров с целью попытаться решить те или иные задачи.
Манштейн так оценил битву на Бзуре и её итоги:
«Сражение на Бзуре явилось самой большой самостоятельной операцией Польской кампании, её кульминационным, если не решающим моментом. С оперативной точки зрения этим решающим моментом был уже глубокий охват всей польской армии группой армий «Север» севера и 14-й армией с юга. Продиктован ли был этот единственный крупный контрудар командования польской армии надеждой изменить ход сражения в Висленской дуге, или он преследовал только одну цель – пробить находившимся южнее Варшавы польским войскам путь на Варшаву, – в судьбе польской армии он уже не мог ничего изменить.
Если сражение на Бзуре и не может сравниться по своим результатам со сражениями на уничтожение окружённого противника, проводившимися позже в России, оно является самым большим сражением подобного рода, имевшим место до того времени. Это сражение не могло планироваться заранее как результат прорыва фронта противника силами крупных танковых соединений, оно возникло в результате нанесения контрударов, проводившихся с немецкой стороны в обстановке, которое вследствие действий противника неожиданно создала для нас большие возможности» [52; 47 – 48].
Итак, бои на Бзуре явились сражением последней польской полевой армии с немецкими войсками. Но и после их окончания продолжалась начавшаяся ещё 8 сентября героическая оборона польской столицы. Упорство защитников Варшавы, длительность её обороны, значительные силы немецких войск, которые германское командование бросило на штурм города, заставили Манштейна рассматривать этот штурм как отдельный этап кампании группы армий «Юг».
Хотя, как мы помним, первоначально ни командование 10-й армии, войска которой стремительно двигались к Варшаве, ни командование группы армий «Юг», ни ОКХ не были склонны видеть во взятии столицы Польши какую-либо проблему. Это предполагалось сделать походя, чуть ли не между прочим. «Противник находится в полном отступлении к Висле южнее Варшавы. Варшава будет очищена», – эта хвастливая реляция генерала Рейхенау, содержащаяся в отданном им приказе по 10-й армии от 6 сентября, очевидно, не вызывала возражений на более высоких уровнях германского командования.
Да, возможно, так бы оно и случилось – Варшаву скоренько бы очистили, если бы все польские военачальники были подобны своему главнокомандующему, маршалу Рыдз-Смигле, удравшему из столицы в ночь с 6 на 7 сентября, а все польские государственные деятели уподобились бы президенту Мосцицкому, смазавшему пятки из Варшавы ещё 1 сентября.
Нельзя в данном случае употребить словосочетание «к счастью», но, безусловно, к чести варшавян и всей Польши в критический момент в польской столице нашёлся и совсем другой военный, и совсем другой политический деятель. Военным был генерал бригады Корпуса охраны пограничной (КОП) Валериан Чума. Гражданским деятелем, готовым не убегать, а организовать оборону города, явился президент (по-нашему – градоначальник) Варшавы Стефан Старжиньский [46; 34 – 35].
Напомним, что к 7 сентября части XVI моторизованного корпуса 10-й армии группы армий «юг» вышли на рубеж реки Пилица и находились всего в 60 километрах от Варшавы. Поскольку никаких организованных польских войск, готовых попытаться остановить немецкую танковую лавину, перед XVI мотокорпусом не было, то ему действительно оставался один-единственный бросок к польской столице. Немцы успешно его и сделали – 8 сентября танки 4-й танковой дивизии вышли к южным окраинам города и попытались ворваться в него. Но не тут-то было. Неожиданно для себя немцы натолкнулись на вполне организованное сопротивление и подготовленную оборону.
Что же произошло?
Приказом военного министра от 3 сентября генералу Чуме с целью организации обороны столицы передавалось всего 5 батальонов и некоторое количество артиллерии. Ясно, что для защиты такого большого города, как Варшава, этого чудовищно мало. Других регулярных войск в городе на тот момент практически не было. Энергичными усилиями Чуме за несколько дней удалось самостоятельно сформировать ещё 3 пехотных полка. Одновременно градоначальник Старжиньский 5 сентября объявил о создании так называемой гражданской обороны. Жители Варшавы были полны решимости защищать свой город. Создавались добровольческие вооружённые отряды (в их формировании большую роль сыграли рабочие; в рабочие батальоны вступило свыше 6 тысяч человек), отряды Красного Креста, пункты первой медицинской помощи, пожарные команды. Десятки тысяч варшавян трудились на рытье окопов, строительстве баррикад и противотанковых заграждений [37; 30], [46; 34 – 35], [56; 258 – 259].
Кроме того, Варшава как магнитом притягивала к себе отступающие польские войска. Все, кто имел хотя бы теоретическую возможность достигнуть столицы, стремились отступить именно к ней, к румынской границе отступали менее охотно. Постепенно, уже в ходе начавшихся боёв за столицу в город подходили и прорывались части, подразделения, остатки соединений армий «Модлин», «Лодзь», «Прусы», «Люблин». В конечном итоге, как говорилось выше, здесь же оказались и осколки армий «Познань» и «Поможе».
Словом, к 8 сентября некоторую оборону удалось организовать. В последствии, с подходом польских воинских частей, она только укреплялась.
Большую помощь варшавянам и гарнизону города оказали войска генерала Кутшебы, вступившие в сражение с войсками 8-й армии ГА «Юг» на Бзуре. Конечно, армию «Познань» и остатки армии «Поможе» ждали в Варшаве. Не ввяжись Кутшеба в бои на Бзуре или ограничь он свой контрудар весьма результативным выпадом 10 сентября, его войска большей частью пополнили бы гарнизон Варшавы. Под командой у Кутшебы находилось в тот момент не менее 150 тысяч человек. Но ещё вопрос, смогли бы эти силы принести польской столице больше пользы, войди они в состав её гарнизона, а не вступи в схватку с немцами на Бзуре? В конце концов, дерясь на Бзуре, они оттянули на себя от Варшавы большую часть находившихся на тот момент в районе города войск 10-й армии (XI ак и XVI мк), отсрочили прорыв к городу войск 8-й армии. Вполне возможно, III ак 4-й армии ГА «Север», который был брошен на окружение сил генерала Кутшебы, также мог выйти к польской столице и штурмовать её с северо-запада. Вместо этого он оказался на Бзуре. Десять дней (с 10 по 19 сентября) немцы концентрировали свои силы против войск Кутшебы и Бортновского, а могли всё это время концентрировать и использовать их против Варшавы. Даже силы своей авиации немцы вынуждены были в значительной степени отвлекать от Варшавы и бросать к месту бзурских боёв. Достаточно сказать, что, например, 17 сентября, когда наступление немцев на бзурском фронте достигло своего пика, германское авиационное командование отменило все боевые вылеты, не связанные с районом Бзуры [68; 10], [74; 21].
Позволим себе высказать сомнение, что простое насыщение варшавского гарнизона живой силой за счёт подхода армий «Познань» и «Поможе» позволило бы ему продержаться дольше. Ведь в результате капитуляции Варшавы в плен к немцам попало свыше 100 тысяч человек польских военнослужащих, т.е. бойцов в городе и так было достаточно [52; 52], [56; 275]. Однако усиление натиска на польскую столицу после победы над армией Кутшебы позволило немцам менее чем за десять дней сломить их сопротивление. Не будем забывать и о том, что именно оттягивание сил группы армий «Юг» от Варшавы к Бзуре позволило проскочить в город многим тысячам польских военнослужащих. Не будь бзурских боёв, войска Рундштедта могли очень плотно обложить Варшаву ещё в начале 10-х чисел сентября, и тогда ещё вопрос – оказались ли бы в столице те десятки тысяч её защитников, которые в реальности там оказались, весьма существенно пополнив варшавский гарнизон.
Словом, по нашему глубокому убеждению, армии «Познань» и «Поможе» сделали гораздо больше для защиты столицы, сражаясь на Бзуре, чем они сделали бы, окажись они в городе. Хотя, безусловно, ни в том, ни в другом случае ситуация, в принципе, не могла измениться – Варшава всё равно пала бы. Вопрос был только в сроках. Как мы полагаем, тот вариант событий, который имел место в реальности, позволил польской столице продержаться дольше.
Однако вернёмся непосредственно к событиям обороны города.
Итак, попытка немцев взять Варшаву «кавалерийским наскоком» 8 сентября потерпела провал. Немцы потеряли убитыми и ранеными большое количество солдат и четыре танка [37; 30], [46; 35], [56; 260].
Тем не менее, в этот день берлинское радио передало сообщение о взятии Варшавы. Первоначально, видимо, и германское командование, и германское политическое руководство были введены в заблуждение донесением командира 4-й танковой дивизии, ворвавшейся 8 сентября на южные окраины города, который, в свою очередь, очевидно, ошибся сам, поддавшись «шапкозакидательским» настроениям в отношении занятия Варшавы, царившим 6 – 8 сентября у немецкого командования различных уровней (см. выше). Правда, ошибка выяснилась довольно быстро. Но политическое руководство Рейха решило использовать ошибочные известия о взятии польской столицы в целях скорейшего втягивания Советского Союза в события в Польше, выставив его перед Англией и Францией в качестве своего союзника. Это манёвр даже имел определённый успех, ибо 9 сентября нарком иностранных дел В.М. Молотов в ответ на зондаж посла Германии в СССР Шуленбурга относительно «военных намерений советского правительства» в Польше заявил, что «советские военные действия начнутся в течение ближайших дней» [56; 287]. В этот же день нарком обороны маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников подписали приказы Военным советам Киевского и Белорусского Особых военных округов о готовности войск этих округов к наступлению к исходу 11 сентября [56; 287].
Но уже 9 сентября советской стороне стало известно, что известия о взятии немцами Варшавы ошибочны, и вступление Красной Армии на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины было отложено. Сам этот факт, а также и все последующие события, о которых мы рассказывали в главе III данной книги, со всей очевидностью говорят о том, что выступать союзником нацистской Германии в Польше Советский Союз не собирался и преследовал на её территории исключительно собственные интересы.
Между тем, германское командование в течение 9 сентября стремилось привести в соответствие радиосообщение от 8 сентября и подлинное положение дел со взятием польской столицы. В 7.45 4-я танковая дивизия возобновила штурм, бросив в атаки на кварталы Охота и Чисто 30 танков в сопровождении многочисленной пехоты и при поддержке артиллерии. Однако эта атака была отбита с серьёзными потерями для немецкой стороны. Такая же участь постигла и последующие две атаки, предпринятые командованием 4-й танковой дивизии 9 сентября. Принимавшие участие в штурме 35-й и 36-й танковые, 12-й и 33-й моторизованные полки понесли значительные потери. По имеющимся данным, только бои 9 сентября стоили 4-й танковой дивизии 45 танков, потерянных безвозвратно, да ещё нескольких десятков машин, получивших серьёзные повреждения и подлежащих ремонту [46; 36], [56; 260 – 261]. Попытки подтвердить победные реляции, таким образом, закончились полным провалом.
Атаки, предпринятые 10-го и в ночь с 10-го на 11-е число, также не дали немцам никаких положительных результатов. Потери же ещё больше возросли. Правда, наученное горьким опытом командование 4-й тд уже осторожней бросало танки для атак на улицах варшавских предместий – за 10 сентября список безвозвратных танковых потерь пополнился всего 5 машинами [46; 36].
Подобное развитие событий явилось и для командования 10-й армии, и для командования группы армий «Юг» полной неожиданностью – «закидать» Варшаву «шапками» не получилось.
Однако на тот момент гарнизон Варшавы был крайне немногочисленным. Он составлял 17 пехотных баталонов, 10 батарей лёгкой и 6 батарей тяжёлой артиллерии, 1 батальон танков. Указанные формирования насчитывали 17 825 человек и имели на вооружении 10 475 винтовок, 475 пулемётов, 34 противотанковых орудия, 30 орудий калибром 75- и 105-мм, 36 зенитных орудий и 33 танка [37; 30], [56; 259]. Данных сил при умелом их использовании вполне могло хватить на отражение «кавалерийского наскока» 4-й танковой дивизии XVI моторизованного корпуса немцев. Но, в общем, для круговой обороны такого большого города как Варшава их было явно недостаточно. Дальнейшая концентрация сил германских войск у стен польской столицы могла привести к очень скорому её падению.
