Игорь Юрьевич Додонов
Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения
В общем, Гитлеру очень быстро стало всё ясно. И уже 31 августа 1939 года он отдаёт новый приказ о начале вторжения в Польшу. Директива № 1, составленная согласно этому приказу, гласила:
«1. Теперь, когда исчерпаны все политические возможности урегулировать мирным путём положение на восточной границе, которое стало невыносимо для Германии, я решил добиться этого силой.
2. Нападение на Польшу должно быть проведено в соответствии с приготовлениями по плану «Вайс», учитывая изменения, которые произошли в результате почти полностью завершённого стратегического сосредоточения и развёртывания сухопутных войск.
Распределение задач и оперативная цель остаются без изменений.
День наступления – 1 сентября 1939 г.
Начало наступления – 4 час. 45 мин.
[…]
3. На Западе ответственность за открытие боевых действий следует возложить исключительно на Англию и Францию.
[…]
Германская сухопутная граница на Западе не должна быть пересечена ни в одном пункте без моего специального разрешения. То же самое относится ко всем военно-морским операциям… Военно-воздушные силы должны в своих действиях пока ограничиться противоздушной обороной государственных границ от налётов авиации противника и стремиться по мере возможности не нарушать границ нейтральных стран при отражении налётов как отдельных самолётов, так и небольших авиационных подразделений. Если только в случае налётов на территорию Германии крупных сил французской и английской авиации через нейтральные государства станет невозможным обеспечить противовоздушную оборону на Западе, последнюю разрешается организовать также и над территорией нейтральных стран.
[…]
4. Если Англия и Франция начнут боевые действия против Германии, то задача действующих на Западе войск будет состоять в том, чтобы, максимально экономя силы, создать предпосылки для победоносного завершения операций против Польши. В соответствии с этими задачами необходимо нанести по возможности больший урон вооружённым силам противника и его военно-экономическому потенциалу. Приказ о начале наступления будет отдан мною.
Сухопутные силы удерживают Западный вал и готовятся к предотвращению его обхода с севера в случае вступления западных держав на территорию Бельгии и Голландии. Если французская армия вступит на территорию Люксембурга, разрешаю взрывать пограничные мосты.
Военно-морской флот ведёт борьбу с торговым флотом противника, главным образом с английским… Необходимо принять меры по предотвращению вторжения противника в Балтийское море.
[…]
Военно-воздушные силы имеют своей задачей в первую очередь воспрепятствовать действиям французской и английской авиации против германских сухопутных войск и жизненного пространства Германии. В войне против Англии военно-воздушные силы должны быть использованы для воздействия на морские коммуникации Англии, для нанесения ударов по военно-промышленным объектам и уничтожения транспортов с войсками, отправляемых во Францию.
Необходимо использовать благоприятные возможности для нанесения эффективных ударов по скоплениям английских военно-морских сил, в особенности по линейным кораблям и авианосцам.
Приказ о бомбардировке Лондона будет отдан мною.
[…]» [56; 213 – 215].
Интересно, что директива о начале войны против Польши уделяла гораздо больше внимания действиям германских войск на Западе. Отсюда ясно, что Гитлера, вслед за его генералами, всё-таки в немалой степени волновала реакция Англии и Франции на немецкое вторжение в Польшу. Главная причина этого волнения заключалась в крайней незначительности сил, оставленных на Западном фронте. Поэтому та, большая, часть директивы, которая касается действий вермахта на Западе, сама, в свою очередь, чётко разбивается на две части. Лейтмотивом первой из них можно считать мысль о непровоцировании противника на активные действия. Не переходить сухопутную границу Германии, не нарушать воздушного пространства даже нейтральных стран, ограничить действия флота в такой степени, чтобы их нельзя было расценивать «как военные операции» [56; 213], – вот что требует от своих войск Гитлер. Т.е. он всё-таки надеется на невмешательство англичан и французов в германо-польскую войну, либо на их вмешательство чисто формальное, без каких-либо действий (что, в итоге, и произошло).
Вторая часть «западного раздела» директивы № 1 говорит уже о действиях немецкой армии на Западе в случае, если англо-французские силы всё-таки начнут самое настоящее наступление. Лейтмотив этой части документа – держаться любой ценой, защищая от вторжения противнику территорию Рейха и обеспечивая молниеносное проведение кампании против Польши, где германское командование сосредоточило подавляющее количество своих сил. Когда эти задачи будут выполнены, последует переброска сил из Польши к западным границам Германии и удар по врагу, т.е. наступление.
В общем, директива № 1 ещё раз ясно показывает, что Гитлер вполне сознательно шёл на разжигание большой европейской войны. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что вероятность того, что конфликт не ограничится военным противостоянием Германии и Польши, велика. Надо полагать, что подобный сценарий его вполне устраивал – «зверь жаждал большой крови».
Директива № 1 была подписана фюрером в 12.40 31 августа [564 213].
Как пишет Манштейн, в штабе группы армий «Юг» она была получена в 17.00 [52; 23]. Надо полагать, что примерно в это же время директиву получили в штабе группы армий «Север». Таким образом, на выдвижение войск к исходным рубежам времени у командования обеих групп армий оставалось совсем немного – менее двенадцати часов. И ГА «Север», и ГА «Юг» своевременно сосредоточили свои силы в районах, назначенных им для атаки. Задержек и отставаний от графика не было. Не последовало на этот раз и команды «отбой» из Берлина, хотя, по воспоминаниям Манштейна, в штабе группы армий «Юг» полагали, что и на сей раз войны не начнётся:
«Когда 31 августа… снова прибыл приказ (о вторжении в Польшу рано утором 1 сентября – И.Д., В.С.),.. генерал-полковник Рундштедт и я были весьма скептически настроены. К тому же не поступало никаких сообщений относительно прекращения переговоров47. В соединениях группы армий на всякий случай с учётом опыта 25 августа всё было приготовлено для того, чтобы обеспечить прекращение продвижения войск даже в самый последний момент, если событии повторятся» [52; 23].
На сей раз предосторожности оказались излишни.
Германскому вторжению в Польшу предшествовала провокация, призванная выставить агрессором польскую сторону, а действия немецких войск представить как ответ на агрессию48.
Вечером 31 августа (около 20.00) группа эсэсовцев, переодетых в польскую военную форму, ворвалась в здание радиостанции приграничного с Польшей города Глейвиц (ныне – польский город Гливице). Инсценируя нападение на германскую территорию, они сделали несколько выстрелов, в том числе у микрофона студии, и зачитали на польском языке заранее приготовленный текст, смысл которого сводился к тому, что Польша начинает войну с Германией и призывает всех живущих в Германии поляков к восстанию [26; 80], [56; 215]. Для большей убедительности эсэсовцы расстреляли одного их привезённых уголовников, переодетых в польскую военную форму, прямо в здании радиостанции, представив это как результат боя вторгшихся поляков с местной полицией. Затем в лесу под Глейвицем было расстреляно ещё несколько уголовников в форме Войска Польского, что должно было продемонстрировать масштабность вторжения и ожесточённость боестолкновения немецких пограничников и полицейских с захватчиками [26; 80], [56; 215].
Утром 1 сентября Германское информационное агентство распространило несколько сообщений о событиях в Глейвице, одно ужаснее другого. Согласно последнему из них, поляки устроили в районе Глейвица самое настоящее крупномасштабное вторжение на германскую территорию:
«Поступили новые сообщения о событиях в Глейвице. Нападение на радиостанцию было, очевидно, сигналом к общему наступлению польских партизан на германскую территорию. Почти одновременно с эти, как удалось установить, польские партизаны перешли германскую границу ещё в двух местах. Это также были хорошо вооружённые отряды, по-видимому, поддерживаемые польскими регулярными частями. Подразделения полиции безопасности, охраняющие государственную границу, вступили в бой с захватчиками. Ожесточённые действия продолжаются» [56; 216].
Когда Германское информационное агентство распространяло это лживое сообщение, немецкие войска уже несколько часов наступали по территории Польши. Германская авиация начала её бомбардировку в 4.30 1 сентября. В 4.45, согласно директиве № 1, пересекли границу сухопутные войска.
Уже 1 сентября немцы заняли Данциг. На фронте наступления группы армий «Север» в этот день образовалось три очага борьбы: в районе Млавы (здесь польская армия «Модлин» сражалась с главными силами 3-й германской армии, наступавшими из Восточной Пруссии); северо-восточнее Грудзёндза (здесь правый фланг польской армии «Поможе» вёл бой с XXI армейским корпусом немцев); в «польском коридоре» (здесь левый фланг армии «Поможе» противостоял 4-й германской армии, наступавшей из Померании) [56; 217].
Надо сказать, что первый день борьбы не принёс немцам на севере каких-то ошеломляющих успехов. Поляки сопротивлялись не только ожесточённо, но и весьма умело.
Хотя Данциг был немцами захвачен быстро, но польские военные склады в устье Вислы, на Вестерплятте, продолжали защищаться. Их гарнизон составляли всего 182 человека при 4 миномётах, 3 орудиях и 41 пулемёте. Но в распоряжении этого маленького гарнизона были добротные полевые и долговременные бетонные укрепления. В них поляки отбили все атаки немцев не только 1 сентября, но продержались неделю, несмотря на то, что штурмовали их части вермахта общей численностью до 4 тысяч человек при мощной поддержке артиллерии и авиации. Только 7 сентября Вестерплятте был взят, а остатки польского гарнизона капитулировали [56; 217].
Атаки млавских позиций армии «Модлин» тремя пехотными и одной танковой дивизиями не принесли немцам ожидаемого успеха. Более того, танковая дивизия «Кемпф» понесла наиболее ощутимые потери, и командующий 3-й армией вынужден был вывести её из боя. Таким образом, стремительного броска 3-й армии на Пултуск и Варшаву не получилось [56; 218].
Правофланговые соединения армии «Поможе» (опергруппа «Всхуд») 1 сентября успешно отразила все атаки ХХI армейского корпуса 3-й армии немцев на Грудзёндз [56; 218].
Туго шли дела и у 4-й армии немцев, наносившей удар по левому флангу армии «Поможе». Её XIX моторизованному корпусу и двум пехотным дивизиям, действовавшим в качестве ударной группировки армии, в западной части «польского коридора» противостояли силы 9-й пехотной дивизии поляков и их оперативной группы «Черск», растянутые на 70-километровом фронте. Атаковать польские позиции немцы начали с рассветом, но в течение дня прорвать оборону не смогли. Только с наступлением темноты немецкие танковые части сломили сопротивление польской пехоты и передовым отрядом прорвались на 90 километров до Свекатово. Парировать этот прорыв командующему армией «Поможе» генералу Бортновскому было просто нечем, что имело самые катастрофические последствия для польских войск, действовавших в районе «коридора» [56; 218].
К утру 2 сентября генерал Бортновский потерял связь со своими войсками. Немцы между тем дополнили успех 3-й танковой дивизии, прорвавшейся в ночь с 1 на 2 сентября на Свекатово, ударом 20-й моторизованной дивизии из района Тухель в направлении севернее Грудзёндза, осуществляя двойной охват польских войск, оборонявших «коридор». Армия «Поможе» оказалась рассечённой на две части – северную (большую) и южную (меньшую). Северная попала в окружение в «польском коридоре» и была окончательно разгромлена немцами к 6 сентября. В плен было взято 16 тысяч польских военнослужащих. Трофеями германских войск стали 100 орудий [56; 224].
Южная группа армии «Поможе», с которой генералу Бортновскому удалось восстановить связь, отводилась им за за Вислу к Торуни [56; 224].
Немецкие 3-я танковая и 20-я моторизованная дивизии 4 сентября прорвались к Висле в районе Хелмно, в то время как пехотные дивизии 4-й армии сжимали кольцо окружения в «польском коридоре». 5 сентября немцы заняли Грудзёндз, к вечеру 6 сентября – Накло и Быдгощ и вышли на окраины Торуни. Польских войск здесь уже не было – остатки армии «Поможе» ушли из района Торуни ещё 5 сентября, получив в этот день приказ главного командования отходить к Варшаве вместе с армией «Познань» [56; 224], [74; 6].
Если армия «Поможе» уже со 2 сентября была сбита немцами со своих позиций, утратила командование и начала беспорядочное отступление, то действовавшая юго-восточнее её армия «Модлин» продолжала удерживать млавские оборонительные позиции до 4 сентября. Трёхдневные атаки на эти позиции не принесли успеха 3-й немецкой армии. Не помогли даже массированные удары авиации по польским войскам. Однако к 4 сентября потери армии «Модлин» оказались очень велики, а её командующий генерал Пшедзимирский умудрился потерять связь с войсками, находящимися на оборонительных позициях. Очевидно, утрата связи произошла из-за налётов германской авиации (во всяком случае, подобное предположение является наиболее выгодным для репутации генерала Пшедзимирского). В подобных условиях соединения армии «Модлин» под ударами немцев начали несанкционированный отход со своих оборонительных рубежей. Первой отступила к югу Мазовецкая кавалерийская бригада, обнажив тем самым правый фланг млавских позиций. Вскоре покинули свои позиции 20-я и 8-я пехотные дивизии, что привело к образованию 30-километровой бреши в центре расположения армии «Модлин». Кое-как разобравшись в ситуации, генерал Пшедзимирский справедливо решил, что в таких условиях продолжать оборону на млавском рубеже невозможно. 4 сентября последовал его приказ об отходе за Вислу. Генерал рассчитывал, собрав и перегруппировав свои силы, организовать оборону по Висле и Нареву. Немцы 4 сентября вступили в Млаву [56; 225], [68; 6], [74; 17].
Здесь надо заметить, что дальнейшая оборону млавских позиций в любом случае должна была быть прекращена. Успех 4-й немецкой армии в разгроме армии «Поможе», отход остатков последней к Торуни обнажал левый фланг армии «Модлин» и делал уязвимыми её тылы. Удержание поляками рубежей в районе Млавы в подобной ситуации вполне могло привести к удару по левому флангу и тылу армии «Модлин» и, что вполне вероятно, её окружению.
Несмотря на то, что к 5 сентября успехи группы армий «Север» были несомненны, но всё-таки командование группы рассчитывало на большее. По-сути, хоть и состоялось окружение в «коридоре» значительной части армии «Поможе», добиться решительного прорыва польского фронта фон Боку не удалось. Ценой серьёзных потерь две его армии только фронтально оттеснили поляков за Вислу и Нарев. Как мы помним, план «Вайс» исходил как раз из того, чтобы ни в коем случае не дать польским войскам возможности зацепиться за эти реки, организовав на них новые рубежи обороны.
Командование группы явно занервничало, потому что заявило ОКХ, что в сложившейся ситуации у него «появилось сомнение в том, возможно ли ещё уничтожить польские вооружённые силы западнее Вислы и нет ли необходимости изменить цели, поставленные первоначальным планом?» [56; 225]. Фон Бок полагал, что нужны полная перегруппировка сил и создание новой ударной группы. Для этого он предлагал перенести основной упор с центра фронта группы армий, как изначально предусматривал план «Вайс», на её левый (восточный) фланг. Наступление на Варшаву по обе стороны Вислы теперь должны были вести только III и II армейские корпуса 4-й армии. Остальные же силы этой армии – XIX моторизованный и XXI армейский корпуса, вновь прибывшие 10-я танковая и две пехотные дивизии – перебрасывались на юго-восток Восточной Пруссии для глубокого обхода отходивших за Вислу и Нарев польских войск [56; 225].
Усиление левофланговой группировки группы армий «Севере» в германском Генштабе в принципе поддержали. Согласились и с предложенным фон Боком броском на на юго-восток. Однако масштабы этих действий ОКХ ограничило. 5 сентября 1939 года главнокомандующий Сухопутными войсками Германии генерал-полковник Браухич направил фон Боку директиву, которая гласила: «В намерения ОКХ входит наступление 4-й армии по обе стороны Вислы на Варшаву, 3-й армии – правым флангом на Варшаву, левым – на Острув-Мазовецки. Намерение группы армий усилить 3-ю армию путём переброски сил – особенно подвижных – из 4-й армии соответствует мнению ОКХ. Нужно избегать далёкого размаха движения восточного фланга и ограничить продвижение на линии Варшава – Острув-Мазовецки» [56; 225].
В соответствии с данной директивой, штаб группы армий «Север» приказом от 5 сентября значительно сократил глубину и размах удара своей левофланговой группировки. Основные силы 4-й армии, как и предполагалось ранее, наносили удар на Варшаву. В 3-ю армию, т.е. для усиления левофланговой ударной группировки ГА «Север», перебрасывался только XIX моторизованный корпус. Правый фланг 3-й армии также бил в направлении Варшавы, и только левый фланг армии, усиленный XIX мк, наносил удар немного восточнее – в район Рожан [56; 225], [74; 17].
Т.е. первоначальный план фон Бока приводился в действие в весьма усечённом виде. И Варшава по-прежнему была главной целью удара группы армий, на которой она сосредоточивала основные свои силы. Тем не менее, как отмечает Манштейн, «группа армий “Север”… в рамках намеченного ОКХ охватывающего манёвра… получала возможность осуществить охват фланга противника, переправившись через Вислу, и зайти в тыл главным его силам, расположенным на большой Висленской дуге» [52; 37 – 38].
Проводима фон Боком, в соответствии с принятым решением, перегруппировка сил дала польским войскам некоторую передышку и позволила им приступить к созданию нового фронта обороны за Наревом, Бугом и Вислой. Для этого использовались отошедшие части армий «Поможе», «Модлин» и «Познань», войска пребывающие в данные районы из глубины страны, а также гарнизоны расположенных вблизи городов.
Но оборонительные рубежи по южным берегам рек Нарев и Буг оказались слабыми. У поляков не было ни времени для их инженерной подготовки, ни достаточно войск для их занятия. Кроме того, многие отходящие части и соединения армий «Поможе» и «Модлин» были настолько ослаблены в предыдущих боях, что их использование без предварительного пополнения не представлялось возможным [56; 226].
3-я германская армия 6 сентября выдвинулась к нижнему течению Нарева. попытка двух пехотных дивизий её I армейского корпуса форсировать реку по обе стороны Пултуска была решительно отражена Мазовецкой кавбригадой. Однако на правом фланге польская оборона дала трещину. Здесь сыграл свою роль удар усиленной левофланговой группировки 3-й немецкой армии на Рожаны. Немцам удалось захватить плацдарм на восточном берегу реки. В последующие дни группа армий «Север» выводила свою ударную группировку в пространство между Наревом и Бугом [56; 226].
В движении к Варшаве, между тем, больших успехов достигла 10-я армия группы армий «Юг». К 6 сентября она вышла на линию Томашув-Мазовецкий, Коньске, Кельце. Организованного польского фронта, который мог приостановить её наступление на Варшаву, уже не существовало [56; 250]. Войска этой армии первыми и вышли к польской столице уже 8 сентября (о боевых действиях группы армий «Юг» подробно будет рассказано ниже).
6 сентября итоги военного противостояния истекших дней заставили верховные командования обеих противоборствующих армий сделать некоторые выводы.
Верховное командование Войска Польского, очевидно, окончательно решило, что война проиграна.
Надо заметить, что политическое руководство Польши, судя по его действиям, особых иллюзий относительно результатов войны с Германией не питало с самых первых её дней. Уже 1 сентября из Варшавы скрылся в неизвестном направлении президент республики И. Мосцицкий. Он «вынырнет» 14 сентября в Коломые (Западная Украина), а оттуда убежит к румынской границе и перейдёт её по примеру всего польского правительства. 4 сентября из столицы началась эвакуация правительственных учреждений, а 5-го её покинуло правительство, начав «путешествие» по территории страны в направлении границы с Румынией. Темпы передвижения правительства были при этом весьма велики. Судите сами: покинув Варшаву, оно направилось в Люблин. Уже 9-го числа из Люблина выехало в Кременец (Западная Украина), 13-го – из Кременца проследовало в Залещики (это у самой румынской границы). 17 сентября, по официальной версии, польское правительство пересекло границу Румынии. Впрочем, есть все основания полагать, что его не было в стране уже 16-го числа [56; 252], [59; 155, 160]. Излишне говорить, что при таком «спринтерском забеге» единственное, чем могло это горе-правителство управлять, было его, правительства, передвижение к румынской границе. Т.е. Польская республика оказалась лишена центрального государственного управления уже на 4 – 5 день войны.
Верховное командование польской армии, подобно правительству страны, оптимизмом тоже «не страдало».
Вот, например, текст приказа, который Верховный главнокомандующий маршал Э. Рыдз-Смиглы отдал Главному штабу польской армии 3 сентября 1939 года:
«В связи со сложившейся обстановкой и комплексом проблем, которые поставил ход событий в порядок дня, следует ориентировать ось отхода наших вооружённых сил не просто на восток в сторону России, связанной пактом с немцами, а на юго-восток, в сторону союзной Румынии и благоприятно относящейся к Польше Венгрии…» [28; 128], [56; 235], [59; 149].
Шёл третий день войны. Потерявшая большую свою часть «в котле» на территории «польского коридора» армия «Поможе» лихорадочно пытается, отойдя к Торуни, организовать здесь новый рубеж обороны. Держится на млавских позициях армия «Модлин», не сделав к 3 сентября ни шагу назад.. героически сражается на полуострове Вестерплятте в устье Вислы маленький польский гарнизон. а главнокомандующий Войска польского ориентирует свой Главный штаб на подготовку бегства армии к румынской границе. у него даже и мысли не возникает попробовать зацепиться за рубеж Нарев – Буг – Висла – сан. Этого от поляков ждали все: англичане, французы, русские, немцы. Последние ещё и боялись этого, стремясь уничтожить польскую армию к западу от Вислы, не дать ей уйти за неё, иначе война с Польшей грозила затянуться, могла привести к большим потерям и создать огромные риски на Западном фронте. И только польское Верховное командование не ждало от своей армии ничего подобного. Посему все попытки северной группы польских войск зацепиться на рубеже Нарева, Буга и Вислы надо расценивать как «самодеятельность» командующих польскими армиями и командиров ряда их соединений. Не иначе.
Ну, а господин маршал Э. Рыдз-Смиглы 6 сентября пришёл к выводу, что пора начинать свой «спринтерский забег» вслед за польским правительством, иначе можно и не успеть добежать до желанной, заветной цели – границы с Румынией. В ночь с 6 на 7 сентября он покинул Варшаву, отдав предварительный приказ гарнизону столицы героически защищаться. Причём, удирая, Рыдз-Смиглы распорядился об отводе к Бресту, куда он намеревался отправиться, истребительной авиабригады и значительной части артиллерии ПВО. Теперь они должны были защищать в Бресте ценную персону маршала, а не готовящуюся к обороне столицу. В итоге, немцы бомбили Варшаву практически беспрепятственно, основная масса варшавян погибла в результате именно бомбовых ударов с воздуха (во время обороны Варшавы погибло 25 тысяч жителей столицы) [37; 30], [56; 275], [59; 154].
Скорость «забега» господина главнокомандующего Войска Польского по польской территории не уступала скорости «забега» по ней польского правительства.
В Бресте ставка главнокомандующего пробыла не долго – уже 10 сентября она была перенесена во Владимир-Волынский, 13 сентября – в Млынов (близ Дубно), 15 сентября – в Коломыю, к 17 сентября оказалась в Кутах (у польско-румынской границы). 17 сентября Э. Рыдз-Смиглы пересёк румынскую границу, не забыв «на прощание» отдать приказ защитникам Варшавы и Модлина продолжать стойко обороняться [28; 130 – 131], [56; 252, 301].
При такой скорости перемещения осуществлять какое-то реальное командование армией невозможно точно так же, как невозможно осуществлять управление государством.
Относительно длительным (пару-тройку дней) был период пребывания Э. Рыдз-Смиглы в Бресте. Вот как в этот период осуществлялось командование польской армией. В Варшаве оставался начальник Главного штаба генерал Стахевич. Последний первоначально сносился с главнокомандующим посредством курьеров (Брест находится в 180 километрах от Варшавы), т.к. телефонной связи ни с польскими армиями, ни даже с Варшавой Брестская крепость не имела. Единственной радиостанцией, прибывшей с командующим, долгое время нельзя было пользоваться из-за отсутствия шифров, отправленных в Брест по железной дороге отдельно от рации. После одного из налётов немецкой авиации эта радиостанция, которую из-за её огромных размеров даже не могли поставить в укрытие, была повреждена и стала работать только на приём. Пришлось разработать следующий способ связи. По телефону или телеграфу офицеры ставки главкома связывались со штабом Пинской военно-морской базы, располагавшим коротковолновым радиопередатчиком. Оттуда посылалась радиограмма в группу штаба польского флота в Варшаве. Моряки связывались с группой офицеров Главного штаба во главе с генералом Стахевичем. Последние, в свою очередь, тем же путём посылали ответ в Брест [28; 130], [56; 253 – 254].
Ясно, что нормальным такой способ руководства боевыми действиями не назовёшь. Приказы и распоряжения, исходящие из ставки главнокомандующего, безнадёжно запаздывали и не отвечали быстро меняющейся обстановке. Но и эта «идиллия» закончилась, когда Рыдз-Смиглы покинул Брест.
В подобных условиях логично было, чтобы всю полноту реального командования взял на себя оставшийся в Варшаве начальник Главного штаба генерал Стахевич. Но, во-первых, Рыдз-Смиглы его на это не уполномочил, и даже если бы Стахевич хотел и решился самостоятельно взять на себя всю полноту командования (а он этого не хотел и на это не решился), то ещё вопрос, как подчинялись бы его приказам командующие армиями и командиры соединений. И, во-вторых, у Стахевича просто не было под рукой аппарата для осуществления действенного командования всей польской армией, ибо значительная часть офицеров Главного штаба покинула Варшаву вместе с главнокомандующим, а рабочая группа, оставшаяся со Стахевичем, принимая во внимание всё нарастающие проблемы со связью, физически не могла обеспечить нормальное руководство боевыми действиями на всех участках польско-германского фронта. Сам Стахевич уже 7 сентября (!) (т.е. суток не прошло с тех пор, как главнокомандующий со своим штабом и большей частью офицеров Главного штаба покинул столицу) докладывал в Брест: «Так работа не может продолжаться. Мы здесь совершенно истощены от усталости. У нас абсолютная нехватка офицеров…» [56; 254]. Очевидно, бедняжке Стахевичу пришлось хорошо повкалывать за Рыдз-Смиглы уже и в предыдущие дни, ибо маршал явно был в большей степени озабочен подготовкой своего «забега», чем реальным командованием войсками (судя по его приказу от 3 сентября, процитированному выше).
Стоит ли удивляться, что в подобных условиях дезорганизация и хаос управления польскими войсками катастрофически увеличивались с каждым днём.
Генерал Яклич, заместитель Стахевича, находившийся в Бресте с главнокомандующим, доносил оттуда своему непосредственному начальнику в Варшаву:
«У нас целый день постоянные поиски войск и высылка офицеров для восстановления связи… С внутренней организацией в крепости Брест большой балаган, который я сам должен ликвидировать. Постоянные налёты авиации. В Бресте бегство во все стороны» [56; 254].
«Здесь царит полнейший хаос, – сообщал в Париж французский представитель при ставке маршала Рыдз-Смиглы. – Главное польское командование почти не имеет связи с воюющими армиями и крупными частями… Не имеет ровно никакой информации о продвижении неприятеля и даже о положении своих собственных войск информировано не очень полно или вовсе не информировано» [41; 29].
Поручик польской армии Ежи Климовски, непосредственный участник событий сентября 1939 года, оставил яркие зарисовки последствий хаоса и неразберихи в высшем командном звене Войска Польского для частей и соединений на фронте:
«…Утром наша бригада получила приказ прикрывать тыл группы Андерса, которая должна была нанести удар по Миньску-Мазовецки… Но те, кто отдавал приказ, упустили из виду одну деталь, – забыли, что бригады практически не существует» [41; 24].
«Вылазка в направлении Миньска-Мазовецки полностью провалилась.
Мы вынуждены были отступать… Хаос на дорогах царил невероятный… Командиров нигде не было видно, компактных войсковых частей – тоже… О какой-либо организованности движения не могло быть и речи. Приказы по-прежнему не приходили» [41; 24 – 25].
«Тут я увидел знакомую картину: улицы, казармы, весь город и даже окрестности забиты войсками. Найти кого-либо почти невозможно, тем более что учреждения уже закрыты, и справиться просто не у кого.
[…]
Массы солдат блуждали без командиров, не зная, что делать. в качестве ближайшего ориентировочного направления почти все, с кем мне приходилось разговаривать, называли Хелм – Влодаву. …Мне не оставалось ничего иного, как направиться в эту самую Влодаву, новую Мекку, куда сейчас устремлялось всё и вся.
[…]
Военных здесь было как муравьёв, а хаос и беспорядок царили ещё больше, чем в каком-либо другом месте. Никто не командовал, не отдавал приказов, не знал обстановки. Никто не имел никакого представления о том, что делать дальше, а главное – и это было самым тяжёлым – никто не старался овладеть положением на месте» [41; 27].
«…От моих добрых друзей ротмистра Кучинского и поручика Кедача узнал много неприятных вещей. Они сообщили мне, что как будто (выделено нами – И.Д., В.С.) есть приказ о движении к румынской или венгерской границе и даже о переходе через неё, что правительство и Верховный Главнокомандующий покинули Варшаву, и никто не владеет обстановкой» [41; 29].
И подобных описаний в мемуарах Ежи Климовского – масса.
Особого порядка в командовании польскими войсками не наблюдалось с самого первого дня войны. Но после 6 сентября, т.е. после бегства Верховного главнокомандующего маршала Э. Рыдз-Смиглы из Варшавы, ситуация в этом вопросе «перешла в крутое пике». Польский фронт стал стремительно разваливаться на отдельные, не связанные друг с другом очаги сопротивления. Более решительные командиры всех уровней начинали действовать на свой страх и риск, у менее решительных просто опускались руки, и они, прекращая командовать, пускали ситуацию на самотёк. Польша не просто шла к военному поражению – она шла к нему с катастрофической быстротой. И вина за это «гибельное ускорение» полностью, стопроцентно лежит на польском Верховном командовании.
