Игорь Юрьевич Додонов
Ватутин против Манштейна. Дуэль полководцев. Книга первая. До столкновения
Выполняя приказ группового командования, 14-я армия широким фронтом стремительно двинулась к Сану.
Её левофланговый VIII армейский корпус, который про предыдущему варианту плана должен был севернее Вислы наносить удар на Варшаву, форсировав Вислу у Опатовца, двинулся на восток. XXII моторизованный корпус 11 сентября занял Ярослав. Вслед за ним, развернувшись после взятия Кракова на восток, двигался XVII армейский корпус. Крайним справа наступал XVIII армейский корпус. Заняв Новы-Сонч, он форсировал Сан у Санока и к 11 сентября достиг верховий Днестра [37; 28], [52; 39], [56; 256]. Удары XXII моторизованного и XVIII армейского корпусов сходились в районе Львова.
Первой к Львову вышла уже 12 сентября 4-я легкопехотная дивизия из состава XVIII армейского корпуса, совершив бросок к городу из района Самбора. На следующий день немцы предприняли попытку штурма. Им удалось занять главный вокзал, но на этом их успехи закончились – польская оборона устояла. более того, поляки начали активно контратаковать. Ожесточённые бои 14 и 15 сентября привели к тому, что немцы вывели части 4-й лпд из города и отошли к северу, к Раве-Русской, блокировав Львов с этого направления [56; 269].
В общем, события по Львовом 15 сентября только начинались. Но Манштейн в свойственной ему манере «несколько передёргивать» факты не только объявил в своих мемуарах 15 сентября днём завершения (в основном) преследования противника войсками группы армий «Юг», хотя и оговорился, что группа восточнее Сана ещё и после вела ожесточённые бои с поляками, но и совершенно безапелляционно заявил, что в этот день войска ГА «Юг» заняли Лемберг, т.е. Львов [52; 40]. Львов немцами не был занят не только 15 сентября, но и в последующие дни тоже. Как мы помним, заняли его войска РККА 22 сентября 1939 года (см. главу III), а до этого поляки удерживали город.
Но Манштейн в мемуарах уже с 1939 года начинает подсчёт своих утерянных побед. И это ничего, что под Львовом войска группы армий «Юг», штаб которой Манштейн возглавлял, победы не одержали. Эту не существовавшую в реальности победу Манштейн также заносит в список своих утраченных (не по его вине утраченных, конечно):
«В ходе этих боёв неожиданно поступило указание Верховного главнокомандования передать Советам Лемберг (Львов), который только что капитулировал в результате действий 14-й армии, и отойти по всему фронту, занимаемому группой армий, на линию, согласованную между фон Риббентропом и Советами. Она проходила от первала Ущок к Перемышлю и затем вдоль Сана и Вислы до пункта севернее Варшавы. Таким образом, все бои по ту сторону Сана и Вислы для группы армий были бесполезными и вели только к выгоде для Советов!» [52; 52].
Итак, политическое руководство Германии и пляшущее под его дудку ОКХ лишили Манштейна его победы – этот тезис будет повторяться на протяжении всех мемуаров фельдмаршала (конечно, утерянные победы будут уже другими). В общем, по поводу данного пассажа Манштейна, который, впрочем, весьма характерен для книги его воспоминаний по причине не только не совсем точного, мягко говоря, изложения фактов, но и указания виновников утраты достигнутого им, Манштейном, успеха, хотелось бы сказать словами современного российского историка Н.В. Лебедева: «…Насколько были правы те из фронтовиков, кто запустил в оборот фразу “врёт как Манштейн”» [45; 123].
Однако вернёмся к событиям в полосе наступления группы армий «Юг».
Основные силы XVIII армейского корпуса 14 сентября заняли Перемышль, Самбор и двинулись к Львову. 15 сентября к городу с юга подошла 1-я горнопехотная дивизия. В этот же день с запада Львов был блокирован 45-й пехотной дивизией XVII армейского корпуса [56; 269].
Таким образом, к 16 сентября Львов был блокирован немцами с трёх сторон – юга, севера и запада. Собственно, этим и ограничились успехи войск ГА «Юг» под Львовом.
XXII моторизованный корпус, заняв Яворов, по приказу командования группы развернулся на севере и повёл наступление на Раву-Русскую и Томашув-Любельский, который занял 13 сентября. Далее его удар развивался на Замосць, Грубешув и Владимир-Волынский. Передовые отряды корпуса вошли в эти города 16 сентября. В этот же день ещё один передовой отряд XXII мк подошёл к Любомлю, где соединился с войсками 4-й армии группы армий «Север». Это была крайняя северная точка, достигнутая войсками группы армий «Юг» входе Польской кампании [56; 269].
Левофланговый VIII армейский корпус, форсировав Сан, столкнулся в районе Тарногруда с польской оперативной группой «Пискор [56; 269].
Из войск группы армий «Юг» именно войска 14-й армии генерала Листа оказались наиболее далеко зашедшими на восток. Это именно они стояли к концу боевого дня 16 сентября на линии Владимир-Волынский – Замосць – Львов – Самбор, на которой войскам ГА «Юг», согласно приказу командования Сухопутных сил вермахта от 2.00 17 сентября, надлежало остановиться [56; 270].
В течение 17 – 19 сентября соединения 14-й армии подтягивались к указанной линии, одновременно ведя бои с остатками польских войск в этих районах.
VIII армейский корпус совместно с VII армейским корпусом, приданным группе армий «Юг», окружили в районе Томашува-Любельского польскую оперативную группу «Пискор», заставив её капитулировать 20 сентября [56; 270].
Части XVII и XVIII армейских корпусов вышли на линию Рава-Русская – Львов, взяв в кольцо в районе Жолквы остатки польской армии «Малопольска». Здесь поляки сложили оружие 19 сентября [56; 270].
Соединения XXII моторизованного корпуса неспешно оттягивались к Самбору, куда подошла и 5-я танковая дивизия. К 19 сентября эти войска несколько продвинулись на юго-восток, заняли Борислав и Стрый. Это было последнее продвижение войск вермахта в восточном направлении. 19 сентября немецкие войска по приказу ОКХ были остановлены окончательно, в том числе и 14-я армия группы армий «Юг».
О событиях, связанных с передвижением германской армии к демаркационным линиям, определённым московскими протоколами от 21 сентября и 2 октября 1939 года, мы уже рассказывали в главе III данной книги. Сейчас лишь заметим, что именно в ходе движения войск группы армий «Юг» к линии демаркации, обозначенной протоколом от 21 сентября, произошли последние серьёзные боестолкновения 14-й армии с польскими войсками. Речь идёт о довольно напряжённых боях, которые вели части VII и VIII армейских корпусов в период с 21 по 24 сентября в районе Томашува-Любельского с группой польских войск под командованием генерала Домб-Бернацкого. Об этих событиях также уже шла речь в главе III, поэтому повторяться не будем, описывая их вновь. Однако обратим внимание читателя на то, какую оценку дал боям под Томашувом-Любельским Манштейн:
«Отход за Сан (вследствие передвижения к демаркационной линии, определённой московским протоколом от 21 сентября – И.Д., В.С.) привёл к прекращению боя с группировкой противника, насчитывавшей 2 – 3 дивизии и 1 – 2 кавалерийские бригады, которая с достойной восхищения храбростью, но без всякого учёта общей обстановки в свою очередь перешла в наступление и попыталась отрезать 7-му ак и 8-му ак пути отхода за Сан. И здесь снова возникли тяжёлые бои, которые явились лишь следствием политических манёвров между германским и советским правительствами» [52; 52 – 53].
Право, эти слова стоят того, чтобы их прокомментировать!
Итак, речь идёт именно о тех боях под Томашувом-Любельским, о которых авторы «демократического» толка говорят как о ярчайшем примере боевого взаимодействия вермахта и РККА в Польше. То, что они попросту лгут, было доказано нами на фактах. Но в данном случае их «хватает за руку», если можно так выразиться, сам Манштейн! Их кумир! В его воспоминаниях – ни слова о помощи Советов в уничтожении группировки Домб-Бернацкого. Наоборот – констатация того, что передвижение к демаркационной линии сделало для немцев эти бои более тяжёлыми. Т.е. речь идёт не о помощи советских войск, а чуть ли не о помехах с их стороны, которые они, правда, учинили германским войскам лишь самим фактом своего появления в указанном районе, а не какими-то активными действиями, направленными против германских войск. Конечно, всё это «сдобрено» у Манштейна очередной порцией обвинений в адрес политического руководства Рейха, которое только и делало уже с 1939 года, что мешало ему, Манштейну, побеждать, обычным для него преувеличением сил противника (кстати, ясно, откуда «тащут» свои непомерно завышенные цифры оценки сил группы генерала Домб-Бернацкого авторы «Восточной Европы…» (см. главу III)) и даже неверной оценкой намерений противника, атаковавшего в направлении Томашува (поляки, очевидно, просто пытались прорваться в направлении румынской или венгерской границы, а вовсе не старались «без всякого учёта общей обстановки» переломить ход войны), но факт остаётся фактом – мемуары Манштейна камня на камне не оставляют от попыток наших доморощенных «демократов» привязать действия РККА и вермахта в Польше в сентябре 1939 года друг к другу, т.е представить их, как взаимодействие двух союзных армий.
Если операции 14-й армии генерала Листа оказались в значительной степени автономными (в силу как того театра военных действий, где ей пришлось наступать, так и поведения польских войск перед её фронтом – самое «скоропостижное» отступление поляков в ходе приграничного сражения), то две другие армии группы армий «Юг» (10-я и 8-я) с самого начала кампании и до её конца действовали весьма взаимосвязано. Манштейн в своих мемуарах сам акцентирует на этом внимание, правда, опять не может удержаться, чтобы не покривить душой. Так, он пишет:
«Если в основу задачи 14-й армии наряду с уничтожением сил противника, находящихся в Западной Галиции, был положен замысел параллельного преследования противника, в результате которого должна была быть предотвращена любая его попытка остановиться для организации обороны за Вислой, то задачей обеих армий, наступавших из Силезии (т.е. 10-й и 8-й – И.Д., В.С.), было вынудить противника принять решительное сражение ещё до выхода на рубеж Вислы» [52; 40 – 41].
Здесь Манштейн противоречит не только общеизвестным фактам и документам Польской кампании вермахта, которые неоспоримо свидетельствуют, что задача на то самое параллельное преследование польских войск, которую Манштейн вменяет 14-й армии изначально, на самом деле явилась пересмотром первоначального плана её действий, но и самому себе, так как всего несколькими абзацами выше процитированного нами отрывка пишет о предполагавшемся окружении крупных сил польских войск в районе Кракова, т.е. на западном берегу Вислы, именно силами армии генерала Листа [52; 39]. Видимо, и спустя многие годы Манштейн испытывал чувство большой досады, вспоминая о срыве воплощения своих блестящих штабных наработок. Потому и старался представить вынужденную трансформацию первоначального плана как изначальную задумку (мол, всё так и замышлялось).
Однако сейчас нас интересует не 14-я армия ГА «Юг», а действия её 10-й и 8-й армий.
10-й армии генерал-полковника Рейхенау, как мы помним, отводилась главная роль в наступлении группы армий «Юг». Это была наиболее сильная из армий группы, имевшая в своём составе три моторизованных корпуса (всего эта армия включала пять корпусов – V и XI армейские, XIV, XV и XVI моторизованные, за армией также следовали имевшие статус резерва группы армий VII армейский корпус и 62-я пехотная дивизия). Её задачей был удар в направлении Ченстохов – Варшава с целью «разбить противостоящие слабые силы противника, чтобы достигнуть свободы оперативного манёвра в излучине Вислы, в районах Краков, Демблин, Варшава, Бзура» [37; 17], [52; 41], [56; 208, 219].
8-я генерал-полковника Бласковица была значительно слабее своего южного соседа, т.е. 10-й армии. Имея в своём составе все два армейских корпуса (X и XIII)53, армия решала задачу прикрытия северного фланга армии Рейхенау , нанося при этом удар на Лодзь [37; 17], [52; 41], [56; 208].
Т.е., как мы и отмечали выше, 10-я и 8-я армии, по сути, представляли единую группировку.
Этой группировке противостояли главные силы польской армии «Лодзь» и правый фланг армии «Краков» [56; 219], [68; 6].
К 1 сентября армия «Лодзь», которой предстояло перекрыть 100-километровую полосу, не успела закончить развёртывание на предназначенных ей позициях. Значительная часть её войск ещё находилась на марше [56; 219].
Не менее, если не более, растянутыми вдоль фронта обороны оказались и войска правого фланга армии «Краков» (как, впрочем, и вся армия «Краков»). Достаточно сказать, что правофланговая 7-я пехотная дивизия перекрывала полосу в 40 километров [56; 221].
Если рассматривать соотношение немецкой группировки 10-й и 8-й армий с противостоящей ей польской группировкой армий «Лодзь» и «Краков» на направлении главного удара немцев, то цифры для поляков получаются очень неутешительные. Германские войска имели здесь: эквивалентных дивизий – 20 1/3, людей – 451 044, орудий и миномётов – 3 863, танков – 1 084. Поляки могли им противопоставить: эквивалентных дивизий – 5, людей – 138 508, орудий и миномётов – 515, танков – 117. Таким образом, немцы превосходили поляков: по эквивалентным дивизиям – в 4,1 раза, по людям – в 3,3 раза, по орудиям и миномётам – в 7,5 раза, по танкам – в 9,3 раза [56; 219].
Легко представить, удар какой силы обрушился на польские войска.
И, тем не менее, ожесточённые бои первого дня войны принесли немцам успех только к вечеру, да и то не на всех участках. Пересёкшие рано утром польскую границу войска 10-й и 8-й армий повсеместно столкнулись с упорнейшим сопротивлением поляков. Особенно яростные бои завязались в центре полосы наступления 10-й армии, где наносил удар XVI моторизованный корпус. Его 4-я танковая дивизия с 8.00 в районе Мокра атаковала Волынскую кавалерийскую бригаду. Немецкий передовой отряд был отброшен уланским полком. Через два часа тот же уланский полк отразил артиллерийским огнём повторную танковую атаку54. На поле боя осталось 12 немецких танков. Около полудня немецкие части вновь перешли в атаку. Причём, как и в предыдущих попытках атаковать, немцы шли вперёд без всякой разведки расположения противника. Танки и пехота бросались в бой плотными массами. Была ли это самоуверенность немцев или сказывалось отсутствие боевого опыта у германских командиров? Возможно и то, и другое. Но как бы там ни было, поляки наказали немцев за их промахи – меткий артиллерийский и ружейно-пулемётный огонь заставил атакующих отступить с большими потерями. Потери самих поляков составили немногим более 100 человек и несколько разбитых орудий [56; 220].
Около 15.00 командование 4-й танковой дивизии возобновило фронтальные атаки позиций Волынской кавалерийской бригады поляков. И снова танки и мотопехота в чрезвычайно плотных боевых порядках попали под интенсивный артиллерийский и ружейно-пулемётный обстрел, снова понесли большие потери. Более того, командир польской кавбригады организовал контратаку55, которая ввела немцев в замешательство. Дрогнула не только немецкая мотопехота, но и танкисты, также начавшие отступление, которое приобрело довольно хаотический характер. Во всяком случае, дело дошло даже до обстрелов своих [56; 220].
Командующий польской армией «Лодзь» генерал Руммель докладывал в Главный штаб по результатам боевого дня 1 сентября о 150 немецких танках, которые остались на поле боя Волынской кавалерийской бригады с 4-й танковой дивизией немцев [56; 220]. Даже если Руммель и преувеличил успехи своих войск, то, всё-таки, большие потери немцев на этом участке фронта сомнений не вызывают.
Надо сказать, что к концу первого дня войны Руммель вполне мог быть оптимистично настроен – по всему фронту его армии «Лодзь» немецкие войска были отражены. Но от внимания командарма не ускользнули события южнее, на стыке с войсками армии «Краков». Вечером 1 сентября он информировал Главный штаб о большом скоплении немецких танков севернее Ченстохова и просил бомбить их авиацией [56; 222].
Кинувшийся прояснять обстановку с командующим армией «Краков» начальник Главного штаба генерал Стахевич получил малоутешительные известия – резервов у армии «Краков» для «латания» 8-километровой бреши между ней и армией «Лодзь» не было. Не имел этих резервов и Руммель (как, собственно, и все остальные польские командармы; «кризис резервов» – эта формулировка появилась в польском Главном штабе уже к концу дня 1 сентября [56; 219 – 220]). Выговор, который Стахевич учинил Шиллингу за «такие слабые резервы» [56; 222], ничего изменить не мог – резервы Шиллингу брать было неоткуда. Надо полагать, что и для Стахевича, и для Шиллинга к концу первого дня войны стала ясна перспектива немецкого танкового прорыва в районе Ченстохова. Но, как ни странно, подобного понимания не было у Руммеля.
что же происходило на стыке левого фланга армии «Лодзь» и правого фланга армии «Краков» 1 сентября? В то время, как 4-я танковая дивизия XVI моторизованного корпуса 10-й армии растрачивала силы в лобовых атаках фронта Волынской кавалерийской бригады, 1-я танковая дивизия этого корпуса южнее нащупала незащищённый стык между двумя польскими армиями и начала втягиваться в него, продвигаясь севернее Ченстохова [56; 220].
В общем, итоги первого дня войны несколько обескуражили командование группы армий «Юг» – оно рассчитывало на большее. Особенно неприятным было практически топтание на месте главной ударной силы группы – 10-й армии. Тем не менее, продвижение 1-й танковой дивизии открывало для немецких войск большие перспективы.
Иным было настроение командующего польской армией «Лодзь» генерала Руммеля – результаты боёв 1 сентября вселяли в него оптимизм, даже несмотря на то, что он знал о концентрации немецких танковых сил в стыке между его армией и армией «Краков». Очевидно, он полагал, что стык это будет прикрыт, а польская авиация, о помощи которой он просил, нанесёт немецким танковым колоннам большой урон. Его доклад маршалу Рыдз-Смиглы, наряду с уже упоминавшимся сообщением о скоплении немецких танков севернее Ченстохова, содержал заявление о том, что «с танками наши войска сражаются хорошо» (что, в общем-то, было верно), а также неверную оценку немецких сил, наступающих на фронте армии «Лодзь» – четыре – пять дивизий [56; 226 – 227].
Передался ли оптимистичный настрой Руммеля Верховному главнокомандующему, или просто Рыдз-Смиглы не мог оценить обстановку, но вечером 1 сентября его приказа на отвод армии «Лодзь» не последовало.
Однако уже утром следующего дня Рыдз-Смиглы пришёл к выводу, что армию Руммеля необходимо срочно отводить с передовых позиций на главные, расположенные по рекам Варте и Видавке. Не исключено, что маршал «прозрел» вследствие увещеваний генерала Стахевича. В 10.00 он отправляет Руммелю телеграфный приказ: «…Не дать противнику опередить себя в достижении главной позиции на Варте и Видавке и возможно дольше её удерживать» [56; 227].
Но воодушевлённый успехами предыдущего дня Руммель не торопился выполнять приказ главкома – он и его войска продолжали весьма успешно сражаться на передовых позициях [37; 23], [56; 227], [68; 7].
Только после полудня в штабе армии «Лодзь» стали понимать, в каком тяжёлом положении находится армия, и что ей грозит. Дело в том, что в это время штаб Руммеля получил известие, что немецкие танки уже появились в районе Каменска, который находится в 40 километрах северо-восточнее Ченстохова [56; 227].
Подобные новости подействовали на Руммеля как ушат холодной воды. Чудес не произошло – «ченстоховскую брешь» (именно такое название дали в польских штабах неприкрытому стыку между армиями «Лодзь» и «Краков») никто не «залатал», воздействие польской авиации (а таковое действительно было) немецкие танки не только не остановило, но даже не замедлило их продвижения. Таким образом, механизированные германские части оказались уже в глубоком тылу польских войск. Более того, они даже выходили на основной оборонительный рубеж по реке Варта. Поэтому когда вечером 2 сентября обеспокоенный не на шутку Рыдз-Смиглы в категорической форме повторил приказ на отвод армии «Лодзь», Руммель без возражений поспешил его исполнить. В 20.30 последовало его распоряжение войскам армии: «…Главными силами армии отойти в течение ночи за реки Варта и Видавка, где перейти к упорной обороне подготовленных позиций» [56; 228].
В исторической литературе распространено мнение, что именно проволочка Руммеля с отступлением на главные оборонительные позиции по рекам Варта и Видавка значительно ухудшила положение польских войск [37; 23], [68; 7].
Однако позволим себе не согласиться с подобным утверждением исследователей.
На наш взгляд, задержка отступления армии «Лодзь» с передовых позиций принципиально не повлияла на складывающееся на фронте положение. Достаточно взглянуть на карту боевых действий, чтобы понять, что отступление армии Руммеля на главные оборонительные позиции никоим образом не предотвращало выход на Варту к югу от этих позиций немецких танковых сил. Немцы получали возможность свёртывания польской обороны по Варте и Видавке с юга в сочетании с лобовым ударом по ней с запада. Другими словами, армия «Лодзь», закрепись она на основных позициях, очень рисковала – ей однозначно грозил мощный фланговый удар, и была не исключена также возможность образования «котла».
Корень проблемы был не в том, на каких позициях сражалась армия «Лодзь». Корень проблемы был в «ченстоховской бреши». Продвижение в ней немецких войск, в сущности, делало бесполезным и занятие армией Руммеля основных позиций по Варте и Виндавке.
Из-за изначальной ошибочности польского стратегического плана «Захуд» и генерал Руммель, и его южный сосед генерал Шиллинг оказались в патовой ситуации – какой ход не сделай – тебе мат.
В самом деле, Руммель дилемму «отступать – не отступать» утром 2 сентября решил в пользу второго варианта действий. Он не отступил, но и отступи он, в той ситуации ничего кардинально не изменилось бы.
Шиллинг 2 сентября, наоборот, сделал выбор в пользу отступления. Но, как мы показали выше, в условиях, когда немецкие моторизованные соединения развивали свой удар на флангах его армии, да ещё и провали её центр, её нахождение в Силезии не вело ни к чему, кроме Краковского «котла», и положения севернее исправлено бы не было. Однако и отступление армию «Краков» тоже не спасло.
Единственное, что могло явиться довольно эффективной попыткой исправить положение, попыткой, которая имела хоть какой-то шанс на успех, было стремительное выдвижение на Ченстохов резервной армии «Прусы» из района Радома. Её удар мог, по крайней мере, приостановить немецкую танковую лавину в «ченстоховской бреши». В таком случае, закреплении армии «Лодзь» на Варте и Видавке получало смысл, ибо армия «Прусы» тогда прикрывала её южный фланг. Такой шаг позволял полякам выиграть время и сильно осложнил бы жизнь немцам. Но неповоротливость Верховного польского командования привела к тому, что армия «Прусы» вместо того, чтобы стать серьёзной проблемой для войск ГА «Юг», стала просто их жертвой (об этих событиях немного ниже).
В общем, к вечеру 2 сентября события для армии «Лодзь» начали приобретать катастрофический характер. Как ни странно, катастрофу предотвратили немцы. Дело в том, что и командование ГА «Юг», и командование 10-й армии, и командование «по-спринтерски рванувшего» вперёд XVI моторизованного корпуса, видимо, были не на шутку обеспокоены значительным отрывом его правого фланга, т.е. 1-й танковой дивизии, как от остальных сил корпуса, так и от пехотных соединений 10-й армии. Вечером 2 сентября командир XVI мк генерал Гёпнер издал приказ по корпусу, который приостановил продвижение 1-й танковой дивизии:
«…XVI мк перегруппировывается,.. имея в виду дальнейшее продвижение с направлением главного удара на Радомско. Предполагаемое начало дальнейшего продвижения утром 4.9» [56; 227 – 228].
Т.е. в течение полутора суток 1-я танковая дивизия должна была стоять на Варте, которой она достигла, вместо того, чтобы продолжать развивать удар в глубь польской обороны, удар, которому воспрепятствовать поляки никак не могли.
Причины могли быть двояки. Первой из них, как полагает М.И. Мельтюхов, явились преобладающие на тот момент в вермахте взгляды на танковый прорыв. Считалось, что танки не могут сильно отрываться от пехоты, а уж «если такой отрыв произошёл, то танки должны остановиться и ожидать её подхода» [56; 228]. Что ж? С мнением российского исследователя вполне можно согласиться. Не будем забывать, что война с Польшей явилась для вермахта первой реальной военной кампанией. Именно в её ходе начали практическую опробацию те новые теоретические положения, которые нарабатывались в германской армии в течение 30-х годов, в частности, теория использования танковых соединений для глубокого прорыва обороны противника, тот самый блицкриг, который, в итоге, принёс немцам множество побед.
Вторая причина была, очевидно, чисто практического плана. В штабе группы армий «Юг» на тот момент не знали о том, что поляки ввели в дело почти все свои силы, что у них почти нет резервов. Рундштедт, Манштейн, а вслед за ними командующие армиями и командиры соединений группы армий полагали, что отход польских войск вызван не их катастрофическим положением, а оперативными планами польского командования, которое не собирается давать немцам решительный бой в приграничных районах. В общем, германское командование оценивало положение противника гораздо лучше, чем оно было в реальности. Отсюда вполне понятна та осторожность, которую проявили командование группы армий «Юг», командующий 10-й армией и командир XVI моторизованного корпуса в отношении возможности углубления прорыва 1-й танковой дивизии в «ченстоховской бреши». Ведь эта дивизия, по их мнению, вполне могла быть отсечена поляками от основных сил корпуса и армии.
Какие бы соображения немецких генералов не привели к притормаживанию наступления 1-й танковой дивизии, это притормаживание дало возможность армии «Лодзь» выйти на основные оборонительные рубежи по рекам Варта и Видавка и начать закрепляться на них. Немецкие подвижные части не оказались там раньше поляков, а вполне могли бы. И мощного удара по южному флангу армии Руммеля, ещё только выходящей на оборонительные рубежи, тоже не последовало, а ведь такой удар вполне мог состояться.
Не менее суток немцы «подарили» полякам.
Конечно, абсолютно правы те специалисты, которые утверждают, что в условиях обрушения южного крыла польского фронта, т.е. отступления армии «Краков» из Силезии, оборона позиций по рекам Варта и Видавка с оперативной точки зрения была абсолютно бессмысленной [46; 20], [56; 229 – 230]. Ведь отбивая атаки немцев с запада, армия «Лодзь» в любой момент могла быть атакована с юга, обойдена, окружена. Дерясь на Варте, она уже никоим образом не могла воспрепятствовать проникновению германских войск вглубь польской территории с южного направления. Но, с одной стороны, полякам ничего другого и не оставалось, как пытаться зацепиться за оборонительные позиции на Варте, попросту выигрывая время. С другой стороны, как мы отмечали выше, этот выигрыш во времени мог стать и более продолжительным, и не таким уж бесцельным, будь быстро и грамотно польским Верховным командованием введена в дело резервная армия «Прусы». Дальнейшие события показали, что генерал Руммель, цепляясь за Варту и Виндавку, именно на этот ввод и рассчитывал. Увы, польское Верховное командование не проявило ни дальновидности, ни оперативности.
Если к вечеру 3 сентября штаб группы армий «Юг» считал, что поляки всё ещё придерживаются некоего оперативного замысла и отступают с намерением закрепиться за Вислой и Саном, и именно поэтому отдал приказ (см. выше) о стремительном продвижении войск группы армий вперёд с целью всё-таки навязать полякам главное сражение к западу от Вислы и Сана, то командование 10-й армии в это время охватил чрезмерный оптимизм. Рейхенау вдруг пришёл к выводу, что противостоящая ему армия «Лодзь» окончательно разбита, что её отход за Варту и Видавку – это просто обвальное отступление, которое не преследует никакой оперативной цели, являясь, по сути, бегством с целью спастись. Вечером 3 сентября Рейхенау отдаёт своей армии приказ, который по форме вполне соответствует директиве Рундштедта и Манштейна – войскам армии предписывалось стремительно продвигаться вперёд. Но каких-то сюрпризов от поляков Рейхенау уже не ожидал. По его мнению, 10-я армия просто начинала преследование разбитого и бегущего противника. Общее направление движения армии – на Варшаву. Впереди главных сил армии должен был действовать XVI моторизованный корпус. Он получил задачу «двигаться в качестве армейского авангарда… дальше через Петркув на Томашув (Мазовецкий – И.Д., В.С.)» [56; 230].
Излишний оптимизм сыграл с Рейхенау злую шутку. Правда, виной тому были не поляки, а, собственно, само командование 10-й армии. Расценивая предстоящее продвижение войск армии как преследование бегущего противника, оно отдало приказ бросить в это преследование XIV моторизованный корпус, находившийся до этого во втором армейском эшелоне. В результате, главное направление оказалось перенасыщенным войсками, что привело к перегрузке дорого, заторам на них, смешению частей и даже к потере управления частями и соединениями на ряде участков. Темпы наступления вместо того, чтобы возрасти, наоборот, – упали [56; 230].
И всё-таки Рейхенау, сумев довольно оперативно выправить ситуацию, бросил свои войска вперёд. Но тут его ждал сюрприз – поляки не собирались уходить с Варты. Они собирались на ней драться.
4 сентября начались бои на главной оборонительной позиции польской армии. Однако, во-первых, сил у Руммеля было крайне недостаточно, во-вторых, войска не успели на этой позиции закрепиться, а в-третьих, оставалась проблема «ченстоховской бреши», которая выводила немецкие танковые колонны прямиком на «висевший в воздухе» южный фланг армии «Лодзь». Всё это вместе взятое предопределило быстрое поражение поляков в боях на Варте.
Уже 4 сентября правофланговая Кресовая кавалерийская была сбита немцами со своих позиций. Немцам удалось даже захватить мосты через Варту. Переправа германских войск через Варту шла самым интенсивным образом. Северный фланг армии «Лодзь» оказался обойдён. Правда, расположенная южнее 10-я пехотная дивизия поляков, загнув свой правый фланг на восток, держалась, отбивая атаки немцев, как с фронта, так и с фланга своего расположения. Но было ясно, что долго удерживать позиции в подобной ситуации она не сможет [46; 21], [56; 231].
