полная версия

Юрий Александрович Лебедев
Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I

Письмо от Алексея Владимировича Кривени-Крицкого, переводчика, Нью-Йорк

16.123. А. В. Кривеня-Крицкий.^[431]

Алексей Владимирович, живущий сегодня в Нью-Йорке, является тем внимательным читателем первого издания этой книги, кто помог исправить имевшиеся в ней ошибки с определением нью-йоркских адресов Жоржа Абрамовича и прислал для второго издания свои фотографии сегодняшнего вида домов, где он жил. Как оказалось, эта работа вызвала у него свои образные конструкции, связанные с ветвлениями судьбы Жоржа Абрамовича, которые он изложил в кратком эссе:

«Каждый день я смотрю из своей квартиры на дом Жоржа Абрамовича на Cannon Place и каждый день поражаюсь этой зримой близости.

Среди немногих людей, живущих неподалеку от 3470 CannonPl, которых я знаю, есть женщина по имени Люда (Мила). Месяца два с половиной назад мы столкнулись в магазине и, поговорив, стали проверять, сохранился ли у меня ее телефон. Я не сразу смог его найти. Путаница Люда-Мила помешала. Я ее спросил: Как же Вас зовут: Люда или Мила? Она ответила: Да вроде Милой называюсь.

Что же означает это полное любви соответствие, приведшее «заместительницу» Людмилы Александровны в Нью-Йорк, в котором сама Людмила Александровна никогда не была, и поставившее ее рядом с Жоржем Абрамовичем, если смотреть из окна моей квартиры?

Я бы сформулировал так: явление Воли Божьей, вызвавшей к жизни Жоржа Коваля и дающей о Себе знать и в тончайших побегах «ветвления его судьбы» – в уподоблениях. Сходство – как обнаружение всеобщего Единства людей, детей одного Отца. Отсюда – и поэзия, средство которой – рифма/уподобление.

Я считаю, что Жорж Абрамович в 1948 году скрылся не из Америки (т. е. физически – да, но духовно – нет), а из «страны далече», где он позволил себе объявить своих родителей умершими (по легенде он – сирота, потерявший родителей в юности), где он изменял своей жене в то время, как она губила свое здоровье на химическом производстве, где с его помощью было создано оружие массового поражения. И вернулся не в Советский Союз, в котором заканчивали разработку ядерного оружия опять же с его участием, и миллионами убивали своих же сограждан, и в которой бушевал антисемитизм, куда там американскому, а в «Отчий дом», где он снова обрел своих родителей (реплика и Рождества, и Воскресения), где он воссоединился с любимой женой, чтобы не расставаться до самого ее конца, где он воспитал племянника как родного сына и еще одного ребенка, совсем уже чужого – где он прожил беспорочную жизнь.

Это был долгий путь к самому себе, к самому себе истинному.

И увенчание этого пути – награда «Герой России».

Такое звание присваивается только посмертно (реплика Воскресения и Страшного Суда), когда приговор уже оглашен: Праведник.

«За безукоризненно прожитую жизнь обычного человека и проявленные при этом мужество и героизм»».^[432]

24.08.19

Беседа с Каналиным Дмитрием Викторовичем, и.о. начальника Испытательного Лабораторного Центра ООО «Газпром Геотехнологии»

16.124. Д. В. Каналин во время беседы.^[433]

Беседа состоялась в дачном посёлке «Химик-2» Сергиевско-Посадского района Московской области на даче, соседствующей с дачей Жоржа Абрамовича. Познакомила меня с Дмитрием Викторовичем В. И. Коваль, которая и организовала эту встречу, поскольку знала, что Дмитрий Викторович общался в детстве с Жоржем Абрамовичем.

Ю. Л. Дмитрий Викторович, я собираю материалы и воспоминания людей, общавшихся с Жоржем Абрамовичем. Это необходимо для будущих историков, поскольку живые впечатления, даже самые «незначительные», бытовые, с течением времени могут стать важными свидетельствами и содержать уникальные «детали», которые нигде более не зафиксированы. Начну со стандартного вопроса – где, когда, при каких обстоятельствах Вы узнали о существовании такого человека, как Жорж Абрамович Коваль?

Д. К. Мне было лет 7–8, когда я познакомился с его внуком Денисом, с которым и проводил летнее время на даче. Я регулярно бывал у них в доме (это был скромный небольшой домик) и, конечно, общался и с его дедушкой – Жоржем Абрамовичем, и его бабушкой – Людмилой Александровной. Жорж Абрамович был человеком спокойным, порядочным, с юмором… Говорил он очень забавно – не так, как мы, с очень характерным произношением буквы «р», на английский или американский манер… Мы тогда не знали, почему это так, и мне это было странно… Но я и не задумывался об этом. Он был дедушкой моего друга, и хорошо смотрел на наши игры, хотя они были довольно шумные. Играли часто по фильмам, которые посмотрели по телевизору – «Три мушкетёра»,^[434] «Четыре танкиста и собака»^[435]… Помню, что у них за домом были какие-то кирпичи, из которых мы строили что-то типа танка… Жорж Абрамович хорошо относился к детям. Помню, что на многих участках у нас запрещалось бегать, рвать траву, есть малину. А у них на участке росла жёлтая малина. Это была такая редкость! И нам разрешалось подойти и съесть несколько крупных – почти как китайские яблочки! – сладких ягод. Ни у кого на участках не было такой малины, и это было фантастически вкусно ☺… Ну, теперь задавайте Ваши вопросы.

Ю. Л. Давайте восстановим хронологию. Какой это был год?

Д. К. Ну, я с 1974 года, и, если мне было лет 8, то это 1982 год…

<Вероятно, это было несколько раньше. Премьера фильма «Д’Артаньян и три мушкетёра» состоялась 25 декабря 1979 года. В СССР сериал «Четыре танкиста и собака» был впервые показан 12 ноября 1966 года и многие годы спустя повторялся в летние и зимние школьные каникулы. Значит, знакомство Д. К. с Жоржем Абрамовичем произошло около лета 1980 года >

Ю. Л. По биографии Жоржа Абрамовича это было время, когда он ещё работал в МХТИ. А продолжалось ваше общение до какого времени?

Д. К. До институтского времени. Денис был постарше меня и ушёл пораньше… Где-то он служил, какие-то «голубые каски», воевал где-то в Югославии… И общение с ним практически прекратилось. А с Жоржем Абрамовичем, конечно, встречались, перекидывались парой слов, я узнавал, как идут дела у Дениса…

Ю. Л. А не припомните, часто ли к ним приезжал кто-то погостить?

Д. К. Нет, этого я не припомню, но и гостить там негде было… Домик очень маленький, и даже мы там редко играли – там и развернуться-то особенно негде было… Они жили там очень скромно. Жорж Абрамович был очень скромный человек. Он производил впечатление самодостаточного человека. Мне это было неведомо на раннем этапе нашего знакомства, но когда мне уже было годам к 14–15, когда я стал понимать что-то в людях, пусть и с юношеских позиций, я увидел, что он – человек спокойный, неторопливый в движениях, «взвешенный» такой человек… То есть он вызывал уважение. Не только у меня, но и у всей нашей дачной компании, которая состояла из пяти мальчишек… Из этой компании я общался с ним ближе всех, жили рядом – всё-таки, соседи через дом! – и мы с Денисом постоянно друг к другу бегали…

Ю. Л. А каким было отношение Жоржа к Денису?

Д. К. Вы знаете, я не помню, чтобы он когда-нибудь его наказывал или даже повышал на него голос. Если мои родители могли там накричать на меня или моих друзей, то у них я не могу такого вспомнить. То есть, было всё как-то внутренне целостным, с достоинством, спокойно. И мною уже тогда такое отношение осознавалось.

Ю. Л. Я-то Дениса знал совсем маленьким…

Д. К. А он был ребёнком импульсивным, этакой «зажигалочкой» ☺… И погиб он по глупости… На мотоцикле?

Ю. Л. Да, разбился на мотоцикле после службы в армии… А теперь о бытовых деталях… На участке кто из них – Жорж или тётя Мила – сажал, копал и урожай собирал?

Д. К. Не готов ответить на Ваш вопрос, поскольку не сказал бы, чтобы они уделяли большое внимание садоводству… Вот, скажем, парники – они почти у всех были, а у них не было! И не был у них «вылизанный» участок – дорожки из камня и т. п… Они жили скромно, не было в них желания «пустить пыль в глаза», они делали только то, что им нравилось и что они считали нужным. И застолий с чаепитиями и тортами я не помню, они не производили впечатления людей с большим достатком.

Ю. Л. А когда он жил уже один?

Д. К. Последние разы, когда я его видел, мне уже было больно на него смотреть – он так тяжело ходил… Опущенные плечи, с какой-то тоской… Встречи уже были случайными – на железнодорожной платформе, на улице, он, видимо, уже и чувствовал себя неважно… Особенно тягостно было поздней осенью, когда и природа нагнетает – хмурое небо, серость, и старик, тяжело идущий медленной походкой…

Ю. Л. Да, и мне однажды довелось видеть такую картину…

16.125. Жорж на улице посёлка «Химик-2» 24.09.04.^[436]

Д. К. Но мы, конечно, здоровались, я справлялся о его самочувствии… Но это всё было «жестом вежливости», каких-то содержательных разговоров у нас уже не было… И вообще он говорил мало. Был он достаточно «закрытым» человеком, что понятно теперь, когда стала известна его карьера… А тогда, когда мы активно дружили с Денисом, об этом никто, никогда даже не обмолвливался! Мы знали только, что он из Америки, что он эмигрировал…

Ю. Л. Но вернусь к его акценту… Ваше мальчишеское любопытство…

Д. К. Да, конечно… Мы задавали этот вопрос, и нам объясняли, что он сбежал из Америки. И было всё понятно – я же воспитывался октябрёнком, был пионером, искренно верил, что враги точат на нас ножи, а мы живём в самой лучшей стране на свете…

Ю. Л. А в доме была библиотека?

Д. К. Не помню, чтобы в доме было много книг…

Ю. Л. Там ведь и места для них не было…

Д. К. Ну, конечно…

Ю. Л. А как и во что вы играли? И как Жорж относился к вашим играм? Участвовал в них?

Д. К. Обычно с утра мы обычно куда-то уезжали – велики, рыбалка… Но если погода хмурая, то играли дома. Иногда и у Дениса… Что-нибудь лепили из пластилина… Игрушек у Дениса было очень мало… Да и у кого их было много?..

Ю. Л. Но всё же – вот вы играете, лепите что-то из пластилина, а что делает в это время Жорж?..

Д. К. Не могу ответить на Ваш вопрос… Не помню, чтобы у нас были какие-то общие занятия. Он обычно не принимал участие в наших играх… И играть было особенно не во что… И как может взрослый пожилой человек общаться с чужими детьми? Да, конечно, бывают такие дедушки, которые говорят детям: «Давайте мы вместе корабль построим». Или какое-нибудь ружьё из чего-то там выточим… У меня складывается такое впечатление, что руками-то он был не большой мастер что-либо делать… Он был человек ума, а не человек рук…

<Это очень важное наблюдение. Фактически о том же говорят и многие приведённые выше воспоминания и сотрудников Жоржа по кафедре, и его родных. Но в их воспоминаниях это читается «между строк», а здесь на простом житейском примере продемонстрировано такое качество личности Жоржа, как его «умственная направленность". Разумеется, это не значит, что он чурался работы руками. С юности и до глубокой старости, когда того требовали жизненные обстоятельства, он брал в руки и топор, и лопату, и молоток, и отвёртку, и с их помощью справлялся с задачами «мужского рукоделия» вполне успешно. Но, всё-таки, столяром «от бога» был его отец, механиком «от бога» – старший брат, а он оказался разведчиком «от бога» ☺ >

Ю. Л. Да, Вы правы… И свою лабораторию на кафедре ОХТ он создавал с помощью рукастых дипломников, механиков, аспирантов…

Д. К. Помню, что сарайчики у него на участке были какие-то покосившиеся… Но помню и то, что однажды был построен новый сарай, которым он очень гордился! Уж сам ли он строил, или кого-то нанял – не знаю, но гордился он им очень!

<Если сильно гордился, значит, его личный вклад в строительство был велик. Он всегда гордился, если мог сказать: «Я сам!» – это был его жизненный девиз >

Ю. Л. Ещё один «стандартный вопрос». Вы когда узнали, что он был разведчиком и вообще «легендарной личностью»?

Д. К. Ой!.. Давно это было, но сильно в «постсоветское время»… Мама вероятно рассказала…

Ю. Л. Но до того, как ему присвоили Героя РФ, или раньше?

Д. К. Не помню… Вероятно, о присвоении ему Героя мне тоже мама рассказала – я телевизор практически не смотрю…

Ю. Л. Я почему спрашиваю? Мне психологически любопытно – когда Вы узнали, что он был разведчиком, то как изменилось Ваше отношение к нему?

Д. К. Никак не изменилось. Нет, конечно, добавилось сознание того, что причастен к жизни такого человека! Но принципиально это ничего не изменило. Я с самого детства, априори, относился к нему с симпатией и уважением.

Ю. Л. Спасибо Вам! В Вашем рассказе есть несколько интересных психологических деталей, которые дополняют образ Жоржа Абрамовича.

12.03.2020.

Беседа с Валентином Андреевичем Назаревским

16.126. Валентин Андреевич Назаревский в ходе беседы.^[437]

Эта запись беседы дважды обсуждалась нами с Валентином Андреевичем, и 21.03.20 он дал согласие на её публикацию.

О том, что одним из важных источников биографических сведений о Жорже Абрамовиче является его сосед по дому В. А. Назаревский, я узнал от В. В. Радзиховского. В письме, где сообщалось о том, что В. А. Назаревский имел отношение к получению Жоржем квартиры на Мичуринском проспекте, был дан телефон Валентина Андреевича и рекомендации по разговору с ним.^[438] Я немедленно воспользовался этими рекомендациями и мы договорились встретиться на следующий день.

Несмотря на преклонный возраст (почти 90 лет!) Валентин Андреевич оказался весьма активным собеседником и наша встреча и беседа продолжалась более трёх часов. В ходе беседы выяснилось, что в его долгой жизни было множество событий и встреч, достойных самого пристального внимания историков советского периода существования нашей страны и историков советского атомного проекта.

Валентин Андреевич в ходе беседы и последующих обсуждений моих записей рассказал много интересного и парадоксального о событиях «атомной истории».^[439] Ниже приводится изложение той части воспоминаний Валентина Андреевича, которые относятся к его знакомству с Жоржем Абрамовичем.

На мой традиционный вопрос о том, где, когда и при каких обстоятельствах он узнал о существовании человека по имени Жорж Абрамович Коваль, Валентин Андреевич начал издалека, но это неспешное начало вскрыло совершенно новую «альтерверсальную нить» работы разведчика Коваля.

Начало этой истории относится к концу 50-х – началу 60 годов прошлого века. Валентин Андреевич в это время был Председателем Правления жилищного кооператива АН СССР. Предполагалось построить кирпичный дом с высокими потолками. Этот кооператив был последним, которому разрешалось построить дом по такому проекту. В дальнейшем предполагалось разрешить жилищным кооперативам строительство только панельных домов с низкими потолками и крохотными кухнями.

Вот почему, несмотря на высокую стоимость квадратного метра жилья, желающих вступить в этот кооператив было более чем достаточно.

Оформление документов на строительство сопровождалось большими трудностями и затягивало начало строительства, поэтому на общем собрании пайщиков было принято решение о том, что последние шесть оставшихся квартир будут предоставлены только тем претендентам, которые смогут помочь в ускорении получения необходимых документов.

И однажды в кабинете Председателя с необыкновенной мягкостью, тактичностью и какой-то особой, «рысьей» грациозностью, появился человек, который обратился с просьбой принять его в состав членов кооператива.

По документам он являлся сотрудником какого-то подразделения Института Информации АН СССР и потому формально имел право претендовать на членство в кооперативе.^[440]

В это время перед Правлением остро стоял вопрос о получении «геологического паспорта» на территорию, отведённую под строительство. Без него никаких работ начинать было нельзя.^[441]

По опыту «административного общения» было известно, что процедура получения такого документа занимает несколько месяцев. И Валентин Андреевич, интуитивно почувствовав, что этот человек действительно может многое, сказал ему, что, мол, вопрос о приёме может быть рассмотрен только в случае, если посетителю удастся быстро решить проблему с этим паспортом. Но большой надежды на успех у Валентина Андреевича не было – все предыдущие попытки быстро получить паспорт были безрезультатными.

К его удивлению посетитель согласился помочь в этом деле и, взяв от Валентина Андреевича письмо с просьбой оформить паспорт (при этом у кооператива в этот момент даже не было печати и письмо было подписано только самим Валентином Андреевичем как Председателем Правления), отправился «решать вопрос».

Каково же было изумление Валентина Андреевича, когда буквально через два или три дня в его кабинете снова появился этот посетитель и, со своей особенной грацией, достал из кожаного портфеля толстенный том (там два текста «Войны и мира» уместились бы, вспомнил Валентин Андреевич) этого документа, на последней странице которого стояла официальная печать и подпись Председателя московского геологического треста. Долгожданную стройку можно было начинать!

И после этого обаятельный научный сотрудник академического института Циммерман Моисей Генрихович был не только принят в кооператив, но и стал председателем его строительной комиссии.

Моисей Германович стал плодотворно работать, помогая согласовывать различные вопросы, возникавшие в ходе стройки. С Валентином Андреевичем у него сложились дружеские отношения, со временем достигшие статуса «семейного общения».

И вот однажды, вскоре после начала строительства, Моисей Генрихович обратился к Валентину Андреевичу с просьбой – принять в члены кооператива (в счёт ещё имевшихся «особых вакансий») своего друга, Жоржа Абрамовича Коваля.

В ответ на эту просьбу Валентин Андреевич напомнил, что квартиры из «особых вакансий» предоставляются только тем, кто может оказать существенное содействие в осуществлении стройки. На это Моисей Генрихович ответил: «Я помню это, но, поверьте, Коваль может сделать очень многое. Он из тех людей, которые с мёртвого не слезут, пока не получат от него то, что нужно».^[442]

К тому времени Валентин Андреевич уже знал от Циммермана о том, что тот во время войны выполнял «особое задание» в США. И Циммерман, представляя кандидатуру Коваля, сообщил, что это задание он выполнял вместе с Ковалем.

После такой рекомендации Жорж был внесён в список членов кооператива и, после утверждения этого списка «в инстанциях», стал его членом и участником строительной комиссии кооператива.

Естественно, в ходе строительства возникало много трудностей, преодоление которых потребовало больших усилий Моисея Генриховича и других членов комиссии.

Когда стройка подходила к концу, настал момент распределения квартир. Квартиры распределялись по жребию, но члены правления и некоторые активные пайщики ещё до жребия имели право свободного выбора. Были среди них и Валентин Андреевич, и Моисей Генрихович и Жорж Абрамович. Они, не сговариваясь, выбрали квартиры на 8 этаже, правда, в разных подъездах.

И вот однажды в тот период, когда в квартирах ещё продолжалась отделка, Валентин Андреевич с подрядчиком зашли в квартиру Жоржа Абрамовича. В ней в это время были хозяин – Жорж Абрамович – и Моисей Генрихович Циммерман.

К изумлению Валентина Андреевича, на одной из стен комнаты, окна которой выходят на Мичуринский проспект, он увидел надпись:

USSR + US = Z+K!!!^[443]

Судя по характеру надписи, она была сделана руками Жоржа Абрамовича и Моисея Генриховича (просто каким-то острым предметом процарапана по не до конца просохшему бетону).

Я, говорит Валентин Андреевич, сильно встревожился. Такая надпись в те времена могла вызвать крупные неприятности «по политическим мотивам», о чём я и предупредил Жоржа Абрамовича.

В ответ на это он улыбнулся, и сказал, что, мол, ничего, закрасят, заклеят обоями, и никто ничего не увидит…^[444]

Следующий мой «стандартный вопрос»: где, когда и при каких обстоятельствах Вы узнали, что Жорж был разведчиком, принёс совершенно неожиданный для меня результат – описание конкретного эпизода из «оперативной деятельности» агента Дельмара.^[445]

Но, прежде, чем передать ответ на этот вопрос, перескажу те сведения о Моисее Генриховиче, которые Валентин Андреевич узнал о нём в ходе их товарищеского общения.^[446]

Моисей Генрихович в 1941 году учился на 3 курсе ИнЯза. Был призван в армию, и в военкомате ему предложили службу не в строевой части, а «в другом месте, где решаются важные для родины задачи». Он принял это предложение и был направлен на спецподготовку.

Валентин Андреевич убеждён, что подготовка Циммермана была связана с необходимостью срочного начала работы по добыванию американских «атомных секретов».^[447]

Как бы то ни было, после непродолжительной подготовки Циммерман был направлен в США, где в Вашингтоне создал специальную фирму по электротехническим вопросам, которая являлась для него «официальной крышей».^[448] Для «удобства коммуникаций» было объявлено, что электрическая проводка в советском посольстве очень старая, а потому требует реконструкции и ремонтов. Это давало объяснение частым появлениям там руководителя «электротехнической фирмы».

Зная всё это и отвечая на мой вопрос, Валентин Андреевич рассказал, что однажды он в шутку спросил Моисея Генриховича: «А какую интересную книжку на английском языке Вы привезли из Америки? Дали бы почитать!». На что он, смеясь, ответил: «Я не привёз из Америки ничего, кроме себя и пары грязного белья!».

Почему так случилось, Валентин Андреевич узнал из общения с Циммерманом и Ковалем, дружеских бесед с ними, в ходе которых Циммерман и Коваль предавались воспоминаниям о совместной работе.

Вот что запомнилось Валентину Андреевичу из рассказа об истории возвращения Моисея Генриховича из «американской командировки».

Однажды ночью в дверь дома, в котором жил Циммерман, постучали. Оказалось – «свой человек», который сказал, что нужно срочно «исчезать», поскольку иначе, как пояснил визитёр, «Вас ждёт известный исход» (это был известный Циммерману эвфемизм электрического стула). После такого краткого сообщения визитёр мгновенно исчез сам.

Моисей Генрихович срочно связался с Ковалем и они вдвоём отправились к мексиканской границе. При приближении к мексиканской границе на столбах и высоких кустах им встречались полицейские объявления о розыске «опасных преступников» с приложением их фотографий.

Когда они добрались до единственного шоссе, связывающего США с Мексикой и всей латинской Америкой, то сразу заметили важную перемену: вокруг уже не было столь опасных объявлений, а преследователи рыскали там, где не было ни дорог, ни тропинок. Их поведение можно было понять. Они полагали, что советские разведчики не пойдут туда, где полно людей и у них могут спросить документы.

Недалеко от границы беглецы увидели автобусную станцию, возле которой, к их удовлетворению, никаких объявлений о розыске не было! Вероятно, американцы решили, что русские не решатся появиться на людной автобусной остановке.

Но Коваль и Циммерман действовали смело и дерзко: просто купили билеты на автобус и проехали в Мексику как «обыкновенные пассажиры». Рассказ об этом был детальным. Как помнит Валентин Андреевич, Коваль и Циммерман рассказали, что, поскольку внешний облик Жоржа Абрамовича был более похож на «среднего американца», именно он и пошёл в здание касс для покупки билетов. А Моисей Генрихович вспомнил, что в момент переезда границы американский полицейский проверил документы только у водителя автобуса.

Рассказывая мне эту историю, Валентин Андреевич подчёркивал, что Циммерман при описании этих событий упоминал такие детали обстановки на мексиканской границе, которые «невозможно придумать».

Так закончилась работа разведчиков Циммермана и Коваля в США. По возвращению на родину они не только не получили награду, но на их просьбу улучшить жилищные условия получили такой ответ: «Какое жильё! Вам, недобитым космополитам, радоваться нужно, что легко отделались!».

А, говоря о своих «жилищных условиях», Циммерман утверждал, что у Коваля в то время они были гораздо хуже – какая-то комнатушка в старой коммунальной квартире, где проживало множество народа, и о спокойной жизни можно было только мечтать.

Ключи от новой квартиры на Мичуринском проспекте Жорж Абрамович, как и все остальные пайщики кооператива, получил от Назаревского 21 августа 1963 года.

На мои вопросы о том, как складывались отношения Циммермана и Коваля в течение их жизни в доме на Мичуринском, Валентин Андреевич сказал, что на собраниях членов кооператива они сидели рядом и иногда беседовали друг с другом после собраний «тет-а-тет».

Узнав от меня об обстоятельствах отъезда Жоржа из Америки на пароходе, Валентин Андреевич был крайне изумлён, поскольку история бегства Циммермана и Коваля через мексиканскую границу, рассказанная ему Циммерманом и Ковалем, в искренности которых Валентин Андреевич убеждён, не вызывает у него ни малейшего сомнения в своей правдивости.

И у меня нет никаких оснований сомневаться в искренности Валентина Андреевича. К тому же, в архиве ФБР я обнаружил любопытный документ – письмо одного из аналитиков ФБР от 30.04.62 в связи с показаниями некоего информанта, вероятно, «перебежчика-1962» из ГРУ, о котором было рассказано в гл. 10. В нём фигурируют два советских разведчика – Жорж Коваль и не раскрытое в документе лицо – которые работали под «крышей» электротехнической фирмы Raven Electric Company.

Существенным различием деятельности этих разведчиков от той, которая описана в рассказе Валентина Андреевича, является место действия – Нью-Йорк, а не Вашингтон. Но это может объясняться тем, что в рассказах Коваля и Циммермана для Валентина Андреевича место действия было сознательно изменено как мера сохранения секретности оперативной информации.

Вот эта цитата из американского архива:

«Как отмечается в сообщении, предполагается, что как ДЖОРДЖ КОВАЛЬ, так и [цензурная лакуна слова] [цензурная лакуна слова] действовали в качестве советских незаконных агентов ГРУ, находясь в США в течение соответствующих периодов 1940–1948 и 1942–1943 годов. Известно также, что БЕНДЖАМИН У. ЛАССЕН использовал КОВАЛЯ и [цензурная лакуна слова] в своей электротехнической фирме в Нью-Йорке, известной как Raven Electric Company. [цензурная лакуна нескольких слов]

В попытке проверить допущения в отношении КОВАЛЯ и [цензурная лакуна слова] и определить характер их шпионской деятельности в США, ФБР предлагается кратко проинформировать [цензурная лакуна слова] об их соответствующих происхождениях. Учитывая осведомленность информатора о работе ГРУ в США, как законной, так и незаконной, начиная с конца 1930-х годов, представляется вероятным, что он будет осведомлен о них».^[449]

Эта цитата, конечно, не разъясняет всех загадок и парадоксов рассказа Валентина Андреевича, но даёт пищу для размышлений о работе двух тесно связанных между собой агентов-нелегалов ГРУ – Жоржа Абрамовича Коваля и «хорошо цензурированного ФБР лица» – в 40-е годы в США…

А неизбежно возникающие при этом вопросы и недоумения стимулируют творческий поиск – ведь загадки и парадоксы истории для того и существуют, чтобы совершенствовать нашу способность к адекватному восприятию действительности.