Татьяна Евгеньевна Шаляпина
Угодный богу
Египет. Храм Амона-Ра.
В обширном помещении храма Амона-Ра было пустынно. Только у самого алтаря, при неясном свете чадящего факела маленький человечек с бритой головой творил молитву. Его согбенная спина и голова, втянутая в плечи, делали рост еще меньше. Вдруг какой-то шорох за спиной заставил молящегося испуганно обернуться и тихо вскрикнуть. Перед ним стоял Хоремхеб.
– О, мудрый Куш, – обратился он к жрецу. – Чем ты занят в столь поздний час? Неужели ты будешь отрицать, что возносил молитвы своему бывшему богу Амону?
Куш еще больше съежился.
– О чем ты просил? – продолжал расспрашивать Хоремхеб. – Неужели о здоровье фараона? Или о новом боге Египта, посылающем тебе благодать в виде солнечных лучей?
– У меня один бог-солнце! – неприветливо буркнул Куш.
– Что ты сказал, мудрейший? – Хоремхеб сделал вид, что не расслышал. – Ты вспомнил о солнце или мне почудилось?
– Да! – в отчаянии закричал Куш. – Я скажу это тебе и готов повторить твоему фараону, что никому не под силу заменить древних богов, защищавших Египет от напастей, одним каким-то жалким богом! И никакие угрозы фараона меня не испугают!
– Как ты храбр, мудрейший! – сохраняя спокойствие, отвечал военачальник. – Но не старайся высказываться передо мной, я могу всего и не запомнить. Не лучше ли тебе сообщить все лично властителю?.. О, – заметив изменения в лице Куша, добавил Хоремхеб. – Ты оробел, мудрейший? Ты испугался имени Амонхотепа? Или опасаешься, что бог Амон замешкается и вовремя не придет к тебе на помощь?
Куш не отвечал.
– Хорошо, – не дождавшись ответного слова, сказал Хоремхеб. – В таком случае, я обязан сообщить тебе приказ фараона. Знай же, что отныне и навсегда поклонение Амону и другим богам будет преследоваться, как противозаконное. Разговоры о старых богах запрещены, а всякие действия против Атона наказуемы. Теперь за этим слежу я, – он уже хотел направиться к выходу, но злой выкрик Куша его остановил:
– А что тебе за дело, почтенный Хоремхеб, до соблюдения этих законов? Ты – человек из окружения фараона, и не тебе заниматься полицейскими обязанностями! – голос бывшего жреца переходил на визг.
– Ошибаешься, мудрейший Куш, – едва сдерживаясь, ответил задетый за живое военачальник. – Я не оставлю тебя и таких, как ты, без внимания, потому как теперь в моих руках войска и полиция фараона.
Куш сжался в комок.
– Ты чего-то испугался, мудрейший? – поинтересовался Хоремхеб. – Наверное, ты озяб после долгой молитвы в холодном помещении? Ступай домой. А будешь продолжать ходить сюда, я возьму тебя под стражу.
С этими словами Хоремхеб направился к выходу и когда уже достиг порога храма, вслед ему донеслось: «Ты будешь проклят вместе с Амонхотепом! Знать и жречество Уасета не позволят осквернять святыни!»
– Посмотрим, – сказал военачальник самому себе и вышел в ночь.
Куш, не расслышав ответа, в бессилии топнул ногой. И Амон-Ра с бараньей головой осуждающе смотрел на него со своего постамента.
Еще недавно с этих каменных уст готово было сорваться имя девушки из уасетского нома, которая бы осчастливила своей любовью молодого фараона. Но боги передумали, назвав достойнейшей юную крестьянку. А что же та, с которой обошлись так несправедливо? Она не стала несчастной и в тот же благословенный год вышла замуж за аристократа, на радость своему отцу, ному Анхоту, известному своим несметным богатством и бесчисленным количеством дочерей. Боги смеялись над щедростью Анхота, который не уставал возносить молитвы и жертвовать сокровища в египетские храмы. Они дарили его дочерям красоту, но не хотели послать отцу сына. И не было у Анхота ни одного наследника, потому что мальчики, рожденные в гареме, не могли претендовать на его богатства. В заботах и в печали Анхот проводил год за годом, надеясь найти наследника среди своих зятьев, тем более, что к одной из младших дочерей, Самонти, похаживал сам Хоремхеб, не скрывающий своих намерений жениться на красавице.
И в этот день Анхот радушно принял гостя в прекрасно убранном зале, золоченый потолок которого опирался на деревянные колонны, тронутые позолотой. Хозяин расположился на широком стуле с ручками перед маленьким столиком, уставленным изящной посудой и угощениями. Гость устроился напротив него на удобном диване с жесткой спинкой и первым завел разговор.
– Как идут дела в стране, управляемой божественным фараоном? – бесстрастно спросил он.
Тучный Анхот немного помедлил с ответом, задумчиво перебирая в воздухе нежными пальцами, прежде чем сказал:
– Ты долго отсутствовал, почтенный Хоремхеб.
– Всего год, досточтимый.
– Но для Египта это был год удивительных перемен, стоящий множества столетий.
– Ты имеешь в виду причуды Амонхотепа IV? – Невозмутимо уточнил Хоремхеб. – Вряд ли вскоре это ему не надоест.
– Кто знает, почтеннейший, – покачал головой Анхот, с осторожностью посматривая на гостя. – Фараон непредсказуем и непрост. Ему знакомы древнейшие таинства, которые он познал, будучи воспитанником Такенса.
– Кто рассказал тебе это? Я никогда не слышал подобных суждений.
– О, досточтимый Хоремхеб! Это доподлинно известно от верховного жреца упраздненного храма Амона-Ра, Куша. Я не раз говорил с ним. И знаешь, почтеннейший, какое подозрение закралось в мое сердце? – хозяин понизил голос.
– Я слушаю, досточтимый Анхот?..
– Мне кажется, я постиг причину гонений на жрецов, – Анхот замолчал и прислушался.
Но никто не мог подслушивать их разговор.
Убедившись в этом, он осторожно продолжал:
– Разве не удивительно, что именно воспитанник храма Амона, прошедший там обучение и познавший мудрость, вдруг принялся бесчинствовать и богохульствовать, начав с того, что низверг тот храм, что взрастил его?
– Чего ж тут удивительного? – пожал плечами Хоремхеб. – Прихоть фараона…
– А то, что именно жрецы Амона являют для него какую-то опасность. Быть может, они владеют страшной тайной, или фараон, обладая знаниями, не желает делиться ими со своими наставниками? Вспомни, почтеннейший, ведь первым был изгнан Такенс, теперь Куш ожидает своей очереди. А что до исчезновения Ханаухета и его мнимой смерти – то здесь и вовсе сплошная тайна.
– Ты считаешь, почтеннейший Анхот, что фараон так избавляется от неугодных людей?
– Я делаю предположения, не исключая никаких возможностей. Ведь фараон – всего лишь человек, возведенный в сан божественного.
– Ты предполагаешь, что он следует личным интересам, не имеющим никакого отношения к делам государства? – Хоремхеб взглянул на хозяина.
– Я не могу так говорить, – быстро ответил Анхот. – Фараон весьма загадочная личность, и никто не в силах предугадать, каким будет его следующий шаг.
– Ты совершенно прав, – на мгновение гость задумался, а потом спросил, не глядя на Анхота. – Скажи мне, в чем причина бездействия аристократии? Почему она не поднялась на защиту жрецов? Это малодушие или желание угодить фараону, который гонит прочь от себя знатных людей?
– У каждого свои интересы, – рассудительно начал Анхот. – Владыка вправе выбирать, кто ему нравится, а кто нет. А что до поддержки номами жрецов, то я отвечу вопросом: какая нам выгода поддерживать старых богов? – он уловил удивление на лице Хоремхеба и продолжал. – Зачем мне, богатому аристократу, браться за то, что не принесет мне славы или новых доходов, испытывая при этом терпение повелителя, который и без того едва сдерживает неприязнь к таким, как я? Мне не хочется, чтобы мои богатства утекли на алтарь Атона, как сокровища жрецов. Я вполне доволен своим нынешним существованием, чтобы не вмешиваться в государственные дела. Это забота божественного Амонхотепа IV.
– Ты мудр, почтеннейший.
– Я достаточно пожил, чтобы понимать, как поступать в отдельных случаях. Особенно если дело касается фараона.
– Но как же сплетни, которые ты распространяешь о повелителе? – с насмешкой спросил военачальник. – Это не подтверждает твою преданность божественному.
– О, досточтимый Хоремхеб! – взволнованно воскликнул Анхот. – Что такое сплетни? Обо мне говорят, что я глуп, а ты называл меня мудрым. Чему верить? Сплетни! – он натужно засмеялся. – Я только поделился с тобой своими опасениями. И лишь особая симпатия к тебе позволила мне это, ведь ты не станешь доносить на отца своей будущей жены?
– Кто знает, – уклончиво ответил Хоремхеб. – Порой чувство долга пересиливает любовь к женщине.– Я надеюсь, ты не говоришь всерьез, – Анхот попытался улыбнуться. – Давай забудем все, о чем я говорил. Ведь ты, почтеннейший, пришел ко мне не для того, чтобы говорить о фараоне, а чтобы, наконец, обговорить условия брака с моей младшей дочерью Самонти.
– Что касается невесты, – несколько развязно заявил Хоремхеб. – Она меня устраивает. Что еще нужно для брака, кроме богатства и красоты невесты?
– Да, да, все правильно, – поспешил подтвердить Анхот. – И я, в свою очередь, ни словом, ни мыслью не смею усомниться в достоинствах и древности рода моего будущего зятя, досточтимый сановник.
– То, что я скажу, огорчит тебя, – спокойно молвил Хоремхеб. – С недавних пор у фараона нет более сановников, он упразднил их. А потому я не сановник Амонхотепа IV. И наверняка с утратой былой должности потерял и часть своих привилегий, не так ли?
– Что? Что я слышу? Как же так? – забормотал Анхот, беспомощно глядя на Хоремхеба. – Неужели фараон разгневался на тебя? Почему он отплатил неблагодарностью тому, кто спас границы Египта от вторжения хеттов?
– Так что ж? – бесстрастно спросил гость. – После этого я еще могу надеяться на брак с Самонти?
Анхот запнулся на полуслове.
– Ты скорбишь? – продолжал Хоремхеб прежним тоном. – Ты хотел через меня влиять на фараона? Тебе льстило, что второй человек в государстве – твой зять. Какие возможности открывались перед тобой, честолюбивый Анхот!
– Я готов выдать за тебя свою дочь, – попробовал вставить хозяин, но Хоремхеб не унимался:
– Твоя осторожность и предусмотрительность подсказали тебе, что я все еще важен и наделен властью. Ты не остался в проигрыше, достославный Анхот, ибо перед тобой военачальник и глава полиции фараона.
Хозяин от изумления слегка приоткрыл рот.
– Я вижу, моя весть обрадовала тебя, почтеннейший. И я хочу, чтобы брак с твоей дочерью был заключен как можно быстрее, ибо государственные заботы могут призвать меня в любой момент. Вели отдать распоряжения по поводу свадьбы. И помни, кем бы ни был фараон, для тебя единственная власть – я! Не вздумай пытаться расстроить мои планы, будущий тесть, – тихо сказал Хоремхеб, не глядя на Анхота, и, налив себе из сосуда, стоящего на столике, выпил.
Хозяин застывшими, как у рыбы, глазами, следил за его движениями и не находил слов, чем возразить.
А вечером того же дня главный скульптор Юти узнал о возвращении в новый город архитектора Паренеффера, который собирался взять на себя прежние обязанности начальника строительства. Это известие было принято с воодушевлением. Архитекторы и скульпторы собрались в доме Майа, где, по слухам, остановился Паренеффер. Но застать его на месте им не удалось.
– Где почтенный Паренеффер? – спросил у Майа Юти.
Тот, пожав плечами, ответил:
– Ходит по городу.
– Это опасно, – ужаснулся главный скульптор. – На строительстве полно пришлых людей, среди которых те, кто не похож на добропорядочных жителей Египта.
– О да, – подтвердил стоящий за его плечом Мен. – Здесь и беглые рабы, и семиты, и те, что промышляют воровством. Лучше не подвергать опасности свои дебены.
– Не беспокойтесь, почтеннейшие, – успокоил скульпторов архитектор Майа. – Достославный Паренеффер ушел в сопровождении высокого молодого иноземца, судя по всему, слуги.
Не успел он договорить, как вошел главный архитектор фараона. После осмотра города на его лице лежал отпечаток раздумий. Все, кроме Майа, степенно кланялись, поочередно приветствуя вошедшего.
– Я рад видеть вас и говорить с вами, – радушно отвечал Паренеффер. – Вы знаете, что происходит в Уасете?
Все молча закивали.
– А что вы думаете об этом? – не унимался архитектор.
– Наша работа, почтеннейший, – медленно выговорил Мен. – Должна быть как можно дальше от интриг и новшеств.
– А как думаешь ты, почтенный Юти? – Паренеффер благодушно улыбнулся главному скульптору, сидящему молча и исподлобья смотрящему на присутствующих.
– Мы несвободны, потому что имеем звание придворных, – неторопливо сказал Юти. – Мы помним, кому служим. Что прикажет фараон, то мы и будем делать.
– А где же собственное мнение? – возразил Мен.
– Оно должно совпадать с мнением повелителя.
– Не надо спорить об очевидном, – примирил их Паренеффер. – Поговорим о ходе строительства, которое нам предстоит вдвое ускорить.
Присутствующие оживились.
– Почтеннейший, необходимо очень много золота, нужны новые люди и дополнительные силы, – сообщил Мен.
– Золота у нас будет, сколько необходимо. А что касается наемников, то фараон разослал по всему Египту указ: каждый человек, участвующий в постройке города, получит право жить и трудиться в нем.
– Зачем указ? – удивился Мен.
Остальные молчали.
В этот момент в дверях появилась высокая фигура Тотмия. Его схенти, накидка, руки и ноги покрывал толстый слой дорожной пыли, на лице сияла счастливая улыбка.
– О, почтенный Паренеффер! – воскликнул он восторженно. – Ты это видел? Они закончили статую фараона и установили ее возле будущей резиденции!
Присутствующие недоуменно переглянулись. Паренеффер кивнул вошедшему и повернулся к собравшимся, желая представить новое лицо.
Но тут подал голос Майа:
– Что происходит? – сдерживая негодование, спросил он. – Почему слуги врываются в дом хозяина?
– Это, наверное, тот самый слуга Паренеффера, – зашептали присутствующие друг другу.
– Почтеннейший, – обратился Майа к главному архитектору. – Скажи ему, чтобы он ушел сейчас, пока в нас еще недостаточно гнева.
Паренеффер, едва сдерживая смех, встал и подошел к ничего не понимающему Тотмию, и положил руку ему на плечо. Но вместо того, чтобы выставить за порог, ввел его в помещение.
– Что делаешь ты, достославный? – удивились присутствующие.
– Он перенимает причуды фараона, – тихо шепнул один из скульпторов на ухо Мену, тот кивнул.
Паренеффер выждал момент, когда гомон чуть стих, и сказал:
– Почтеннейшие мастера! Вы давно не были в Уасете и не знаете всего, что произошло там за время вашего отсутствия.
– Досточтимый Паренеффер ошибается, – перебил его Майа. – Гонцы регулярно сообщают нам о событиях в столице.
– Тогда скажите мне, – не уступал ему главный архитектор. – Вы слышали, что там построен новый храм?
– Храм Атона, который создал ты? Это известно повсюду.
– А про гигантские портреты Амонхотепа IV вам что-нибудь известно?
– Мы слышали, что это работа нового скульптора, которого за особое мастерство фараон поставил начальником над всеми скульпторами.
– Да, почтеннейшие! – подтвердил Паренеффер. – И этот человек приехал со мной в строящийся город, чтобы посмотреть на вашу работу. Не так ли, досточтимый Тотмий? – обратился он к иноземцу.
– Да, почтенный Паренеффер, – с легким поклоном отвечал тот.
Присутствующие не издавали ни звука, вперившись глазами в нового начальника скульпторов Египта.
– Тогда пора узнать имена новых знакомых, – с улыбкой сказал главный архитектор и принялся ходить между безмолвных мастеров, называя их имена и перечисляя известные работы, сделанные ими.
Тотмий всякий раз учтиво кланялся тому, кого ему представляли.
– Мастер Майа, архитектор. Главный скульптор фараона – Юти.
Тотмий внимательно посмотрел в лицо представленного, и Юти почувствовал легкую неловкость под бесцеремонным взглядом молодого человека.
– Я должен сказать, – начал Тотмий. – Что не являюсь египтянином и ни на что не имел смелости претендовать в вашей стране.
– Это очевидно, – тихо вставил кто-то.
– Не жажда власти и славы привела меня к вам и не желание оскорбить своими поучениями вас, мастеров-египтян. Я хочу стать вашим другом, а не учителем, помощником, а не начальником, ибо мне предстоит еще многое освоить в своем ремесле.
– А в действительности, почтеннейший, зачем ты прибыл сюда? – поджимая губы, спросил Мен.
– Я должен проверить, насколько хорошо выполнена статуя фараона возле здешнего дворца.
– Ты уже упоминал о ней, – вспомнил Паренеффер. – И как она тебе показалась?
– Она прекрасна! – с искренним восторгом воскликнул Тотмий, но тут же добавил. – Хотя лицо статуи искажает черты повелителя.
– Почтенный гость забывает, – едва сдерживая раздражение, процедил один из скульпторов. – Что при многократном увеличении неточности неизбежны. Они и дают искажения. Что тут сделаешь? Статуя уже установлена на полагающемся ей месте, и ее нельзя вновь положить на землю для переработки.
– Я понимаю, что именно ты, достойный Ранусер, трудился над ней? – мягко сказал Тотмий.
– У тебя, почтеннейший, хорошая память, – польстил ему скульптор.
– Если искажения неизбежны, – продолжал молодой человек. – То необходимо иметь подле себя того, кто будет править твои ошибки.
– Он оскорбил нас! – возмутился Ранусер. – А чего стоит он сам?
– Вы совершенно правы, почтеннейшие, – в тон ему отвечал Тотмий. – А потому предлагаю проверить мое мастерство и заодно исправить недочеты достойного Ранусера.
– Давайте, почтеннейшие! – надрывался обиженный ваятель. – Проверим, чего сто́ит этот человек, у которого нам велено учиться!
Тотмий казался ему хвастливым самоуверенным мальчишкой, обманом заполучившим высокую должность.
– Ну что ж, – не выдержал Паренеффер. – С восходом солнца мы и начнем…
– Зачем же откладывать испытание? – возразил Ранусер. – Если досточтимый Тотмий хочет взяться за дело именно сейчас?
– Действительно! – поддержали его другие ваятели.
– При свете солнца любой может справиться, а ночью, когда только факелы освещают тьму – это работа под силу только начальнику скульпторов фараона, не так ли? – поддел Тотмия Ранусер.
Молодой человек вскинулся на него, но спокойно произнес:
– Я готов, почтеннейшие. Дайте прочную веревку и инструменты. Я знаю, что хороший мастер возит все с собой, но чтобы вы не нашли подвоха с моей стороны, я буду работать вашими инструментами.
– Что тебе необходимо, бери у меня, – мрачно произнес Юти и вышел из помещения.
Остальные последовали за ним.
В черноте ночи гигантская статуя Амонхотепа IV с простертыми вверх руками выглядела зловеще. Ее все еще паутиной опутывали веревки и щепки подпорок, с которых едва ли можно было дотянуться выше колена изваяния. Собрав свою веревку и повесив ее на плечо, Тотмий привязал к поясу инструменты и все поглядывал наверх, туда, где терялось во мраке лицо статуи.
Скульпторы и архитекторы, увлеченные странным пари, стояли поодаль, жгли костры.
У самого горизонта, за горами, начинала всходить луна. Небо там светилось золотом. Но Тотмию это пока не могло помочь. Он посмотрел с тоской в сторону гор, затем – на лицо каменного фараона и, тихо вздохнув, принялся карабкаться по подпоркам наверх. Его молодость, сила и рост позволили это сделать довольно легко, и вскоре он уже находился возле щеки статуи, старательно обвязывая себя веревкой и прикрепляя ее к камню на случай падения. Затем он вынул из-за пояса инструменты и принялся стучать. На головы тех, кто стоял внизу, посыпались осколки. Любопытным зрителям пришлось отступить подальше от подножья, чтобы не попасть под каменный дождь.
Первым не выдержал Ранусер:
– Что он может там видеть? Он же действует в полной темноте!
– Не мешай, – отозвался Мен.
– А если он испортит мою работу?
– Не надо было настаивать на этом испытании, – спокойно сказал Юти, запрокидывая голову и силясь различить во мраке изменения в лице статуи.
Другие ваятели тихо посмеивались над незадачливым спорщиком.
– Эй, почтеннейший Тотмий! – крикнул Ранусер. – Достаточно, слезай!
– Я только начал, – ответил сверху молодой человек.
– Закончишь утром.
– Настойчивый юноша, – Мен удивленно поднял брови.
Паренеффер улыбался.
– Но почему? – не сдавался Ранусер. – Завтра было бы гораздо удобнее.
– Взойдет солнце и будет жарко, – невозмутимо отвечал Тотмий. – Гораздо приятнее работать при свете звезд.
– Ты не можешь бросить начатое дело? Таковы твои правила? Я буду учиться у тебя трудолюбию! – выкрикивал Ранусер, мечтая только об одном: чтобы иноземец не испортил его работу.
– Мной движет лень! – услышал он в ответ. – Я не хочу еще раз подниматься сюда. К тому же я боюсь высоты, и до утра вы меня отсюда не снимите!
И новый шквал каменных осколков обрушился под ноги спорщику. Он в испуге отскочил в сторону. Скульпторы засмеялись.
Уговаривать Тотмия было бессмысленно. Кто понял это, отправились домой спать.
Прошло несколько часов. Полная луна вскарабкалась на самый центр неба, и ее свет теперь щедро разливался по земле, помогая Тотмию в его работе. Внизу уже почти никого не осталось, лишь Ранусер прикорнул возле затухающего костра, да Паренеффер чертил на земле тонкой палочкой план какого-то нового здания.
На миг он оторвался от своего занятия и поднял вверх лицо:
– Ты не устал, почтенный Тотмий?
– Ноги затекли, – сообщил молодой человек.
– Ночь уже проходит. Как долго еще ты собираешься работать?
– Еще несколько ударов.
Ранусер крепко спал и не видел, как Тотмий спустился по веревкам вниз, и как он, прихрамывая и расправляя затекшие ноги, в сопровождении Паренеффера отправился к дому Майа. Но только утром мастер увидел свою преображенную статую и не мог поверить, что возможно всего несколькими верными ударами добиться поразительного сходства. «Это невозможно!» – шептал Ранусер.
– Это невозможно! Что он сделал с моей статуей? – вскричал он, багровея от зависти и благоговения.
Вокруг уже собрались мастера, и все видел победу иноземца. На бледно-голубом фоне египетского неба желтоватая статуя Амонхотепа IV простирала руки к солнцу, стоящему в зените, и лицо статуи было лицом фараона Обеих Земель.
