Светлана Рощина
Шаги забвения
Наконец-то мы пережили 1998 год. Наступил 1999, и я немного воспрянула духом, потому что всего через несколько месяцев я могла снова вернуться к работе, и наше благосостояние должно было сразу же улучшиться. К тому же моя младшая сестра Виктория собралась замуж, и я радовалась за неё, мечтая, чтобы её семейная жизнь сложилась благополучнее моей.
День свадьбы сестры выдался очень жарким. На календаре было начало июня, но температура воздуха составляла тридцать градусов по Цельсию.
И вот миновала торжественная церемония регистрации брака, и вскоре свадебное торжество переместилось в кафе, где было просто нечем дышать. А на столе, несмотря на жару, стояло множество мисок с салатами, заправленными майонезом, жареные котлеты и бутерброды со шпротами.
С моей язвой приходилось очень внимательно выбирать себе блюда. И я всячески старалась не есть то, что могло бы вызвать несварение или расстройство желудка. Однако задержаться подольше на свадебном торжестве мне не пришлось, потому что Андрей так быстро напился, что мама велела мне срочно увести его домой, подальше с глаз родственников, чтобы потом нашей семье не пришлось извиняться за его непотребное поведение.
Мне было очень обидно и больно это слышать. И не потому, что моему мужу сделали замечание. Я к этому привыкла. А потому, что родная мать прогоняла меня со свадьбы родной сестры. Но я не стала спорить и, подхватив мужа под руки, потащила домой. А точнее на съёмную квартиру, где мы тогда ещё жили. А Алёна шла рядом, не понимая, что происходит.
И когда я уже уходила, мама добавила:
– Скажи Андрею, что второго дня свадьбы не будет, потому что мы собираем лишь небольшую компанию друзей и устраиваем пикник на берегу реки. И мне совершенно не хочется, чтобы Андрей своими пьяными выходками испортил всем праздник.
И вот мы вернулись домой и рано легли спать. Но только выспаться мне всё равно не удалось, потому что желудок снова подвёл меня.
Мне было так плохо, что и передать нельзя как. Меня всё время рвало, и я вообще не могла встать с постели, потому что моментально теряла сознание. И даже к утру мне не стало легче.
Но в тот день я беспокоилась не о себе, а о дочери, которой не было и трёх лет. Ведь я совершенно не могла о ней позаботиться! Не могла покормить её, сходить с ней погулять или поиграть. Но у меня же был муж, который, проспавшись, выглядел очень даже неплохо. И потому я попросила его:
– Андрюша, ты видишь, как мне плохо. Пожалуйста, займись сегодня Алёной сам. Я ведь даже горшок за ней вынести не могу.
– Да, да, – спешно согласился муж. – Но только мне нужно навестить молодожёнов, чтобы передать им от тебя привет и сказать, что ты не сможешь к ним сегодня зайти.
– Не нужно передавать никаких приветов. Просто побудь дома, а сестре я сама потом всё объясню.
– Нет, так не положено. Нужно обязательно навестить молодых на второй день, – чересчур бойко начал настаивать муж.
– Но родители же говорили, что второго дня свадьбы не будет. Кризис, денег нет, поэтому никаких мероприятий на сегодня не запланировано, – ответила я.
– Даже если сегодня ничего не будет, я просто обязан их навестить и ещё раз поздравить, – заявил муж, после чего торопливо оделся и убежал из дома, оставив меня, немощную, одну вместе с малолетней дочерью.
Я понимала, что Андрею не терпелось опохмелиться, и именно это я и пыталась предотвратить, следуя указаниям своей матери. Поэтому я ничего ему не сказала. Но это не остановило Андрея. Он побежал домой к моим родителям, но там уже никого не было. Он оббегал весь город, все места, коих было не так много, где можно было бы устроить вечеринку для молодожёнов. Но, естественно, ничего и никого не нашёл. И поэтому вскорости, злой и страдающий от похмелья, Андрей вернулся домой.
– Их нигде нет! – прямо с порога процедил он сквозь зубы.
– Что ж, дело молодое, – слабым голосом ответила я. – Наверное, сестра с мужем уехали в Москву погулять.
– А куда же делись твои родители? – рассерженным тоном поинтересовался Андрей.
– Откуда я знаю? Наверное, пошли по магазинам.
– Такого не может быть, – мечась по комнате, пробубнил муж. – Должен же быть второй день свадьбы!
– Должен. Но его нет, – ответила я.
– Я снова пойду их искать, – не успокаивался Андрей.
– Ты лучше своего ребёнка покорми! Она-то, бедненькая, за что должна страдать?
– Потом покормлю, – рявкнул муж и снова убежал из дому.
Его не было около часа. Потом он вернулся обратно. Радостный и пьяный.
– Я их нашёл! – ликующе произнёс он. – Ольга Снегирёва помогла.
Ольга Снегирёва была моей одноклассницей и крёстной матерью Алёны. И какая нелёгкая принесла её?
– Ольга сказала, что видела, как компания молодых людей вместе с твоей сестрой шла в сторону реки. Вот я и побежал на речку и нашёл их там! Как мне повезло встретить на улице Ольгу Снегирёву!
«А как мне-то не повезло!» – подумала я, потому что мужу было уже всё равно, что его жена лежит в невменяемом состоянии на кровати, а маленькая дочь с утра ничего не ела.
Довольный и хмельной, муж тут же завалился спать, а я из последних сил сползла с кровати и, сгибаясь в две погибели, поползла на кухню. Я достала из холодильника молоко и взяла со стола батон белого хлеба, а затем позвала дочь на кухню. Я велела ей есть, а сама поползла обратно на кровать.
Забегая вперёд сообщу, что брак Виктории был скоротечным, и менее чем через год она развелась и вернулась обратно к родителям вместе с новорождённым сыном. Только вот Вику родители обратно приняли и помогали ей во всём до тех пор, пока она вновь не вышла замуж. А на меня, видимо, у них любви и доброты не хватило.
Но сейчас не о родителях я должна была думать, а о своём муже, который, пьяный, валялся на кровати и доставлял мне хлопот гораздо больше, чем малолетний ребёнок. И на следующее утро я еле растолкала Андрея, который никак не хотел просыпаться, потому что в выходные пил от души. Он собрался и уехал на работу, даже не поинтересовавшись, как я себя чувствую, и как дела у его дочери. Ему было всё равно. Впрочем, как и всегда.
Надеюсь, я больше никогда не вспомню об этом дне, и чудодейственное снадобье вытравит из меня события того времени, в котором не было ничего хорошего. Лишь нищета, проблемы со здоровьем и обида на мужа. И я сделала ещё один глоток из чаши и мысленно вернулась к прошлому.
Мой декретный отпуск подходил к концу, и я с ужасом думала о том, что очень скоро мне придётся вернуться в Москву, в квартиру к ненавидящей меня свекрови. И от одной этой мысли моё сердце начинало болеть так, что я стала опасаться за своё здоровье.
Николай Тимофеевич умер, и вместе с ним умерли мечты об отдельной квартире, на получение которой я рассчитывала, когда выходила замуж за Андрея. Однако я всё же продолжала надеяться на разрешение квартирного вопроса в ближайшем будущем, потому что верила, что мой муж является важным человеком в системе внутренних дел, и, по его словам, находится на короткой ноге с самим Министром, а также со всем его аппаратом. А насколько мне было известно, законодательством предусмотрена возможность предоставления служебного жилья для нуждающихся сотрудников. Так почему бы Андрею не воспользоваться этой возможностью, чтобы решить наши жилищные проблемы? А для ускорения вопроса он мог бы лично поговорить с Министром или с кем-то ещё, кто уполномочен принимать подобные решения. Ведь, судя по словам Андрея, ему было достаточно лишь щёлкнуть пальцами, чтобы ему тут же пошли навстречу. И меня удивляло лишь то, что он сам до сих пор не пришёл к этой мысли и не попытался получить служебную квартиру, используя свои связи. Поэтому я периодически затевала с ним разговор на эту тему.
– Андрюша, а не мог бы ты попросить своего друга Министра помочь нам с квартирой? Я слышала, в милиции существует своя, ведомственная очередь, которая гораздо короче муниципальной. Да и требования там не такие строгие, как в муниципалитете. Вот если бы и нам встать на очередь и получить квартиру? Я согласна даже на самую скромную однушку, лишь бы жить отдельно от твоей матери!
– Ты, наверное, с ума сошла? – кричал на меня муж. – Ты что мне предлагаешь? Хочешь, чтобы я беспокоил Министра такой ерундой? Ты предлагаешь мне рассказать ему о том, что моя жена не может ужиться со свекровью и на этом основании требует себе отдельную жилплощадь? Ты в каком свете хочешь меня выставить?
– Я и не думала ничего такого, – скромно оправдывалась я. – Просто было бы неплохо, если бы ты хотя бы узнал, имеем ли мы право встать на эту очередь.
– Могу сразу тебе ответить, что не имеем! – продолжал кричать на меня муж. – Мы – москвичи! А москвичей на очередь не ставят! Только иногородних.
– Но ведь Коршунов – тоже москвич! – привела я дополнительный аргумент в свою пользу, так как благодаря словоохотливости Андрея была в курсе дел многих его сослуживцев. – И он смог не только встать на очередь, но и получить отдельную квартиру!
– Сравнила! Коршунов жил в коммуналке, а мы с тобой прописаны в отдельной квартире! Такие варианты комиссия даже не рассматривает.
– Но ты не мог хотя бы поинтересоваться, – мягко настаивала я, пытаясь всё же убедить мужа в том, что нам просто необходимо улучшить жилищные условия.
– Вот ещё! В Москве полно милиционеров, которые приехали из других регионов и сейчас живут целыми семьями в общежитии. И у них ситуации гораздо хуже, чем у нас!
– Сомневаюсь, что у кого-то может быть ситуация хуже, – скептично говорила я в ответ. – Тем более что вряд ли каждого из них силком заставляли переезжать в Москву, чтобы ютиться в общежитии! Эти люди сделали свой выбор, оставив свои дома в родном краю, ради карьеры и большей зарплаты. И они знали, что никто им сразу же не преподнесёт московскую квартиру на блюдечке с голубой каёмочкой. Так что будет справедливо, если они в полной мере прочувствуют на своей шкуре все сложности жизни в Москве.
– Я в жизни не встречал более злобной и эгоистичной женщины, чем ты! – тут же восклицал муж, притворяясь обиженным до мозга костей. – Всегда думаешь только о себе и о своих меркантильных интересах! Нет бы подумать о тех, кому приходится хуже! После этих твоих слов я уже точно ни к кому не пойду и не буду ни о чём просить! Такая, как ты, не заслуживает своей квартиры! И радуйся тому, что моя мама до сих пор ещё не выписала тебя из своей квартиры! А то стала бы бомжом, которому место на улице! – переходил на угрозы муж, давая понять, что в моих же интересах прекратить этот разговор.
И я замолкала, понимая, что ничего не добьюсь. И хотя официально выписать из муниципальной квартиры меня было достаточно проблематично, но я не сомневалась, что для того, чтобы припугнуть и наказать меня, Андрей вместе со своей матерью вполне способны пойти на любой подлог и подкуп, лишь бы лишить меня московской прописки. А я должна была сохранить право пользования этой квартирой ради дочери. Ради того, чтобы ей не пришлось, как мне, мыкаться и жить с нелюбимым и деспотичным мужем лишь потому, что у неё не будет своего угла. Поэтому я продолжала терпеть и молчать, стараясь лишний раз не гневить своего мужа. Лишь иногда я заикалась о том, что стоило хотя бы попытаться поговорить с нужными людьми о возможности постановки нашей семьи на ведомственную очередь по улучшению жилищных условий. Но каждый раз я встречала такой отпор со стороны мужа, что со временем поняла, что он и палец о палец не ударит для того, чтобы нам жилось хоть чуть-чуть лучше.
Самое обидное в этой ситуации то, что если бы Андрей действительно в то время обратился в комиссию по улучшению жилищных условий, то нас бы поставили на очередь, и через несколько лет у нас бы появилась собственная жилплощадь, потому что никаких ограничений для постановки на очередь сотрудников-москвичей не существовало. Но он потерял драгоценное время, и после вступления в силу нового Жилищного кодекса в 2005 году мы уже ни на что не могли рассчитывать. То есть пытаясь досадить мне, Андрей упустил свою собственную выгоду и, вполне вероятно, сократил свою жизнь, так как если бы мы жили отдельно, то ему бы не пришлось заливать свои постоянные ссоры с матерью алкоголем и сбегать от неё в деревню и в другие места, где не было не только матери, но и меня, чтобы вытаскивать его на собственном хребте изо всех передряг, в которые он всё время вляпывался по пьяной лавочке.
Пока я три года находилась в декретном отпуске с дочерью, единственным моим развлечением была прогулка на детской площадке. У меня не было книжек, чтобы их читать. Я ни к кому не ходила в гости и не приглашала гостей к себе, потому что не было денег. Мне совершенно нечем было угощать гостей. У меня не только ничего не было к чаю, но даже не было и самого чая. Я, как наши славные деды в период Великой Отечественной войны, пила морковный чай. Тёрла морковь, сушила её, а затем заваривала. Вкуса у этого напитка практически не было, и мне нечем было даже подсластить его. Но, по крайней мере, я не умерла с голоду. Но в душе я скисла конкретно. И страдала я большей частью не от недоедания, а от того, что вынуждена была проводить свои молодые годы в четырёх стенах за рутинной домашней работой.
А муж продолжал вести свой обычный образ жизни. Ходил по друзьям, оставаясь у них ночевать и даже не считая нужным предупреждать меня об этом.
И потому на исходе третьего года я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Я столько лет сдерживала свою природу, требующую общения, приключений, новых эмоций, что однажды это должно было прорваться наружу. Но, к сожалению, все наши желания ограничиваются нашими финансовыми возможностями. И хотя всегда можно найти множество развлечений даже на самый скромный бюджет, но у меня не было даже минимальной суммы, чтобы куда-то сходить или съездить.
Поэтому я вспомнила об одном месте, куда можно отправиться абсолютно без денег и где мне всегда будут рады. А именно, к бабушке в деревню в Рязанскую область.
Моя бабушка – самый светлый и добрый человек на свете. У неё шестеро детей и одиннадцать внуков, но она всегда рада любому гостю. С самого детства её дом был для нас тем местом, двери которого постоянно открыты.
В тот период бабушке исполнилось уже восемьдесят два года, но она была настолько бодрой и энергичной женщиной, что могла заткнуть за пояс любого из своих внуков. Например, она с лёгкостью могла пронести через весь огород два вёдра с картошкой, в то время как я с трудом могла поднять лишь одно.
И поскольку я не видела бабушку уже четыре года, то решила, что сейчас самое подходящее время снова навестить её. И, как примерная жена, я сообщила о своём желании мужу, надеясь встретить его поддержку и понимание в этом вопросе.
– Ты никуда не поедешь, – сразу же отрезал Андрей, не позволив мне даже изложить свои доводы.
– Но почему? – стала допытываться я.
– Потому что я так хочу.
– Но ведь эта поездка будет абсолютно бесплатной! Нам потребуется только купить билеты на электричку и на автобус в одну сторону. А на обратную дорогу бабушка денег даст. И там мы можем жить, не тратя ни копейки. Еда будет со своего огорода. А это же такая экономия!
– Да, – пробурчал муж. – Это ты сейчас говоришь про экономию. А как только уедешь от меня, так сразу же начнёшь в постель к деревенским мужикам прыгать!
– О каких мужиках ты говоришь? Да сейчас в деревне только старики остались! К тому же я не собиралась ехать к бабушке без тебя. Я думала, мы поедем вместе, когда у тебя будет отпуск.
– А я не хочу ехать к твоей бабушке в свой отпуск! – заявил муж. – Я, может быть, хотел во время отпуска к своим родственникам поехать!
– Но к твоим родственникам нужно ехать с кучей денег, чтобы их каждый день кормить и поить. А к моей бабушке можно спокойно приехать с пустым кошельком, и она тебя накормит, напоит, да ещё и с собой денег даст!
– Я высказал тебе своё мнение, – хмуро ответил муж. – К твоей бабушке я не поеду! И тебя не пущу.
– Почему? – совершенно не понимая причин этого отказа, допытывалась я.
– Потому что ты – моя жена! И будешь делать только то, что я тебе скажу! – безапелляционно заявил Андрей, всем своим видом показывая, что разговор закончен.
И тут у меня в мозгу что-то щёлкнуло. Несмотря на то, что мы были женаты почти пять лет, до этого разговора у меня ещё были мысли о том, что у нас всё наладится. Что все трудности, которые мы переживали, носят лишь временный характер. Да, у нас нет денег, и мы живём на съёмной квартире с маленьким ребёнком, а наши дальнейшие перспективы довольно-таки туманны, но мы молоды. У нас впереди десятилетия, чтобы всё это преодолеть. Главное, пройти через все трудности вместе. И хотя сомнения уже прочно обосновались у меня в душе, но где-то в глубине ещё гнездился слабый лучик надежды. Но теперь мне стало ясно, что ничего у нас вместе больше не будет. И если я захочу что-то сделать, то мне придётся это делать одной, потому что от мужа я не смогу получить ни помощи, ни поддержки.
К тому же к этому времени выяснилось, что Андрей даже не собирался уходить в адвокатуру, как он обещал мне перед свадьбой. И когда я его спросила, зачем же в таком случае он пошёл учиться на юриста, он ответил:
– Чтобы получать звания.
В милиции получение очередных званий ограничивалось лишь занимаемой должностью. А сотруднику с высшим образованием было проще продвигаться по карьерной лестнице и, соответственно, получать более высокие звания. И, как выяснилось, только это и нужно было Андрею. Вопрос состоял лишь в том, зачем он соврал мне перед свадьбой? Хотя разве это было единственной ложью, которую я от него услышала?
Несмотря на своё положение замужней женщины, я всегда чувствовала себя одинокой. Но сейчас мне это стало особенно очевидно. Муж никогда не будет мне опорой, никогда не будет разделять мои чувства и мечты. Он всегда будет думать только о себе.
Но бабушка! Боже мой, заподозрить меня в коварстве только потому, что я предложила ему поехать со мной в деревню к пожилой бабушке! Как он только мог!
И я прошептала:
– Я всё равно поеду к бабушке.
С этого дня моё отношение к мужу изменилось. Если раньше я расстилала перед ним свою жизнь, как скатерть, абсолютно забывая о себе, и даже в ущерб себе, то теперь я стала бороться. День за днём, шаг за шагом, по крупицам я стала отвоёвывать своё жизненное пространство, доказывая мужу, что я – тоже человек, и он обязан со мной считаться.
И через пару месяцев я поехала к бабушке вместе с дочерью. Правда, муж всё равно умудрился навредить мне даже при покупке билета на электричку.
В тот период до Рязани стал ходить электропоезд-экспресс с тремя классами вагонов. И я очень просила Андрея купить один билет первого класса нам с Алёной на двоих, потому что там сиденья шире, и есть возможность нормально разместиться вдвоём с ребёнком. Но на вручённые мной деньги Андрей купил лишь один билет второго класса, сиденья в котором гораздо уже. А передавая мне билет, он сказал следующее:
– Стоя в кассе, я подумал, что ты и во втором классе прекрасно доедешь, а на разницу в цене билета я могу спокойно купить себе пива.
Да, муж как всегда был в своём репертуаре. В тот год разница в цене билета первого и второго класса была минимальной, а различие в уровне комфорта значительное. И мне пришлось почти три часа мучиться на узком сиденье второго класса вместе с дочерью, держа под ногами сумки и пытаясь утихомирить своего непоседливого ребёнка, которому катастрофически не хватало места в переполненном вагоне.
Но как бы то ни было я приехала к бабушке, которая встретила меня с распростёртыми объятиями. Я провела у неё чудесных две недели вдали не только от мужа, но и ото всех остальных проблем своей жизни. И, возможно, я бы пробыла там ещё, но тут в деревню заявился Андрей, который каким-то чудом умудрился без посторонней помощи сам добраться до бабушкиного дома.
Появившись на пороге, он сразу же прикинулся добрым и ласковым и всё время твердил о том, что соскучился по нам с Алёной. Но я-то знала причину его неожиданного визита. Мой муж, словно малое дитё, был просто не в состоянии долго обслуживать себя сам. Ему непременно нужно было иметь рядом того, кто бы всё время заботился о нём. Готовил еду, мыл посуду, гладил ему рубашки и брюки, слушал его бесчисленные жалобы на своих коллег, которым он в лицо говорил одни лишь комплименты, а за спиной поливал грязью без малейших угрызений совести. И даже мать Андрея была не в состоянии постоянно выносить никчёмность и безалаберность своего сына. Поэтому он всё время прибегал ко мне, заранее зная, что я не смогу прогнать его.
Вот и в тот раз, когда он приехал в деревню к моей бабушке, всем своим видом выказывая себя любящим и заботливым мужем и отцом, мне ничего не оставалось делать, как последовать за Андреем обратно домой, потому что вся моя родня была на его стороне. Все видели только фасад нашей семейной жизни. И он казался им вполне благополучным и счастливым. И никто не желал заглядывать за этот фасад, совершенно искренне полагая, что если в семье что-то идёт не так, то только из-за того, что я слишком мало стараюсь наладить наш быт и не оказываю мужу надлежащего почтения. И потому я не стала спорить, доказывая свою правоту. Я лишь покорно поехала за мужем домой, чтобы снова утонуть в водовороте семейных проблем и забот.
Но это было лишь полбеды. Весь ужас моего положения крылся в том, что в ближайшие дни мне предстояло покинуть уютный уголок нашей съемной квартиры, где я могла прятаться от всего мира и, главное, от ненавидящей меня свекрови, и вернуться в Москву. В дом, где меня никогда не ждали.
И поскольку перспективы получения служебного жилья и мечты переехать когда-нибудь в собственную квартиру были достаточно туманны, я стала думать о том, чтобы остаться жить в родном городе. Я планировала найти там работу, устроить дочь в детский сад и продолжить жить отдельно от свекрови. Я даже готова была отказаться от московской прописки. Мне было нужно только одно: чтобы никто не трепал мне каждый день нервы и позволил бы жить спокойно, выполняя свой социальный, материнский и супружеский долг. Но, к сожалению, реальность слишком часто разбивает на мелкие осколки наши планы и мечты, и нам приходится подчиняться воле внешних обстоятельств и забывать о своих мечтах, заменяя их осознанием необходимости исполнения своего долга.
Вот и моим скромным планам не суждено было осуществиться. Хозяйка съёмной квартиры сообщила, что её сын возвращается из армии, и необходимо срочно освободить её жилплощадь, за которую мы платили гораздо меньше, чем за какую-нибудь другую квартиру в городе. В своё время эта женщина проявила завидное понимание к моей финансовой ситуации и пошла навстречу, установив плату на минимальном уровне. И вряд ли теперь я нашла бы другое жильё за подобные деньги.
К тому же найти работу оказалось не так-то просто, так как все имеющиеся в городе предприятия закрылись ещё в начале девяностых, а устраиваться работать продавцом на рынок мне совсем не хотелось. И лишь Москва призывно распахивала двери для всех желающих трудиться от зари до зари.
И до последнего момента я тянула с возвращением в Москву, надеясь всё же обустроиться в родном городе. Но когда у тебя нет денег и нет своего жилья, выбор невелик. Словно нашкодивший пёс, я приползла в дом свекрови. И моё возвращение предоставило этой скверной женщине ещё больше повода для злорадства и убеждённости в собственном всевластии. Но я утешала себя мыслью о том, что, имея высшее юридическое образование, в самое ближайшее время я найду работу с хорошей заработной платой и съеду от свекрови, а заодно и распрощаюсь с нелюбимым мужем. И эта мысль не давала мне окончательно упасть духом и придавала сил жить дальше. Но и здесь меня ждала засада.
Образование-то я получила, да только вот опыт работы набрать не успела. Да и как я могла это сделать, если муж поторопился сделать меня матерью, не позволив даже встать на ноги в профессиональном смысле?
Но не только это останавливало потенциальных работодателей. Их смущал возраст Алёны. И на собеседованиях мне прямо говорили о том, что у меня слишком маленький ребёнок.
– Но у меня есть неработающая свекровь! – сообщала в ответ я. – И у неё достаточно времени, чтобы заниматься внучкой.
И хотя я не очень-то верила своим собственным словам, но подумала, что подобный ответ может устроить потенциальных работодателей. Но я зря надеялась, так как мне говорили, что в любом случае, когда что-то случается с ребёнком, звонят матери, а не бабушке. И им не нужен сотрудник, который будет регулярно отпрашиваться по семейным обстоятельствам и всё время брать больничные по уходу за ребёнком.
В общем, все мои собеседования закончились неудачей, и потому я решила вернуться на прежнее место работы со скромной зарплатой, которая снова уменьшилась из-за дефолта 1998 года. Но я надеялась вновь добиться успеха, хотя и понимала, что имея малолетнюю дочь, сделать это будет гораздо труднее, чем раньше.
И вот мы записали Алёну в детский сад, и я вышла на работу. У Андрея же в это время был отпуск, который он проводил перед телевизором, лёжа на диване, который мы купили взамен узкой кровати, на которой спали до рождения дочери. А я утром отводила Алёну в детский сад и забирала её оттуда сама, так как ни муж, ни свекровь не желали делать ничего, что могло бы облегчить мою жизнь.
Но когда в детском саду должно было состояться первое родительское собрание, мне снова пришлось проявить чудеса дипломатии и попытаться уговорить мужа сходить на него, потому что отпрашиваться с работы в первые же недели после выхода из трёхлетнего отпуска мне было очень неловко, так как это укрепило бы у моего начальства мысль, что я надолго выпала из рядов примерных и дисциплинированных сотрудников, которых следует поощрять в ближайшем будущем.
И после долгой беседы Андрей согласился сходить на родительское собрание, и на какое-то время я даже почувствовала себя победителем, полагая, что мои планы стать бизнес-вумен не так уж утопичны.
Ах, если бы я только знала, какую свинью подложит мне муж на этом родительском собрании, то предпочла бы лучше вызвать гнев у своей начальницы, чем потом целый год расхлёбывать кучу проблем, в которые втянул меня Андрей!
Честно говоря, я не знаю, каким местом он думал, но ему вдруг пришла в голову мысль записать меня в родительский комитет детского сада. И, естественно, поставить меня в известность о своём поступке он не посчитал нужным. И когда я на следующий день привела дочь в детский сад, то воспитательница сообщила мне, что послезавтра мне, как единственному члену родительского комитета, так как больше туда никто не записался, необходимо к восьми утра быть наготове, чтобы поехать за покупкой ковров.
– А почему Вы решили, что я являюсь членом родительского комитета? – обескураженно спросила я воспитательницу, искренне полагая, что ослышалась.
– Потому что Ваш муж вчера на родительском собрании Вас туда записал, – спокойно ответила воспитательница.
– Вы шутите? – боясь поверить услышанному, снова спросила я.
– Нет, – с серьёзным видом ответила воспитательница. – Вчера, когда я предложила всем присутствующим записываться в родительский комитет, Ваш муж сразу же поднялся с места и записал Ваше имя.
– Но этого не может быть! Он не мог этого сделать! – испуганно произнесла я, прекрасно понимая, что этот поступок был в духе Андрея, который никогда не считался с моим мнением и всегда старался быть добреньким за мой счёт.
– Может, Вам стоит ещё раз поговорить с мужем? – вежливо предложила воспитательница.
– Конечно, я с ним поговорю! – согласилась я. – Но можно меня как-то вычеркнуть из членов родительского комитета? Понимаете, я только что вышла на работу после долгого перерыва и потому не могу позволить себе лишний раз отпрашиваться.
– Нет, выйти из родительского комитета в ближайший год Вы не можете хотя бы потому, что кроме Вас в комитете никого нет. А в следующем году мы проведём новое родительское собрание и сможем переизбрать членов родительского комитета, – ответила воспитательница, окончательно расстроив меня своими словами.
И вот я поехала на работу, даже не представляя себе, как буду объясняться перед начальством за то, что послезавтра мне необходим отгул, потому что мой дорогой муженёк отчего-то решил, что у меня слишком мало забот, и мне просто необходимо добавить ещё изрядную порцию трудностей. Хотя, возможно, он просто решил отомстить мне за то, что я отправила его на это несчастное родительское собрание.
Целый день я провела в жутком нервном напряжении, так и не решившись поговорить с начальницей. Зато этим же вечером я поговорила с мужем, но только это оказалось бесполезным занятием. Чтобы не давать вразумительных ответов, Андрей просто включил свой любимый режим дурачка-простачка, повторяя свои стандартные фразы: «А что не так?», «Тебе вечно не угодишь!» и «Я же для тебя старался!».
В общем, кроме семейных и рабочих проблем, теперь у меня появились ещё и общественные дела. И когда в назначенный день я появилась утром в детском саду, чтобы ехать за этими несчастными коврами, ради которых мне пришлось пережить немало неприятных минут в разговоре с начальницей, и поинтересовалась у воспитательницы, на чём мы, собственно, поедем в магазин, она непринуждённо ответила:
– На Вашей машине, конечно же!
– А у меня нет машины! – растерянно произнесла я.
– У Вас нет машины? – удивлённо переспросила воспитательница. – А зачем Вы тогда записывались в родительский комитет?
– Я не записывалась! – вновь принялась я оправдываться. – Вы же помните, меня на собрании вообще не было! Это муж меня записал!
– Знаете, – мрачным тоном сказала воспитательница, – если у Вас нет возможности исполнять обязанности председателя родительского комитета, то не нужно было проявлять инициативу и вносить своё имя в список! Мы бы нашли других людей, которые в состоянии заниматься тем, что требуется от членов родительского комитета!
И хотя я продолжила лепетать про то, что моей вины в сложившейся ситуации нет, воспитательница не хотела ничего слушать. Она просто махнула рукой, делая мне знак уйти и что-то говоря о том, что сама решит проблему с покупкой ковров, легче от этого мне не стало.
С тяжёлым сердцем я поехала на работу, потому что проводить этот день дома в компании мужа и свекрови было ещё невыносимей. И единственная мысль, которая слегка согревала мою душу в этот холодный день, была надежда на то, что теперь, возможно, я скинула с себя бремя председателя родительского комитета. Но как бы не так!
Понятия не имею, кого привлекли воспитатели для покупки ковров, но этим меня уже не просили заняться. Но беда была в том, что через месяц состоялось новое родительское собрание, и в его повестке не было пункта о переизбрании членов родительского комитета. На нём обсуждалось предстоящее празднование Нового года. И конечно же, всю эту радость свалили на одну меня.
