Светлана Рощина
Шаги забвения
Причём если бы эта дама была единственной двоюродной сестрой мужа со стороны отца, я бы, может, и смогла понять подобную заботу и внимание, которое оказывалось её персоне. Но у Николая Тимофеевича было десять братьев и сестёр, а племянников и племянниц, соответственно, гораздо больше. Поэтому мне очень сложно было понять, почему этой самой Лене семья Андрея всегда оказывала такое почтение.
И я спрашивала мужа:
– Зачем Лена берёт железнодорожные билеты так, чтобы у неё пропадал целый день? Ведь можно было бы состыковать маршруты и просто пересесть с одного поезда на другой и спокойно ехать дальше, никого не обременяя!
Он отвечал мне.
– А ей тяжело долго ехать на поезде. Поэтому она и покупает билеты с тем расчётом, чтобы у неё был день отдыха.
– Но ведь у вас в Москве куча родственников! Так почему же именно вы с отцом всегда ей помогаете? Тем более в ущерб себе.
– Не знаю, – вяло отвечал муж. – Так повелось.
И пока я ещё не была замужем за Андреем, их родственные проблемы меня, естественно, не касались. Но когда мы поженились, мне тоже стало доставаться от визитов Лены Филипповой и её шалопаев.
Как-то раз я пришла с работы и увидела погром в нашей крохотной комнатушке. Всё, что можно было свалить на пол, было свалено, а всё, что можно было разбить, было разбито. Даже мои учебники валялись на полу в порванном виде. А провод городского телефона был оторван от аппарата.
– Что здесь произошло? – спросила я свекровь, потому что только она в этот момент была дома.
– Лена Филиппова приезжала, – спокойно ответила Надежда Викторовна.
– А почему в нашей комнате погром? – снова поинтересовалась я.
– Наверное, дети поиграли немного, – нимало не тушуясь, ответила свекровь.
– Немного? Да у нас в комнате ни одной целой вещи не осталось!
– Ну это же мальчишки! Чего же ты хочешь?
– Но можно было не пускать их к нам в комнату или хотя бы последить за ними, чтобы те не набедокурили!
– А где ж им, по-твоему, было играть? – принялась нападать на меня свекровь. – Я, что ли, должна была с ними возиться? Вот сама бы отпрашивалась с работы и следила бы за ними!
– Но я даже не знала, что они должны были приехать!
– А с какой это стати мы должны оповещать тебя об этом? – продолжала нападать свекровь, пытаясь выставить меня виноватой.
Дальше спорить было бесполезно, и, смахивая слёзы, которые от обиды полились из моих глаз, я стала убирать комнату и приводить в порядок учебники, по которым мне ещё предстояло не один год учиться.
А потом, когда муж показал мне фотоснимки этого визита, то я с неприятным удивлением для себя обнаружила, что Лена Филиппова весь день проходила в моём халате и тапочках. И я снова, не сдержавшись, подошла к свекрови с вопросом:
– А почему Вы дали Лене мой халат и тапочки? Ведь это же мои вещи, и без моего разрешения Вы не имели права их кому-либо давать!
– А ты хотела бы, чтобы я дала Лене свой халат? – брызжа слюной от злости, прошипела свекровь.
– Но это Ваши родственники! Не мои!
– А здесь вообще ничего твоего нет! Поняла! – заорала свекровь, прогоняя меня из комнаты.
Вот такими злоключениями был обставлен предыдущий визит Лены Филипповой в эту квартиру. И теперь она наивно надеялась снова приехать сюда, чтобы в очередной раз внести смуту и разброд в наши и без того отвратительные семейные отношения.
– Андрей на работе, – ответила я Лене Филипповой, находившейся сейчас на другом конце телефонного провода.
– Но я уже на вокзале. Я с сумками! Я с детьми! Меня нужно забрать отсюда! – стала требовать Лена.
– И Вы предлагаете мне с новорождённой дочерью на руках ехать сейчас на железнодорожный вокзал, чтобы в зубах тащить Ваши баулы себе домой? – не стесняясь в выражениях, ответила я.
– Но Вы можете с кем-нибудь оставить ребёнка или попросить кого-то приехать за мной! – продолжала настаивать Лена, чувствуя, как её традиционный долгожданный день отдыха в Москве попадает под угрозу срыва.
– И с кем Вы предлагаете мне оставить свою трёхнедельную дочь? Может быть, с соседом-наркоманом? Он сейчас как раз сидит дома, пытается прийти в себя после очередной ломки!
– Ну сделайте же что-нибудь! – вопила, не сдерживая отчаяния, Лена. – Позвоните Андрею, пусть отпросится с работы и приезжает за мной!
– Он не может этого сделать. У него срочная работа и строгий начальник.
– Что же мне, по Вашей милости, теперь весь день сидеть на вокзале вместе с двумя детьми? – вопила Лена.
– Ну, если Вам очень хочется к нам приехать, то берите такси и приезжайте. Я открою Вам дверь, и Вы со своими сыновьями сможете дождаться следующего поезда у нас дома.
– Вы предлагаете мне самой платить за такси? – снова возмутилась Лена.
– Естественно. Ведь это Вам нужно. К тому же у меня нет денег.
– Какая же Вы хамка! – в сердцах бросила в трубку Лена. – Как Вам не стыдно так обращаться с родственниками мужа!
– А Вам не стыдно навязывать своё присутствие чужой женщине, которая ещё не оправилась после тяжёлых родов и похорон отца мужа и сама еле стоит на ногах? Да это за мной сейчас нужно ухаживать, а не заставлять ехать на другой конец Москвы, чтобы таскать тяжести и развлекать чужих детей!
В ответ я услышала лишь гудки, свидетельствующие о том, что Лена бросила трубку.
Я рассказала об этом телефонном звонке сначала свекрови, а затем мужу, и, на удивление, они не ругали меня. Возможно, визиты этой родственницы их самих страшно утомили, и они были рады такому способу отделаться от неё, тем более что всю вину за разрыв родственных отношений я взяла на себя, оставив их белыми и пушистыми.
Но этот случай был показателен тем, что наглядно демонстрировал родственные взаимоотношения в семье мужа. Здесь каждый думал лишь о себе, о своей собственной выгоде, даже если это было в ущерб интересам других. Здесь никто не стеснялся требовать оказать ему услугу даже в тех случаях, когда в ней совершенно не было необходимости. Каждый из членов их многочисленной родни считал, что все окружающие ему должны, и старался вести себя соответственно этому мировосприятию. Здесь не было альтруистов или просто порядочных людей. Здесь были только эгоисты, хамы и нахалы, и каждый из них старался тянуть одеяло на себя, прекрасно осознавая при этом, что тот, кто рядом, будет мёрзнуть, лишившись спасительного тепла.
Боже, где я оказалась?
И вот в такой обстановке я худо-бедно прожила два с половиной месяца. Я почти не видела мужа, который с утра и до позднего вечера, включая выходные и праздничные дни, старался проводить на работе, чтобы лишить меня возможности заставить его выполнять свои семейные обязанности. Свекровь же, наоборот, практически не выходила из дома, продолжая каждый день вредить мне и устраивать истерики, обвиняя меня во всех смертных грехах. И вот однажды, когда я была особенно голодной и усталой, то не выдержала. Укутала потеплее Алёну и отправилась к своим родителям.
Я надеялась, что в такой ситуации они не откажут мне в помощи, но я ошиблась. Увидев меня на пороге своей квартиры с грудным младенцем в руках, мать заявила, что я не могу вернуться домой, так как теперь у меня есть муж, и теперь только он обязан заботиться обо мне, а не родители.
А на дворе стоял декабрь 1996 года.
Возвращаться обратно к свекрови, чтобы там медленно умирать с голоду, одновременно сходя с ума от её бесчисленных истерических припадков, я не собиралась. Но и к родителям путь мне был заказан. Поэтому я отправилась жить на частную квартиру, даже не представляя, как буду платить за жильё и что буду есть. Но буквально на следующий день Андрей приполз ко мне на коленях, умоляя не бросать его и обещая отдавать свою зарплату мне. И так как я оказалась совсем без денег, то согласилась на его условия, заявив, что мы останемся жить на частной квартире, потому что с его матерью я не могу и минуты находиться вместе под одной крышей.
Андрей не стал спорить, потому что понял, что в той ситуации я готова была на всё. И мы стали жить в Подмосковье в крошечной съёмной квартире на первом этаже.
Квартира была в ужасном состоянии. На стенах была плесень, в шкафах – полчища моли, а плита была загажена предыдущими жильцами так, что газ еле горел. Чтобы вскипятить воду в чайнике требовалось пятьдесят минут. Я засекала.
А ещё квартира была ужасно холодной. Зимой температура в комнате не превышала восьми градусов, поэтому я ходила по квартире в валенках и не пользовалась холодильником, так как в нём не было надобности. Достаточно было поставить кастрюлю с супом на пол, и он мог так простоять целую неделю и не прокиснуть. Но только так долго еда у нас не хранилась, потому что мы всё съедали очень быстро.
Андрей хоть и пообещал отдавать мне всю зарплату, своего обещания не сдержал, заявляя, что матери тоже нужно помогать. Я даже не знаю, какую часть своей зарплаты он отдавал мне, потому что уже не могла разобраться в том, где в его словах правда, а где – ложь. Но большая часть денег, которые он давал мне, уходила на оплату жилья. Остальное же я тратила на еду, причём на самую дешёвую. Мясо мы практически не ели, позволяя себе эту роскошь только один раз в месяц и только для того, чтобы приготовить суп. Я не могла позволить себе даже сезонных ягод или фруктов, ограничивая свой рацион морковкой и свёклой. Никаких сластей, никаких соков. Я даже не могла позволить себе купить гречневую крупу или рис, потому что это было для меня слишком дорого. Я покупала только перловую крупу и лапшу, потому что из всех макаронных изделий лапша стоила дешевле всех. В общем, деньги тратились только на самую необходимую и дешёвую пищу, чтобы не умереть с голоду.
Но если с едой проблема как-то решалась, то с одеждой для Алёны была просто беда. Когда она родилась, я планировала, что мой ребёнок будет ходить только во всём новом и играть только в лучшие игрушки, и именно для этого я целый год копила деньги. Но смерть Николая Тимофеевича лишила меня всех накоплений, и теперь, когда Алёна стала подрастать, я просто хваталась за голову, так как не знала, где взять деньги на покупку одежды для неё.
В то время мои родители имели очень неплохой доход, и я обратилась к ним за помощью, надеясь, что они войдут в моё плачевное положение. Но, как и прежде, я услышала от своей матери новый отказ и совет обратиться по этому поводу к мужу. Но Андрею и его матери всегда было наплевать на меня и на Алёну, которую они считали частью меня. И если бы не помощь моей тёти Вали, которая снабдила меня старой одеждой своего маленького сына, я просто не представляю себе, как бы мне пришлось справляться.
Пришлось наступить на горло своим принципам и начать одевать дочь в поношенную одежду моего двоюродного брата. И так мы жили несколько лет, пока у меня не появилась возможность снова зарабатывать и обеспечивать не только себя, но всю семью. А Андрей продолжал жить в своё удовольствие, совершенно не меняя привычный образ жизни.
После рождения Алёны я хотела оформить в ВУЗе академический отпуск, потому что и предположить не могла, сколько проблем повлечёт за собой рождение ребёнка. И потому снова разрываться на части, пытаясь растянуть время в сутках, чтобы его хватило сразу на всё, я не видела смысла. Но муж стал умолять меня не брать академический отпуск.
– Олеся, ну зачем тебе нужен академ? Мы с тобой одновременно поступили в Академию и одновременно должны закончить! Ведь это же заочное отделение! Здесь не нужно каждый день посещать лекции. Достаточно лишь вовремя сдавать сессию да контрольные работы! Неужели ты не справишься?
– Андрюша, ты же видишь, как мне тяжело! – оправдывалась я. – У меня и так хронический недосып. Я с Алёной-то обращаюсь как робот. Подошла, поменяла пелёнки, покормила, уложила спать. Потом постирала пелёнки, приготовила поесть, погладила бельё, потом снова покормила Алёну и пошла с ней гулять. Я засыпаю прямо на ходу! У меня нет времени даже на телевизор! А ты предлагаешь мне ещё каким-то образом умудряться писать курсовые и сдавать экзамены! Вот если бы ты хоть немного мне помогал! – сокрушённо добавляла я.
– Я буду тебя помогать! – клятвенно заверял меня муж. – Я буду писать за тебя все контрольные и курсовые! Только не бери отпуск, а то мне без тебя даже в Академии появляться не хочется!
И снова я поверила мужу и не стала брать перерыв в учёбе. И лишь потом я смекнула, в чём было дело, и почему Андрей так настаивал на том, чтобы мы продолжали учиться вместе.
Как только мы поженились, он сразу же перестал писать конспекты к семинарам, пользуясь моими, и перестал делать контрольные и курсовые работы, начав переписывать мои своим почерком. И даже потом, когда у нас в Академии после третьего курса произошла перетасовка групп в зависимости от выбранной специальности, Андрей тоже, как и я, пошёл на уголовную специализацию. И пользуясь связями своего отца, попросил в деканате, чтобы нас с ним не просто поставили в разные группы, но и чтобы преподаватели у нас были разные. И ему пошли навстречу.
Однако Николай Тимофеевич умер, а Наталья Владимировна, хорошая знакомая семьи Андрея, которая работала в Юридической Академии, внезапно отправилась на пенсию и, соответственно, утратила своё влияние на преподавателей нашего ВУЗа, хотя кое-какие связи у неё всё же остались. И внезапно Андрей лишился тех преимуществ, которые у него имелись ранее. И теперь он мог рассчитывать только на себя. А точнее, на меня. И лишаться своей последней поддержки он не хотел ни в коем случае. И готов был пообещать мне всё, что угодно, лишь бы я продолжала писать конспекты, а также все остальные письменные работы, а в придачу помогала бы ему в подготовке к экзаменам.
В общем, пообещать-то он мне пообещал, но дальше слов дело не пошло. И теперь ко всем моим домашним заботам, а также к заботам о новорождённом ребёнке, я должна была ещё и учиться.
И каждый раз, когда я смотрю фильм «Москва слезам не верит» и вижу сцену, когда главная героиня сидит ночью за письменным столом и пытается читать учебник, одновременно покачивая коляску с крошечной дочерью, я ловлю себя на мысли, что фильм снят обо мне. Только вот в отличие от Кати Тихомировой мне не нужно было заводить часы, чтобы встать утром пораньше. Дочь будила меня лучше любого будильника.
Только вот к чему были все эти жертвы? Наверное, исключительно для того, чтобы мой ненаглядный муженёк мог продолжать беззаботно жить и получать высшее образование, эксплуатируя свою несчастную молодую жену по полной программе.
А Андрей настолько обнаглел и обленился, что не желал делать даже элементарных вещей.
Как-то раз в выходной день, пока Алёна спала, я писала курсовую работу по уголовному процессу. И чтобы начертить таблицу, мне понадобился карандаш. Когда я взяла его в руки, то увидела, что он притупился.
– Андрюш, – обратилась я к мужу, – поточи, пожалуйста, карандаш.
После этих слов Андрей оторвался от телевизора, взял из моих рук карандаш и пошёл на кухню, а через пару минут вернул его мне поточенным. И я продолжила писать работу, а муж снова вернулся к просмотру телевизора.
Закончив писать, я пошла на кухню и сразу же увидела на столе кучку мусора, оставшуюся от починки карандаша.
– Андрей, а почему ты не убрал за собой? – возмутилась я, возвращаясь в комнату.
– А ты не просила меня об этом, – спокойно ответил он, не отрывая взгляда от экрана телевизора. – Карандаш поточить ты меня просила, и я его поточил. А убрать за собой ты не просила, вот я и не убирал.
– А ты, наверное, маленький мальчик, которому всё нужно растолковывать и который ни шагу не может сделать без подсказки взрослых? – возмутилась я. – Неужели тебя в детстве не учили тому, что за собой нужно убирать?
– Но ты же меня об этом не просила, – продолжал Андрей твердить одно и то же, словно не слышал моих последних слов.
Я еле сдержалась, чтобы не ударить его. Как же он удобно устроился! Мало того, что живёт со мной, как у Христа за пазухой, так он ещё и дитём неразумным прикидывается, лишь бы вообще ничего не делать! Зла на него не хватает!
В итоге пришлось убирать мусор самой, а пока я это делала, проснулась Алёна, и я переключила всё своё внимание на ребёнка, в то время как мой муженёк продолжал в своё удовольствие проводить субботний вечер.
Приближался очередной Новый год, который был для меня не более чем обычной датой в календаре, потому что на его празднование у нас не было денег. И вот как-то раз муж возвратился домой и за ужином сообщил мне новость.
– Мы на работе решили украсить кабинет к Новому году. И Надежда Скворцова сказала, чтобы каждый принёс из дома ёлочные игрушки или какие-нибудь другие праздничные украшения.
– Прекрасно. Только у нас дома нет не то, что ёлки, нет даже ни одной ёлочной игрушки, – ответила я.
– Значит, нужно их купить, чтобы я мог потом отнести их на работу.
– Подожди, – тут же решила я пресечь энтузиазм мужа. – Прежде чем тратить деньги, давай порассуждаем логически. Надежда сказала, что нужно принести на работу ёлочные игрушки или любые другие новогодние украшения из тех, которые есть дома. Но поскольку у нас дома ничего нет, то и нести ничего не нужно.
– Легко тебе рассуждать! – начал возмущаться Андрей. – Завтра все принесут ёлочные игрушки, а я ничего не принесу?
– Да. Потому что у тебя их нет, – спокойным голосом ответила я, пытаясь удержать мужа от напрасной траты денег. – Я полагаю, у вас в отделе достаточно сотрудников. И если каждый из них принесёт из дома по набору ёлочных игрушек, то вы сможете не только свой кабинет украсить, но и весь этаж. Поэтому у тебя нет необходимости тратить последние деньги на покупку новогодних украшений для своего рабочего кабинета.
– Как ты можешь так говорить! – стал кричать на меня Андрей. – Ты такая жадная, что ничего не позволяешь мне купить!
– Я не жадная, а экономная. И в отличие от тебя я в состоянии реально оценить финансовую ситуацию в нашей семье. Если мы не можем купить ёлку к Новому году даже для себя, то как же мы можем тратить деньги на ёлочные игрушки для украшения твоего рабочего кабинета?
– Всё! – поднимаясь с места, прокричал Андрей. – Я не хочу больше разговаривать на эту тему! Я сам решу этот вопрос.
– Только попробуй взять деньги! – прикрикнула я на мужа, сразу же смекнув, куда он клонит.
– Ты об этом даже не узнаешь! – крикнул он мне в ответ.
– Узнаю! – ответила я, понимая, что мне опять придётся экономить на еде, потому что даже если я спрячу семейные деньги, то муж займёт нужную ему сумму у кого-нибудь из друзей, а потом отдаст в день зарплаты, а мне принесёт денег меньше обычного, аргументируя это своей стандартной отговоркой о каких-то непонятных долгах, которые ему срочно потребовалось отдать.
И как бы я не пыталась его остановить, ничего у меня не вышло. Андрей ни за что не согласился бы ударить в грязь лицом перед своими обеспеченными коллегами. Он даже не стал мелочиться и перещеголял всех, принеся на работу живую ёлку, которую приобрёл на ёлочном базаре, чем вызвал всеобщее восхищение не только коллег, но и начальства. О чём я, как всегда, узнала постфактум и, соответственно, ничего не могла предпринять, чтобы остановить и пристыдить Андрея.
И лишь мне, чтобы украсить нашу квартиру, пришлось вырезать снежинки из бумаги, развешивая их на ниточках, словно в начальной школе.
Да, уехав от свекрови, я рассчитывала, что наши с Андреем отношения станут лучше, так как полагала, что именно козни его матери являются источником наших бед. Я думала, что мой муж наконец-то почувствует себя главой семьи и будет вести себя соответствующе, проявляя хотя бы минимальную заботу обо мне и дочери. Но разве что-то могло изменить этого человека, для которого не существовало ничего, кроме собственных интересов и желаний? Более того, находясь вдалеке от свекрови, я стала замечать, что не такие уж они разные: мать и сын. Андрей точно так же, как и Надежда Викторовна, мог устроить скандал на пустом месте, он точно так же был жаден до денег, и точно так же был эгоистичен и самолюбив, как она. И почему я раньше этого не замечала?
Невольно вспоминаются слова Есенина: «Лицом к лицу лица не увидать». Вот и мне тоже следовало уехать от свекрови, чтобы разглядеть собственного мужа, чьи недостатки стали теперь ещё нагляднее, особенно сейчас, когда Андрей понял, что путь на свободу мне заказан.
Порой я даже ловила себя на мысли, что Андрей – копия своей матери. Они были похожи не только внешне, по характеру и по темпераменту, но и имели ряд общих привычек, которые в их роду, вероятно, передавались генетически. Так, оба они были отъявленными лгунами. Правда, обо всех масштабах лжи своего мужа я узнала только после его смерти, но и когда мы были вместе, Андрей не брезговал обманывать меня по мелочам, совершенно не опасаясь того, что его могут поймать с поличным. И я до сих пор не могу взять в толк, зачем он это делал. И сейчас мне вспомнился один из таких случаев, который наглядно доказывает, с какой лёгкостью и наглостью мой муж обманывал меня.
В съёмной квартире, где мы жили, имелась лишь одна комната, находясь в которой можно было увидеть часть кухни. И поскольку зимой холод стоял жуткий, то в течение всего дня у нас горел газ на плите, который мы выключали только на ночь.
И вот я легла в кровать, а муж продолжал ещё бродить по комнате.
– Андрюш, выключи, пожалуйста, плиту, – попросила я его.
– Я уже всё выключил, – буркнул муж, укладываясь в кровать рядом со мной.
– Но я же вижу, что газ горит, – сказала я.
– Если ты не хочешь, чтобы я ложился в кровать рядом с тобой, то так и скажи, – со злостью бросил в ответ муж.
– Я не против того, чтобы ты ложился в постель, – стараясь успокоить разгневанного мужа, доброжелательным тоном произнесла я. – Просто нужно выключить газ. И поскольку я уже разделась и лежу под одеялом, а ты – нет, то тебе это сделать проще.
– Нет, ты это сказала, чтобы нарочно отправить меня на холодную кухню! Но я сделаю тебе одолжение и схожу! – рявкнул он, поднимаясь с кровати.
Продолжая лежать, я видела, как Андрей зашёл на кухню, подошёл к плите и выключил все четыре конфорки. После этого он вернулся в комнату и, забираясь ко мне под одеяло, процедил сквозь зубы:
– Довольна? Зря только мужа на кухню гоняла, потому что газ давно был выключен!
– Но я же видела, что ты выключил его только что!
– Это ты специально сейчас говоришь, потому что не хочешь признаваться в том, что зря погнала меня на кухню! – продолжал обвинять меня муж.
– Если не веришь, то сам поверни голову и посмотри. Отсюда прекрасно видна плита, и поэтому я видела, что газ был включён, и ты его выключил только что, – постаралась я аргументировать свою точку зрения.
– Ничего ты не видела! – словно твердолобый баран, твердил муж, не желая признавать свою неправоту.
Насупившись, он отвернулся от меня, продолжая недовольно пыхтеть.
И как было с ним спорить? Стараясь отстоять свою позицию, Андрей начинал громоздить горы лжи, даже в тех случаях, когда проблема и яйца выеденного не стоила. Но ему всегда требовалось унизить меня, чтобы самому остаться на высоте. И я никогда не могла с этим смириться.
Да, сложно жить с мужем, который врёт на каждом шагу, в то время как я всегда старалась быть честной, даже в ущерб себе. И потому мне слишком трудно понять человека, имеющего противоположные принципы. Однако в силу своей молодости и наивности я не видела в этом особой трагедии для нашей семейной жизни. Но было в привычках Андрея ещё кое-что, что причиняло серьёзный ущерб нашей семье. А именно то, что он всегда всё терял. Причём он совершенно не стеснялся этого, а наоборот, бравировал этим. Прямо как его мать, которая когда теряла ключи от квартиры, то сразу же забирала себе мою связку и не признавалась даже в тех случаях, когда её ловили с поличным. В этом случае она обвиняла меня или Андрея в том, что мы не имеем права рыться в её вещах, и никогда не признавалась в том, что украла чужую вещь.
Разбив свою кружку, Надежда Викторовна тут же забирала себе мою, а увидев в моём гардеробе симпатичную кофточку, тотчас присваивала её себе, заявляя, что это – её вещь, и не принимала в качестве доказательств даже чеки и фотоснимки, на которых я была сфотографирована в той самой кофточке.
Закончилось всё тем, что я стала пользоваться лишь одной кружкой, на которой огромными буквами было написано моё имя, а одежду старалась покупать себе таких фасонов, что старая бабка её бы никогда не надела.
Но сейчас Надежда Викторовна была далеко, а Андрей – рядом, и он изо всех сил старался компенсировать мне отсутствие свекрови тем, что с удвоенной силой терял свои вещи.
Он всё время терял ключи, кошельки, зонты, кепки, а впоследствии и мобильные телефоны. Терял с завидной регулярностью, что влекло за собой не только массу финансовых затрат, но и кучу проблем, так как после очередной потери какой-либо вещи муж хотел не просто купить новую, но и найти точно такую же, которая была у него раньше.
Так, Андрей всегда носил исключительно кожаные кепки черного цвета без пуговки в центре. И ни на какую другую муж не соглашался. А найти такую кепку в дефицитные девяностые годы было достаточно сложно.
Но хуже всего дело обстояло с ключами. Андрей носил все ключи в одной связке: и от квартиры в Москве, и от съёмной квартиры, и от рабочего кабинета, и от рабочего сейфа, и от рабочего шкафчика для одежды, включая печать и личный номер. Так ему, видите ли, было удобнее. Но, учитывая, что терял он эту милую связку не реже одного раза в месяц, а то и чаще, то и восстанавливать всё это добро становилось очень проблематично. Особенно дорого обходилось восстановление печати, которой муж опечатывал рабочий кабинет, потому что только одна металлическая заготовка стоила дороже, чем все остальные ключи вместе взятые, не говоря уже о гравировке. Правда, потом нам, как постоянным клиентам, мастер стал делать скидку, что, вероятно, должно было меня как-то утешить, но почему-то не утешало.
Я умоляла мужа разделить свои ключи и хранить их отдельно, чтобы в случае очередной потери не пришлось бы восстанавливать всё сразу, но не могла до него достучаться. Особенно после рождения дочери, когда наши финансы не только не пели романсы, а уже полностью охрипли, каждая потеря приводила к таким брешам в нашем бюджете, что мне реально приходилось голодать.
Но больше всего в поведении мужа меня злило то, что потеряв свои ключи, он тут же забирал мои, когда уходил утром на работу. Естественно, не считая нужным предупредить меня об этом. И в итоге в течение целого дня я не могла ни сходить на молочную кухню, ни пойти в магазин, ни выйти с дочерью погулять. Приходилось всё время сидеть в квартире и ждать возвращения мужа. А он не слишком-то торопился вернуться. После рождения дочери для него стало обычным делом не возвращаться домой несколько дней к ряду. И всё это время я вынуждена была сидеть с грудным ребёнком взаперти.
В своё оправдание муж ничего не говорил, избрав для ответа свою обычную стратегию:
– Ну, взял. И что?
– Но это же были мои ключи! Я несколько дней не могла выйти из дома!
– И что? Я должен теперь переживать из-за этого?
– Ты не должен брать мои ключи! Если ты потерял свои, то, значит, должен ходить без ключей, пока их не восстановишь. Ведь я по вечерам всегда дома и спокойно могу открыть тебе дверь!
– Любишь ты поднимать шум из-за ерунды! – кричал на меня Андрей, не чувствуя за собой ни капли вины.
И после второго такого инцидента, когда муж оставил меня с ребёнком без ключей в запертой квартире, я решила поступить следующим образом. После восстановления ключей я сделала дополнительный дубликат и отнесла его своим родителям. Потому что если я бы оставила его у себя, Андрей бы непременно его нашёл, забрал и снова потерял, и я опять осталась бы ни с чем.
И с тех пор, как только муж терял свои ключи, а утром, не моргнув глазом, забирал мои, я одевалась, открывала окно (есть свои преимущества в проживании на первом этаже!) и прыгала на землю, оставив дочь одну. А затем, сломя голову бежала к родителям, брала у них запасные ключи и пользовалась ими до возвращения мужа. После чего возвращала дубликат обратно родителям, чтобы Андрей даже случайно не мог заметить того, что у меня есть запасной комплект ключей.
Так я и жила. Кто-то может упрекнуть меня в том, что не стоило прибегать к таким сложностям и прятать запасной комплект ключей у родителей, когда можно было это сделать у себя дома. Но в ответ я скажу, что вы не знали моего мужа. У него была паранойя в отношении меня. Он постоянно проверял все мои вещи, сумки, карманы, полки в шкафу, бельё, документы, – всё, лишь бы найти доказательства моей неверности. Он был настолько патологически ревнив, что я не могла дома хранить ничего, что могло бы вызвать в нём хоть тень ревности. Причём ревизию моих вещей он производил не тайно, а открыто, бравируя своими правами мужа следить за праведностью своей жены.
С годами подобные ревизии стали проводиться реже, однако количество сцен ревности от этого не только не стало меньше, но, наоборот, увеличилось в геометрической прогрессии.
Как же хочется отвлечься от этих тягостных воспоминаний! Сделать перерыв, сходить подышать свежим воздухом и подумать о чём-то хорошем. И я непременно сделаю это, но только потом, когда наконец-то обрету долгожданную свободу. А сейчас мне нужно снова сосредоточиться на своей боли и выплеснуть её из себя, как чужеродную заразу, которой совершенно не место в моём организме.
Сделав глоток снадобья, я снова продолжила вспоминать.
В детстве родители не баловали меня подарками. А точнее было бы сказать, совсем мне их не дарили, объясняя это тем, что у них нет денег. И я имела неосторожность поведать об этом мужу. Но я рассказала ему об этом неприятном факте своей биографии исключительно для того, чтобы он понял, как обидно мне было в праздники не получать подарки, в отличие от остальных детей, включая свою младшую сестру. Я надеялась, что Андрей своей заботой постарается компенсировать мне отсутствие родительского внимания. Но я и предположить не могла, что он возьмёт эту деталь моей биографии себе на вооружение.
Пока у нас не было детей, Андрей всё-таки старался иногда радовать меня скромными знаками внимания. Его подарки были дешёвыми и некачественными, но, по крайней мере, они были. Дары мужа были стандартными: на 8 марта и на день рождения он дарил мне одну розочку, причём выбирал самую маленькую и дешёвую, такую, которая на следующий день осыпалась. А на остальные праздники он дарил мне молочную шоколадку «Alpen Gold» в голубой обёртке. Без вариантов.
Поначалу я пыталась сказать мужу, что не люблю этот сорт шоколада, но он упорно продолжал покупать именно его, потому что он был самый дешёвый.
