Павел Владимирович Лешинский
На горизонте Мраморного моря
В это безрадостное утро, он, вновь, мысленно вернулся к Лоре. Это происходило с ним все чаще и чаще теперь. Он был знаком с ней каких-то два месяца, но то несравнимое щемящее чувство уже поселилось в его сердце. Неотвратимое желание быть с ней уже преследовало его. Просто бродить вдвоем по родному Питеру, смеяться, болтать чепуху. Он знал, что мог себя назвать счастливым, сейчас, только находясь рядом с ней. Только с ней он был способен быть веселым и искренним, только с ней понимал, что живет. А ведь если задуматься, он ее совсем не знает. А она его. Она далека от его забот, чужда его работе и взглядам. Он умиляется ее непосредственности, вспыльчивости, детскому невежеству, восхищается безотчетностью в поступках и порывах. Как же она естественна, как живы и захватывающи ее эмоции! Для кого-то такая разница в мироощущении легла бы непреодолимой преградой, а им удивительно хорошо наедине! Свежесть и новизна в отношениях? Пусть так. Но тогда и это что-нибудь да стоит! – Рассуждал Петр. – Как бы там ни было, если для того, чтоб почувствовать себя человеком, мужчиной, дышать полной грудью пьянящим воздухом свободы и счастья, видеть мир утопающим в красоте, необходима свежесть новой встречи, пусть она произойдет! Стремление к жизни оправдывает саму жизнь. Беспросветица и безволие лишает ее всякого смысла.
Вдохновение влюбленности захватило Петра. Он оставил чашку, откинулся к стене, и отсутствующим взором смотрел на декорации зимней природы за окном. Теперь он всегда аккуратно пострижен. Жена часто спрашивает: что это с тобой? Раньше не допросишься, чтоб сходил в парикмахерскую! Если б она знала, как он познакомился с соперницей, о которой и не подозревала! Тогда, он пришел в салон красоты на Владимирском, заросший, по обыкновению. Она очаровала его сразу же, как это не банально звучит. Высокая, стройная, белокожая шатенка с высоким бюстом. На выразительном лице сияли голубые глаза. Он даже оторопел, как не редко случается с мужчинами, внезапно увидевшими красоту из плоти и крови. Наверняка, он не решился бы на разговор, уж слишком засмущался он под впечатлением, но она… Ну, что за умница! Конечно, она смеялась над сконфузившимся Петром, как и над сотнями других, робко теряющихся на фоне ее земного великолепия. И тогда, ощущая полное свое превосходство, она взяла инициативу на себя:
– Почему вы такой мрачный? Так нельзя! Если пришли сделать прическу, настроение должно быть обязательно хорошее. Ведь это же праздник, стать еще красивее!
– Пожалуй, вы правы. – Петр, растерянно улыбнулся, он вовсе не был в дурном настроении, но вид незнакомой красавицы, против его воли, заставлял держать дистанцию. Он сам не понимал, что с ним. Недаром говорят: красота – страшная сила.
– Потом. Если люди сидят с кислыми минами им и прическу и укладку надо подбирать соответственные. Специально для зануд.
– Вы извините, пожалуйста. Я вовсе не таков, как вам очевидно показался. Просто, сегодня, у меня, был не самый удачный день. – неумело, попытался обелить себя Петр. Он снова, мягко улыбнулся.
– Ну вот. Так, уже гораздо лучше. Да, вы не подумайте! Я сразу заметила, что вы человек добрый и веселый. Только поэтому, так и заговорила с вами. Другой бы мог не понять.
Когда Петр не знал, что сказать, а сказать что-нибудь очень хотелось, как например, сейчас, он выкладывал первое, что приходило в голову. При этом, однако, облекал свои не всегда приличные мысли, в безупречные, в этом смысле, фразы.
– Вообще то, знаете, нелегко сохранить выдержку и самообладание, когда встречаешь самую красивую девушку в городе, а может быть и в мире. – Петр осознал, что сказанное, очень уж смахивает на неприкрытую лесть, но полагал, что каким бы преувеличенным комплимент не был, он не испортит впечатления о нем, в глазах женщины. Тем более, он искренне верил, что отнюдь не далек от истины.
– Ого! Да вы еще и Дон Жуан! Вот уж не ожидала.
– От чего же не ожидали? Так уж невзрачен?
– Теперь, я вынуждена просить прощения. Конечно, не это имела в виду. 1:1. Просто, то слово боялись вымолвить, а, тут, сразу: самая красивая!
– А можно я, в доказательство того, что имею пусть и самое отдаленное отношение к Дону Жуану приглашу вас на ужин в ресторан?
– Заметано! – радостно воскликнула Лора. – Испугались? Думали, что не соглашусь?
– Ничуть не бывало, – ответил он, спокойно улыбаясь. – Кстати, меня Петр зовут.
– А меня Лора.
Так все началось. За два месяца они встречались всего шесть раз. Чаще не получалось. Работа оставляла Петру мало свободного времени. К тому же, вынырнуть из под колпака жены – не самая простая задача. Ведь она отличалась недюжинным любопытством. С горечью и тревогой думал он, что Лора достанется кому-то другому, а не ему. Он боялся, что для Лоры, их встречи всего лишь времяпрепровождение. Он же ощущал уже физическую и духовную потребность в их свиданиях. Иногда, его переполняла уверенность во взаимности их чувств, тогда он понимал, что мучит Лору двусмысленностью их встреч и неразрешимостью своей семейной проблемы. Петр не хотел бросать жену. Или вернее, хотел бы сделать это, но не мог решиться. Привитые с детства понятия, а также сострадание к нуждающимся в нем существам, не могли позволить ему жить, как вздумается. С другой стороны, в нынешней его жизни, для него самого, оставался только один стимул и интерес, это Лора. И в дороге, и в минуты передышки от бесконечной рабочей суеты, и просто засыпая и просыпаясь, его воображение будоражил ее волнующий образ. По натуре, Петр был человеком весьма эмоциональным, частенько его экспрессия обращала на себя внимание более хладнокровных собеседников. Свое живое расположение или равнодушие ему плохо давалось скрывать. В этом искусстве он был новичком. Перемена в сердечном пристрастии Петра не прошла не замеченной для зорких глаз его супруги. Внимательная и осторожная, она то и дело сталкивалась с его рассеянностью и безразличием к семейной жизни. Теперь, он не пытался разобраться даже в самых простых житейских вопросах, был, против обыкновения, неразговорчив, упорно стремился к уединению. Наташа забеспокоилась. Для нее, еще были не ясны причины такого поведения мужа, но то, что с ним происходит, что-то неладное, стало очевидным. Не то что бы ей были необходимы его внимание и разговоры, она скорее привыкла к ним, и могла бы обходиться без них и много дольше, но сбой в обычном ритме общения, казался ей сродни поломки дорогостоящего домашнего оборудования. Типа холодильника или стиральной машины, только еще дороже. Нельзя, впрочем, утверждать, как было сказано выше, что Петр совсем не любил Наташу. Даже сейчас, в период романтических грез по Лоре, в его сердце оставалось место и для жены. Ведь он любил и ее почти также, в свое время. И даже, не смотря на постигшее его разочарование в ней, как женщине, он долго и упрямо не хотел мириться с этим. Когда-то он влюбил себя в нее, со всей присущей ему страстностью и силой желания. Наделил ее, в своем воображении, всеми мыслимыми ему достоинствами. Заведя Наташу в мир своих грез, он предложил ей свою игру. Она же, приняв ее, стала играть в свою. Для нее это было нечто вроде брачных игр особей животного мира. Она видела в ней мало практического смысла, но милостиво принимала ухаживания и подыгрывала. Ведь цель всего действа сводилась к браку и устройству быта. Некоторые женщины это иногда называют – «устроить личную жизнь». После получения желаемого, ритуальная игра наскучила Наташе. Она уже не стеснялась показывать себя такой, какая есть. Лед и примитивный практицизм в отношениях все чаще давали о себе знать. Ее капризы участились. Она уже даже не стремилась скрывать своей отчужденности. Петр не мог слишком долго пылать один. То пламя превратилось в тлеющие угли. Так постепенно его нерастраченное стремление любить, словно закипающая вода в котле, с каждым днем все сильнее стало требовать выхода. И этот выход нашелся. Это любовь к Лоре.
Перебирая в памяти приятные страницы волнительных встреч с голубоглазой красавицей, Петр, невзначай, наткнулся взглядом на календарь. – А ведь, сегодня, я мог бы нанести ей визит. Сказано – сделано. В таких делах раздумывать долго было не в его стиле. Момент, и он – в ванной. Быстрый туалет. Мытье, бритье, новая сорочка, укладка – и он готов к подвигам. Но, тут, щелчок входной двери нанес его энтузиазму непоправимый ущерб. Фак вашу мать! – пронеслось у него в голове. В коридоре, разгоняя полами широкой дубленки, клубы, влетевшего снаружи, морозного воздуха, уже копошилась жена.
– Сидишь, а в квартире не убрано! – произнесла она, вместо приветствия. Ее бархатистый голос прозвучал твердо.
– Я только встал, помылся и попил чаю. – Петр лихорадочно прикидывал, куда бы он мог собраться пойти. После некоторых мучительных попыток, которые уместились в десять секунд паузы, понял, что сегодня, ничего путного не выйдет. Раз жена пришла рано, на целый день уйти, все равно не получиться. Прибережем подозрения на следующий раз.
– Торговля сегодня слабая. Я забрала выручку за вчера. Сегодня, пусть девчонки сами поработают.
– Ok. – Петр пересчитал деньги и бросил в сейф.
Наташа разделась, вошла в комнату, села на диван. Петру она показалась еще толще, чем обычно. Ее спутавшиеся черные волосы и пушок над губой, виделись ему сейчас, чуть ли не уродством.
– Ты куда-то собрался? Побрился, в новой рубашке.
– Да, нет. Тебя ждал. Сегодня же у нас единственный выходной. Может быть, куда-нибудь сходим? – не растерялся Петр. Про себя, однако, подумал: ну не возможно ничего сделать, чтоб не заметила! Того и гляди, поймает на какой-нибудь ерунде.
– Не очень-то часто ты так наряжаешься, чтоб со мной пройтись неизвестно куда. Да, и откуда ты знал, что я скоро вернусь?
Петр закатил глаза. Наташа, к его радости переключилась на другую тему:
– Хоть бы раз убрался. Пропылесосил. Кроватку Симину застелил. Мусор бы вынес. А в ванной, между прочим, труба засорена уже неделю. Почему всем этим я должна заниматься?
– Ну, что за беда! Вызовем водопроводчика. – Петр сделал движение с намерением приобнять жену. Но рука его была отброшена, без лишних церемоний.
– Тебе никогда никакой беды! Ведь есть я! В квартире бардак, я ношусь как ошпаренная из дома на работу и обратно. Все на мне. Про ребенка, даже не говорю. Хоть бы раз о нем подумал, позанимался с ним, или хоть в садик сводил!
– Ладно. Что, я его в садик не водил?
– Водил. Два раза за полгода. Вот и сейчас вырядился! Куда я должна идти? Видел, сколько грязного белья в ванной?
– Наташенька, не кипятись. Хочешь, я выстираю все сам, вечером? – Петр пошел на столь героический шаг, в надежде, смирить надвигающуюся бурю.
– Постираешь ты! Как же! Сначала засор удали! Постираю, как-нибудь, без помощников.
– Удалю. – Он устало согласился. – Сейчас он подумал о Лоре, как о недостижимой мечте.
– Когда?
– Что когда?
– Вот, о чем ты все время думаешь? Ведь, тебе совсем наплевать на то, что творится у тебя в доме, что с сыном, со мной! Эгоист чертов! Как же несправедливо, что я одна должна тянуть весь воз! – звучание ее голоса все больше напоминало визг, на глаза навернулись слезы.
– Что ты устроила за трагедию! Все. Иду чистить эту несчастную трубу! Все сделаем, и все будет прекрасно. Погуляем, значит, завтра вечером, А сегодня дома посидим.
– Ну почему, ты можешь делать что-то, только после скандала? Почему я всегда должна тебя упрашивать? У других, мужья все дома наладят и обустроят, только я одна и баба и мужик. – Наташины нервы сдали, она захлюпала носом.
Наверно, как-то так выглядят платные плакальщицы на похоронах, – промелькнуло у Петра. Наташа, порывисто встала с дивана и, захлопнув за собой дверь, направилась на кухню. Там она отдалась нахлынувшему на нее приступу плача.
Петр, вздохнул. Ну вот, опять день испорчен. Не жизнь, а нервотрепка. Какой-то бред. Наверное, я на самом деле плохой хозяин. Мужик, как она говорит. Но это же не конец света. Раньше она, что ли этого не замечала? Из-за этого стоит так убиваться? В конце концов, недостатки есть у всех. Во всяком случае, семью я обеспечиваю. А она, истеричка. Что хуже? При чем тут, что хуже? Как бы там ни было, стараюсь идти ей навстречу, но хоть бы толк из этого был. Не справиться мне с ней. Вот счастье то! И ведь, ясно, что дело не в том, что я, что-то не убрал или не сделал. Иной раз, еще большие проблемы или беспорядок, но ее это так не волнует. Одним словом заскоки из серии «я страдаю, а ему плевать». Но заскоки эти, уже давно, стали систематическими. Систему, только вот, не могу вычислить. Так размышлял он, сидя один на диване, в комнате, уставившись в ворсинки вишневого ковра. Наконец, он встал, движимый решением удалить злополучный засор. – Все же, это лучше, чем самого себя упрекать. Уже через полчаса, несмотря на по локоть черные руки, он почувствовал глубокое удовлетворение, от осознания, выполненного долга. Еще минут двадцать возни и работа успешно закончена. Наташа заметно смягчилась и даже, казалось бы, успокоилась, увидев, что ее излияния возымели действие на мужа.
– Я постираю. Подвинь мне машинку. – Повелительным тоном обратилась она к Петру.
Петр послушно выполнил задание.
– Знаешь, я зайду к Алексею. Он мне вчера звонил. Спрашивал о разном. Давно не виделись. Я ненадолго.
– Иди, – ответила она равнодушно.
В другой раз, она бы, наверняка, напросилась с ним вместе и даже бы обиделась, на то, что Петр не позвал ее с собой, – подумал он. – Хотя, кто знает, может, она и сейчас обижается. Как не крути, я удачно выбрал время, чтоб сказать ей об этом, а о том, что она может обидеться без всякой видимой причины, я догадываться не обязан.
Он спешно оделся, поцеловал, на прощанье, умиротворенную жену и вышел на улицу.
Эх, хорошо! Свежий воздух, белый снег. Свобода. Даже на душе, стало легко и светло. До Алексея ехать было не далеко. Иногда он преодолевал это расстояние пешком. Но, в этот раз, он отправился на машине. Он сделал это еще и потому, что не мог избавиться от навязчивой идеи навестить сегодня и Лору. Доехав до Алексея, выяснилось, что дома никого нет. – Ну что ж, судьба сама велит мне сегодня отправиться прямиком к моей шатенке, – пронеслось в голове Петра. И он полетел, по грязной от растаявшего снега дороге, в сторону центра.
Лора в этот час, делала модельную прическу, уже изрядно полысевшему, упитанному джентльмену. Тот, был еще не стар и имел лицо уверенного в себе человека. Она аккуратно приподнимала расческой его жидкие пряди и, едва заметно, ровняла их. Сегодня было мало посетителей. Этот был только вторым. Он, время от времени, самодовольно улыбался и бросал на Лору плотоядные взгляды. Его лоснящееся лицо, при этом, неприятно сморщивалось.
– Как приеду к тебе, Лорочка, сразу другим человеком себя чувствую. Петь хочется.
Лора индифферентно улыбнулась. Сколько раз приходилось ей слушать несусветную чушь от многочисленных поклонников из клиентуры. Но что поделаешь? Ради работы приходилось с ней мириться. Еще бы! Ведь денег постоянно не хватает, и если распугать всю эту липкую шушеру, и подавно останешься на бобах.
– А что? Лорочка, ведь, неспроста, наверное, так бывает с мужчиной? – Вот, у тебя, к примеру, жених есть? Прости, за нескромный вопрос. Но ты же знаешь, что я по тебе сохну и молю, чтоб освободила хоть кусочек твоего сердца для меня.
– Знаете, жениха у меня нет. А вот, таких ухажеров, как вы – с избытком. – Лора, с трудом, подавила нахлынувшее возмущение. Вопрос этого джентльмена вывел ее из равновесия потому, что задел за живое. Действительно, с кем могло быть у нее серьезно? Таковых не наблюдалось. – А Петр? – А, что Петр? Он женат, имеет сына, и разведется вряд ли. Она, подавив досаду, вздохнула.
– Ты, Лорочка, зря упрямишься, – не сдавалось лоснящееся лицо. – Я к тебе вполне серьезно и со всем уважением. А то что? Я, мужик солидный, имею стабильный бизнес, так сказать. Твердо стою на ногах, разве плохо? Мои станции техобслуживания, поверь уж мне, не простаивают. Ты не торопись отказываться. Счастье свое, может, отталкиваешь.
– Вы, что же мне свой автосервис подарите? – съязвила Лора.
– Ах уж, как бы я тебя на руках носил! – ничуть не смутившись Лориной реакции, продолжил бизнесмен. – Сейчас, отбрыкиваешься от меня, а потом, быть может, плакать будешь. Будешь вспоминать: Ах! Вот был же Кирилл. Любил меня нежно, а я наплевала. И зарыдаешь. – Тут Кирилл притих, представив, эту душещипательную сцену. Его фантазии, по всей вероятности, хотя бы отчасти, способны были его утешить.
– Спасибо, конечно, за ваши шутейные признания. Но вы не беспокойтесь, те 50$, что я занимала, отдам на следующей неделе. Если зайдете.
По правде сказать, Лора еще и представления не имела, как ей удастся отдать те злополучные 50$, но не нашлась ответить ничего удачнее. Ей так хотелось отшить этого неприятного типа!
– Лорочка! Лапушка! Я же не хотел тебя никак обидеть! Что с тобой сегодня? Сегодня, ты явно не в духе.
– Спасибо, Кирилл Афанасьевич, за участие, но уж больно вы напираете, – смягчила оборону Лора. Она, ловко смахнула с мужчины остатки состриженных волос и сдернула салфетку. – Ну, вот и все. Вы довольны?
– Я был бы просто счастлив, Лорочка, если бы ты на меня не обижалась. – Кирилл не прекращал подлизываться.
– Считайте, что не обижаюсь. Заходите, буду рада сделать из вас красавца.
– Приду, непременно. – расплывшись в отвратительной улыбке, клиент удалился. В глубине души, он все еще лелеял надежду, что уж в следующий, раз он добьется нечто большего, чем натянутый разговор во время стрижки.
Лора еще раз тихонько вздохнула, подошла к окну, обращенному на Владимирский и ах… Увидела Петра. Он широко улыбался красивыми белыми зубами и махал ей рукой. Лора, тоже не сдержала свою радость и быстро замахала в ответ, всем своим видом показывая; ну чего же ты стоишь? Заходи скорее!
Они встретились в холле. Поцеловались.
– Ты свободна?
– Пока да.
– Пойдем в кафе посидим?
– Сейчас. Только пальто накину. – Лора выскользнула за пальто. Когда бы Петр ни заходил, Лоре всегда удавалось сбежать с работы, хотя бы на полчаса. И это несмотря на паутину долгов и вероятный гнев начальства.
В небольшом, но уютном холле Петр остался ждать свою любовь. Чувствовал он себя неловко. Каждая проходящая мимо него сотрудница салона кидала на него, как бы невзначай, оценивающий взгляд. Они, одна за другой, исчезали в лабиринте узких коридоров, и где-то там, в глубине, пылко делились своими впечатлениями о нем. Впрочем, личность Петра уже была более, чем узнаваема, в этом заведении. Это не приходилось ему по душе, но он, бестрепетно, шел на жертву.
Вот, они уже покинули салон, и не спеша, направились к кафе-кондитерской, находящейся в двух минутах ходьбы. Они откровенно льнули друг к другу. Лора смущенно и робко, Петр порывисто и беззастенчиво. Со стороны, они казались красивой парой. Когда Петр примарафетится, он мог выглядеть импозантно, Лора же была очаровательна всегда.
Обнимая ее за плечи и тыча большим с горбинкой носом в ее дышащую свежестью щечку, он поймал себя на мысли: Господи! Как же мне хорошо с ней! Она способна пьянить лучше любого вина! Еще мгновение и он бы позабыл, что они находятся на одной из самых оживленных центральных магистралей города. Она одернула голову, по его лицу прокатился бархат каштановых волос. Повеяло тонким сладковатым ароматом духов.
– Вот и пришли, – грудной голос звучал спокойно, но Петр услышал в нем тоску соскучившейся женщины.
Она, как всегда, естественна. Это не так уж часто встречается, – подумал он. Да. Именно. Ее красота поражает своей естественностью… А может, как раз поэтому, она и красива? И по-другому, быть, просто, не может?
– Что сегодня пьем-едим? – прервала Лора его размышления. Он выглядел слегка растерянным. Казалось, безобидный вопрос его озадачил.
– Я бы эспрессо и, вон то, розовое пирожное отведал. Ты?
– Я, как и ты.
– Ты, необыкновенно хороша. Как будто солнце выглянуло, когда тебя увидел.
Они взяли пирожные и расположились в глубине зала, возле окна. Лора светилась счастьем. Заурядные комплименты в исполнении Петра звучали чудесной музыкой, для нее. С ним было легко, и мир вновь заиграл красками.
– Как твои делишки, Лорик?
– Без тебя, плохи мои делишки. Настроение – на нуле.
– Отчего так?
– Вот уж, не знаю, – она вздохнула, повела плечами. Затем улыбнулась и добавила: Наверное, дура.
– Знаешь, – он замялся, – Мне без тебя, действительно плохо. Глупо, но похоже, я серьезно влип.
– Только не хватало, чтобы еще и ты раскисал. Тебе необходимо развеяться.
– И тебе. Ты чертовски права. А что если нам, сегодня, пойти прогуляться по городу вдвоем. Сегодня, не так холодно, а?
– Ты что? Опять? А как же работа?
– Договоримся.
– Не хорошо как-то. И мне неудобно, и тебе деньги выкидывать за мою смену.
– Мои деньги, хочу – выкидываю, хочу – коплю. И поверь, моменты счастья стоят этих несчастных трат.
Если бы он знал, скольким я должна и как душат меня эти, для него мелкие, долги! Но нет, я не скажу ему ни слова. Было бы свинством, пользоваться душевным расположением, в решениях собственных проблем. – Такая мысль пронеслась у нее в голове.
– Ты, большой транжира и добряк! У нас в салоне, все считают, что ты просто клад! И готова поспорить, что каждая вторая из наших девчонок, была бы рада разделить с тобой постель.
Петр едва не подавился. Однако, он быстро оправился и, сверкнув ровной белизной зубов, рассмеялся. Для мужчины любого возраста, подобные признания не могут не быть приятны.
– А что, среди них, так много одиноких?
– Отнюдь. Но представь себе, я хорошо умею читать взгляды, и неплохо знаю направление их мыслей.
– И какое же это направление?
– Какое? А такое, что большинство из них меня осуждает. Мол, вот стерва, ходит с женатым, хвостом крутит. А сами, втайне, может, даже от самих себя, примеряют тебя к своим телам. И прекрасно понимая, что им не светит, злятся на меня.
– Милый коллектив. А зачем ты хвостом крутишь? – спросил он насмешливо.
– Сейчас, как измажу тебе физиономию тортом!
– Молчу, молчу. Потом, это не торт, а пирожное.
И как же меня ненавидят и Светка и Галка за то, что имею тебя и не возвращаю им долг. Они-то уж, наверняка, растрясли б тебя как Буратино. – И эта мысль Лоры, естественно, осталась невысказанной.
– Что это ты так нахмурилась, солнышко? Солнышку хмуриться не к лицу.
– Да, так. Подумала о работе.
– Тебе не по душе твоя работа?
– Нет. Просто, там, не все вокруг мои друзья. Злых и надменных многовато. Того и гляди укусят, не хуже змеи.
– Доброжелательности не хватает?
– Для показухи, хоть отбавляй… Не все, конечно, такие. Есть и очень добрые веселые девчонки.
– Не думай об этом. Гони ее тоску печаль. Не дадим злу извне нас одолеть!
– Легко тебе говорить. Ты, сам себе господин. А я, день за днем с ними, с людьми. Настроение могут испортить в миг!
– Ну.. Возьми себя в руки. Соберись. Ты помни главное: их злоба или зависть – их несчастье. Не твое. Понимаешь? Поэтому, постарайся не отвечать им взаимностью. Пересиль себя и отнесись снисходительно. Тогда, возможно, сможешь стать госпожой своего настроения.
– Как ловко у тебя получается. Можно подумать, ты всем доволен и только и делаешь, что ходишь в приподнятом настроении?
– Ты права. И меня угнетает масса вещей, но способ, о котором я сказал, все же, следует практиковать. Иначе, совсем можно распуститься и превратиться в неврастеника.
– А что же тебя гнетет? – сбавив на пол тона голос, вкрадчиво, спросила Лора. Голова ее склонилась набок, каштановая прядь скатилась по матовому, безупречной красоты лбу.
– Ты прекрасно знаешь, что, прежде всего…. А еще, ограниченность в людях, высокомерие и неуважение к другому человеку, его жизни.
– Да. Наверное, это ужасно. Но только уж больно серьезно, и не совсем понятно.
– Ты ждала другого ответа? Не обращай внимания на мою болтовню.
– А на чью болтовню мне обращать внимание? И все-таки, ты не ответил на мой вопрос. Не сказал того, что хотел, и что хотела бы услышать я.
– Я был прав. Мы и так поняли друг друга. – Петр опустил глаза. Говорить о своей семье он не желал. – Кажется, мы договорились, что не будем грустить и пойдем погулять? – он попытался соскользнуть с неприятной темы. Улыбнулся, как-бы извиняясь.
– Договорились. – покладисто отозвалась Лора и тоже улыбнулась.
Петр вышел от администратора салона уверенный и довольный. Он взял ее под руку, и они побрели, провожаемые цепкими глазками Лориных коллег, по заснеженному городу. Их путь лежал по Владимирскому, в сторону Невского. На улице было не слишком холодно, ветра не было вовсе. Для зимнего Питера, это почти удача. Пестрая толпа прохожих спешила по своим делам, некоторые также как и они шли прогулочным шагом. Они никого не замечали. Единственное, что имело значение – они вдвоем, близко. Могли касаться друг друга, слышать любимый голос и беззаботно, без видимой причины, смеяться. Через пару минут, они очутились на Невском и повернули в сторону Московского вокзала.
– Может быть, хочешь в кино? Интересно, что сейчас в Колизее?
– Сто лет не была в кино. А там, по-моему, «Утомленные солнцем» Михалкова. Уже с месяц, наверное, афиша висит. Ты видел этот фильм?
– Нет, не видел. Я тоже уже не помню, когда в последний раз был в кино. В студенческие годы, скорей всего. Да, многое изменилось с тех пор, хотя не так уж и давно это было. Теперь, и не знаю, кто в кино ходит. В России фильмов новых практически не снимают. В кинотеатрах месяцами крутят американское старье или нашу чушь. Все по своим конурам сидят и видики гоняют.
– Действительно, жаль. А как здорово было – ходить по выходным в кино! Залы полные, в кафе, холлах люди. Парочки, мороженое. Почти во всех кинотеатрах – разные фильмы.
– И не говори. – Он улыбнулся. – Мы завздыхали с тобой словно старики. А ведь тебе всего 25, а мне 29. А хочешь, я покажу тебе дом, в котором жил в детстве? И школу, в которую пошел в первый класс? Это здесь совсем близко, рядом с Московским?
– Покажи. Мне интересно знать все о тебе.
Они пересекли Лиговку, прошли мимо вокзала, и очутились на маленькой неприметной улочке.
– Вот здесь, – Петр указал на как будто съежившееся от непогоды желто-серое здание. Там за воротами, что перед нами, дворик, а в глубине его, два окна на втором этаже. Это наши окна. Там, сейчас, какая-то организация и ворота все время заперты. А тогда 25 лет назад они были открыты всегда. Маленький уютный дворик высотой в два этажа. Соседи друг друга знали и, конечно же, мы – дети играли всем двором. Потом нас расселили. Но память о том старом Питере, том времени, осталась. Там, образ молодой матери, отец, девчонка с моего двора, школа, что вон там, впереди, на этой же Гончарной. Все это живет отдельно от реальности, это, как старая сказка, рассказанная в детстве и запечатлевшаяся в памяти ребенка. Да. Даже в той убогой обстановке смогла родиться сказка. То чудо, что связано у человека с первыми осмысленными шагами. Слава Богу, я помню о том времени много хорошего. Эти воспоминания для меня дороги. Конечно, если бы я был взрослым, в то время, те события имели бы для меня совсем иное значение. Может быть, и отношение, было бы к тем годам, совсем другим. Но это – не так важно. Каждый раз, когда я прохожу мимо этого дома и смотрю сквозь решетку на наши окна, я будто чувствую аромат детства. Аромат того времени, когда мир мне казался большим, неизведанным, таинственным, когда я был несчастен из-за пустяка, и из-за пустяка же чувствовал себя счастливым.
Лора и Петр подошли к серым ржавым воротам, надпись на которых грозно предупреждала – «машины не ставить». Они припали к отверстиям в железной стене. Лора увидела желтый, должно быть, когда-то уютный дворик с тремя подъездами. Там не было, ни души, и казалось, никогда никого не бывает. Посредине, виднелась груда строительного мусора, у стены стояла проржавевшая копейка.
– Знаешь, – с горькой усмешкой прервал недолгое молчание Петр, – у нас ведь и дверь в квартиру почти не закрывалась. Достаточно было, – надавить плечом посильнее и резко дернуть. А я, дурачок, тогда, даже гордился этим. Притащил, как-то домой из школы, своего одноклассника и продемонстрировал это удобство – обходиться без ключа. Каково же было удивление мамы когда, придя с работы, она обнаружила меня с приятелем дома. Она-то была уверена, что я – на продленном дне, пообедал и делаю там уроки.
Через пару минут, они покинули столь ностальгическое для Петра место и вернулись к площади Восстания.
– Я ведь тоже, можно сказать, выросла в центре. Не у Невского, правда, – на Васильевском. Мы жили с мамой в коммуналке, но мои воспоминания смутные. Помню только свои плюшевые игрушки, радиолу, черно-белый телевизор, чай по вечерам и соседа – пьяницу. Мы уехали оттуда, когда мне не было и шести лет. Мама вышла замуж, и мы поселились в Купчино.
Они миновали Колизей, все-таки купив билеты на 16.00, и направились к Фонтанке.
– И куда мы сейчас? – Лора повисла на руке Петра. Ее голос был голосом абсолютно счастливой и беспечной женщины. Она полностью доверилась стихии судьбы, и это ее уже ничуть не пугало. Нарастающее чувство счастья шептало ей, что ничего дурного не произойдет, пока он с ней.
– А как ты смотришь на то чтоб заглянуть, на минут 10, в лавку писателя?
– Я смотрю положительно потому, что начинаю замерзать.
Деревянно-стеклянные двери магазина распахнулись, их обледеневшие на влажном морозе лица, ощутили тепло, наполненного запахом книг, воздуха. Петр очень скоро как будто даже позабыл о Лорином присутствии. Его взгляд побежал по полкам, сосредоточенно вглядываясь в корешки. Лора, не зная, что ей следовало бы делать, просто стояла рядом. Она оглядывалась по сторонам, наблюдала за посетителями. Она, как будто старалась разобраться, что же всем этим людям здесь нужно. Может, на самом деле, здесь есть, что-то чрезвычайно важное.
Петр просматривал заглавия книг, в его глазах отражались сменяющие друг друга эмоции. Иной раз это был живой интерес, другой – уважение к солидным трудам, когда – оценивающее или даже скептическое отношение. Его веки сузились в недовольной усмешке, он разочарованно вздохнул, обнаружив целый отдел, забитый бульварным чтивом. У сухонькой и бледной продавщицы, для ознакомления, он попросил целую стопку литературы. То были Аксенов, Войнович, Городницкий, а также История итальянского возрождения Буркхардта. Уже много лет, его увлекала культура Италии и он сразу же решил приобрести последнюю из книг. Он знал о ней, но встретил на полке впервые. Изысканное великолепие итальянского искусства, проявившееся в различных областях, заворожили его еще ребенком. Богатство красок, порывистость и утонченность итальянкой натуры, с легкостью, нашли отклик в его душе. Буркхард куплен, нечего было и раздумывать! Городницкий – “И вблизи и вдали”. Биография и немного стихов тоже? Не купить, нельзя. В первый раз, увидел он, в магазине, книгу любимого поэта, песни, которого мог слышать только в записях. Остальное, хоть и соблазняло, он решил оставить, до следующего раза.