Леонид Резников
Зай по имени Шерлок
Я оцепенел, успев заметить, что стальная стрела несется прямо на меня. И тогда мне в бок кто-то нанес удар. Оказалось, в самый последний момент мне на выручку пришел один из ястребов. От сильного толчка меня снесло с траектории полета болта, и тяжелая стрела прошла у самой моей головы, прошив навылет крыло смелой птицы. Ястреб дернулся, перевернулся в воздухе и рухнул на землю.
А енота между тем охаживали уже сразу двое. К хорьку, продолжавшему орудовать рыбиной, словно резиновой дубинкой, успел присоединиться Ван Заись. Старый заяц наносил удары кривой сучковатой клюкой, несильные, но достаточно болезненные. Удары сыпались безостановочно. Енот только поскуливал, закрываясь лапами и даже не помышляя о бегстве – куда там, разве от этих двоих скроешься!
– Всем стоять! Лежать! Не двигаться!
С треском проломившись сквозь заснеженный кустарник, на енота навалился Листрейд и лихо защелкнул на его лапах налапники.
– У-у, собака полосатая! – наподдал хорек задней лапой еноту, нехотя опустил рыбину и утер нос.
– Оцень парсивый собак. Нехоросё! – погрозил клюкой Заись.
– Да лежу я, лежу! – захныкал енот, прикрывая лапами морду, сплошь облепленную рыбьей чешуей. – Инспектор, чего они ко мне привязались?
Но Листрейд проигнорировал жалобы арестованного.
– Я вижу, вы не пострадали, – подбежал ко мне инспектор.
– Все в порядке. – Я поднялся с земли, держась за дважды ушибленный бок. – А вот Шерлок ранен.
– Как… ранен? – не на шутку забеспокоился инспектор и закрутил по сторонам головой. – Где же он?
– В гнезде, – указал я крылом.
– В гнезде? Но что он там делал?
– Замещал меня, – мрачно отозвался я. – Мне пришлось долго возиться с вороной, и он сам решил прикинуться ей.
– Шерлок? – завозился подле нас скованный налапниками енот. – Какой Шерлок? А где ворона?
– Там, где ей и положено быть, – бросил я, не удостоив гнусное животное взглядом. – И еще ваш сотрудник пострадал, – указал я на лежащего на снегу без движения ястреба с откинутым в сторону пробитым навылет крылом…
В общем, все хорошо, что хорошо кончается. Все остались живы и быстро шли на поправку. Уже на следующий день Листрейд нанес нам визит вежливости. Выглядел он смущенным и виновато отводил глаза, неловко топчась на пороге. В лапах он держал кочан капусты, перевязанный атласной ленточкой с аккуратным бантиком, похожим на маленькие заячьи ушки.
– Проходите, инспектор. – Шерлок Зай поднялся из кресла навстречу Листрейду. Левое плечо моего друга было перевязано бинтом, а лапа покоилась на перевязи. – Что вы принесли?
– Кхм-м, подарок больному, – пробормотал Листрейд, переступая через порог и протягивая мне кочан. – Как вы, дорогой Шерлок?
– Все в полном порядке. Пройдите же, наконец, в дом и закройте дверь! Или вы считаете, что я должен отапливать еще и улицу?
– Вижу, с чувством юмора у вас по-прежнему все в порядке, – заметил Листрейд, прикрыв дверь, и прошел к столу. – Но я чувствую вину за то, что с вами случилось.
– Глупости! Не более чем стечение обстоятельств. Присаживайтесь, прошу вас.
– Благодарю. – Инспектор опустился на стул.
– Итак, Листрейд, поведайте нам о причине вашей вчерашней задержки, – начал наступление сыщик, опускаясь обратно в кресло.
– Я… м-м… видите ли… мы заблудились. – Даже сквозь рыжий мех на морде инспектора было заметно, как он покраснел от стыда. – Приняли следы другого зайца за ваши и пошли по ним. Уж простите дурака. Лучше расскажите, как вам удалось взобраться в гнездо?
– О, это было совсем нетрудно! – Шерлок Зай раскурил трубку и окутался плотной дымовой завесой. – Когда видишь, как на тебя несется ненормальный енот с заряженным арбалетом…
– Все шутите, – покачал головой Листрейд, но не улыбнулся.
– Шучу.
– А если серьезно?
– А серьезно, попросил двух добровольцев, оказавшихся поблизости, подсадить меня. Вышло так, что хитрый Хорео незаметно следил за нами и даже последовал за мной в лес, в результате чего оказался в нужном месте в нужное время. У него просто лапы чесались отомстить вороне, лишившей его дома.
– Теперь все понятно, – печально вздохнул Листрейд. – Надо будет присмотреться к хорьку. Из него может получиться неплохой полицейский.
– Отличная мысль! – согласился Шерлок Зай. – А что с заключенными?
– Наперебой сдают друг друга с потрохами. Только филин молчит. Но скажите, как вы их раскусили?
– Что ж, – неловко пожал здоровым плечом Шерлок Зай и едва заметно поморщился. – Все началось с того, что у меня объявилась мадам Карконта. Честно признаться, она произвела на меня неприятное впечатление. И вообще она сильно переигрывала, слишком уж ее рассказ выглядел неправдоподобным – образ простушки не от мира сего вовсе ей не шел.
– Мало того, она вела себя по-хамски, подчеркивая свое превосходство, – добавил я.
– Вы правы, дорогой Уотерсон, – согласился Шерлок Зай. – У меня возникло подозрение, что здесь не все чисто. Тогда я решил лично переговорить с барсуком, живущим в норе под елью, облюбованной вороной для своих пикников. Я проникся доверием к простому и бесхитростному зверю, убедившись, что мадам Карконта, мягко говоря, не совсем правдива. И тогда у меня возникло желание разузнать о ней поподробнее, для чего я обратился за помощью к вам, инспектор.
– Надеюсь, я вам тогда помог?
– Еще бы! Как оказалось, это далеко не первый конфликт с участием мадам Карконты. Совершается все по одному и тому же сценарию: ворона прилетает и начинает методично выводить из себя жильца норы. Она поступала таким образом для того, чтобы иметь возможность обвинить жильца норы в краже сыра – в этом случае кража вроде как выглядит местью несчастной эксцентричной вороне.
– Мы так и полагали, если честно, – вставил инспектор. – Не зря меня грыз червь сомнения.
– Сомнения – вещь полезная, ибо в них рождается истина, – как бы между прочим заметил Шерлок Зай. – Так вот, узнав про трех пострадавших от вороны зверей, я задумался: а не слишком ли все смахивает на постановку? Сами посудите: зверя доводят до белого каления, после чего у него в норе вдруг находят кусок чужого сыра, сажают за воровство, а его нору «прихватизирует» енот. За исключением белки, разумеется – там в дупло заселился филин.
Шерлок Зай некоторое время пыхтел трубкой, словно собираясь с мыслями, потом продолжил:
– В разговоре с Хорео меня сразу насторожила, так сказать, гадливость вороны. Я где-то уже слышал о чем-то подобном, а потом мне вспомнилось, как вы упомянули о Залесье. И тогда меня осенило: Черная Дама была родом из Залесья и метила места своих преступлений именно таким образом, за одним исключением – в последнее время ей стало жаль собственных перьев, что и понятно, учитывая ее почтенный возраст.
– Теперь, я уверен, мадам Карконте надолго придется оставить свою гнусную привычку, – усмехнулся Листрейд.
– Согласен. Вот тогда я и задумался, зачем вороне прилетать к норе, изводить карканьем зверя и, простите, гадить ему на голову, а потом еще и подбрасывать меченый сыр. Ответ лежал на поверхности: ворона таким образом освобождала для кого-то жилье. Но для кого? Нетрудно прийти к выводу, что еноты, филин и ворона как-то связаны, однако ворона в лесу появилась гораздо раньше! Она живет здесь уже более десяти лет и никогда раньше ничего подобного себе не позволяла. Отсюда напрашивается закономерный вывод: что-то или кто-то заставляет ее совершать отвратительные поступки, то есть она попала в зависимость от кого-то очень влиятельного или знающего о ее прошлом достаточно, чтобы вертеть Карконтой.
– Компромат! – воскликнул Листрейд, облизнувшись.
– Именно так, инспектор. Мадам Карконту надежно подцепили на крючок. Такая возможность была только у того, кто ее хорошо знал в прошлом. Еноты по возрасту никак не подходили, а вот филин – тот в самый раз. Филины тоже живут очень долго, и он еще в юности мог что-то прознать о Карконте или специально разнюхать. Попав в Среднелесье, филин случайно наткнулся на знакомую физиономию и решил воспользоваться своим знанием. Косвенно мою догадку о роли филина и вороны в этом деле подтверждали сведения о енотах, которые вам удалось раздобыть. Вы сказали, что один из них ловил мышей и брал плату сыром, а другой воровал насекомых и лягушек со склада. Теперь мне стало абсолютно понятно, на кого работали еноты: филину – мыши и сушеные лакомства, а вороне – ее любимый сыр. Как бы ворону ни держали на крючке, а платить ей все равно нужно.
Перво-наперво филин решил обеспечить себя и своих приспешников жильем, и, таким образом, ворону вовлекли в коварный план по выселению зверья из их нор и дупл. Первым, разумеется, вселился филин, за ним пришел черед и енотов, но на барсуке хорошо отработанный сценарий вдруг дал сбой. Карконта почему-то собралась несколько изменить вполне рабочий план и обратилась ко мне вместо полиции.
– Все очень просто, – охотно пояснил Листрейд. – Мне надоело идти на поводу у старой грымзы, и я отказался принять очередное ее заявление.
– Тогда все понятно, – кивнул Шерлок Зай. – Ну а остальное вы знаете и без меня. Вот только жаль, не удалось схватить енота, что работает на складе. Но, мне думается, он не особо опасен в одиночку.
– Он уже не работает на складе, – нахмурился Листрейд. – Кстати, удалось узнать его имя, довольно экстравагантное, на мой взгляд. Его зовут Мортиферо Проционе. Вчера вечером он сбежал, едва прослышав об аресте шайки.
– Тем лучше. Одним преступником в Среднелесье станет меньше. К тому же, насколько я в курсе, у вас на Проционе ничего нет, – натянуто улыбнулся Шерлок Зай и закрыл глаза. То ли устал, утомленный разговором, – из-за раны его одолевала слабость, – то ли задумался о чем-то.
– Да, чуть не забыл! А вы знаете, оказывается, енот без пальца участвовал в нападении на конвой! Нам выпала невероятная удача распутать еще и дело о побеге крота по кличке Слепой! – поделился радостной вестью Листрейд, но Шерлок Зай не ответил, продолжая тихонько посапывать в кресле.
Мы с Листрейдом не решились его окликнуть. Пусть отдохнет, он заслужил.
Я проводил инспектора до дверей.
– Дорогой Кряк, – сказал Листрейд, остановившись в дверях, – передайте Шерлоку мои искренние пожелания скорейшего выздоровления. Его содействие оказалось неоценимым в раскрытии вороньего дела.
– Обязательно передам, инспектор.
Дело! Можно подумать, было бы оно вообще, не возьмись за него Шерлок Зай. Но вслух я, разумеется, ничего не сказал.
– А все-таки жаль, – произнес Листрейд, и его физиономия стала уныло-постной.
– Вы о чем?
– Жаль, что Шерлок Зай не работает у нас в полиции.
– Боюсь, он не согласится.
– Думаю, вы правы. Ну, всего вам доброго, господин Кряк! Да, кстати, еще передайте Шерлоку Заю, что принято решение о возврате жилья всем потерпевшим от действий банды филина.
– Это хорошая новость, – сдержанно ответил я. – Всего доброго, инспектор.
Я закрыл за инспектором дверь и долго стоял, размышляя, почему Шерлок Зай ничего не сказал инспектору о нападении на нас в лесу и о том, как он лихо раскусил енота с нападением на конвой. Для меня немногословность моего друга остается загадкой и по сей день. Возможно, разгадка ее кроется в отсутствии у сыщика малейшей капли тщеславия. Он радуется, если смог кому-то помочь, скромно умалчивая о несущественных «мелочах». Что поделать, таков уж наш Шерлок Зай.
Подвески господина Микако
Я собирался подняться к себе, когда во дворе тихонько скрипнула калитка, и до моего слуха донеслись звуки шагов. Интересно, подумалось мне, кого принесло так поздно?
Я задержался на лестнице, решая сложную задачу, все-таки отправиться спать или идти открывать дверь припозднившемуся посетителю? Честно говоря, после плотного ужина видеть никого не хотелось. Я был убежден, что наилучшим времяпрепровождением в данном случае является сон, но, видно, небеса решили иначе.
Заметив мои колебания, Шерлок Зай, сидевший у камина с газетой, повернул голову в мою сторону.
– Это Листрейд, дорогой Уотерсон. У него подбит левый глаз, перевязана правая передняя нога и покалечена левая задняя, он пребывает в жуткой ярости и полнейшей растерянности, а его беспокойных характер не позволяет ему дождаться утра, что и послужило причиной столь позднего визита. Сейчас он войдет и начнет жаловаться.
– Невероятно! – воскликнул я, не переставая удивляться моему другу. – Неужели вы видите сквозь стены?
– Все возможно, – хитро улыбнулся Шерлок Зай и переложил давно погасшую трубку из одного угла пасти в другой. Честно говоря, я так и не научился понимать, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
В данном случае я все же склонился к тому, что это была шутка. Ну откуда, согласитесь, Шерлок Зай, тем более сидящий спиной к двери, мог знать, как выглядит и о чем думает инспектор, спешащий к нашему дому. То, что слух у Шерлока Зая очень острый, и он способен различать зверей и птиц по шагам, я уже давно убедился. Но как можно узнать о перебитой или забинтованной ноге?.. Хотя, прислушавшись, я уловил неравномерность шагов, которая случается при хромоте. Но это все равно никак не объясняло слов сыщика о бинте на лапе и подбитом глазе.
Неистовый стук кулаком в дверь, от которого задребезжали оконные стекла, оторвал меня от размышлений, и мне пришлось спешно идти к двери, пока припозднившийся сумасброд-инспектор не развалил наше жилище.
На пороге действительно стоял Листрейд. Морда у него была злющая-презлющая, левый глаз заплыл, правая передняя нога оказалась забинтованной, а левую заднюю он немного подволакивал – все оказалось в точности так, как и описывал минутой раньше Шерлок Зай. Я аж клюв разинул от удивления.
Инспектор оттеснил меня плечом и, даже не удосужившись поздороваться и извиниться за поздний визит, ввалился в дом.
– Возмутительно! – воскликнул он, едва не задев потолочный светильник взмахом здоровой лапы. – Просто вопиющее безобразие и форменное неуважение к инспектору полиции. Я в неописуемой ярости!
Листрейд вел себя настолько потешно, а подробное описание его внешности и настроения, выданное Шерлоком Заем, оказалось столь точным, что я не выдержал и расхохотался. Инспектор еще больше надул щеки, покрытые коротким рыжим мехом, и недобро сверкнул здоровым глазом.
– Может, скажете, господин Кряк, что смешного вы усмотрели в моем облике и положении, тогда мы посмеемся вместе!
– О, прошу прощения, инспектор. – Я с трудом спрятал улыбку. – Дело вовсе не в вас. Но, видите ли… – Я замялся, не зная, как толком объяснить свое поведение.
Листрейд в ожидании объяснений пожирал меня здоровым глазом.
– Видите ли, дорогой Листрейд, – выручил меня Шерлок Зай, отложив газету на подлокотник кресла и поднявшись, – это моя вина. Дело в том, что за минуту до вашего появления я описал вашу внешность и настрой, что, подозреваю, и послужило причиной смеха господина Кряка, никоим образом не желавшего оскорбить ваши чувства.
– Не понимаю, – пожал плечами Листрейд. – Что такого забавного в моем настроении и виде? И что вы ему, собственно, наговорили?
– Правду, инспектор, только правду. У вас повреждена задняя нога, забинтована передняя, подбит глаз и вы пребываете в очень дурном расположении духа.
– Это так! Но что здесь смешного? Честного лиса едва не покалечили, задета честь мундира, преступников взять не удалось, а вам смешно?
– Успокойтесь, инспектор, прошу вас. – Шерлок Зай бережно взял гостя под локоть, провел к столу и усадил. – Как насчет чая? Сметаны?
– Не… откажусь. Хотя, мне кажется, уже слишком поздно.
Вспомнил-таки! А я уж думал, у него не осталось ни грамма совести: заявиться на ночь глядя в чужой дом, не поздороваться да еще требовать к себе почтительного отношения. Я бы с удовольствием выставил Листрейда за дверь и преспокойно отправился спать, но Шерлок Зай решил иначе.
– Ни в коем случае! – запротестовал он. – Сейчас Уотерсон все организует, не правда ли, друг мой?
Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться на кухню, поставить на плиту чайник и достать из погреба жбан сметаны, которую мы держали исключительно для гостей.
– Но каким образом вы так точно смогли описать мою внешность, даже не видя? – спросил Листрейд, несколько успокоившись. – Верно, один из ваших хитроумных трюков.
– Никаких трюков, уверяю вас, инспектор. Разве я похож на балаганного шута?
– Ни в коей мере! – поспешно заверил Листрейд. – А все-таки?
– Раз вам так интересно, могу сказать. Во время вечерней прогулки я встретил нашего общего друга Хорео. Он и рассказал мне историю ваших злоключений. А поскольку Хорео сопровождал вас в травмпункт, то, разумеется, он видел, как вам смазывали глаз и бинтовали лапу.
Меня, прислушивающегося к разговору из кухни, в очередной раз постигло разочарование. Кому-кому, а мне уж точно следовало догадаться, что Шерлок Зай всего лишь был в курсе событий, о которых я не ведал ни сном ни духом. Что же касательно настроения инспектора – мой друг отлично знал Листрейда.
– Как всегда все просто, – приуныл инспектор, действительно ожидавший некоего чуда на уровне божественного откровения. Чтобы его хоть немного успокоить, я выставил перед ним блюдце и жбан. – А вот насчет истории вы правы.
– Так что же произошло на самом деле? – спросил Шерлок Зай, присаживаясь за стол напротив лиса.
Листрейд щедро нацедил сметаны в блюдце и спросил:
– А разве Хорео ничего вам не рассказал?
– Увы! Он торопился по делам и только мельком упомянул о какой-то лавке. Так что деталей я не знаю. Кстати, как вам хорек в роли полицейского?
– Пока рано с уверенностью говорить, но со временем из него может выйти неплохой полицейский, о чем я могу заявить как профессионал, – важно произнес Листрейд, не забыв подчеркнуть собственную значимость и свой немалый опыт детектива. – Уверен, он далеко пойдет. Но вернемся к делу. Кстати, хотелось бы услышать, что лично вы обо всем этом думаете.
– С удовольствием выслушаю вас, дорогой Листрейд.
– Итак, средь бела дня произошло ограбление двух лавок: ювелирной и зерновой. Шут с ним, с зерном, но ювелирная… Пропала уйма драгоценностей, и ни одного свидетеля и подозреваемого. Представляете? Просто уму непостижимо: никто ничего не видел и не слышал! Я, как и положено, проводил опрос в близлежащих лавках, как вдруг появились эти две пьяные рожи! Смею заметить, совершенно невменяемые – идут посреди улицы, обнявшись, размахивают бутылью и горланят дурацкие песенки.
– Кого конкретно вы имеете в виду? – уточнил Шерлок Зай.
– Двух пьянчуг с пруда за рынком. Два брата – Серый и Белый с довольно подозрительной фамилией Хуси.
– Что ж в ней такого подозрительного?
– Странная она, с каким-то непонятным намеком, – отозвался инспектор, лакая сметану из блюдца.
– Ну, мало ли у нас странных фамилий и имен! Вы слишком мнительны, инспектор.
– Будешь тут мнительным, – буркнул Листрейд, слизнув сметану с носа.
– И что же произошло дальше?
– А дальше произошло вопиющее безобразие! – Инспектор выпрямился на стуле, отставил в сторонку блюдце, вытащил из кармашка на поясе платок и утер им морду. – Гуси, как я уже сказал, шли мне навстречу…
Братьев Хуси завсегдатаи рынка и торговцы знали преотлично. Здоровенные бугаи-гуси, жившие в заросшем камышом пруду, нигде не работали, лишь пили да буянили. Связываться с ними никто не решался – себе дороже, особенно если те уже успели отведать ячменной мутной. Где Хуси брали выпивку, никто толком не знал. Ходили слухи, будто братья гнали ее сами из порченного зерна, которое торговцы выбрасывали за ненадобностью на зады лавок – продать не продашь, за утилизацию нужно платить, а так зерно куда-то само собой исчезало. Тем более жители близлежащих к рынку нор и домов утверждали, что иногда чуют спиртную вонь, когда ветер дует со стороны пруда. Но полиции лезть в болото и обшаривать потайные места и кочки на предмет самогоноварения вовсе не улыбалось, да и пьянство, вроде как, не запрещено законом. Так вот и жили Серый с Белым – их никто не трогает, и они никого в свой черед.
Но Листрейду, пребывающему в состоянии служебного рвения из-за двух краж, совершившихся практически одновременно, гуси помешали. Их пьяное пение раздражало инспектора и мешало сосредоточиться на исполнении служебных обязанностей, и Листрейд решил призвать братьев к порядку.
– Эй вы, двое! – гаркнул инспектор, обернувшись к прилично принявшим на грудь гусям, бредущим нетвердой походкой.
– Чё надо? – грубо отозвался Серый, приложившись к наполовину опорожненной бутыли. Гуся изрядно покачивало, и он навалился на брата в попытке удержать равновесие.
– Не хами, – одернул Серого Листрейд. – Если уж нажрался средь бела дня, то хоть веди себя прилично.
– А мы, ик… того… сам-мо пири… прил-ик… чее, – помахал крылом Белый перед самой мордой инспектора. Этот был и вовсе невменяем. От него нестерпимо разило перебродившим ячменем, а мутные глаза никак не могли сфокусироваться на морде Листрейда.
– Фу-у! – Листрейд невольно отодвинулся от пьяницы и зажал когтями нос.
– Ах-ах! Как-ик… ж мы усе нежные! – Белый, вихляя, двинулся к инспектору, отчего его брат, стоявший с запрокинутой назад головой, начал сползать на землю, но бутыль от клюва не отнял. – Чё, запых н-не н-ндравится? А ты не н-нюхый, п-нял? Не нюхый! Нюхыет он тут, пн-маешь, ик!
Серый, осознав наконец, что вот-вот завалится на спину, замахал крыльями. Прохожие шарахнулись от него, чтобы не получить ненароком бутылью в лоб. Кое-как приняв вертикальное положение, Серый тоже пошел на инспектора шаткой походкой.
– Чё надо? Надо чё? – рявкнул он.
– Я бы попросил… – начал было Листрейд, подбоченившись.
– Да без проблем!
Серый доковылял до инспектора, наступил ему на лапу и с размаху засветил бутылью в глаз. – Во! – гордо сказал он и, повиснув на Листрейде, начал медленно сползать по нему на землю. Инспектор взвыл от боли и обиды и что было сил оттолкнул от себя нахального драчливого типа.
– Ты чё, драться? Драться, да? – Серый, силясь подняться с земли, уперся бутылью в землю, но та выскользнула из непослушных крыльев и покатилась под лапу инспектору. – Моя бутылка… Ик! – промямлил Серый, протягивая крыло к сбежавшей от него выпивке.
– Хвытай ее! – Белый подался вперед, но не удержал равновесия и повалился на брата. – Ик!.. Вот… – Ухватить ему удалось вовсе не бутыль, а ногу стонущего Листрейда. – Пыймал! – заявил Белый, кося глазами, и дернул со всей дури на себя.
Листрейд вскрикнул, взмахнул лапами и случайно наступил на бутыль. Поскользнувшись на ней и отчаянно дергая ногой в попытке высвободить ее из крыла Серого, инспектор грохнулся на лоток с овощами. Лоток с треском обрушился. Инспектора по уши завалило сочными помидорами, ароматно пахнущими огурцами, увесистыми тыквами, юркими полосатыми кабачками и молодым картофелем с нежной шкуркой, а сверху припечатало тяжелым навесом, подпорку которого переломил падающий лоток. Листрейд только и успел, что загородиться…
– …Вот так, господа, все и было! – закончил печальное повествование Листрейд, к тому времени заодно покончив со сметаной. – Согласитесь, это уже через край – нападение на инспектора полиции, тем более при исполнении!
– Надеюсь, вы их арестовали? – участливо спросил Шерлок Зай, пряча невольную улыбку.
– Какой там! Вы не поверите, Шерлок, но пока я выбирался из овощей, пропойцам удалось скрыться!
– Как?! Двум забулдыгам, едва стоявшим на ногах?
– Именно! – прорычал Листрейд и притронулся к подбитому глазу. Боль и обида судорогой передернули его морду.
– Поразительно!
– Да, но мне понадобилось немало времени, чтобы выбраться из той скользкой мерзости, в которую превратились овощи. Но я все равно доберусь до проклятых пьянчуг. – Листрейд погрозил кулаком входной двери. – Я их отучу махать крыльями и пить горькую!
– Успокойтесь, инспектор. Полагаю, им невыгодно скрываться, и завтра же они явятся к вам, чтобы принести свои глубочайшие извинения и раскаяться в содеянном.
– Вы полагаете? – Листрейд недоверчиво покосился на Шерлока Зая.
– Такую возможность исключать нельзя. Но вы что-то говорили об ограблениях, – напомнил сыщик.
Я как раз выставил на стол чайник с морковно-мятным чаем, и Шерлок Зай разлил его по трем чашкам и придвинул одну из них Листрейду.
– Благодарю вас. – Инспектор взял чашку, поднес к губам, но пить не стал, а лишь долго наблюдал за струящимся паром. Мы его не торопили. – Совершено сразу два ограбления: одно, как я уже упомянул, в лавке, торгующей зерном, а другое, крайне дерзкое, – в ювелирной. В первой украли по мешочку семян тыквы и ячменя; из другой увели алмазные подвески стоимостью в две моих годовых зарплаты.
– Неужели вы так мало получаете, комиссар? – поразился я.
Мне почему-то казалось, что полицейским у нас платят достойно. Хотя, на мой взгляд, правильнее было бы платить за проделанную работу, а не за должность.
– Как вам сказать… – рассеянно протянул Листрейд. – Просто чертовы побрякушки стоят слишком дорого.
– Ваша правда, – согласился я. Никогда не понимал тяги к блестящему и дорогому.
– Просто ума не приложу, кому могло понадобиться красть драгоценности? У нас ведь их некому продать!
– Ну, за этим дело не станет. – Шерлок Зай помассировал подбородок. – Да и сомневаюсь, что вор рискнет продавать их под самым носом у полиции в разгар следствия. Полагаю, их вывезут из Среднелесья и продадут где-нибудь в другом месте, что более безопасно.
– Еще чего не хватало! – Листрейд возмущенно грохнул кулаком по столу. – Нужно во что бы то ни стало схватить негодяя и вернуть драгоценности.
– Вы сказали, свидетелей нет?
– Я, разумеется, не успел опросить всех, но у меня сложилось впечатление, что никто ничего не видел и не слышал. Похищение могло произойти спонтанно в тот момент, когда торговец зерном закричал о краже в его лавке, и все поспешили к нему.
– Значит, первой произошла кража семян?
– Именно так. Сначала обнаружилась недостача семян, а после уж ювелир заметил пропажу трех самых дорогих подвесок. Этот раззява даже не удосужился как следует обезопасить себя. Закрыть витрину на декоративный замок, который можно вскрыть обычной заколкой для шерсти! Вот, полюбуйтесь.
Листрейд вынул из кармашка на поясе пакетик с черной заколкой и положил на стол перед Шерлоком Заем. Следом он выложил и миниатюрный позолоченный замочек в виде шайбы с крохотной замочной скважиной на плоской, отполированной до блеска поверхности.
– Разрешите? – спросил Шерлок Зай, заинтересовавшись уликами.
– Конечно. Я специально принес вам показать. Вдруг у вас возникнут какие идеи.
Шерлок Зай взял прозрачный пакетик, повертел перед глазами, затем поднялся и прошел к шкафчику, в котором хранился различный инструмент. Достав пинцет и сильную лупу, сыщик вернулся за стол.
Листрейд между тем продолжал:
– Заколку обнаружили мои люди позади ювелирной лавки. Она лежала в траве почти у задней двери посреди пары разбитых бутылок. Торговец утверждает, будто ни осколков бутылок, ни заколки утром еще не было.
Шерлок Зай, держа заколку пинцетом, пристально, с прищуром, разглядывал ее в лупу.
– Заколка совсем не ржавая, что говорит в пользу вашей версии – потеряли ее совсем недавно. А вот тут, взгляните, – Шерлок Зай поднес пинцет к морде Листрейда, – защемлены вырванные волоски.
– Я уже в курсе, – фыркнул Листрейд, даже не взглянув на заколку. – Черные и белые волоски. Эксперты уже изучили заколку и пришли к выводу, что ее могла обронить какая-нибудь модница. Но что женщине делать на задах ювелирной лавки – ума не приложу!
– Возможно, к ювелиру приходила дама, пожелавшая остаться инкогнито? – наивно предположил Шерлок Зай, возвращая заколку в пакетик и беря замок.
– Вполне вероятно. Мне тоже пришла на ум мысль, что здесь замешана дама, – обрадовался подтверждению собственной версии Листрейд.
Внимательно осмотрев в лупу и замок, Шерлок Зай откинулся на спинку стула.
– Ну, что вы об этом думаете? – поинтересовался Листрейд, прихлебывая чай.
– Однозначно можно сказать следующее: здесь работал профессионал. На замке почти нет свежих царапин. Преступник знал, как его вскрыть просто и быстро и не делал лишних движений. Хотя, на мой взгляд, такой замок вскроет даже ребенок. Ювелир и вправду простак, раз доверяет свое состояние подобным устройствам.
– Я ему сказал то же самое, почти слово в слово, – гордо заявил Листрейд, вскинув подбородок. – Но что вы все-таки думаете насчет личности преступника?
– Преступник невысок ростом, передние лапы узкие, с короткой шерстью, но сам довольно пушист, когти острые, левша, страдает гиперметропией14.
– Невозможно! – воскликнул пораженный Листрейд. – Признайтесь, вы меня дурачите.
– И в мыслях не было, инспектор, – лукаво прищурился Шерлок Зай. – Все здесь, – постучал он когтем по столу, рядом с лежащими на нем уликами.
– Вы шутите!
– Когда вы схватите похитителя, то сами убедитесь в правильности моих выводов, дорогой Листрейд.
– Может быть, вы готовы назвать и имя преступника? – с надеждой спросил инспектор, навалившись грудью на стол. – С вас станется, дорогой Шерлок!
– Увы, пока нет. Но от всей души буду рад, если смог быть вам полезен.
– Жаль, оч-чень жаль! – разочарованно произнес Листрейд, сгребая со стола улики и возвращая их в кармашек на поясе. Похоже, он действительно лелеял надежду, что Шерлок Зай раскроет преступление не сходя с места, а ему останется лишь арестовать преступника. – Что ж, и на том спасибо. В таком случае разрешите откланяться.
Инспектор залпом осушил чашку чая, поставил ее на стол, распрощался с нами и удалился восвояси. Я же вернулся в гостиную – нужно было прибрать со стола. И еще мне не терпелось узнать подробности о предположениях сыщика относительно внешности преступника.
Шерлок Зай уже успел перебраться в любимое кресло и теперь раскуривал трубку, задумчиво глядя в угасающий в камине огонь. Давно прогоревшие дрова развалились на красноватые уголья, покрытые белым налетом. Пламя то вспыхивало, выбрасывая вверх огненные лоскуты и невесомые чешуйки пепла, то вновь пряталось в углях.
– Вы хотите узнать, дорогой Уотерсон, как мне удалось так точно описать внешность преступника? – спросил Шерлок Зай, бросив горящую спичку в камин.
– Откуда вы знаете?
– Ну, это совсем просто: у вас на лбу написано.
– Врете вы все, – буркнул я, но на всякий случай потер лоб крылом. – Нет там ничего.
Шерлок Зай только хмыкнул в усы и выпустил в потолок аккуратные колечки дыма одно за другим.
– Пусть так, – продолжал я. – Но для начала объясните, как вы узнали, что инспектор находится в крайне возбужденном состоянии.
– Дорогой Уотерсон, об этом вы могли бы догадаться и без моей помощи. Листрейд – посредственность, и когда ему выпадает случай заняться расследованием более или менее серьезного дела, которое ему не удается сразу ухватить за хвост, он начинает пасовать и нервничать. Таким делом вполне могло оказаться ограбление ювелирной лавки, о котором мне сообщил Хорео.
