Леонид Резников
Зай по имени Шерлок
– Я вижу, вы его узнали. – Штизель раскрыл карман, и на стол выпали три карандаша, платок, несколько купюр и вдвое сложенная бумага. Отложив опустевший карман, инспектор аккуратно взял бумажку и развернул ее. – Не прочтете, что здесь написано?
Я принял бумагу дрожащим от понятного волнения крылом и прочитал:
– «Командировочное удостоверение. Выдано инспектору Отдела полиции Среднелесья лейтенанту С. Листрейду…»
– А вот это уже настоящая улика. – Штизель вытянул из моего крыла бумагу и сунул в папку. Карандаши, платок, купюры и карман он ссыпал в небольшой мешочек, запечатал его и передал эксперту. – Прошу прощения, господа. Здесь нам делать больше нечего, – откланялся он и вышел в двери.
Через десять минут дворец опустел. Мы остались втроем: барон, я и дрыхнущий в своей спальне Пердье.
– Что ж, по крайней мере, Шерлок Зай сдержал слово и избавил вас от страшной напасти. Ни кот, ни кошмарные физиономии больше не будут докучать вам, – сказал я барону.
Тот только печально кивнул в ответ и сгорбился в кресле.
– Простите, я полечу домой.
– Да, конечно, – глухо отозвался Гросер Люве, не поднимая головы.
Я еще немного потоптался у дверей, прошел к окну и вылетел в него, не утруждая себя ради пустых приличий скитаниями по темным пустым коридорам дворца. Я настолько устал, что мне уже было на все решительно наплевать. Хотелось упасть на кровать и провалиться в сон. С утра же я намеревался заняться поисками моего друга лично. Мне все еще не верилось, что такой зверь, как Шерлок Зай, мог погибнуть столь нелепой смертью. Однако дома меня ждало продолжение кошмара.
Каким-то непостижимым образом инспектор Штизель успел добраться до Вэлд-штрассе быстрее меня и теперь развел бурную деятельность в доме фрау Хунсон. Сонный лис, которого вытащили из постели, пребывал в состоянии прострации и оттого отвечал на вопросы инспектора односложно.
– Где вы были с девяти до десяти вечера?
– Э-э…
– Понятно. Это ваше?
На столе возник поясной карман Листрейда.
– Мое.
– Хорошо, – кивнул Штизель. – Что вы делали во дворце барона фон Гросер Люве?
– Но я не был во дворце! – Листрейд начал приходить в себя.
– Однако именно там мы обнаружили кошелек, принадлежащий вам.
– У меня его украли сразу по приезде.
– Вы уверены? – прищурился Штизель.
– Что за дурацкий вопрос, инспектор! Конечно, я уверен.
– Почему в таком случае вы не заявили о краже?
– Двадцати марок, карандашей и платка? Да я больше потрачу времени, чем выгадаю!
– И еще командировочного удостоверения, – напомнил Штизель.
– Но в кошельке не было командировочного удостоверения! Я сделал в нем отметку о прибытии гораздо позже кражи.
Медведь, не говоря ни слова, достал из папки листок и аккуратно положил на стол.
– Но… – Листрейд протянул лапу к листку, не веря глазам.
– Не трогать! – рявкнул медведь и припечатал лист огромной лапищей.
– Откуда оно у вас? – промямлил ошарашенный лис.
– Из вашего кошелька.
– Бред! – фыркнул Листрейд. – Значит, бумагу у меня тоже украли, только позже.
– Листрейд, вы сами полицейский и предлагаете мне верить в подобную чушь? – покачал головой Штизель.
– Но это правда! Как еще оно могло оказаться в украденном гораздо раньше кошельке?
– Кто может подтвердить ваши слова?
– Херр Кряк – он видел, как кот спер у меня кошелек.
– Уотерсон Кряк сегодня видел, как дворецкий под действием снотворного выпрыгнул из окна, дрался с херр Заем и столкнул сыщика с обрыва. У него, возможно, шок от потери друга. А хотите, я вам расскажу, как все было на самом деле? – Штизель развалился на стуле.
– Ну-ну, я вас слушаю, инспектор, – презрительно вскинул подбородок Листрейд.
– Вы под покровом ночи пробрались во дворец барона, по какой-то пока неясной следствию причине повздорили с херр Заем, у вас завязалась драка, и вы – случайно или нарочно – столкнули его с обрыва. Но во время драки обронили кошелек. В панике, позабыв обо всем, вы бежали домой и прикинулись спящим. Согласитесь, моя версия звучит более правдоподобно.
– Вы не в своем уме, инспектор Штизель! – грозно сверкнул глазами лис. – Что мне делать во дворце и зачем драться со своим хорошим знакомым?
– Следствие обязательно это установит.
– Бред! – фыркнул Листрейд.
– Бред? Ну-ну. Тогда я скажу вам еще кое-что: вас не было дома в указанный мной промежуток времени.
– Да, меня не было дома! – вскинулся Листрейд. – И что с того?
– Где же вы были, если не секрет?
– Я, как дурак, проторчал у городских ворот, ожидая Шерлока Зая!
– Зачем?
– Что – зачем?
– Зачем вы его ждали у ворот?
– Потому что он просил меня прибыть туда!
– На словах?
– Запиской.
– Где записка?
– Выбросил!
Суровую морду Штизеля озарила кривая, не обещающая ничего хорошего ухмылка.
– Не вижу ничего смешного! – в бешенстве клацнул зубами Листрейд. – Шерлок Зай прислал записку с посыльным, в которой просил прибыть к воротам. Я проторчал у них почти целых два часа, затем смял бумажку, выбросил и ушел домой.
– Домой ли?
– Что за дурацкие намеки, инспектор?
– Ну ладно, – устало выдохнул Штизель. – Собирайтесь, вы пойдете с нами.
– Да никуда я не пойду!
– Пойдете! – прорычал Штизель и грохнул лапищей по столу. В буфете звякнули чашки.
– Инспектор! – вынеслась из кухни фрау Хунсон. – По какому праву вы рушите в моем доме мебель и бьете посуду?
– Прошу прощения, нервы.
– Я попрошу вас держать нервы в когтях! Что же касается херр Листрейда, то записка действительно была, я сама встретила посыльного и собственнокрыльно передала ее лису.
– О чем же говорилось в записке?
– Я не читаю чужих посланий. Но херр Листрейд, прочитав записку, собрался и покинул дом.
– Хм-м. – Штизель поскреб когтями покатый лоб и обернулся к сопровождавшим его двум полицейским. – Вы. Пойдете сейчас к городским воротам и обыщите все вокруг. Мне нужна записка, которую якобы выбросил инспектор Листрейд. Где вы ее бросили?
– Не могу точно сказать, – наморщил лоб Листрейд. – Я прохаживался туда-сюда по левой стороне дороги. Записка должна быть где-то там.
– Но зачем вы ее выбросили?
– Глупый вопрос, – пожал плечами лис. – Я, как распоследний дуралей, проторчал там столько времени, потому, вероятно, и выместил злость на записке.
– Ага, значит, вы разозлились!
– А вас, разумеется, подобное развеселило бы? И если вы считаете это достаточным поводом для убийства…
– Вы могли убить случайно.
– Да не был я ни в каком дворце, сколько уже можно повторять!
– Хорошо, вы меня вынудили. – Инспектор Штизель порылся в папке и передал Листрейду протокол осмотра места преступления.
– Что такое?
– А вы почитайте. Третий абзац.
– «На месте борьбы во множестве обнаружены следы лап», – начал читать лис. – «Часть из них принадлежат зайцу, другие – лисе…» – Инспектор медленно поднял голову. В его взгляде застыло недоумение. – Ничего не понимаю.
– Это, херр Листрейд, у нас называется уликами.
– Да, но…
– И ни единого свежего следа скунса, между прочим, – добавил Штизель по всей вероятности для меня. – Так что я вынужден арестовать вас, инспектор Листрейд!
Лис вздрогнул. Штизель забрал у него протокол, убрал в папку и взял Листрейда под локоть.
– Пройдемте!
Полночи я не сомкнул глаз, стараясь осознать происшедшее. Ситуация отдавала бредом: следы Листрейда в саду, подброшенный кошелек, спящий сном младенца дворецкий, пропажа командировочного удостоверения, записка от Шерлока Зая, которой тот не писал. Кто мог такое провернуть? И, главное, как? Я также не мог взять в толк, откуда в саду взялись лисьи следы. Ведь я лично видел улепетывающего скунса! Да, было достаточно темно, но спутать совершенно непохожих друг на друга животных… Однако наибольшее беспокойство у меня вызывала пропажа Шерлока Зая. И кота. Если они упали со скалы и разбились, то куда делись их тела? Если же не падали… Впрочем, глупо. Я собственными глазами видел, как они летели вниз.
Ломать голову над неразрешимой загадкой было бесполезно, и я, совершенно разбитый бессонной ночью, поднялся с постели, лишь забрезжил рассвет. Прохладный душ и сытный завтрак придали мне бодрости и сил, и я вылетел ко дворцу, горя желанием еще раз лично обследовать подножие скалы и ее крутой склон. На это я потратил пару часов, но не достиг ничего, даже понимания того, куда могли пропасть тела. На склоне горы не было ни уступов, ни углублений или выступов, на которых можно было бы задержаться, а у ее подножия росли лишь терновые кусты и несколько деревьев. И ни расщелин, ни ям – ничего!
Во дворце мне было нечего делать, и я повернул домой.
– Наконец-то! – встретила меня в дверях фрау Хунсон. – Вас все утро разыскивал инспектор Штизель.
– Нашелся Шерлок Зай? – бросился я к хозяйке дома.
– Нет, но вы можете опоздать на гражданскую панихиду.
– Панихиду?
– Барон фон Гросер Люве взял на себя расходы по погребению вашего друга.
– Но ведь его тело до сих пор не обнаружено!
– Этого я не знаю, херр Кряк. Только, думаю, останься ваш друг в живых, он уже дал бы о себе знать.
– Вы правы, – повесил я клюв. – Где состоится панихида?
– В полдень у церкви.
– Спасибо, фрау Хунсон.
Я бросил взгляд на стенные часы – без двадцати двенадцать, – развернулся и вышел из дома.
На площади перед церковью собралось множество зверей и птиц. Судя по всему, их привлекло само событие: во-первых, необычайная помпезность проводов никому не известного сыщика, а во-вторых, прибыл барон фон Гросер Люве – великий затворник. Здесь же присутствовала, казалось, половина полицейского участка. Я разглядел в толпе инспектора Штизеля и протолкался к нему. Рядом с инспектором стоял унылый Листрейд в налапниках. Я поздоровался с обоими.
– Великий был зверь, – сказал Штизель.
– Да, – согласился я. – Кто бы мог подумать, что все так нелепо закончится.
– Умный и проницательный, – продолжал вздыхать Штизель. Меня он не слышал.
– Дурак он был, остолоп, какого свет не видывал – сказал кто-то тихим хриплым голосом совсем рядом и я резко обернулся, окатив неизвестного гневным взглядом.
Слева от меня стояла незнакомая белка, самец белки. В сцепленных на животе лапах он держал книгу.
– Позвольте, кто вы такой, чтобы отзываться подобным образом о моем друге? – Я гневно упер руки в бока.
– О, поверьте, я хорошо его знал! – Белка приподнял книгу, и я увидел, что это «Новейшие успехи науки о преступнике» Ломброзо.
– Шерлок? – прошептал я, медленно поднимая глаза. Вглядевшись повнимательнее в черты морды и уши, прихваченные резинками, я невольно отступил на шаг.
– Отойдемте в сторонку, дорогой Уотерсон, – потянул меня за крыло белка-Шерлок.
– Но позвольте, что за маскарад?
– Тиш-ше, прошу вас!
Мы выбрались из толпы.
– И, черт побери, как вам удалось спастись? Я думал, вы погибли. Постойте, – спохватился я, – нужно же всем сообщить, что вы живы!
– Не сейчас, – удержал меня Шерлок Зай. – Главное – схватить разбойника.
– Но Листрейд арестован…
– Да, я в курсе. – Сыщик огляделся по сторонам.
– Кого вы ищете?
– Барона и его дворецкого.
– Бесполезно. Все равно никто не поверит, что виноват дворецкий. Улики…
– Вы же ничего не знаете, Уотерсон! Но сейчас нет времени. Вон они! – указал Шерлок Зай вправо, туда, где над толпой возвышался старый барон, и направился к нему быстрой походкой.
– Куда же вы, постойте! – окликнул я друга и заторопился следом.
Шерлок Зай, распихивая зевак локтями, быстро приближался к барону. Рядом с ним находился Пердье, хмуро озирающий толпу. Взгляд его, казалось, бесцельно блуждал по мордам зевак и тут дворецкий заметил белку, пробиравшуюся сквозь толпу в его направлении. Глаза Пердье медленно расширились, он изобразил колебания – возможно, не до конца был уверен.
Я нагнал сыщика, когда тот вывалился из толпы и со всех ног бросился к Пердье. Сомнения дворецкого в один миг переросли в панику, он внезапно сорвался с места и врезался в толпу полицейских, стоявших позади него. Но сбежать ему не удалось.
– Осторожней, вы! – оттолкнул его бравый служака-овчарка, которому Пердье случайно отдавил лапу. Но дворецкий рванулся вновь, правее, однако и тут его постигла неудача.
– Куда вы ломитесь, черт вас побери! – воскликнул другой полицейский – волк.
– Мне нужно пройти, срочно, – взмолился дворецкий, но было уже поздно.
Шерлок Зай одолел последние пару метров в прыжке, отбросил книгу и повис на Пердье. Дворецкий вскрикнул, и они покатились под ноги барону. Толпа притихла.
– Что здесь происходит? – рассердился Гросер Люве. – Да разнимите же их, наконец!
Шестеро полицейских бросились разнимать дерущихся. Я тоже подоспел на подмогу сыщику, но меня оттеснил инспектор Штизель.
– Немедленно прекратить! – гаркнул он.
Пердье как-то сразу обмяк и медленно поднялся. Его держали за плечи двое полицейских, а морда у скунса была хмурее самого ненастного дня.
– Что за балаган вы здесь устроили? Кто вы такой? – обернулся Штизель к рвавшемуся в бой сыщику, которого едва сдерживали сразу четверо служителей правопорядка.
– Я Шерлок Зай! – выкрикнул белка и двумя рывками сбросил с плеч лапы, удерживающие его.
– Кто-кто? – поскреб затылок Штизель.
– Шерлок Зай. Вы туги на ухо, инспектор? – Сыщик сдернул резинки и распрямил уши.
– Господь всемогущий! Позвольте, но что у вас за вид?
– Неважно! – отмахнулся сыщик. – Арестуйте этого зверя, – указал он когтем на притихшего дворецкого.
– В чем вы его обвиняете?
– Две попытки убийства, похищение зверя, воровство, шантаж и подлог!
– Вы уверены? – засомневался медведь. – Все-таки дворецкий херр барона.
– Вот настоящий дворецкий! – ткнул когтем за спину Шерлок Зай. Толпа расступилась, и нашим глазам предстал еще один скунс Пердье, сильно смущенный устремленными на него бесчисленными взглядами. – А это, – коготь сыщика уперся в грудь лже-Пердье, – известный вор Мортиферо Проционе!
– А! – завопил тот и рванулся назад.
Полицейские, не ожидавшие ничего подобного от дворецкого, не успели среагировать, так что крашеный енот, прошмыгнув на четвереньках меж их ног, рванул прочь.
Первым среагировал Шерлок Зай. Подхватив тяжелую книгу, валявшуюся у его ног, он размахнулся и запустил ей вслед пытающемуся скрыться преступнику. Книга, описав длинную параболу, угодила точно по голове Проционе. Енот коротко вскрикнул, лапы его запнулись, и он распластался на земле. Подоспевшие полицейские немилосердно скрутили енота.
– А вы, дорогой Уотерсон, еще спрашивали, зачем нужны в поездке книги, – весело подмигнул мне Шерлок Зай. – Кстати, не поверите, какая глупость эта теория Ломброзо о типичной внешности преступника. Но какова польза от его весомых трудов!
Даже не имея ни малейшего преставления о теории Ломброзо, я, разумеется, не мог не согласиться с другом.
– Господи, какой же он болван! – сказал Листрейд, выходя из туалетной комнаты. Его освободили сразу, на площади, и даже вернули поясной карман с любимым платком.
– Вы про кого? – спросил я, помогая фрау Хунсон накрывать стол к обеду.
– Про Штизеля, кого же еще! – воскликнул инспектор, усаживаясь за стол.
– Да, инспектор-болван – это бедствие, сравнимое разве что с природным катаклизмом, – съехидничал я.
– Вы правы! – еще больше посуровел Листрейд.
– Что ж, все хорошо, что хорошо кончается.
Шерлок Зай выпустил в потолок струйку дыма и поудобнее устроился в кресле.
– Но как же вы спаслись? – обернулся я к сыщику.
– Меня спас кот.
– Кот? Вы шутите!
– Нисколько, друг мой.
– Мне показалось, что именно он и столкнул вас в пропасть.
– Напротив, он пытался удержать меня, но у него не вышло. Пролетев метров пять-шесть, мы упали на широкий куст. Я не удержался и начал сползать вниз. Котелли ухватил меня за лапы и помог взобраться обратно на ветку.
– Невероятно! – воскликнул я.
– Ничего невероятного. Да, он воришка, но вовсе не убийца.
– Но какова же была его роль в этом спектакле?
– Он оказался невольной жертвой хитрого енота.
– Эх, зря я тогда на болоте промахнулся, – посетовал я. – Нужно было целиться чуть выше.
– И стали бы убийцей. Нет, теперь он получит по заслугам. Думаю, ему предстоит провести в тюрьме весь остаток жизни.
– Так что же с котом?
– С котом на самом деле все просто. Я действительно долго не мог взять в толк, какова же его роль. Бесцельная беготня по дворцу, слежка за нами, снюхался с Гаунером. Но Котелли оказался всего лишь жертвой обстоятельств. Сначала я подозревал, что именно опоссум взял кота в оборот, замыслив нечто недоброе, но Гаунер – так, мелкая сошка, плут. Единственное, чего ему стоило всерьез опасаться – внезапного разоблачения его темных делишек. А максимум, что могло ожидать управляющего – это увольнение. Барону не нужны громкие скандалы. Поэтому никакого смысла вступать в сговор с котом и тем более гонять его по коридорам дворца Гаунеру не было. Не говоря уже об эффектных представлениях с появлением образин.
При упоминании о рожах, меня передернуло.
– Я до сих пор, честно признаться, в шоке от увиденного, – сознался я.
– Да, зрелище и вправду устрашающее, – усмехнулся Шерлок Зай. – Но я, как вы знаете, по природе материалист и не верю в мистических существ. И, по сути, все оказалось до смешного просто: Мортиферо использовал два прибора, один из которых при нагреве испускал пар смеси глицерина с водой…
– Да-да, глицерин! – припомнил я. – Вы еще сказали, что так и думали.
– Именно, Уотерсон. Плотное облако тумана служило экраном. Оставалось спроецировать на него образину. Поэтому они появлялись исключительно в безветренную погоду.
– Жаль, что я их не видел – забавное, похоже, зрелище, – вздохнул молчавший до того Листрейд.
– Кому как, – буркнул я недовольно.
– Вторым устройством был проектор или так называемый «волшебный фонарь», который вы, Уотерсон, и унесли с террасы, – продолжал Шерлок Зай.
– Что вы говорите!
– Проционе несколько усовершенствовал простой прибор, установив перед объективом стекло с волнообразной поверхностью. Вращая его, он добивался иллюзии движения образины, что, вкупе с волнением тумана, давало столь сильный устрашающий эффект. Проектор устанавливался на террасе, и им управлял кот. Прибор, выпускающий туман, находился в комнате дворецкого – его форсунки выходили под самые окна спальни барона.
– Так вот что вы искали, выглядывая в окно! – восхитился я прозорливостью сыщика.
– Ну, не именно их, а вообще причину появления рож. И обнаружив под оконными рамами медные трубки с соплами, идущие из комнаты Пердье, я предположил, для чего они могут служить.
– Выходит, вы знали о проекторе?
– Догадывался. Мне приходилось читать о «волшебном фонаре», но в действии я видел его впервые.
Шерлок Зай попыхал трубкой и продолжил:
– Так вот, возвращаясь к роли кота. Бедняга, Кот без Сапог…
– При чем здесь сапоги? – нахмурил лоб Листрейд.
– Так, метафора. Нищий, разочаровавшийся в жизни зверь, не могущий устроиться на работу и идущий на все, чтобы прокормить семью.
– Понятно, – кивнул инспектор и подвинул к себе тарелку со сметаной.
– Луиджи Котелли побывал на выставке драгоценностей барона, и ему пришла в голову великолепная, как он полагал, идея, каким образом в один миг можно разом избавиться от всех житейских проблем.
– То есть он решил украсть реликвии, – подсказал Листрейд.
– Вовсе нет! Выкрасть драгоценности с выставки даже для умелого вора проблематично, не говоря уже о Котелли. Но выставка навела кота на мысль сменить профиль: зачем шарить по карманам, если совсем рядом проживает богатый барон? Дворец большой, в нем живут всего два зверя, но зато там наверняка имеется множество дорогих вещей: золотая и серебряная посуда, подсвечники, ложки, пропажи пары-тройки из которых никто и не заметит. Не это ли раздолье для воришки?
– Но вы тогда не могли знать наверняка! Почему вы решили, будто виновником проблем барона является не кот, а некто иной?
– Я пришел к такому выводу нескольку позже. Но вернемся к реликвиям. О выставке я прочел в старой газете, случайно попавшей мне в лапы. В одной из статей говорилось, что барон фон Гросер Люве любезно согласился выставить фамильные драгоценности в музее. Экспозиция была устроена два месяца назад, а сразу после ее окончания барону начали докучать, из чего явно прослеживалась связь. Поначалу я действительно думал, что именно кот решил выкрасть драгоценности из дворца. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что Котелли не тот, кто может провернуть подобное: нелепая кража кармана, неумелая слежка, снюхался с мелким аферистом Гаунером. После такого, согласитесь, трудно предположить, будто кот в силах отыскать реликвии во дворце, выкрасть, а после умудриться сбыть. Слишком сложно для него. Нет, за котом должен был стоять кто-то покрупнее.
– И тогда ваше подозрение пало на дворецкого, – предположил я.
– Вы правы. Но ведь именно дворецкий, как выяснилось из беседы с бароном, рекомендовал передать драгоценности на хранение в банк. А преступник не знал о том, что их уже нет во дворце.
– Но почему вы решили, будто преступника интересуют именно драгоценности? – спросил Листрейд, прикончив сметану и вылизав тарелку.
– Слишком сложная выходила комбинация для простой кражи: досаждающий барону кот, которого не интересуют дорогие вещи, и явление образин. Из чего родились две версии: либо неизвестного интересуют реликвии, либо сам дворец. Но драгоценности в данном случае были, как казалось преступнику, более доступны.
– Согласен.
– Итак, когда из подозреваемых выпал дворецкий, у меня остался на подозрении Ханс Люве, но он оказался ни на что не способным пьяницей. Выходило, барона изводил некто другой. Однако все встало на свои места, когда разговор зашел о завещании. Их было два. В первом барон завещал имущество дорогому племяннику, которого воспитал. Но когда тот проигнорировал призыв о помощи, как полагал Гросер Люве, то старик в сердцах переписал завещание.
– Да, да, письмо не дошло до Ханса Люве, хотя сильно сомневаюсь, что он, даже получив его, поспешил бы поддержать родного дядюшку, – пояснил я Листрейду.
– Хорош родственничек! – мотнул головой инспектор.
– И тогда барон завещал дворец городу для устройства в нем детского приюта. А десятая часть остального, чем он владеет, должно было отойти Пердье, – закончил я.
– Совершенно верно, – подтвердил Шерлок Зай. – И еще вспомните слова барона о том, как изменился дворецкий. У него в последнее время начали возникать провалы в памяти. В частности он спрашивал у барона, где хранятся реликвии. Плюс необычная причуда еженедельно пользоваться услугами дорогого цирюльника.
– Вероятно, дворецкий щепетилен в отношении своей внешности, – предположил Листрейд.
– Слишком щепетилен. И не без причины. Мне удалось выяснить у цирюльника, обслуживающего Пердье, что дворецкий каждую неделю заказывал одно и то же – полную покраску. Причина оказалась до смешного прозаична: за неделю у дворецкого отрастала шерсть, отчего становилась заметна разница окрасов – натурального и искусственного.
– Ага! – поднял коготь инспектор.
– Из всего, что мне удалось выяснить, вырисовывалась следующая картина: некто проникает во дворец из желания завладеть сокровищами рода фон Гросер Люве, но не может обнаружить их – дворец большой, и кто знает, где старый лев хранит их, и сколько понадобится времени на поиски реликвий. И тут удачно подворачивается воришка, набравшийся наглости шарить во дворце. Кот попадается в умело расставленные в лесу ловушки, но не успевает освободиться, как оказывается схваченным. Преступник, еще в личине енота, заявляет в полицию о краже у него кошелька, но вскоре забирает заявление. Причина? Шантаж. Кот нужен ему для помощи в поиске драгоценностей, подмене дворецкого и вообще очень удобен, как мальчик на побегушках. К тому же внезапно выясняется, что реликвий во дворце больше нет. Преступник в растерянности. Потрачено столько сил впустую и нужно либо бросить все, либо придумать нечто иное. Теперь кот просто необходим Проционе для организации ночных представлений, ведь в одиночку с явлением рож ему не справиться. Можно предположить, что Котелли не в восторге от этой затеи – слишком уж пыльная работенка, – но он находится на крючке у преступника, и деваться ему некуда.
– Но почему Котелли не обратился в полицию? – воскликнул Листрейд.
– Вы когда-нибудь видели, чтобы преступники поступали таким образом? К тому же енот пригрозил Котелли расправиться с его семьей.
– Весомый аргумент, – кашлянул инспектор.
– Появление рож, как и предполагал преступник, неплохо к тому времени изучивший барона, спровоцировало старого льва на обращение за помощью к племяннику. От полиции барон, разумеется, получил отказ, поскольку по понятным причинам полицейские, мягко говоря, не приняли его всерьез: снующий по дворцу воришка, который ничего не крадет, и призраки, строящие рожи через окна. Возможно, енот, уже пребывающий в шкуре дворецкого, для пущей убедительности сказал полицейским, что Гросер Люве в последнее время страдает галлюцинациями, а лично он, Пердье, никаких котов и привидений не наблюдает.
– Вполне вероятное допущение, – согласился Листрейд.
– Когда письмо к Хансу Люве было написано, преступник решает не передавать его. Ведь если Ханс Люве не явится, то старик разозлится на племянника и перепишет завещание на угодливого слугу – больше просто не на кого. Так оно и вышло. Теперь весомая часть имущества барона, пусть и без дворца, находилась уже почти в лапах Проционе. Но сколько ждать смерти барона – год, два, пять? И тогда преступник, зная, насколько у львов слабое сердце, усиливает натиск с появлением образин. Возможно, он планировал и что-нибудь еще в том же духе – кто может знать?
– С-сволочь! – процедил сквозь зубы Листрейд и налил себе еще немного сметаны.
– Однако барон оказался крепок телом и к тому же написал письмо мне с просьбой заняться его делом. Преступник начал готовить новую ловушку и тщательно разработал план действий. Из ответного письма, которое Проционе аккуратно распечатал, а затем запечатал вновь, ему стало известно о дате нашего прибытия. Но хитрый зверь допустил первую из оплошностей: он оставил в сургуче шерстинки со своей лапы, которые навели меня на некоторые размышления.
– В чем же их суть? – полюбопытствовал инспектор.
– Шерстинки имели разный цвет: один у волосяных луковиц и совершенно другой выше, до самых кончиков. И еще случайно оброненные Уотерсоном слова об отсутствии запаха у скунса. Не настолько же сильны ароматы туалетной воды, чтобы перебить природный запах животного.
– Да, вы правы.
– Итак, зная дату нашего прибытия, кот поджидает повозку у въезда в город и крадет у вас карман, а затем и командировочное удостоверение – документ, который однозначно укажет, кому принадлежит карман. Далее енот дожидается моего появления во дворце. Он уверен, что я вмешаюсь в отвратительное ночное действо и оказывается прав. Но в своем плане он не учел трех вещей, да и не мог их предвидеть. Первое – нам случайно попалась лошадь Ромашка, некогда служившая у барона. Она-то и сообщила нам о потайном ходе, о котором все, включая барона, уже давно позабыли. Второе – преступник, несмотря на свою гениальность, оказался настолько высокомерен, что даже не озаботился сокрытием своих следов в подвале. Следы были нечеткими, но они сильно походили на те, что мне уже доводилось некогда встречать еще в Среднелесье.
– Следы, принадлежали еноту, – кивнул Листрейд.
– Вы правы, инспектор. И третье – когда мы с Уотерсоном возвращались в подвал, намереваясь покинуть дворец, я услышал голоса за одной из дверей нежилых комнат. Мне удалось расслышать несколько слов. Слабый голос убеждал, что у кого-то все равно ничего не выйдет. Другой, мяукающий, требовал, чтобы говорящий заткнулся. Кому принадлежал первый голос, я понял, как только моего обоняния коснулся смрад, доносившийся из комнаты сквозь щели – пленником преступника был дворецкий. А беседа с цирюльником лишь подтвердила мои подозрения – перекрашенный в скунса енот занял место Пердье. Дворецкого же заперли в самой дальней комнате в пустующем крыле дворца. Проционе не было никакого смысла убивать Пердье, даже наоборот: он был ему необходим живым. Достаточно было дождаться смерти барона, завладеть несметными сокровищами, причитающимися Пердье согласно завещанию, и скрыться с ними, выпустив настоящего дворецкого на волю – ни следов, ни улик. Но наш приезд спутал преступнику все карты и ему во что бы ни стало требовалось избавиться от меня, иначе его гениальный план мог пойти прахом.
– Погодите! – встрепенулся я. – Значит, когда Проционе бежал, он перенес дворецкого в спальню, дал снотворное, а сам скрылся где-то на время?
– Все именно так и было. За исключением того, что снотворное дворецкому дали заранее. Тогда же енот отправил кота с запиской, якобы написанной мной, к инспектору, намереваясь лишить его алиби. В общем, Проционе хорошо подготовился к моей встрече и, признаюсь, я в очередной раз свалял дурака. Мне вовсе не следовало затевать драку с енотом, достаточно было захватить оборудование. Впрочем, случилось то, что случилось: я раскусил его, но едва не поплатился за это жизнью.
– Как же вы выбрались обратно в сад?
– Котелли взобрался по скале и вытянул меня наверх с помощью веревки. Затем мы затаились на чердаке дворца в ожидании, когда удалятся полицейские. Там я потребовал, чтобы кот все рассказал и пообещал ему защиту, насколько это в моих силах, при условии, что он поможет схватить Проционе. Котелли некуда было деваться, и он согласился. Первым делом, когда полиция покинула дворец, мы обследовали комнату дворецкого и изъяли все оборудование. Там же нашлись припрятанные накладные лисьи лапы, сделанные с гипсовых отпечатков ваших лап.
– Грм-м, – прочистил горло Листрейд. – Вот гад!
– Да, он все хорошо продумал и в очередной раз устроил нам всем отменную ловушку. Покончив со сбором улик, мы с Котелли затаились до утра. Нужно было дождаться, когда Проционе явится обратно, убедившись, что всякая опасность миновала.
– Значит, вы по этой причине не давали о себе знать? – спросил я.
– Именно. Проционе очень хитер и осторожен, и если бы он узнал, что мы с котом живы, то непременно бежал бы. На следующее утро я тайком пробрался в дом цирюльника и потребовал, чтобы он сделал из меня белку.
– Неплохо, кстати, вышло, – хмыкнул Листрейд.
– Согласен, но идея вовсе не моя.
– Да, – улыбнулся я. – Припоминаю, она принадлежала Проционе. Надо же, попался на собственной выдумке!
– Так вот, пока меня превращали в белку, кот, дождавшись отбытия на панихиду барона с Проционе, выпустил Пердье и поспешил с ним на площадь. Остальное вы знаете.
– Но я так и не понял, почему Котелли постоянно крутился под самым носом у барона?
– Видите ли, Уотерсон, вор он был никакой, зато кулинар из него вышел отменный, в отличие от Проционе, который ничего, кроме горелой яичницы, приготовить не мог. Хотя Котелли и несколько неловок с посудой.
