Леонид Резников
Зай по имени Шерлок
Не дожидаясь, пока Анубис полностью очухается после падения, я нащупал зажигалку и взялся ею щелкать. Из приоткрытого «глаза» тыквы посыпались снопы искр. Анубис притих, вытаращив светящиеся в ночи, словно фонари, глаза и припал к земле. Судя по его реакции, зрелище внушало уважительный страх. Я высек пламя, наскоро поджигая свечи. Сначала у тыквы загорелся один глаз, затем и второй. Анубис попятился; я нажал на педали. Заунывный скрип разорвал тишину ночи. Тыква, моргая огненными глазами, двинулась на очумевшего от страха Анубиса. Я сжал клаксон.
– Кряк! Уа-а-у-у!!!
Анубиса подбросило высоко вверх. Еще в воздухе он забил лапами, а упав на землю, заметался в попытке проскочить мимо меня. Но я уверенно пер на него, орудуя рулем и педалями.
– Уа-а-а-у-у!!! Кряк, кряк!
Анубис второй раз подскочил метра на два. Могу себе представить, насколько кошмарным было зрелище. Ну, сами посудите: огромная тыква с полыхающими огнем, подмигивающими глазами, неистово скрипя и громогласно завывая, прет на тебя. Лично я бы на месте лапы двинул от разрыва сердца, а этот сильный, еще мечется.
– У-а-у-у!
Я оттеснял Анубиса все дальше к яме, преграждая ему путь к бегству, но, похоже, его шибко переклинило с перепугу. Анубис все пытался прорваться мимо меня, и вдруг кинулся под тыкву (или на нее – может, решил сразиться?). Переднее колесо трехколесного самоката наехало на хвост Анубису. Что-то хрустнуло, и самокат встал.
– Мия-а-у-у! – взвыл дурным голосом Анубис, дергаясь, как умалишенный, в попытке вырвать защемленный колесом хвост. Тыква подрагивала, грозя, того и гляди, опрокинуться вместе со мной. Анубис же неистово рвался на свободу.
Мне в голову не пришло ничего более умного, как вновь надавить на клаксон.
– Уа-а-у-у!!!
Анубис дернулся так, что у меня клацнул клюв. Тыква дрогнула и начала завалиться на правый бок, прямо на «египтянина». Одна из свечей вывалилась из «глаза» тыквы и упала на шкуру ополоумевшего от страха «лесного ужаса». Новый безумный, полный боли вопль разнесся по ночному лесу, распугивая зверье и птиц. Потянуло запахом горелой шерсти. И тут механизированная тыква окончательно опрокинулась.
Анубиса припечатало к земле. Он уже не мог орать, и только натужно хрипел и подвывал. Я слетел с сиденья и упал на карачки. Вторая свеча погасла, и в тыкву ворвалась непроглядная тьма. А вместе с ней через правый «глаз» в тыкву просунулась голова «бога». Признаюсь честно, такого леденящего кровь ужаса я никогда еще не испытывал!
Мы столкнулись с Анубисом клюв к носу – страшная физиономия с полыхающими глазищами и быстро клацающими острыми зубами. Вероятно, Анубиса я напугал не меньше, но тогда мне было не до отвлеченных рассуждений. Крылья мои сжались в кулаки. Не помня себя, я начал молотить ими по ненавистной морде, то и дело задевая клаксон. Голова Анубиса безвольно моталась, а от каждого нового «уау» и «кряк» он вздрагивал так, что подпрыгивала тыква.
Помню, меня кто-то оттащил от вывалившего язык Анубиса, не подающего признаков жизни – им оказался Шерлок Зай. Я пытался сопротивляться, но заработал подзатыльник и успокоился, признав лапу друга. Все закончилось. Безвольное тело Анубиса мы с трудом извлекли из-под тыквы, накрепко связали по лапам и усталые уселись под деревом ждать утра. И вдруг на нас кто-то накинулся, выскочив из-за широкого ствола дерева.
От удара тяжелым предметом меня спасла лишь молниеносная реакция сыщика. Заметив нападавшего с вознесенным над головой длинным шестом, Шерлок Зай отпихнул меня, вскочил и выбросил лапу в направлении головы нападавшего. Тяжелый предмет с глухим «тук» ударил по стволу в полуметре от моей головы, а нападавший, получив отменный удар челюсть и очень знакомо охнув, отступил на пару шагов назад. Раздался треск веток, неизвестный исчез из виду.
– Вот теперь точно все, – произнес Шерлок Зай, приближаясь к яме, но в кромешной темноте в ней ничего невозможно было разглядеть.
– Что это было? – спросил я, с трудом поднимаясь на лапы и потирая ноющий бок. Приблизившись к яме, я встал рядом с сыщиком.
– Не «что», а «кто». Наша новая знакомая – зайчиха.
– Вы уверены? – повел я клювом, решив, что Шерлок Зай шутит.
– Абсолютно. Утром убедитесь сами. Жаль, правда, что пришлось так нехорошо поступить с дамой, но тут уж ничего не поделаешь.
Ранним утром, сдав полиции, вызванной жителями поселения, «ужаса леса» и его покровителя, мы вернулись домой. Наскоро собрав на стол, мы сели друг напротив друга и с аппетитом принялись за еду.
Шерлок Зай ел молча, уставясь в тарелку. Я терпеливо ждал, когда же он вспомнит обо мне и по уже сложившейся традиции просветит меня о ходе расследования. Но сыщик, видимо, полагал, что в этот раз для меня и так все ясно, и в уточнениях нет никакой необходимости. Меня все больше распирало от любопытства, пока чаша моего терпения не переполнилась.
– Дорогой Шерлок, вы не хотите поделиться со мной, как вам удалось так скоро выйти на преступника?
– О, в том не было ничего несложно, – как всегда скромно отозвался Шерлок Зай, орудуя вилкой.
– И все же?
– Вся хитрость заключалась в сборе статистических данных. Если вы помните, Уотерсон, медведь оговорился, что он не единственный, кто пострадал от «лесного ужаса» – были и другие. И мне пришла в голову мысль: а почему бы не попробовать вычислить преступника, воспользовавшись геометрией?
– Вы шутите?
– Нисколько. Преступник, как мы выяснили сразу, действовал исключительно в одном отдельно взятом поселении, что сильно сужало круг поисков. А с помощью свидетелей я надеялся получить необходимые для вычислений данные.
– И в чем же заключалась ваша идея?
– Идея по своей сути проста: Анубис после совершения очередного нападения скрывается в определенном направлении, которое кратчайшим путем выводит его к месту схрона.
– Но почему вы решили, будто Анубис обязательно побежит именно кратчайшим путем, а не примется носиться по лесу, путая следы?
Я отложил вилку, промокнул салфеткой клюв и отодвинул пустую тарелку.
– Бегство по прямой показалось мне более логичным, поскольку любой преступник, как правило, старается побыстрее добраться до своего пристанища. К тому же Анубису петлять и путать следы нет никакого смысла. Жители поселения изрядно запуганы и потому вряд ли отважатся на преследование разбойника. Да вы и сами видели, что даже днем на улицу никто носа не высовывал. Отсюда сам собой напрашивается вывод: Анубис всегда бежит по прямой, или, может, почти по прямой к своему жилищу.
Шерлок Зай тоже покончил с завтраком, потянулся за трубкой и кисетом и продолжил:
– С помощью опроса свидетелей и нанесения на карту меток и линий мне все же удалось примерно установить место в лесу, которое Анубис каждый раз должен был непременно пробегать – все линии сходились практически в одной точке с минимальной погрешностью, что дало мне уверенность в правильности выбора стратегии поиска. Остальное было делом хитрости и понимания психологии зверя.
Шерлок Зай раскурил трубку и выпустил из пасти несколько дымных колец, наблюдая, как те тают в воздухе.
– Психологию Анубиса? Получается, вы уже тогда знали, что Анубис – обыкновенный кот?
– Ну, друг мой, это следовало из показаний свидетелей. Сами посудите: верткий, шустрый, острые как бритва когти, хвостатый, глаза светятся в темноте, что указывает на ночной образ жизни, лазает по деревьям, обожает сосиски и сметану, терпеть не может капусту, морковь и салат. Многие ли звери подойдут под подобное описание?
– Но как же быть с его ростом? Помнится, медведь утверждал, будто Анубис имеет внушительные габариты?
«Нам представляется большим все малое порой… горчица кажется огнем, оса – волчицей злой…»16 – усмехнулся Шерлок Зай.
– Понимаю, – кивнул я, пряча невольную улыбку, – у страха, как говорится, глаза велики. Но ведь он совершенно не похож на кота! Лысый, тощий, сморщенный.
Шерлок Зай протянул лапу к газете, на поиски которой мне пришлось потратить вчера немало времени, и подтолкнул ее ко мне. Газета скользнула по столу и замерла почти на самом его краю.
– Прочтите, дорогой Уотерсон.
Я опустил посуду, которую все еще держал в крыльях, обратно на стол, отер о салфетку крылья и развернул газету.
«Происшествие на болоте», – прочитал я заголовок одной из статей.
– Не то.
«Объявляется распродажа. Спешите!..»
– Посмотрите на третьей полосе, – подсказал Шерлок Зай.
«Пропал сфинкс», – прочел я и опустил газету, недоуменно уставившись на Шерлока Зая. – Ничего не понимаю. Кому понадобилась многотонная громадина, и как ее можно было вообще спереть?
– Сфинкс – это порода кошек, лысых, со складками на коже, с большими ушами. Зачастую серые. У кого-то из человеков сбежал кот, и тот на всякий случай дал объявление в нашу газету – вдруг отыщется.
– Удивительно! Никогда бы не подумал, что бывают такие коты.
– Вот видите, друг мой, оказывается и от газет иногда бывает польза. Как говорится, знание – сила, а от незнания проистекают всякого рода заблуждения и предрассудки.
– А вы хитрец, дорогой Шерлок, – шутливо погрозил я крылом другу.
– Вы ошибаетесь, Уотерсон. Честно говоря, я в свое время не придал статье особого значения. А когда свидетели описывали Анубиса, у меня вдруг в голове зашевелилось: а ведь я уже где-то слышал нечто подобное! Поэтому я и попросил вас отыскать старую газету с объявлением о пропаже кота. Убедившись в правильности своих предположений, я задумался над планом поимки сфинкса. Необходимо было придумать, как заманить его в ловушку. Кот – животное достаточно опасное, и справиться с ним очень сложно. Если он войдет в боевой раж, то его ничем уже не остановишь. Взять его можно исключительно хитростью.
Коты, насколько я в курсе, в силу своей природы, несколько самолюбивы, терпеть не могут, когда им перечат, и не в силах противостоять желанию полакомиться сметаной. Сосиску же я решил присовокупить к сметане так, на всякий случай. А пирамида в качестве ловушки была выбрана по вполне определенной причине. Кот, как я полагал, имея кличку Анубис, должен быть помешан на всем египетском не меньше своих хозяев, и никак не пройдет мимо столь странного для наших мест строения. И, как видите, все удалось!
Действительно, подумал я, если не считать момента, когда зверюга едва не растерзала меня, пытаясь пробраться в тыкву. Возможно, я и сгущаю краски, но меня до сих пор бросает в дрожь от того памятного эпизода.
Между тем Шерлок Зай продолжал:
– Но дело было не только в Анубисе. Когда мы с вами прибыли на место для рекогносцировки, меня чрезвычайно смутил тот факт, что жилища лисицы в определенном нами районе не оказалось. Хотя все вычисления, казалось бы, проведены безупречно, но, тем не менее, выходило, что я в чем-то допустил грубый просчет. И только благодаря вам, дорогой Уотерсон, все удалось расставить по своим местам.
– Вы переоцениваете мое участие, – смущенно пробормотал я, протирая стол. – Никакой особой моей заслуги здесь нет.
– Отнюдь! Именно благодаря вам и вашим неоценимым умениям удалось установить, что записка пахнет дорогими духами конкретной марки, а также вашими стараниями были рассеяны сомнения относительно личности настоящего преступника.
– Вы имеете в виду зайчиху? Глупости! – отмахнулся я. – Мне всего лишь удалось учуять слабый аромат «Силанели-пять», исходивший от нее. Да и то сказал я об этом слишком поздно.
– Но ведь сказали! К тому же лучше поздно, чем никогда. Еще во время беседы с зайчихой у меня возникло чувство, будто здесь что-то неладно. В то время как все жители поселения стараются и носа на улицу не высовывать, модница разгуливает всюду, не ведая страха. И движется – заметьте! – именно со стороны поляны. Что это: решительный вызов или глупое пренебрежение опасностью? Но лишь после ваших слов о слабом запахе духов «Силанель-пять», исходившем от молодой дамы, мне все стало ясно. Лисья шерсть на записке оказалась подложной, возможно, чтобы перебить запах зайчихи, а сама записка писана тем же лаком, которым накрашены когти модницы. Теперь все сходилось как нельзя лучше.
– У меня, честно признаться, до сих пор в голове не укладывается! – всплеснул я крыльями. – Вроде бы обеспеченная зайчиха, чего ей было связываться с каким-то паршивым Анубисом? И почему она накинулась на нас, словно разъяренная пантера?
– Надеюсь, следствие даст ответ и на этот вопрос.
– Очень даже сомневаюсь, – тихонько буркнул я.
– На мой взгляд, – продолжал Шерлок Зай, не расслышав моего замечания или не придав ему значения, – дело в некоем сговоре с неясной мне целью.
– Сговоре? О чем вы?
– Трудно сказать наверняка. Общеизвестно, что богатым очень не нравится, когда кто-либо сует нос в их «бизнес», особенно черный. Натура у них такая – сколько не дай, а все мало.
– Но в чем, по-вашему, суть бизнеса? – никак не унимался я. – Расколошмаченная когтистой лапой морковка или суррогатные сосиски, которые за сущие копейки можно приобрести в лавке? Простите, но я не понимаю! – развел я крыльями.
– Да, действительно глупо. – Шерлок Зай в задумчивости почесал нахмуренный лоб чубуком трубки. – В таком случае вот вам еще одна версия: богатым, чье эго пресыщено изобилием и бездельем, вечно недостает развлечений, свежих, щекочущих острой новизной. Слишком острой, на мой вкус. Как вам такое предположение?
– Да, в этом я с вами не могу не согласиться, – с горечью ответил я Шерлоку Заю, размышляя между тем над избитой философской проблемой: зачем козе баян, собаке пятая нога, свинье балетная пачка, рыбе телескоп, а кроту зонтик? Хотя, кажется, с рыбой и кротом все наоборот…
И тут внезапно меня осенило!
– Послушайте, дорогой Шерлок, а не проще ли предположить любовь?
– Что, что? – Шерлок Зай, казалось, был обескуражен не меньше сфинкса, обнаружившего в лесу пусть и маленькую, но вполне себе египетскую пирамиду, да еще со сметаной.
– Любовь! На мой взгляд, только она способна заставить нас действовать вопреки здравому смыслу и закрывать глаза на крайне нелицеприятные вещи, как те, что позволял себе пройдоха-кот. И даже способна неистово защищаться, если в том возникнет необходимость, – все больше распалялся я, с жаром отстаивая свою версию. – И это, кстати, вполне объясняет, почему зайчиха шла со стороны схрона кота, где у нее, возможно, имеется уютно обустроенное любовное гнездышко.
– Хм-м, – Шерлок Зай попыхал трубкой. – Ваша версия отнюдь не лишена смысла. Сейчас мне кажется, что она даже более вероятна, чем мои предположения, высосанные, по сути, из когтя. Но вряд ли мы когда-нибудь узнаем наверняка, так ли все было на самом деле.
Насчет последнего я не мог не согласиться с сыщиком. Особо памятуя о том, кому поручили вести дело сфинкса – Листрейду, – что, как вы понимаете, уже само по себе наполовину загубленное следствие. Впрочем, возможно, я все-таки несправедлив к бравому инспектору и сильно сгущаю краски, и в скором времени мы прочтем в газете о любви зарвавшегося лысого разбойника и прекрасной зайчихи, ищущей на свою симпатичную ушастую головку острых ощущений. Ведь, в самом деле, чего на свете не бывает?
Не простое – золотое!
Не пойму, почему гостей всегда тянет в твой дом именно в тот самый момент, когда ты усаживаешься за стол, собираясь в тишине и покое насладиться трапезой – вероятно, в этом есть какой-то скрытый философский смысл, ускользающий от моего понимания. Да и откуда у зверей берется столь развитое чутье? Мне так еще ни разу в жизни не удавалось ни к кому попасть на обед или ужин, разве что на чай, да и то жидкий и пустой, без молока, сахара и вкусных конфеток… Нет, не подумайте, я вовсе не жадный! Это, скорее, попытка докопаться до сути вещей.
Вот и в тот день, стоило нам с Шерлоком Заем сесть за стол, как в дверь постучали. Я бросил на Шерлока Зая полный горькой безысходности взгляд, но сыщик лишь плечами пожал. Пришлось подняться из-за стола и пойти открывать дверь.
На пороге дома, хмуро взирая на меня, стояла белка-переросток. Переросток – еще мягко сказано! В пожаловавшем к нам представителе беличьих было не меньше четырех-пяти нормальных белок – грузное тело, упитанная морда, бантики на ушах, пышный, нервно подрагивающий хвост и не знающие покоя лапки, все время находящиеся в движении. Кого-то она мне напоминала, но вот кого?..
– Что вам, мадам? – вопросительно взглянул я на гостью. Или все-таки гостя? Сам черт этих белок не разберет!
– Мне, гм-м, – прочистив горло, ответила белка басом. – Мне бы с Шерлоком Заем переговорить, если не возражаете.
– Заходите, Проционе! – крикнул из гостиной Шерлок Зай, поднимаясь из-за стола.
– Кто?! – отшатнулся я от двери. Наконец-то и я признал пакостного енота, у которого достало наглости сунуться к нам после всего, что он натворил!
– Да, это я, – переступил Проционе с лапы на лапу, хмуря брови. – И нечего на меня пялиться!
Я, совершенно ошеломленный, отступил вглубь дома, и белка-енот переступил порог.
– Прошу прощения, если не вовремя, – повел он носом, принюхиваясь к еде, стоявшей на столе.
– Совсем не вовремя, если честно, – проворчал я, закрывая входную дверь.
– Что вам угодно, любезнейший? – спросил Шерлок Зай, заложив лапы за спину и покачиваясь на пятках. – И, ради всего святого, что вы с собой сотворили?
– Вынужденная маскировка. – Енот, испытывая крайнюю неловкость за свой нелепый вид, потер лапой шею. – Так что, мне можно пройти или как?
– Лучше «как», – буркнул я, возвращаясь к столу. Только этого типа нам в доме и не доставало! Но Проционе сделал вид, будто не расслышал моих слов.
– Мне нужна ваша помощь.
– Помощь? – Шерлок Зай уставился во все глаза на Проционе. – И у вас хватило наглости после всего, что произошло тогда, на болоте, явится сюда и просить о помощи?
– То дело прошлое, – отвернул морду енот. Видно, совесть у него все же наличествовала, пусть и в малом количестве. – Я за все уже сполна расплатился. И не надо мне напоминать о Козлике, – предупредил он вполне резонный вопрос Шерлока Зая. – Я совершенно не повинен в его смерти. Этот пьяный дурак решил, будто я собрался его укокошить, и полез в трясину. Я даже сделать ничего не успел, как он бултыхнулся и всплыл вверх копытами.
– А с берлогой как быть?
– Берлога… А что берлога? Решил отомстить – святое чувство, между прочим. Но все в прошлом, и я даже готов извиниться.
– Насколько я понимаю, вы бежали из тюрьмы, и вас разыскивает полиция, – кивнул Шерлок Зай, принимая извинения.
– Одна небольшая поправочка, – оскалился в улыбке Проционе. – Меня недавно выпустили, а загреметь опять в рассадник блох мне вовсе не хочется.
– И вы решили, что мы поможем избежать вам наказания? Что вы опять натворили?
– В том-то и дело, что абсолютно ничего, – развел лапами енот, тяжко вздохнув. – Но разве полиции докажешь? Навешают всех крыс на меня – и поминай как звали!
– Прелюбопытно! Даже весьма, – нахмурился Шерлок Зай, подозрительно вглядываясь в унылую морду крашеного енота. – Последний вопрос: почему мы должны помогать вам?
– Я полагал, вы, как поборник правосудия, заступитесь за невиновного, – неуверенно ответил Проционе. – Да и мое дело, возможно, вас заинтересует.
Нет, он определенно был гением и знал, чем пронять моего друга. Подобная наглость и беспринципность завораживали настолько, что я невольно залюбовался негодяем, проникшись к нему неким подобием уважения.
– Хм-м. – Шерлок Зай поскреб когтем подбородок. По его непроницаемой морде никак нельзя было догадаться, о чем он думает. – Правосудие – штука субъективная, что же касается справедливости, то я, к вашему сведению, не Робин Гуд, не Дон Кихот и тем более не Господь Бог.
– Я понимаю. – Енот обреченно повесил голову. Похоже, серьезно его закрутило в неведомый мне водоворот, если уж он решился обратиться к Шерлоку Заю.
– Но для начала я выслушаю вас, – закончил Шерлок Зай.
Проционе вздрогнул и поднял глаза, полные надежды.
– Однако не обольщайтесь раньше времени, – несколько охладил его безмолвное ликование Шерлок Зай. – Если дело меня не заинтересует, я буду вынужден отказать вам.
– Уверяю, оно действительно стоящее! – горячо заверил Проционе сыщика.
– Это уж позвольте решать мне. И для начала я попрошу вас смыть с себя бутафорию, – неопределенно повел лапой Шерлок Зай. – На вас просто неприлично смотреть. Ванная комната там, – указал Шерлок Зай когтем.
– Лучше быть неприличной белкой на свободе, чем приличным енотом за решеткой, – позволил себе скупую улыбку Проционе, но Шерлок Зай не оценил шутки, и еноту волей-неволей пришлось идти мыться.
Пока Проционе, кряхтя в ванной комнате то ли от усердия, то ли от удовольствия, отдраивал себя мылом и щеткой, мы успели отобедать. Я убрал посуду и выставил на стол чайный сервиз. Шерлок Зай в ожидании енота, нетерпеливо барабанил когтями по столу, то и дело поглядывая на настенные ходики.
Наконец Проционе появился из ванной комнаты – в баке закончилась вода, и в продолжении банной процедуры необходимость отпала сама собой. Хорошо, что мы все-таки провели к дому отвод от ручья, а то таскать бы мне сейчас ведрами воду – не перетаскать.
Енот был мокр с ног до головы. Его влажная шерсть торчала сосульками, а шелковые бантики на ушах, которые он, скорее всего, забыл снять, сверкали чистотой. Но теперь, пусть даже и с ними, он хотя бы был похож на енота.
– У вас, кажется, вода закончилась, – словно извиняясь, произнес Проционе.
– Нисколько в том не сомневаюсь, – ответил я. – Если вас не затруднит, после разговора потрудитесь вновь наполнить бак.
– Да без проблем! – оживился Проционе, проходя к столу, и без спроса уселся на стул.
– Итак, я вас внимательно слушаю, – произнес Шерлок Зай нетерпеливо.
– Глупейшая, в общем, история. – Енот подвинул к себе пустую чашку, плеснул в нее чаю из чайника, затем откинулся на спинку стула. Как я заметил, действовал он левой лапой – мне наконец представилась возможность убедиться в правильности выдвинутых давным-давно моим другом предположений насчет левши. – Вчера из кунсткамеры…
– Вы имеете в виду Музей Естествознания? – уточнил Шерлок Зай.
– Именно. Так вот, вчера из музея пропала редкая штука – золотое яйцо, якобы снесенное некоей курочкой Рябой.
– У вас этот факт вызывает сомнение?
– Не то чтобы сомнение, но подобное нарушение метаболизма несколько необычно, согласитесь?
– Простите, я не биолог.
– Я тоже. Но суть не в этом. Так вот, как я уже сказал, пропало золотое яйцо. Полиции недосуг толком разбираться в деле, и потому решили повесить его на меня…
– Простите, что перебиваю, – оборвал Шерлок Зай. – Но когда вас выпустили?
– Вчера утром, – ответил Проционе, отхлебнув из чашки. – М-м, прекрасный чай, смею заметить.
– Благодарю, – сухо отозвался я.
– Кража произошла где-то ближе к обеду. Естественно, полиция решила, будто яйцо украл я.
– Откуда у вас эта информация? Я имею в виду относительно подозрений полиции?
– Разрешите, я не буду отвечать. Скажем, воробышек чирикнул.
– И все же я хотел бы узнать побольше о столь осведомленном воробышке. Вероятно, здесь может прослеживаться некая связь между временем преступления и вашим освобождением из тюрьмы.
– Пустое, – отмахнулся Проционе. – Но если вам так уж необходимо знать – мне по знакомству сказал один из вертухаев, встретившихся мне сегодня на рынке. Пообещал приберечь тепленькое местечко.
– Кто-кто? – переспросил я, не поняв, о ком идет речь.
– Тюремный надзиратель, – пояснил Шерлок Зай, не отрывая пронзительного взгляда от морды енота. – И что же он вам… чирикнул?
– Ну что? – Проционе повертел в лапе чашку и сделал еще один глоток. – Сказал, что ограбили музей, и у полиции есть веские подозрение, будто это доходное дельце провернул я.
– А вы этого не делали?
– Какой был бы смысл мне приходить сюда, сотвори я подобное? Да еще рядиться под белку?
– Возможно, хитрый план. Впрочем, глупо, конечно. Продолжайте.
– А тут и продолжать-то нечего. Я не крал яйца, и мотать срок за какого-то хмыря у меня нет ни малейшего желания.
– Почему же вы сразу не пошли в полицию и не объяснили им всего?
– Шутите, милейший? – Брови Проционе поползли на лоб. – Да появись я там, меня бы без разговоров арестовали. И, как всегда, началось бы долгое и бесполезное разбирательство. Яйца все равно им не сыскать, а я бы отсидел в обезьяннике с полгода как минимум. Вы не были в обезьяннике?
Енот почему-то посмотрел на меня, и мне от его пристального, изучающего взгляда стало не по себе.
– Бог миловал, – поерзал я от испытанного неудобства.
– А вот меня нет. И еще раз попасть туда хочется не особо!
– Сочувствия вы у меня не вызываете, Проционе, – жестко ответил гостю Шерлок Зай. – Но если все так, как вы говорите, я возьмусь за ваше дело.
Проционе невозмутимо допил чай, опустил чашку на стол и утер лапой усы.
– Что вы еще знаете о краже? И почему считаете, будто могут заподозрить именно вас?
– Знаю я немногое на самом деле. Что же касается подозрений, то я действительно был совсем рядом с музеем, когда произошла кража.
– Любопытно! – Шерлок Зай подался вперед. – Попрошу поподробнее остановиться на этом.
– Собственно, рассказывать особо нечего. Напротив музея есть открытый бар, где я решил немного посидеть, отметить, так сказать, свое освобождение.
– Тогда я не совсем понимаю вашего беспокойства. Ваше алиби могут подтвердить многие, включая хозяина.
– В том-то и дело, что нет, – развел лапами енот, погрустнев. – Я вышел на некоторое время в туалет, что на задворках, а когда вернулся, в музее поднялась паника.
– Неужели вас никто не видел?
– Милейший, – надул щеки енот, – знай я, что мне понадобится алиби, то обязательно потащил бы с собой в сортир с десяток зверей.
– Вполне логично, – согласился Шерлок Зай. – И что же вы сделали после?
– Я расплатился с хозяином по счету и убрался подобру-поздорову подальше от музея. Вернее, пошел на рынок прикупить кое-что, а тут вертухай подвернулся. Вот, в принципе, и все.
– В музей вы не заходили ни до ни после случившегося?
– А чего я там не видел? – скривил морду Проционе.
– И ничего подозрительного не заметили?
– Абсолютно. И это, заметьте, при том, что у меня неплохо развита наблюдательность.
– Нисколько не сомневаюсь.
Шерлок Зай поднялся из-за стола и прошелся туда-сюда по комнате, размышляя о чем-то, затем повернулся к следящему за ним одними глазами еноту.
– Вам придется пойти с нами.
– Шутить изволите? – криво усмехнулся енот. – Да меня мгновенно сцапают!
– Необходимо показать полиции, что вы заинтересованы не меньше их в раскрытии преступления. Максимум, ответите на их вопросы.
– Вы даете слово, что не допустите моего ареста?
– Я даю слово сделать все зависящее от меня, чтобы не пострадал невиновный.
– Довольно уклончиво и неопределенно, но я согласен, – кивнул Проционе, поднимаясь со стула. – Я в курсе вашей дурацкой привычки держать слово.
– Это плохо?
– Это необычно, особенно в наше время.
Мне, молча слушавшему перепалку, не осталось ничего другого, как последовать за моим другом и енотом в Музей Естествознания, находящимся, кстати сказать, совсем рядом с полицейским участком. У меня в голове не укладывалось, кто мог решиться ограбить музей средь бела дня при посетителях, охране, да еще и под самым носом у полиции? Надо быть совершенно ненормальным, чтобы решиться на подобное. Но мышление преступников для меня до сих пор остается загадкой, даже спустя четыре года моего знакомства с Шерлоком Заем и его методами ведения расследований. Поэтому всю дорогу я шел молча, не делая никаких замечаний из боязни показаться совершенно несведущим в области криминалистики, что, собственно, так и было на самом деле.
Около музея не было никакого столпотворения, какое обычно случается, когда происходит нечто из ряда вон выходящее. Вероятно, любопытный народ уже пресытился впечатлениями и разошелся, а может, полиция разогнала. Как известно, полиция очень не любит сборищ, особенно когда следствие заходит в тупик в самом начале, что у нас не редкость. Лишь в баре напротив сидели несколько зевак, косясь в сторону парадного входа музея, лениво потягивая пенное и обмахиваясь платочками и лапами.
У самого входа в музей стояли навытяжку со сцепленными на пузах лапами двое полицейских. Заметив нас, уверенной походкой поднимающихся по лестнице со сбитыми ступеньками к дверям музея, они сдвинулись плечами и преградили нам дорогу.
– Музей закрыт! – рявкнул тот, что слева, пожирая глазами Проционе. Енот, в свою очередь, уставился на него лениво и отрешенно, словно на пустое место.
– Мы в курсе, – сказал Шерлок Зай. – Но нам хотелось бы переговорить с инспектором, что ведет дело о краже.
– Дело ведет инспектор Листрейд, – пояснил второй. – Он с вами? – кивнул полицейский на енота.
– С нами. Думаю, инспектор захочет пообщаться и с ним.
– Проходите, – подумав, разрешил первый.
Они расступились, давая нам дорогу. Тот, что слева, потянул за ручку дверь, впустил нас в холл музея и поспешно закрыл ее вновь, отсекая нам путь назад.
В холле музея было пыльно и пахло затхлостью. Небольшое, вытянутое по вертикали и забранное изнутри решеткой окно напротив входной двери давало не слишком много света, но вполне достаточно, чтобы разглядеть интерьер холла. Квадратная комната, не содержащая ничего особо примечательного, имела гардеробную стойку, расположенную слева, с тремя пустующими вешалками за ней и будку с сонным охранником справа, которому совершенно ни до чего не было дело – у такого и мамонта вынесут, не то что яйцо! Под окном примостился широкий потертый диван для желающих передохнуть. Справа и слева от него на узких невысоких постаментах стояли две удлиненные расписные вазы. В дальнем левом углу в деревянном кашпо уныло повесил покрытые паутиной ветви аспарагус. Из холла влево и вправо к экспозициям вели две двери.
Еще один полицейский, притулившийся к будке охранника, указал нам на чуть приоткрытую левую дверь. Мы вошли и остановились на пороге.
Листрейд, пытавший одного из утомленных свидетелей, стоял возле стойки с пером жар-птицы (мне всегда казалось, что перо раньше принадлежало обычному павлину, только на него нанесли позолоту). Еще один полицейский волк обнюхивал в прямом смысле слова место преступления, торопливо занося что-то в блокнотик.
Справа от дверей, сложив лапы на груди, стоял хмурый охранник в форменной фуражке, тяжелым взглядом озирая свои «владения» и то и дело задерживая взгляд на пустой подставке под яйцо или «яйцедержке» – так она значилась в описи, в которую я случайно заглянул, проходя мимо снующего под ногами эксперта. Другие свидетели (или задержанные – кто ж их разберет сразу) толпились у стены под окнами, томясь ожиданием неизвестно чего.
