Ася Ливен
Чаги
Некоторое время Настя смотрела на улыбающуюся Аню. Потом сказала:
– Вот видишь, у него своя жизнь, далекая от нашей с тобой суровой действительности, ну что, в самом деле, пилить опилки?
Аня с удивлением глянула на Настю.
– Такой хороший мужик этот Олег! Почему ты не можешь дать ему шанс?
– Это не так, – несколько возмутилась Аня. – Разве я его гоню или отказываюсь от его приглашений? Ничего подобного. Я… стараюсь. И мне, в общем, это нетрудно. Он не раздражает, не вызывает неприязни. Я за многое могу быть ему благодарна. Он хороший, надежный человек…
– Так что тебе еще надо? Выходи замуж, и дело с концом.
– Ну знаешь!
– Вот что у тебя голове, один бог разберет! – с внезапным раздражением сказала Настя.
– Он не делал мне предложений, – отозвалась Аня. – Никаких.
– Ты меня, конечно, извини, но если ты хочешь, чтобы дело как-то сдвинулось с мертвой точки и он, так сказать, воспользовался твоей неопытностью, создай условия. Что, тебя учить надо?
– Господи, ну и выражения! – засмеялась Аня. – У тебя-то что в голове, без пяти минут мужняя жена?
– Да ну тебя в баню, дура!
Аня едва сдерживала смех.
– Смейся, смейся. Посмотрю я на тебя, когда у него терпение лопнет и он наконец поймет, что зря теряет время.
– Он меня на день рождения пригласил в конце месяца. Будет отмечать дома в тесной компании.
– О! – Настя резко выпрямилась. – Отличный шанс! Не упусти, или точно в дурах останешься. Дома, в интимной обстановке, гости постепенно разойдутся, и вы останетесь вдвоем…
– Давай, давай, уже целую историю придумала. Кто из нас фантазер?
– Я серьезно. Ты приняла приглашение?
– Конечно, я пойду. Хотела с тобой посоветоваться насчет подарка.
– Это придумаем. Так… что надеть? Надо перетрясти твой гардероб. Хотя что там трясти – сто лет ничего нового не покупала. Надо подумать…
– Ну, понеслась, – сказала Аня и откинулась на спинку сиденья.
– Вот это точно отличная новость. Твой наряд я беру на себя и подарю кое-что. Приберегала до твоей днюхи, но, думаю, сейчас самое время. Благородный цвет алой розы с тонким кружевом…
– Настя, уймись, какие кружева?
– Те, что надо! Чуть-чуть везения – и, глядишь, все у тебя устроится.
Аня опять засмеялась и повернулась к окну, бросив небрежно:
– Ты безнадежна.
***
Последующие две недели Настя пребывала в состоянии ажитации. Она постоянно звонила Анне ради того, чтобы обсудить детали предстоящего визита, и присылала ей фотографии возможных подарков, которые, по ее мнению, могли понравиться Олегу. Сначала Аня пыталась вникать, потом махнула рукой и решила не вмешиваться в бурную деятельность подруги, лишь однажды заметив, что слишком уж она старается ради обычной встречи. Настя принимала критику с невозмутимым спокойствием, а когда пришло время выбирать наряд к празднику, проявила, по Аниному выражению, все неприглядные стороны своего вздорного характера. Она явилась к ней с утра, приведя с собой Риту, находящуюся уже на последних неделях беременности, с тем, чтобы та посидела с Илюшкой, пока они с Аней «пробегутся по магазинам».
– Что ж ты, в самом деле, вытворяешь! – воскликнула Аня, когда ей был изложен план действий. Она стояла перед подружками в ситцевом халатике, с платком на голове и шваброй в руках, потому как только полчаса назад затеяла уборку.
Рита посмеивалась, а Настя велела Анне переодеваться и не «кипятить ей мозг» бессмысленной болтовней, поскольку времени мало, а дел много.
– Ладно эта заполошная, у которой шило в одном месте, но ты-то, Рита, о чем думала? Борис в курсе? Куда тебя понесло? Ты сейчас должна на диване лежать и ни о чем не беспокоиться!
– Девочки, вы просто милашки! Как бы я пропустила такое веселье? Правда, давай собирайся. Настя обещала держать меня в курсе, так что я тоже приму участие в шопинге. Предупреждаю, у меня не так много времени, так что лучше поторопись.
В немалом раздражении Анне пришлось отставить ведро со шваброй, в спешке собрать непослушные волосы, кое-как накрутив на голове хвост, и поехать с Настей. В воскресный день в торговых центрах народу было не протолкнуться. Настя с упорством ледокола внедрялась в самую гущу толпы, цепким взглядом сканировала стеллажи и вешалки, время от времени выуживая что-нибудь интересное. Несколько раз Аня вполне была довольна выбором, но Настя, рассматривая ее в обнове, кривила губы, качала головой и в итоге возобновляла бег по магазинам. Через два часа интенсивного марш-броска Аня с досадой начала настаивать на возвращении домой, но Настя не принимала ее жалобы всерьез. Это выводило Анну из себя, и наконец она сказала, что, если Настя сейчас же не остановится, они поссорятся, а к Олегу она пойдет вот как есть – в штанах и растянутом свитере.
Настя предложила перекусить. Аня нервничала и раздражалась, но еда и горячий кофе примирили ее с действительностью, и, заглянув еще в несколько магазинов, они наконец купили то, что понравилось Анне и заслужило Настино одобрение.
Накануне дня рождения Олега Настя явилась к подруге с битком набитым рюкзаком. На немой вопрос она заявила, что останется на ночь и завтра поможет собраться, а еще – целый день проведет с Илюшкой, так как Анне уж точно будет не до этого.
– Моя мама приехала к Денискиным родителям, ну, ты понимаешь… Денис в командировке. Я провела с ними уже два дня. С меня хватит. В общем, лучше капризный сопливый ребенок, чем свекровь и теща, а я между ними.
– Ты на Илюшу-то не наговаривай, – отозвалась Аня, забирая у нее тяжелый рюкзак. – Господи, что ты сюда напихала? И кстати, насчет сопливого ребенка. Если еще раз накормишь его конфетами в мое отсутствие и будешь позволять куролесить, тебе конец. После посиделок с тобой он становится совершенно неуправляем и потом еще полночи стоит на ушах.
– Иди к тете, милая кроша! – воскликнула Настя, раскрывая объятия Илюшке, который, едва завидев ее, подбежал к ней с радостным воплем. – Какая злая у тебя маманька! Думает, не знаю, как ты из нее веревки вьешь? Хах, конфетами я его накормила? А кто на последние копейки покупает ему все, во что только ни ткнет этот милый пальчик? Смотри, избалуешь пацана, будешь потом локти кусать. Вот недаром говорят, что свекровки те еще… за сыночков трясутся!
– Так, ясно. Иди в комнату и падай в кресло. Клюквенной настойки хочешь? У меня есть.
– Откуда вдруг?
– Соседка подарила. Я тут помогла ей по мелочи. А она мне бутылку отдала. Сказала, не любит этих сиропов, другое дело – что-нибудь покрепче.
– С тобой уже бухлом расплачиваются, – Настя уселась в кресло, не выпуская Илюшку из объятий. – Эх, пьющая мать – горе в семье.
Аня засмеялась и пошла на кухню. Когда она вернулась с рюмками и нарезанными фруктами, Настя с Илюшкой сидели на полу и опустошали большую коробку с игрушками.
– Может, есть хочешь? – спросила Аня, ставя поднос на журнальный столик. – У меня из еды, правда, только детский суп. Можно на скорую руку сыр нарезать. Вроде где-то он был.
– Как всегда, – Настя растянулась на полу и закинула руки за голову. – И правда надо тебе замуж. Кстати, у Олега есть мать, не в курсе?
– Я всего лишь иду к нему на день рождения, а ты уже, наверное, всю нашу жизнь на годы вперед расписала.
Аня разлила настойку по рюмкам и села рядом с Настей на пол. Они молчали несколько мгновений, а потом Аня спросила:
– Как думаешь, если я не пойду, это будет очень плохо?
Настя, только-только пригубившая настойку, поперхнулась.
– Извини! – воскликнула Аня, колотя подругу по спине.
– Ты знаешь, иногда мне хочется вот так взять тебя за плечи и хорошенько встряхнуть! – Настя откашлялась, села прямо и прислонилась спиной к изножью кресла. – Ты – девушка с большим приветом. Извини, конечно, но для всего должно быть свое время. И понимание, что для тебя и твоего сына лучше, тоже должно было бы уже сформироваться. Я глубоко убеждена – мы получаем именно то, что заслужили. Я так же абсолютно уверена, что ты заслужила такого хорошего человека, как Олег. У него, конечно, свои недостатки, не на мой характер, но тебе – самое то. Очевидно, что он тебя любит.
– Что? – вскинулась Аня.
– Как говорила моя бабуля, разуй глаза. А еще она говорила моей матери, когда она осталась одна со мной на руках, – ты больше не женщина, ты мать.
– Не понимаю…
– Пока он маленький, – ответила Настя, глядя на Илюшу, – пусть ему станет отцом человек, который, кажется, его принял и к которому он сам быстро привыкнет.
– У Илюши есть отец.
Настя в упор посмотрела на нее.
– У него нет отца. Твоими стараниями. И того отца, о котором ты думаешь, никогда не будет. Вот что я тебе скажу: прими решение. Ты уже потешила свое бедное женское сердечко – печальная, покинутая, забытая. Упивалась этим по самое не балуйся. Хватит. Теперь подумай о ребенке. Чтобы его поднять, нужны помощь и опора, и ты должна сделать все, чтобы их получить… Мне вдруг в голову пришло… помнишь мать Скарлетт О’Хары? Вот она была умная женщина.
Аня удивилась, а потом рассмеялась и воскликнула:
– И кто мне вечно пеняет на всякие там литературные истории, несовместимые с жизнью! А сама-то? Ты мне ставишь в пример эту несчастную женщину, которая вышла замуж, нарожала кучу детей, прожила целую жизнь, а умерла с именем первого и единственного возлюбленного на устах?
– Ну, до этого тебе еще далеко, но мысль улавливаешь.
– Сама бы ты себе такой жизни не захотела.
– Сама я никогда бы не очутилась в твоем положении.
Настя потянулась за своей сумкой, достала блокнот, ручку и принялась что-то чертить.
– Я тебе сейчас покажу наглядно. Ты знаешь, я это люблю. Вот один столбик, где плюсы твоей жизни в одиночестве. А вот – жизни с Олегом.
Аня смотрела, как Настя что-то строчит, и медленно жевала дольку яблока.
– Я поняла, не старайся.
– Нет уж, посмотри на досуге. Вот когда опять полезут тебе в голову всякие мысли, достанешь и почитаешь.
С этими словами Настя вырвала листок из блокнота и положила перед Аней.
– Все будет хорошо, – отозвалась Аня, едва взглянув на ее писанину, но сразу заметила, что преимуществ жизни с Олегом Настя нашла гораздо больше. – Перестань носиться с этой глупой идеей и лучше расскажи, куда ты все-таки решила поехать в медовый месяц?
– Медовый месяц! – усмехнулась Настя. – Еле-еле уломала Дениса на десять дней – такое уж у него плотное расписание… Вот подумываю, не рвануть ли мне в Сеул? У этого твоего как раз там что-то намечается перед летним японским туром. Приду, сяду в первом ряду и буду буравить его взглядом, пока не заметит, и вот уж тогда…
Аня, смеясь, стукнула Настю диванной подушкой.
– Захлопнись! Вот что ты за человек! Чувствую, не оставляет тебя в покое Дам Рён. Не стала ли ты его фанаткой?
– Еще не хватало! Скорее антифанаткой. Кстати, у него таких стада, и они не дремлют. Никогда не упускают случая бросить камень в его огород. А ядовитые какие, гадины! Ладно, шучу… пусть живет спокойно и радуется, что отвел бог от знакомства со мной… Полетим на Кипр. Там у Денискиного отца нашлись какие-то знакомые. Обещали нам культурную программу, но, если честно я собираюсь сразу же от них отделаться. Не представляю, чтобы в мой медовый месяц за мной повсюду таскались какие-то бабульки!
Под конец импровизированной вечеринки, когда бутылка с клюквенной настойкой была оприходована, они переместились на кухню в поисках еды, сварили макароны, натерли сыр и открыли несколько банок с ропшинскими соленьями. Илюшка сначала крутился возле, а потом тихо уснул в комнате на диване. Анне пришлось его переносить в кроватку, а Насте – как можно тише раскладывать старый скрипучий диван. Спать они улеглись далеко за полночь и еще долго после этого болтали и хихикали, пока наконец, уставшие и умиротворенные, не уснули.
На следующий день, выйдя из метро, Аня заметила, что бледное весеннее солнышко едва проглядывает сквозь рванную сеть облаков. Небо все больше наливалось серым, и, наверное, к вечеру пойдет дождь. Аня невольно поежилась под тонкой кокетливой курточкой и почти пожалела, что не оделась потеплее. Впрочем, по их общему с Настей мнению, курточка лучше всего подходила к Аниному наряду. Сегодня впервые после зимы она выбрала вместо сапог полуботинки, повязала на шею летящий шарф, а шерстяную, крупной вязки шапку сменила на тонкий берет. Лавируя между островками подтаявшего снега и держась подальше от затопленных обочин дорог, по которым проносились машины, Аня добежала до трамвая и, когда уселась на жесткое холодное сиденье, внезапно почувствовала необъяснимое беспокойство. Трамвай неспешно катился, громыхая и трясясь, по одному из старых петербургских районов с массивной сталинской застройкой. Серое небо, мокрый асфальт, темные дома, деревья, качающие на ветру голыми ветками, – пейзаж за окном не радовал. Аня встряхнула головой и бодро улыбнулась. Впереди ее ждал теплый вечер и приятная компания: еще неделю назад Олег сказал, что придут лишь те, кого она уже знает, и это придало ей уверенности – по крайней мере, решила она, не надо будет знакомиться с новыми людьми и чувствовать неловкость.
Она без труда нашла нужный дом и уже собиралась войти, когда заприметила неподалеку цветочную лавку. Немного помедлила и, поддавшись внезапному порыву, завернула в магазин. Ей пришло в голову купить растение в горшке. Довольно долго она рассматривала небогатый ассортимент комнатных цветов и наконец выбрала пышный зеленый куст с мудреным названием, которое попросила записать для верности на бумажке. Через несколько минут Аня уже звонила в домофон и, поднявшись на один из последних этажей просторного лестничного марша, увидела двоюродную сестру Олега. Та мелькнула в отворенных дверях квартиры и тут же скрылась из вида. Аня с удивлением потопталась на пороге, но потом все же вошла и тут же почуяла запах чего-то горелого.
– Боже! – воскликнула кузина, снова возникая перед Аней, – я сожгла лазанью! У нас гуманитарная катастрофа! Я в ярости! Эти дурики смеются. Олег заказывает суши и пиццу.
Олег появился через несколько минут. Он был очевидно раздражен и злился. Аня сейчас же взяла его под руку и сказала с абсолютной искренностью, что не очень-то любит лазанью, так что лично ее сгоревший обед не расстраивает. Глядя в ее бесхитростное, обращенное к нему лицо, Олег не удержался, наклонился и быстро поцеловал ее в губы. Аня засмеялась, а он с облегчением почувствовал, как тугой узел, будто сдавливающий грудь, ослаб. Он почти не обратил внимания на подарок, который Настя все эти дни так тщательно выбирала, но раскидистый куст в горшке рассматривал с большим удивлением.
– Это первый цветок в моем доме, – сказал он. – Тебе придется самой найти для него место. Идем.
У него оказалась довольно просторная и со вкусом обустроенная квартира. В интерьере, к которому явно приложил руку толковый дизайнер, преобладали серо-голубые и темные тона с яркими локальными акцентами. Друзья Олега встретили Аню как старую знакомую, и она также с удовольствием почувствовала, что ей здесь рады. Добрую часть вечера сгоревшая лазанья служила нескончаемым источником шуток, пока вино, хорошие закуски и наконец доставленные суши и пицца не перевели разговор в другое русло.
Это был очень приятный вечер, и он пролетел почти незаметно. Так же незаметно для Ани, как-то по-английски, ушли друзья. Настал момент, когда Аня поняла, что в квартире только они с Олегом.
– Наверное, пора и мне, – сказала она, бросив взгляд на свою сумочку.
– Я вызову такси, если хочешь, – ответил Олег. – Но еще не так поздно. Выпьешь со мной?
Аня согласилась. Она наблюдала за тем, как Олег не спеша достал из бара непочатую бутылку, открыл ее и разлил вино по бокалам. Рукава его рубашки были закатаны, открывая красивые мускулистые руки. Аня почему-то вдруг обратила внимание на его спину. Для его роста у него были довольно широкие плечи. Разглядывая их, Аня беспокойно заерзала на месте и, не отдавая себе отчета, быстрым взглядом окинула комнату: шторы давно задернуты, свет приглушен, а из динамиков скрытой где-то музыкальной установки льется мягкий расслабляющий блюз. Неожиданно Аня поймала себя на том, что криво и нервно улыбается, – это была идеальная романтическая обстановка. «Словно в какой-нибудь дешевой мелодраме», – промелькнуло в голове. Мысль о том, что в эту самую минуту она как раз и стала героиней такого сюжета, заставила ее резко подняться. Постояв в нерешительности, она шагнула к окну и отдернула штору, но вместо освещенной улицы увидела в оконном стекле отражение своего лица – темное, искаженное, некрасивое. Подошел Олег. Аня взяла у него бокал, отошла от окна и села за стол. Олег сделал несколько неторопливых глотков, смутно ощутив возникшее напряжение. Глядя на Аню, он заметил, что у нее нервное и в то же время странно застывшее лицо. Опущенный взгляд не отрывался от бокала, а тонкие бледные пальцы почти неосознанно скользили вверх и вниз по тонкой хрустальной ножке. Олег почувствовал, как в душе его начинает что-то ворочаться. Эта отстраненная, холодная, безэмоциональная девушка сводила его с ума. Сейчас она сидела не поднимая головы. Он видел овал ее лица, плавную линию подбородка, завораживающий изгиб шеи, ее опущенные плечи – и внезапно разозлился. Как долго еще она будет изводить его? Есть ли предел этому изнуряющему марафону? Олегу захотелось подойти и хорошенько встряхнуть ее. Сделать ей больно. Увидеть в ее глазах огонь, пусть даже это будет огонь негодования и обиды.
– Анна! – произнес он вдруг резко и громко, неожиданно даже для самого себя.
Она вздрогнула и удивленно посмотрела на него.
Олег подошел к ней, взял за руку и заставил подняться со стула. Тотчас же он ощутил тонкий мускатный аромат, исходящий от ее волос. Разум его точно помутился. Как будто даже зрение изменило ему – в эту минуту он мог только ощущать под ладонями мягкую ткань ее платья, тепло ее кожи. Дрожа, уже не сдерживаясь, он стал целовать ее, даже не понимая, получает ли ответ. Скоро он поднял ее на руки, пинком открыл дверь спальни и почти грубо бросил на кровать. И здесь он наконец увидел Анино лицо. Ее бледные щеки, казалось, побелели еще больше, но алые припухшие губы были приоткрыты – она глубоко и протяжно дышала, как будто ей не хватало воздуха. Глаза не смотрели на него. Лишь мельком он увидел в них свет, и веки ее опустились. Олег сел рядом с Аней и склонился над ней. Она слабо шевельнулась, неосознанным движением обняв его за плечи. Но лишь на короткое мгновение он ощутил ее прикосновение, как она уже разомкнула объятия. Олег замер и медленно отстранился. Аня лежала неподвижно, только ее тонкие обнаженные руки скользнули по покрывалу и замерли, прижатые к груди. Вид этого покорного непротивления глубоко потряс Олега. Он почти со страхом смотрел на застывшую перед ним девушку, ощущая, как болезненно стучит в голове кровь. Несколько мгновений он сидел точно пьяный, пока в отчаянной надежде не взял обеими руками ее голову и не заставил посмотреть на себя. Ее глаза блеснули в свете уличного фонаря, но были холодны и бесчувственны, как у выброшенной на берег рыбы.
Олег тяжело перевел дыхание. Он встал и замер без движения, глядя на Аню сверху вниз, потом отвернулся и вышел из комнаты.
Аня повернулась на бок, сжавшись в комок, и лежала несколько минут, слушая, как медленно и тяжело бухает сердце. Наконец она поднялась и вернулась в гостиную. Олег стоял у стола, выливая в уже наполненную почти до краев стопку остатки недопитой за ужином водки. Аня остановилась на пороге. Олег услышал ее шаги. Его голова и плечи инстинктивно дернулись, но он так и не повернулся; поднял стопку и выпил ее залпом.
– Прости меня, – пробормотала Аня, но даже шепот ее сорвался. – Прости меня.
Она взяла свою сумочку, оставленную на диване, торопливо, не застегивая, накинула куртку и ушла. По лестнице она сбежала на одном дыхании, а очутившись на улице, прислонилась к железной двери парадной. Фиолетовое небо с серыми тучами сыпало мелким холодным дождем. Аня вдохнула сырой воздух, мгновенно ощутив озноб, и вдруг заплакала. Она плакала беззвучно, вздрагивая всем телом от порывов ветра и частого колючего дождя, который хлестал ее по ногам и лицу, залетал за шиворот. Наконец Аня еще раз глубоко вздохнула и отерла ладонями лицо. Она вышла из-под козырька подъезда, застегивая на ходу куртку и плотнее наматывая на шею легкий шарф. В темноте закрытого двора она не видела под ногами луж, а когда вышла на освещенную улицу, огляделась по сторонам, натянула берет на оба уха и торопливо зашагала к трамвайной остановке.
Домой Аня вернулась около полуночи. Осторожно открыв дверь в темную квартиру, она тихо разделась, быстро умылась и, стараясь не шуметь, нащупала в шкафу свою пижаму. При бледном свете, сочившемся из-за полуприкрытых штор, она разглядела разбросанные по полу игрушки, Илюшины вещи, оставленные на стуле, и Настину сумку, почему-то вывернутую наизнанку. Невольно улыбнувшись царившему в комнате разгрому, Аня на цыпочках подошла к детской кроватке, неосознанным движением поправила Илюшино одеяло и, достав из ящика одеяло для себя, осторожно улеглась на диван. Почти в эту же секунду она поняла, что Настя не спит. Довольно долгое время они лежали в молчании, пока Настя не спросила:
– Почему ты пришла?
Аня повернулась к ней, положив ладони под щеку, и Настя разглядела в темноте ее лицо – печальные глаза и слабую улыбку, тронувшую губы.
– Знаешь, – произнесла Аня, – если у человека оторвать кусок плоти, отрубить ему руку или ногу, он будет испытывать чудовищную, нестерпимую боль. Как ни странно, эта боль со временем притупится и, возможно, забудется. Он привыкнет жить в новом состоянии, сможет заменить утраченные конечности протезами и со стороны даже будет выглядеть обычным человеком, но… он все равно останется инвалидом.
Настя с шумом втянула воздух и уставилась сердитым взглядом в потолок. На языке вертелись десятки слов, ее так и подмывало сказать что-нибудь резкое и хлесткое, и даже обидное, но она молчала – какие слова способны дойти до сознания этой глупой фантазерки, что смотрит сейчас на нее из темноты? Насте было безумно жаль своих усилий и надежд и до слез жаль эту дурочку, в очередной раз поставившую ее в тупик.
– Не злись, – услышала она Анин шепот.
– Ты полная идиотка! – не стерпела Настя, хотя твердо решила ничего не говорить.
Аня нашла и чуть сжала ее ладонь.
– Все будет хорошо, – сказала она.
– Любимая мантра? – с издевкой бросила Настя, вырывая руку. – Бог в помощь!
Отвернулась к стенке, пробурчала «Спокойной ночи!» и больше ничего не сказала.
Несколько дней после этого Настя ходила хмурая и раздраженная. Она резко реагировала на самые безобидные вещи и стала чаще обычного ругаться за рулем на других водителей и пешеходов. К плохому настроению добавляло нервозности приближающееся торжество. Все приготовления были завершены – платье, ресторан, программа, лимузин заказаны; и тут Настя, очевидно впадая в новую крайность, заявила, что не хочет «Маланьиной свадьбы», кому нужны эти лукулловы банкеты, жуткий тамада, бредовые конкурсы и кто вообще придумал пригласить дядю Витю с его громоподобным голосом и гнусными армейскими шуточками? Однажды Аня стала свидетелем того, как Настя вступила в перепалку с кассиром в магазине и потом еще долго пыхтела и чертыхалась, проклиная отечественный сервис. Денис смотрел на Настины капризы снисходительно. Если вдруг сам попадал под горячую руку, то лишь улыбался, и в целом оказался куда более спокойным женихом, чем можно было ожидать.
Наконец наступил день, когда Настя надела роскошное в своей простоте и элегантности платье, пристроила к прическе короткую, дерзко торчащую фату и вооружилась букетом невесты. В лимузине по дороге в загс она сидела молча, выпрямив спину, а когда вышла на запруженную свадебными кортежами набережную и огляделась вокруг, сказала: «Прекрасный денек!» Ожидание, суматоха, нетерпеливые разговоры и сочный смех дяди Вити (двоюродного кузена Настиной матери) наконец дошли до кульминации – торжественной речи служительницы Дворца бракосочетаний, которая произнесла: «Дорогие Денис и Анастасия!» – с такой профессионально отработанной интонацией, что Настя вспоминала это, закатывая глаза, еще дня два.
Когда добрались до праздничного стола, Аня думала, что у нее лопнет голова. Час или два она каталась с молодыми по городу, останавливаясь для фотосъемки у каждой мало-мальски известной достопримечательности. Приглашенный фотограф оказался человеком с большой фантазией и неуемной энергией. Чтобы получить исключительные кадры, он заставлял молодоженов то замирать в картинных позах, то подпрыгивать на месте, то бежать, то счастливо смеяться и так далее и тому подобное, пока не кончилось тем, что Денис перенес Настю на закорках через Синий мост. Как ни странно, эта кошмарная, по Аниному мнению, фотоссесия подействовала на Настю благотворно. В ресторан новобрачная приехала расслабленная и довольная и потом пила, ела и принимала бесчисленные поздравления с радостной улыбкой.
Вечер безумного дня завершился застольем в доме родителей Дениса. Молодые решили, что выполнили свой долг перед старшими и наконец могут по-настоящему повеселиться. Денис с удовольствием освободился от галстука, Настя сменила свадебный наряд на джинсы, только фату оставив на голове, и, не слушая Аниных возражений, новоиспеченные муж и жена забрали ее с собой в рейд по питерским барам. Компанию им составил еще кое-кто из приглашенной на свадьбу молодежи. Аня пила пиво и смеялась больше, чем когда-либо, но в какой-то момент, глядя на Настю, прильнувшую к Денису, вдруг загрустила.
– Теперь я буду редко тебя видеть, – сказала она. – Хочется плакать. Как это ты вдруг взяла и ушла? Пускай это Денис, которого я знаю и люблю, – все равно… Все теперь будет по-другому.
Настя издала буквосочетание, по всей видимости означающее «Вот еще!»
– Куда я от тебя денусь? – добавила она уже более внятно. Потом наклонилась и громко прошептала: – Не раньше, чем повеселюсь на твоей свадьбе. За тобой должок, детка!
– Ты уже была на крестинах, – усмехнулась Аня. – Хватит с тебя!
***
По прошествии времени Аня пришла к выводу, что Настя оказалась права. С достопамятного дня свадьбы виделись они не чаще и не реже обычного, а когда ближе к лету вновь встал вопрос о покупке новой квартиры, были на связи едва ли не каждый день. Настя во что бы то ни стало хотела решить вопрос до поездки на Кипр, но ускорить дело не получалось. Настя досадовала, Аня советовала не горячиться, – к чему эта спешка, спрашивала она, вернетесь в июле и будете спокойно смотреть варианты. Настя ворчала, что до дрожи в коленках хочет все обновить, переехать в другой район, избавиться от ненужных вещей и вздохнуть свободно, с чувством выполненного долга.
– Ну-ну, рассказывай – отвечала Аня. – Поменяешь квартиру, купишь новую мебель и успокоишься, что ли?
– Кстати, насчет мебели, – сказала Настя. – Я отдам тебе наш прекрасный диван. Он точно нам не пригодится, а твою старую развалюху выкинем наконец, глаза бы мои ее не видели!
– В самом деле? – Аня очень обрадовалась.
– Давно хотела сказать, да все из головы вылетало. На нем никто не спал, да и раскладывали его пару раз, не больше, так что он в отличном состоянии. Тебе в комнату как раз встанет, я примеряла.
– Спасибо!
– Но это когда мы квартиру поменяем. Надеюсь, хотя бы к осени.
– Не торопись, – отозвалась Аня, – я буду жить с надеждой и мыслями о твоем прекрасном диване!
***
Этим летом Анне прибавилось забот. В конце июня Илюшке исполнилось два годика. В сентябре она планировала отдать его в ясли и выйти на работу. Наконец можно будет рассчитывать на стабильный доход, а не перебиваться случайными заработками. До осени предстояло решить еще немало вопросов и где-то изыскать средства для покупки всего необходимого. Перебрав детский гардероб, Аня обнаружила, что к предстоящему сезону почти не осталось теплых вещей – комбинезон, штаны, шапка и обувь наверняка уже станут малы, да и повседневные вещи, честно говоря, давно пора обновить – белье, футболки, кофточки, не говоря уже про колготки и вечно теряющиеся носки.
Наступил июль, и Денис с Настей улетели в свадебное путешествие. Уже на следующий день Анне пришло сообщение от подруги, что встретившие их пенсионерки (знакомые отца Дениса) оказались точь-в-точь какими Настя их представляла и избавиться от их навязчивой заботы было совсем непросто. Аня улыбалась, читая Настины жалобы и рассматривая фотографии – на них было так много солнца и так много ярких красок, что Аня подумала: ей отдых в таком чудесном месте не испортили бы даже самые болтливые старушки.
Как-то утром, зевая и помешивая кашу для Илюшки, Аня не глядя ответила на телефонный звонок и вдруг услышала бодрый голос Евсея:
– Привет, дорогая! Что делаешь вечером? Пойдешь со мной в театр?
– О-о-о, – протянула Аня, несколько опешив. – Ты приехал?
– Да, на пару дней. Хочу на новой сцене «Макбета» посмотреть. Составишь компанию?
– Ну ты даешь! – сказала Аня. – Хоть бы предупредил заранее. Мне же надо ребенка пристроить.
– У тебя целый день впереди. Договорились. Заеду за тобой в пять, успеем еще по чашке кофе выпить. Адье!
Усмехнувшись, Аня отложила телефон, а когда накормила и переодела Илюшку, отправилась к соседке просить об одолжении.
***
Евсей встретил ее благодушной улыбкой и теплыми объятиями.
– Что это тебя на берега Невы занесло? – спросила Аня, с удовольствием устраиваясь на мягком сиденье его машины, – как давно, оказывается, она не чувствовала этот будоражащий запах кожи и дорогого парфюма.
– Дела, дела, – отвечал Евсей. – Спектакль выдвигают на «Маску». Надо посмотреть. Хотя не бери в голову. Лучше расскажи, что у тебя нового – кажется, почти год не виделись.
Аня в красках поделилась впечатлениями от Настиной свадьбы и сказала, что скоро вернется на работу.
– Ты вот укатил в Москву, и никто мне больше интересных предложений не делает. Так, по мелочи. Если честно, сама уже хочу на работу выйти. Устала дома сидеть. Лето в разгаре, а даже поехать никуда не могу.
– Приезжай в Москву прогуляться. Есть знакомые, поживешь недельку. Я договорюсь.
– Даже не сомневаюсь! – сказала Аня. – Ты ничуть не изменился.
Новая сцена Александринского театра встретила их атмосферой непринужденной артистической тусовки – Евсей кивал, приветствуя знакомых, и здоровался за руку с каждым третьим. Аня сидела на изогнутом стуле, потягивала кофе и смотрела на публику. Давно у нее не было такого приподнятого настроения – все-таки Евсей неординарный человек. Рядом с ним невозможно было оставаться отрешенной или замкнутой на себе. Вот и сейчас Аня чувствовала, будто выпила не кофе, а бокал шампанского, – она непроизвольно улыбалась, живо отзывалась на все, что происходит вокруг, с удовольствием и радостью слушала старого приятеля.
