Ася Ливен
Чаги
– Но почему именно я должна идти с ним в театр?
– Здесь как раз все просто. Старик не любит одиночества, а после завтрашнего обеда он с легкостью откажется от моего общества и обязательно пригласит вас.
Аня невольно заерзала на стуле. Ей совсем не нравилась перспектива провести вечер не дома, с сыном, а в помпезном театре в компании финского дедушки – именно таким она помнила этого господина Ярвинена, высокого, импозантного и в то же время суетливого и словоохотливого старика.
Но даже не это ее больше всего беспокоило. Перед глазами встала картина, как капризный Илюшка отказывается без нее есть и засыпать, а Галина Николаевна заявляет Анне, что даже за хорошие деньги у нее нет желания возиться с избалованным ребенком, пока его мать ходит по театрам.
Поняв, что Евсей смотрит на нее все тем же задумчивым долгим взглядом, она выпрямила спину и положила спокойно сложенные руки перед собой.
– Давайте решать вопросы по мере их возникновения. Если я вам подхожу, то увидимся на обеде. Контракт я возьму с собой и, если все в порядке, завтра же верну подписанным. Пожалуйста, сообщите мне о времени встречи с господином Ярвиненом по телефону. А сейчас прошу извинить, мне пора.
Аня встала и протянула Евсею руку. Он тоже поднялся, оказавшись чуть выше среднего роста, и ответил на рукопожатие.
– Рад знакомству, – сказал он.
Они покинули кафе вместе, но скоро разошлись в разные стороны. Аня кивнула ему на прощание и зашагала к дому.
***
Вечер прошел в тревожных раздумьях. Ее нервировала мысль о том, что завтра она проведет полдня не в привычной обстановке, а в компании незнакомых или малознакомых людей, став частью какого-то большого события, о котором еще два дня назад ничего не знала. Ее замкнутый мирок, часто печаливший и даже угнетавший ее, неожиданно показался тихой гаванью, надежно укрытой от внешнего мира. Сейчас в эту гавань вторгался сильный свежий ветер, и Аня вдруг обнаружила, что на самом деле у нее нет ни энергии для светских раутов, ни оригинальных мыслей для поддержания интеллектуальных разговоров. От недавнего воодушевления не осталось и следа. На смену будоражащему предвкушению перемен пришли лень и апатия, и это было самым отвратительным. Разве не была она всегда слабым, ведомым человеком, пестующим недостатки, словно истинные добродетели? Как однажды рубанула Настя, «ни практичности, ни амбиций, ни планов на будущее…». Ни умения справляться со своей жизнью. Аню накрыло гадкое чувство презрения к себе. Презрения к тайному трусливому шепотку, звучавшему где-то в глубине души. Нельзя не признать, что взращивать и лелеять свою печаль не так уж и неприятно. Есть в этом что-то мазохистское и притягательное, как ковырять подсохшую, но все еще зудящую ссадину на коленке. Аня преуспела в дотошном самокопании как никто другой. Вот и сейчас целый вечер мысли ее крутились вокруг одного. Она знала, что завтра, несмотря ни на что, соберется и поедет в этот шикарный ресторан, расположенный под стеклянным куполом одного из лучших отелей европейского уровня. Будет улыбаться, пить воду из хрустальных бокалов, есть еду, по своему виду больше похожую на произведение искусства, и служить связующим звеном между людьми, желающими найти общий язык. Но одна лишь мысль об этом вызывала усталость и какую-то тупую отрешенность. Вместо встреч, разговоров и новых знакомств хотелось только одного: лечь на старый бабушкин диван, привычно укрыться с головой и остаться в границах своего обособленного внутреннего мира…
Предчувствия ее не обманули. Спустя всего несколько дней Аня поняла, что, как бы ни смотрела она до этого на свою уже как будто устоявшуюся жизнь, жизни этой приходит конец. С памятного обеда в «Европе» стало понятно, что господин Ярвинен принял ее благосклонно, а это означало, что оставшиеся дни до Нового года он не желает с нею расставаться. Каждый день был заполнен какими-то делами – если не встречами с представителями музея «РОСАRT» (арт-директором и руководителем задуманной выставки оказались две женщины, одну из которых Аня действительно знала по Российско-Финляндскому культурному форуму), то визитами в различные места, где у улыбчивого финна обнаруживалось бессчетное количество знакомств. Неизменно он представлял Аню как свою очаровательную спутницу, и каждый раз ей приходилось входить в новые кабинеты, сидеть на диванах и креслах различной степени комфортности и пить кофе, приготовленное секретаршами, похожими, как сестры. Результатом этих визитов стали заманчивые перспективы выставки, надежды на участие в церемонии ее открытия официальных лиц, а также целого ряда уважаемых и состоятельных людей, поскольку, как начала понимать Аня, господин Ярвинен организовывал не просто выставку, а одно из культурных событий светского сезона.
Через несколько дней господин Ярвинен обратился к ней с деловым предложением – сопровождать его и на встречи, не имеющие прямого отношения к объединившему их проекту. Предложение было сделано под конец одной из бесед в присутствии Евсея. Евсей оторвал взгляд от своей желтой сумки, которую в этот момент застегивал, и посмотрел на Аню. Она видела, что он несколько удивился, но скорее как человек, получивший подтверждение своим догадкам гораздо раньше, чем того ожидал. Также она заметила, что он незаметно ей кивнул. До Нового года оставалось чуть больше десяти дней, Илюшка был надежно пристроен, и, поколебавшись лишь секунду, Аня согласилась.
– Я вас поздравляю, – сказал Евсей, когда она, по обыкновению, села к нему в машину, чтобы он подбросил ее до метро. – Господину Ярвинену довольно сложно угодить, но вы пришлись ему по сердцу.
– Я согласилась, потому что это продлится недолго.
– Вам так неприятна работа, которой вы занимаетесь?
– Нет, вовсе нет! – Аня досадливо нахмурилась. – Скорее мне неприятно, что вы могли такое предположить… Но я понимаю, – дав согласие господину Ярвинену, я отдаю ему и свое личное время.
– Здесь не о чем сожалеть. Личное время не всегда используется с умом, а общество этого человека несомненно принесет вам пользу.
– Вы всегда так категоричны?
– Категоричен? – переспросил он с некоторым удивлением. – Ничего подобного. У меня есть кое-какие соображения, но я бы не сказал, что они такие уж категоричные.
Аня усмехнулась и стала смотреть в окно.
***
С этого дня забот у нее прибавилось. Илюшку она видела лишь урывками днем и поздно вечером, когда тот уже спал. Ей все казалось, что Галина Николаевна чем-то недовольна, но эти безосновательные опасения тревожили только ее воображение. Правда, Анне приходилось выслушивать очевидно давно копившиеся рассуждения соседки о нелегкой доле матерей-одиночек, которым не повезло с приличными мужчинами и которые вынуждены в поте лица зарабатывать на жизнь. Аня внимала этим сентенциям молча, лишь иногда выпуская на лицо одну-две эмоции, сигнализирующие, что она слышит каждое слово, а про себя думала, что не таким уж огромным трудом ей дается ее работа. Труднее было привыкнуть к новому виражу своей жизни. Первое время она ощущала себя как человек, попавший в параллельную реальность. Господин Ахто Ярвинен фонтанировал энергией и был неистощим на идеи. Он не мог сидеть на месте, постоянно находился в поисках какого-нибудь дела или развлечения. Аня отлично знала, что все вопросы по данному этапу подготовки выставки оговорены и согласованы, а потому не только рабочий проект держит старика в городе. Он был, как и следовало ожидать, желанным гостем в Институте Финляндии в Санкт-Петербурге и, что тоже закономерно, привлек к участию в выставке и эту уважаемую организацию, но отнюдь не ограничивал свою социальную и светскую деятельность общением с соотечественниками. Аня сопровождала его на встречи, приемы и дружеские вечеринки, проходящие то в самом центре города, то на Васильевском или Крестовском острове, и чаще всего в помещениях, окна которых выходили на живописные панорамные виды. Господин Ярвинен приглашал ее на концерты в филармонию и капеллу, а незадолго до отъезда упомянул о первой в России выставке Фриды Кало, которую через несколько дней представит Музей Фаберже. Аню захватила идея увидеть подлинные картины Фриды, но впечатление от ожидаемого события было несколько подпорчено неуемным финном.
– Обратите внимание на этого импозантного молодого человека, – сказал он. – Я договорился о встрече с приятелем, так что в музее не задержусь. А вам понадобится компания.
Анне не сразу удалось подобрать ответ. Однако господин Ярвинен, должно быть, и не ожидал его, так как сразу же сообщил, что уже сам пригласил Евсея.
Аня посмотрела на своего шефа с подозрением: у нее закралась мысль, что этот предприимчивый старик задумал новый прожект. Поразмыслив, она пришла к выводу, что удивляться тут нечему – Евсей производил впечатление. Обе руководительницы выставки, одна из которых была женой директора музея «РОСART», а другая – ее заместителем, находили его весьма оригинальным. Как-то за чашкой кофе они незаметно свернули с обсуждения проекта на обсуждения Евсея, и директриса рассказала Анне, что в профессиональных кругах о нем говорят как о человеке трех «не» – незауряден, неподражаем, невыносим. Он был талантливым пиарщиком, чрезвычайно коммуникабельным человеком. Приятелей и хороших знакомых у него было без счета. Он дружил с популярными блогерами, дизайнерами и актерами, не говоря уже о журналистах и представителях крупных информационных агентств. Имелись у него связи и в чиновничьих кругах. Аня доподлинно знала, что он частенько ходит «на чай к девчонкам» в Комитет по развитию туризма, а также, благодаря какому-то элитарному поэтическому сообществу, коротко сошелся с личным фотографом губернатора.
Как-то спустя всего несколько дней после их знакомства ей довелось присутствовать на встрече господина Ярвинена с руководителем одного из городских телеканалов. Евсей взял проведение встречи на себя, и, наблюдая за его работой, Аня думала: «Вот дал же бог так здорово подвешенный язык!» У Евсея всегда имелось свое, не заемное мнение по любому вопросу. Высказывал он его пространно, порой утомительно, но всегда небанально. Он вообще был самым небанальным человеком из тех, кого Анне доводилось встречать. Мысль о том, что он может всерьез ею заинтересоваться, казалась смехотворной. В его присутствии она могла только улыбаться и помалкивать, так как вклиниться в неудержимый поток его слов было ей не под силу. При случае пару раз они затронули отвлеченные темы, и Аня обнаружила, что он умеет слушать внимательно, хотя нетерпеливо, точно ожидает встретить в собеседнике достойного партнера столь же блестящего ума. Но любая интеллектуальная беседа или спор с ним всегда заканчивались одинаково – Евсей выступал соло, потому как, очевидно, еще не родился человек, способный его переговорить.
По-видимому, господин Ярвинен донес до Евсея мысль о посещении выставки Кало в Аниной компании. Войдя в Музей Фаберже, молодой человек увидел, что Аня стоит рядом с добродушным финном, который раскланивался во все стороны, но сама имеет вид мрачный и раздраженный. Подойдя к ним, Евсей рассыпался в приветствиях, а затем подхватил Аню под руку, сказав, что лично проведет для нее экскурсию, так как прекрасно разбирается в фолк-арте и даже, припоминается, слушал лекцию об особенностях жанра «автопортрет». Аня взглянула на него с удивлением, в ответ он коротко усмехнулся и повел ее вверх по роскошной лестнице бывшего дворца Нарышкиных-Шуваловых.
– Вы должны быть мне благодарны за то, что я подарил вам передышку от нашего неутомимого финского коллеги, – говорил Евсей, рассматривая по дороге буклет выставки, который совершенно бесплатно вручила ему улыбающаяся девушка на входе.
– Уверена, он очень собой доволен, – с досадой процедила Аня.
– Какая вы впечатлительная натура! И хотя несколько обидно, что моя компания вызывает у вас такую реакцию, скажу откровенно, чтобы не возникало недопонимания: мои интересы лежат в другой плоскости.
Аня приостановилась и вскинула на него взгляд.
– О! Прошу прощения…
– Я вас смутил? – теперь остановился и Евсей.
– Нет. С какой стати? Я не имела в виду ничего такого… – Аня чувствовала, что начинает краснеть от неловкости. – Мне все равно, какие у людей предпочтения.
Евсей смотрел на нее несколько минут удивленно, а потом коротко рассмеялся.
– Вы поразительный человек, Анна! – Он протянул ей руку. – Будем друзьями?
– Да, мне бы этого хотелось, – отвечала она, не совсем понимая, что его рассмешило, но с радостью пожимая его руку.
Аня с огромным удовольствие бродила по выставке целый час, и в основном в одиночестве. Евсей провел в ее обществе не более пяти минут, очень скоро растворившись среди публики. Время от времени Аня видела его за беседой то тут, то там и даже подумала, что нисколько не удивилась бы, обнаружив, что все эти люди, медленно перемещающиеся по музейным залам, так или иначе с ним знакомы. Надо отдать должное молодому человеку – не забывал он и про нее. Иногда подходил и, тоже глядя на картину, которая в этот момент привлекала Анино внимание, что-нибудь рассказывал о полотне – всегда интересно и очень познавательно.
После выставки Евсей пригласил Аню на чашку кофе, но когда они уже вышли на улицу, ему кто-то позвонил. Выразив свои сожаления, он прыгнул в машину и уехал. Аня стояла на набережной Фонтанки и смотрела, как его «жук» выруливает в сторону площади Белинского. Ей пришло в голову сравнение его с каплей ртути, и эта мысль почему-то рассмешила ее. С чего бы вдруг? Возможно, серая глянцевая вода в реке, отражающая почти такое же серое низкое небо, навеяла странные ассоциации? Взглянув на часы, Аня увидела, что еще остается минут сорок до того, как надо садиться в метро и ехать домой, и неспешно двинулась в ту же сторону, где исчезла машина Евсея.
На улице было довольно промозгло. Тусклый влажный день, один из тех что часто случаются петербургскими бесснежными зимами, мало подходил для прогулок. Но Аня оказалась рада возможности побыть наедине с собой. Она медленно брела вдоль набережной, а потом по старым улицам, припоминая, как же давно не гуляла по центру. Если бы не убегающее время, она дошла бы до Дворцовой площади и даже, возможно, до метро на другой стороне Невы, но ей пришлось свернуть у Летнего сада и отправиться обратно. Очутившись у Марсова поля, Аня остановилась и несколько минут смотрела на открывшуюся перед ней панораму почти безлюдного пространства, сливающегося с низким пасмурным небосводом. Ее вдруг заворожила бескрайняя ширь этого неба, неба у нее над головой – клубящегося дымными облаками, готовым пролиться холодным зимним дождем.
– «Немного дыма и немного пепла…» – прошептала Аня и вздохнула. – «О, небо, небо, ты мне будешь сниться!..» 7*
Бормоча стихи себе под нос, она спрятала озябшие руки в карманы пальто и ускорила шаг. Пальто было легким – весьма подходящим для поездок в жарком метро или комфортабельных автомобилях новых Аниных знакомых, но гулять в нем по сырому зимнему Петербургу было, наверное, безумием. Замерзшие пальцы нащупали в кармане какую-то бумажку. Скользнув по ней взглядом, Аня опять остановилась. Это был блокнотный лист с синим круглым, почти размытым штампом и адресом Центра неврологии на Московском проспекте. Адрес Центра и фамилия профессора Гурули были написаны крупным размашистым почерком. Несколько мгновений Аня смотрела на этот клочок бумажки, вдруг необычайно ярко и живо вспомнив обстоятельства, при которых его получила. Размышляя о том, есть ли еще шанс воспользоваться направлением Наны Биджоновны, Аня пошла дальше, но, добравшись до метро, прежде чем войти в тяжелые стеклянные двери, скомкала зажатую в кулаке бумажку и выбросила в урну.
Господин Ярвинен уехал за два дня до Нового года. Аня испытала облегчение и в то же время некоторое сожаление. К ней вернулась возможность распоряжаться собственным временем, но очень скоро она обнаружила, что дни и вечера теперь проходят однообразно. Ей было отрадно вернуться к своему малышу, которого эти недели видела урывками, однако то, что раньше представлялось спасительной гаванью, – ее тихая, размеренная жизнь – теперь отчего-то стало казаться унылым болотом. Перспектива провести новогоднюю ночь наедине с телевизором и кастрюлькой оливье выглядела настолько удручающей, что Аня почти всерьез задумалась над словами соседки, которая со своими приятельницами, вопреки горячим увещеваниям взрослых детей, намеревалась встретить Новый год на Дворцовой площади. Столь неординарное решение было вполне в духе Галины Николаевны, но, представив себя с коляской в шумной и пьяной толчее посреди гудящего ночного города, Аня отбросила эту мысль и смирилась с тем, что очередной год встретит в своих четырех стенах, одетая в любимый растянутый свитер и спортивные штаны.
В новогоднюю полночь, едва отзвонили куранты, Аня ответила на телефонный звонок и чуть не оглохла от Настиных воплей и хохота – праздники они с Денисом проводили в Таллине, и сейчас, стоя на центральной площади этого города, Настя что-то кричала в трубку под шум толпы и взрывающихся петард. Аня радовалась и смеялась в ответ – невозможно было не заразиться легкой эйфорией, звенящей в Настином голосе. Отложив телефон, она еще долго улыбалась, бездумно переключая телевизионные каналы, а потом незаметно уснула с пультом в руке, не досмотрев до конца эпичный кинофильм про баню, перепутанные самолеты, города и квартиры.
Сразу же после старого Нового года подготовка к выставке завертелась с новой силой. Близилась дата открытия, назначенная на вторую половину марта. Аня была рада включиться в работу, хотя почти все, что от нее зависело, давно было сделано, и теперь ей оставалось только ждать приезда господина Ярвинена. Время от времени она забегала в музей «РОСАRТ» – согласовать окончательные тексты для буклета или принять участие в коротких совещаниях, больше похожих на разговоры за быстрым перекуром. В непосредственном Анином присутствии на этих сходках не было нужды, но ее всегда встречали тепло, угощали чаем, курили в сторону и рассказывали последние новости и сплетни.
В один из дней она столкнулась в дверях с Евсеем. Он быстро поздоровался, но потом замедлил шаг, посмотрел на нее, о чем-то задумался и, неожиданно взяв ее под руку, сказал:
– Поехали со мной.
– Куда? – удивилась Аня.
– Пообедаем. У меня встреча с инвестором. Мне его секретарша только что по дружбе сообщила, что он придет с девицей. Составишь ей компанию. Честно, не ожидал такой подставы, похоже, он хочет соскочить с проекта, но мне есть что ему сказать, а для этого нужно, чтобы он ни на что не отвлекался.
– Что-о? – Аня опешила.
– Нет-нет, это не имеет к выставке никакого отношения. – Евсей по-своему понял ее возглас. Он вынул мобильный телефон и взглянул на время. – Как раз есть полчаса доехать. Ну так что, поедим острой лапши?
– Боже, ты и правда неподражаем!
– Я рад, что тебе это нравится, детка, – засмеялся Евсей и, не отпуская Аниной руки, повлек ее к выходу.
По дороге Аня оживленно болтала и смеялась шуткам Евсея. Ей было приятно снова очутиться в его машине, где витал будоражащий запах дорогой кожи и дорогого парфюма. Нравилось смотреть на летящие за окном улицы, запруженные людьми, на старинные петербургские дома, впечатляющие своим обликом, неповторимыми и строгими фасадами, где под портиками и карнизами можно было обнаружить то цветную мозаику, то причудливые и фантастические орнаменты, то живописные барельефы с мордашками толстых улыбающихся купидонов.
День выдался ясный и безветренный. Солнце сияло в бледно-голубом небе, и, отклонив голову, Аня время от времени бросала взгляд вверх, ощущая беспричинные воодушевление и радость. Чувство острое и блаженное, рожденное миром в душе и предчувствием весны. Лучи солнца сверкали в окнах домов, отражались в водосточных трубах и крышах, и даже подтаявший снег в пробегающих мимо городских скверах как-то особенно искрился на фоне черной земли и деревьев.
Евсей смотрел на Аню с улыбкой. Ему нравилось ее приподнятое настроение. Сегодня она выглядела прелестно, и Евсей подумал, что, если получится создать за столом непринужденную атмосферу, он, пожалуй, сможет, следуя в фарватере легкой светской беседы, донести до неуступчивого и острожного дельца перспективы предложенного ему проекта.
Приехали за десять минут до назначенного времени. Евсей без труда нашел отличное место для парковки, что служило верным знаком – дальше дело пойдет удачно. Аня вышла из машины, оглядела вывеску и витрину заведения.
– Это азиатский ресторан? – спросила она.
– Тайской кухни. Признаться, не люблю острую, кисло-сладкую и прочую в таком роде еду, но этот Максим Хван большой ее поклонник. Сам он в каком-то поколении азиат, но такой, знаешь, на русской почве. Хитер и уклончив, но если уж отрежет безапелляционно, ни на какой козе к нему не подъедешь.
– А что тебе от него нужно?
– Хочу заинтересовать его проектом, получить инвестиции и кое с кем познакомиться через него.
– Каковы шансы на успех?
– Он уже почти согласен, но все еще хитрит и уклоняется, – непринужденно ответил Евсей, открывая перед Аней двери ресторана.
Заведение оказалось просторным, интерьер – вычурным. Подчеркнутый азиатский стиль царил во всем – в бамбуковых драпировках, в росписи настенных панно, в маленьких красных фонариках, изящных скульптурах, расставленных по углам, и даже в растениях, высаженных в больших плетеных кадках.
Короткий разговор с дежурным администратором – и их проводили к столику, расположенному во втором зале ресторана, оказавшемся еще более впечатляющим. Столики здесь были разделены искусственными ручейками с журчащей водой и располагались в своеобразных беседках, пройти к которым можно было по дощатым мосткам. В беседке, куда их проводили, уже расположилась пара. Если Евсей и удивился, что пришел не первым, то виду не подал, а очень любезно поздоровался и представил Аню. Девушка за столом выглядела эффектно, но вид у нее был безучастный и немного раздраженный – очевидно, обед в компании скучных бизнесменов, намеревающихся обсуждать какие-то дела, она с большей радостью променяла бы на встречу тет-а-тет со своим визави. Ее спутник оказался мужчиной средних лет, русоволосым, плотного телосложения. Прищуренные глаза на полном улыбающемся лице смотрели приветливо. Но та энергия, с какой он пожал руку молодому человеку, и взгляд, каким он посмотрел на Аню, безошибочно дали понять – осведомленность и предприимчивость Евсея замечены и оценены.
Завязалась светская беседа. Аня смотрела в меню, отчего-то чувствуя себя неуютно. Освещение в зале с беседками было приглушенное. Это составляло такой разительный контраст с ясным солнечным днем там, за далекими дверями, что Аня неожиданно сникла, а экзотические блюда, которые она не спеша разглядывала на фотографиях, не вызывали ни интереса, ни аппетита.
Сидящий рядом Евсей, словно бы уловив перемену ее настроения, слегка наклонился и с уверенностью знатока принялся рекомендовать:
– Здесь можно попробовать зеленую папайю, пудинг из кокоса с золотым карри. Из аутентичных тайских блюд стоит взять сом там, као сой или салат ям. Что скажете, Максим Викторович? Ваш совет пришелся бы кстати.
Максим Викторович с добродушием истинного завсегдатая отозвался на просьбу. Аня внимала ему, стараясь сохранить на лице выражение вежливой заинтересованности, и наконец сделала выбор в пользу блюда с каким-то мудреным названием, уяснив для себя только то, что будет есть курицу с рисом и овощами.
Официант принял заказ. Мужчины продолжали беседу. На какое-то время Аня выпала из действительности. В отсутствие еды, которой можно было себя занять, она медленно потягивала аперитив, блуждая взглядом по причудливому интерьеру, пока не заметила, что девушка, сидящая напротив нее, пребывает в еще более скверном настроении. Об этом можно было догадаться по ее манере покачивать головой, смотреть из-под приопущенных век и кривить губы, блестящие коралловым перламутром. Время от времени она бросала какие-то фразы и отвечала на реплики, это создавало впечатление вполне обычной застольной беседы, но по всему было видно, что ее участие в пустяковой, ни к чему не обязывающей болтовне лишает Евсея возможности улучить момент и плавно перевести разговор в нужное ему русло. Максим Хван, непринужденно расположившись на удобном диване, казалось, ничего не замечал и был вполне благодушен, словно принимал участие в обычных дружеских посиделках. Кинув взгляд на Евсея, Аня не увидела никаких перемен в его лице. Очевидно, он пустил в ход еще не весь свой богатый арсенал светских навыков, однако в эту минуту Аня скорее почувствовала, нежели вспомнила, что он нуждается в ее поддержке.
С гораздо большим удовольствием Аня вышла бы из этого пафосного ресторана, который чем дальше, тем сильнее угнетал ее, но вместо этого она обратила взор на раздраженную соседку. Едва увидев спутницу лукавого предпринимателя, Аня тотчас отнесла ее к разряду «капризных красоток». Это была особая порода представительниц женского рода, часто встречающихся в окружении людей, подобных Максиму Хвану, причем никогда нельзя было заранее догадаться, кто именно прячется под этими идеальными внешними данными – глупышка, подверженная переменчивым настроениям, или же расчетливая, хитрая особа, не отягощенная сомнениями и не склонная к щепетильности.
Аня не представляла, чем можно отвлечь и каким образом занять эту девушку, пока ее взгляд не зацепился за сверкнувшее на тонком пальчике кольцо. Это было до смешного тривиально, и если бы Аня могла видеть себя со стороны, наверняка не удержалась бы от ехидных замечаний. Но на свою беду, она была непосредственной участницей происходящего сию минуту процесса – сидела за столом с людьми, с которыми ее ничего не связывало, была окружена обстановкой, отягощающей ей душу, вынуждена была улыбаться и говорить, – потому она ухватилась за это блестящее кольцо, как за спасительный предлог. Она вполне искренне похвалила изящество и красоту колечка. Отклик последовал незамедлительно, и тема получила развитие. К сожалению, Анины познания о новинках и последних трендах ювелирной моды были очень скудны. Она понятия не имела, в чем разница между известными брендами дорогих часов и прочих аксессуаров, и, пожалуй, не смогла бы отличить Gucci от Hublot, но старалась делать вид, что отлично информирована, и с подчеркнутым восхищением оценивала предлагаемые ее вниманию украшения, ибо замечанием о кольце дело не ограничилось. На Анино счастье, «капризная красотка» оказалась из разряда безвредных глупышек. Она хвасталась украшениями с наивным самодовольством, без малейшего намека на высокомерное презрение – ведь на самой Анне из украшений были только серебряные сережки с горным хрусталем, когда-то купленные по случаю в торговом центре.
Когда наконец подали еду, Аня почти исчерпала запас любезностей и устала улыбаться. Их столик обслуживала девушка, облаченная в национальную тайскую одежду. Вид ее яркого цветастого наряда с длинной юбкой в пол заставил Аню на мгновение прикрыть глаза, а когда она открыла их снова, ощутила, что не может свободно вздохнуть: прежде едва уловимый, но настойчивый аромат каких-то курений теперь казался почти удушливым. В смятении Аня перевела взгляд на воды журчащего сбоку ручейка, живописно подсвеченные алым цветом.
– Вам не нравится азиатский стиль? – услышала она вопрос Максима Хвана и, подняв голову, поняла, что он отвлекся от разговора с Евсеем и обращается к ней.
– Я впервые в ресторане тайской кухни.
– Тогда у меня есть отличная возможность познакомить вас со всеми тонкостями этой прекрасной культуры.
Аня не сразу нашлась что ответить на это неожиданное обещание. Вдруг Евсей взял ее руку и поднес к своим губам.
– Мы иногда заходим в «Кореану», где готовят самый лучший чачжанмён из тех, что я пробовал. Но в общем-то, Анна – девушка консервативных европейских вкусов. Она предпочитает итальянскую пасту и легкие супы-пюре; не так ли, дорогая?
Аня взглянула на Евсея. Он опустил их руки, и теперь они, сомкнутые, лежали на столе между еще не тронутыми блюдами. Сам же Евсей смотрел на Аню спокойным ласковым взглядом и улыбался.
– По правде говоря, я люблю русскую кухню, – отвечала она Максиму Хвану, – хотя многие, особенно иностранцы, считают, что она слишком жирная и состоит из несочетаемых ингредиентов. Но здесь довольно мило, и надеюсь, что рекомендованное вами блюдо мне понравится.
– Обязательно расскажите о своих впечатлениях, и я посоветую что-нибудь еще. Хотя я тоже не прочь поесть итальянской пасты.
Аня почувствовала, как Евсей коротко сжал ей пальцы и наконец разомкнул их руки. Максим Хван проследил это движение взглядом и как-то неопределенно улыбнулся. Аня отвлекла его внимание:
– Если у вас будет время и желание, мы, конечно, можем пообедать все вместе еще раз, – сказала она. – Евсей, ты, помнится, говорил про какое-то модное место на Старо-Невском? Я до сих пор там не была.
– Каюсь. Исправлюсь.
– Что это? – вдруг подала голос «безобидная глупышка». Она гоняла деревянными палочками по своей тарелке еду, брезгливо ее разглядывая.
– Похоже на кусочки тайского баклажана, – отозвался Евсей.
Девица состроила неопределенную гримаску и попробовала то, что Евсей назвал баклажаном.
Максим Хван подвинул к себе тарелку и принялся есть.
Для Ани обед тянулся бесконечно. Определенно что-то происходило, потому как Евсей продолжал чудить и, хотя больше не пытался взять Аню за руку, уделял ей повышенное внимание, которое, по ее мнению, лучше было бы направить в сторону предполагаемого инвестора. Иногда он как бы невзначай касался ее или наклонялся к ней, когда разговор перетекал в общее русло. При этом, кажется, Евсей вполне успешно завладел вниманием и бизнесмена Хвана, получив возможность сказать все, что собирался.
Когда они наконец вновь оказались на улице, Аня с облегчением вдохнула сырой вечерний воздух. Солнце закатилось – почти сплошь серое небо сливалось с невыразительным городским пейзажем, который почему-то не оживляли ни зажегшиеся фонари, ни горящие витрины. Поеживаясь, Аня села в машину, чувствуя невероятную моральную и физическую усталость.
– Фух, – выдохнула она, наблюдая, как Евсей возится за рулем и заводит мотор. – Я словно марафон пробежала… Ну-ка, отвечай, что это было?
– Что именно?
– Сам знаешь. Зачем разыграл из нас парочку перед этим человеком?
– Он тебе понравился?
– В каком смысле?
Евсей хотел было что-то сказать, но передумал и лишь бросил небрежно:
