Ася Ливен
Чаги
Аня остановилась на перекрестке. Пока она шла, заметно стемнело. Серые сумерки напитались влагой, и, подняв взгляд к небу, девушка увидела тучи, наплывающие с запада на плоские городские крыши. Зябко вздрагивая, Аня огляделась по сторонам, стараясь понять, где очутилась. Отсюда следовало уехать на такси, но телефон остался дома, а денег в кошельке оказалось не много. По счастью, в кармане нашелся проездной, и, спросив несколько раз дорогу, Аня добрела до остановки троллейбуса, который, петляя по незнакомым улицам и подолгу задерживаясь в пробках, наконец довез ее до метро. К парадной своего дома она подходила уже в потемках. Илюша проснулся и захныкал. Голодный, неудобно перехваченный усталыми руками, он, казалось, желал оказаться в уютном и безопасном тепле не меньше, чем его измотанная мама.
Поднимаясь в лифте, Аня прикрыла глаза, а переступив порог темной квартиры, прислонилась спиной к закрытой двери и стояла так несколько минут, пока не почувствовала, как Локи тычется ей в колени своим холодным мокрым носом. Аня погладила его по улыбчивой мордахе, встряхнула головой, точно отгоняя непрошенные мысли, и принялась за дело. Умылась, вскипятила чайник, заварила детскую смесь, и пока Илюшка ел, лежа на ее руках, она внимательно его рассматривала.
Впервые ей пришла в голову мысль, что он не всегда будет младенцем. Однажды он подрастет настолько, что станет узнавать ее лицо из тысячи других лиц, сможет не только принимать обращенную к нему заботу, но и осознавать ее, сможет откликнуться на внешние события, создать о них воспоминания. Такое преображение виделось Анне необычайно волнующим. Она представила, каким он может стать и как изменится по сравнению с тем, какой он сейчас – хрупкий, беспомощный, точно слепой котенок. А какие картины детства останутся запечатленными в его памяти? Что окажется для него тем единственным, неизменным и драгоценным, навсегда связанным с родным домом, с нею самой? Это были удивительные мысли. Немного пугающие. Ее память хранила отпечатки собственного детства – звуки, запахи, целые сцены каких-то событий, которые, как яркие картинки, вставали пред внутренним взором, живые, эмоциональные, такие недавние… Даже те, в которых были родители, – не лица на фотографиях, а тени воспоминаний – всего лишь два размытых силуэта, лишенные контуров и индивидуальных черт. На мгновение Анне представилось, что Илюша в свое время также не сможет припомнить ее лицо или в его памяти будет возникать лишь бледный образ жалкого существа, сокрушенного безвестными печалями. На глаза навернулись слезы, словно перед ней уже предстал не знавший счастья ребенок. Или она сама была таким ребенком, потерянным, одиноким, лишенным опоры. Несколько минут Аня тихо плакала, глядя на бессмысленно блуждающие глазки малыша, а когда он заснул, успокоенный ее близостью и теплом, она осторожно легла с ним в постель, предварительно сняв с полки одну из книг, что плотными разноцветными рядами выстроились в книжном шкафу. Это были «Сказки зарубежных писателей», старенькое издание без картинок – любопытный сборник известных авторских текстов Перро, Гофмана, Уайльда и многих других, опубликованных в полной редакции, без купюр. Открыв наугад, Аня принялась читать вслух, вначале сбивчиво, потом все более уверенно, перелистывая страницу за страницей. Когда она оторвала взгляд от книги, было около часа ночи. Аня чувствовала приятную усталость и почти умиротворение. Ей оказалось нетрудно подняться и приготовить Илюше поесть, когда он через несколько минут проснулся; а когда уснул снова, она перенесла его в кроватку и, вернувшись в свою постель, проспала спокойно до самого утра.
***
Весь октябрь в том году лил дождь. Одетые в багрянец деревья сиротливо мокли под нескончаемыми потоками – изредка колючими и хлесткими, но чаще тихими и монотонными, окутывающими все вокруг серой туманной дымкой. С безвозвратно уходящим летом исчезало и тепло. Еще начало месяца радовало солнечными днями, но к его концу небо было уже сплошь затянуто тучами, и ясный день, случись такому проскользнуть, воспринимается как праздник.
Разбирая в конце лета шкаф, Аня обнаружила в дальних ящиках несколько ненужных вещей, в том числе два поломанных зонта, не переживших ветреного межсезонья. Впрочем, сейчас, в этом октябре, они ей были не нужны, – выбираясь на прогулки, Аня натягивал поверх куртки сиреневый дождевик с остроконечным капюшоном и, по Настиному выражению, становилась похожа на сказочного гнома, катившего перед собой также укутанную в дождевик коляску. Дома Аня носила любимый, привычный телу свитер, и даже когда включили отопление, она не могла избавиться от привычки натягивать его пушистый мягкий ворот чуть не до самых глаз. Кисти рук она прятала в длинных растянутых рукавах, особенно когда устраивалась в кресле с дымящейся чашкой чая или очередной порцией книг. Однажды Настя заметила сваленные на столе тома – одни были открыты, из других торчали закладки.
– А, это я вечерами Илюшке читаю, – отозвалась Аня.
Настя взглянула поближе.
– «Гарри Поттер», «Похитители бриллиантов», «Понедельник начинается в субботу»… Что это?
– Говорю же, мы с ним книжки читаем.
– Я за тебя рада, но… Стругацкие, Аня! Ты серьезно это младенцу читаешь? – Настя с огромным удивлением, к которому примешивалась изрядная доля веселья, смотрела на молодую мать.
– Я ж ему не «Трудно быть богом» читаю… – Аня несколько снисходительно хмыкнула, точно Настя сморозила глупость. – Тут про волшебство как-никак, другие книжки про приключения.
– Я, конечно, все понимаю – надо ребенку читать стишки, петь песенки, даже если он еще не бельмеса не соображает, но ты, как всегда, в своем репертуаре! Что за странный выбор? Почему не сказки?
– Сказки мы уже читали. У меня сборник есть, еще с институтских времен. Скажу тебе, истории там – Стивен Кинг отдыхает! Ты в курсе, что у братьев Гримм описано, как сестры Золушки, чтобы натянуть туфельку и заполучить принца, отрубили себе одна пятку, другая пальцы? И смачно так описано, как кровь по туфельке текла? А в оригинальной версии истории про Спящую красавицу Перро принца вообще нет, вернее, он потом возникает, но Фея вовсе не обещает, что однажды он явится и разбудит девицу. А по мне, так лучше бы и не появлялся. Знаешь почему? Его мамаша оказывается ведьмой-людоедкой и одного за другим поедает детей этой Спящей, вернее, разбуженной красавицы, во всяком случае, ведьма так думает. Это к вопросу, почему в переложении для детишек сказки заканчиваются свадьбой, а дальше – «жили долго и счастливо». Сплошная недоговоренность! А тут смотри какая насыщенная событиями семейная жизнь!
Настя примирительно махнула рукой, похвалив идею литературных вечеров «у камелька», а в душе на самом деле страшась спугнуть приподнятое настроение подруги. Однако результатом этого разговора стало посещение книжного магазина и покупка более подходящего чтива – красочных и хорошо иллюстрированных «Русских народных сказок для малышей».
– Между прочим, Колобка в конце съели, – заявила Аня, принимая подарок с видом оскорбленного величия. Мгновение она и Настя смотрели друг на друга, а потом начали смеяться, да так громко, что Илюшка испугался и заплакал.
***
В декабре Настя заявила, что намерена отметить Илюшкины шесть месяцев – как-никак первый юбилей. Аня отнеслась к идее скептически – это все-таки не годик, и уж точно ее не прельщали посиделки в кафе, даже в тех, где имелись детские игровые комнаты. Но Насте хотелось праздника – приближение Нового года привычно будоражило ее кровь, а потому в конце концов она уломала Аню на «вечеринку для своих».
– В самом деле, – говорила она, – надо взбодриться! Работа заколебала. Век бы не видать все эти физиономии!.. Денис тоже какой-то дерганый – под конец года у них всегда аврал; в общем, хочешь не хочешь, но у нас с Илюшкой будет праздник. К тому же мы сто лет вместе не собирались. Не волнуйся, я все беру на себя.
– Имей в виду, я к тебе не поеду, – сказала Аня, пусть и с неохотой, но все же уступая, так как по опыту знала, что, если Насте что-нибудь втемяшится, она уже ни за что не отстанет.
– В ресторан ты не хочешь, как же мы тут все разместимся?
– Уж как-нибудь. К тому же ты наверняка вино притащишь, а ты за рулем.
– Предлагаешь остаться на ночь? Хочешь, чтобы я спала на твоем старом диване? – с притворным ужасом воскликнула Настя. – Его давно пора на помойку!
– Ну знаешь! Сама захотела.
– Нет, правда, я тебе тыщу раз говорила, надо с этим диваном что-то делать! Его твоя бабуля еще из Тихвина сюда привезла, если мне память не изменяет. Не могу без слез смотреть на эту старую развалюху.
– Мне хватает, тем более я в последнее время его не раскладываю, но ради тебя, так и быть, разложу, – посмеиваясь ответила Аня.
– Нет уж, спасибо. Ладно, я что-нибудь придумаю. Да вот хотя бы – побоку этих мужиков, не будем их звать! Ритка приедет, я буду, и пригласи еще кого-нибудь, если хочешь. У тебя вроде какие-то знакомства с мамашами с детских площадок завелись.
– Не настолько близкие. Хорошо, давайте устроим вечеринку втроем. Потом на такси уедете, если не захотите на ночь остаться.
– Отлично, отлично! – Настя потерла ладони в предвкушении.
– И откуда такая неуемная энергия? – заметила Аня. – Это не к добру.
– Хочется тебя расшевелить, немочь бледную. Кстати, может, в салон с тобой сходить, что ли?
– Вот сейчас мне точно не до этого. А выгляжу неважно, потому что устала смертельно. Целый день как белка в колесе. То одно, то другое. Еще Илюшка ни за что не хочет сидеть в манеже, а если его оттуда вынуть, начинает везде ползать, да с такой скоростью, что ловить не успеваю. Вечно норовит свой нос засунуть куда не следует или забраться повыше.
– Вот глупая женщина! Радуйся, что он у тебя живчик, а не какая-нибудь амеба. Тихих мальчиков, ты же знаешь, я не люблю, а наш самым задиристым еще фору даст! Не могу удержаться, все время хочется его потискать. Ну что за щечки! Такой хорошенький!
– Кто бы мог подумать, что вы так споетесь! – усмехнулась Аня, наблюдая, как Илюшка, радостно улыбаясь во весь рот, в котором уже красовались два зуба, дергает Настю за идеально уложенные волосы.
Аня приготовилась к тому, что Настя расстарается на славу, но та предложила посидеть по-свойски, без затей, – принесла для закусок несколько салатов собственного приготовления, а на десерт – коробку с пирожными из дорогого магазина. Рита на скорую руку соорудила на кухне незатейливый ужин, Аня наслаждалась возможностью ничего не делать, расслабленно сидя в кресле, а ее неугомонная подруга резала бутерброды и жаловалась на Дениса, который успел проштрафиться, но, похоже, сам этого не заметил.
Девичник тек своим чередом, когда в середине вечера Настя вдруг повела взглядом вокруг себя и спросила, где новогодняя елка.
– Какая еще елка? – отозвалась Аня. – Если Локи я приучила к ней не подходить, то от ребенка я ее точно не спасу. Да и ставить ее некуда.
– Глупости! – возразила Настя. – Что за Новый год без елки? Если подвинуть Илюшкин комод и убрать кресло, она отлично встанет в углу.
– Даже не думай об этом.
Настя замерла, точно решая, как лучше поступить, и после секундного размышления посмотрела на Аню с грустью.
– Что случилась? Где моя прежняя веселая, озорная подружка?
– Я все твои фокусы наперед знаю! – засмеялась Аня. – Сейчас тебе пришло в голову притащить в мой дом елку, и, клянусь, ты всю душу мне вынешь, а сделаешь по-своему!
– Очень оно мне надо! – возразила Настя. – Тебя послушать, так я прямо монстр или стервозина какая. Просто я хорошо помню, как в детстве любила смотреть на елочную гирлянду. Как сверкали огоньки, отражаясь в стареньких стеклянных игрушках…
– Стеклянных, – заметила Аня.
– В пластмассовых они тоже замечательно отражаются! Я тут недавно купила новые, такие, знаете, золотые с серебряной окантовкой. Просто прелесть! Они сами по себе блестят и переливаются. Очень красиво. Вот, Илюша, придешь ко мне в гости, тогда и увидишь… Нет, правда, у тебя даже мишуры нигде нет. Хоть бы снежинку вырезала и на окно прилепила, что за тоска зеленая!
– Предлагаю сгонять за елкой! – сказала Рита.
Аня с удивлением воззрилась на нее, а Настя с энтузиазмом вскочила.
– Отлично! – сказала она. – Так и сделаем. А ты пока место расчисти и достань коробку с игрушками с балкона. Сейчас будет настоящий праздник!
– Две полоумные бабы в подпитии, – сказала Аня, насмешливо наблюдая за суетливыми сборами подруг. – Вы собираетесь эту елку на себе тащить? Те, что на перекрестке у нас продаются, с виду совсем немаленькие.
– Это не твоя забота.
– Я терпеть не могу елки – красоты на пару дней, а иголки потом из всех углов выметаешь полгода.
– Слушай, когда ты успела стать такой занудой? Тебе друзья предлагают елку, бесплатно, в качестве жеста доброй воли, – прими и радуйся. И вообще, как это можно лишить себя удовольствия наряжать к Новому году елку? Не понимаю.
– Анька, вот увидишь, сразу настроение поднимется, – поддержала Рита. – Обещаю, выберу самую маленькую.
– Рита, даже самую маленькую нести тяжело. Ты хоть раз видела, чтобы эти елки женщины таскали? Что за глупости! Жалею, что выбросила свою старую, искусственную. Сейчас вы бы радостно ее нарядили, и дело с концом.
Рита примирительно улыбнулась. Настя уже звала ее из прихожей, и через минуту они обе, прихватив с собой Локи, хлопнули входной дверью.
Аня, усмехаясь, прилегла на диван, посадив на себя Илюшку. Он был сонным и начинал капризничать. К счастью, в последнее время он засыпал гораздо быстрее обычного и спал крепко, так что даже порой лай Локи не был ему помехой. Но засыпать он полюбил исключительно на мамином животе, и никак иначе. Сначала Аня умилялась этому и специально подолгу лежала с ним, поглаживая по головке, держа в своей руке его крохотную ручку. Но со временем она поняла, что эта нежность только добавила ей проблем, ведь теперь Илюшка больше не мог уснуть без нее, долго капризничал, хныкал, крутился юлой, а то и начинал орать в голос. Намучившись, Аня всегда сдавалась, вынимала несносного крикуна из кроватки, укладывала себе на грудь, и тогда он засыпал мгновенно, прежде чем она успевала выговорить ему все свои упреки.
Сейчас она слышала его тихое сопение, чувствовала исходящее от него тепло, и ее вдруг охватило чувство такого безбрежного счастья и одновременно такой неизбывной тоски, что она заплакала. Глотая слезы, Аня лежала тихо, боясь потревожить сон малыша, и вдруг начала посмеиваться над собой. «Вот глупая балбесина, – думала она, – слишком много вина… и я стала такой сентиментальной». В самом деле, Аня начала замечать за собой странную чувствительность – трогательные кинокадры, лирические описания в книгах, даже сентиментальные открытки или картинки из интернета вызывали в ней приступ неконтролируемых слез. В груди что-то сжималось, а глаза увлажнялись, словно потаенные струны – души ли, сердца, – истончились и отзывались на малейшее прикосновение. Сейчас ее охватила сентиментальная эйфория, острый приступ нежности и грусти, который, решила она, был вызван ударившим в голову вином, а Настя, узнай она о происходящем, безапелляционно списала бы на нестабильный гормональный фон. Аня положила ладонь на Илюшину головку, чувствуя шелковистость его волос, несколько раз осторожно и медленно вздохнула и незаметно для себя провалилась в сон.
Проснулась она так же внезапно. Недолго лежала, глядя на незашторенное окно, за которым тихо, в пасмурном сумраке падал снег. Темноту комнаты озаряла лишь неяркая лампочка торшера. В ее свете, приподнявшись, Аня увидела, что Илюшка мирно спит в своей кроватке, укрытый одеяльцем, посуда убрана со стола, а в углу, прислоненная к стене, стоит перехваченная веревками елка, источая восхитительный запах смолы и хвои.
Анне было жарко под пледом, и, встав с дивана, она вышла на балкон, с наслаждением вдыхая свежий, слегка морозный воздух. Поеживаясь, она постояла несколько минут без всякой мысли, глядя на темные соседние дома с одинокими, то здесь, то там светящимися окнами, а когда совсем продрогла, вернулась в комнату. Голова ее была на удивление ясной, и, помимо охватившей ее жажды, Аня вдруг почувствовала острый голод. Поиски на кухне увенчались успехом. Приготовленный с вечера ужин, остатки незаправленного салата, накрытые крышкой овощи и кусок пирога – это был настоящий пир. Аня ела с великим наслаждением, удивляясь, почему не распробовала все это на вечеринке. Заваривая большую чашку чая, она взглянула на часы и обнаружила, что уже глубокая ночь. Никогда она не ела так плотно ночью, да и вообще не могла вспомнить, когда в последний раз ела с аппетитом. Это ее почему-то рассмешило. Еще несколько таких ночных набегов на кухню – и Настя непременно начнет язвить по поводу ее округлившихся боков. Посмеиваясь, Аня быстро раскинула постель на диване, забралась под одеяло и, прежде чем уснуть, написала Насте длинное сообщение. Прочитав его наутро, Настя вздохнула глубоко, с облегчением. Она оторвала взгляд от телефона и несколько мгновений смотрела на взъерошенного, заспанного Дениса, который безуспешно пытался что-то найти в кухонном шкафчике, а потом вдруг подошла к нему, обняла и крепко поцеловала.
***
В один из ранних субботних вечеров незадолго до Нового года Аня с раздражением ответила на настойчивый телефонный звонок. Илюшка извивался у нее на руках, стремясь заполучить большой сверкающий шар с новогодней елки. Это было особенное украшение, некогда купленное Аниной мамой. До сих пор у Ани сохранились смутные, но теплые воспоминания о том, как они с мамой долго рассматривали в магазине елочные игрушки и остановили выбор на двух восхитительных шарах, из которых теперь остался лишь один. Шар был обсыпан мелкой зеркальной пудрой и, по твердому Аниному убеждению, совсем не годился в игрушки для несмышленого ребенка. Но Илюша день изо дня проявлял завидную настойчивость. Ему во что бы то ни стало хотелось заполучить этот шар. Аня по опыту знала – ничто уже не отвлечет маленького упрямца от избранной цели, а потому у нее только два выхода: дать ему желаемое или вовсе снять вожделенный шар с елки.
Приглушенный детскими криками голос в телефоне принадлежал коллеге из редакции. Усадив недовольного Илюшку в манеж, Аня вышла на кухню и только тогда наконец смогла понять, что ей предлагают временную работу переводчиком для группы каких-то финских бизнесменов, которые хотели бы успеть до Нового года и затяжных российских праздников завершить свои дела в Петербурге.
Аня очень удивилась.
– Я не знаю финского, – сказала она.
– И не надо, они все говорят по-английски, а наши… сама понимаешь. Их переводчик куда-то делся: заболел, уехал – подробностей не знаю. Им надо срочно, дело горит.
– Но это странно… почему я? Почему мне предлагаешь?
– Ты девушка коммуникабельная, быстро соображаешь. – Здесь Аня с сомнением хмыкнула. – Ладно, честно скажу, заказчику нужен кто-нибудь обаятельный, чтобы этих финнов очаровал и тому подобное.
– Ты о чем это?
– Ну ты что, вчера родилась? Приятная милая переводчица, интеллигентные манеры… это, считай, полдела, к тому же у них и так уже все улажено, надо только завершить переговоры и сопроводить их, так сказать, культурной программой. Работа непыльная, а заплатят хорошо.
– Спасибо, конечно, но я в декрете, – все больше удивляясь, сказала Аня. – Никого посвободнее не нашлось?
– На самом деле обе стороны тебя знают. Помнишь, пару лет назад мы с тобой на Российско-Финляндском культурном форуме подвизались? Там такой старичок импозантный был, все «Прапорщика Столя» любил цитировать, господин Ярвинен…
– А, ну да, ну да, было дело. Так это его компания с финской стороны?.. А наши кто?
– Музей «РОСАRT». Центр искусства этого господина Ярвинена задумал с музеем совместную передвижную выставку – сначала у нас, потом у них. Это все, что я знаю. Позвони их пиарщику, он тебе расскажет. Телефон скину… Да и что тебе дома киснуть, от выпрямления извилин страдать? Быстрее включишься в работу – быстрее в норму придешь. По себе знаю.
– Выпрямления извилин? – переспросила Аня.
– Не слышала, что ли? Говорят, у женщин после родов какие-то извилины в головном мозге распрямляются.
– Господи, что за чушь!
– Да серьезно, почитай в интернете. Короче, мой тебе совет – не упускай возможность.
– Нет, пожалуй, я откажусь… Как-то не представляю сейчас себя на работе…
– Все-таки подумай. Завтра в течение дня отзвонись им. Я их пиарщику тебя рекомендовала.
– Спасибо, конечно… – Аня в легком удивлении попрощалась и заспешила к Илюшке, который, оставшись без внимания, зашелся в крике.
За весь следующий день Аня и не вспомнила о вчерашнем разговоре и лишь под вечер задумалась и мысленно махнула рукой – ну какая работа, когда с Илюшки нельзя глаз спускать? Не в меру активный, очень капризный, еще и в еде стал привередливый – не каждый прикорм ему по вкусу, накормить – целая история. Однако, когда Аня улучила минутку и села наконец сама поужинать, раздался телефонный звонок. Мужской голос отрекомендовался Евсеем, пиар-директором выставки фотографий Исмо Хёлттё, которая весной должна открыться в Каретном флигеле музея «РОСАRT», а спустя два месяца – в Галерее Центра современного искусства в Хельсинки. Аня несколько раз пыталась сказать, что, к сожалению, не может принять предложение о сотрудничестве, но этот Евсей (что за имя такое?), словно угадав ее намерение, остановил поток слов не раньше, чем обрисовал в красках идею и значимость проекта, а закончил заверением, что Анины рекомендации и комплименты, прозвучавшие в ее адрес, извиняют его настойчивость и заставляют смиренно просить о ее помощи и поддержке. Евсей говорил свободно, легко, не подыскивая слов, у Ани даже закралась мысль – не читает ли он по написанному? Но непередаваемый напор хорошо поставленного голоса, деловой тон, причудливо окрашенный нотками почти дружеского добродушия, не давали усомниться в естественности его речи. Аня, застигнутая врасплох, упомянула было, что весьма ограничена по времени, на что получила заверение, что все детали непременно будут оговорены при личной встрече, которую, если она не против, желательно назначить на завтрашний полдень. Несколько мгновений Аня сидела ошарашенная – впервые ей выпал случай стать объектом столь наглого рекрутинга, а потом ей стало смешно, а еще больше любопытно – она решила, что должна обязательно посмотреть на этого Евсея.
Сопоставив время дневного Илюшиного сна и обязательные утренние променады Галины Николаевны, она решила, что с часу до двух можно попросить добросердечную соседку посидеть у нее и покараулить непослушного бузотера. Евсей назначил встречу в одном из новомодных и шикарных заведений в центре, но Аня, усмехаясь про себя, ответила, что может встретиться с ним где-нибудь недалеко от своего дома, поскольку в ее распоряжении будет не более часа, а припомнив, что в соседнем квартале есть кафе под названием «Чердак», назначила встречу там.
Уже поздним вечером, договорившись с соседкой и уложив ребенка, она открыла шкаф и довольно долго стояла перед ним, разглядывая свой гардероб. Чутье безошибочно подсказывало, что Евсей – тот еще щеголь и наверняка явится упакованный в модные шмотки с ног до головы. Аня с грустью подумала, как давно уже у нее не было ни повода, ни желания наряжаться, но именно сейчас выглядеть бедной сироткой совсем не хотелось. Не спеша она перебрала несколько вариантов и наконец выбрала простое черное платье с длинными рукавами, раньше сидевшее слегка в обтяжку, а теперь ставшее как раз впору. «С сапогами пойдет», – решила Аня. Ее неожиданно захватила мысль о возможности перемен. «Почему бы не поработать? – с воодушевлением думала она. – Международный проект, серьезная выставка, творческие люди…» Все это было нежданным, но, возможно, таким необходимым ей делом, способным отвлечь от повседневной рутины. Утром она продолжительное время экспериментировала с волосами – заплетала, распускала, делала хвост, наконец собрала их в гульку на затылке и вдруг с каким-то новым интересом стала разглядывать свое лицо. Кажется, уже лет сто она не делала это столь пристально. Настя была права – худая, бледная, открытый лоб, слегка впалые щеки, зато глаза красивые, со спокойным, ясным взглядом, и губы – умеют улыбаться вполне приветливо. Аня удовлетворенно хмыкнула и решила для себя: «Для деловых переговоров – вполне».
В двери «Чердака» она вошла вовремя, уже задним числом подумав, что не договорилась с Евсеем о том, как они друг друга узнают. Но, едва оказавшись внутри, она сразу же увидела человека за центральным столиком у окна. Он поднял голову и, очевидно также догадавшись, кто она, приподнялся ей навстречу и протянул для пожатия руку. Анино рукопожатие вышло робким и вялым, прежде всего от неожиданности – она не привыкла, чтобы мужчины при знакомстве жали ей руку. Он заговорил сразу же, как только она присела на деревянный стул с высокой спинкой. Пока он сыпал бисером слов, Аня изображала вежливое внимание, а на самом деле с интересом его рассматривала. Это был симпатичный мужчина лет тридцати с круглым лицом и здоровым румянцем, склонный к полноте, но удерживающий себя в форме. Очень короткие темные волосы, карие глаза за стеклами очков в тонкой черной оправе. Одет он был тоже во все черное – кашемировый свитер и узкие джинсы. На безымянном пальце левой руки красовалось гладкое серебряное кольцо. «Обручальное, что ли?» – подумала Аня.
Пока она делала эти наблюдения, перед ней появился высокий прозрачный стакан с кофе латте. Опережая вопросы, Евсей заметил, что девушки часто любят этот легкий сладкий напиток, а потому он взял на себя смелость сделать заказ заранее. Аня поблагодарила, все больше дивясь на сидящего перед ней незнакомца, который, видимо, предпочитал не тратить время попусту, когда был уверен в конечном результате. При этом он задал конкретные вопросы об Анином образовании и опыте работы, ответы выслушал внимательно, не перебивая. На столе лежал планшет, и когда с формальностями было покончено, Евсей принялся показывать Анне презентацию выставки, а потом в нескольких четких фразах озвучил, что потребуется от переводчика. Не успела она толком осмыслить эту информацию и даже прежде, чем смогла подумать, получится ли договориться с соседкой, чтобы та присмотрела за Илюшкой, как Евсей уже вынул из своего ярко-желтого Piquadro контракт и положил перед Аней.
– Разумеется, вы можете ознакомиться с ним более внимательно, так и надлежит сделать, но основные пункты я изложил. Если остались вопросы или пожелания, готов это обсудить.
Аня слегка отодвинула от себя почти нетронутый латте (она не любила теплые напитки) и полистала контракт. Из всего сказанного вырисовывалась весьма заманчивая перспектива, однако она вдруг поняла, что этот напористый, излучающий уверенность человек немного пугает ее. Кроме того, Аню смущало и все то, что он олицетворял собой: новые контакты, плотный деловой график, необходимость переключить голову, забитую домашними проблемами, на новое ответственное дело. С другой стороны, она чувствовала, что действительно начинает тупеть – чтение сказок и всяких занимательных историй не столько для Илюши, сколько для самой себя, не могло заполнить тот вакуум, в котором она очутилась, засев дома. Последние полгода она провела без всякого дела, напрочь забыв о работе, и теперь не знала, готова ли взять на себя какие бы то ни было обязательства. Оторвав взгляд от контракта, она посмотрела на Евсея. Тот пил эспрессо без сахара. Сидел свободно откинувшись на спинку стула, смотрел выжидающе.
– Пожалуй, это интересное предложение, – проговорила Аня.
Ей на глаза вдруг попались два старых чайника, подвешенных к потолку, – темных, алюминиевых, с длинными изогнутыми носиками. В таких чайниках, кажется, туристы прошлого кипятили воду над костром. Дизайнер «Чердака», по всей видимости стремясь отразить название бара в его внутреннем убранстве, заполнил интерьер всевозможным барахлом, создавая впечатление немного захламленного, но в целом уютного пространства. Прямо над головой Евсея висел вверх тормашками толстый игрушечный Дед Мороз. За широкой потолочной балкой, делящей зал на две половины, виднелся медный таз, в стороне от барной стойки – велосипедные колеса и какой-то балахон, смахивающий на хоккейную форму. На полках вдоль стен стояли десятки безделушек вперемешку с посудой из цветного, в основном темно-зеленого стекла. А прямо напротив Ани красовались пожелтевшие газеты несколько открыток с лозунгами времен развитого социализма и большая латунная табличка с надписью: «Клиника неврозов им. Академика И. П. Павлова». Аня быстро отвела от нее взгляд, взяла стакан с окончательно остывшим кофе и сделала несколько глотков.
– Хорошо. Я согласна, однако у меня есть условия: я могу присутствовать на встречах только утром или в первой половине дня, но не вечером. Перевод договора о создании и экспонировании выставки будет готов быстро, как только вы согласуете с вашими партнерами и юристами его окончательный вариант. То же касается релизов для финской стороны – если они потребуются на английском – и всех текстов для буклета, включая подписи к фотографиям. Я также могу дать рекомендацию вашим партнерам по организации культурной программы, но сопровождать их не смогу.
– Почему?
Аня невольно поморщилась от его безапелляционной прямоты, но, очевидно, не в характере Евсея было оставлять какие-либо вопросы не проясненными.
– Я говорила вам по телефону, что у меня личные обстоятельства… Хотя, вы правы, лучше оговорить все сразу. Я в декрете, и мое свободное время ограниченно.
Евсей посмотрел на Аню задумчиво. Она почему-то вспыхнула и опустила глаза.
– Господин Ярвинен неплохо ориентируется в Петербурге, но он общительный пожилой человек, которому всегда есть о чем поговорить. Он пригласил меня посетить оперу в Михайловском театре в эту субботу, но теперь я думаю, что вашей компании он будет рад несравненно больше. Случай встретиться с ним будет уже завтра – мы приглашены на обед. Ресторан «Крыша». Отель «Европа».
Аня вскинула на него изумленный взгляд.
– Мы?
– В общих чертах мы достигли договоренности с нашими финскими коллегами. Завтра же будут оговорены некоторые детали, также я представлю господину Ярвинену эту презентацию и познакомлю вас с арт-директором и руководителем проекта. По большому счету кто-нибудь из них должен был встретиться с вами, но я рад, что это выпало мне. Итак, пока от вас потребуется немногое. Мы пообедаем со стариком, утрясем, надеюсь, последние детали, после чего спустя день или два можно будет представить на согласование вариант договора. Господин Ярвинен является основным спонсором этой выставки, но часть средств на нее субсидированы правительством города. Возможно, это не имеет прямого отношения к вашей работе, но я хочу пояснить вам, насколько этот проект важен для многих людей. Разумеется, оставшись сейчас без своего переводчика, господин Ярвинен испытывает некоторое беспокойство. Я хочу, чтобы он больше не волновался и дело шло своим чередом.
