Антон Тарабриков
ШИЛО_В
То есть Лобов полностью вернул свое влияние?
Скажем так, он получил сопоставимое влияние в другой сфере, в среде общественников. Фактически, он стал представителем всех «бесхозных» общественных организаций в верхах. А как ты понимаешь, после всех описанных изменений в рамках концепта, все этим «бесхозные» общественники стали достаточно ощутимой силой, хотя бы в количественном отношении. Это стало возможным в виду того, что в сложившихся условиях корпорациям стало не выгодно содержать армию общественных организаций, так как по крупным задачам корпорациям и так не было альтернативы, а кроме крупных задач других и не было, даже низкорентабельная мелочь также была связана с крупняком. Поэтому большое количество общественных структур стали «бесхозными», а Лобов нашел им применение, точнее мы придумали условия, при которых стало возможным это новое применение.
Я правильно понял, что новая конфигурация получилась следующей: Видов с помощью научных корпораций разрабатывает, развивает и тестирует социальные процедуры; государство эти процедуры исполняет; Лобов с общественниками контролирует это исполнение; представительные институты, по сути, остаются представительными институтами, для них, номинально, ничего не изменилось?
Да, в целом, все верно.
Я только не пойму двух вещей: куда делись корпорации и, самое главное, какова была ваша роль?
Понимаю Ваш вопрос на счет корпораций, нам самим тогда не верилось, что удалось подвинуть госбизнес. Но, это действительно было так, научные корпорации вытеснили госкомпании и крупняк из социальной сферы, которая ими контролировалась через общественников. Из этого следует логичный вопрос – почему они не смогли вернуть контроль через государство? Ответ простой – потому, что в сформированной конфигурации верхам было гораздо выгоднее обходится без каких-либо промежуточных звеньев, так как речь теперь шла не о выкачивании средств, а об их высвобождении, причем в объемах, превышающих получаемую ранее выгоду. А там, где нет существенных финансовых потоков – нет и интересов верхов, соответственно и интересов крупняка. Вот так все банально и поверхностно.
Да, а что касается нашего участия, то мы остались при своем. ОАММ во главе с Авдеем Наумовичем как была, так и осталась главной структурой по детальному мониторингу и внесению точечных корректировок. Мы же, как лидеры «ДВиК», контролировали, на сколько могли, вновь созданную конструкцию в социальной сфере. Но, если честно, делали это формально, так как наши задачи в рамках деятельности ОАММ были гораздо существеннее. Устойчивость же созданной социальной сферы была обеспечена концептом, года на три минимум, иными словами, даже если бы кто-то ее целенаправленно раскачивал, то она за счет заложенных механизмов смогла бы сопротивляться не менее трех лет. Но, поскольку в конструкции присутствовали факторы Видова и Лобова, они не позволяли ее расшатать, уж очень сложившаяся ситуация была им на руку.
И потом, если говорить о нашем участии, точнее наоборот, неучастии в сформированной системе, то условие максимального формального дистанцирования от этого всего, с нас никто не снимал, пусть, фактически, контроль над программой мы вернули себе.
Проще говоря, получается, что, так или иначе, выгоду получили все кроме вас, и прежде всего Авдея Наумовича, который и создал всю эту конфигурацию?
Юр, мы уже говорили, что для Авдея Наумовича, да и для нас, главной задачей было не допустить сбрасывания с себя государством его социальных функций и обязательств. Эта задача в конечном итоге и была решена. А то, что выгодоприобретателями, скажем так, вещественных благ пришлось сделать всех, кроме себя, то таковы были изначальные условие. Более того, думаю ты уже успел понять, что вопросы с государственным аппаратом по другому и не решаются, либо ты им должен предложить что-то существенное для них, либо они тебя пускают по замкнутому бюрократическому кругу. Подобное положение вещей сформировалось очень за долго до нас, и будет оставаться таковым и после нас.
Глава 35.
Вы не раз упоминали, что фактически вернули себе контроль над программой по территориям, и даже кратко описали то, что она из себе представляла на момент реализации социального концепта Шилова. Не могли бы вы чуть подробнее остановиться на вашей работе по программе после возврата контроля над ней.
Без проблем. Как мы уже отмечали, на момент возврата контроля, программа была «бумажной». Это значит, что эти трое паразитов превратили ее в банальный перечень законодательных оснований для получения государственного финансирования в свою пользу. Иными словами, они все наши достижения в противостоянии с госаппаратом обернули на наращивание своих собственных капиталов. В общем, к тому моменту, как мы вернули в программу, реальная деятельность по ней не велась уже больше пяти лет. По сути, нам пришлось запускать ее с нуля, да еще и без формального отношения к ней, плюс, опять же, вопросы и задачи по ОАММ и «ДВиК» с нас никто не снимал. Вот мы и решили, дабы не распыляться, объединить программу, ОАММ и «ДВиК» в единое поле деятельности. При этом надо понимать, что: социальная сфера была уже полностью занята, нашими стараниями; девяносто пять процентов коммерческой сферы, в том числе и производство, на территориях были заняты крупняком, спасибо «троице»; плюс что-то удалось «откусить» себе общественным и политическим движениям. В итоге, оставались только, скажем так, «незадействованное» население территорий и все, что с ними связано. Это те люди, которые не очень-то участвовали в политике, общественной жизни, не были активными участниками экономических процессов, и таких на территориях было почти шестьдесят процентов. Вот Елена Федоровна называет эту группу «инертной массой»…
Только не подумайте, что я, собственно, как и мы все, относились к таким людям негативно, это не так. В конечном итоге мы приняли то, как их называл Авдей Наумович – «смиренные». «Эти смиренные люди являются главным фактором «живой» стабильности, если бы каждый рвал и метал, то мы бы уже давно сами себя уничтожили. Ведь посмотрите, подавляющее большинство из них не бездельники, не бездарности, не деструктивные личности, просто далеко не для всех складываются условия, при которых воспитывается «сверхконцентратор» всего, что только можно. Оно и к лучшему. Поэтому, Елена Федоровна, эта самая «инертность», скорее благо, чем негатив.», такими словами Шилов поменял мое восприятие этой части населения. Что же касается формирования единого поля деятельности для программы, движения и ОАММ, то вот мы и решили свести его деятельности в интересах этой самой смиренной части населения территорий. И главной задачей этой деятельности стало поддержание и развитие, как выразился Авдей Наумович, «живой стабильности».
Думаю, надо пояснить, что вкладывалось в это понятие. Уже очень долгое время стабильность является чуть ли не синонимом стагнации, когда сформированы условия, при которых колоссальные блага получает только чрезвычайно маленькая группа людей с определенными качествами или происхождением. Вот ситуацию, противоположную этой, Шилов и называл «живой стабильностью». Это ситуация, при которой происходит стабильное, эволюционное, всестороннее развитие, отсекающее при этом все дестабилизирующие и деструктивные факторы. Понимаю, звучит, как утопия или мечтания. Признаюсь, лично я изначально это так и воспринял, я даже подумал, что Авдей Наумович «начал сдавать», но тезис о том, что: «… для этого достаточно создать условия, при которых естественная конструктивность будет сильнее естественной деструктивности», заставил нас, пусть и робко, поверить в возможность таких условий.
Иными словами. Авдей Наумович, в рамках его концепции «необходимой достаточности», предлагал сконцентрировать все то созидательное, что есть у малоактивной или, как он выражался, смиренной части населения?
Юра, да ты за время нашего общения фантастически продвинулся в понимании логики Шилова. Да, именно это он и предлагал, даже мы лучше бы не сформулировали.
На самом деле, я очень внимательно готовился к встрече с вами, а информация об этом периоде вышей деятельности наиболее открытая, поэтому совокупность всех данных и позволила мне сформулировать вашу главную задачу на тот момент. Но, речь не обо мне. Хотелось бы узнать, как Авдей Наумович сам описывал решение такой амбициозной, даже «утопической» задачи.
Немного покоробило слово «амбициозной», это вообще не про Наумовича, мы об этом не раз говорили. «Все, что я делаю никакого отношения к амбициям не имеет, это всего лишь очевидная необходимость, пусть и субъективная. Если бы мной двигали амбиции, я бы все свел к обслуживанию самого себя.» И действительно, даже самому предвзятому судье сложно было бы обвинить Шилова в том, что он действует не в общих интересах. Даже на многочисленных сфабрикованных процессах против нас этого доказано не было.
А что касается решения задачи по инертному большинству, то содержание установочного совещания было примерно таким: «
Шилов: Когда я предлагал вам новую сверх задачу, после реализации предыдущего концепта, я не мог не обратить внимание, что вы на меня смотрели, как на сумасшедшего. Во-первых: должен сказать, что это всего лишь предложение. Второе, я не предлагаю реализовать ее именно в этом виде, сегодняшняя встреча и посвящена тому, чтобы загнать ее в реализуемые рамки. И третье, ваши доводы и аргументы всегда принимаются, я не Управление, чтобы было всегда по моему. Слушаю вас…
Я: Авдей Наумович, предполагаю, что подобная реакция возникла у нас из-за усталости от предыдущего концепта. Плюс мы не успели все перенастроить и сами перенастроиться на новою ситуацию, пусть и во многом созданную нами же. Видимо, поэтому наша реакция и выглядела такой, какой вы ее описали.
Шилов: Да какие вопросы, если хотите перерыв, или считаете, что я спешу, пожалуйста, давайте передохнем.
Елена Федоровна: Авдей Наумович, как там наши предки говорили: «покой нам только сниться»? Мы прекрасно понимаем, что не можем себе позволить никаких перерывов, иначе нас просто выметут отовсюду. Просто мы пока не можем осознать предлагаемую вами задачу для решения. Извините за прямоту, уж слишком все гипотетически.
Шилов: За это извиняться не стоит, именно прямоты я от всегда и прошу. А на счет того, что мое предложение еще на уровне размытой гипотезы, так это я признаю. Давайте и постараемся наполнить его чем-то вещественным и существенным.
Матвей Сергеевич: Признаться, лично я даже не знаю, как к ней подступиться. Ведь на это самое инертное большинство и заточена существующая государственная система, точнее, она заточена под то, чтобы инертное и оставалось инертным, иначе госаппарату пришлось бы выполнять предписанные им должностные обязанности. Причем складывалась данная ситуация веками, соответственно, и нам придется залезть в такие дебри, что как бы там самим не заблудиться.
Шилов: Предлагаете объединить и сосредоточить три наших главных актива на чем-то другом?
Я: Нет, так как мы прекрасно понимаем, что сосредотачиваться на чем-то более мелком будет очень расточительно и даже подозрительно. Просто, Вы же сами понимаете, что самый сложный шаг – первый, вот мы не можем, пока, понять как и куда его сделать.
Шилов: Ладно. Тогда, как на счет того, чтобы дать возможность людям самим формировать архитектуру своих персональных ИИ?
Матвей Сергеевич: То есть, фактически, Вы предлагаете дать возможность людям самим формировать свою виртуальную среду? Но это же означает пойти войной против всего государственного аппарата и всех верхов, без исключения.
Елена Федоровна: Матвей, а предыдущие долгие годы мы чем по-твоему занимались?
Матвей Сергеевич: Да, но это же прямое противостояние. И в случае чего, мы уже в научном сообществе не спрячемся, мы вообще нигде не спрячемся.
Шилов: Лично я, нигде прятаться не собираюсь. Более того, в случае негативного исхода, у меня не будет возможности вывести вас из под удара, к сожалению…
Я: Никто этого и не просит, сами уже кое-чему научились. В общем, я участвую, надо делать, ничего не делание тоже ничем хорошим не заканчивается.
Елена Федоровна: Согласна, прозябать до конца дней в этой ситуации, как-то не для меня.
Матвей Сергеевич: Да, делать интереснее, чем не делать. Но и опасаться лучше многого, чем ничего не видеть.
Шилов: А никто и не собирается приносить себя в жертву…»
На счет последнего Авдей Наумович был не совсем прав, он всегда рисковал и стягивал негатив на себя больше чем надо. Как правило, распределение риска было следующее: две трети на нем, одна треть на нас троих.
Да, это так, только с определенного периода он нас просил избавить его от любых контактов с «веселой троицей». «Для отмахивания от мошкары тоже требуется энергия, а у меня ее не так уж и много, и лучше я направлю ее на что-нибудь более созидательное», примерно так звучала его просьба об этом. Но вернемся к нашей новой сверх задаче, уже четвертой по счету. Все наши три главных актива: программа, «ДВиК» и ОАММ, функционировали стабильно, можно сказать, на автомате. И даже тот факт, что Авдею Наумовичу все еще приходилось перемещаться на «жабе» по стране и лично решать задачи по мониторингу и реорганизации того, что ему было позволено, никак не выпадал из определения «на автомате», так как мониторинг уже давно осуществлялся в автономном режиме, а реорганизация сводилась к трем-четырем детально отработанным сценариям. Так-что, у нас были и время, и возможности, и ресурсы, чтобы приступить к реализации новой инициативы.
И локальная ситуация этому способствовала. Верхи были заняты перегруппировками в результате централизации. Плюс Лобов с вновь обретенным влиянием добавлял там волнений, параллельно воюя с «троицей» за отобранное. Всем им приходилось очень часто отвлекаться на постоянные нападки Видова. Крупняк пытался избавиться от научных корпораций, которых становилось все больше и больше. Представительные институты и общественные организации «вошли в клинч» на предмет того, кто из них «новая власть». Это все парализовало «политическую» часть госаппарата, нормально функционировала только бюрократия, на то она и бюрократия. Короче, до нас, в первые за очень долгое время, не было никому дела. Чем не сигнал к действию?
А что, разве «ДВиК» не был задействован в упомянутых вами разборках?
Формально и номинально, разумеется. Но эти задачи мы поручали людям с соответствующим мировоззрением и навыками. Мы их между собой называли «неугомонные», это люди, которые смысл своего существования видели в бесконечных политических противостояниях, причем ради самого противостояния, без конкретной цели. Вот таких мы и направляли на бесконечные слушания, заседания, советы и прочую формальщину, не имевшую отношения к принятию решений. И по большому счету, нам было наплевать, что они там говорят, лишь бы придерживались генеральной линии, которая заключалась в том, чтобы продвигать идеи «разумной достаточности», которые были сформулированы Шиловым, и о которых мы упоминали много ранее.
Пока же мы планировали сделать первый шаг в нашем новом начинании – разделить инфраструктуру персональных ИИ территорий и мегаполисов. Это бы нам нам позволило стать более свободными в своих действиях. И надо сказать, что для этого были все возможности и основания, даже действующее на тот момент законодательство позволяло это сделать. Только никто этого не видел, а Матвей Сергеевич увидел. И Вы конечно же подумали, что мы планировали взять под контроль вновь созданную инфраструктур, в случае ее отделения? Но нет, мы намеревались сделать ее максимально самодостаточной, в противном случае эффект инертности сохранился бы, так как количество алгоритмов, естественным образом, свелось бы к минимуму. Иными словами, контроль, с чей бы то ни было стороны, приводит к некоему единому стандарту, а нам этого не нужно было. Мы-то хотели добиться противоположного эффекта.
И мы опять пошли по проторенной дорожке «разгрузки» бюджета. Хотя, разгрузка действительно была, но не такая уж существенная. Сложнее было придумать увеличение поступлений в бюджет. Вы уже успели понять, что любые подобные инициативы с нашей стороны должны были приводить не только к экономии, но еще и к увеличению доходов? Проще говоря, без двойной выгоды для себя верхи не шевелятся. В связи с этим, мы предложили им, через Управление, банальную вещь – платные дополнительные опции. Казалось бы, предложение примитивное, но как показывает практика, там где появляется возможность дополнительных опций, там начинается бурный рост этих самых опций, причем не подконтрольный никому, даже правительству. Так-что, было достаточно даже такого маленького импульса, как дополнительные опции от государства, чтобы количество этих опций начало увеличиваться в геометрической прогрессии. И увеличение это происходило не за счет корпораций, они на это не имели права, а за счет бесконечного количества ведомств, каждое из которых считало обязательным выдвинуть от себя какую-нибудь опцию, а-то и несколько. Оно и понятно – очередная возможность честного отъема денег, как не воспользоваться. Вот они и пользовались, по полной, а нам это и было нужно. В общем, в течение двух-трех месяцев степень уникальности персональных ИИ на территориях увеличилась многократно. Да, вот так, относительно легко, но тут, как уже говорилось, много чего сошлось.
Это точно. То был только первый шаг, дальше стало все намного сложнее, точнее, как обычно. Вторым шагом нам предстояло сделать некий «центр обработки нестандартных запросов», причем создать мы его хотели в секторе научных корпораций, но тут проявился Лобов, который после возвращения в верхи, стал гипертрофированным параноиком, еще больше, чем был раньше. Он усмотрел в этом нашу «игру против него в пользу Видова», как он сам выразился. Пришлось делить этот «центр» пополам, чтобы не разжигать ненужных разборок. Структуры Лобова занимались сбором таких запросов, научные корпорации – обработкой. Правда, при такой конфигурации степень различных искажений возрастала многократно, но на тот момент нас это не сильно заботило, главное было нам самим получать неискаженные первичные данные. Эту возможность мы у Лобова получили. Эти данные нам были нужны для понимания менталитета и мировоззрения тех самых «смиренных». Первые же полученные результаты нас несколько озадачили.
Разрешите я о них расскажу? Благодарю! Так вот, первые результаты показали нам следующее: любая деятельность и была смыслом, а не ради какого-то смысла; решения принимались обдуманные и взвешенные, но абсолютно форматные, не осознанные; самым распространенным вопросом был – «Возможно ли?» и тому подобное. Мы-то думали, что вся эта «смиренность» бессмысленная, необдуманная, поверхностная, ан нет, в этом всем была достаточно глубокая «философия». Самое главное – принцип достаточности среди «смиренных» процветал. Правда вот, достаточность эта была не осознанная, а вынужденная. И вся «философия» как раз и строилась на установке, что-то вроде: «хоть это есть, и на том спасибо». Лично я не могу сказать, что эта установка какая-то плохая или чему-то не соответствует, тут о соответствиях говорить не приходиться, но и конструктивного с созидательным в ней маловато. При всем при этом, мы прекрасно осознавали, что, мягко говоря, далеко не всем дано стать «яркими созидателями», да и не нужно этого, так как большое количество таковых приведет только к негативу, ввиду постоянного сокращения поля деятельности для них. Поэтому мы решили никак не пытаться изменить саму «философию», а просто расширить рамки необходимости. Причем расширить не в стороны потребительства, а в сторону персональных нематериальных возможностей: навыком, знаний, кругозора.
Как ты, Юр, уже наверное догадался, мы уже пытались провернуть что-то подобное, когда запускали ГОИ, но тогда задачи были несколько другие, гораздо менее масштабные. После того же, как мы получили данные, о которых рассказал Матвей Сергеевич, для нас стало очевидно, что применение нашего опыта с ГОИ – лучшее, что мы можем сделать для реализации новой задачи. Только вот, формально вернуться к формату ГОИ мы не могли из-за известных условий. Надо было придумать что-то новое. Сходу мы придумать этого не смогли, поэтому решили пока просто собирать данные, это затянулось у нас на несколько месяцев. Когда набралась, скажем так, некая «критическая масса» этих данных, следующий шаг для нас стал очевиден Точнее, сначала он стал очевиден для Авдея Наумовича. Дело в том, что полученный объем данных сформировал достаточно подробный образ обычного «смиренного», главными чертами которого были: форматные слабовыраженные амбиции; вера в абстракции и недоверчивость к конкретике; ненавязчивый, но агрессивный эгоцентризм и так далее. На основании этого всего можно, пусть и утрированно, сформулировать главную персональную установку этой группы людей – «я все воспринимаю так, как мне удобно, и делать с этим ничего не буду». Далеко не самая плохая установка, по мне так лучше, чем установка тех же верхов – «все должно быть моим», но не об этом. Я к тому, что понимание этой установки, помогло Авдею Наумовичу определить следующий шаг, который заключался в том, чтобы восприятие осуществлялось исключительно через созидание, а не через простое наблюдение и бесконечные обсуждения происходящего. Проще говоря, созидательные действия, причем любые, должны были стать новым «главным смыслом».
Признаться, я даже не подозревал, что Шилов мог формулировать задачи в подобном, если можно так выразиться, философском ключе.
Да, в последнее время он все больше и больше философствовал. Станешь тут философом, когда приходиться неимоверные усилия тратить на то, чтобы отбиваться от всяких оборзевших… Ладно, мы их уже подробно охарактеризовали. Но, надо отметить, что при всех этих философствованиях, Авдей Наумович нисколько не потерял своей прагматичности и ясности мыслей и действий. При всей метафизичности задачи, план по ее реализации был достаточно конкретный. И очередным шагом по этому плану было создание ситуации некоего вакуума, лишения привычного для того самого подавляющего большинства населения на территориях. «Нужно создать ситуацию, при которой вся эта общность непременно начнет что-то создавать, и самым эффективным вариантом будет лишение чего-то. К сожалению, более эффективного и действенного варианта я не нахожу. Просто «выведения из зоны комфорта» не достаточно, так как слишком много альтернатив и заменителей понаделали.», такой была постановка этой задачи с его стороны. Но, также нам нужно было избежать любых потрясений и, тем более, революций, поэтому лишения должны были быть мягкими, с постепенным наращиванием интенсивности. В связи с этим, на первом этапе решено было сформировать необходимость в физическом труде, вызвав усталость от развлекательных потоков. Разумеется, необходимость в физическом труде на себя и для себя, как раз для того, чтобы ослабить сознание эксплуатируемых.
И вот тут мы столкнулись с первой серьезной проблемой по данной задаче. Дело в том, что практически все развлекательные потоки были вотчиной крупняка, они их использовали в качестве одного из самых серьезных инструментов своего «маркетингового» навязывания, и любые действия в отношении этих потоков для этих корпораций были очень чувствительны. Поэтому, не успели мы заикнуться о необходимости внесения неких изменений в развлекательные потоки, как весь крупняк, без исключения, встал на дыбы. А мы всего лишь предложили исключить из этого сектора любое государственное финансирование, лишив возможности эти потоки получать статус художественной ценности. И такая проблема действительно существовала, то есть мало того, что развлекательные потоки использовались ради навязывания, так еще часть затрат компенсировалось из бюджета. Вот на это и было прямо указано нами, точнее ОАММ, Управлению в присутствии Лобова, чтобы не отвертелись. Это указание подняло целую волну, начатую Беглым, дескать благодаря этому финансированию в развлекательных потоках есть хоть что-то культурное, без этого останется сплошная похабщина. Мы решили использовать подобную постановку вопроса себе во благо – предложили сформулировать критерии культурности, на основании их принимать решения о государственном финансировании развлекательных потоков. Решение было обусловлено тем, что даже если нам не удастся исключить подпитку из бюджета для развлекаловки, мы сможем существенно поднять уровень культуры для этих потоков, что тоже было бы положительным результатом.
И надо сказать, эти самые «критерии культурности» у нас уже были, как Вы помните, мы управляли соответствующей ГОИ. Вообще материалы, накопившиеся в рамках инициативы «культурная среда», были самыми объемными данными в сфере государственной культуры, на тот момент. Это было нашим существенным преимуществом в данном вопросе, так как мы не дали времени корпорациям разработать свои критерии, сразу предъявили свои, зная, что Управление предпочитает работать с тем, что есть. В результате, как Вы наверное уже догадались, было назначено заседание секции госсовета по культуре, на котором должны были утвердить эти самые критерии. Но, неожиданно для всех, это мероприятие было сорвано из-за деятелей культуры, с общим тезисом: «действительно серьезные вопросы культуры не поднимались и не обсуждались уже давно, а участвовать в использовании культуры в конъюнктурных задачах мы не будем». Сразу скажу, что вообще-то они были правы, после фактического закрытия ГОИ по культуре, вся культурная сфера находилась в упадке. В общем, нам пришлось решать и эту задачу, так как все остальным участникам данного процесса, как Вы понимаете, было абсолютно безразлично, что там себе думают эти деятели культуры. Сама же промежуточная задача состояла в том, чтобы вопросы культуры стояли в общегосударственной повестке хотя бы наравне с вопросами спорта. И как бы незначительно эта задача не звучала, на самом деле, чтобы ее решить требовалось приложить немалые усилия, так как культура в ее исконном значении уже давно перестала быть интересной с коммерческой точки зрения. Проще говоря, нам предстояло существенно поднять статус всей культурной сферы.
Глава 32.
А вот эта ситуация мне очень хорошо знакома, я этим вопросом очень подробно занимался. Мне хорошо известно, что в то время, собственно, как и сейчас, высокая культура требует соответствующего уровня интеллекта, а такой интеллект сейчас роскошь, в силу того, что «много будешь размышлять, ничего не успеешь». В связи с этим, все, что осталось от культуры используется исключительно в конъюнктурных целях. Если говорить прямо, то вся «культурная жизнь» свелась к гламурно-пафосным показушным сходкам.
Да, Юрий, к огромному сожалению это так. Но еще печальнее другое, если у большинства нет ни интереса ни возможности «прикоснуться» к чему-то действительно культурному, то такое общество обречено на кромешную низкопробность. И это уже слова не Шилова, а я своим умом дошел до этого вывода. Возвращаясь же к задаче по поднятию статуса культуры, просто придания коммерческого интереса и потенциала было не достаточно, нужно было сделать так, чтобы она воспринималась, как безапелляционная необходимость. А это уже не просто применение каких-то технологий или законодательных норм, это изменение сознания, что сами понимаете, звучит не очень реалистично. Но, эту задачу решать нужно было обязательно, иначе вопрос с инертностью вряд ли бы решился. Благо, Авдей Наумович вовремя определил, что нужно менять сознание не у всего государственного аппарата, а достаточно поменять его у людей с возможностями, прежде всего финансовыми, которые были отдалены от верхов и аппаратчиков. Прежде всего, это были частные инвесторы, финансовые спекулянты, трейдеры, в общем весь частный финансовый сектор.
Правда изначальный наш заход на них был не через сознание, а вполне себе через «шкурный интерес». Им было предложено приблизиться к государственным процессам, как раз через культуру. Это предложение Шилов им сделаk на встрече с крупнейшими частными финансистами, которую мы тихонько провели в перерыве между нашими баданиями с госаппаратом. Примерное ее содержание было таким: «
Шилов: Спасибо, что уделили время! В своей повседневной деятельности я не мог не обратить внимание, что у сектора частных финансов уже давно существует запрос, или, если хотите, потребность во влиянии на общегосударственные процессы, но вы никак не найдете подход к правительству для решения данного вопроса. У меня есть предложение в связи с этим.
Старший: Так для этого и собрались. Охотно выслушаем Ваше предложение, Авдей Наумович.
Шилов: Есть одна сфера, которая обделена вниманием государства, но через которую можно войти в серьезные властные структуры, вплоть до генерального госсовета. Эта сфера – культура.
Старший: Интересный заход. Зная Вашу репутацию, могу с уверенностью полагать, что у Вас уже есть конкретная программа действий.
Шилов: Да, разумеется, готов ее озвучить…
Кто-то нервный: А вот лично я, зная о той самой репутации господина Шилова, опасаюсь за то, как бы он нас не втянул в какие-нибудь неприятности, как это было с интеграторами и кооператорами.
Старший: Вот я и хочу услышать план, чтобы это понять.
Шилов: Ясно. В таком случае, для начала скажу, что без риска ничего не бывает, не мне вам об этом рассказывать. Что касается интеграторов и кооператоров, то все оценки уже даны – эти организации стали жертвами ситуации, когда желание сиюминутной мелкой выгоды, губит долгосрочный огромный потенциал, вам это прекрасно известно. Что же касается плана, то мы его просчитали в том виде, который вы очень хорошо понимаете. Все цифры перед вами. Особое внимание хочу обратить на сроки, даже по вашим меркам это не так уж и долго.
Старший: Да, цифрs заманчивые, лично меня это и пугает. По моему опыту, когда все выглядит настолько складно в теории, все заканчивается печально на практике. Хотелось бы каких-то гарантий.
Шилов: На самом деле гарантий в моем предложении даже больше, чем в вашей повседневной деятельности. Главная же гарантия заключается в том, что все ваши вложения остаются при вас, и даже если основная цель не будет достигнута, вы сможете и из этих инвестиций извлечь существенную выгоду, в цифрах это тоже есть. А то, что я с вами буду в ходе реализации этого плана, так это вы прекрасно знаете, на примере тех же кооператоров и интеграторов.