Антон Тарабриков
ШИЛО_В
Там ничего мудреного. Мы обратились в главный государственный академсовет, состав которого Шилов знал давно и лично. Они сделали обращение в правительство, правительство назначило дату первичного слушания. Чтобы не было инсинуаций со стороны аппаратчиков, академсовет уведомил мировое научное сообщество, и через статьи и напрямую. Плюс к этому были проведены ряд консультаций с самими академиками, скорее для их понимания. В ходе этих консультаций были высказаны некоторые пожелания, преимущественно процедурного характера. Большинство из них мы учли в нашей организации, так как они никак не влияли на суть нашей будущей деятельности. Собственно, после всего этого начались слушания в правительстве.
Вадим, ты один ключевой момент забыл упомянуть. Оно и не удивительно, произошло это событие достаточно буднично. Событие было в том, что по ходу всего этого подготовительного процесса, Авдей Наумович сам вошел в состав академсовета, не будучи при этом академиком. Сам Шилов не очень этого хотел, так как считал, что тем самым он подставит под удар весь совет. На что, один из глав академсовета, ему ответил в том духе, что: «Авдей Наумович, Вы по этому поводу не беспокойтесь, наука, в том или ином виде, всегда будет одной из основ. Это государство всего лишь функция, пусть и доминирующая. Так-что решение о включении Вас в состав академсовета очень взвешенное, можете смело соглашаться». И Шилов с таким доводом согласился. Человеком, сказавшим это, был, пожалуй, главный соратник Наумовича в то время в научных кругах, академик Геннадий Евсеевич Видов. Видов – человек очень заметный не только в научных кругах, но и в самом широком смысле и формате. Заметен он, прежде всего, своей бескомпромиссностью, точностью языка и формулировок, а также надгосударственным мировоззрением. Что не удивительно, так как его научной специализацией являлась макрофизика. Сама же процедура включения в состав прошла достаточно быстро, без особых церемоний, так как возражающих не было. Фактически это и означало, что академсовет берет на себя ответственность за «присмотр» за нами, верхи это устраивало.
И как же проходили слушания в правительстве?
Как всегда, показательным будет содержание одного из таких слушаний. Мне лично, вспоминается финальное установочное слушание, проходило оно достаточно бодро, дополнительно сказывалось присутствие Видова. Тезисно, вот как это было: «
Видов: Уважаемые господа из министерств и ведомств, вы уже которые слушания пытаетесь засыпать Авдея Наумовича и его команду пустыми вопросами, еще и прибегая к неуместным апелляциям ко мне. Ради общего блага и сохранности времени, давайте уже переходить к сути. Или прямо выскажите ваши опасения.
Какой-то министр: Главные опасения как раз и связаны с личностью господина Шилова и его ближайших сподвижников. А тут еще и Вы, Геннадий Евсеевич, добавляетесь, опасный тандем получается. По самой сути проекта возражений нет, мониторьте и анализируйте сколько угодно, тем более, что это не за счет бюджета. А вот гарантии того, что вы не будете «раскачивать лодку» и заниматься дестабилизацией мы с вас потребовать обязаны.
Шилов: Интересная постановка. Мы-то гарантируем это полной и абсолютной прозрачностью нашей деятельности не только для правительства, госсовета и общественности, но для всего мирового сообщества. Все методы и способы достижения этой прозрачности достаточно подробно описаны в установочных документах. Но, исходя из вопроса, в чем ваши гарантии того же самого? Понятно, что вы сейчас будете ссылаться на конституцию и другие законодательные акты. Но если сравнить формулировки и уровень конкретики нашей и законодательства, то разница будет очень заметна. Вот вам и дополнительные гарантии.
Тот же министр: Вот об этом я и говорил. Это, по-вашему, не раскачивание?
Видов: Знаете, если каждую невыгодную «генеральной линии» риторику называть «раскачиванием», то это уже какой-то тоталитаризм получается, от которого вы, официально, так старательно отмахиваетесь. Вот и докажите на практике, что никаких тоталитарных поползновений нет, и что у нас «цветет диктатура общественных интересов и выгод». Принятие инициативы Авдея Наумовича будет прямо об этом свидетельствовать.
Шилов: Вы всегда можете сказать, что мы не правы и делаем все не так. Вы это и без нас понимаете.
Зампред правительства: Это точно, мы все понимаем, поэтому поступим просто – вы делаете все данные открытыми для нас и закрытыми для других, пока мы их не согласуем.
Шилов: Опять мы к этому возвращаемся. По ходу всех согласований об этом говорим. Исходя из этих требований получается, что вы хотите наложить «цензуру» на результаты нашей деятельности. Мы вас спрашиваем, тогда в чем ее смысл? Ответа нет. Из чего я делаю вывод, что нынешние данные и показатели не соответствуют действительности, а значит официальная деятельность правительства не совпадает с реальной. Так получается?
Видов: К тому же, вы подобными требованиями позволяете себе вмешательство в науку. А это недопустимо, так как эта сфера деятельности ничего не подрывает и безопасности не угрожает.
Зампред правительства: Упрекаете в саботаже? Ладно. Я-то всего лишь хотел предостеречь, прежде всего Вас, Авдей Наумович, от будущих неприятностей, коих у Вас за Вашу профессиональную деятельность накопилось не мало. Но Вы, как всегда, пренебрегаете этими предостережениями. Будь по-вашему, все нормы и требования соблюдены, в течение десяти дней будет принято постановление о разрешении на деятельность вашей организации. Только потом не сетуйте на то, что Вас постоянно выдергивают на множество заседаний и слушаний.
Шилов: Спасибо за беспокойство! Справимся…»
Как ты понимаешь, аргумент с сомнением номинального и реального, был ключевым. Не то чтобы это было откровением, все все прекрасно понимали, но чтобы были настолько явные основания для перепроверки сверху до низу, такого аппаратчикам было совсем не нужно. Вот они и решили, что лучше разрешить создание нашей новой организации, и объявить нас в перманентной оппозиционной предвзятости, чем позволить нам воспользоваться предъявленным аргументами для перепроверки, только уже во всеуслышание. Страх – один из главных стимулов, классика.
И что, они действительно вам позволили все реализовать без дополнительных препон?
Ха, это бы были не они. Козней они понаделали кучу, но ничего существенного, так, для самоутверждения. Даже так скажу, главная трудность была не в самих препонах, а в их количестве, наше законодательство дает большой простор для этого. Правда, нельзя сказать, что и мы к этому не были готовы, опыта общения с госаппаратом у нас больше, чем достаточно, поэтому все проходило с достаточной долей автоматизма.
Вадим, но ведь была еще одна существенная причина для такого количества подножек, кроме дежурного «я начальник – ты дурак». Оказалось, что этого потребовал Лобов, точнее он потребовал, чтобы нашу регистрацию оттянули на четыре-пять месяцев, так как ему надо было закончить перестройку управления нашими бывшими программой и ГОИ, так как он опасался, что мы воспользуемся нашими знаниями против него. А у нас и в мыслях этого не было, незачем.
А как вы об этом узнали?
Сам Лобов и сказал, в день учреждения нашей организации. Кстати, тот его разговор с Авдеем Наумовичем получился довольно примечательным: «
Лобов: Ну что, Авдей, продрался?
Шилов: А разве были варианты? Вы же сами поставили задачу, чтобы я был «под присмотром», и придумал как…
Лобов: Да-да, это все твоя кривая интерпретация. Ладно, сделал, так сделал. Хотя, признаться, думал бросишь, когда я на тебя лучших бюрократов поставил. Смекнул?
Шилов: Разумеется, никто кроме Вас такие бюрократические редуты выстраивать не умеет. Я даже подозреваю в связи с чем. Чтобы отвадить от программы и ГОИ?
Лобов: Не сомневался, что догадаешься, поэтому еще раз и связался лично. В общем, если какие-то неуместные поползновения в ту сторону с вашей стороны будут, никаких шансов и снисхождений я больше не оставлю. Прозрачно?
Шилов: Куда уж прозрачней? Только вот, к вопросу об интерпретации, как я определю уместность или неуместность своих действий?
Лобов: А это уж рассчитывай на свою проницательность и опыт. А еще лучше на инстинкт самосохранения. Короче, больше предупреждений и реверансов не будет, пользуйся тем, что есть.»
После этого разговора, насколько нам известно, у них неофициальных контактов не было, да и не нужны они были. Можно сказать, что с того самого разговора мы реально остались без куратора на высшем уровне, стали существовать на общих основаниях с научным сообществом, чему были очень рады. Да, безусловно, возможности госаппарата над нами стали несравненно больше, но и свободы действий прибавилось, пусть и исключительно в аналитическом поле. Как сказал сам Шилов: «Лучше я буду с боями пробиваться со своими решениями, чем гладко реализовывать чьи-то сугубо личные амбиции.» Вообще, у всех у нас накопилась огромная усталость от этой самой вечной реализации чужих амбиций, в частности Лобова. Но, ближе к делу, где-то через тридцать дней, вместо десяти, после устного постановления зампреда правительства, юридически наша новая организация была создана. Также было подписано тройственное соглашение между нами, правительством и академсоветом о целях и порядке деятельности вновь созданной организации.
Да-да, я ознакомился с этим документом. Могу отметить, что в нем очень прозрачные, четкие и конкретные формулировки, это очень заметно на фоне языка законодательства…
Юрий, а этому есть очень простое объяснение – когда то, что ты заявляешь целиком и полностью совпадает с твоими реальными намерениями, не надо и изощряться в формулировках. А наша деятельность на двести процентов совпадала с уставными документами. Кстати, именно поэтому к нам было чрезвычайно сложно подступиться с юридической точки зрения, даже с помощью административного ресурса. Правда, этим же мы вызывали дополнительное раздражение у госаппарата, но об этом позже.
Понятно. Вы упомянули, что широко известная аббревиатура ОАММ появилась несколько позже, как же вы назывались изначально? И какой у вас был статус?
Изначально мы были просто группой мониторинга, обработки и анализа потоковых данных, сокращенное наименование даже воспроизводить не буду, как уже говорили мы называли себя просто «наша группа». Статус у нас был соответствующий, сформулирую так – главный поставщик концентрированных, сортированных потоковых данных для научного сообщества. Реализовывали мы эту задачу достаточно просто, помог огромный объем уже имевшихся наработок. Если коротко, то мы объединили все свободные ресурсы академсовета, которых, благо, было больше, чем нужно, в единый комплекс мониторинга. Встроили в этот комплекс уже разработанные и оптимизированные аналитические алгоритмы. И, наконец, подключили всю эту систему к всем общедоступным информационным потокам. После всего этого нашей задачей было только систематизация и распределение отчетов и ответов на запросы.
Вы все это делали вчетвером?
Нет, конечно. И в этом еще одна существенная польза взаимодействия с научным сообществом – всегда можно найти необходимое количество заинтересованных, квалифицированных сотрудников. Под наши задачи это было сделано очень быстро, особенно после распоряжения Видова. Нам даже не пришлось озадачиваться с оплатой их труда, так как они все уже были трудоустроены в различных институтах, и каждый из них формировал отчеты именно для своей отрасли знаний: физики для физиков, биологи для биологов и так далее. Ну как формировали, видоизменяли алгоритмы составления, исходя из научной специфики. Мы же, в свою очередь, делали общую макро-аналитику определяли тенденции, прогнозировали, обращали внимание и так далее. В общем, либо формулировали задачи, либо предоставляли почву для проблематизации. Казалось бы, то же самое делали достаточно большое количество государственных ведомств и структур, по крайней мере номинально, но, во-первых, мы это делали, используя совершенно другие методики, а самое главное, что мы всегда прилагали программы действий по всем задачам и проблемам.
И какое же у вас было распределение по сферам ответственности?
Все очень банально и просто: Елена Федоровна занималась государством, Вадим Максимович – бизнесом, я – обществом. Авдей Наумович же занимался развитием и усовершенствованием нашей деятельности, а также формированием тех самых программ действий. Надо сказать, что эти зоны ответственности оставались за нами на протяжении всего периода существования этой организации. Вообще, главные заказчики нашей деятельности – научное сообщество, были полностью удовлетворены нашей работой, так как до этого им приходилось делать этот самим, да еще и в очень узком сегменте. После того, как этим занялись мы это стало делаться на регулярной основе, без отвлечения их ресурсов, да еще и в самом широком спектре.
Да-да, с продуктами вашей деятельности я хорошо знаком, пользовался неоднократно. И не только я, все независимые СМИ пользуются ими до сих пор. И зависимые, думаю тоже.
В том-то и дело, что конъюнктурность и действия в угоду отдельно взятым лицам привели к тому, что степень предвзятости и неправдоподобности официальных данных была такой, что их можно смело охарактеризовать «хуже, чем ложь». Это же, в свою очередь, привело к большим проблемам и перекосам в других секторах деятельности. Мне лично, вообще не понятно, почему статистические и аналитические службы кому-то подчинены, да еще и централизованы. Но, это отдельная дискуссия, сейчас не об этом. Возвращаясь к нам, скажу, что наши результаты и данные расходились с официальными настолько, что первое время даже Видов удивлялся, а с ним и все научное сообщество. Даже были сомнения в полезности наших данных, но после того, как Шилов пару-тройку раз приводил множество показательных примеров в пользу правдивости наших результатов, эти сомнения отпали. Например, когда возникли сомнения в том, что у подавляющего большинства людей очень узкий круг интересов, а у пугающей части населения примитивное существование стало осознанным выбором образа жизни, поднялся такой вал критики и неверия, что не помог это успокоить даже авторитет Видова. Шилов же перевел это все на понятный всем язык арифметики, показав совокупность данных по предварительным настройкам персональных ИИ, которые очень редко меняются. Если коротко, то эти данные демонстрировали подавляющее превалирование развлекательного контента над всем остальным. Пояснять, думаю, тут ничего не нужно. И таких примеров Авдей Наумович, да и мы тоже, приводили сотни, и даже тысячи.
Признаюсь, такие подробности мне не встречались.
И не удивительно, все это происходило исключительно внутри научного сообщества. И, как следствие, сохранилась эта информация только в архивах академсовета, а копаться там, то еще удовольствие, пусть и систематизировано там все лучше, чем где-либо. Кстати, систематизация этих архивов, частично, тоже наша заслуга. Я даже больше скажу, первые год-полтора информация, а тем более результаты нашей деятельности никуда, кроме научного сообщества не уходили. Проще говоря, на этот период мы, как бы перестали существовать и для госаппарата, и для социума, и для бизнеса. Если честно, мы этому были откровенно рады, так как получили передышку от ненужного и вредного внимания со стороны кого бы то ни было. Можно даже сказать, что для нас тот период был своего рода отпуском после бесконечных боев за то, что мы делали. Даже Шилов, который казалось был готов всегда и ко всему, и-то полностью ушел в деятельность по оптимизации и усовершенствованию наших текущих методик и технологий.
Отпуск отпуском, но я считаю, что не совсем во благо это нам пошло, расслабились мы больше, чем можно было. Вот и допустили новый виток ненужной, деструктивной активности вокруг нас, да так, что опять пришлось стать «видимыми». Поэтому пришлось реорганизовываться в ОАММ, опять принимать участие в этих бесконечных советах, и в целом увеличить неприятные контакты с госаппаратом. А ведь можно было всего этого избежать.
Лен, я собственно и подводил к этому «фазовому переходу». Соглашусь с твоей оценкой, что его можно было избежать. Признаться, мне этого очень бы хотелось, так как те полтора года были, пожалуй, единственным периодом, когда я занимался только своей непосредственной деятельностью, без отвлечения на всякие посторонние ненужности. Но, я также убежден, что потеря такого режима деятельности целиком и полностью наша вина – в той ситуации мы должны были все это контролировать, а не Авдей Наумович.
А никто и не говорит, что это один из редких промахов Шилова. Я как раз и хотела сказать, что заметив сверхконцентрацию Авдея Наумовича на вопросах развития, мы должны были взять на себя функцию контроля за «внешней средой», а мы, уподобившись ему, сами закопались в своих направлениях деятельности, что, чуть было, не привело нас опять к «трибуналу», который был бы для нас еще печальней в силу еще не совсем угасших эффектов от предыдущих процессов в нашем отношении.
Друзья-коллеги, а я вот лично считаю, что это все было неизбежно, и создание ОАММ было вопросом времени. Следи за внешним фоном, не следи, результаты той нашей деятельности, пусть и опосредованно, но затрагивали и реальный сектор и социум, и уж точно они затрагивали госаппарат. Мы же помним какие баталии были по вопросам целевого использования грантов, особенно в части изменения направлений исследований и разработок, в частности, в сферах с высокой долей человеческого участия. Ведь все эти группы исследователей и разработчиков ссылались на нас в качестве обоснования для смещения акцентов в их деятельности. На вопрос же: «Почему перестали применяться официальные данные?», даже Видов не смог ответить ничего лучше, чем: «Мы вправе пользоваться теми данными, которые считаем нужными». Ни к чему другому, кроме как к сокращению участия государства в деятельности академсовета это привести не могло, даже при том, что правительство должно было выделять на науку не менее двух процентов бюджета по-умолчанию. Вот вам и конфликт, и все нити этого конфликта вели к нам, и, несмотря на все усилия Геннадия Евсеевича, нам бы, в первую очередь Шилову, пришлось бы включаться в любом случае.
Мить, может быть и так, но обратить внимание на это мы должны были, и помочь всем этим группам сделать это самое «смещение акцентов» в их работе не таким явным. Мы же этого не сделали. А так, получился явный плевок в сторону всех официальных данных и всех, кто с ними связан.
Господа, господа, я так понял, что эта ваша дискуссия уже подводит нас к новой активной фазе в противостоянии Авдея Наумовича и госаппарата?
Глава 21.
Да, так и есть. Только, если быть точным, еще раз подчеркну, что Шилов госаппарату не противостоял, не было у него никогда такой задачи. Здесь просто имеет место диаметральное расхождение в мировоззрении, подходах, методах и средствах. Как уж это воспринимал госаппарат, мне лично без разницы. А в целом, вся тогдашняя наша концентрация на текущей деятельности привела к тому, что мы опять попали в состояние отрытой конфронтации с государством. Произошло это, прежде всего, из-за того, что результаты нашей деятельности становились достоянием все более широких кругов. Дошло даже до того, что некоторые государственные структуры перестали пользоваться государственными данными и полностью перешли на наши. Разумеется, это были далеко не ключевые ведомства, но сам факт очень серьезно задел верхи, да так, что нам назначили слушание в госсовете в комиссии по дезинформации.
Вадим, надо сказать, что и до этого были неоднократные запросы со стороны госструктур на предмет обоснования тех или иных данных. А мы просто отвечали формально, что в рамках научного сообщества мы вольны пользоваться теми данными, которые посчитаем нужными. Только вот проглядели момент, когда все это вылилось за пределы научной деятельности. И формулировки типа «это было неизбежно» здесь не проходят, можно было этого всего избежать. Но, условное наклонение на то и условное наклонение.
Точно, не к чему сейчас устраивать эти разборы полетов, мы говорим о фактических событиях. А по-факту слушание в комиссии по дезинформации вылились в целую серию, которая и послужила формальным катализатором для дальнейших серьезных изменений. Проще воспроизвести главную часть самого первого слушания. Вот, что там происходило: «
Председатель комиссии: Господин Шилов, опять вы занимаетесь расшатыванием ситуации и подрывом государственного авторитета?..
Шилов: Это обвинение?
Председатель комиссии: Нет, пока еще…
Шилов: В таком случае, ваши оценки не уместны. Я подключился к данным слушаниям для разъяснений и обоснований, как и было указано в прошении, поэтому готов отвечать только на это.
Председатель комиссии: Вижу вся Ваша дерзость осталась при Вас. Ладно. Разъясните, тогда, вот что: Как так вышло, что во время Вашего провала с формированием инвестклимата ряд показателей, по-вашему, считались позитивными, сейчас же те же самые показатели считаются негативными?
Шилов: Конкретизируйте, пожалуйста.
Гендиректор госстата: Да вот хотя бы, показатель структуры расходов собственников. Когда-то вы прямо говорили, что высокий уровень расходов на содержание собственности позитивный сигнал для экономики. Сейчас же, Ваша точка зрения прямо противоположна, и это четко видно в Ваших данных.
Шилов: А вы поднимите материалы, я вот отчетливо помню свою заключение по этому поводу, звучало оно следующим образом – высокая доля расходов на содержание собственности в общей структуре расходов, формирует ситуацию, при которой резко возрастает спрос на продукты финансового сектора. Все, больше я не говорил ничего, уж тем более я никаких оценок не давал, так как, банально, у меня не было задачи давать оценки.
Гендиректор госстата: Но сейчас-то Вы даете…
Шилов: А сейчас, соответственно, есть задача по оценке, и не просто по оценке, а еще с развернутыми рекомендациям, сценариями и программами действий.
Председатель комиссии: Авдей Наумович, что Вы устраиваете этот контекстный саботаж? Все мы прекрасно знаем Ваше отношение к государственным структурам и их действиям, поэтому не надо прикрываться формулировками.
Шилов: Исходя из этого, я правильно понимаю, что на данном мероприятии я присутствую как раз из-за своего отношения к государственным структурам, его действиям и данным?
Председатель комиссии: Ну, вообще замечательно, теперь Вы нам приписываете еще и преследование за идеологическое расхождение. Надо это все заканчивать. Наше заключение следующее: настоятельно рекомендуем Вам позаботиться о том, чтобы результаты вашей деятельности оставались исключительно внутри научного сообщества.
Шилов: А сейчас как? Все наши заключения и отчеты и уходят исключительно в научные структуры. Другой вопрос, что я не могу сделать доступ к ним закрытым, это противоречит всем принципам как академсовета, так и всей научной среды.
Председатель комиссии: Мы Вас уведомили, другого решения не будет.»
И это решение, впоследствии, было оформлено официально и направлено в соответствующие ведомства. Таким образом мы вновь привлекли к себе внимание госаппарата, которое редко бывает уместным. Да еще и подвели под это Видова, как не пытался Авдей Наумович этого избежать.
Правда, не сказать, что для Геннадия Евсеевича это было неожиданностью, он был целиком и полностью к этому готов. Более того, он с охотой включился в эти процессы. Его мотивация была простой: «Это уже далеко не в первый раз, хоть и не припомню, чтобы такие ресурсы были задействованы. Оно и к лучшему, отпор будет ощутимее, а он должен быть. Наука – всегда должна быть над государством, так как это самая объективная сфера человеческой деятельности, ее нельзя позволять подминать. А вот уж, как продукты науки применяются, пускай государство и следит.» Проще говоря, никто в научном сообществе нам не пенял, что мы привлекли ненужное внимание со стороны государства, даже наоборот.
И в чем это выражалось?
Ну, например, в том, что Видов сразу же подготовил ответ на заключение комиссии, за подписью всех членов академсовета. В нем очень подробно, аргументированно и мотивированно было описано почему это решение не признается, и почему оно не будет исполнено. Все подписавшиеся безусловно понимали, что это прямая и открытая конфронтация с госаппаратом, но пошли на это абсолютно осознано. У некоторых даже наблюдался энтузиазм по этому поводу. Причины очевидны – по-сути, новое направление деятельности, да еще и адреналиновое.
И реакция госаппарата на этот ответ не заставила себя долго ждать. Буквально на следующий день, Видов был выведен на связь с председателем правительства. Содержание этого разговора мы, конечно же, не знаем, но после этого разговора Геннадий Евсеевич сообщил нам следующее: «Пообщался с первым министром. Разумеется, были дежурные упреки в расшатывании, ударах исподтишка, и тому подобное. Это привычная история. Ключевое в следующем: они требуют, перед публикацией ваших результатов, пересылать их сначала в правительство, и только потом, с некоторой задержкой, публиковать их в обычном режиме. Формально, речь не идет о цензуре, речь идет о том, чтобы они знали к чему готовится, и даже для выводах о своих данных. Я, конечно же, отметил, что это слабоватые аргументы в пользу данной просьбы. На что получил ответ вроде того, что это, скорее, наше обязательство, чем их просьба. Короче, в связи со всем этим, предлагаю такую формальность – пропускайте все ваши потоки через главную нейро-сеть академсовета, разрешения я вам дам, а дальше все, как обычно. Пусть знают, что имеют дело со всем мировым научным сообществом.» Такие действия, как Вы понимаете, были прямым и явным неподчинением требованию правительства, пусть это требование и было высказано в устной форме. Хотя, надо отметить, что ни формально ни реально с нашей стороны закон не нарушался. Исходя из этого, можно догадаться о следующих действиях аппарата правительства – они сочинили и начали проталкивать закон или постановление, сейчас уже не помню, о том, чтобы все информационные потоки проходили через саморегулируемую общественную нейро-сеть, читайте, через сеть, работающую по их алгоритмам.
Ну, это само собой. Меня, к сожалению, в моей профессиональной деятельности тоже коснулось желание верхов знать содержание публикаций до самих публикаций. Как же поступили вы?
Видишь ли, Юр, в наше время тебя всячески бы принуждали проходить «оценку препринта» публикации в специальных службах, иначе твои материалы не выпустили бы в основные информационные потоки. Проще говоря, остался бы ты с аудиторией несколько тысяч человек. Сейчас же заблокировать выход в основные инфорпотоки они не могут, это делают сами сети по «оценке посыла материала». И в этом, чуть-чуть, есть наша заслуга, точнее заслуга Авдея Наумовича и Видова. Из ответа на твой вопрос будет понятно, о чем я. При первом же обнародовании черновика постановления для нас стало очевидны основные задачи, которые верхи им решают – выпускать свои данные раньше остальных, инициировать всевозможные разбирательства относительно наших данных, всячески дискредитировать наши данные. Разумеется, этому нужно было помешать, причины очевидны. Что же придумали Шилов и Видов, прежде всего Авдей Наумович, полагаю, Матвей Сергеевич расскажет лучше меня.
Без проблем. Начну с того, что в общемировом законодательстве существует такое понятие, как «не специальный мониторинг и анализ». Проще говоря, это вид сбора данных, который не подразумевает никакого контекста, конъюнктуры, политического «окраса» и так далее. Организации, которые занимались такой деятельностью, подчинялись исключительно нормам мирового законодательства. Более того, местные правительства не имели право вмешиваться в деятельность таких организаций. Понятно, что спектр деятельности у данных структур был чрезвычайно ограниченным, и предполагал только сбор и сортировку данных, Авдею Наумовичу и Геннадию Евсеевичу этого было достаточно. Они в кратчайшие сроки, с помощью мирового научного сообщества, учредили и зарегистрировали подобную организацию. Завели на нее все наши средства и технологии сбора и обработки информации. Встроили ее в общемировую систему работы с данными. Провернули мы все это до вступления постановления в силу, так как то, что оно будет реализовано, ни у кого сомнений не было. Тем самым, Шилов и Видов добились того, что, по крайней мере, существенная часть нашей деятельности была выведена из под удара верхов. Вновь созданную организацию, формально, никто не возглавлял, она состояла из пяти-семи человек, подчеркнуто, из социальной сферы, бывшие учителя, социологи, психологи, которые следили за состоянием системы сбора и анализа данных. Мы и Шилов остались на своих позициях в научном сообществе.
Мить, ты один существенный момент упустил. Вновь созданная организация называлась – организация автономного масс-мониторинга, или тот самый ОАММ!
А разве до ОАММ таких организаций у нас в стране не было?
Разумеется, были, и не одна. Но ОАММ была первой отечественной структурой подобного рода. Видите ли, никто из верхов не догадался, как из данных организаций извлекать прямую выгоду, поэтому никто и не стал с этим связываться. Тем же структурам «независимого» мониторинга, которые уже существовали, «скармливалась» такая чушь, точнее конъюнктурная информация, что отчеты этих структур рисовали исключительно «полнейшую стабильность». Это всех устраивало. Так продолжалось, пока не появилась ОАММ, в работу которой были заложены алгоритмы поиска информации из первоисточника. Как именно это работало, объяснять долго и бессмысленно. Скажу только, мы по-полной использовали наши знания и опыт работы по программе и ГОИ. Да, воспользовались тем, что сами и создали, никакого криминала в этом не вижу. Это все и привело к тому, что на основании данных ОАММ получалась картина, сильно отличающаяся от той, которую рисовали уже действующие подобные организации. Конечно же, это не было сюрпризом ни для нас, ни для верхов, мы об этом уже сказали, но был один существенный аспект – теперь все эти данные автоматически становились общемировым достоянием. Оговорюсь, что ни у Шилова, ни у Видова не было самоцели «выносить мусор из дома», правительство само это спровоцировало. Вот и получили соответствующий новый информационный фон и, как следствие, новое восприятие их мировым сообществом.