Антон Тарабриков
ШИЛО_В
Да, и теперь оставалось поставить реализацию решения под наш полнейший контроль. И тут, как раз, и подключился Авдей Наумович. Кому, как не ОАММ заниматься контролем? Так-что теперь участие Шилова во всех этих событиях было полностью легитимным и обоснованным. Разумеется, ни он, ни мы не были наивными, чтобы полагать, что Управление не знало об участии Наумовича, но его деятельность и результаты для них были настолько ощутимыми, что они легко закрывали глаза на какое-то там «шуршание на низовых уровнях». Тем более, опять же, считая, что вся эта бурная деятельность полностью в их интересах. И первым же шагом, который намеревался сделать Авдей Наумович в «официальном статусе», было распространение принятого решения на все малые территории. Казалось бы, все движется идеально с изначальным его концептом, даже были задействованы не все территории, а только одна локальная, пусть и ближайшая к столице. Но, в процессе осознания того, что нужно делать, пришло и понимание того, что распространиться это все должно на все территории, в противном случае это не будет заметно для верхов, а нам ведь нужно было, чтобы негатив от того, что они собрались сделать, ощутили на себе самые самые. Поэтому, как это не странно, для решения задачи по расширению на все территории, на конкретной локальной территории должны были быть продемонстрированы ошеломительные результаты. Это означало, что на данную территорию должны были быть привлечены самые созидательные кадры, которые мы только себе могли позволить. Для чего? Для того, чтобы все действия осуществлялись с опережением как аппаратчиков, так и госкорпораций с общественниками. Плюс, опять же, фактор времени – ощутимые результаты мы должны были показать уже через год. Это же понимали и остальные заинтересованные лица, так как, в случае позитивного исхода, это сулило получением большего влияния, так сказать, «большего веса» в глазах верхов. Вот мы все на этот год и свели к этой самой территории. Концентрация была такая, что получилась следующая конструкция: курирование осуществлял Лобов; надзор – Видов; Шилов вел мониторинг и учет; Управление направило специальных людей для выявления «нежелательных элементов»; все крупнейшие общественные организации страны занимались «выработкой» мер для данной территории; все государственные представительные органы, по сути, создали свои филиалы. В общем, все хотели возглавить процесс перестраивания социальной инфраструктуры в государственном масштабе, правде с совершенно разными целями.
Да, если честно, то полностью нам были понятны только наши цели. Собственно, другие были и не очень-то важны. И вот вся эта толпа накинулась на одну не очень большую территорию, которая специализировалась на допроизводстве ширпотреба для столицы. Как ни странно, по всем «заветам» Авдея Наумовича. Это говорило о том, что «веселая троица» даже ничего не перестроила на территориях, после того, как получила контроль над программой. Хотя, зачем, если и так формируется устойчивый денежный поток? Кстати, на счет программы, задачу возврата контроля над ней никто не отменял. Мы упоминали, что она координировалась Лобовым, формально. На самом же деле, реальный контроль был за этими тремя паразитами, так как экономика территорий была полностью завязана на крупняк и госкомпании, посредством того, что сбыт был возможен только через них. Но, даже если и так, забрать управление программой было необходимо, хотя бы для более эффективного противостояния тем же самым госкорпорациям и крупняку. Тем более, что в сложившейся ситуации, Лобову программа была скорее обузой. В общем, управление программой нужно было возвращать, и чем раньше, тем лучше. Только как это было сделать, если у нас и Шилова было соглашение с верхами о том, что мы больше никогда не будем иметь отношения к программе? Решение было мудреное и рискованное, собственно, как и любое решение, рассчитанное на несколько результатов. Заключалось оно в том, чтобы переориентировать программу на переделывание социальной инфраструктуры на всех территориях, и передать управление ей многосторонней группе с множеством представителей, от крупных государственных ведомств до малых предприятий. Таким образом решалось сразу множество задач: концепт масштабировался на все территории, программа практически лишалась контроля со стороны «троицы», выполнялось обещание Шилова Лобову на предмет усиления его статуса и приближению его к былым позициям, и тому подобное. Мы же возвращали себе фактическое управление программой за счет того, что это был тот уровень, на котором Управление нам еще позволяло принимать самостоятельные решения, пусть и не во всем. А мониторинг управления программой, безусловно, был поручен именно нам, тут вариантов не было.
Я правильно понимаю, что ваше фактическое управление программой основывалось на том, что у формального органа управления не было единой позиция и понимания, как это делать?
Да, признаем, к нашему огромному сожалению и стыду, тогда это стало главным фактором нашего управления программой. Но, в той ситуации и в тех условиях, выбирать не приходилось. Точнее, на выстраивание многоходовых комбинаций, которые бы привели к максимальной правовой прозрачности, просто не было времени – работал старый, как мир принцип «кто первый, у того и инициатива», а роскошью переделывать условия под себя мы не обладали. Первой же задачей, после фактического возврата управления, была нейтрализация поползновений «веселой троицы», а точнее устранение беспредельного выкачивания финансов с территорий. А тут, как ты понимаешь, получался конфликт не только с «троицей» но и с верхами, так как эти финансы предназначались и им. Но это вечная тема, создается такое ощущение, что верхи считают все своим. Нас это волновало мало, финансы, по крайней мере большую их часть, необходимо было оставить на территориях, иначе концепт не возымел бы должного эффекта. Вот мы и решили, точнее Авдей Наумович предложил, сделать такие старые новые структуры, как научные корпорации. Да, где-то сто лет назад уже был такой опыт, со всеми этими безразмерными массивами данных, автономными секторальными ИИ, «гармоничными» макромоделями и всем прочим, ничем хорошим, как мы помним это не закончилось, так как превратилось вся эта конструкция в фундаментально-научный технократический диктат, и не скажу, что это было неожиданно. Собственно, с того и началась автономизация научного сообщества, иначе получался научно-технический прогресс ради научно-технического прогресса. Мы же предлагали не делать из этих корпораций сети, а делать их обособленными, как закрытые лаборатории по определенным предметам исследований. Главным же побуждающим мотивом для верхов по передаче «бюджетной прибыли» территорий от «троицы» в научные корпорации были гарантии прозрачного их аккумулирования и приумножения большими темпами, чем давали структуры этих трех паразитов. На самом деле, давать темпы больше, чем ноль, для нас не представляло никакого труда, но это так, лирическое отступление. Гораздо более сложной задачей было дать это приумножение уже через год и в «живых» деньгах, вот это была проблема – наука, знаешь ли, дело долгоиграющее. И вот тут-то нам и пригодились амбиции Видова на предмет его влияния на государство.
Считаю, что тут надо дать короткие пояснения относительно этих самых научных корпораций. Как уже отметил Вадим Максимович, эта идея была, мягко говоря, не нова, но хороша была она тем, что главным результатом их деятельности были научные достижения, и все подчинялось в них именно этому. Но, что не менее важно – даже существовал давно забытый, но действующий закон о деятельности научных корпораций, который подразумевал аккумулирование всех активов в них до тех пор, пока не будут получены заявленные результаты научной деятельности. Уж не знаю, изначально так планировал Авдей Наумович, или по ходу сообразил, но нам это было очень даже на руку, так как мы получали время и возможности для основательного запуска концепта на всех малых территориях. Оставалось только получить добро на учреждение таких корпораций от Управления, то есть от верхов. Каково было наше им предложение, Вадим Максимович уже упомянул, а вот как мы убедили Видова, это отдельный эпизод, в котором были задействованы не только мы, но еще и Лобов, даже прежде всего он. Без Видова, как Вы понимаете, было нельзя, так как в подобного рода вопросах он оставался ключом, как к Управлению, так и к научному сообществу. В общем, вот как проходило это убеждение:«
Шилов: Геннадий Евсеевич, есть очень хороший вариант по укреплению влияния науки на государственное строительство…
Видов: Уже наслышан, Вы про научные корпорации? Это пройденный этап и прошлый век. Ничего, кроме дестабилизации научного сообщества подобные структуры не принесли, а мы не можем себе позволить дестабилизировать науку – она должна всегда быть последним оплотом стабильности.
Шилов: А никто и не говорит, что мы будем действовать по-старому…
Лобов: Погоди, Авдей, в конкретику ударишься позже. Геннадий Евсеевич, выбор простой – либо мы позволяем виртуальному сектору установить окончательный тотальный диктат над всем, что происходит, либо воспользуемся шансом «смешать» все сферы в нужных пропорциях. Выбирайте. Только, на сколько я знаю, наука ни в какие времена не стремилась ни к какому тоталитаризму, кроме тоталитаризма истины. Не думаю, что доминирование виртуального сектора этому будет способствовать.
Видов: Красиво говорите, Евгений Генрихович, интересно, когда это Вы стали поборником сбалансированности? Я это к тому, что воспринимаю все Ваши слова исключительно в контексте того, что Ваша главная задача вернуть былое влияние, и Вы для этого будете использовать любые методы и пути.
Лобов: Я этого не скрываю, правда это никак не мешает мне верить в то, что я Вам только-что сказал. И потом, что плохого в том, что я буду Вам обязан своим возвращенным влиянием? А я буду Вам обязан. А если я обязан, то все обязательства выполняю. Вон Авдей не даст соврать.
Шилов: Реализуете Вы, правда, этот принцип через свою интерпретацию, но действительно, исполняете, что есть, то есть. Суть же в том, Геннадий Евсеевич, что реализуя наше нынешнее предложение, Вы не просто получаете влияние – Вы становитесь реальным конкурентом в принятии решений, вплоть до непосредственного конечного принятия решений.
Видов: Это каким же образом?
Лобов: Я в научных вопросах мало, что ведаю – готов передать весь контроль за деятельностью корпораций Вам, оставив за собой лишь курирование. Это для Вас к лучшему, все политические вопросы я беру на себя, Вам остается чистая наука.
Шилов: Более того, научное сообщество получает дополнительные ресурсы и возможности. Плюс ко всему, реализуя то, что мы предлагаем, наше национальное научное сообщество станет пятым по влиянию в мире, а это на три строчки выше, чем сейчас.
Видов: Допустим… И как же это все вы собираетесь реализовывать?
Шилов: Договоренности уже есть, не только нас достали Беглый, Ваксин, Пиров и им подобные. Вам достаточно только подписаться под тем, что вы берете на себя контроль.
Видов: То есть стать вашим надзирателем от Управления? Ладно, попробуем…»
Глава 30.
И этого было достаточно, чтобы управление разрешило вам воспользоваться законом о научных корпорациях?
Юра, еще раз повторяем, во-первых, «троица» своим беспределом уже всех достала, а во-вторых, ну не до этого верхам было. Проще говоря, воспользовались моментом, и это был еще один из немногочисленных случаев, когда нам несказанно повезло. Таким образом, у нас было все, чтобы развернуть концепт Шилова на все малые территории. С научными корпорациями проблем не возникло, так как предметов исследований было столько, а научная среда была настолько зажата, что на том этапе это старое новшество стало прямо-таки организационно научным прорывом, во всех смыслах. Из малозначимых, с коммерческой точки зрения, сфер на территориях научные корпорации выбили «традиционные» достаточно быстро. Крупняк, по своей узколобости, точнее из-за заточенности исключительно на прибыль, значения этому не придал. А зря, такие сферы, как ни странно, залог стабильности главных, с точки зрения прибыли, сфер – на подобии того, как натяжные тросы держат высокие башни. Это и привело к неустойчивости, сначала крупных, а потом и крупнейших корпораций. Точнее, не столько к неустойчивости, сколько к необходимости тотального пересмотра структуры их бизнеса, а они это разучились делать. Зачем, когда есть болванчики, типа часто упоминаемых троих, которые зеленый свет по всем направлениям зажигают. А тут появилась та самая конкуренция, о которой Шилов рассказывал Видову. В общем, у крупняка вместе с «веселой троицей» появилась серьезная насущная проблема, которую нужно было решать. Так-что концепт Авдея Наумовича, особенно в части противостояние корпорациям начал работать по полной программе. Дело оставалось за главным, ради чего этот концепт задумывался – «забрать неинтересные государству функции» и продемонстрировать что же получиться.
И эти «неинтересные» государству функции было решено передать именно государственным корпорациям, как это ни странно. Вообще, данное решение не было частью концепта, изначально предполагалось, что эти функции заберут на себя общественные организации, как мы уже отмечали, но поскольку мы выяснили, что верхи хотят передать эти функции в корпорации, то мы решили продемонстрировать последствия самым наглядным способом. Более того, для этой «передачи» у нас уже был очень складный контекст – возмещение корпорациям потерь от развертывания деятельности научных корпораций, а для Управления и верхов – стабилизация ситуации и недопущение корпоративных воин. Причем, было предложено для этих целей создать организации с нуля, как, собственно, в верхах и любят – наплодить кучу структур, чтобы никто не разобрался. Для общественных организаций и предстательных институтов было предложено делегировать своих представителей в наблюдательные советы вновь создаваемых организаций, типа для общественного контроля. Более подробно это все отражено в многочисленных публикациях по этому поводу, которые начали в бешеных объемах выходить после полной реализации концепта. В целом же сложилась ситуация, когда все, кроме мегаполисов, контролировалось, процентов на девяносто, многочисленными корпорациями: коммерческими, государственными, научными, общественными. Иными словами, номинально было реализовано одно из давних стремлений верхов – тотальное управление через корпорации. Разумеется, они не могли не заметить, что к этому порядку еще имели отношение многочисленные субъекты, но верхи, по обыкновению, считали, что разберутся с этим. Так-что какое-то время полностью контролировали и влияли на этот процесс только мы, и из этого надо было извлечь максимальный эффект, поэтому мы сосредоточились на том, чтобы изолировать каждый мало-мальски значимый объект сложившейся системы. Это нужно было для того, чтобы максимально исключить, или, по крайней мере, усложнить возможности слияния, так как это, с одной стороны смазало бы показательность, с другой стороны породило бы очередных корпоративных монстров, с которыми было бы гораздо тяжелее справляться, а у нас был всего год. Вот в связи со всем этим, Авдей Наумович и предложил: для получателей социальных услуг – для населения, оставить процедуры их получения прежними, а всем многочисленным организациям и структурам разрешить пользоваться только инфраструктурой. Проще говоря, получается следующий алгоритм: получатель формирует запрос, инфраструктура разбивает его и раскидывает по соответствующим изолированным организациям, потом она же собирает «ответ» на запрос и выдает его получателю. Для верхов это выглядело очень логично.
Небольшое уточнение, а как вы аргументировали необходимость непременной изоляции и обособления каждого из элементов структуры?
Юрий, не поверите, банальным принципом «разделяй и властвуй», и в этом нам сильно поспособствовал Видов. Он для Управления подготовил целый научный труд, который доказывал, что изолированные системы на этапе развития развиваются быстрее и стабильнее, чем те, которые сразу подключаются к глобальным процессами. Правда, мы, точнее Видов по нашей просьбе, опустил, что это актуально только если есть задача получить «чистый» экспериментальный результат, так сказать, без «примесей». Проще говоря, когда система или структура создается исключительно для получения какого-либо жестко определенного результата, то есть исключительно для научных или экспериментальных целей. В принципе, по сути, мы не схитрили и не ввели в заблуждение, так как все, что мы на тот момент делали экспериментом и являлось. И результат, как мы уже говорили, у нас был вполне фиксированный и определенный – не дать верхам сбросить с себя социальные обязательства и функции. Поэтому, настаивание на том, что каждая структура вновь созданной «системы» должна быть изолирована, на тот момент было чрезвычайно оправданным. В противном случае мы бы просто получили неконтролируемый хаос, без всякого понимания, чем это может закончиться. А ведь понятно, что ничем хорошим неконтролируемый хаос закончиться не может.
Это точно. Наша же задача состояла в том, чтобы создать прямо противоположную ситуацию – неукоснительного исполнения всех инструкций без каких-либо отклонений, причем для каждой из изолированных структур набор этих инструкций был уникальным. Иными словами, мы искусственно создавали ситуацию «полной закостенелости». Была с этим еще одна проблема, о которой нельзя не упомянуть. Дело в том, что на эту самую изолированность и ее поддержание требовалось такое количество усилий и ресурсов, что некоторые структуры, созданные в рамках концепта, до восьмидесяти процентов времени тратили исключительно на поддержание своей изолированности. Казалось бы, для нас это должно быть позитивным моментом, но это была слишком очевидная причина, почему созданная «система» не справляется, и прежде всего это было очевидно для Управления. Поэтому, ни смотря ни на что, мы должны были решить незапланированную задачу по укрупнению и слиянию структур, которые тратили на изоляцию много усилий, с теми структурами, которые тратили на это значительно меньше усилий. И сделать это надо было, чтобы никто не догадался. Поэтому и был разыгран этот спектакль с конкуренцией между научными корпорациями, и последующими поглощениями. Думаю понятно, почему спектакль? Между научными корпорациями конкуренции, по крайней мере в классическом виде, быть не может, так как они, как уже отмечалось, создаются для определенного, достаточно узкого объекта исследований. Об этом, впоследствии, очень подробно написал Видов, поэтому не будем на этом останавливаться. Тут важно другое, то, что верхи эту «конкуренцию» восприняли как должное, и даже с любопытством, поэтому проблему с отвлечением ресурсов на обособленность мы благополучно спрятали.
Насколько сильно это повлияло на концепт?
На сам концепт – никак, просто дополнительная задача, а вот на конечный результат еще как повлияло. Точнее, не на сам результат, а на срок его получения – первый ощутимый эффект был получен через семь-восемь месяцев, а не через год-полтора, как это закладывалось в концепт. Эффект состоял в том, что общественные организации на территориях не могли ничего реализовать, так как все свои действия они должны были осуществлять исключительно, через вновь созданную инфраструктуру, а многие ее элементы, скажем так, «заклинили», то есть замкнулись на самих себя. Следовательно, то, что попадало в такие структуры, подпадало, как бы в бесконечный цикл. И общественные организации тут же подняли по этому поводу огромную волну возмущения, тем сам еще и существенно осложнив работу представительных институтов, так как все это возмущение должны были разгребать именно они. И начались бесконечные комиссии, слушания, разбирательства и тому подобное – начал маячить новый кризис общественных институтов, что не могло не привлечь внимание верхов. А какова первая реакция верхов? Правильно – собрать внеочередной тематический генеральный госсовет. И этот госсовет был примечателен тем, что это было первое на нашей памяти мероприятие, на котором Авдею Наумовичу пришлось, скажем так, «играть роль», то есть говорить не то, что он думает, ради того, чтобы решить главную задачу концепта, ради чего все это затевалось. Да, еще это был, пожалуй, самый представительный госсовет на моей памяти. Народу было приглашено столько, что даже государственные каналы трафика плохо справлялись со всеми подключенными. И вот, при таких исходных, содержательная часть того мероприятия получилась следующей: «
Первый секретарь: Господа, повестка у нас сегодня очень обширная, но все сводится к одному – к решению вопроса функционирования социальной сферы на территориях. Предлагаю сначала высказаться Геннадию Евсеевичу Видову, о научном видении ситуации. Пожалуйста, Геннадий Евсеевич.
Видов: Ирония заключается в том, что никакой научности данный вопрос не предполагает. Научные корпорации целиком и полностью справляются со своими функциями и назначением. А сложившаяся ситуация на самом деле говорит всего лишь о следующих проблемах: неимоверном количестве так называемых «инициатив», полной абстрактности большинства инициатив, конъюнктурности этих инициатив. Проще говоря, подавляющее большинство этих социальных инициатив создаются не для решения каких-либо объективных задач, а для удовлетворения чьих-то субъективных хотелок…
Один из лидеров общественников: А мы вот считаем, что научные корпорации как раз и являются продуктом Ваших сугубо личных амбиций. И вообще, зачем создавать какие-то дополнительные надстройки в итак перегруженной системе?
Видов: Вот она и перегружена бесконечным количеством, так называемых, общественных организаций. Дошло до того уже, что невозможно никакое решение провести из-за бесконечного количества согласований, у всех ведь особое видение…
Первый секретарь: Геннадий Евсеевич, давайте ближе к сути, каким Вы видите разрешение ситуации?
Видов: А я и говорю исключительно по сути. Решение же мое следующее – передавать алгоритмы и процедуры общественных организаций в научные корпорации, чтобы уже они формировали реально работающие системы, а не так, как сейчас – у трех общественных структур что-то не прошло и все, решение отметается.
Тот же от общественников: Проще говоря, Вы предлагаете диктатуру научного сообщества?
Видов: Я предлагаю диктатуру здравого смысла, в отличие от вакханалии, которую устроили общественники.
Первый секретарь: Так, для полемики и споров у вас было достаточно времени, сейчас мы уже выслушиваем предложения каждой из сторон. Евгений Генрихович, каково Ваше видение решения проблемы?
Лобов: Для начала, я считаю, что проблема как раз таки и заключается в отсутствии системы, а точнее, в помехах со стороны коммерческих корпораций, их лоббистов в представительных органах, и да, тех же общественников, сформировать эту самую систему. Им дай волю, они все поставят на коммерческий поток. Но, в социальной сфере это недопустимо, поэтому, как это ни странно, мы и пошли на создание научных корпораций, как реальной альтернативы всем этим коммерческим монстрам. В связи с этим, я вынужден настаивать на таких радикальных мерах, как: запрет коммерческой деятельности в социальной сфере, обязать увеличить социальные бюджеты для крупнейших корпораций, полная прозрачность финансирования общественных организаций…
Пиров: Как же быстро, Евгений Генрихович, вы меняете свои убеждения и взгляды. Еще пару лет назад Вы призывали чуть ли не к полной олигополизации экономики, а сейчас представляете себя борцом за социальную справедливость…
Лобов: Господин Пиров, у Вас еще будет возможность высказаться. А все Ваши нападки подобного рода не имеют под собой никакого основания, собственно, как и деятельность всего вашего министерства…
Первый секретарь: Ну опять мы пускаемся в ненужные пикировки, это не то место, где это допустимо. Ваше видение ясно, Евгений Генрихович. Давайте узнаем мнение того, кто осуществляет контроль и мониторинг за все происходящим. Авдей Наумович, насколько я помню, Вы вообще не высказывались по данной проблематике, хотя и формируете картину происходящего для нас. Каково Ваше видение разрешения сложившейся ситуации?
Шилов: Не высказывался я именно потому, что свое видение на постоянной основе мы передаем во все заинтересованные органы и структуры. Резюмируя их, можно сказать, что с нашей точки зрения, существует три базовых подхода для решения обсуждаемых сегодня вопросов: самый простой и очевидный, консенсус и полное реформирование. В первом случае речь идет о том, чтобы все вернуть на круги своя, то есть передать все государству. Второй подход предполагает выборку самого рационального из предложений всех заинтересованных сторон. В третьем случае необходимо будет все начать с изначальных позиций, пытаться, пытаться, пытаться, пока не получиться, без всяких гарантий результата.
Первый секретарь: И к какому варианту склоняетесь лично Вы?
Шилов: Все варианты рабочие, но самый простой и низкозатратный – первый.
Пиров: Не слишком ли в этом случае получается загруженным государство, на котором итак весит бесконечное количество обязательств?
Первый секретарь: Господин министр, еще раз вынужден напомнить, время дискуссий по этому вопросу прошло, настало время принятия решений. Авдей Наумович, на сколько я знаю, было еще одно предложение по обсуждаемому вопросу, не могли бы Вы его озвучить?
Шилов: Да, пожалуйста. Только оговорюсь, что оно было озвучено в рабочем порядке на одном из обсуждений в правительстве. Заключается оно в том, чтобы разделить базовые функции: разработку нововведений поручить научным корпорациям, контроль оставить за общественниками, обратную связь поручить представительным институтам, ну а исполнение вернуть государству…
Пиров: Вы забыли про финансирование.
Шилов: Нет, я про него не забыл. Просто, хотел бы чуть подробнее остановиться на этом моменте. Дело в том, что до сих финансирование социальной сферы, в любом виде и из любых источников, считалось чуть ли главной издержкой. Мы же предлагаем сделать эти затраты инвестиционными, и не просто законодательно, а точнее номинально, поменять статус этих расходов, а в действительности получать инвестиционную отдачу.
Пиров: И как этого добиться?
Шилов: Если не будете постоянно перебивать, то все услышите. Так вот, для того, чтобы этого добиться, много не требуется, требуется только убрать из цены товаров и услуг расходы, не связанные с их непосредственным производством или получением добавленной стоимости. Дополнительные средства, остающиеся у людей, они потратят на саморазвитие, прежде всего социальное, это подтверждено данными всех научных корпораций за весь период. Да и большинство обращений в представительные институты говорит о том, что населению именно этих средств, прежде всего, и не хватает.
Первый секретарь: Предложение понятно…
Пиров: То есть Вы хотите вмешать в дела частных компаний, навязать им из вне ценообразование…
Первый секретарь: Господин Пиров, Вы и меня уже перебиваете. Я отключаю Вас от участия в госсовете, но перед этим напомню, что по закону «об экономической целесообразности» у государства итак есть подобные полномочия. Да, и за подобное поведение, в отношении Вас будет проведено дисциплинарное разбирательство.»
Думаю понятно, почему так охамел Пиров? Потому, что Авдей Наумович, прежде всего, покушался на то, что издавна называется «панты» – личное транспортное сообщение, обособленные жилые и рабочие территории, персональные провайдеры и так далее. И все это закладывалось в конечную цену товара.
Но не это главное, а главное то, что Шилов предложил во всеуслышание новую схему распределения, по крайней мере в социальной сфере. Разумеется, до упомянутого госсовета у нас были долгие и обстоятельные обсуждения по этому поводу, и в Управлении, и с каждым из представителей верхов в отдельности. Основным аргументом для них было то, что госаппарат могут банально вытеснить из всех сфер, связанных непосредственно с человеком. И они станут не просто придатком крупняка, а большая часть аппаратчиков просто будет не нужна.
Я прошу прощения, но вы, и Авдей Наумович прежде всего, и были сторонниками существенного сокращения госаппарата?
Да, конечно, но мы уже обращали внимание на то, что в тех обстоятельствах выбор был: либо «наши» аппаратчики, либо транснациональные конгломераты. С нашей точки зрения, выбор вполне очевидный. И потом, Вы же помните, что случилось, когда мы запустили транснациональный капитал в якобы развитие территориальной инфраструктуры? Мы этой инфраструктуры и лишились. Собственно, этот фактор и явился одной из причин упадка, а точнее полной заброшенности территорий на протяжении почти полувека. Поэтому уж точно не стоило допускать, чтобы мы лишились социальной сферы, это привело бы к катастрофическим последствиям, которые даже трудно просчитать. В случае же с аппаратчиками, они хоть как-то ее будут поддерживать, хотя бы для того, чтобы не лишиться своих должностей, и было основание для построения карьеры. А эти условия для нас очень знакомы, с этим можно что-то сделать. Против транснационального капитала же ни у кого реальной силы нет.
И верхи этого всего изначально не понимали? Для этого этого нужно было реализовать то, что вы называете «концептом»?
Понимаю Ваше негодование и недоумение, Юр. Боюсь, что понимали и осознавали, в этом-то и самое страшное. Но еще больше они опасались очередных масштабных внутренних кризисов, и-то из-за того, что много работы без личной выгоды. Вот нам и пришлось устроить контролируемый коллапс, чтобы предотвратить гораздо более фатальную катастрофу, но это мы уже повторяемся.
Да, давайте вернемся к событиям после госсовета по этой тематике.
Собственно, как мы уже сказали, все было согласовано еще до этого госсовета, само мероприятия стало формальным закреплением всех согласований. После него была еще закрытая встреча между Шиловым, руководителем Управления, Лобовым и Видовым, но о ее содержании нам не известно, Авдей Наумович не передал нам ее содержание, только сказал: «теперь нам надо лавировать между тремя сверхконцентратами амбиций, отбиваясь при этом от назойливых общественников». Проще говоря, наше положение усложнилось втрое, в сравнение с тем, как было до этого, так как раньше нам приходилось «сопротивляться» кому-то одному, либо Лобовоу, либо «троице», либо Управлению. Теперь же мы были вынуждены согласовывать и договариваться сражу с тремя чрезвычайно влиятельными силами.