Ирина Верехтина
Вышивальщица
Глава 5. Фарфорозаводчица
Матушка Анисия, в миру Инесса Акоповна Бакуничева, родилась в семье потомственных врачей, принадлежащей к московской элите. Отец дал ей достойное образование и устроил её судьбу. Своего мужа – фарфорозаводчика Егора Бакуничева – Инесса любила.
В их судьбах было много похожего: оба рано потеряли родителей, оба с маниакальной приверженностью относились к своей работе, оба – профессионалы высокого класса.
Владелец фарфорового концерна, продолжатель кузнецовских традиций и делец до мозга костей, Бакуничев чувствовал себя хозяином на посудном рынке. Переманивал к себе мастеров-профессионалов – формовщиков, глазуровщиков, обжигальщиков, художников по фарфору. Дотла разорял конкурентов, продавая посуду по демпинговым ценам. Не брезговал получать прибыль за счёт страховых компаний, умело организуя «страховые случаи». Построил при заводе демонстрационный павильон, где каждый гость, независимо от того, купил он что-то или нет, получал на выходе фарфоровый сувенир. Преподнёс в подарок первой леди страны эксклюзивный штучный сервиз, как когда-то Матвей Кузнецов императрице Марии Фёдоровне. Щедро платил маркетологам и дизайнерам и виртуозно договаривался с «крышей».
Но однажды что-то пошло не так. Утопить очередного конкурента не получилось, тот оказался достойным противником и первым нанёс удар, предложив продать бренд «Бакуничевский фарфор». Под фарфоровым королём зашатался трон…
Бакуничев перестал улыбаться, стал раздражительным и грубым, срывал зло на детях, которых раньше обожал и для которых всегда находил время. Услышав дверной звонок, шестилетняя Вероника больше не выбегала в прихожую с радостным криком «Папа приехал!», а двенадцатилетний Роман больше не напоминал отцу об алабае, которого Егор обещал ему подарить. Обещание так и осталось обещанием.
Перемены в настроении мужа Инессу не пугали, такое случалось и раньше. Но когда он, не объясняя причин, потребовал убрать из дома детей, Инесса воспротивилась. Впрочем, спорить с мужем она не решилась и обещала подумать.
«Думай быстрее» – буркнул муж.
А через три дня ей позвонили из садика: Вероника внезапно потеряла сознание, привести её в чувство не удалось, и девочку увезли в больницу. В кармашке платьица нашёлся фантик от конфеты. Таких не было у Бакуничевых дома, а в садике вместо конфет детям давали мармелад и пастилу. Спросить, кто её угостил, было не у кого: Вероника умерла по дороге в больницу. Причина смерти абсолютно здорового ребёнка была странной: остановка сердца. Химический анализ оставшегося на конфетной обёртке шоколада показал наличие вещества с токсическим эквивалентом как от трёх бутылок водки, выпитых сразу.
Воспитательница Вероникиной группы никому не рассказала, что конфетку ей дали незнакомые люди, велели угостить дочку Егора Бакуничева и молчать. В противном случае её сынишку угостят такой же конфеткой. Воспитательница, горло у которой перехватило судорогой, кивала головой как заведённая. «Не нужно так волноваться. Сделайте, что от вас требуется, и забудьте о нас».
«Жадность фраера сгубила» – резюмировали конкуренты.
Сына Егор забрал из английской элитной спецшколы и в тот же день отправил в Англию, в частную школу-пансион. Провожая обоих в аэропорт, Инесса не знала, что видит мужа в последний раз. Самолёт, на котором он возвращался в Москву, разбился при посадке. По предварительным данным, возгорание возникло из-за скопления топлива в выхлопной системе двигателей «боинга».
Через неделю Инессе позвонили. Выразили соболезнование и вежливо предложили продать бизнес мужа. Она хотела ответить «Я подумаю», но вместо этого молча кивнула. На том конце провода её поняли…
Оглушённая горем, которое не исправить и не пережить, Инесса согласилась на предложенные условия, чего «покупатели» не ожидали. И расплатились весьма и весьма щедро. А Инесса, лишившись дочери и мужа, смертельно боялась за сына.
Вступив в права наследства, Инесса продала бизнес мужа и принадлежавшие ей пятнадцать процентов акций завода. От предложения вложить деньги в российскую недвижимость вежливо отказалась и приобрела несколько доходных домов в Италии: в Суверето (двенадцать спален, земельный участок 1, 2 гектара, бассейн, теннисный корт); в Сирмионе (апартаменты на первой линии озера Гарда, три спальни, участок 380 кв.м, коттедж для прислуги, бассейн); в Перудже (отреставрированный дом гостиничной структуры на шесть квартир с участком боле 5 га); в Монтальчино (отдельный дом-резиденция, бассейн, парк, участок 2000 кв.м).
Известие о смерти отца Роман принял спокойно. Ему надоело подчинённое положение в семье и деспотизм Бакуничева-старшего, он жаждал самостоятельности, и получил её – пусть даже такой ценой. С матерью общался по скайпу, в каникулы зарабатывал репетиторством в русскоязычных семьях, мечтая купить мотодельтаплан. И к радости Инессы, не планировал возвращаться в Москву до окончания учёбы. Он так и сказал: «I didn't want to come home so soon».
С годами боль от потери мужа уступила место гордости за сына. У Инессы была престижная работа в клинике неврозов, замечательный сын и деньги для его образования.
После успешной сдачи GCSE ( General Certificate of Secondary Education, основные экзамены, которые школьники сдают при окончании первой ступени среднего образования в Англии) Роман собирался продолжить учёбу в престижном Харроу Колледже, расположенном в северной части Лондона, в часе езды от аэропорта Хитроу. Независимый частный колледж предлагал дневную форму обучения с проживанием иностранных студентов в принимающих семьях.
Последнее Инессе не нравилось, но она убедила себя, что мальчик достаточно самостоятелен. Договориться с самой собой было нетрудно, поскольку четыре года она видела сына только по скайпу – всегда в отличном настроении, улыбающегося и всегда куда-то спешащего: «Hi, mom! I'm all good. I'm doing very well… Holidays on the Islands were unforgettable… Mom, my friends are waiting for me, I'm in a hurry, bye!»
С её мальчиком всё в порядке, всё хорошо, его ждут друзья, каникулы на экзотических островах и блестящее будущее. Она позвонит управляющему в Рим, пусть поднимет плату за резиденцию в Монтальчино и гостиницу в Перудже. Инесса гладила пальцем экран, с которого секунду назад улыбался её сын, и ей казалось, что пальцы чувствуют тепло.
Роман прошёл собеседование и вступительное тестирование по английскому языку, блестяще сдал вступительный экзамен и проучился в Харроу полтора года, после чего принимающая семья обратила внимание руководства колледжа на странное поведение мальчика…
Роману пришлось вернуться в Москву.
Практикующий врач-психиатр, Инесса Бакуничева работала с тяжёлыми патологиями психики. Диагноз сына не вызывал сомнений: биполярное аффективное расстройство классической первой (тяжёлой) формы, с ярко выраженными симптомами депрессии. Два месяца в частной специализированной клинике неврозов, расположенной в сосновом бору на Рижском взморье, в курортном городке Юрмала, помогли достичь устойчивой ремиссии. Определить, сколько она продлится, не представлялось возможным.
На учёбе в Лондоне придётся поставить жирный крест, поняла Инесса.
Роман объяснял свою болезнь переутомлением, был уверен, что приступ депрессии больше не повторится и он продолжит образование. Инесса с ним не спорила. Сын неизлечимо болен, когда-нибудь он это поймёт, а пока пусть отдохнёт. Смена обстановки это ведь тоже лечение.
Она сама выбрала для сына горный лагерь в Чегемском ущелье, с прекрасными видами и красивейшими водопадами. Но Романа мало интересовали водопады. Куда больше его привлекали места, где проходят полёты дельтапланеристов. Чегемское ущелье Роман обозвал шалманом, а после осмотра водопадов испытывал уже вполне здоровую злость: «живописная» автомобильная дорога-коридор между скал завалена дешевым шмотьём и сувенирами, торговые развалы выставляют прямо на проезжую часть, и по ней же катают детей на верблюдах и пони. На дорогах нет заправок, на базе нет ресторанов, только небольшое кафе с местной кухней. Интернета тоже нет.
В горном кемпинге «Флайчегем» работала официальная школа полётов, но Роман снисходительно-вежливо объяснил инструктору, что проводил зимние каникулы на южных островах, в Нячанге во Вьетнаме и на острове Лангкави в Малайзии, где занимался парасейлингом (полёты на парашюте над морем с использованием катера; драйвовый вид спорта).
«Чегемский дельтадром это вам не Малайзия, – охладил его пыл инструктор. – Из мобильных операторов кое-где работает только MTS. А при посадке где-нибудь в горах рассчитывать на мобильную связь не приходится».
Цену себе набивает, думал Роман. Он всё равно полетит. Заплатит любую цену и полетит. Инструктор говорил что-то ещё, но Роман его почти не слушал. Ремиссия закончилась, и наступила фаза эйфории.
Роман перебрался в гостевой дом в селении Эльтюбю, по соседству с Эльбрусом. И после нескольких полётов с инструктором добился своего.
В то утро дул сильный ветер, но биполярника в стадии маниакальной эйфории не остановит даже извержение вулкана. В свой последний полёт на мотодельтаплане Роман отправился один. Поднимался и опускался в потоках воздуха, разворачивался и парил над скалами… Казалось, земля так близко, что можно зацепить её ботинком, и он едва не поверил в иллюзию.
Минус Чегемского парадрома – ограниченная площадка для приземления. От пилота требовались хорошие навыки расчета захода на посадку, которых у Романа не было: мотодельтаплан снижался по сильно наклоненной траектории. Единственное защитное действие, которое можно было предпринять, это завершить полёт поймав ногами землю. Роман об этом не знал. Мотодельтаплан столкнулся с поверхностью земли, пилот, находящийся под наклоном вперед, ударился о землю, получив множественные переломы рёбер и закрытую черепно-мозговую травму.
До ближайшей нормальной больницы в Нальчике дорога фактически одна, 70 км по Чегемскому ущелью. До больницы Романа не довезли. На память о сыне у Инессы остался смартфон, странным образом уцелевший. Роман снял свой полёт над горами.
Он не собирался ехать в горы. Инесса сама посоветовала ему Чегем. В цифровом фильме сын был живым, восторженно делился впечатлениями и пел «Прощание с горами» Высоцкого:
«И спускаемся мы с покорённых вершин,
Оставляя в горах своё сердце.
Так оставьте ненужные споры —
Я себе уже всё доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал».
Свой последний час Роман прожил запредельно счастливым.
◊ ◊ ◊
Инессе не хотелось никого видеть, не хотелось жить, но друзья об этом не знали, приезжали с соболезнованиями и настойчиво предлагали пожить у них. Или поехать на Мальдивы. Всё лучше, чем сходить с ума одной в четырёх стенах.
Инесса послушалась. И поехала.
Ей всегда нравился русский север. Поэтому монастырь она выбрала в Ленинградской области. Кто не знает, в монастыри принимают не только паломников и трудников, приезжающих поработать. Там можно просто пожить, укрывшись от житейских невзгод и принося посильную помощь. Там не заставят делать больше, чем ты можешь. Ничем не попрекнут. А главное, там не знают о том, что случилось, не будут приставать с соболезнованиями, от которых ещё горше, ещё тошней.
За два года Инесса побывала в нескольких женских монастырях – Введено-Оятском, Покрово-Тервеническом, Снетогорском, Толгском – и наконец остановила свой выбор на монастыре Святого целителя Пантелеймона в Тверской области, который находится в плачевном состоянии и более других нуждался в финансовой помощи. На деньги, полученные от продажи недвижимости, она основала при монастыре приют для девочек и православную школу-гимназию, став директрисой приюта, а через семь лет настоятельницей монастыря.
О биполярке Инесса знала всё. Знала, что болезнь неизлечима. Романа лечили лучшие врачи, депрессию снимали комплексом лекарственных препаратов, но наступал момент, когда действие таблеток кончалось, угадать его было сложно, результат – попытка суицида, длительное лечение, длительная ремиссия, сменившаяся маниакальной фазой эйфории, которую Инесса приняла за бодрое настроение и эмоциональный подъём. И ошиблась. Сын улетел в горы – с маниакальной фазой! – и результат не заставил себя ждать. Это не было суицидом, но всё–таки было самоубийством. И не в стадии тяжёлой депрессии, как того следовало ожидать, а в стадии эйфории.
Признаки маниакальной фазы биполярного расстройства: чрезмерно повышенное настроение без видимой причины, сохраняющееся длительное время. Значительное преувеличение своей личности и своих способностей. Склонность совершать рискованные и неоправданные поступки.
Дипломированный врач-психиатр, матушка Анисия рассмотрела у Арины симптомы, пугающе схожие с биполярным аффективным расстройством. Девчонка превратит жизнь приёмных родителей в ад. Отговорить Вечесловых не получилось, а сказать им прямо, что девочка больна, у матушки Анисии не хватило духу.
Зато хватило – сказать Арине. Настоятельница позвала её к себе, усадила за компьютер и рассказала всё о биполярном аффективном расстройстве, сокращённо БАР.
– Тебе повезло, что у тебя БАР второго типа. С первым ты бы давно угодила в клинику. Не бойся, с тобой всё нормально, – спохватилась настоятельница, поймав испуганный взгляд девочки. – Болезнь не прогрессирует. Но она обязательно проявит себя, когда ты станешь старше. Следи внимательно за своим состоянием. Если будет уж слишком весело и захочется совершить подвиг, или нападёт хандра и будет всё раздражать, – помогут таблетки, я тебе написала список, – и протянула Арине вырванный из блокнота листок, который та машинально положила в карман. – Твои опекуны ни о чём не знают. Но если не сможешь справляться с собой, они от тебя откажутся. И тогда тебя ждёт не просто детский дом, а специализированный интернат для таких, как ты.
Список Арина порвала на клочки и спустила в уборную.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. В МИРУ
Терпением вашим спасайте души ваши
/Иосиф Оптинский (Литовкин). Преподобный/
Глава 6. Синдром потери
Арине хотелось громко петь и топать ногами от восторга: у неё есть свой дом, есть своя комната, которая – только её и больше ничья. Приёмные родители предложили называть их бабушкой и дедушкой, и ей это нравилось. Она боялась только одного: что от неё откажутся. Арина скрестила пальцы и поклялась ничем их не огорчать и ни на что не жаловаться.
Матушка Анисия рассказала Вечесловым о девочке, которая завидовала тем, кто хранил как зеницу ока фотографические карточки родителей. У Арины не было фотографии, а мечта о том, что в один прекрасный день мама приедет и заберёт её из приюта, с годами сменилась уверенностью, что она никому не нужна, даже матери. Монахини не дарили детям напрасных надежд, с которыми потом так больно расставаться. Обман, который миряне ошибочно зовут ложью во спасение, на самом деле – от лукавого. Истинное милосердие – в правде. С ней можно смириться и жить. А вытравить из детской памяти воспоминания о родителях невозможно.
Какой бы тягостной ни была Аринина прошлая жизнь, она всё равно будет любить мать, вероломно от неё отказавшуюся. После безмятежных лет, прожитых в монастырском приюте, её ждёт встреча с миром, не всегда дружелюбным и не к каждому ласковым. Сможет ли она адаптироваться?
Вечесловы делали всё, чтобы – смогла. О том, что их приёмная внучка больна, они не знали. Резкую смену настроения, беспричинную грусть, сменявшуюся необузданной радостью, объясняли тяжёлым детством. Хотя это было не так, и приют при монастыре Святого Пантелеймона Арина вспоминала с тёплым сердцем.
Её опекуны жили уютно и старомодно. В церковь Вера Илларионовна ходила, только когда просила душа. Полковник в бога не верил, но всегда её сопровождал – из ревности к отцу Дмитрию, с которым Вера была знакома с детства и в которого была когда-то влюблена.
Постов Вечесловы не соблюдали, но церковные праздники встречали с благоговейной радостью. Пасхальные куличи Вера святила с ощущением причастности к тайне, завеса которой слегка приподнималась во время обряда освящения. А может, так оно и есть, думал Иван Антонович, глядя на Верино сияющее лицо, с которого не сходила улыбка. Он так соскучился по её улыбке, которая в больнице была вымученной, вынужденной, а сейчас – настоящей. Может, и правда есть эта тайна? А иначе – отчего так светло и спокойно делается на душе?
Мысли перенеслись со сверхъестественного на реальное, где отставной полковник чувствовал себя хозяином положения. «Прости, девочка, задержались мы, с опекунством этим треклятым, напугали тебя… Но теперь всё в порядке. Ты с нами, мы будем о тебе заботиться и любить».
Появление в доме Арины наполнило жизнь светом. В этой девочке не было никакого притворства: она говорила то, что чувствовала, но чаще молчала. Аринину молчаливость и странные взгляды, которые она бросала на «бабушку» с «дедушкой», Вечесловы объясняли стеснительностью.
Об истинных чувствах Арины они не догадывались.
В своём новом доме девочка испытывала синдром потери, лишившись разом всего, что составляло её жизнь. Подруг, с которыми шесть лет делила общую спальню. Просторной и гулкой трапезной с деревянными длинными лавками и чисто выскобленными столами, где после благодарственной молитвы они принимали пищу – вкушали божьи дары. Торжественной тишины молельни. Сестёр-монахинь в привычно чёрных одеждах (в детстве они казались Арине похожими на огромных ворон). Ежедневных прогулок на монастырском знакомом до последней травинки дворе. Вышивальной мастерской.
Последнего не хватало как-то по-особенному: пальцы тосковали по игле, разум метался, не находя замены любимой работе, а глазам виделись во всём узоры. Опекуны, которых полагалось звать бабушкой Верой и дедушкой Ваней, были к ней неизменно добры, но она чувствовала свою чужеродность. Куклу в нарядном платье и пышных бантах рассмотрела со всех сторон и осторожно посадила на комод. И больше не взяла в руки – ни сегодня, ни в последующие дни. «Опоздали мы… Выросла она из кукол» – подумала Вера Илларионовна. И расстроилась.
Депрессию, наступившую после безудержной радости, Вечесловы посчитали естественным поведением ребёнка, вырванного из привычного мира. А может, так оно и было? На улице Арина терялась. Её пугало количество незнакомых людей – всегда спешащих куда-то, непривычно ярко одетых и недопустимо громко разговаривающих. Девочки в шортах и в коротких юбочках вызывали недоумение. Мальчики, которых в приюте вовсе не было, вызывали пугливое любопытство.
– Нравятся шорты? Называются стретч. Хочешь, купим тебе такие?
Арина испуганно затрясла головой, отказываясь. Но Вечесловы видели, какими глазами она на них смотрела.
Джинсовые шорты-стретч классического синего цвета, с узкими плетёными шлёвками, в которые был продет ременный поясок, были немедленно куплены, и Арина с восторгом их надела. Поясок оказался на бёдрах, а шорты сидели ниже пояса и не закрывали пупок. Арина заправила в них рубашку, принесённую продавщицей, – и уставилась на себя, новую, в зеркале. Девочка из зеркала ей нравилась. Она была такой как все «миряне». Но ведь и она, Арина, теперь «мирянка»!
– Бабушка Вера, я теперь мирянка? Мне теперь можно это носить?
– Слово какое выискала… – рассмеялась Вера Илларионовна. И встретив недоумённый взгляд, поспешно сказала: – Можно, можно. Всем можно, а тебе почему нельзя? На даче-то удобней в шортах по деревьям лазать, на коленках ползать – землянику собирать. В платьях там и не ходит никто, все от мала до велика в штанах. Вот в школу тебя определим и поедем, на всё лето. Ты плавать-то умеешь? Не умеешь? По-собачьи только? Деда Ваня тебя научит, и кролем, и брассом.
Арина вежливо покивала. Воды она боялась. Может, Иван Антонович забудет? Может, не будет её учить…
Вера Илларионовна вытащила из её шорт рубашку и связала концы узлом под грудью.
Арина испуганно уставилась на свой голый живот. Но возражать не решилась: если в миру принято так носить рубашки, она будет носить. Провела руками по попе, туго обтянутой шортами, – как же она осмелится выйти в этом на улицу? – и обнаружила карманы. Карманов в шортах оказалось четыре: два сзади, накладных, и два спереди, внутренних. Арина засунула в них кулаки и с вызовом посмотрела на себя в зеркало. Вот бы удивились её подружки по приюту!
◊ ◊ ◊
С визитом в новую школу решили не тянуть: не сегодня-завтра начнутся каникулы, и тогда никого не застанешь.
К неудовольствию Вечесловых, Арина облачилась в гимназическое синее форменное платье с длинным, за колено, подолом. Надеть другое отказывалась категорически, хотя стараниями Веры Илларионовны у девочки был неплохой гардероб.
– Вот те на! – не сдержался Иван Антонович. – Когда покупали, нравилось, а сейчас что? Разонравилось? Так ты скажи прямо, мы другое купим.
– Ваня, не трогай её. Пусть идёт в чём нравится, – остановила Вера мужа, и Арина с облегчением выдохнула застрявший в лёгких воздух: на директора школы надо произвести хорошее впечатление, а строгое тёмное платье подходило для этого лучше всего. Она не посрамит честь православной гимназии.
Вера Илларионовна заставила её надеть джинсовую куртку без рукавов и длинный шарф, связанный объёмной «американской» резинкой. Арина смотрела в зеркало и не узнавала себя.
Директриса школы с сомнением на лице изучила Аринины документы: справку Православной гимназии во имя святителя Пантелеймона об отчислении в связи с переездом по новому месту жительства; справку об успеваемости, в которой напротив названий изучаемых предметов красовались горделиво изогнутые пятёрки; новенькое свидетельство о рождении, запаянное в блестящий пластик. Медицинская справка с печатью монастырского стационара лаконично извещала: «Здорова. Показаний, препятствующих обучению в общеобразовательном учебном заведении, не имеется», без указания перенесённых девочкой болезней.
Справке верить не хотелось: девочка слишком бледная, щёки впалые, взгляд какой-то затравленный. Чего она боится? Её, директрисы? Иди своих опекунов?
Поймав на себе испытующий взгляд директрисы, Арина пожалела, что не послушалась дедушку Ваню и надела гимназическую форму. Директрисе форма явно не нравилась: она смотрела на Арину как-то странно, даже губы поджала. Арина боялась этого взгляда, боялась, что её не примут в новую школу. Переступала с ноги на ногу, стискивала пальцы и вздыхала.
Вера Илларионовна догадалась, о чём она переживает. Наклонилась к Арининому уху и тихонько шепнула: «Всё хорошо, документы в порядке, тебя обязательно примут, с твоими пятёрками. А нет, так в другую пойдём! Школ в Осташкове много».
Она с волнением ждала, как поведёт себя девочка. Станет ли отвечать на вопросы или привычно замкнётся, как замыкалась каждый раз, когда её спрашивали, помнит ли она свой домашний адрес. Вечесловы искренне хотели узнать, что случилось с Арининой матерью, которая за шесть лет ни разу не навестила дочку. Может, ей нужна помощь? Они не стали бы препятствовать, если бы девочка иногда встречалась с матерью.
Адрес Арина помнила. На вопросы о доме и о матери отвечала угрюмым молчанием. Зато охотно рассказывала Вечесловым о православной гимназии и о монастыре. О том, какой у них большой и красивый сад. О вышивальной мастерской, где монахини терпеливо и внимательно учат девочек своему искусству и никогда не ругают, если не получается. О монастырской трапезной, где на столах «много-много всего», даже в пост. И смешно изображала сестру Ненилу, гнусаво восклицая: «Де-ва-чки! Пъекъатите не-ме-дъен-на! Не подобает так себя вести».
Между тем директриса обратилась к Арине:
– Ты и вправду здорова? Ничего не болит? (Арина энергично замотала головой). Так-таки ничем никогда не болела?
– Болела, три раза. Поболею и выздоровлю. Я сильная.
– Кто же тебя лечил?
– Врач. И Господь. У нас хороший врач, а в лазарете скоромным кормят даже в пост, и молоко дают, и сливочное масло! – Польщённая вниманием директрисы, Арина наморщила светлые бровки, вспоминая. – Преподобный Нил Синайский учил: "Прежде всякого лекарства и врача прибегай к молитве". Надо просить у Господа исцеления и облегчения страдания. Потом просить, чтобы Господь послал врача, который бы понимал в болезни, и чтобы Господь сам действовал через врача. Тогда обязательно выздоровеешь.
– И что, все выздоравливали? Все-все?
– На всё воля божья… – Арина вспомнила Агафью-Наташу, и у неё задрожали губы. Директриса поспешно сменила тему:
– По всем предметам у тебя пятёрки. Сможешь решить задачу? Она несложная.
Предложенную задачу по алгебре для шестого класса Арина решить не смогла. А из законов физики знала лишь закон всемирного тяготения. Иван Антонович, бывший профессор кафедры общей физики московского МИФИ, густо покраснел. Вера Илларионовна дёрнула его за рукав и сделала выразительное лицо. Муж достал платок и вытер вспотевший лоб. Он тоже переживал, поняла директриса. Ей отчего-то нравилась эта пара. Похоже, девочке повезло с опекунами.
– А я на что? Летом позанимаюсь с ней, и будет по физике первой в классе, – пообещал всем сразу Иван Антонович.
– Расскажи мне о своей гимназии, – попросила директриса. – Какие предметы тебе нравились, какие книги ты читала. Ты любишь читать? У вас там была библиотека?
Арина зарделась от удовольствия. Литература – её конёк. Она не опозорится, как с задачей, покажет себя с лучшей стороны. Предметы она перечисляла с гордостью: русский язык, литература, два иностранных языка, мировая художественная культура, латынь, каллиграфия, православное краеведение, богословие, история философской мысли, Закон Божий, биология…
Директриса слушала, кивала головой, а потом попросила рассказать об эволюционной теории Дарвина.
– Ты ведь перешла в седьмой класс? А биология с пятого, вы это проходили. Ну же, не стесняйся. Ты не на уроке у доски, а я не ставлю оценку, просто спрашиваю, – улыбнулась директриса. – Так в чём заключается теория Дарвина? Я подскажу. Все живые существа на Земле эволюционируют путём естественного отбора. Между видами возникает борьба за существование, и выживают наиболее приспособленные… Так?
В православной гимназии биология преподавалась поверхностно, теория эволюции рассматривалась только в общих положениях, затем шёл ее критический анализ и цитаты из святых отцов церкви.
Директриса смотрела выжидающе. Вот сейчас скажет: «Ну, если ты даже теорию эволюции не знаешь, что тебе делать в нашей школе?» Арина выпрямила и без того прямую спину, сложила руки на животе и затараторила:
– Всё живое на земле создано Господом. Акт творения мира и образования его форм есть проявление Его воли. Для природы это длительный и постепенный процесс, протекающий во времени. В ходе развития возникает множество переходных форм, они служат ступенями для появления более совершенных форм, привязанных к вечности. Следовательно, творя мир, Бог использовал эволюционный процесс.
– Ну, хорошо… Ты рассказала о природе. А человек? Что ты можешь сказать о древних людях? Какие виды, как они эволюционировали? Они ведь развивались, изменялись… Я подскажу. Неандерталец, питекантроп, кроманьонец. Какой вид относится к современному человеку?
– Никакой. Они не были людьми. Перед Богом тысяча лет как день вчерашний, а дочеловеческий мир имеет шестидневный возраст. Эволюция есть качественный скачок жизни, который произошёл по повелению Божию. Но даже апостол Павел не смог достичь праведности собственными усилиями. Он знал совершенный идеал Божьего Закона, но не мог по нему жить, – отчеканила Арина.
Она ожидала похвалы: материал знает блестяще, ответила без запинки.
Похвалы не последовало. Директриса смотрела сочувственно-жалостливо. Спросила, как Арина проводит свободное время и чем увлекается. Закончив расспросы, велела выйти и ждать в коридоре.
Арина приникла ухом к двери, пытаясь расслышать, о чём директриса говорит с приёмными родителями.
«Девочка перешла в седьмой класс, а знаний практически нет. Она не сможет нагнать сверстников и освоить программу».
«Мы с мужем оба педагоги, позанимаемся с ней летом… Девочка способная, знает два иностранных языка, сочинения пишет без ошибок, много читает, у неё большой словарный запас…» – Это Вера Илларионовна. Говорит, словно сама себе не верит, и голос звучит умоляюще.
«Я бы рекомендовала шестой класс, но боюсь, она и в шестом не сможет учиться. В пятом, пожалуй, справится с программой, но там всем по одиннадцать лет, а ей тринадцать. Контакта с ребятами не будет. Может, вам её на домашнее обучение перевести?»
Не зря Арина боялась директрису. Ох, не зря! На Вечесловых надежды нет, заступиться за Арину некому, кроме Господа. «Помяни Господи царя Давида и всю кротость его, как Батюшка царь Давид был тих, краток, терпелив, и милостив, так чтоб все враги для рабы божией Арины были тихи, смирны, терпеливы, и милостивы» – Арина читала молитву шёпотом, чтобы не слышали за дверью.
Молитва дошла до «адресата» удивительно быстро: на помощь он послал «тяжёлую артиллерию» в лице Вечеслова.
«Исключено. Ребёнок должен расти со сверстниками, и никак иначе. Социум – вот что нужно нашей девочке. А мы за неё в ответе. Мы, опекуны! – полковник рубил слова как дрова, взмахивая рукой и отпыхиваясь после каждой произнесённой фразы. – Ей и так будет тяжело – после православной гимназии, тихого блаженного мирка, где все друг друга любят, все всем помогают, попасть в этот ваш ад, именуемый общеобразовательной школой. А вы её на второй год оставить хотите. В пятый класс… Да вы в своём уме, уважаемая?»
Вячеслов уже не говорил – грохотал, красный от гнева и от обиды за свою воспитанницу, которую чуть ли не в глаза назвали умственно отсталой. Директриса смотрела на него со страхом: рассвирепел как лев, вот-вот удар хватит. Если у львов бывают удары. Только этого не хватало, в последний учебный день… Может, скорую вызвать? Вон, у него на шее жила вздулась… Послал Бог опекунов.
«Так может, ей продолжить учёбу в православной гимназии? Далековато, правда, но девочке там будет уютнее. И с программой справится, пойдёт в седьмой класс…» – миролюбиво предложила директриса.
«Далековато это не то слово. Если я правильно понял, вы нам предлагаете возить ребёнка каждый день через весь город чёрт-те куда, в эту гимназию? Пока в аварию не попаду и машину не угроблю. Вы этого хотите? Или чтобы сама ездила, на городском транспорте, час туда, потом семь уроков, потом час обратно? Чтобы у неё не было времени ни на уроки, ни на гулянье, ни телевизор посмотреть?! Гуманно, в высшей степени. А теперь слушайте. Арина продолжит учёбу в вашей школе. В седьмом классе. Если вы со мной не согласны, разговор продолжим в гороно.
