Игорь Юрьевич Додонов
Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков
Наименьшее продвижение имели правофланговые части 183-й стрелковой дивизии и 129-й стрелковой бригады, действовавшие у разграничительной линии с 60-й армией. Наткнувшись на опорные пункты врага, они потратили много времени на их взятие, продвинувшись за день всего на 2-3 км [29; 410].
25 января перешли в наступление соединения 60-й армии генерал-майора И.Д. Черняховского. В принципе именно в этот день, согласно плану наступательной операции, войска 60-й армии и должны были нанести удар. Однако имела место некоторая импровизация. По результатам боевых действий 24 января командование группы армий «Б» увидело, что его войска в районе Воронежа оказались в «мешке» и им грозит полное окружение. Поэтому оно приняло решение о выводе из города своих сил. Отход должны были прикрывать небольшие арьергарды. Этот манёвр не остался незамеченным советской стороной. Соединения 60-й армии тут же перешли к преследованию противника. Они разгромили его части прикрытия и к рассвету 25 января полностью освободили Воронеж [21; 106], [19; 357], [40; 4], [7; 306].
Отступая из города, гитлеровцы поджигали и взрывали лучшие городские здания. Были взорваны здания Воронежского государственного университета (бывший кадетский корпус), Дворца пионеров, Обкома партии, вокзала, домик Петра I. Почти всех остававшихся в городе жителей фашисты угнали на запад. Советские воины вступили на пустынные улицы, озарённые заревом многочисленных пожаров [21; 106], [40; 4].
25 января перешли в наступление и войска 38-й армии генерала Н.Е. Чибисова [7; 307].
В 8.08 утра 26 января к наступлению присоединилась 13-я армия Брянского фронта. Артподготовка началась с удара «катюш». Затем заговорила артиллерия. В 8.55 немецкие позиции подверглись массированной бомбардировке с воздуха, осуществлённой штурмовиками и бомбардировщиками 15-й воздушной армии. Пока шла авиационная подготовка, советские танки с десантом автоматчиков начали выдвижение через боевые позиции пехоты. Сразу же по окончании авиационной подготовки танки устремились в атаку. Несмотря на хорошо подготовленную оборону противника, войскам 13-й армии удалось её прорвать. К концу дня продвинулись на глубину 6 – 7 км, что полностью соответствовало задаче первого дня наступления [19; 357], [21; 107], [40; 4]. Начальник разведки штаба 82-й немецкой пехотной дивизии, оборонявшейся на северном фасе Воронежского выступа, обер-лейтенант Мюллер вынужден был признать:
«Мы никак не предполагали, что наступление будет так тщательно подготовлено и будет иметь такой успех. Мы в штабе были поражены его силой и не могли даже опомниться от первых ударов, как русские прорвали нашу линию обороны и стремительно двинулись вперёд» [21; 107].
Налицо явная переоценка немцами возможностей своей обороны и недооценка наступательных возможностей противника.
Весьма драматично 26 января развивались события в полосе наступления 40-й армии К.С. Москаленко. 4-й танковый корпус стоял в Горшечном без горючего. Автоцистерны так и не могли пробиться к нему по заснеженным дорогам. Тогда на помощь пришла авиация. Ночные бомбардировщики У-2 в течение двух ночей (с 25 на 26 и с 26 на 27 января) доставляли дизельное топливо и бензин для корпуса. Отважные лётчики при свете костров садили машины прямо на расчищенные от снега участки дорог. Благодаря этому к утру 27 января корпус А.Г. Кравченко смог возобновить движение на Касторное [21; 106 – 107], [19; 357], [40; 5].
Но 26 января он ещё продолжал стоять. Немцы незамедлительно воспользовались этим обстоятельством. Германское командование прекрасно понимало, что после захвата Нижне-Гнилого и Горшечного у войск 2-й армии остаётся один выход на запад из «мешка», в котором они оказались, – через Касторное. Конечно, сам по себе коридор, не занятый советскими войсками, был ещё довольно широк – около 60 километров [19; 357], [40; 4]. Однако надо учитывать, что ширина его значительно сужалась из-за того, что двигаться в условиях снежных заносов можно было только по дорогам. В такой ситуации узел дорог Касторное и оставался практически единственным выходом из «мешка».
Поэтому немцы решили не только не сдавать Касторное, но и расширить свободный коридор. С этой целью они, перебросив часть выведенных из Воронежа сил в полосу наступления 40-й армии, контратаковали и вновь захватили Нижне-Гнилое [29; 410 – 411].
Соединения 60-й и 38-й армий 26 января также наносили удары в направлении Касторного с юго-востока и северо-востока соответственно [21; 107].
27 января 4-й танковый корпус возобновил наступление из района Горшечного на Касторное. Авангардом корпуса была 45-я танковая бригада подполковника П.К. Жидкова, которая с десантом автоматчиков на броне к концу дня вышла на южные подступы к Касторному. Одновременно корпусом были перехвачены пути отхода противника на юго-запад. Пытавшиеся пробиться в этом направлении группы и колонны противника, встреченные огнём танков, вынуждены были искать другие пути отхода из образующегося «котла» [29; 411], [19; 358], [40; 5].
25-я гвардейская стрелковая дивизия 40-й армии в этот день выбила противника из Нижне-Гнилого, проследовала до Горшечного, откуда уже ушли части 4-го тк, и, заняв этот населённый пункт, взяла под контроль все перекрёстки дорог в его районе [29; 411], [19; 358], [40; 5].
Продвигалась вперёд 27 января и 13-я армия Брянского фронта. К исходу дня она вклинилась в оборону немцев на глубину до 20 км, расширив прорыв до 25 км. Активную поддержку действиям войск 13-й армии оказывала авиация 15-й воздушной армии, выполнившая в этот день 457 самолёто-вылетов [19; 358], [40; 5].
Утром 28 января танковая бригада подполковника П.К. Жидкова с юга ворвалась в Касторное. Завязались ожесточённые бои на улицах города. В течение дня к городу с севера вышла 118-я танковая бригада 13-й армии, с востока – 180-я танковая бригада 38-й армии, с юга же подходили основные силы 4-го танкового корпуса. После многочасового боя совместными усилиями войск, входивших в три армии двух советских фронтов, к утру 29 января город Касторное был освобождён [21; 107], [29; 411], [19; 358], [40; 5], [7; 309].
С захватом Касторного и выходом стрелковых соединений 40-й армии в район Горшечного основные пути отхода воронежско-касторненской группировки противника были перерезаны. Восточнее рубежа Горшечное – Касторное в «кольце» наших войск оказались восемь немецких (26, 57, 68, 75, 88, 323, 340-я и 377-я) и две венгерские (6-я и 9-я) дивизии.
Однако к этому моменту фронт окружения не был сплошным. Между 4-м танковым корпусом и 25-й гвардейской стрелковой дивизией был 25-километровый разрыв, сама 25-я гв. сд занимала фронт в 50 км, а её левый сосед отстоял от неё на 15 – 18 км [19; 359], [40; 5].
Уничтожение окружённой немецко-венгерской группировки проходило сложно. И дело тут не только в тяжёлых зимних условиях. Как верно отмечает современный российский военный историк А. Исаев:
«Важным действующим фактором, во многом определившим судьбу окружённых соединений… немцев, было принятие советским командованием решения на проведение наступательной операции на харьковском и курском направлениях» [19; 359].
А.М. Василевский в своих воспоминаниях описывает данную ситуацию следующим образом:
«К моменту выхода в район Касторного оперативная обстановка для нас складывалась довольно благоприятно, так как в обороне врага на участке от железной дороги Касторное – Курск до Купянска образовалась примерно 300-километровая брешь, слабо прикрытая войсками. Правда, нам было известно, что враг в спешном порядке перебрасывает сюда значительные силы. В частности, из Западной Европы в район Харькова прибывал 2-й танковый корпус СС (танковые дивизии «Рейх», «Адольф Гитлер» и «Мёртвая голова»). Передовые части корпуса были уже зафиксированы на реке Оскол. Это обстоятельство, безусловно, обязывало нас спешить с развитием наступления на Курск и Харьков. Но из-за невероятно тяжёлых зимних условий завершение Воронежско-Касторненской операции несколько затянулось. Преследуя и уничтожая остатки вражеской группы «Зиберт», советские войска за 15 дней наступления продвинулись на 130 км. В ходе операции были разгромлены основные силы 2-й немецкой армии, 3-й армейский корпус 2-й венгерской армии.
2 февраля Воронежский фронт приступил к проведению Харьковской наступательной операции в условиях, когда войска его правого крыла ещё продолжали вести бои, уничтожая остатки фашистской группировки в междуречье верховьев Сейма, Пселла и Оскола, пытавшейся через Обоянь уйти на запад, к городу Сумы» [7; 309].
Какие выводы можно сделать из данных слов А.М. Василевского?
Первое. Советское командование решило максимально использовать благоприятные возможности для удара в направлении Курска и Харькова, сложившиеся в результате наступления войск Воронежского и Брянского фронтов.
Второе. В силу первого обстоятельства Белгородско-Харьковская наступательная операция «наслоилась» на Воронежско-Касторненскую, т.е. началась ещё до окончания последней, вследствие чего большая часть войск Воронежского фронта была отвлечена от уничтожения окружённой в ходе Воронежско-Касторненской операции группировки противника.
Трудно не согласиться с А. Исаевым, заметившим:
«В сущности, задача окружённых соединений VII и XIII армейских корпусов 2-й армии и остатков 2-й венгерской армии потеряла свой приоритет. Обрушенный двумя последовательно проведёнными операциями фронт группы армий «Б» южнее Воронежа открывал перспективы наступления на запад и выхода в тыл группы армий «Центр», к Днепру и перехвата путей отхода войск групп армий «Дон» и «А». На этом фоне несколько пехотных дивизий перестали быть объектом пристального внимания. Именно этим объясняется странное на первый взгляд распределение сил между внешним и внутренним фронтами окружения. В Острогожско-Россошанской операции меньшая часть войск была на внешнем фронте окружения, в Воронежско-Касторненской – наоборот. Это не замедлило сказаться на результатах боевых действий Воронежского и Брянского фронтов» [19; 359 – 360].
Каким образом указанное наложение сказалось на результатах боевых действий Воронежского и Брянского фронтов, поговорим чуть ниже.
Сейчас же хотелось бы сделать ещё ряд замечаний. Прежде всего, обратить внимание читателя, что решение наступать на Харьков, Белгород и Курск не возникло у советского командования спонтанно, после взятия Касторного. Ранее уже говорилось, что план Белгородско-Харьковской наступательной операции, получивший кодовое название «Звезда», был предоставлен в Ставку ВГК командованием Воронежского фронта и представителем Ставки на данном участке советско-германского фронта А.М. Василевским ещё 21 января, а 23 января, т.е. до начала Воронежско-Касторненской операции, Ставка его утвердила. Другое дело, что А.М. Василевскому и Ф.И. Голикову пришлось в определённой степени импровизировать, чтобы совместить результаты, достигнутые к 30 января в ходе Воронежско-Касторненской операции, и уже имевшийся план операции «Звезда». Какие меры они для этого приняли, ещё будет сказано. Но зачем вообще понадобилась какая-то импровизация, и почему речь идёт о результатах Воронежско-Касторненской операции именно к 30-му числу? Ответ прост: план операции не был выполнен. Операция отставала от графика, ведь к 30 января предполагалось её завершить, в реальности же из-за тяжелейших погодных условий к этой дате немцев только взяли в «колечко», да и то не сплошное, а с разрывами. А Харьков и Курск манили. И главное – немцы начали «запечатывать» 300-километровую брешь во фронте. Возиться в таких условиях всеми силами с окружённой группировкой, терять на неё время, посчитали нецелесообразным. Надо было ловить момент. К тому же советское командование учитывало следующее обстоятельство: чем далее на запад отодвигалась линия фронта, тем меньше шансов на спасение было у окружённых [29; 416].
И ещё. Читателям в исторической литературе могут встретиться разночтения по датировке Воронежско-Касторненской операции. Есть два варианта: 24 января – 2 февраля и 24 января – 17 февраля. В обоих случаях – это не опечатки. Дата окончания «2 февраля», как нетрудно заметить, приурочена к дате начала новой наступательной операции – Белгородско-Харьковской, в которую с самого её начала были вовлечены основные силы Воронежского фронта. При такой точке зрения действия войск правого крыла этого фронта по уничтожению прорывавшихся из окружения войск противника приходится рассматривать уже в рамках операции «Звезда», что, на мой взгляд, не очень логично. Тем не менее подобную датировку Воронежско-Касторненской операции даёт в своих мемуарах А.М. Василевский [7; 295]. К.С. Москаленко, не называющий конкретной даты окончания этой операции, говорит в книге своих воспоминаний «На Юго-Западном направлении» о 20 днях, в течение которых проводились Острогожско-Россошанская и Воронежско-Касторненская операции, таким образом, определяя дату завершения второй из них как 1 – 2 февраля [29; 415]. Вслед за А.М. Василевским и К.С. Москаленко такую датировку дают и отдельные историки [40; 1].
Указание на 17 февраля как дату окончания Воронежско-Касторненской операции вызвано тем, что в этот день войска 38-й армии взяли город Обоянь, где оборонялась часть немецких войск, вырвавшихся из Касторненского «котла». Этим боевые действия с немцами-окруженцами на тот момент и завершились. Поэтому логично, что данное число и считают датой завершения операции. При этом читателя не должно смущать то обстоятельство, что даты проведения Воронежско-Касторненской и Белгородско-Харьковской операций пересекаются. Подобное наложение дат операций случалось. Далеко за примером ходить не будем: та же Острогожско-Россошанская операция завершилась 27 января, а Воронежско-Касторненская началась 24 января. Первую заканчивала незначительная часть войск Воронежского фронта, тогда как его основные силы были привлечены ко второй.
Но вернёмся непосредственно к событиям Воронежско-Касторненской операции.
По планам советского командования, все три армии Воронежского фронта, участвовавшие в операции, т.е. 38, 60-я и 40-я, должны были до 31 января включительно все силы бросить на уничтожение окружённого южнее и юго-восточнее Касторного противника. После этого 40-я и 60-я армии перегруппировывались для нового наступления, готовы к которому они должны были быть уже 1 февраля. Задача окончательного уничтожения окружённых вражеских соединений возлагалась после этого на 38-ю армию. К тому моменту в неё входили 23, 167, 206, 237, 240-я стрелковые дивизии и 253-я стрелковая бригада (23-я сд и 253-я сбр были переданы из состава 60-й армии). После уничтожения окружённого противника 38-я армия должна была присоединиться к наступлению на Харьков [19; 359], [40; 5].
Однако не сидели сложа руки и немцы. Они предпринимали яростные попытки прорыва из окружения. Пробивавшиеся из окружения немецкие войска разбились на три большие группы. Первая включала части 57, 88-й и 323-й пехотных дивизий под командованием генерала Фридриха Зиберта (командира 57-й пд). Численность этой группы составляла 6 – 8 тысяч человек. Вторая группа состояла из остатков 75, 340, 377-й немецких, 6-й и 9-й венгерских дивизий и насчитывала 8 – 10 тысяч человек. Она возглавлялась генералом Гельмутом Бёкеманом (командиром 75-й пд). Наконец, в третью группу вошли части 88-й и 26-й пехотных дивизий и управление VII армейского корпуса. Командовал ей генерал Фридрих Гольвитцер (командир 88-й пд) [19; 360], [40; 6].
Первоначально окружённая немецкая группировка всеми силами ударила на Горшечное. Как пишут А. Исаев и А. Сорокин, произошло это уже 29 января. Причём в этот же день части 25-й гвардейской стрелковой дивизии были выбиты из Горшечного [19; 360], [40; 6]. Захватив узел дорог, который представлял из себя данный посёлок, немцы разделились на три указанные группы. Группы Зиберта и Бёкемана пробивались от Горшечного на запад, а группа Гольвитцера – на юго-запад, к Старому Осколу. «Прорыв из окружения сквозь метель начался», – так заканчивает А. Исаев своё краткое упоминание о событиях в Горшечном [19; 360].
Однако, согласно свидетельству непосредственного участника того боя за Горшечное Николая Григорьевича Штыкова, на тот момент заместителя командира 73-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии (после этого боя Н.Г. Штыков стал командиром 73-го гв. сп), события в Горшечном развивались не совсем по такому сценарию, какой описан А. Исаевым и А. Сорокиным: мол, 29-го немцы ударили, отбили населённый пункт, тут же разделились и пошли прорываться сквозь метель.
В чём совпадают описания Н.Г. Штыкова и современных историков, так это в том, что в Горшечном к моменту немецкого удара по нему действительно находились части 25-й гвардейской стрелковой дивизии. Правда, Н.Г. Штыков уточняет, что было этих частей совсем немного:
«…В посёлке остались лишь наш полк (73-й гв. сп – И.Д.), дивизионный резерв – учебный батальон, часть сапёрного батальона и 29-й истребительный противотанковый артиллерийский дивизион» [49; 52].
А вот уже в дате начала боя идёт расхождение. По утверждению Николая Григорьевича, немцы атаковали Горшечное только в середине дня 30 января, причём после сильной артиллерийской и даже авиационной(!) подготовки [48; 53].
Нет никаких оснований сомневаться в дате, приводимой непосредственным участником тех событий. Такую же датировку находим у Типпельскирха [43; 362]. Да и логически 30 января, как дата немецкого удара на Горшечное с целью прорыва из окружения, выглядит более предпочтительно. Согласитесь, ведь 29 января (утром) только закончились бои за Касторное. Касторненские «ворота», через которые немецкая группировка могла уйти на запад, были «захлопнуты» советскими войсками. Немцам нужно было хоть какое-то время, чтобы сгруппироваться после тяжёлых боёв, наметить план действий, определить слабое место в «кольце» окружения, дойти до этого слабого места, т.е. до Горшечного.
Хотелось бы также заметить, что попавшая в окружение группировка была не только довольно многочисленной, сохранила организованность, но и имела в своём распоряжении к 30-му числу даже самолёты, которые и использовала при штурме Горшечного.
Бой за Горшечное шёл 30, 31 января и 1 февраля, т.е. не закончился одним днём, как можно заключить из изложения событий А. Исаевым и А. Сорокиным. Для описания трагических перипетий этого боя используем воспоминания Н.Г. Штыкова. Я, конечно, рискую навлечь на себя упрёки в цитатничестве. Но, с другой стороны, вот известный современный российский историк Б. Соколов, ярый критик всего советского, в своих работах страницами цитирует немецких вояк, даже не давая себе труда «разбавлять» цитаты хоть какими-то комментариями и пояснениями (см., например, Б. Соколов «Сражение за Харьков (февраль – март 1943 года)»). Раз этот эсэсовский апологет может себе такое позволить, то почему мне не позволить себе пространные цитаты из мемуаров наших воинов, защищавших то самое Отечество, в котором Б. Соколов имел несчастье родиться (а иного восприятия данного факта из его писаний и не следует). Более того, чувствую себя обязанным в необходимых случаях широко цитировать наших, советских, военных мемуаристов.
Итак, Николай Григорьевич Штыков вспоминает:
«В середине дня 30 января после сильной авиационной и артиллерийской подготовки противник атаковал Горшечное. Первый его удар пришёлся по учебному батальону дивизии, с которым у нашего полка не было… локтевой связи. Он занимал оборону несколько в стороне, фронтом к совхозу «Каучук». Именно оттуда по нему и ударило не менее полка вражеской пехоты. Учбат сразу же оказался в тяжёлом положении…
При повторной атаке… Учебный батальон оказался буквально разрезанным на две части. Одна из них, в составе примерно 120 человек, отошла к позициям нашего полка, а другая с боем отступила к деревне Ключи, где в то время располагался штаб дивизии. В этом бою курсанты понесли большие потери.
Почти одновременно с атакой позиций учебного батальона противник нанёс удар и по нашему полку. Ему удалось несколько потеснить батальон капитана А.П. Головина, но большего успеха он не добился. Гвардейцы сражались не на жизнь, а на смерть, хотя противостоять во много раз превосходящим силам врага… было очень нелегко. Вот один из примеров героизма, проявленного бойцами и командирами полка в том бою.
На участке батальона капитана М.С. Никифорцева гитлеровцам удалось прорваться к больнице, где располагался его штаб. Старший лейтенант А.Ф. Бутылин, начштаба батальона, не растерялся. С горсткой находившихся рядом бойцов он принял неравный бой. Эта группа отбила несколько атак противника, выстояла до подхода к ней помощи. И в этом была немалая заслуга писаря штаба сержанта Гладышева. Когда пуля сразила нашего пулемётчика, он тут же заменил его и разил врага до тех пор, пока не кончились ленты. А потом, взяв автомат из рук погибшего товарища, сержант первым поднялся в контратаку, увлекая за собой остальных бойцов.
В этом бою комсомолец Гладышев пал смертью храбрых.
Наступила ночь, но гитлеровцы по-прежнему не ослабляли натиска. Теперь бой вёлся при свете пожарищ. Горшечное горело со всех сторон. Рушились дома, заваливая улицы. Но и в этом аду наши бойцы и командиры бесстрашно сражались за каждую пядь родной земли, отходя лишь в самых крайних случаях.
К утру 31 января положение нашего полка особенно осложнилось. Его подразделения к этому времени удерживали в своих руках только здание школы, маслозавод да станционные постройки. А противник во второй половине дня нанёс по нашим позициям ещё два мощнейших удара. На их отражение мы мобилизовали все силы, которые смогли. В боевой строй встали даже раненые. Вооружившись автоматами, на положении рядовых бойцов, сражались и штабные командиры.
За двое суток боёв в Горшечном мы понесли большие потери…
1 февраля мы всё-таки были вынуждены начать отвод полка на южную окраину Горшечного. Наш отход обеспечивали подразделения прикрытия, которые дрались с исключительным упорством.
…Полк истекал кровью в самом прямом смысле этого слова. Вот почему утром 2 февраля было решено отвести его остатки за посёлок, на высоты в район села Богородицкое. Группировке противника, хотя и ценою больших потерь, удалось прорваться на юго-запад. Но полк сделал всё, что мог. И даже больше, чем мог. Уже после войны мне удалось познакомиться с протоколом допроса одного фашистского генерала, взятого в плен после наших боёв в Горшечном. Ответив на поставленные ему вопросы, тот в свою очередь спросил:
– Какое количество частей задерживало наш отход через Горшечное?
Когда ему сказали, что там оборонялся всего лишь один гвардейский полк с приданными ему мелкими подразделениями, генерал был крайне удивлён. Как он полагал, на этом участке им противостояло не менее двух советских дивизий» [49; 53 – 57].
В течение первых дней февраля 1943 года развернулось сражение между группами Зиберта, Гольвитцера и Бёкемана, стремящимися вырваться из окружения, и войсками 38-й армии, а также частью сил 40-й армии. Складывающаяся обстановка не позволила использовать все силы последней для наступления на белгородско-харьковском направлении. Её 107, 303, 25-я гвардейская стрелковые дивизии, 129-я стрелковая бригада и 4-й танковый корпус продолжали действия по ликвидации окружённой вражеской группировки. При этом соединения 38-й армии находились к востоку от неприятеля, а 40-й действовали западнее Горшечного [29; 419].
Группа Гольвитцера, рвавшаяся к Старому Осколу, в случае успеха своего прорыва обрела бы в этом городе хотя и временное, но вполне надёжное убежище, чтобы перевести дух. Дело в том, что в Старом Осколе находился довольно сильный немецкий гарнизон, насчитывавший свыше двух полков 26-й немецкой пехотной дивизии, усиленных артиллерией. Город был превращён в мощный узел сопротивления. Кроме того, германское командование, понимая всё значение Старого Оскола для прорыва из кольца окружённых немецких соединений, направило его гарнизону подкрепление – отряд численностью свыше пятисот человек с пулемётами и миномётами. Передвигался этот отряд на санях, что и позволило ему по заснеженным дорогам довольно оперативно почти достигнуть цели. Почти, потому что в 8 километрах от Старого Оскола у разъезда Набокино на его пути встала группа из пятнадцати бойцов и двух командиров 409-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 40-й армии. Они заняли оборону у будки путевого обходчика Майсюка и в тяжелейшем бою удержали свой рубеж. Гитлеровцы не смогли прорваться к Старому Осколу. В этом бою тринадцать из семнадцати советских воинов погибли, а четверо получили тяжёлые ранения. Вот имена этих героев: старший лейтенант Валентин Плотников, младший лейтенант Василий Бондаренко, Умербай Чажебаев, Сергей Башев, Пётр Николаев, Михаил Яблонов, Тимофей Савин, Григорий Опарин, Михаил Дроздов, Павел Виноградов, Алексей Золотарёв, Николай Литвинов, Пётр Толмачёв, Василий Кукушкин, Тихон Бабков, Абдбек Бутбаев, Павел Рябушкин (последние четыре бойца были тяжело ранены, но в этом бою остались живы) [29; 414 – 415], [21; 108 – 109]. Случилось это ещё 31 января.
Группе Гольвитцера также не удалось прорваться к Старому Осколу. Её движение к городу было остановлено частями 25-й гвардейской и 303-й стрелковых дивизий [29; 419], [49; 57]. Противник, понеся значительные потери, вынужден был искать другие пути для выхода из окружения.
Сам же гарнизон Старого Оскола был разгромлен, а город освобождён частями 107-й стрелковой дивизии полковника П.М. Бежко 5 февраля. Большая часть немецкого гарнизона в ходе ожесточённого боя была уничтожена. Но даже после этого в плен к бойцам полковника П.М. Бежко попали почти 2 тысячи человек [29; 415, 419]. Отсюда можно заключить, насколько сильный немецкий гарнизон удерживал город.
С одной из прорвавшихся из района Горшечного на запад групп противника столкнулись в ночь на 2 февраля танкисты 4-го танкового корпуса. Причём столкновение это произошло случайно, т.к. корпус не был отряжен для ликвидации окружённой вражеской группировки после 1 февраля. Вместе с основными силами 40-й армии он должен был принять участие в Белгородско-Харьковской наступательной операции с самого её начала, т.е. 2 февраля. Именно для переброски на белгородское направление и сосредоточилась в населённом пункте Богатырёво 102-я танковая бригада 4-го танкового корпуса. Но как раз на этот населённый пункт устремились прорвавшиеся под Горшечным колонны немецких войск. Несмотря на то, что появление врага в районе Богатырёво было неожиданным, советские танкисты встретили его во всеоружии. Плотным огнём они отразили все попытки немцев захватить посёлок, нанеся им тяжёлый урон.
Отойдя от Богатырёво, гитлеровцы попытались прорваться через Ястребовку, расположенную юго-западнее. К ней они подошли в ночь со 2 на 3 февраля. Причём, заметим, что смещались окруженцы всё-таки в общем направлении к западу, но ни одной советской части на их пути не оказалось. Это к вопросу о плотности кольца окружения.
Видимо, гитлеровцы не совсем верно оценили обстановку, предположив, что в Ястребовке находится какая-то тыловая часть, потому что очертя голову несколькими плотными колоннами кинулись на этот населённый пункт. Но тут им не повезло ещё больше, чем в Богатырёво, ибо встречали их отнюдь не обозники, санитары и раненые, как они, очевидно, надеялись, а танкисты целых двух бригад (45-й и 64-й) того же 4-го танкового корпуса А.Г. Кравченко. Так же, как 102-я танковая бригада в Богатырёво, 45-я и 64-я бригады готовились в Ястребовке к переброске в район нового наступления. Танковые орудия встретили прущих плотной массой напролом немцев шквальным огнём. Огонь вёлся до тех пор, пока вражеские колонны не оказались рассеянными [29; 419 – 420]. «Утром за околицей Ястребовки были подобраны и захоронены тысячи окоченевших трупов фашистских солдат и офицеров» [29; 420].
Впрочем, на этом попытки двух немецких групп (Зиберта и Бёкемана) прорваться в западном направлении не закончились. Немцы метались по заснеженным дорогам, пользуясь малочисленностью советских войск, от одного населённого пункта к другому. И 4-й танковый корпус, занятый боями с ними, только к 8 февраля смог присоединиться к основным силам 40-й армии, наступающей на Белгород [29; 419 – 420].
4 февраля 73-й гвардейский стрелковый полк 25-й гвардейской стрелковой дивизии, дравшийся, как мы помним, за Горшечное три дня, оставивший его под напором во много раз превосходящих сил противника, начал атаку с целью отбить этот посёлок. Горшечное защищалось немецким арьергардом – полком 377-й пехотной дивизии численностью около тысячи человек.
В ходе напряжённого боя к утру 5 февраля сопротивление противника было сломлено, и Горшечное полностью занято нашими войсками [49; 58 – 59].
Здесь хотелось бы немного отвлечься от хода боёв для освещения вот какого вопроса.
Н.Г. Штыков, к моменту повторного занятия Горшечного 73-м гв. сп уже командир этого полка, описывает следующий эпизод:
«В посёлке нами было захвачено немало пленных. И тут-то мы и стали свидетелями одного запомнившегося инцидента. В одной из колонн, которую конвоировали наши автоматчики, вдруг возник какой-то шум. В чём дело? Оказалось, гитлеровцы не хотели идти, даже в плену, в одном строю с венграми.
Вот они, “союзнички”!» [49; 59].
Слово «союзнички», употреблённое Н.Г. Штыковым, да ещё взятое им при этом в кавычки, как нельзя лучше отражает отношения между немцами и их союзниками (румынами, итальянцами, венграми) во время событий конца 1942 – начала 1943 года на Среднем и Верхнем Дону.
Немецкие военачальники-мемуаристы стыдливо обходят этот вопрос, максимум указывая на более низкие боевые возможности союзнических дивизий, причём упирают в большей степени на их недостаточный противотанковый потенциал. Очевидно, стремясь избежать упрёка в том, что огульно сваливают всю вину на союзников за неудачи ноября 1942 года – января 1943 года под Сталинградом, Котельниковым, Острогожском и Воронежем, гитлеровские военачальники даже находят слова похвалы мужеству солдат союзных войск.
И ни слова ни о моральном состоянии союзнических войск, которое было, мягко говоря, далеко не блестящим, ни о далёком от всякой воинской чести поведении немцев по отношению к своим союзникам в момент неудач зимы 1942 – 1943 годов.
Н.Г. Штыков очень верно подметил крайне негативное отношение пленных немцев к пленным венграм.
