Игорь Юрьевич Додонов
Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков
Заросшее двухдневной щетиной, сильно похудевшее, но по-прежнему привлекательное лицо Головачёва было гневным, выражения хлёсткими, но не обидными.
Обращало на себя внимание и то, что почти все присутствующие были вооружены немецкими автоматами и гранатами с деревянными длинными ручками.
Когда Головачёв закончил разговор с разведчиком и перешёл к постановке боевой задачи на завтра, я вышел вперёд и, поздоровавшись, рассказал о цели своего приезда.
Сообщение об усложнившейся боевой обстановке и о решении армейского командования вывести 15-й танковый корпус из боя явилось для присутствующих совершенно неожиданным, вызвало немало недоумённых вопросов. Я, как мог, ответил им.
Да, эти люди, выполняя приказ командования вести активные наступательные действия с превосходящим их по силам противником, делали это без оглядки. Да, им не хватало боеприпасов, но они нашли выход и стали бить врага захваченным у него же оружием. И даже «позаимствовали» у гитлеровцев немного бензина для своих автомашин. Им было трудно, очень трудно! Но они продолжали теснить врага. Предполагали делать это и завтра. Поэтому-то и восприняли с таким недоумением приказ командования об отрыве от противника и отходе.
Железные люди!» [10; 125].
2 марта немецкие войска, наступавшие на север, достигли линии Змиев, Замостье, Зидыш, Тарановка, где держали оборону левофланговые соединения армии П.С. Рыбалко. Это была «первая ласточка» немецкого наступления непосредственно на Харьков. Собственно, приказ об этом наступлении был отдан Манштейном ещё 28 февраля. Вот как сам Манштейн описывает замысел этого наступления:
«После того как в результате этой победы между Донцом и Днепром инициатива вновь оказалась в наших руках, группа (т.е. группа армий «Юг» – И.Д.) согласно приказу, отданному ещё 28 февраля, начала наступление на Воронежский фронт противника, то есть на его войска, расположенные в районе Харькова. Мы намеревались нанести удар по южному флангу противника, чтобы потеснить его с юга, или – если это окажется возможным – позже ударить ему в тыл с востока. Наша цель была не овладение Харьковом, а разгром и по возможности уничтожение расположенных там частей противника.
Ближайшей целью, следовательно, был разгром южного фланга противника, расположенного на Берестовой юго-западнее Харькова, на котором действовала 3-я советская танковая армия» [27; 474 – 475].
Следующим ходом при благоприятном развитии событий, по мысли Манштейна, должно было стать:
«…Зайти в тыл противнику, теснившему группу Кемпфа в направлении на Ахтырку (тут Манштейн, по своему обыкновению, несколько приукрашивает действительность – к 28 февраля силы группы Кемпфа уже давно (с 23 февраля) были вытеснены на запад за Ахтырку – И.Д.), и заставить его принять бой с перевёрнутым фронтом. Для этого 4-я танковая армия должна была перейти Донец ниже Харькова, чтобы потом, повернув на запад, зайти противнику в тыл с востока» [27; 475].
Сразу скажу, что в «расширенном» варианте, т.е. с форсированием Северского Донца ниже Харькова и охватом с востока всей советской харьковской группировки, план Манштейна не удался. Ему пришлось ограничиться ударом по южному флангу Воронежского фронта. О причинах этой «упущенной победы» Манштейна и пойдёт речь ниже.
К наступлению на Харьков привлекались два танковых корпуса 4-й танковой армии Гота – танковый корпус СС и XLVIII танковый корпус.
К концу февраля – началу марта корпус Хауссера был в полном составе – все три его дивизии («Лебштандарт СС Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мёртвая голова») были в наличии со всеми входящими в них частями.
Но бои с советскими войсками, хоть и успешные с 19 февраля, стоили эсэсовцам дорого. Состояние дивизий корпуса Хауссера к моменту издания приказа о наступлении на Харьков нельзя назвать блестящим.
Больше всего потерь понесла дивизия СС «Рейх». В её танковом полку оставалось всего 8 боеготовых танков (все Pz.III). Хауссер запросил штаб-квартиру войск СС о необходимости срочной доставки его корпусу хотя бы полусотни танков Pz.IV, но, естественно, для этого нужно было время. И потому пополняться танковый полк «Рейха» мог только за счёт ремонта выведенных из строя машин (так, к 5 марта в его составе было 11 танков). Однако довольно сильной оставалась противотанковая составляющая этой эсэсовской дивизии: в ней числилось 28 50-мм, 16 75-мм и 8 трофейных советских противотанковых пушек. Причём 75-мм орудия были как в буксируемом, так и в самоходном варианте [20; 122 – 123].
Численность танкового парка дивизии «Мёртвая голова» упала до 64 машин (42 Pz.III, 16 Pz.IV, 6 Pz.VI «Тигр»), т.е. сократилась почти вдвое (напомню, что к моменту своего появления под Харьковом дивизия насчитывала 121 боевую машину (см. выше)). Если учесть, что переброска дивизии на фронт была закончена в полном объёме только в 20-х числах февраля, а в оборонительных боях на подступах к Харькову и за сам город дивизия принимала участие в основном только полком «Туле», то интенсивность потерь в «Мёртвой голове» надо считать наиболее высокой среди соединений танкового корпуса СС. Правда, ещё 17 танков Pz.III находились на разных стадиях ремонта и так или иначе могли в ближайшее время вступить в бой. Батальон штурмовых орудий «Мёртвой головы» насчитывал 16 машин [20; 123].
Самой сильной дивизией корпуса Хауссера на конец февраля – начало марта была дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Причём как в танковом, так и в артиллерийском отношении. Танковый полк дивизии насчитывал 74 машины. Противотанковый артиллерийский парк состоял из 60 противотанковых орудий, 13 88-мм зениток (которые, как известно, очень эффективно использовались немцами для борьбы с танками) и 16 САУ «Штургешюц» [20; 123].
В ходе наступления предполагалось двухэшелонное построение дивизий корпуса – в первом эшелоне должны были наступать «Лейбштандарт» и «Рейх», во втором – «Мёртвая голова».
Справа от танкового корпуса СС на Харьков должен был двигаться XLVIII танковый корпус. В него входили 11-я и 6-я танковые дивизии. На 28 февраля в 11-й танковой дивизии, которая непосредственно и примыкала к правому флангу корпуса Хауссера, числилось 55 боеготовых танков. Танковый потенциал 6-й танковой дивизии, очевидно, был не меньшим (точных данных на сей счёт в моём распоряжении нет), т.к. для ударного кулака Гот собирал наиболее сильные соединения своей армии. Поэтому-то, кстати, в качестве пехотного «обеспечения» две танковые дивизии XLVIII тк получили 15-ю пехотную дивизию, которая, как помним, была «свежим» полнокровным соединением, переброшенным на данный участок Восточного фронта только в середине февраля 1943 года из Франции [19; 424 – 425], [20; 123 – 124].
Задачу обеспечения правого фланга ударной группировки Гот возложил на XL и LVII танковые корпуса, в которые перегруппировал наиболее ослабленные в предыдущих боях соединения, в частности 17-ю (была включена в LVII тк) и 7-ю танковые дивизии. В последней на 28 февраля насчитывалось всего 9 боеготовых танков. Фронт XL и LVII танковых корпусов проходил по западному берегу Северского Донца [19; 425 – 426], [20; 124].
Вообще надо заметить, что, умело маневрируя своими силами, сосредоточивая их на направлении главного удара, Манштейн сумел к началу наступления против южного крыла Воронежского фронта обеспечить себе серьёзное превосходство в силах и средствах: в людях – в 2 раза, в артиллерии – в 2,6 раза, в самолётах – более чем в 3 раза (против 150 самолётов Воронежского фронта, из которых около половины составляли лёгкие ночные бомбардировщики У-2, у немцев было около 500 боевых самолётов) [21; 119].
Атакующая немецкая группировка насчитывала примерно 300 танков (в трёх танкогренадёрских дивизиях СС, четырёх танковых дивизиях 4-й танковой армии и в мотодивизии СС «Викинг»), которым на 28 февраля противостояли около 100 советских боевых машин. Таким образом, немецкое преимущество было троекратным. Это соотношение ещё более ухудшилось к 5 марта, т.е. к моменту фактического разгрома 12-го и 15-го танковых корпусов 3-й танковой армии П.С. Рыбалко в Кегичевском «котле».
Итак, Манштейн имел все основания «лелеять мечты» о Харьковском «котле» № 2. Но масштабного «котла» не получилось. Первым обстоятельством, которое обусловило срыв «большого» окружения войск левого крыла Воронежского фронта, был бросок двух танковых корпусов армии П.С. Рыбалко на Кегичевку. Даже не начав контрудар в восточном направлении, группа М.И. Зиньковича, тем не менее, оттянула на себя силы трёх эсэсовских дивизий. Последние, окружив и пытаясь уничтожить войска группы, потеряли на этом несколько драгоценных дней.
Вторым обстоятельством явилась упорная оборона остальных соединений армии П.С. Рыбалко. Только 7 мартом датирует сам Манштейн в мемуарах возможность начать успешное продвижение к Харькову. Но к этому моменту на Северском Донце лёд уже стал непригоден для переправы по нему войск, а наведение понтонов было невозможно из-за вот-вот начнущегося ледохода. «Большой» «котёл» стал невозможен. Более того, «вряд ли был также возможен ввиду оттепели, – пишет Манштейн, – даже обход противника на небольшом участке путём переправы через Мож юго-западнее Харькова, чтобы взять с тыла город, через который шли тыловые коммуникации противника. Мы пытались поэтому атаковать противника во фланг и оттеснить его от Харькова» [27; 475].
Таковы оказались последствия упорного сопротивления советских войск, хотя Манштейн, по своему обыкновению, всё свёл просто к «русской» погоде.
Однако, уважаемый читатель, мы несколько забежали вперёд.
Итак, 2 марта немецкие войска вышли к позициям 25-й гвардейской стрелковой дивизии в районе Змиева. Уже в этот день немцы стали интенсивно атаковать Тарановку, где занимал оборону 78-й гвардейский стрелковый полк 25-й гвардейской стрелковой дивизии (командир полка – гвардии-полковник Билютин). Если на остальных участках обороны 25-й гв. сд и соседних соединений было относительно спокойно – немцы предпринимали авиационные налёты и проводили разведку боем, то под Тарановкой со 2 марта завязались жаркие бои. Н.Г. Штыков вспоминает:
«Оставшись на КП один, я тут же позвонил Билютину. Захотелось более подробно ознакомиться с обстановкой в районе Тарановки.
Всегда спокойный, Кондратий Васильевич на сей раз был очень взволнован. Говорил отрывисто, поспешно. Чувствовалось, что ему не до меня.
– Атакуют, гады, со всех сторон… И танки, и самоходки, и бронетранспортёры с автоматчиками… Всего полно, как на параде, – говорил Билютин вперемежку с отдаваемыми им распоряжениями. – Эсэсовцы пьяные, прут в психическую… Только что одного такого субчика взяли в плен. Передо мной стоит. Хоть и наткнулся рылом на кулак, а морду воротит, что твой граф. Словно не он, а мы у него в плену…
Помолчал, видимо что-то высматривая со своего КП, и заговорил опять, уже спокойнее:
– Особенно плохи у меня дела на юго-западной окраине Тарановки. Что-то я там не доглядел. Вон комбат Петухов докладывает: “Атакуют танки, более двух десятков”. А чем их отбивать? Артиллерии-то почти совсем нет. Да и пехоты не густо. – Окреп голосом: – Но будь спокоен, Штыков. Ведь мы всё-таки гвардия! Хотя… Ты всё же, Николай Григорьевич, будь готов помочь…» [49; 74 – 75].
Очевидно, именно 2 марта вступили в бой с противником и 25 бойцов стрелкового взвода 8-й роты 78-го гвардейского стрелкового полка. Командовал взводом лейтенант Пётр Широнин. Взвод занимал оборону на крайнем правом (западном) фланге полка, который одновременно был и крайним правым флангом всей дивизии, у железнодорожного переезда в районе деревни Беспаловка. Здесь пересекались железная и шоссейная дороги, идущие от Лозовой на Харьков. Только в район этого переезда в данной местности могли пройти танки. Ландшафт и высокий снежный покров ни справа, ни слева от переезда не позволяли развернуть танки для атаки. Поэтому взвод П.Н. Широнина принял на себя всю мощь танкового тарана. При этом в распоряжении бойцов взвода было всего одно противотанковое орудие. Борьбу с танками противника можно было вести в основном только противотанковыми гранатами. Пятеро суток держались на железнодорожном разъезде бойцы Петра Широнина, отбив многочисленные атаки пехоты (до полутора батальонов), танков (25 машин) и бронетранспортёров противника. Уничтожив множество пехотинцев врага и свыше 30 единиц бронетехники, пали 20 бойцов взвода, а пятеро, включая и самого лейтенанта Широнина, были ранены. В мае 1943 года всем бойцам-широнинцам было присвоено звание Героев Советского Союза. После войны железнодорожная станция Тарановка по просьбе её жителей стала называться «Станцией имени 25 героев-широнинцев» [21; 119 – 120], [49; 75].
В 4.00 часа утра 3 марта начали прорыв из окружения соединения группы М.И. Зиньковича.
Первым препятствием на пути войск группы стала занятая полком «Фюрер» дивизии «Рейх» Лозовая, атака на которую пехотой 184-й и 219-й стрелковых дивизий при поддержке 5 танков 106-й танковой бригады 12-го танкового корпуса успеха не принесла. Колонна 12-го тк двинулась в обход Лозовой. Немцы, вскрыв попытку прорыва, обрушились на колонну мощным артогнём [11; 32], [20; 115].
Примерно в это же время была обнаружена противником и колонна 15-го танкового корпуса. Генерал В.А. Копцов разделил свою колонну на две группы. Первую, двигавшуюся к совхозу «Ульяновка» и далее на Охочае, вёл он сам. Вторую поручил возглавить А.А. Ветрову. Группа А.А. Ветрова двигалась несколько левее. Она-то и столкнулась первой с немецкими частями (очевидно, в районе деревни Медведевка). Отбивая атаки небольших групп немецких танков, подвергаясь артиллерийскому обстрелу, группа А.А. Ветрова потеряла один броневик, несколько грузовиков и легковых автомобилей и отступила на соединение с группой В.А. Копцова [10; 126 – 127], [11; 32], [39; 39].
Далее предоставим слово Александру Александровичу Ветрову:
«Отдав необходимые распоряжения о возвращении машин своей колонны в части, которым они принадлежали раньше, я поехал дальше вместе с В.А. Копцовым. Василий Алексеевич был, как всегда, собран и бодр.
На мой вопрос, не прояснилась ли общая обстановка, Копцов ответил отрицательно.
– До сих пор нет связи ни со штабом армии, ни с генералом Зенковичем, – озабоченно сказал он. (С 12-м тк связь отсутствовала в силу того, что ураганный артобстрел, под который попала колонна генерала М.И. Зиньковича, привёл к уничтожению или выходу из строя всех раций, имевшихся в колонне. Конечно, ни В.А. Копцов, ни А.А. Ветров знать об этом не могли – И.Д.)
Часов в одиннадцать где-то слева от нас послышались хлёсткие выстрелы, и впереди, около самого шоссе, стали рваться снаряды.
– Немецкие танки! – раздались тревожные крики. Люди посыпались из машин, укрылись в придорожном кювете, выставив в сторону выстрелов стволы винтовок и автоматов.
По всему чувствовалось, что на сей раз нам не избежать серьёзного боя.
Генерал В.А. Копцов тут же организовал круговую оборону. Его голос, когда он отдавал приказы, был твёрд, а сами распоряжения – лаконичны, чётки и продуманны.
В бинокль я увидел в километре от нас колонну вражеских танков из 15 – 20 машин. Да, против такого количества нам будет не так-то легко устоять…
Тем временем по врагу открыли огонь наши немногочисленные тридцатьчетвёрки, противотанковые орудия. Завязалась артиллерийская дуэль. Но долго продолжаться она, конечно же, не могла: снарядов, как уже говорилось, у нас было очень мало.
От частых разрывов дрожала земля, плавился снег. Густо разлетались осколки.
…Танки противника несколько раз пробовали атаковать нас, но организованные и смелые действия наших артиллеристов, стрелявших хотя и редко, но с большой точностью, не позволили врагу приблизиться. Правда, наши потери в людях и особенно в автомашинах росли, но и у гитлеровцев возникли три дымных столба пламени, после чего противник стал менее нахальным» [10; 127 – 128].
В этом бою был тяжело ранен генерал В.А. Копцов. Два ранения получил и А.А. Ветров. К исходу дня колонна 15-го танкового корпуса продолжала оставаться в окружении [10; 128 – 129].
В ходе боёв днём 3 марта войска группы М.И. Зиньковича, маневрируя, уходя из-под ударов противника, пытаясь нащупать слабое место в кольце окружения, сами брали в окружение отдельные вражеские части. Так, при отступлении от Медведевки два советских стрелковых полка (именно так пишет Хауссер; очевидно, это были полки 111-й стрелковой дивизии, следовавшей в колонне 15-го танкового корпуса) окружили к югу от Котляровки два батальона полка «Туле» дивизии СС «Мёртвая голова». На помощь последним был направлен 3-й танкогренадёрский батальон полка «Фюрер» дивизии «Рейх». Совместной атакой эсэсовские батальоны сняли кольцо и, как отмечает тот же Хауссер, «оба советских полка были отброшены к северу от завода “Ленинский”» [39; 39], [11; 32]. Приходится полагать, что советские стрелки не очень уж упорствовали в удержании «мёртвоголовых» в «колечке». Скорее всего, задачей полков 111-й сд было просто прикрытие отхода колонны 15-го танкового корпуса. Не будем забывать, что войска группы М.И. Зиньковича прорывались из окружения.
В ночь с 3 на 4 марта колонны группы пересекли шоссе с обеих сторон от Ефремовки, сделав попытку прорыва на север в районе этого населённого пункта. Именно в эту ночь в ходе боя погиб командир 15-го танкового корпуса генерал Василий Алексеевич Копцов. Произошло это в 300 м от села Красного, где располагался командный пункт танкового корпуса СС. Хауссер особо отметил этот факт в своих мемуарах [10; 130], [11; 32], [19; 419], [20; 115], [39; 43, 47].
Хауссер также утверждает, что в ходе трёхдневных кровопролитных боёв в районе Ефремовки практически все пытавшиеся прорваться здесь советские войска были уничтожены [39; 43]. Подобное утверждение не соответствует действительности. На самом деле группе М. И. Зиньковича удалось вырваться из окружения. Причём потери личного состава в ходе прорыва были сравнительно невелики. По имеющимся данным, из окружения вышли 80% бойцов и командиров, пошедших в ночь со 2 на 3 марта на прорыв вражеского кольца [11; 32], [19; 420], [20; 115]. Это далеко не самый высокий процент потерь при выходе из окружения. Как говорится, бывало и похуже. В мемуарах Манштейна потери советских войск в Кегичевском «котле» убитыми оцениваются примерно в 12 000 человек. Пленных же, по словам Манштейна, «было сравнительно мало» [27; 475]. Даже если использовать эти цифры, т.е. немецкие данные, то очень хорошо видно, какого «рака за камень» хвастливо «заводит» в своих мемуарах Хауссер: ведь, по его словам, численность советских войск, прорывавшихся из Кегичевки, «превышала 100 000 человек»(!) [39; 39], а почти вся советская группировка при прорыве была уничтожена [39; 43]!
Мною неоднократно на фактах показывалось, как любит Манштейн в своих воспоминаниях преувеличивать и силы противостоявших ему советских войск, и потери, понесённые последними в ходе этого противостояния. Но в данном случае, при сравнении со «статистикой» Хауссера, Манштейна просто хочется назвать «гением объективности».
Однако надо признать, что другое утверждение Хауссера значительно ближе к истине. Речь идёт о потерях группы М.И. Зиньковича в технике и вооружении. «Район в кольце окружения был переполнен неимоверным количеством брошенного оружия и техники», – пишет бывший командир танкового корпуса СС [39; 43].
Этому «неимоверному количеству» Манштейн даёт более конкретную оценку: 61 танк, 225 орудий и 600 машин [27; 475].
В моём распоряжении нет советских данных о потерях техники и вооружения в группе М.И. Зиньковича. Поэтому не берусь оспаривать ни 225 орудий, ни 600 автомашин, декларируемых автором «Утерянных побед» в качестве немецких трофеев. Ясно, что потери техники и вооружения при прорыве из «котла» были значительными. Но вот в отношении 61 танка всё же выскажу сомнения. По максимальным оценкам в группе М.И. Зиньковича насчитывалась 51 боевая машина (25 в 15-м тк и 26 в 12-м тк (см. выше)). 15-й танковый корпус действительно потерял все свои танки. А вот в составе 12-го тк из окружения вышли 8 Т-34 из 26 танков, имевшихся в корпусе к моменту броска на Кегичевку. В боях корпус потерял 12 танков, а 6 были уничтожены экипажами при прорыве из-за отсутствия топлива [11; 32], [19; 419 – 420], [20; 115]. Кроме того, вызывает нарекание и зачисление Манштейном в трофеи подбитых или уничтоженных экипажами боевых машин.
В целом, хотя группа М.И. Зиньковича даже не нанесла тот контрудар, ради которого создавалась, но своими действиями она на несколько дней приковала к себе значительные силы трёх дивизий танкового корпуса СС. Только к 5 марта, когда группа вырвалась из окружения, эсэсовские дивизии смогли в полной мере сосредоточиться для наступления на Харьков. Эта дата, заявляемая и Хауссером, и Манштейном как дата уничтожения окружённой советской группировки (первым – почти полного, вторым – частичного [39; 43], [27; 475]), обозначается обоими и как день, когда танковый корпус СС (если быть более точным, то Манштейн говорит о всей 4-й танковой армии, но совершенно ясно, что речь идёт именно о корпусе Хауссера) мог приступить к выполнению новой задачи [27; 475], [39; 43, 49 – 50]. Как отмечалось выше, вполне возможно, что эти несколько дней спасли советские войска под Харьковом от крупного окружения. Образно говоря, ценою малого «котла» (Кегичевского) удалось избежать «котла» большого (Харьковского № 2).
3 марта войска Юго-Западного фронта отступили в основной своей массе на рубеж по левому (восточному) берегу Северского Донца. Фронт в полосе от Балаклеи до Ворошиловграда стабилизировался. 3-я гвардейская армия, благодаря построенным оборонительным позициям, удержала Ворошиловград, но Славяносербск и Лисичанск пришлось оставить [11; 32].
Теперь главным объектом воздействия для группы армий Манштейна стал южный фланг Воронежского фронта. Прекрасно понимая это, Ставка ВГК директивой № 30064 от 3 марта, отправленной командующим Воронежским и Юго-Западным фронтами и представителю Ставки на этих фронтах А.М. Василевскому, вновь передала 3-ю танковую армию в состав Воронежского фронта:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Группу войск генерал-лейтенанта Рыбалко (напомню, что П.С. Рыбалко была подчинена ещё и группа генерала С.В. Соколова – И.Д.) с 24.00 3 марта передать из состава Юго-Западного фронта в состав войск Воронежского фронта.
2. Установить с 24.00 3 марта разграничительную линию между Воронежским и Юго-Западным фронтами: Двуречная (для Воронежского фронта), Чугуев, Тарановка, Кегичевка (для Юго-Западного фронта).
3. Исполнение донести.
Ставка Верховного Главнокомандования
ВАСИЛЬЕВ
(условная фамилия Сталина – И.Д.)»
[37; 87 – 88].
Подобное переподчинение было вполне естественным, так как войска ЮЗФ большей частью отступили за Северский Донец, а 3-й танковой армии приходилось сражаться на южном фланге Воронежского фронта. Однако само по себе оно мало что меняло. Дело в том, что к тому моменту армия П.С. Рыбалко была очень сильно ослаблена. Определение «танковая» могло применяться к ней лишь условно. Оба её танковых корпуса 3 марта ещё находились в Кегичевском «котле», теряя при прорыве из окружения свои последние танки. Вырвавшись из «котла», почти все соединения группы М.И. Зиньковича отправятся на переформирование (кроме 184-й сд), в том числе 12-й и 15-й танковые корпуса. В итоге для обороны фронта в 75 км у П.С. Рыбалко 3 марта будут в распоряжении 48-я гвардейская, 160-я, 350-я, 25-я гвардейская стрелковые дивизии, 6-й гвардейский кавалерийский корпус вместе с 201-й танковой бригадой, 179-я танковая бригада (в районе Тарановки; 22 машины), объединённая группа отремонтированных танков 12-го и 15-го танковых корпусов под командованием командира 195-й танковой бригады 15-го тк полковника С.В. Леви (эта группа танков участия в рейде на Кегичевку не принимала) в районе Новой Водолаги (19 машин). Ещё одно соединение – 62-я гвардейская стрелковая дивизия, оставалось в Харькове, входя в состав гарнизона города.
Начиная с 3-го числа состав армии П.С. Рыбалко менялся – одни соединения убывали из неё (главным образом на переформирование), другие – включались. Так, уже 3 марта из состава армии была выведена 160-я стрелковая дивизия, 8 марта – убыли 6-й гвардейский кавалерийский корпус и 201-я танковая бригада. Выше отмечалось, что почти вся группа М.И. Зиньковича после прорыва из окружения отправится на переформирование. Но 184-я стрелковая дивизия группы останется в подчинении П.С. Рыбалко. Прибывали подкрепления из других армий Воронежского фронта: 4 марта – 253-я стрелковая бригада, 6 марта – 104-я стрелковая бригада, 10 марта – 19-я и 303-я стрелковые дивизии, 12 марта – 183-я танковая бригада и 17-я бригада войск НКВД [19; 426], [20; 112, 124 – 125]. В сущности, это было подбрасывание отдельных соединений под «паровой каток» наступления 4-й танковой армии немцев. Но другого выхода на тот момент у Ф.И. Голикова просто не было.
Говоря об оборонительном потенциале 3-й танковой армии, необходимо отметить наличие проблем со снабжением горючим и боеприпасами. Плечо автоперевозок достигало 400 – 500 км при численности автобата всего 60 машин. К тому же сам автобат с 1 по 5 марта стоял без горючего [20; 125].
Итак, уже 2 марта начались бои в районе Змиев, Тарановка, будучи наиболее интенсивными именно в районе Тарановки. Однако собрать силы в кулак для решительного удара на север немцам ещё не удалось. Только 5 марта, закончив бои с группой М.И. Зиньковича, корпус Хауссера смог начать готовиться к новой фазе своего наступления. Как отмечает в мемуарах сам Хауссер, 5 марта не было ясности с направлением наступления подчинённых ему войск:
«Куда должно быть направлено следующее наступление? Должно ли оно быть направлено на повторный захват Харькова или на уничтожение вражеских сил, находящихся перед армейской группой “Кемпф” (т.е. западнее Харькова – И.Д.)? Решение ещё не было принято. Сначала нужно было достичь района Мжи. 6 марта наступление было продолжено…» [39; 49 – 50].
Действительно, полномасштабное наступление танкового корпуса СС и XLVIII танкового корпуса началось утром 6 марта [19; 426], [20; 125 – 126]. Манштейн в «Утерянных победах» в качестве даты его начала указывает почему-то 7 марта [27; 475]. Запамятовал? Очевидно. Скорее всего, у бывшего командующего группы армий «Юг» произошло некоторое «наложение» дат. Дело в том, что 7 марта к наступлению 4-й танковой армии присоединилась группа Кемпфа. Понадеявшись на свою память, спустя годы Манштейн, приходится полагать, «свёл» даты двух событии (6 и 7 марта) в одну общую – 7 марта. О том, что это так, может свидетельствовать сам текст мемуаров, где упоминания о начале наступления 4-й танковой армии и армейской группы Кемпфа содержатся в следующих друг за другом предложениях:
«В соответствии с этим планом, 4-я танковая армия, включая танковый корпус СС… 7 марта начала наступление из района Краснограда на север. Группа Кемпфа присоединилась к этому наступлению, как только силы противника на её фронте стали ослабевать» [27; 475].
Первоначальным временем начала наступления корпуса Хауссера было назначено 7.00 утра 6 марта, но вследствие задержки на марше артиллерии «Лейбштандарта» и «Тигров» танкового полка этой дивизии оно было несколько отсрочено. Тем не менее «подзадержавшийся» «Лейбштандарт» прошёл за день почти 30 км и к исходу дня захватил плацдармы на реке Мжа, к востоку от города Валки. Остановить наступление эсэсовской дивизии пыталась 48-я гвардейская стрелковая дивизия, но безуспешно. Для уничтожения огневых точек на оборонительных рубежах советских стрелков немцы широко применяли тяжёлые «Тигры», которым нашим войскам тогда практически нечего было противопоставить [19; 426], [20; 125]. Вообще надо заметить, что бои под Харьковом в феврале – марте 1943 года явились полноценным дебютом «Тигров» (в отличие от боёв под Ленинградом осенью 1942 года, где Pz.VI были применены крайне неумело). «Наконец-то они применялись, – пишет М. Барятинский, – в соответствии с теорией, под которую создавались, – для качественного усиления подвижных соединений при ведении наступательных действий на танкодоступной местности» [3; 100 – 101].
Части дивизии СС «Рейх» наступали на Новую Водолагу. Её действия были менее успешными, чем действия «Лейбштандарта». Новую Водолагу обороняли 253-я стрелковая бригада, прибывшая пешим маршем из 40-й армии К.С. Москаленко, и сводная группа отремонтированных танков 12-го и 15-го танковых корпусов под командованием полковника С.В. Леви. 253-я сбр прибыла в Новую Водолагу без артиллерии, которая стояла без топлива в Харькове. Тем не менее все атаки полка «Германия» дивизии «Рейх» были отражены советскими войсками, несмотря на сильную авиационную поддержку атак эсэсовцев. К концу дня «Рейх» отчитался об уничтожении 6 советских танков в бою за Новую Водолагу, но взять город так и не сумел [20; 125].
Третья дивизия корпуса Хауссера – «Мёртвая голова» – имела задачу прикрытия левого фланга наступления корпуса [20; 125].
Много проблем эсэсовцам в этот день доставляли действия партизан и разрозненных частей группы М.И. Зиньковича и 6-й армии Ф.М. Харитонова, не сумевших к этому моменту вырваться из окружения. Для борьбы с ними командование эсэсовских дивизий и частей вынуждено было создавать специальные группы, усиленные штурмовыми орудиями, отвлекая столь необходимые для наступления силы.
Правее танкового корпуса СС наступал XLVIII танковый корпус. 11-я танковая дивизия нанесла удар по 6-му гвардейскому кавалерийскому корпусу генерала С.В. Соколова, оттеснила его к реке Мже, но захватить плацдармы на её противоположном берегу не смогла. 6-я танковая дивизия обрушилась на Тарановку, но там насмерть стояли бойцы 78-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии и 179-й танковой бригады (командир – полковник Ф.Н. Рудкин). Немецкая дивизия «забуксовала» под Тарановкой (см. выше) [19; 426], [20; 126].
В конце боевого дня 6 марта командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков подбодрил П.С. Рыбалко телеграммой:
«Об упорстве действий Вашей армии я сегодня доложил Главкому и заверил, что Вы дальше этого рубежа не уйдёте, и на этом рубеже противник будет Вами разбит. Вы выйдете победителями, а потом перейдём в наступление теми крупными силами, которые я собираю в этом районе отовсюду» [20; 126].
Увы, генерал-полковник Ф.И. Голиков был чересчур оптимистичен. Эти собираемые отовсюду силы (когда и в какой последовательности они прибывали к П.С. Рыбалко, показано выше) латали дыры во фронте 3-й танковой армии, но ни о каком наступлении с их помощью не могло быть и речи. Прибывая разновременно, на разные участки фронта армии, они попросту перемалывались противником, доводились до такого состояния, что с трудом держали оборону. Тут уж, как говорится, не до жиру (не до наступлений), быть бы живу (устоять бы). К тому же стрелковые соединения, подбрасываемые комфронта армии П.С. Рыбалко, из-за бездорожья и проблем с горючим прибывали к месту событий, как правило, без артиллерии. Об отсутствии артиллерии в 253-й сбр, сражавшейся за Новую Водолагу, уже говорилось. 6 марта, как раз в день начала очередной фазы немецкого наступления, в распоряжение П.С. Рыбалко прибыла 104-я сбр из 60-й армии. И тоже без артиллерии, которая застряла в Богодухове [20; 126].
