Игорь Юрьевич Додонов
Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков
Все обстоятельства позволяют отнести к этой напряжённой для Ставки ВГК ночи, с 10 на 11 марта, и разговор Сталина с Ф.И. Голиковым, упоминание о котором, и рассказ о следствиях из которого без указания конкретной даты содержатся в воспоминаниях К.С. Москаленко «На Юго-Западном направлении»:
«В те дни нависла непосредственная угроза над Харьковом. Однажды, когда я был у себя на командном пункте в Тротянце, в 100 – 200 км от Харькова, мне позвонил генерал-полковник Ф.И. Голиков. Он сообщил, что только что говорил по ВЧ со Сталиным, и тот спрашивал, какую роль в обороне Харькова играет 40-я армия и лично Москаленко. По словам Ф.И. Голикова, он сообщил Верховному Главнокомандующему, что 40-я армия без трёх дивизий (107, 183-й и 340-й – И.Д.), переданных 69-й армии для прикрытия белгородского направления, находится на рубеже городов Сумы – Зеньков – Котельва, далеко к северо-западу от Харькова, который и не входит в её полосу. Выслушав, Сталин рекомедовал Голикову срочно направить меня в Харьков для ознакомления с обстановкой и выяснения возможностей участия 40-й армии в его обороне.
Раздумывать не приходилось. После разговора с командующим фронтом я с небольшой оперативной группой выехал в Харьков.
Там в это время назначенный комендантом города заместитель командующего Воронежским фронтом генерал-лейтенант Д.Т. Козлов пытался организовать оборону силами немногочисленного гарнизона. Противник, потеснив ослабленные 69-ю и 3-ю танковую армии превосходящими силами, вёл бои уже на юго-западной и южной окраинах Харькова. Вражеские танки и пехота яростно рвались к центру города.
Поздно! Попытку удержать город, усилив его оборону частью сил 40-й армии, нужно было делать значительно раньше. Теперь нечего было и думать о переброске войск и организации обороны в те считанные часы, которые оставались в нашем распоряжении. Так я и доложил командующему фронтом. Он согласился с тем, что удержать город уже невозможно, и приказал мне вернуться в свою армию, чтобы принять меры против попыток противника обойти её левый фланг» [29; 452 – 453].
Однако осознанию того, что город всё-таки не удержать, о котором говорит К.С. Москаленко, предшествовал ряд событий.
11 марта две дивизии танкового корпуса СС – «Лейбштандарт» и «Рейх» – начали штурм Харькова.
С момента освобождения 16 февраля город готовился к обороне. Оставшаяся в городе в качестве гарнизона 62-я гвардейская стрелковая дивизия 3-й танковой армии и местное население копали рвы, строили надолбы, заборы из колючей проволоки и противотанковые ежи. Баррикады несколькими поясами опоясывали город [19; 430], [20; 135], [39; 50, 58].
2 марта приказом командующего Воронежским фронтом генерал-полковника Ф.И. Голикова начальником обороны Харькова был назначен его заместитель генерал-лейтенант Д.Т. Козлов. Как пишет о нём А. Исаев: «Впрочем, средств связи для управления войсками в городе у него не было» [19; 430], [20; 135]. Что ж? Это, пожалуй, единственное объяснение, которое можно найти тому факту, что реально обороной города Д.Т. Козлов не руководил. Уже 11 марта, когда отдельные группы эсэсовцев прорвались к центру города, Д.Т. Козлов выехал из города «в неизвестном направлении» [19; 430 – 431], [20; 135]. Взятые в кавычки слова фигурируют в отчёте штаба 3-й танковой армии, а не выдуманы мною или кем-либо из историков [19; 430], [20; 135]. Д.Т. Козлов ещё раз подтвердил репутацию человека, которому опасно доверять самостоятельное руководство чем-либо. «Типичный “зам.”», – так назван он в одной из моих предыдущих работ («Горький май 42-го»). Заметьте, у этого генерала было свыше недели для организции обороны города, которую (организацию), кстати, ему не пришлось начинать с чистого листа. И за это время он даже не позаботился обеспечить связь с подчинёнными ему войсками гарнизона! Как же это назывется? Лень? Разгильдяйство? Абсолютное отсутствие организаторских способностей? А поведение генерала в первый же день штурма города? Ему есть вполне однозначное название – трусость. Выходит, прав был армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис, когда в 1942 году в Крыму костерил Д.Т. Козлова на чём свет стоит. А защитникам «бедного» генерала и критикам «кровожадного чудовища» Мехлиса стоило бы приглядеться хотя бы к этому «послекрымскому» эпизоду из жизни Д.Т. Козлова.
Итак, когда 11 марта эсэсовцы штурмовали город, во главе обороны встал заместитель командующего 3-й танковой армией генерал-майор Е.Е. Белов. На тот момент 62-я гвардейская стрелковая дивизия, составлявшая ранее гарнизон Харькова, была из него выведена и вела бои на юго-западных окраинах города. Подходившие в Харьков войска вступали в бой с ходу, зачастую не имея информации о построенных оборонительных сооружениях. 11-го числа в городе находились части 19, 303-й и 350-й стрелковых дивизий, 104-й и 253-й стрелковых бригад, 86, 179-й и сводной (из отремонтированных танков 12-го и 15-го танковых корпусов) танковых бригад [19; 431], [20; 135 – 136, 140 – 141], [39; 56]. 12 марта к войскам, защищающим город, присоединилась 17-я стрелковая бригада войск НКВД под командованием полковника И.А. Танкопия, а позже непосредственно в город отступили и сильно поредевшие части 62-й гвардейской стрелковой дивизии [20; 125, 135 – 136, 140 – 141], [39; 56].
Ранним утром (в 4.00) 11 марта дивизия «Лейбштандарт» начала атаку на город с севера, со стороны Белгородского шоссе, действуя тремя боевыми группами.
Не очень удачно действовал 2-й танкогренадёрский полк дивизии, который был остановлен контратаками 86-й танковой бригады (напомним, что танков в ней практически не было).
Вторая боевая группа, собранная вокруг 1-го танкогренадёрского полка, обошла район боя своего «коллеги» с запада и продвигалась гораздо более удачно. Её солдаты к полудню прорвались до центральной площади Харькова, которая носила название Красной, но здесь были встречены контратаками 179-й танковой бригады. Продвижение группы было не только остановлено, но немцы вынуждены были даже несколько отступить.
Однако менее всего повезло третьей боевой группе, основой для которой послужил разведывательный батальон дивизии под командованием Курта Майера. Эта группа атаковала город с северо-востока при поддержке 9 танков и 2 САУ. У танков и САУ вскоре закончилось горючее. Его запасами группа не располагала, а подвоза не было. Наступление застопорилось практически в самом начале. Группа заняла оборону на кладбище, располагавшемся возле дороги на Чугуев. Вскоре группа Майера была окружена здесь советскими войсками [3; 106 – 107], [19; 432], [20; 137 – 138], [39; 50, 58].
Во всей этой истории с боевой группой Майера удивительней всего то, что она начала наступление с минимальным запасом горючего в баках боевых машин, т.е. практически без этого запаса, раз горючее закончилось в самом начале наступления. Не менее удивительно и то, что ни командование корпуса, ни командование дивизии «Лейбштандарт» не позаботились о том, чтобы экстренно подвезти горючее группе, хотя район к северу от Харькова контролировался немцами, и возможности для этого подвоза у них имелись. Более того, немецкая артиллерия держала под интенсивным обстрелом дороги к северо-востоку от города, чтобы воспрепятствовать движению по ним советских войск, что являлось дополнительным условием успешности подвоза горючего разведбату Майера. И тем не менее горючее не подвезли. Почему? Как же немцы готовились к штурму? Где же их хвалёная немецкая аккуратность и тщательность? В конце концов не идиоты же они – отправлять танки, САУ и БТР с почти пустыми баками в атаку с решительными целями, на штурм города и при этом не позаботиться о доставке им топлива?
Представляется, что дело тут вовсе не в недостатке бензина. Немцы (а уж тут тем более эсэсовцы) очень не любили признавать, что причиной их неудач в боях с русскими были сами русские. Причины искались различные: «генерал грязь», «генерал мороз». Это, так сказать, глобальные. Из-за них-то немцы, по их же утверждениям, повторяемым ныне некоторыми не очень далёкими российскими авторами (или наоборот – очень далёкими; далёкими, например, от любви к своей Родине), войну нам и проиграли. Ну, а если вести речь о каких-то частных эпизодах, то вот вам, пожалуйста, – не смогли наступать, потому что в самом начале наступления закончилось горючее.
На самом деле, полагаю, что боевая группа Майера, в общем-то довольно слабая, натолкнулась на упорное сопротивление советских войск, продвинуться дальше не смогла, а история с бензином была выдумана для того, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре.
В 8.00 утра 11 марта начала штурм Харькова с запада дивизия «Рейх». Фактически весь день она провела в боях на самых окраинах города.
Боевая группа Хармеля в составе усиленного пока «Германия» встретила яростное сопротивление наших войск. Её 1-й батальон к 16.00 дошёл до станции Залютино. В это время правое крыло группы подверглось контратакам со стороны станции Рыжово. Контратака советских войск с трудом была отражена. В конечном итоге продвижение группы Хармеля было остановлено к юго-востоку от высоты 160,0 [39; 58].
Более успешно действовала боевая группа Кума, образованная из полка «Фюрер» дивизии «Рейх». Ей удалось прорваться через советские оборонительные позиции на южной окраине Харькова и во второй половине дня, перейдя реку Уды, перерехать дорогу Харьков – Мерефа [39; 58]. Но и этот успех был успехом на окраине города, а не в самом Харькове.
Дивизия «Мёртвая голова» обеспечивала прикрытие войск корпуса, штурмующих город, с северо-запада и севера от Ольшан до Дергачей. В течение дня 11 марта дивизия отражала атаки советских войск, которые сами немцы характеризовали как «отвлекающие» [39; 50].
В целом же кавалерийского наскока на город не получилось. Ворвавшиеся в город части «Лейбштандарта», натолкнувшись на упорное сопротивление советских войск, завязли в уличных боях. Русские вовсе не собирались, «кажется», покидать Харьков, а оказывали упорное сопротивление. События начали развиваться по «сталинградскому сценарию», с уличными боями, минимальным продвижением, а то и отступлением своих войск, возможностью для защитников города вести бои до тех пор, пока это было целесообразно, а затем без помех покинуть город. То, чего так не хотел командующий группы армий «Юг», начало воплощаться на практике. Ситуация для Гота, прямо скажем, совсем не из приятных. Не судят, ведь, победителей. Тут же никакой победой «и не пахло». А нарушение приказа командующего группы армий было налицо. Мне не известно, после усиленного ли внушения Манштейна или по собственной инициативе, поняв, что быстрого и лёгкого захвата Харькова не получается, но Гот уже в 15.00 11 марта(!) отдал следующий приказ танковому корпусу СС:
«4-я танковая армия препятствует всякому отходу врага к востоку перед XLVIII танковым корпусом. Для этого танковый корпус СС, оставив несколько подразделений для обеспечения безопасности, перебрасывает дивизию «Рейх» с западной окраины Харькова вдоль северной окраины до восточного фланга корпуса. Корпус должен наступать силами этой дивизии восточнее Харькова, нанеся удар к югу, на Змиев, в спину врага, находящегося перед XLVIII танковым корпусом, чтобы сделать невозможным отход противника на Чугуев. Следует действовать сильными подразделениями «Лейбштандарта» через восточные кварталы или по восточной окраине Харькова, к югу на Безлюдовку» [39; 58 – 59].
Что означал это приказ? Прежде всего то, что от первоначальных планов взять Харьков с налёта силами двух дивизий танкового корпуса СС – «Лейбштандарт» и «Рейх» – Готу пришлось отказаться из-за ожесточённого сопротивления наших войск. Далее, дивизия «Рейх» выводилась из города, чтобы обеспечить проведение обходного манёвра с востока. Цели этого манёвра заключались вовсе не в том, чтобы заставить советские войска под угрозой окружения оставить Харьков, как пишет г-н Соколов [39; 59], а в том, чтобы «удалось отрезать отступление через Донец крупных сил противника», как пишет Манштейн [27; 476]. В целом появление данного приказа означало то, что «наконец, удалось направить танковый корпус СС в обход Харькова с востока» [27; 476]. И процитированные слова – это слова Манштейна.
11 марта танкогренадёрская дивизия «Великая Германия» захватила Богодухов. При этом, как утверждает современный российский историк Соколов, явно опираясь на немецкие источники, «две из трёх… дивизий, переданных в 69-ю армию (из 40-й – И.Д.), были уничтожены…» [39; 55]. Строго говоря, повторять немецкие побасенки на месте современного российского исследователя я бы поостерёгся. Советские дивизии, и без того очень сильно ослабленные в предыдущих боях, из которых они не выходили с середины января, понесли большие потери и оставили город, но говорить о полном их уничтожении – явное преувеличение. Однако оставление Богодухова, означавшее окончательную потерю возможности устранить разрыв между 69-й и 40-й армиями, вынудило командование Воронежского фронта перебросить на этот участок 2-й и 3-й гвардейские танковые корпуса. Корпус В.М. Баданова (2-й гв. тк) поступал в распоряжение командующего 69-й армией, а корпус И.А. Вовченко (3-й гв. тк) – командующего 40-й. Это означало отказ от плана контрудара во фланг атакующей Харьков вражеской группировке. Более того, часть танкового корпуса В.М. Баданова теперь не могла принять участие в защите Харькова с севера [19; 432], [20; 137].
И ещё. Чтобы читателю было ясней, почему три советские стрелковые дивизии в районе Богодухова не смогли противостоять одной дивизии «Великая Германия», надо сказать, что ни о каком соотношении сил 3 к 1 в нашу пользу не было и речи. Обескровленные 107, 183-я и 340-я стрелковые дивизии не имели в своём составе танков и максимум, на что могли в этом рассчитывать, – поддержка 102-й танковой бригады, количество машин в которой было далеко от штатного. Танковый же полк «Великой Германии» по состоянию на 7 марта имел в своём составе 147 танков (5 Pz.II, 20 Pz.III, 85 Pz.IV, 9 Pz.VI «Тигр», 2 Pz.Bef.Wg. и 26 огнемётных Pz.III) [3; 109]. Примерно с таким количеством боевых машин (потери 8 и 9 марта, конечно, имели место) «Великая Германия» и прорвалась к Богодухову. При этом ещё не ведётся речь о батальонах штурмовых орудий дивизии (САУ). Отсюда понятно, почему командование Воронежского фронта перебросило навстречу этой немецкой танкогренадёрской дивизии два танковых корпуса (2-й и 3-й гвардейские).
12 марта дивизия «Рейх», согласно приказу командующего 4-й танковой армии, выводилась с западных окраин Харькова. Её полк «Германия» должен был следовать на позиции к северу от города, а полк «Фюрер» – продолжить столь удачно начатое накануне движение, обходя город с юга.
Дивизия «Мёртвая голова» продолжила охват города с севера и к вечеру захватила Байрак [3; 107], [19; 432 – 433], [20; 138].
Выполняя приказ Гота, поменял вектор наступления и нанёс удар на Чугуев XLVIII танковый корпус. Удар наносила 11-я танковая дивизия с плацдарма у Змиева, но действия дивизии оказались неудачными – сильный огонь советской противотанковой артиллерии остановил её продвижение. XLVIII танковый корпус по-прежнему «плёлся в хвосте» немецкого наступления. На помощь корпусу была переброшена 106-я пехотная дивизия [19; 433], [20; 138].
После вывода из города частей дивизии «Рейх» бои в городе продолжал лишь «Лейбштандарт». Уже бои 10 – 11 марта привели к довольно ощутимым потерям в частях этой дивизии – в её строю к 12 марта оставалось всего 23 танка (17 Pz.IV и 6 Pz.III) из 40, с которыми она подошла к дате официального начала штурма Харькова – 10 марта. На ходу не было ни одного «Тигра» – большинство из них числилось в ремонте разной степени сложности, а два «Тигра» были потеряны безвозвратно [3; 108], [20; 138]. Бичом немецких танков и самоходок явились наши 76-мм орудия, которые устанавливались артиллеристами в подвалах домов и вели огонь вдоль улиц. Доставалось немецким танкистам и от «прячущихся» на улицах города советских танков. Вот как об этом рассказывается в журнале боевых действий «Лейбштандарта»:
«Советский танк КВ-1, спрятавшийся за углом дома, уничтожил несколько танков Pz.IV. Другой танк КВ-1 повредил «Тигр». При этом был убит наводчик и ранен командир танка» [39; 61].
Весь день 12 марта ожесточённые бои в Харькове продолжались. Немцы успешно использовали штурмовые группы, в каждую из которых включались, наряду с пехотинцами, 75-мм и 150-мм тяжёлые пехотные орудия, танк или САУ. Применялись также бронетранспортёры и орудия зенитного дивизиона «Лейбштандарта», которые вели огонь прямой наводкой.
Штурмовые группы уничтожали одна за одной огневые точки советских войск и продвигались к центру города. Первой к Красной площади подошла боевая группа, созданная вокруг 1-го танкогренадёрского полка дивизии. Она ещё накануне, как помним, прорывалась к этой площади, но была оттеснена от неё советскими войсками. Тем не менее эта боевая группа ближе других находилась к центру города и потому имела хороший шанс ранее других боевых групп выйти к нему, что и случилось. Но довольно быстро 12 марта в район Красной площади вышла и не очень удачно действовавшая 11-го числа боевая группа 2-го танкогренадёрского полка. На площади закипели жаркие бои. В течение дня она несколько раз переходила из рук в руки [20; 138 – 139], [39; 61].
В это же время 3-й батальон 2-го танкогренадёрского полка «Лейбштандарта», командиром которого был уже известный нам Пайпер, прославившийся «вызволением» из окружения 320-й пехотной дивизии, проводил операцию по деблокированию в районе кладбища около чугуевской дороги разведывательного батальона Майера. И вновь удача улыбнулась Пайперу – разведбат дивизии был деблокирован [20; 139].
Уже вечером 12 марта боевая группа, созданная вокруг полка «Германия» дивизии «Рейх» (группа Хармеля), пройдя северными окраинами Харькова, устремилась в направлении Рогани [39; 63]. На Рогань нацелились из Байрака и силы дивизии «Мёртвая голова» (так называемая боевая группа Баума, в которую входил батальон танкового полка этой дивизии [20; 139]). Рогань располагается к юго-востоку от Харькова. Таким образом, это был тот самый охват города с востока, осуществления которого Манштейн добивался от танкового корпуса СС. «Наконец, удалось направить танковый корпус СС в обход Харькова с востока», – напишет об этом манёвре дивизий «Рейх» и «Мёртвая голова» Манштейн в своих мемуарах [27; 476].
Что мог противопоставить П.С. Рыбалко окружению города, к которому немцы были уже очень близки? После ухода танковых корпусов В.М. Баданова и И.А. Вовченко в район Богодухова, в руках у командующего 3-й танковой армией оставался единственный мобильный резерв – 18-й танковый корпус Б.С. Бахарова (всего 38 танков (см. выше)).
Именно корпус Б.С. Бахарова встал 13 марта на пути группы Баума. Подойдя к Рогани, группа сбила с позиций части 113-й стрелковой дивизии, овладела этим населённым пунктом, но дальнейшему продвижению воспрепятствовали советские танкисты. Под Роганью завязался бой, продлившийся до конца дня. По его результатам 170-я танковая бригада отчиталась об уничтожении 17 танков противника (5 были уничтожены танкистами, 12 – артиллеристами). Приданный корпусу 141-й отдельный танковый полк заявил об уничтожении 3 немецких танков. При этом боевые потери полка составили 2 машины (1 Т-34 и 1 Т-70). В то же время к концу 13 марта в полку оставалось на ходу всего 5 танков (1 Т-34 и 4 Т-70). Очевидно, 3 танка вышли из строя из-за поломок в ходе длительных маршей. С 10 по 13 марта 18-й танковый корпус «намотал на гусеницы» 230 километров отнюдь не шоссейных дорог, и удивляться значительному количеству поломок техники поэтому не стоит [19; 431, 433 – 434], [20; 136, 139]. Дивизия «Мёртвая голова», согласно донесению её штаба, в бою под Роганью уничтожила 10 советских танков [39; 64]. Если принять эту цифру, то 8 подбитых боевых машин надо будет отнести на потери 170-й танковой бригады.
Итак, захватив Рогань уже 13-го числа, части «Мёртвой головы» продвинуться южнее не смогли из-за противодействия 18-го танкового корпуса. Но вопрос: почему эти эсэсовские части не получили поддержки от боевой группы Хармеля дивизии СС «Рейх»? Ведь она, эта группа, тоже была нацелена на Рогань. В конце дня 12 марта – да, группа Хармеля была готова к удару по Рогани, а вот к утру 13 марта – уже нет. Что же произошло? Судя по немецким источникам, дело обстояло так.
В ночь с 12 на 13 марта советские самолёты сбросили 35 бомб на позиции группы Хармеля. Очевидно, это действовали наши лёгкие ночные бомбардировщики У-2. После этого группа Хармеля начала отход, оставив для прикрытия 3-й батальон полка «Германия». Она направилась вдоль железнодорожного пути в западную часть Харькова и на рассвете, в 7 часов 45 минут, вступила на Красную площадь, уже контролировавшуюся немцами, и через неё продолжила движение в направлении тракторного завода [39; 63].
Согласитесь, что отступление из-за бомбёжки в 35 бомб, сброшенных с наших «кукурузников», чуть ли не половины сил эсэсовской дивизии «Рейх» выглядит очень забавно. Конечно, перед нами, на самом деле, продолжение весьма вольного и «автономного» поведения командира танкового корпуса СС, который не расшибся в лепёшку для исполнения приказов ни армейского командования, ни командования группы армий. Вывод «Рейха» 12 марта из боёв за Харьков был произведён Хауссером с большой неохотой. На сей раз Гот, видимо, получивший хороший нагоняй от Манштейна, действительно искренне пытался выдернуть дивизию «Рейх» из уличных боёв и направить её в обход города для охвата его с востока. Однако не тут-то было. У Хауссера было своё мнение по этому вопросу. Наверное, он рассчитывал, что дивизии «Лейбштандарт» и «Рейх» быстро сломят сопротивление русских в городе. Потому на приказ Гота от 11 марта он отреагировал весьма формально – вывел из боя и направил к северу всего лишь несколько подразделений. Сколько раз Готу пришлось повторять свой приказ, чтобы Хауссер ему внял, – мне не известно. Во всяком случае, конечная формулировка приказа производит впечатление выданной чуть ли не в убеждении, что приказ этот очень даже могут и не исполнить:
«Я возлагаю на командира танкового корпуса СС всю ответственность за исполнение моего приказа вывести дивизию «Рейх» из боёв за Харьков и перевести её к северу от Харькова на восточный фланг корпуса» [39; 63].
Очень красноречиво. Но Хауссер всё-таки решил не лезть на рожон. «Рейх» из Харькова и группу Хармеля направил в обход города с севера. И более того, группа взяла на прицел Рогань. Однако, после успешных действий в этом же направлении группы Баума из дивизии «Мёртвая голова», Хауссер решил вернуть большую часть группы Хармеля в город. В том, что это было именно решение Хауссера, сомневаться не приходится. В самом деле, не сам же Хармель поменял задачу своей боевой группы после падения на её позиции 35 бомб с советских У-2?
И для овладения Харьковом данное решение Хауссера было, безусловно, полезно. Но оно осложнило смыкание кольца на востоке за городом, т.е. мешало планам Манштейна. В конечном итоге, как ни крути, оно представляло собой акт неповиновения приказу командования группы армий «Юг». И потому претензии Манштейна к Хауссеру вполне обоснованны и понятны. Тем не менее в Харькове с возвращением туда основных сил полка «Германия» дивизии «Рейх» дела у немцев пошли лучше, и к концу дня 13 марта ими контролировались уже две трети города. Советские войска дрались только в юго-восточной части Харькова [21; 121], [39; 64]. Сами немцы отмечали ожесточённость сопротивления наших войск, которое, к сожалению, не могло переломить ход событий:
«Красноармейцы ожесточённо сопротивляются, используя противотанковые ружья, гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Советские снайперы ведут огонь из домов… Советские арьергарды забаррикадировались в юго-восточной части Харькова, в основном с помощью баррикад прикрывая отход остатков гарнизона на восток» [39; 64].
Движение группы Хармеля к тракторному заводу означало разворот на восток, т.е. силы дивизии «Рейх» выходили на восток от города через сам город, а не в обход его с севера. Возможно, это могло послужить для Хауссера хоть каким-то оправданием в глазах Манштейна.
В 22 часа 13 марта Гот издаёт приказ по 4-й танковой армии, в котором, в частности, говорилось:
«…Наступательными силами дивизий «Рейх» и «Мёртвая голова» танковый корпус СС сокрушает вражеское сопротивление на севере и на дороге Харьков – Чугуев, продвигается до реки Уды, на восток до Водяного и к Чугуеву и отрезает отступающему врагу возможность отхода на ту сторону Уды и Донца.
Нужно, чтобы проход через Чугуев был быстро блокирован.
Корпус продолжит силами «Лейбштандарта» уничтожение врага в Харькове и возьмёт город. Разведка в сторону Донца должна быть выслана по обе стороны Салтова и в направлении Волчанска. Особенно важно вовремя выявить намерение врага контратаковать…» [39; 65].
Словом, немцы всеми силами старались сомкнуть кольцо за спиной продолжавших драться в Харькове советских войск. Но к этому готовилось и советское командование. И оно как раз было намерено помешать контратаками подобному варианту развития событий.
В ночь с 13 на 14 марта танковый корпус Б.С. Бахарова получил в качестве усиления 173-ю отдельную танковую бригаду Мишулина (19 танков). А вместе с усилением был получен и приказ контратаковать противника, выбить его из Рогани и выйти на северо-восточную окраину Харькова [19; 434], [20; 139].
Но в эту же ночь в Рогани получили подкрепление и немцы – боевая группа Хармеля дивизии «Рейх» вышла к Рогани непосредственно из Харькова, другими словами, не с севера, как она могла сделать ещё днём 13 марта, а с запада (точнее, северо-запада). Казалось бы, какая разница, каким путём Хармель оказался в Рогани. Но на самом деле разница была большая. Эту разницу составляло время, которое, по сути, выиграла советская сторона.
Соколов, видимо, опирающийся на мемуары Хауссера, пытается представить в качестве основной проблемы, из-за которой немцы (части «Мёртвой головы» и «Рейха») протоптались 14 марта под Роганью, нехватку горючего [39; 65]. На самом деле основной помехой, задержавшей немцев под этим населённым пунктом, была контратака корпуса Б.С. Бахарова. Она началась в 8.00 после залпа 2 дивизионов РСов. 6 советских танков (2 Т-34 и 4 Т-70) с десантом мотострелков атаковали позиции немцев под Роганью и выбили их из её южной части. Но дальше продвинуться не смогли. В свою очередь, эсэсовцы в 14.00 сами предприняли контратаку при поддержке танков и отбросили советские войска назад [19; 434], [20; 139 – 140].
После этого танковый корпус Б.С. Бахарова и части 113-й стрелковой дивизии отступили от Рогани и заняли оборону в Каменной Яруге, населённом пункте, расположенном на полпути к Чугуеву [19; 434], [20; 140].
В боях за Рогань 13 – 14 марта, согласно докладу генерала Б.С. Бахарова, 18-й танковый корпус уничтожил 18 танков противника, 2 бронетранспортёра и 7 автомашин. 173-я отдельная танковая бригада дополнительно отчиталась о 13 подбитых танках и 15 уничтоженных вражеских орудиях. При этом потери самой 173-й отбр составили 12 Т-34, и к концу дня 14 марта в её строю оставалось всего 7 боевых машин [19; 434], [20; 140].
Но надо признать, что основное достижение 18-го танкового корпуса было не в количестве подбитых немецких танков, а в том, что он на двое суток задержал смыкание кольца вокруг Харькова. Группа Баума дивизии «Мёртвая голова» только с утра 15 марта двинулась на Чугуев. 13 и 14 марта советскими танкистами были выиграны.
14 марта шли ожесточённые бои южнее Харькова. На рубеже реки Мжи продолжала держаться 25-я гвардейская стрелковая дивизия, на усиление которой прибыли части 152-й стрелковой дивизии. Их упорная оборона по-прежнему препятствовала XLVIII танковому корпусу немцев принять участие в замыкании кольца вокруг города [49; 79 – 80]. Но в тылу этих стойко обороняющихся советских войск немцы пробивались на восток по южным подступам к Харькову и прямо по южным кварталам города. Здесь действовала боевая группа Кумма, образованная вокруг полка «Фюрер» дивизии «Рейх». Уже в 10 часов утра 14 марта она заняла Липовую Рощу и южные кварталы Харькова, расположенные западнее Лосева. К концу дня группа Кумма вышла к тракторному заводу, расположенному в 6 километрах к востоку от Харькова [39; 65].
Дивизия СС «Лейбштандарт» 14 марта продолжала вести бои в городе. К вечеру ей удалось, наконец, полностью взять под контроль его центр, уничтожив последние разрозненные очаги сопротивления советских войск [39; 65].
15 марта для П.С. Рыбалко стала ясна невозможность избежать окружения Харькова, и он принимает решение вывести окружаемые войска из вот-вот готового сомкнуться кольца. Радиосвязь с частью соединений отсутствовала, поэтому в своём приказе на отход П.С. Рыбалко предписывал по получении этого приказа информировать о нём соседей. Необходимо заметить, что свои действия командующий 3-й танковой армией согласовал с командующим фронтом. Это не был самовольный отход. Генерал Ф.И. Голиков прекрасно понимал, что продолжение удержания Харькова в тех условиях абсолютно бесперспективно и может повести только к большим потерям войск [21; 121]. Уже в 15.00 15 марта А.М. Василевский, представитель Ставки ВГК на Воронежском и Юго-Западном фронтах, информирует Ставку об отходе 3-й танковой армии из Харькова и его окрестностей:
«…3. Армия Рыбалко в тяжёлых условиях продолжает выход на вост. берег р. Северский Донец на фронт Мартовая, Печенега, Чугуев, Шелудьковка. Подробных данных о состоянии вышедших соединений сейчас не имею.
Противник, преследуя Рыбалко, подошёл к западной окраине Чугуева. Приняты меры не допустить противника за р. Северский Донец и быстро собрать армию Рыбалко в районе Мартовая, Печенега» [37; 284].
И Ставка ВГК утверждает план действий, предлагаемый А.М. Василевским (его доклад содержал информацию и предложения о действиях не только 3-й танковой, но и других армий Воронежского фронта), без каких-либо поправок (директива № 30074 от 21 ч 25 мин 15 марта 1943 года) [37; 95]. Т.е., в конечном итоге, оставление Харькова и вывод войск армии П.С. Рыбалко из смыкающегося кольца был согласован с Верховным Главнокомандующим.
Первой в 14.00 15 марта получила приказ командарма на отход 62-я гвардейская стрелковая дивизия. В 19.00 того же дня приказ получили 179-я танковая бригада и 17-я стрелковая бригада войск НКВД. А вот до 19, 303-й и 350-й стрелковых дивизий, 104-й стрелковой и 86-й танковых бригад приказ непосредственно из штаба 3-й танковой армии не дошёл по причине того, что в штабах данных соединений вышли из строя все рации. Однако, благодаря приписке в приказе о необходимости информирования соседей, приказ П.С. Рыбалко был получен и в этих дивизиях и бригадах. Заместитель П.С. Рыбалко генерал-майор Е.Е. Белов, непосредственно, как уже указывалось выше, руководивший обороной Харькова, находился в штабе 19-й стрелковой дивизии и получил информацию об отходе из штаба 62-й гвардейской стрелковой дивизии [20; 140].
