Игорь Юрьевич Додонов
Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков
«Неожиданно пришла ещё более тревожная весть, – пишет Н.Г. Штыков, – непосредственно в Тарановку ворвались 30 фашистских танков с пехотой. Полк К.В. Билютина отошёл на восточную окраину села.
В этой связи комдив приказал мне вместо Соколово нанести удар по Тарановке и овладеть ею. Помощь нашему полку окажут батальоны 78-го полка, окопавшиеся, как уже говорилось, на восточной окраине села» [49; 78].
Атакой подразделения двух гвардейских стрелковых полков несколько потеснили немцев в Тарановке, но отбить её 8-го числа не смогли. Ожесточённые бои за Тарановку продолжались на следующий день.
Тем временем успехи немецкого наступления к западу от Харькова вынудили командование Воронежского фронта перебрасывать силы с рубежей обороны южнее города в полосу наступления танкового корпуса СС и группы Кемпфа. 8 марта 6-й гвардейский кавалерийский корпус был выведен из состава 3-й танковой армии в распоряжение командования фронта. Корпус сосредоточивался в районе Дергачей (к северу от Харькова) [20; 132].
К исходу 8 марта обстановка для советских войск под Харьковом была очень тяжёлой. Не удалось сомкнуть фланги 40-й и 69-й армий. В то же время рос разрыв между 69-й и 3-й танковой армиями. Но, по всей видимости, советским командованием (как фронтовым, так и Верховным) ситуация ещё не считалась катастрофической. Оно полагало, что имеет время для организации эффективного противодействия удару врага. Представитель Ставки ВГК на Воронежском и Юго-Западном фронтах А.М. Василевский готовил контрнаступление. Предполагалось 25 – 28 марта 1943 года, после сосредоточения 1-й танковой армии М.Е. Катукова и 64-й армии М.С. Шумилова, перейти в наступление на Днепропетровск и Запорожье. Во втором эшелоне предполагалось использовать 62-ю армию В.И. Чуйкова [20; 132].
Пока же Ставка директивой от 20.30 8 марта (номера эта директива не имела) передавала в распоряжение А.М. Василевского 3-й гвардейский танковый корпус для использования его в целях обороны Харькова. Также этой директивой предусматривалось после подхода в район Харькова новых сил из резерва Ставки подчинить 5-ю гвардейскую танковую армию Ротмистрова командующему Юго-Западным фронтом генералу Н.Ф. Ватутину [37; 90 – 91].
Данная директива, таким образом, не только передаёт дополнительные войска для организации обороны Харькова, но и подчиняет новые силы командующему Юго-Западным фронтом, несомненно, для целей организации будущего контрнаступления. Причём если Ф.И. Голикову передают танковый корпус, то Н.Ф. Ватутину – танковую армию. Подобное совмещение задач и расстановка приоритетов как раз очень наглядно и характеризует, как советское Верховное командование оценивало уровень критичности обстановки, сложившейся под Харьковом к концу боевого дня 8 марта, – да, обстановка тяжёлая, но не критическая.
Мемуары маршала А.М. Василевского также хорошо иллюстрируют подобную оценку ситуации. Александр Михайлович пишет:
«После 7 марта обстановка на левом крыле Воронежского фронта продолжала ухудшаться. В ночь на 10 марта у меня состоялся обстоятельный разговор по телефону с Верховным Главнокомандующим. Мы обсудили, что должна предпринять Ставка, чтобы немедленно и серьёзно усилить курско-белгородско-харьковское направление» [8; 8].
О том, какие меры стала принимать Ставка ВГК, – чуть ниже. Пока же отметим, что по воспоминаниям А.М. Василевского видно, что только по результатам боевого дня 9 марта Верховное Главнокомандование осознало всю глубину кризиса под Харьковом.
Как же 9 марта развивались события?
В этот день немецкое наступление продолжалось.
Ещё в ночь с 8 на 9 марта полк «Мёртвая голова» одноимённой дивизии СС занял Ольшаны, а к середине дня захватил плацдармы на реке Удай, к востоку от Ольшан. Полк «Эйке» этой дивизии, шедший вторым эшелоном, подготовил Ольшаны на всякий случай к круговой обороне.
Дивизия «Рейх» в течение дня вела бой с 303-й стрелковой дивизией за Коротыч и к вечеру овладела этим населённым пунктом. Полк «Германия» сосредоточился к северу от Коротыча в готовности наступать на Харьков с запада.
Начавший наступление тремя боевыми группами в 6.00 утра «Лейбштандарт» «забирал» ещё севернее и во второй половине дня вышел на подступы к Дергачам. От Дергачей на юг, к Харькову, шло великолепное шоссе. Более того, судя по всему, эсэсовцам в этот же день удалось продвинуться к Казачьей Лопани – населённому пункту примерно на полпути от Харькова к Белгороду [8; 8], [19; 429 – 430], [20; 133].
По достижении частями «Лейбштандарта» Дергачей Гот и послал тот самый запрос Хауссеру о возможности овладеть Харьковом внезапной атакой (было это в 15.30). Хауссера особо и провоцировать было не надо – он тут же отдал приказы своим дивизиям о начале штурма Харькова 10 марта, для порядка уведомив «провокатора» Гота об отданных распоряжениях. «Провокатор» попросту в тот момент промолчал. И только вечером 9 марта (в 19.20) штабом 4-й танковой армии было направлено в подчинённые соединения, в том числе, конечно, и Хауссеру, принявшему его в 20.43, распоряжение следующего содержания:
«Задачи:
– XLVIII танковый корпус: силами 11-й танковой дивизии корпус контролирует переправы через Мерефу у Мерефы, выдвигается на дорогу Мерефа – Харьков к северо-востоку и мешает продвижению врага к югу от Харькова против восточного фланга танкового корпуса СС.
– Танковый корпус СС: сконцентрировав свои силы, захватывает 10 марта вдоль Лопании район между Харьковом и Дергачами и плотно запирает Харьков с запада и севера.
– Следует прояснить ситуацию в городе. Следует использовать возможности взятия города одним ударом (выделено мной – И.Д.).
– Разграничительная линия между XLVIII танковым корпусом и танковым корпусом СС до Коротыча, как и до сих пор, Липовая роща (XLVIII танковый корпус), Лосево (XLVIII танковый корпус).
– Штаб армии, начиная с утра 10 марта, находится в Вавазовке к югу от Лозовой.
Гот»
[39; 55].
Выделенный фрагмент приказа хорошо показывает роль Гота: он так и толкает Хауссера к штурму города, но прямого распоряжения об этом не отдаёт. Мол, следует сначала прояснить ситуацию, и только в том случае, если она позволит, «использовать возможности взятия города одним ударом». И как будто Хауссером уже не отданы приказы войскам своего корпуса о штурме Харькова 10 марта.
В общем, указанное распоряжение подтверждает сделанный мною выше вывод: желания Гота и Хауссера взять Харьков не по плану Манштейна, а побыстрее – совпали. Оба генерала «дружно» нарушали приказ командующего группы армий «Юг». Гот максимально маскировал это нарушение, «фигурял». Хауссер, пользуясь своим статусом эсэсовского генерала, действовал более прямолинейно, хотя и он мог при случае прикрыться двусмысленными распоряжениями непосредственного начальства (т.е. Гота): мол, не так понял, не допонял и т.п. Уж как он там прикрывался в марте 1943 года и прикрывался ли вообще – мне не известно. Но именно его бесцеремонное нарушение приказа командования группы армий «Юг» вызвало наибольшее раздражение у Манштейна, которое он и выплеснул на страницах своих мемуаров, не упрекнув, кстати, ни в чём Гота, хотя его «лисья» позиция во всей этой истории очевидна.
Развивал свой удар и XLVIII танковый корпус. Боевая группа Шиммельмана из 11-й танковой дивизии в этот день пересекла Мжу по наведённым эсэсовцами дивизии «Рейх» мостам (как мы помним, группа Шиммельмана двигалась в полосе наступления «Рейха», обходя с севера Ракитное). В 11.30 группа вышла в тыл оборонявшим Ракитное 253-й стрелковой и сводной танковой бригадам. К трём часам дня Ракитное было захвачено. Трофеями немцев стали 1 танк Т-34 и несколько орудий. После захвата Ракитного 11-я танковая дивизия стала развивать наступление на Мерефу [19; 429], [20; 132 – 133].
Дела у второй танковой дивизии XLVIII танкового корпуса (6-й) шли туже. Хотя дивизия накануне (к концу дня 8 марта) овладела Соколово и частью Тарановки, но развить наступление из районов этих населённых пунктов ей не давали ожесточённые контратаки советских войск. Весь день 73-й и 78-й гвардейские стрелковые полки 25-й гвардейской стрелковой дивизии атаковали противника в Тарановке, стараясь вновь полностью овладеть этим населённым пунктом. К концу дня полки Н.Г. Штыкова и К.В. Билютина смогли овладеть лишь северной и южной окраинами села (восточная оставалась под контролем наших стрелков, её немцы захватить не смогли), но центр и западная окраина Тарановки продолжали удерживаться немцами. В этот момент на помощь нашим стрелкам подошли несколько танков 4-й танковой бригады. Бой за Тарановку продолжился в ночных условиях [49; 78 – 79].
В середине дня 9 марта 81-й гвардейский стрелковый полк 25-й гвардейской стрелковой дивизии предпринял атаку на Соколово. Его подразделения сбили немцев с высоты 162,3, но дальнейшего продвижения не имели. Однако атаки гвардейцев 81-го гв. сп, отвлекшие на себя значительные силы противника, дали возможность закрепиться отдельному чехословацкому батальону на новых позициях по левому берегу реки Мжи [49; 78].
Успехи 8 – 9 марта дорого стоили XLVIII танковому корпусу: в его 11-й танковой дивизии к 10 марта насчитывалось 29 боеготовых танков, а в 6-й – всего 6 [19; 429], [20; 133].
В этот же день Юго-Западный фронт попытался оказать помощь своему северному соседу – переброшенный из 3-й гвардейской армии 2-й танковый корпус нанёс удар из района Змиева. Но удар этот был отбит 15-й пехотной дивизией противника [19; 429], [20; 133]. Контрудар 2-го тк не явился неожиданностью для немцев. Они были к нему готовы. Манштейн в воспоминаниях отмечает, что немецкая радиоразведка уловила передвижение танковых войск из района Ворошиловграда. По своему обыкновению, он преувеличивает противостоящие силы русских, утверждая, что перебрасывались «несколько танковых и механизированных корпусов» [27; 475 – 476]. Впрочем, далее довольно объективно указывает и на причины неудачи контрудара: «Однако этим частям не удалось начать наступление в больших масштабах. Это произошло либо потому, что эти части в результате предшествовавших боёв в районе Ворошиловграда или на рубеже Миуса уже не были в состоянии развернуть наступление, либо потому, что их наступлению помешало вскрытие Донца» [27; 476]. Да, именно то, что 2-й танковый корпус был изрядно ослаблен предыдущими боями в конечном итоге, и привело к провалу его наступления – изготовившиеся к обороне на этом участке немцы отразили все попытки корпуса прорваться во фланг своей ударной группировке.
Именно к концу дня 9 марта советскому Верховному командованию стала ясна вся глубина и опасность кризиса на фронте под Харьковом – город был охвачен немцами с трёх сторон (юга, запада, севера); разрыв между 3-й танковой и 69-й армиями достиг 45 км, и образовавшийся коридор открывал немцам путь на Белгород; сомкнуть фланги 69-й и 40-й армий также не удалось. Во всяком случае, А.М. Василевский в своих мемуарах утверждает, что его телефонный разговор со Сталиным по этому поводу состоялся в ночь с 9 на 10 марта. Тогда же, как он пишет, были намечены и меры для срочного усиления курско-белгородско-харьковского направления:
«Решили срочно перебросить сюда две общевойсковые и одну танковую армии» [8; 8].
Тем не менее соответствующие директивы родились в Ставке только через сутки – в ночь с 10 на 11 марта (о них будет сказано несколько позже). А пока к Харькову перебрасывались отдельные соединения. О передаче 3-го гвардейского танкового корпуса И.А. Вовченко из состава Южного фронта в распоряжение маршала А.М. Василевского с 23.00 8 марта уже упоминалось. Далее переброска соединений к Харькову и их переподчинение в интересах обороны города шли по нарастающей. В частности, 9 марта в 3-ю танковую армию передавался 2-й гвардейский танковый корпус В.М. Баданова из 3-й гвардейской армии, насчитывавший на тот момент 120 танков [20; 136].
Но тут надо учесть, что передать и переподчинить соединения для целей обороны Харькова – одно, а реально перебросить их к месту боёв – другое. В реальности, перебрасываемые для обороны города соединения зачастую попадали, как говорится, к «шапошному разбору», т.е. втягивались в бои с марша, по частям, а то и вовсе запаздывали. Поэтому приводимое в дальнейшем количество номеров соединений, а то и объединений, в задачу которым вменялось остановить немецкое наступление под Харьковом, не должно привести читателя к мысли о громадном численном превосходстве советской стороны. Никакого превосходства не было на самом деле. А солидные списки соединений в данном случае – это свидетельство запоздалой попытки нашего командования выправить сложившуюся ситуацию.
К 10 марта состояние эсэсовских дивизий, изготовившихся к штурму Харькова, было далеко не блестящим. В дивизии «Рейх» насчитывалось всего 26 боеготовых танков, в «Лейбштандарте» – 40, в «Мёртвой голове» – 49 (30 Pz.III, 14 Pz.IV и 5 Pz.VI «Тигр») [20; 134 – 135].
Автомашины и тягачи дивизий «Рейх» и «Лейбштандарт» прошли уже около тысячи километров в тяжелейших дорожных и климатических условиях (высокий снежный покров и холод, затем – оттепель и распутица) без надлежащего технического обслуживания. Так, командир дивизии «Рейх» Валь характеризовал состояние техники подчинённого ему соединения как критическое [20; 134].
Положение с танками, автомашинами и тягачами в «Мёртвой голове» было несколько лучше по той причине, что дивизия позже своих двух «коллег» вступила в бои под Харьковом, а следовательно, меньше потеряла и «намотала» меньший километраж.
Собственно, значительную часть дня 10 марта дивизии «Лейбштандарт» и «Мёртвая голова» потратили на взятие Дергачей к северу от Харькова, а не на штурм самого города. Здесь эсэсовцам противостоял 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Немцы успешно использовали в бою танки «Тигр». После упорного сопротивления советские кавалеристы вынуждены были оставить Дергачи.
Захватив Дергачи, части «Лейбштандарта» продвинулись к деревне Черкасское к северо-востоку от города. После этого можно было считать Харьков блокированным с севера [20; 135], [39; 57].
11-я танковая дивизия XLVIII танкового корпуса в этот день вела наступление вдоль шоссе Мерефа – Харьков.
В «отстающих» оказалась 6-я танковая дивизия. Она по-прежнему вела бои в районе Соколово и Тарановки. В некоторых работах современных историков можно встретить утверждение, что 6-я танковая дивизия немцев отбила у советских войск Тарановку уже 9 марта [19; 429], [20; 133], [39; 54]. Подобное утверждение действительности не соответствует. Более того, 10 марта гвардейцы 73-го и 78-го гвардейских стрелковых полков 25-й гвардейской стрелковой дивизии и танкисты 4-й танковой бригады на какое-то время вновь полностью овладели этим населённым пунктом. Николай Григорьевич Штыков рассказывает:
«Главный наш удар был нацелен в центр села, где высилась старая, с массивными каменными стенами церковь. И вдруг именно там, в районе церкви, вспыхнула ожесточённая стрельба. В чём дело? Оказалось, что там уже дрались наши гвардейцы.
Вот как это призошло. Ещё до начала боя трое бойцов полка – старший сержант Корней Шемонаев, рядовые Иван Кравченко и Семён Репников, захватив с собой пулемёт и гранаты, с разрешения своего комбата незаметно пробрались в церковь. Позже к ним присоединились ещё пятнадцать гвардейцев во главе с лейтенантом Макагоном. Как только наши батальоны пошли в атаку, эта группа открыла огонь по врагу с тыла. Вот имена остальных героев: Мирон Гопса, Пётр Куценко, Александр Забайрагин, Анатолий Марков, Дмитрий Григорьев, Михаил Косенко, Арсений Полевода, Иван Вилокобыльский, Василий Маткозин, Пётр Колесников, Иван Головин, Василий Васников, Григорий Дубенко и Афанасий Ермилов.
Свыше суток находились они в церкви (т.е. проникли туда ещё 9 марта – И.Д.), отвлекая на себя значительные силы противника. Гитлеровцы не раз предлагали нашим воинам сдаться, на что те отвечали гранатами и ружейно-пулемётным огнём. И даже когда фашисты стали бить по церкви прямой наводкой из орудий, гвардейцы не оставили своих позиций. Они сражались до тех пор, пока их не выручили наши стрелки и танкисты.
Итак, Тарановка снова в наших руках. Но успеху, как оказалось, радоваться было рано. Вскоре, сосредоточив крупные силы пехоты и танков, противник сумел-таки потеснить полки нашей дивизии к реке Мжа» [49; 49].
Выше цитировался приказ, отданный Готом соединениям своей армии по результатам боевого дня 9 марта. В нём активные наступательные задачи на 10 марта (наступление вдоль шоссе Мерефа – Харьков) получает только 11-я танковая дивизия XLVIII танкового корпуса. О 6-й танковой дивизии в приказе – ни слова. Правильно, она никак не могла наступать 10 марта, потому что вовсю «буксовала» под Соколово и Тарановкой. Зато в приказе штаба 4-й танковой армии своим соединениям на 11 марта (отдан в 22.30 10 марта) констатируется отход советских войск из Тарановки, и наступательные задачи для 6-й тд появляются:
«…а) XLVIII танковый корпус силами 6-й танковой дивизии преследует врага, отходящего к востоку от Тарановки, вытесняет его из района Мжи и запирает район Мжи между Змиевом и Соколовом» [39; 57].
Вообще, надо заметить, что упорная оборона частей 25-й гвардейской стрелковой дивизии генерала П.М. Шафаренко в районе Соколово, Змиев, Тарановка имела очень большое значение. Даже когда противник силами 11-й танковой дивизии прорвался западнее и устремился к Харькову, сопротивление частей 25-й гв. сд не стало бессмысленным. Оно затрудняло немцам охват Харькова с юга, а главное – препятствовало их выходу с юга в районы к востоку от города, к чему так сильно стремился Манштейн.
10 марта «веское слово» в битве за Харьков сказала армейская группа Кемпфа. В этот день входившая в группу дивизия «Великая Германия» вышла с юга на подступы к Богодухову [19; 431 – 432], [20; 136], [21; 121], [39; 55]. К чему вело это обстоятельство – чуть ниже.
10 марта в состав 3-й танковой армии продолжали прибывать соединения и части, перебрасываемые к Харькову с целью усиления обороны города. В этот день в армию П.С. Рыбалко были включены 303-я стрелковая дивизия полковника К.С. Федоровского, 19-я стрелковая дивизия полковника Г.А. Гоголицына, 86-я танковая бригада (почти без танков), три противотанковых полка и дивизион РС («катюши») [19; 431], [20; 125, 131, 135 – 136]. 303-я сд, переданная П.С. Рыбалко из 40-й армии, и 86-я тбр, прибывшая из фронтового резерва, уже с 8 марта вели под Харьковом бои с немцами. Это именно они встретили боевую группу «Лейбштандарта», устремившуюся 8 марта после захвата Люботина к Харькову.
Также в этот день 3-й танковой армии был подчинён 18-й танковый корпус Б.С. Бахарова. К тому моменту 110-я и 181-я танковые бригады корпуса, не имевшие матчасти, выводились на переформирование. 170-я танковая бригада насчитывала 28 танков (6 Т-34 и 22 Т-70) [19; 431], [20; 136]. Дополнительно корпусу был придан 141-й отдельный танковый полк, в котором было 10 боевых машин (4 Т-34 и 6 Т-70) [19; 431], [20; 136]. Первоначально 18-й танковый корпус предполагалось использовать совместно с 53-й гвардейской стрелковой дивизией для контрудара по армии Гота из района Изюма. Но 10 марта корпус получил приказ совершить 150-километровый форсированный марш и сосредоточиться в районе Чугуева, где он поступал в распоряжение генерала П.С. Рыбалко. В указанное место сосредоточения корпус вышел в 3.00 11 марта [19; 431], [20; 136].
Опираясь на вновь подходящие соединения, командование Воронежского фронта разработало следующий план противодействия немецкому наступлению. Обходу города с севера должен был препятствовать 6-й гвардейский кавалерийский корпус, в помощь которому перебрасывалась часть сил 2-го гвардейского танкового корпуса генерала В.М. Баданова. Остальная часть 2-го гвардейского танкового корпуса совместно с 3-м гвардейским танковым корпусом И.А. Вовченко и 18-м танковым корпусом Б.С. Бахарова наносила удар во фланг армии Гота из района Чугуева. Одновременно группировка в составе 107, 183-й и 340-й стрелковых дивизий и 102-й танковой бригады 69-й армии наносила удар в направлении Ольшан. С 9 марта Ольшаны были захвачены частями дивизии СС «Мёртвая голова», и удар по ним советских войск ставил под угрозу фланг частей танкового корпуса СС, стремившихся к охвату Харькова с севера [19; 431], [20; 136].
Таковы были планы, согласно которым ещё 10-го числа намеревалось действовать командование Воронежского фронта.
Однако события 10 марта спутали Ф.И. Голикову все карты. Во-первых, эсэсовские соединения чрезвычайно стремительно вышли в районы севернее Харькова. Силы корпуса В.М. Баданова попросту не успели прийти на помощь 6-му гвардейскому кавкорпусу. В неравной схватке с дивизиями СС «Мёртвая голова» и «Лейбштандарт» кавалеристы С.В. Соколова вынуждены были отступить, оставив Дергачи и Черкасское. Таким образом, уже 10-го числа Харьков был блокирован немцами с севера.
Во-вторых, чрезвычайно упростил задачу корпусу Хауссера и осложнил положение наших войск прорыв дивизии «Великая Германия» к Богодухову. Этот прорыв означал глубокий охват фланга 69-й армии. Парировать немецкий выпад и восстанавливать положение у командарма М.И. Казакова сил не было. В таких условиях 69-я армия вынуждена была отойти на восток и занять позиции между Богодуховом и Харьковом. Задачей армии было удержание дороги Харьков – Белгород и Богодухова. Однако обе эти задачи М.И. Казаков считал для своей армии невыполнимыми и вышел на Ф.И. Голикова с предложением о передаче обороны Богодухова 40-й армии К.С. Москаленко. Командующий Воронежским фронтом согласился с этим предложением, и границы между армиями были перенарезаны. К тому моменту 40-я армия оборонялась фронтом на юго-восток от Краснокутска до Богодухова, исключая последний. Как отмечает в своих воспоминаниях К.С. Москаленко, фланги 69-й и 40-й армий и так не были сомкнуты, и прорыв «Великой Германии» к Богодухову, отход 69-й ещё более увеличивали этот разрыв [29; 452], [19; 432], [20; 137]. На следующий день события на этом участке фронта будут развиваться в крайне неблагоприятном для советских войск направлении.
По результатам боевого дня 10 марта Готом в 22.30 был издан оперативный приказ соединениям 4-й танковой армии (отрывок из этого приказа выше уже цитировался):
«Враг, кажется, покидает Харьков (выделено мной – И.Д.).
4-я танковая армия берёт Харьков, окружая его с севера и северо-востока.
Задачи: а) XLVIII танковый корпус силами 6-й танковой дивизии преследует врага, отходящего к востоку от Тарановки, вытесняет его из района Мжи и запирает район Мжи между Змиевом и Соколовом. Силами 11-й танковой дивизии корпус продолжает атаку за пределами района Мерефы, дабы запереть Харьков с юга.
б) Танковый корпус СС берёт Харьков. Восточное крыло наступает до дороги Чугуев – Харьков и преграждает её. Как можно более мощные силы сосредотачиваются северо-восточнее Харькова до самого вхождения в город. На западе достаточно запереть город. Для прикрытия с севера следует достичь линии Дементиевка – Золочев и удерживать её» [39; 57].
В этом приказе обращает на себя внимание первая фраза: «Враг, кажется, покидает Харьков». Никто в тот момент покидать Харьков не собирался. Очень сомневаюсь, что разведка 4-й танковой армии немцев передвижения советских войск в районе Харькова, их движение по направлению к городу с целью его обороны могла принять за отход, за оставление ими Харькова. Все те события, которые описаны выше, абсолютно никаких оснований для подобных выводов не давали. Манштейн в «Утерянных победах» прямо отмечает, что разведка группы армий, наоборот, «засекла» переброску войск противника с других участков фронта группы армий «Юг» в район Харькова [27; 475 – 476]. Так откуда же Гот взял, что «враг, кажется, покидает Харьков»? Ответ прост: а ниоткуда. Здесь ключевым словом является слово «кажется». Перед нами продолжение той «лисьей» игры, которую вёл Гот с 9 марта. Ему, на пару с Хауссером, очень хотелось начать штурм Харькова, а Манштейн требовал предварительного обхода города с востока. С обходом дело тормозилось из-за упорного сопротивления советских войск к югу от Харькова. Но начинать штурм нетерпелось. Поэтому Гот подталкивал вольного эсэсовского генерала своими запросами и приказами к началу штурма города, не забывая при этом подстраховаться от «начальственного гнева». И если в приказе от вечера 9 марта появилась фраза о необходимости выяснить обстановку в Харькове и, только если она позволит, использовать возможности для штурма, то в вечернем приказе от 10 марта обстановка уже оказалась, «кажется», выясненной: русские, «кажется», покидали город. А раз так, то город нужно было брать, и немедля, не тратя время на его обход с востока.
Немногим позднее немецкого командования подвела итоги боёв под Харьковом и советская Ставка Верховного Главнокомандования. Увы, итоги эти были для нашей стороны неутешительные (разрыв между 69-й и 3-й танковой армиями достиг 60 км, увеличивался разрыв между 69-й и 40-й армиями, Харьков был охвачен с трёх сторон, а дорога на Белгород была очень слабо прикрыта), и на свет появились приказы, о необходимости которых Сталин говорил с А.М. Василевским ещё в ночь с 9 на 10 марта. В 2 часа 00 минут 11 марта была издана и направлена командующему войсками Центрального фронта К.К. Рокоссовскому (с направлением копий командующему Воронежским фронтом Ф.И. Голикову и представителю Ставки ВГК на Воронежском и Юго-Западном фронтах А.М. Василевскому) директива № 30072. Она гласила:
«Выход южной группы противника сев. Харькова в район Казачьей Лопании создаёт тяжёлое положение для Воронежского фронта и несёт угрозу разрушения тылов всего Центрального фронта. Противник имеет намерения выйти в сторону Белгорода, прорваться к Курску и соединиться с орловской группой немецких войск для выхода в тыл Центральному фронту.
Ставка решила выдвинуть танковую армию Катукова навстречу поднимающемуся на север противнику с задачей совместно с 21-й армией разгромить южную группу противника и ликвидировать создавшуюся угрозу для Центрального и Воронежского фронтов.
Ставка приказывает:
1. Немедленно выдвинуть 21-ю армию в сторону Курска с тем, чтобы она не позднее 13 марта вышла южнее Курска, перехватила магистральное шоссе и начала ускоренное движение в сторону Обояни.
2. Оказать всяческое содействие танковой армии Катукова в деле выгрузки и быстрейшего продвижения вперёд, бок о бок с 21-й армией.
Ставка доводит до вашего сведения, что как 21-я армия, так и танковая армия Катукова передаются с 13 марта с. г. в подчинение командующего Воронежским фронтом.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. Сталин» [37; 93].
К.К. Рокоссовский тут же отдал приказ командарму-21 начать выдвижение походным порядком в сторону Курска [19; 432], [20; 137].
Оперативность реакции Константина Константиновича объясняется не только воинской дисциплиной. Положение было и впрямь очень серьёзным. Враг угрожал и тылам южного соседа – Воронежского фронта, и тылам фронта, находящегося под командованием К.К. Рокоссовского, – Центрального. Однако в это же самое время Центральный фронт вёл наступление на орловском направлении. Наступление шло тяжело, и вывод из состава войск фронта целой армии ещё более осложнял выполнение поставленных перед фронтом наступательных задач. «Пришлось доложить в Ставку, – пишет К.К. Рокоссовский в книге своих воспоминаний «Солдатский долг», – что наше положение не улучшается, подход войск и тылов фронта затягивается, снабжение войск материальными средствами наладить не удаётся, а враг значительно усилил свою группировку против войск фронта. С уходом 21-й армии соотношение сил будет и вовсе не в нашу пользу» [34; 225].
И тем не менее армия должна была уйти. Ставка в это же время передала приказ заместителю начальника Генерального штаба А.И. Антонову, находившемуся в тот момент в Курске в качестве её представителя, принять все меры для быстрейшего выдвижения 21-й армии на реку Псел [8; 9]. Для усиления фронта К.К. Рокоссовского предусматривалось перебросить из состава Западного фронта 9-й танковый корпус (директива № 46070 от 3 ч 30 мин 11 марта 1943 года). Конечно, танковый корпус взамен общевойсковой армии – замена неравноценная. К тому же предназначен корпус был для переброски именно в район Курска, а не для наступления на орловском направлении [37; 94].
21-я армия генерала И.М. Чистякова была первой из трёх армий (одной танковой и двух общевойсковых), переброска которых предусматривалась для серьёзного усиления курско-белгородско-харьковского направления.
Второй была 1-я танковая армия под командованием генерал-лейтенанта танковых войск М.Е. Катукова. Армия была совсем «молодой» – её сформировали только в феврале 1943 года для резерва Ставки ВГК на базе управления 29-й армии с использованием 3-го механизированного корпуса из состава Калининского фронта и 6-го танкового корпуса из состава Западного фронта [8; 8]. В директиве № 30072 от 2 ч 00 мин 11 марта, которую получил К.К. Рокоссовский, шла речь, как помним, и об армии М.Е. Катукова, которой командующий Центральным фронтом должен был оказать всяческое содействие в её развёртывании в заданном районе.
Наконец, третьей армией, перебрасываемой для усиления Воронежского фронта, была 64-я армия генерал-лейтенанта М.Е. Шумилова. Армия находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Собственно, решение о её переброске на помощь Воронежскому фронту было принято ещё 28 февраля (директива № 46063; об этой директиве речь выше уже шла). Согласно приказу Ставки, передислокация 64-й армии в район Валуек должна была быть закончена 15 марта [37; 86]. Однако, судя по всему, эти сроки не выдерживались, т.к. А.М. Василевский в мемуарах при описании решений, принимаемых Ставкой 10 – 11 марта в связи с положением под Харьковом, подчёркивает, что именно тогда «Ставкой дано… указание срочно перебросить (выделено мной – И.Д.) в распоряжение командования Воронежским фронтом 64-ю армию генерал-лейтенанта М.С. Шумилова, находившуюся в её резерве в районе Сталинграда (выделено мной – И.Д.)» [8; 9]. О нахождении армии М.С. Шумилова в районе Сталинграда к моменту указанных событий сообщает и 6-томная «История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941– 1945 гг.» [21; 122].
И если Александр Михайлович «за давностью лет» не ошибается, а вслед за ним не ошибаются и советские историки, то приходится полагать, что к 11 марта, вопреки директиве Ставки от 28 февраля, основная часть 64-й армии вовсе не находилась в районе Валуек, а располагалась под Сталинградом. Ничего невероятного в этом предположении нет. Сложности с переброской войск из-под Сталинграда из-за транспортных проблем (бедность железнодорожной сети в этом районе, недостаток подвижного состава, плохое состояние автомобильных дорог) существовали, и немалые. Кстати, именно они явились причиной задержек с переброской войск Центрального фронта (бывшего Донского) из-под Сталинграда, о которых в процитированном выше отрывке из его воспоминаний говорит К.К. Рокоссовский. Очевидно, такие проблемы были и у 64-й армии генерала М.С. Шумилова.
