Игорь Юрьевич Додонов
Трудные дороги освобождения. Третья битва за Харьков
Даже это не привело к пересмотру командованием Воронежского фронта своих планов наступления на Киев и Чернигов.
…Выполняя приказ фронта, 40-я армия 23 февраля освободила города Лебедин и Ахтырку… Одновременно я получил новую директиву (о её конкретном содержании чуть позже – И.Д.)…
Надо сказать, что за два дня до этого (т.е. 21 февраля – И.Д.) командующий фронтом в связи с поворотом левого крыла на юг приказал нам прикрыть своими силами прежнюю полосу наступления 69-й армии. Для этого мне было предписано направить форсированным маршем на левый фланг армии две стрелковые дивизии. Кроме того, требовалось создать подвижный резерв пехоты с танками и артиллерией, которому предстояло быть в готовности к действиям в южном направлении» [29; 444 – 445].
К.С. Москаленко, пересказывая содержание приказа командующего Воронежским фронтом, делает ссылку на Архив Министерства обороны СССР (ф. 203, оп. 2777, д. 68, л. 68). Так что предположение о том, что бывший командарм-40 ошибся в датировке этого приказа, отпадает.
Но тогда вырисовывается интересная картина – получается, что уже 21 февраля Ф.И. Голиков отдал приказы 69-й и 3-й танковой армиям о повороте на юг.
Ещё интереснее эта картина становится, если ознакомиться с одним любопытным документом. Речь идёт о записи переговоров по прямому проводу заместителя начальника оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта А.Н. Боголюбова с начальником штаба Южного фронта генерал-майором И.С. Варенниковым, состоявшихся именно 21 февраля. Эта запись хранится в Центральном архиве Министерства обороны РФ (бывший Архив МО СССР) (ф. 148а, оп. 3763, д. 143, л. 47 – 49) и опубликована в сборнике документов «Русский архив» (том 16-5(3), стр. 77– 79). Разговор А.Н. Боголюбова и И.С. Варенникова касался ситуации на Южном фронте по состоянию на 21 февраля. Но есть там один момент, имеющий прямое касательство к нашей теме. Уже в конце разговора начштаба Южного фронта задал вопрос:
«ВАРЕННИКОВ. …Тов. Боголюбов, прошу уточнить, где находится левый фланг нашего соседа справа (т.е. войск Юго-Западного фронта – И.Д.). У меня есть данные, что на рубеже Дмитриевка и южнее по р. Миус. Нет ли у него продвижения вперёд?
БОГОЛЮБОВ. Войска Фёдорова (это условная фамилия Н.Ф. Ватутина – И.Д.) действуют чрезвычайно успешно (выделено мной – И.Д.). Его правый фланг находится за Павлоградом, и задержка левого фланга происходит от недостаточно активных действий вашего фронта. Армия Шлемина (т.е. 5-я танковая – И.Д.) к утру 21.02. находилась на рубеже Ниж[ний] Нагольчик, Дмитриевка, Куйбышево» [37; 79].
У меня нет возможности сказать, происходил ли этот разговор А.Н. Боголюбова с И.С. Варенниковым до того, как первый разбирался с ситуацией на участке наступления Юго-Западного фронта, или после. Абсолютно ясно одно – по крайней мере, часть дня 21 февраля положение войск Н.Ф. Ватутина у заместителя начальника оперативного управления Генштаба РККА беспокойства не вызывало.
А тем временем две армии Воронежского фронта (69-я и 3-я танковая) уже получили приказ генерала Ф.И. Голикова о повороте на юг, а ещё одна армия (40-я) должна была начать готовить подвижную группу, которой предстояло быть в готовности к выдвижению в южном направлении.
Таким образом, остаётся только предполагать, что Ф.И. Голиков раньше всех насторожился, когда началось немецкое контрнаступление, и, даже не заручившись поддержкой Ставки ВГК, начал отдачу предварительных приказов о переориентации на юг действий двух своих армий. Именно он посеял «зёрна беспокойства» положением в полосе своего южного соседа и в Ставке ВГК. Недаром в современных работах по данной теме можно встретить утверждение, что «для того чтобы облегчить положение соседней 6-й армии, командующий Воронежским фронтом генерал-полковник Ф.И. Голиков с согласия Ставки Верховного Главнокомандования решил соединениями 69-й и 3-й танковой армий нанести удар на Красноград, во фланг и тыл противнику, наступавшему против войск правого крыла Юго-Западного фронта» [18; 37].
Пишущие так исследователи на основании имеющихся в их распоряжении документов верно заметили, что именно Ф.И. Голиков явился инициатором противодействия немецкому контрнаступлению силами двух армий Воронежского фронта. Ставка же только отреагировала на его сигналы.
Однако некоторые современные российские историки в своих работах утверждают и следующее:
«Осознав опасность развивающегося нарастающим темпом немецкого наступления, командование обоих фронтов (т.е. Юго-Западного и Воронежского; выделено мной – И.Д) начало принимать срочные меры для выхода из кризиса в полосе 6-й армии» [19; 414], [20; 106 – 107].
В таком варианте утверждения предполагается, что решение о противодействии бьющим по 6-й армии немцам ударом войск Воронежского фронта было следствием инициативы и Ф.И. Голикова, и Н.Ф. Ватутина. Ставка лишь утверждала это решение своим приказом.
Такой взгляд на проблему вполне обоснован. В самом деле, Ф.И. Голиков не мог принять решение о помощи Юго-Западному фронту, не мог выйти в Ставку с таким предложением, предварительно не обсудив ситуацию с Н.Ф. Ватутиным. Конечно, последний совершенно неверно оценивал намерения немцев, полагая, что основные силы группы армий «Юг» спешно отходят к Днепру, а имеющие место контрудары – попытка прикрытия этого отхода. Подобная оценка сыграла свою губительную роль. Но… Н.Ф. Ватутин был опытным военачальником и, безусловно, не будучи застрахован от ошибок в принципе, верхоглядством не отличался. Он не мог не видеть того, что творится на правом фланге его фронта. Пусть наносимые немцами контрудары Н.Ф. Ватутин оценивал как прикрытие отступления основных сил Манштейна, но чрезвычайную успешность этих контрударов, которая таила в себе огромную опасность для армии Ф.М. Харитонова, он вполне мог оценить. Однако действовал так, будто ничего опасного не происходит. Почему? С.М. Штеменко спустя годы в своих мемуарах ставил этот вопрос, но так и не нашёл на него вполне убедительного ответа:
«До сих пор остаётся загадкой, – пишет Сергей Матвеевич, – как это Ватутин – человек, безусловно, осмотрительный и всегда уделявший должное внимание разведке противника, на сей раз так долго не мог оценить размеры опасности, возникшей перед фронтом. Объяснить такое можно лишь чрезвычайной его убеждённостью в том, что враг уже не в состоянии собрать силы для решительных действий. В действительности до этого было ещё очень далеко. Гитлеровские генералы не собирались уступать нам победы. Они делали всё, чтобы вернуть себе стратегическую инициативу, утраченную под Сталинградом» [48; 96].
Но убеждённость убеждённостью, а сам-то С.М. Штеменко не уверен в том, что она сделала Н.Ф. Ватутина абсолютно слепым, не видящим очевидного.
Так почему же командующий Юго-Западным фронтом не отреагировал на действия войск Манштейна на своём правом фланге?
Как представляется, произошло это из-за того, что Н.Ф. Ватутин и Ф.И. Голиков согласовали поворот на юг 69-й и 3-й танковой армий Воронежского фронта. Именно они должны были пресечь немецкий удар во фланг и тыл 6-й армии, сами нанеся удар во фланг и тыл немцам.
Обеспокоенный положением у своего южного соседа командующий Воронежским фронтом обсудил с Н.Ф. Ватутиным схему совместных действий, а после вышел со своим беспокойством и совместными, по сути, предложениями в Ставку ВГК. Верховный Главнокомандующий, поручив, очевидно, предварительно генералу А.Н. Боголюбову разобраться с вопросом, дал добро на эти предложения.
И казалось бы, Н.Ф. Ватутин обезопасил войска своего фронта. С севера на атакующий его правый фланг танковый корпус СС должны были обрушиться целых две советские армии, одна из которых – танковая. Этого, казалось бы, должно быть вполне достаточно, чтобы сорвать немецкие намерения. А посему можно, не обращая внимания на контрудар, проводимый эсэсовцами, продолжать рваться к Днепру.
Но вот тут и сыграли роковую роль неверная оценка намерений противника, недооценка его сил и переоценка возможностей своих войск, абсолютный неучёт высокой степени измотанности и 3-й танковой, и 69-й армий.
Манштейн же, предвидя возможность подобного развития событий, в течение 21 – 23 февраля перебросил в стык дополнительные силы, и наступление двух ослабленных советских армий захлебнулось [18; 37]. Они не смогли воспрепятствовать развитию немецкого контрудара, и случилось то, что случилось – провал операции «Скачок» и вторая катастрофа наших войск под Харьковом.
И аналогия с той, первой (майской 1942 года), катастрофой усматривается самая прямая.
Ведь тогда главнокомандующий войсками Юго-Западного направления С.К. Тимошенко тоже не бездействовал (хотя многие современные историки совершенно несправедливо упрекают его в бездействии), когда армейская группа фон Клейста (1-я танковая и 17-я полевая армии) нанесла удар по южному фасу Барвенковского выступа. Убедившись, что наличных сил 57-й и 9-й армий Южного фронта для нейтрализации немецкого наступления недостаточно, главком ЮЗН стал бросать для этой цели и резервы направления, и резервы Юго-Западного фронта, и, в конце концов, даже стал выводить соединения из ударной группировки 6-й армии генерала Городнянского. Однако с самого начала неверно оценив силы противника, бросая в бой резервы по частям, маршал С.К. Тимошенко не смог переломить ситуацию – и случилась катастрофа.
Примерно то же самое произошло в феврале 1943 года с Н.Ф. Ватутиным и Ф.И. Голиковым. Правда, бросали они для остановки немецкого наступления не отдельные соединения и части, а целых две армии, что значительно существенней, но силы противника также недооценили, его намерений не разгадали, а две советские армии на поверку оказались чрезвычайно ослабленными, чтобы воспрепятствовать немцам в выполнении их планов. Не бездействовали ни Н.Ф. Ватутин, ни Ф.И. Голиков. Их не ослепила полностью убеждённость в том, что враг спешно отступает к Днепру. Но оценить опасность объективно она помешала.
И случилась катастрофа…
* * *
Как показали дальнейшие события, генерал А.Н. Боголюбов 21 февраля в разговоре по прямому проводу с начальником штаба Южного фронта генералом И.С. Варенниковым, назвав действия левого крыла Юго-Западного фронта малоуспешными (из-за неудовлетворительных действий войск Южного фронта), ошибался. Как раз действия 3-й гвардейской армии и оказались в этот день самыми успешными. Если в полосе 6-й и 1-й гвардейской армий ЮЗФ контроль над ситуацией уже был потерян, и дела неудержимо катились к катастрофе, то командующий 3-й гвардейской армией генерал Д.Д. Лелюшенко в целом ситуацию контролировал и даже вновь попытался наступать. Войска его армии взяли Дьяково, Верхний и Нижний Нагольчик [11; 24]. Этим продвижением Д.Д. Лелюшенко во многом был обязан генералу М.Д. Борисову, действия кавкорпуса которого создавали крайне неустойчивое положение в тылу противника.
Манштейн, охарактеризовав в своих мемуарах 21 февраля как день, принёсший «первые признаки облегчения на главных участках фронта», пишет о полной сдаче 7-го гвардейского кавкорпуса именно в этот день [27; 472]. Ничем иным, как искажением фактов, подобное утверждение не является. Не исключено, что отдельные бойцы и (или) небольшие группы советских кавалеристов сдавались именно 21 февраля, а может быть, и ранее. Но о полной сдаче корпуса не было и речи. Ни в этот день, ни позже основная масса кавалеристов-гвардейцев оружия не сложит, зачастую предпочтя плену гибель.
Пока же, прорываясь навстречу основным силам 3-й гвардейской армии, в районе села Артёма кавкорпус уничтожил танковую роту СС, шедшую на пополнение 6-й танковой дивизии противника, а также захватил 4 автомашины с продовольствием. Около полудня комкор М.Д. Борисов получил радиограмму из штаба армии, в которой указывалось, что войска армии ведут бои на рубеже Иллирия, Ивановка, силами 1-го гвардейского механизированного и 18-го стрелкового корпусов наступают на Городище, а 14-го стрелкового корпуса – на Красный Кут. М.Д. Борисов решает для соединения с войсками армии наносить удар 16-й гвардейской кавдивизией (бывшей 112-й кд) на Петрово-Красноселье, а 15-й гвардейской кавдивизией (бывшей 55-й кд) – на Красный Кут [11; 24]. Как мы помним, 14-я гв. кд (бывшая 21-я кд) уже несколько дней дралась изолированно от остальных войск корпуса и прорывалась из окружения самостоятельно.
В 14.00 15-я гв. кд атаковала Красный Кут с запада и северо-запада, уничтожив гарнизон противника, штаб 62-й пехотной дивизии, захватив 2 склада с продовольствием, 21 автомашину и 269 лошадей. 16-я гв. сд заняла посёлок шахты № 152 и деревню Владимировку, уничтожив в них немецкие гарнизоны. После этого кавалеристы, заняв оборону, отразили три вражеские контратаки [11; 24].
Согласитесь, всё это довольно сложно назвать сдачей корпуса.
22 февраля инициатива всё более переходила в руки противника, а положение советских войск ухудшалось.
В 5.00 утра 22 февраля дивизия СС «Рейх» предприняла очередную атаку на Павлоград. В 9.15 эсэсовцы взяли город полностью, выбив из него части 35-й гвардейской стрелковой дивизии и 17-й гвардейской танковой бригады. Более того, советские войска были оттеснены к Ново-Александровке (район в треугольнике между Ново-Московском, Синельниково и Павлоградом) и там блокированы [11; 24].
В это же время дивизия СС «Мёртвая голова» продолжала движение через Попасное к Павлограду. Отдельные её части вели бои с окружённой 106-й стрелковой бригадой. Вскоре силам дивизии пришлось вступить в бой и с войсками 267-й стрелковой дивизии, также попавшей в окружение [11; 24].
После взятия Павлограда и высвобождения из флангового заслона полка «Германия» командование дивизии СС «Рейх» создало так называемую группу Хармеля. В неё были включены 1-й и 3-й батальоны полка «Германия», 3-й батальон (на БТР «Ганомаг») полка «Фюрер» и два дивизиона артиллерии этой эсэсовской дивизии. Задачей группы Хармеля была атака на Синельниково. Одновременно эта задача ставилась дивизиям XLVIII танкового корпуса 4-й танковой армии. Успеху этих действий XLVIII танкового корпуса способствовало то обстоятельство, что советских войск на его пути из района юго-западнее Красноармейского (через Чаплино) на Синельниково и Павлоград практически не было. 1-я гвардейская армия и группа М.М. Попова были скованы борьбой за Красноармейское и Славянск. На фланге 6-й армии находилась недавно ей переданная 244-я стрелковая дивизия, занимавшая позиции по реке Самара к востоку от Павлограда. На марше к городу находились 44-я и 58-я гвардейские и 195-я стрелковые дивизии. И только в районе Троицкого держала оборону 32-я мотострелковая бригада. Наличие почти свободного коридора позволило XLVIII танковому корпусу немцев почти безнаказанно выйти на тылы 6-й армии [11; 24 – 25], [19; 413 – 414], [20; 103 – 104], [21; 118].
Уже в 14.30 22 февраля боевая группа Хармеля установила контакт с частями 15-й пехотной дивизии в Синельниково. Выходом к Синельниково корпус Хауссера не только захлопывал «мышеловку» для вырвавшегося вперёд 4-го гвардейского стрелкового корпуса армии Ф.М. Харитонова, но и фактически ликвидировал угрозу днепровским переправам со стороны советских войск [11; 25], [19; 413], [20; 103].
К 23 февраля 17-я танковая дивизия XLVIII танкового корпуса немцев, наступавшая на правом (восточном) фланге корпуса, вышла на реку Самара и захватила плацдарм в районе Петропавловки [19; 413 – 414], [20; 104].
22 февраля 15-й стрелковый корпус (его 6-я стрелковая дивизия) попытался атаковать Красноград. Однако это была более чем смелая попытка. В районе Краснограда и в самом городе количество немецких войск значительно превышало силы ослабленной 6-й стрелковой дивизии. Ей пришлось столкнуться с частями 320-й пехотной дивизии и дивизии СС «Лейбштандарт». Танковый полк последней на тот момент насчитывал 71 боевую машину. Поэтому нет ничего удивительного, что атака наших стрелков потерпела неудачу. Более того, немцы предприняли весьма успешный контрудар в направлении Кегичевки и Циглеровки. Кегичевка была немцами захвачена. Тем самым позиции корпуса Рауса, прикрывающего наступление эсэсовских дивизий, были отодвинуты на его правом фланге дальше на восток [11; 25], [20; 106].
Так обстояли дела в центре и на крайнем правом фланге 6-й армии Ф.М. Харитонова. Но на крайнем левом фланге армии 25-й танковый корпус ещё рвался к Запорожью. К исходу 22 февраля основные силы корпуса П.П. Павлова вышли к Славгороду (20 км южнее Синельниково), а 111-я танковая бригада корпуса – к Червонноармейскому. До Днепра оставалось рукой подать (от Червонноармейского – около 20 км). Но на исходе были запасы горючего. Танки останавливались. По обездвиженным колоннам корпуса интенсивно работала немецкая авиация, от которой танкисты несли значительные потери. Так, политотдел 3-й танковой бригады доносил в штаб корпуса:
«Днём бригада подверглась интенсивным бомбёжкам с воздуха. Выведены из строя 7 танков и большое количество личного состава» [18; 37].
Противник начал контратаковать бригады корпуса. При этом, подтягивая к месту прорыва соединения всё большей силы, немцы начали охват корпуса с трёх сторон: севера, юга и востока. Положение 25-го тк с каждым часом становилось всё более тяжёлым [11; 37 – 38], [11; 23].
В течение всего дня 22 февраля остатки 10-го и 18-го танковых корпусов подвижной группы М.М. Попова, оборонявшие Степановку, подвергались непрерывным атакам противника. Первый штурм рано утром начали силы 7-й танковой дивизии и мотодивизии СС «Викинг». Однако все попытки немцев ворваться в деревню отражались бившими прямой наводкой танковыми орудиями и 37-мм зенитными автоматами. Тем не менее немцы смогли охватить Степановку с флангов. Таким образом, советские войска, защищавшие её, оказались в полуокружении. К атакам 7-й танковой дивизии и мотодивизии СС «Викинг» вскоре добавились атаки 11-й танковой дивизии, которая наносила удары по деревне с востока и юго-востока. Степановка подвергалась интенсивному обстрелу танковых орудий, шестиствольных реактивных миномётов и артиллерии противника. Несмотря на всё это, взять её 22-го числа немцы так и не смогли [4; 7], [11; 24], [19; 422 – 423], [20; 119].
22 февраля 38-я гвардейская стрелковая дивизия, обещанная Н.Ф. Ватутиным группе М.М. Попова на смену 4-го гвардейского танкового корпуса, выведенного на переформирование, и двигавшаяся поэтому к Красноармейскому, в районе Очертино (южнее Барвенково) столкнулась с частями наступающих немецких дивизий – 11-й танковой и «Викинг». 38-я гв. сд перешла к обороне [11; 24].
То же самое случилось с 44-й гвардейской стрелковой дивизией, которая, находясь на марше в западном направлении – к Павлограду, была атакована частями 11-й танковой дивизии и моторизованной дивизии СС «Викинг» в районе Александровки [4; 7], [11; 24].
В ночь с 22 на 23 февраля из Красноармейского начала отступление в северном направлении группа из состава двух танковых корпусов (4-го гв. тк и 10-го тк), удерживавшая на протяжении почти трёх дней после отступления из города основных сил группы М.М. Попова северную его часть. Прикрываясь арьергардом из 8 танков (5 Т-34 и 3 Т-70), танкисты сумели прорваться к своим вечером 25 февраля в районе Прелестное (на железной дороге из Барвенково в Славянск) [4; 5 – 6, 7, 10 – 13], [19; 420 – 421], [20; 116]. Необходимо заметить, что отход из Красноармейского комбриг Г.Я. Андрющенко (а именно он возглавлял блокированную в северной части Красноармейского группу советских танков) предпринял не самовольно (хотя кто бы его осудил или предъявил претензии в подобной ситуации?), а с разрешения генерала М.М. Попова. При отходе группе Г.Я. Андрющенко, искусно маневрировавшей, оказывалась поддержка отрядами народного ополчения и подпольщиками, которые помогали малочисленной по составу группе сдерживать наседающего противника.
И ещё. Есть сведения, что в составе группы Г.Я. Андрющенко из окружения вышли 70 бойцов и 1 танк 4-го гвардейского танкового корпуса. Следовательно, остальные бойцы и боевые машины были из 10-го танкового корпуса [11; 27].
3-я гвардейская армия 22 февраля продолжала наступательные действия, хотя темп наступления был невысокий. В этот день 2-й гвардейский танковый корпус, понёсший большие потери, был выведен в резерв. Из резерва в бой была введена 78-я стрелковая дивизия. Перед 3-й гвардейской армией оборонялись и переходили в контратаки 6, 62, 302, 304, 306, 335-я пехотные и 3-я горнострелковая дивизия противника [11; 25].
Командиру 7-го гвардейского кавалерийского корпуса радиограммой было приказано наносить удар на населённый пункт Широкий в тыл находящемуся там противнику. К этому же населённому пункту продвигались части 14-го стрелкового корпуса 3-й гвардейской армии Д.Д. Лелюшенко. В 22.00 части 15-й и 16-й гвардейских кавалерийских дивизий выдвинулись к Широкому по бездорожью и при большой глубине снежного покрова, что чрезвычайно затрудняло движение. Комдиву-14 М.Д. Борисов приказал самостоятельно прорываться в направлении Уткино, Успенка [11; 25].
В полосе наступления Воронежского фронта 22 февраля части 15-го танкового корпуса 3-й танковой армии овладели городом Люботин. Сражавшийся на этом участке полк «Туле» дивизии СС «Мёртвая голова» отступил на Валки [10; 119], [20; 106].
23 февраля 6-я танковая дивизия XLVIII танкового корпуса немцев вышла к реке Самара, форсировала её и заняла город Богуслав, расположенный менее чем в 10 км от Павлограда. Несколькими часами ранее к Самаре вышла 17-я танковая дивизия этого корпуса (см. выше). Таким образом, заслон за спиной советских войск, прорвавшихся к Синельниково, стал тройным. Непосредственно в районе Синельниково соединились группа Хармеля из дивизии СС «Рейх» и 15-я пехотная дивизия – это был первый «обвод» заслона. Второй составили танковые дивизии (6-я и 17-я) XLVIII танкового корпуса, соединившиеся с немецкой группировкой в районе Павлограда, в которую входили части дивизий «Рейх» и «Мёртвая голова» танкового корпуса СС и части 15-й пехотной дивизии. Наконец, третий «обвод» составляли части дивизий «Рейх» и «Викинг», соединившиеся ранее других немецких группировок [19; 413 – 414], [20; 103 – 104].
Продвигаясь вперёд и развивая достигнутый успех, 17-я танковая дивизия немцев к вечеру 23 февраля атаковала отряд 3-го танкового корпуса в районе Верхней Самары. После этого она перешла в наступление против 195-й стрелковой дивизии [11; 26].
В ночь с 22 на 23 февраля дивизия СС «Мёртвая голова» перешла в наступление на север от Павлограда и на восток от Перещепино. Атакующие в северном направлении части дивизии уже в 5.00 утра заняли село Всесвятское, а в 8.00 в районе деревни Кочерёжки уничтожили советские мотоциклетные подразделения. Затем удар эсэсовцев пришёлся по деревням Вербки и Вязовка (Вязок). В районе Вербки «мёртвоголовые» натолкнулись на упорное сопротивление 101-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии, а в Вязовке бой разгорелся с частями 244-й стрелковой дивизии, подошедшими от Лозовой [11; 26], [19; 415 – 416], [20; 109].
Части «Мёртвой головы», атаковавшие на восток от Перещепино, двигались на город Орелька.
Интересно, что в подобной ситуации 23 февраля полку «Фюрер» дивизии СС «Рейх» пришлось отбивать атаку на Павлоград каких-то советских частей (очевидно, из состава 35-й гв. сд), наносивших удар с северо-востока [11; 26].
В то же время мотоциклетный батальон этой эсэсовской дивизии отправился к Ново-Московску на подавление сопротивления ещё дравшихся там отдельных групп советских войск (также, очевидно, из состава 35-й гв. сд) [11; 26].
Надо заметить, что бойцы 35-й гвардейской стрелковой дивизии вполне оправдали звание гвардейцев, ожесточённо сражаясь с врагом в самых безнадёжных ситуациях.
25-й танковый корпус генерала П.П. Павлова под Славгородом 23 февраля был не только окружён противником, но и расчленён им на несколько частей.
11-я танковая дивизия немцев в этот день вела бои сразу на нескольких участках. Одни её части нанесли удар в направлении Гавриловки и потеснили западнее этого населённого пункта войска 1-й гвардейской армии. Вторая группировка в районе Варваровки сдерживала основные силы 3-го танкового корпуса генерала М.Д. Синенко, рвавшиеся на помощь советским войскам, оборонявшим Степановку. Третья группа частей дивизии принимала участие в штурме самой Степановки.
Атаки немцев на этот населённый пункт 23 февраля привели к полному его окружению. Оборонявшие деревню остатки 10-го и 18-го танковых корпусов оказались в безвыходном положении. Связь со штабом подвижной группы М.М. Попова была потеряна. Становилось ясно, что взятие немцами Степановки – вопрос буквально нескольких часов. Уж больно неравны были силы защитников деревни и атакующих. В таких условиях генерал Панфилов, командир 10-го танкового корпуса, принял самостоятельное решение в ночь на 24 февраля начать прорыв из Степановки. Части и подразделения 18-го танкового корпуса под командой начальника штаба корпуса гвардии-полковника Колесникова также должны были принять участие в прорыве [4; 7], [11; 27], [19; 423], [20; 119].
В подобных условиях, складывающихся на правом фланге и в центре боевого построения войск ЮЗФ, 23 февраля начали перегруппировку для удара во фланг и тыл атакующим немцам 3-я танковая и 69-я армии Воронежского фронта.
Как уже упоминалось выше, соединения 3-й танковой армии получили новые боевые задачи ранним утром 23 февраля (с 5.40 до 6.50 утра).
Однако есть все основания полагать, что предварительные приказы о переориентации наступления 3-й танковой и 69-й армий в юго-западном направлении командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков отдал уже 21 февраля, о чём также уже упоминалось.
В каком состоянии должны были наступать эти войска Воронежского фронта, хорошо показывают рассказы о совещаниях, состоявшихся 22 и 25 февраля в соединениях 3-й танковой армии в связи с приказом о новом направлении наступления.
Первый рассказ принадлежит Николаю Григорьевичу Штыкову, командиру 73-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии, переданной 19 февраля в 3-ю танковую армию из состава 40-й армии:
«На первых порах это вызвало (т.е. передача дивизии из состава одной армии в другую – И.Д.) некоторые дополнительные трудности. Именно о них-то и шла речь на одном из совещаний у комдива, которое состоялось в ночь на 23 февраля в населённом пункте Фёдоровка.
…Чувствовалась острая нехватка боеприпасов.
Как оказалось, в таком положении был не только наш, 73-й гвардейский. И другие командиры полков говорили на совещании о том же: нет боеприпасов, нечем воевать. Слушавший все эти упрёки исполняющий обязанности начальника тыла дивизии капитан В.Ф. Писарев в конце концов не выдержал, заявил:
– А где я их возьму? Дивизию ведь передали Рыбалко. А его склады буквально у чёрта на куличках. Вот если бы транспорта было побольше… А так… Одна у нас надежда – сороковая, наша бывшая, армия. Может, по старой памяти и выручит? У неё ведь снаряды в Казачьей Лопании, это всё же не так далеко. Попробую договориться… Но и командиры полков должны мне помочь, Пусть находят лошадей, повозки, машины. Иначе…
– А я думаю, что командиров следует разгрузить от этих забот, – сказал присутствующий на совещании начальник политотдела дивизии П.Н. Павлов. – Пусть уж лучше они продолжают руководить боевыми действиями своих полков. Обстановка ведь сложная, товарищи. Ну, а что касается обеспечения транспортом… Этим займёмся мы, политаппарат дивизии. И немедленно! Время не ждёт. На юге наши войска уже отходят к Северскому Донцу. Не ровен час, гитлеровцы вот эту синюю стрелу – ту самую, что у начальника оперативного отдела на карте, – перекинут в нашу сторону, тогда держись!
– Держаться-то будем, на то мы и гвардейцы, – задумчиво сказал командующий артиллерией дивизии полковник М.Ф. Гусельников. – Но долго ли? Ведь сейчас фактически воюет одна пехота. В частях и подразделениях почти нет противотанковых средств. Да и тридцатьчетвёрок давненько не бывало. Одно название, что вошли в состав танковой армии…
Словом, командир дивизии заверил нас тогда в том, что им будут предприняты все меры для обеспечения частей боеприпасами. А в заключение сказал:
– Ну а завтра, в день 25-й годовщины Красной Армии и Флота, будем воевать наличными силами и средствами. Всё, что есть в транспорте дивизии, передаю в полки. Да и самим командирам частей следует поделиться друг с другом всем, чем можно. Мы должны снова отбить у противника Доброполье (очевидно, это ещё один населённый пункт с таким названием; Добропольем в районе Красноармейского он никак быть не может, уж больно удалён от последнего был район действий 25-й гв. сд – И.Д.), Новый и Старый Мерчик и выйти к Валкам. Это и будет наш боевой подарок славной годовщине. – Сообщил: – Кстати, завтра у нас может появиться генерал Рыбалко. Так что всех прошу быть на своих местах…» [49; 70 – 71].
О совещаниях в штабе 15-го танкового корпуса рассказывает в своих мемуарах генерал Александр Александрович Ветров, на тот момент заместитель командира корпуса по технической части:
«Вскоре генерала В.А. Копцова срочно вызвали в штаб армии. Мы гадали, к чему бы это? Оказалось, что генерал П.С. Рыбалко получил от командующего Воронежским фронтом новую боевую задачу. В ней требовалось нанести удар на Карловку и Красноград, выйти в тыл находящейся в том районе группировке войск противника и дезорганизовать её действия.
– В связи с этим нам поменяли боевую задачу, – сказал в заключение Василий Алексеевич. – Корпусу приказано наступательные действия на Полтаву прекратить, а вместо этого двадцать третьего февраля овладеть Новой Водолагой.
Выполняя приказ командования, 195-я танковая бригада в составе 14 тридцатьчетвёрок с неполной ротой мотострелков и батареей противотанковых пушек стремительным броском выдвинулась в направлении Новой Водолаги. Одновременно с ней по тому же маршруту выступили батальоны 52-й мехбригады и 111-й стрелковой дивизии.
В результате упорных боёв Новая Водолага была очищена от войск противника, отступивших в западном направлении.
Ещё не остыв от боя, генерал В.А. Копцов собрал нас, его заместителей, а также командиров бригад в большом классе полуразрушенной местной школы. Сообщил, что только что получил приказ командарма П.С. Рыбалко о немедленном продолжении наступления, цель которого к исходу следующего дня овладеть городом Красноградом.
Сидевший рядом со мной начальник тыла корпуса подполковник Ф.Т. Федотов недоумённо посмотрел на меня и, понизив голос, спросил:
