Евгений Николаевич Гусляров
Пётр Великий в жизни. Том первый
«У каждого сокола – свой слуга»
Он очень любил писать и в этом отношении был редким явлением своего времени…
Платонов С.Ф. Т. 24. С. 266
Алексей прочёл, как видно, всё, что только можно было тогда прочесть на славянском и русском языках.
Соловьев С.М. История России с древнейших времён. М.: «Мысль». 1988. Т. XII. С. 263
В числе обыкновенных и самых любимых развлечений государя была игра в шахматы и однородная с нею игра в шашки. По свидетельству иностранцев, во дворце каждый день играли в шахматы. Сколько обыкновенна и в какой силе была эта игра можно судить уже по тому, что при дворце состояли на службе особые мастера, токари, которые занимались единственно только приготовлением и починкою Шахматов, отчего и назывались шахматниками.
Забелин И. С. 6
В так называемые шахматы, знаменитую персидскую игру, по названью и ходу своему поистине царскую, они играют ежедневно и очень искусно, развивая ею свой ум до удивительной степени.
Рейтенфельс Яков. С. 298
На лошади он весьма ловко держался и хорошо правил.
Витсен Николаас. С. 158
Другая забава его состоит в соколиной и псовой охоте. Он содержит больше трёхсот смотрителей за соколами и имеет лучших кречетов в свете, которые привозятся из Сибири и бьют уток и другую дичь. Он охотится на медведей, волков, тигров, лисиц или, лучше сказать, травит их собаками.
Коллинс Самуэль. С. 17
У каждого сокола – свой слуга, и если с соколом что-нибудь случится, то слуга будет наказан кнутом или палками.
Витсен Николаас. С. 150
Наконец, царь Алексей пробовал писать и стихами. Таково письмо к князю Григ. Григ. Ромодановскому: «Повеление всесильного и великого и бессмертного и милостивого царя царем и государя государем и всех всяких сил повелителя господа нашего Иисуса Христа. Писах сие письмо всё многогрешный царь Алексей рукою своею.
Рабе божии дерзай о имени божии // И уповай всем сердцем подаст бог победу // И любовь и совет великой имей с Брюховецким // А себя и людей божиих и наших береги крепко // От всяких обманов и льстивых дел и свой разум // Крепко в твёрдости держи и рассматривай // Ратные дела великою осторожностью // Чтоб писари Захарки с товарищи чево не учинили // Также как Юраско над боярином нашим // И воеводою над Васильем Шереметевым также и над боярином // Нашим и воеводою князь Иваном Хованским Огинской князь // Учинил и имай крепко опасенье и Аргусовы очи по всяк час // Беспрестанно в осторожности пребывай и смотри на все // Четыре страны и в сердцы своём великое пред богом смирение и низость имей // А не возношение как нехто ваш брат говаривал не родился де такой // Промышленник кому бы ево одолеть с войском и бог за превозношение его совсем предал в плен».
Соловьев С.М. Т. XII. С. 264
Ко всему он относится одинаково живо, всё действует на него одинаково сильно: он плачет после смерти патриарха и доходит до слёз от выходок монастырского казначея. «До слёз стало! видит чюдотворец (Савва), что во мгле хожу», – пишет он этому ничтожному казначею Саввина монастыря.
Платонов С.Ф. Т. 24. С. 266
В Саввине монастыре оставлены были стрельцы, 18 человек, которым архимандрит велел стоять на конюшенном дворе. Сюда к ним пришёл казначей Никита, подпивши, и спросил: по какому указу вы здесь стоите? Услыхав, что по архимандричьему, он зашиб десятника посохом в голову, оружие, седла и зипуны стрелецкие велел выметать вон за двор. Царь послал Алексея Мусина-Пушкина сыскать про дело, а сам написал казначею одно из самых энергичных своих писем.
Соловьев С.М. Т. XII. С. 264
От царя и в. князя Алексея Михайловича всея Руссии врагу божию, и богоненавистцу, и христопродавцу, и разорителю чюдотворцова дому, и единомысленнику сатанину врагу проклятому ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките. Уподобился ты сребролюбцу Июде: яко же он продал Христа на тридесять сребрениц, и ты променил, проклятой враг, чюдотворцов дом да и мои грешные слова на свое умное и збоиливое пьянство и на умные на глубокие пронырливые вражые мысли; сам сатана в тебя, врага божия, вселился; кто тебя, сиротину, спрашивал над домом чюдотворцовым да и надо мною, грешным, властвовать? Кто тебе сию власть мимо архиморита дал, что тебе без его ведома стрельцов и мужиков моих, Михайловских, бить? Воспомяни евангельское слово: всяк высокосердечный нечист пред богом. О враже проклятый! за что денница с небесе свергнута? не за гордость ли? Бог не пощадил. Да ты жа, сатанин угодник, пишешь друзьям своим и вычитаешь бесчестье своё вражье, что стрельцы у твоей кельи стоят: и дорого добре, что у тебя, скота, стрелцы стоят! Лутче тебя и честнее тебя и у митрополитов стоят стрельцы, по нашему указу, которой владыко тем жя путём ходит, что и ты, окаянной. И дороги ль мне твои грозы? Ведаешь ли ты, что, опричь Бога и матери его, владыч. нашей пресв. Богородицы, и света очию моею чюдотворца Савы, и не имею, опричь той радости, никакой и надежды; то моя радость, то моё и веселье и сила и на брани против врагов моих, и не твои мне грозы, и своего брата, государя, и те грозы яко поучину (т. е. паутину) вменяю, потому: господь – просвещение моё и спаситель мой – кого убоюся? Да за помощию пресв. Богородицы и за молитвою чюдотворца Савы ничье грозы не страшны. Ведай себе то, окаянной: тот боитца гроз, которой надёжю держит на отца своего сатану, и держит её тайно, чтоб никто её не познал, а перед людьми добр и верен показует себя. Да и то себе ведай, сатанин ангел, что одному тебе и отцу твоему, диаволу, годна и дорога твоя здешняя честь, а содетелю нашему, творцу небу и земли и свету, моему чюдотворцу, конешно, грубны твои высокопроклятые и гордостные и вымышленные твои тайные дела: ей, не ложно евангельское речение: не может раб двемя господинома работати, а мне, грешному, здешняя честь аки прах, и дороги ль мы пред Богом с тобою и дороги ль наши высокосердечные мысли, доколе Бога не боимся, доколе отвращаемся, доколе не всею душою и не всем сердцем заповеди его творим, ведаешь ты, окаянной, сам творяй заповеди Божия с небрежением, проклят и горе нам с тобою и нашему збоиливому и лукавому сердцу и злой нашей и лукавой мысли, и люто нам будет в день ярости господа Саваофа, не пособят нам тогда наши збоиливые и лукавые дела и мысли, ведай себе и то, лукавый враг, как ты возмутил ныне чюдотворцевым домом да и моею грешною душою: ей, до слез стало, чюдотворец видит, что во мгле хожу от твоего збоиливого сатанина ума, возмутит тебя и самово Бог и чюдотворец. Ведай себе то, что буду сам у чюдотворца милости просить и оборони на тебя со слезами, не от радости буду на тебя жаловатца, чем было тебе милости просить у Бога и у пречистой богородицы и у чюдотворца и со мною прощатца в грамотках своих, и ты вычитаешь бесчестие своё, и я тебе за твоё роптание спесивое учиню то, чего ты век над собою такова позору не видал. Ты променил сие место чюдотворцево на своё премудрое и лукавое и на пьяное сердце и на проклятые мысли, а меня, грешного, тебе не диво не послушать здесь, потому что и святое место продаёшь на свой злой нрав, а на оном веце рассудит Бог нас с тобою, а опричь мне того, нечем с тобою боронитца; да и то тебе возвещаю, аще не чистым сердцем покаешися к чюдотворцу и со мною смирисся в злых своих роптаниих, ведай, что без проказы не будешь, яко Наман утаился от Елисея пророка, так и тебе тожа будет аще едину мысль утаиши у чюдотворца да по сём буди Богом нашим, И. X., и преч. его мат. и чюдотв. Савою и мною, грешным, буди прогнан и изриновен и отлучён со всяким бесчестием и бесстудием от сего места святого и чюдотворца дому. И прочетчи сию грамоту и велите взяти его пред всем собором яко врага Божия и чюдотворцева дому со всяким бесчестием стрелцом, и велите положить на него чепь на шею, а на ноги железа, и велите Алексею ево свесть переж себя стрелцом на конюшенной двор…
Цит. по И. П. Бартенев. Собрание Писем царя Алексея Миайловича. М., 1856. С. 29
В пылу гнева царь сдерживается религиозностию, которая заставляет его признать над собою и над Никитою высший суд, уравнять себя с ним… Религиозность красила патриархальные отношения, сообщая им иногда необыкновенную умилительность и вместе величие…
Соловьев С.М. Т. XII. С. 268
И не только исключительные события его личной и государственной жизни, но и самые обыкновенные частности повседневного быта легко поднимали его впечатлительность, доводя её порою до восторга, до гнева, до живой жалости. Среди серьёзных писем к Аф. Ив. Матюшкину есть одно – всё сплошь посвящённое двум молодым соколам и их пробе на охоте. Алексей Михайлович с восторгом описывает, как он «отведывал» этих «дикомытов» и как один из них и «безмерно каково хорошо летел» и «милостию Божией и твоими (Матюшкина) молитвами и счастием» отлично «заразил» утку: «Как её мякнет по шее, так она десятью перекинулась» (т. е. десять раз перевернулась при падении)! В деловой переписке с Матюшкиным царь не упускает сообщать ему и такую малую, например, новость: «Да на нашем стану в селе Таинском новый сокольник Мишка Семёнов сидел у огня да, вздремав, упал в огонь, и ево из огня вытащили, немного не сгорел, а как в огонь упал, и того он не слыхал». Во время морового поветрия 1654–1655 гг. царь уезжал от своей семьи на войну и очень беспокоился о своих родных. «Да для Христа, государыни мои, оберегайтесь от заморнова ото всякой вещи, – писал он своим сёстрам, – не презрите прошения нашего!». Но в то самое время, когда война и мор, казалось, сполна занимали ум Алексея Михайловича и он своим близким с тоскою в письмах «от мору велел опасатца», он не удержался, чтобы не описать им поразившее его в Смоленске весеннее половодье. «Да буди нам ведомо, – пишет он, – на Днепре был мост 7 сажен над водою; и на Фоминой неделе прибыло столько, что уже с мосту черпают воду; а чаю, и поимет (мост)»… Рассказывают, будто бы однажды в докладе царю из кормового дворца было указано, что квасы, которые там варили на царский обиход, не удались: один сорт кваса вышел так плох, что разве только стрельцам споить. Алексей Михайлович обиделся за своих стрельцов и на докладе раздраженно указал докладчику: «Сам выпей!».
Платонов С.Ф. Т. 24. С. 263–264
В его милсердное царствование три тысячи обитателей Шотландии, уклоняясь от ига Оливера Кромвеля, поселились в пределах России.
Глинка С.Н. Русская история, сочинённая Сергеем Глинкою. Ч. 6. М. 1825. С. 142
Послам царя Алексея нравились красивые женщины
В разное время отправлял он посольства, чрезвычайно пышные и прославившие имя его, не только ко всем христианским государям Европы, но даже и в Азию к персам, татарам и китайцам и, в свою очередь, принимал таковые же от чужеземных правителей.
Рейтенфельс Яков. Сказания Светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. Текст воспроизведен по изданию: Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей, XIII–XVII вв. Новосибирск. Сибирское отделение Российской академии наук. 2006. С. 287
(Странное и неоднозначное впечатление произвели послы царя Алексея Михайловича на Европу, есть описание одного из первых русских посольств, которое хранится в Ватиканской библиотеке: по этому описанию мы можем представить, как выглядели первые шаги русской дипломатии. – Е.Г.) «Послов двое: первый – князь (prencipe), а второй – секретарь посла; впрочем, оба они на равном положении. При них четыре человека для почёта (uomini di rispetto) и священнослужитель или священник, который носит всегда на шее маленький ковчег, с зажжёнными свечами, а внутри (ковчега) находится Божия Матерь и св. Николай, их покровители. К св. Николаю они прибегают с молитвами о своих нуждах; а в случае неисполнения просьб, жестоко стегают святаго.
Всего в составе посольства 32 человека. Первый посол чрезвычайно красивой наружности. Они носят платье на вате, так как боятся холода, какой бывает в их стране, весьма обширной. Сверху носят одежду на собольем меху, украшенную жемчугами; ходят, подпоясав живот, как буфоны, серебряным или золотым поясом. Слуг своих они бьют собственноручно, и до того варварски, что четверо или пятеро (из них) были при смерти; а один сбежал и не розыскан. Они наказали также и своего священника, застав его пьяным, они продержали его день и ночь привязанным к ножке постели.
Денег при них очень немного и только один вексель на несколько тысяч «пецц» по 8 (лир). За то у них на 100 тысяч скуди соболей и других мехов; затем большое количество ревеню, икры и разной солёной рыбы, и до того от них пахнет рыбой, что (другие) заболевают; и где они пробыли один час, там воняет 12 часов.
Они всегда стеснены в своих расходах, так как не привыкли иметь текущих счетов. Музыкантам, которые играли и пели, они хотели, дать две giuli (в 30 сантимов каждая приблизительно). Губернатору Ливорно, который оказал им много любезных услуг, они подарили три собольих меха. В бане, где для них было всё прекрасно устроено, они дали три testoni (приблизительно по 1 франку 68 сантимов каждый).
Все дома, даже маленькие, им представляются большими дворцами.
Хотя в Ливорно им было предоставлено удобное помещение, но они пользуются только двумя комнатами, в которых все и живут, и спят вместе в постели – тут же и посол – из страха, чтобы не упасть. Несколько раз губернатор Ливорно, по приказанию светлейшаго великаго герцога, дарил их прохладительными напитками, а в особенности, в большом количестве вином. Вина они держат очень много, слив его всё в одну бочку, без различия белаго от краснаго, без различия сортов; а теперь, так как наступает время отправляться, они всё вино превратили в водку, чтобы удобнее везти с собой, и пьют это вино поминутно.
Когда губернатор повёз их по городу ради прогулки в коляске, жители сильно удивились тому, что при выходе из коляски они не позволяли отворять дверцы, а перелезали через них и, таким образом, соскакивали наружу.
Когда московиты заметили, что губернатор и те, которые с ним обедали, едят суп ложкой, а мясо с вилки, то и они брали мясо, трепали его вилкой, а потом клали себе в рот. Первый посол положил-было в рот кусок мяса, не растрепав его вилкой, но (снова) вынул его изо рта, растрепал вилкой, опять положил в рот и съел. Однажды увидели они очень красивую женщину в коляске и несколько раз чрезвычайно настойчиво спрашивали, кто она такая. Им отвечали, что это жена врача. Вечером, вернувшись домой, первый посол заявил, что он чувствует сильную боль, говоря, что болит плечо, что поэтому желал бы позвать того врача. Когда же врач был приглашён, посол не хотел позволить себя лечить, объявив, что пойдёт к нему на дом, и потом назойливо старался войти в дом доктора. Последний, поняв дурныя намерения посла, не позволил ему войти. Тогда посол начал шуметь, и большаго труда стоило сдержать его. Им очень нравились красивыя женщины, и на них они издержали много штук соболей.
Кто навещает послов и заходит к ним, должен пить водку большими стаканами.
Они мало выходят из дому, а когда выходят, то одеваются очень торжественно, с большими молитвами и церемониями, и водят с собой всегда своего священника, с ковчегом на шее, и велят оказывать ему повиновение и почтение, а если кто отказывается выказывать перед священником наружные знаки почтения, того они, согласно их обычаям, бранят.
Возят они с собой смешной багаж, а именно пустые ящики, пустыя бочки, говоря, что путешествовать с большим багажем – признак величия; поэтому они нагружают пятнадцать судов, чтобы перевезти вещи во Флоренцию; но может быть оставят багаж здесь, когда узнают, сколько будет стоить везти его на мулах.
В Ливорно были даны два балета. Им понравилось второе представление, которое их (просто) ошеломило, так как устроитель спектакля заготовил большое количество дублонов по 2, по 4, по 6 и по 12 и также множество дублонов по 1; с этими монетами играли женщины великолепно, хотя объяснялись только знаками, и каждая сказала не более трёх или четырёх раз: «grazie». Все это, конечно, не было понято московитами, которые были в изумлении, увидев столько золота на сцене; поэтому они поспешили отказаться от спектакля из опасения, как бы не потерпеть какого-нибудь ущерба, будучи мало опытными и несведущими.
Во Флоренции (посольство) ожидали в понедельник или во вторник. Они будут приняты, как королевские послы, содержание их будет на государственный счёт. Встречены они будут у ворот дворца великаго герцога пальбой из пушек со всех крепостей, и дана будет смешная комедия более для глаз, нежели для ушей, и будет дан большой бал, так как им эти развлечения нравятся больше, чем другое».
Любопытнейшие нравы господ послов московских, которые находятся теперь в Ливорно, проездом в Венецию / Публ. и перевод К. Шварсалон // Русская старина, 1894. – Т. 81. – № 1. – С. 200–203.
Корабли в России строились и до Петра
…Знаменитый сподвижник царя Алексея А.Л. Ордин-Нащокин завёл в селе Дединове кораблестроение; к весне [1669 года] поспели первые плоды онаго: корабль Орёл, и яхта. Величина перваго неизвестна; но по Стрюйсову (голландский путешественник. – Е.Г.) рисунку видно, что он имел три мачты и 12 портов. Яхта была очень мала и об одной мачте. Начальником корабля определён был Голландский мореход Бухговен, которому назначено было 100 ефимков в месяц жалованья. Прочие чиновники и врачи были также Голландцы; число всего экипажа неизвессто; но Голландцев было 20 человек.
Берх В.Н. Царствование царя Алексея Михайловича. Часть 1. СПб. 1831. С. 250
1671 Года пойман и казнён известный бунтовщик Стенька Разин. Увлекаясь буйством и развратом, сей донской козак умыслил 1667 года быть вождём наглых скопищ и возмутить спокойствие России и окрестных государств. Разбойничая по Каспийскому морю, брал он города, владычествовал в них и обогащался добычею. К прискорбию царя, сей бунтовщик сжёг первый корабль, сооружённый в России и названный «Орлом». Учреждая устроенное войско, государь намерен был завесть и морскую силу, опыт тому сделан был на Оке в селе Дединове. «Орёл» и несколько мелких судов сведены были в Астрахань, где всё и обратилось в пепел.
Глинка С.Н. Русская история, сочинённая Сергеем Глинкою. Ч. 6. М. 1825. С. 124
Надобно полагать, что в селе Дединове продолжали строить суда; ибо в Модель-Камере нашёл я модель 52-весельной галеры, которая построена была в 1670-м году. Конструкция оной подобна галерам того века; но вероятно назначалась она для плавания по мелководным рекам, ибо сидела только на 4 фута в воде и имела вместо руля, потесь, подобную употребляемым и ныне на барках.
Берх В.Н. Царствование царя Алексея Михайловича. Часть 1. СПб. 1831. С. 250
Царская застольщина
В торжественных случаях, когда к столу приглашаются чужестранцы или свои же вельможи, то обеды устраиваются необычайно роскошно и блестяще. Тогда длинные ряды более важных придворных лиц стоят, тесно сплочённые, неподвижно по всему дворцу в широких шёлковых, изукрашенных дорогими камнями одеждах, а другие, наподобие легко вооружённых воинов, одетые полегче, задыхаясь, бегают взад и вперёд. Тогда каждая зала, обтянутая шпалерами, из разноцветного шёлка сотканными, горящими драгоценными камнями и золотом, являет поистине царский вид и открыто, конечно, тогда щеголяет множеством самых дорогих и разнообразных блюд и напитков.
В столовых тогда ставится не по одному лишь, а по два, по три, по четыре, зачастую даже по пяти столов, а стоящий посредине вокруг колонны стол с серебряною, золотою и осыпанною драгоценными камнями посудою поражает взоры зрителей, как нечто сказочное, и прибавляет немало блеска всему торжеству. В конце пира, за которым царь обыкновенно председательствует, сидя на своём престоле, царь, как я уже говорил выше, посылает каждому из гостей золотой кубок с испанским вином с приглашением выпить, как бы в пожелание благополучного конца пира.
Рейтенфельс Яков. С. 300
Стольники стали подносить царю большие продолговатые хлебы, которые он рассылал для раздачи всем присутствовавшим… из коих каждый вставал с своего места и кланялся ему издали, пока, наконец, не прислал и нам. Таков у него обычай за столом. Смысл его такой: «всякого, кто ест этот хлеб и изменит мне, оставит Бог». Первое, что все вкусили, был этот хлеб с икрой.
Алеппский Павел. С. 135
Даже те, кто женится на Русских, подчинены этому; о них говорят, что они повенчаны со страною.
Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб. 1900. С. 487
На первом месте во главе стола садится царь; по обе стороны от царя вдоль стола садятся бояре, которые так же, как и в боярской думе, рассаживаются по старшинству и знатности рода. Но здесь-то чинность и обрядность царского стола часто нарушались, и сам царь не мог справляться с гордыми боярами. Всё дело происходило из-за мест за столом, кому садиться выше и кому ниже. Количество боярских фамилий сильно разрослось к половине XVII века, так что трудно было следить за сменой одного боярского рода другим по старшинству. Между тем каждый боярин считал кровной обидой для себя и всего своего рода сесть за столом после другого, род которого, по его мнению, был ниже. Отсюда происходил раздор и перебранка между боярами в царской столовой. Царь гневался и приказывал садиться по местам. Но не так-то легко было унять расходившегося боярина, и властного царского слова он на этот раз не слушался. Дело доходило до того, что некоторые бояре разъезжались по домам; но царь посылал за ними и приказывал рассаживать их насильно. Боярин не хотел сидеть за столом. «Хотя царь мне велит голову отсечь, – кричал он, – а мне не на своём месте, ниже других бояр, не сидеть!». В конце концов, боярин спускался со скамьи под стол, да так и сидел там, под столом.
Катаев Иван Матвеевич. С. 25
Но справедливость требует сказать, что гостеприимство есть общая добродетель Русских, так что ничем нельзя скорее рассердить их, как отказавшись от угощения. Если к ним пожалует гость, то ласковый приём состоит в следующем: прежде всего поздороваются с гостем, а после женщина подносит стакан водки; гость должен выпить, поцеловаться с хозяевами, а часто и отдарить их.
Лизек Адольф. Сказание о посольстве от императора римского Леопольда к великому Царю московскому Алексею Михайловичу в 1675 году. // Журнал министерства народного просвещения. № 11. 1837. С. 382
