Евгений Николаевич Гусляров
Пётр Великий в жизни. Том первый
История лейб-гвардии Семеновского полка 1683–1854. – СПб, в типографии Штаба Военно-Учебных Заведений, 1852. С. 134–135
И так дело превосходно подвигалось вперёд; маленький отряд, с течением времени все более и более усиливался, пока, наконец, из него образовался целый батальон, а потом и несколько полков, таким образом, что этот казавшийся в начале шуточным рассадник вывел, в конце концов, такую новую армию, которая сломила шею старой за её возмущение, утвердила трон царя, и в последствии, доставила ему как внутреннюю безопасность, так и высокое уважение иноземных государств. Поэтому-то царь свою лейб-гвардию, состоящую из 10 000 человек, как опору и защиту государства, более любит и содержит лучше, чем все другие войска. Если теперь к этим 10 000 человек прибавить многочисленные войска, стоящие в Финляндии и Украйне, гарнизоны Петербурга, Нарвы, Риги, Ревеля и пограничных Украинских крепостей, то можно вывести довольно верное заключение, что военная сила царя в действительности должна простираться до ста тысяч обученных, хорошо снаряженных и ещё лучше вооружённых солдат, не считая тут состоящих в царском подданстве Казаков, Татар и Калмыков, ни так называемых чёрных полков, составляющих род земской милиции. Эта военная сила в настоящее время держится в строжайшей дисциплине и весьма порядочно выучена, хотя, по ничтожности жалованья Русских офицеров, она не стоит так высоко у царя, как армии в других странах. Русская пехота не уступит никакой другой, кавалерия же хотя также состоит из истинно достойных воинов, но в ней следовало бы кое-что изменить; при том же лошади в России малорослы, и Русский человек никак не привыкнет надлежащим образом блюсти и беречь своего коня.
Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872. Стлб. 1102
О Лефорте Пётр Великий говорил: «Когда б у меня не было друга моего Лефорта, то не видать бы мне того так скоро, что вижу ныне в моих войсках. Он начал, а мы довершили».
Государь отдавал каждому справедливость и не присвоивал себе трудов и славы посторонних людей. Надлежит знать, что Лефорт учредил роту потешных солдат, а потом и два полка гвардии.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987. С. 324
Таким образом г. Лефорт ведая намерения Августейшаго своего Друга, завремянно приуготовлял уничтожение мятежнаго Стрелецкаго, или как называлось оно, надворнаго войска, и приучая новых солдат своих к дисциплине, привёл Монарха в состояние произвесть преоброзование и всего войска своего. Подобное предприятие, преобразовать корпус Янычар, стоило Султану Осману жизни, и ни один из Римских Императоров, даже до Константина не мог, не подвергнув опасности жизни своея, покусится на подобное же преобразование Преторианской гвардии.
Голиков И.И. Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта. С. 68–69
B одном же из заседаний Совета положено было отправить ко всем Европейским Дворам послов, для возбуждения оных к ревностнейшей деятельности против общаго Християн неприятеля, и для недопущения на Польской Престол Принца Конти, на котораго союзная Туркам Франция силилась возложить корону оныя, да тем безпрепятственно можно бы ему было успеть в произведении предназначеннаго плана, и к Республикам Голландской и Венецианской, для склонения их к вспомоществованию в Вооружении флота нужными материалами. И при сём-то чаятельно случае, как утверждают иностранные Писатели, положено было г. Лефорта послать в Швецию и Данию для политических видов, относительно узнания мыслей Дворов тех о предположенном плане и предотвращения могущих от них последовать препятствий оному.
Голиков И.И. Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта. С. 116–117
В беседах своих он представлял картину России, вовсе несогласную с описаниями путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и возвыситься военной службой. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию. Лефорту было тогда двадцать шесть лет. Все соотечественники заметили в нём большую и выгодную перемену. Он был высокого роста и очень строен. В разговоре являл себя строгим и серьёзным, но с друзьями был шутлив и весел. Можно сказать утвердительно, что он наделён от рождения счастливейшими дарами и талантами, как тела, так ума и души. Он был отличный ездок и в совершенстве владел оружием. Из лука стрелял с такой необыкновенной силой и с такой непостижимой ловкостью, что превосходил искуснейших и опытнейших татар. О военном ремесле говорил очень разумно, и можно сказать по справедливости, что судил о нём как человек испытанный, хотя был младший сын в семействе, которое, конечно, пользовалось почётом, но не имело таких денежных средств, чтобы дать соответственное его дарованиям воспитание. Что касается его чувств и образа мыслей, то никогда и никто не откажется от признания – что и обнаружится впоследствии – что он имел возвышенную и благородную душу. Он был враг лести и тщеславия. Своему государю был непоколебимо предан во всём, что касалось славы его царствования и счастья подданных, и употреблял все усилия содействовать столь справедливым и благородным предначертаниям. Во время пребывания на родине Лефорту делались различные предложения многими именитыми чужеземцами, проживавшими в Женеве. Его заверяли, что он найдёт достойный круг деятельности или во Франции при швейцарских войсках, или в Германии, или у императора, или в Голландии и в Англии. Влиятельные иностранцы старались отговорить его от службы в России, доказывая, что она не только трудна, но и неблагодарна… На все эти знаки благорасположения Лефорт отвечал, что сердце его лежит к России и благодарность обязывает его посвятить жизнь монарху, от которого получил многие благодеяния. Он питал твёрдую надежду – и это были его собственные слова – что если Бог сохранит ему здоровье и дарует жизнь, то свет заговорит о нём и он достигнет почётного и выгодного положения.
Людовик Лефорт, внук Франца Лефорта. Цит. по: Франц Лефорт. Страницы истории. Сетевая версия книги – http://rusk.ru/st.php?idar=420056
[1697] Генваря 20-го, в-кий г. ц. и в. к. Пётр Алексеевич, в. в. и м. и б. р. с., указал по именному своему в. г. указу дать из своей в-го г-ря казны, из серебряной палаты, для посольской службы, генералу адмиралу и наместнику новгородскому Францу Яковлевичу Лефорту, 12-ть блюд серебряных большой руки, а по весу в тех блюдах два пуда, 21 фунт, 64 золотника (Ст. 205 г. № 238).
Из столпцов дворцовых приказов.
Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. I. М. 1872. С. 156
[1698] Лета 7207 декабря в 1 день, боярину князю Петру Ивановичу Прозоровскому с товарыщи: в-кий г. ц. и в. к. Пётр Алексеевич, в. в. и м. и б. р. с., указал взять из Приказу Большие Казны в Приказ каменных дел к боярину к Тихону Никитичу Стрешневу с товарыщи в столовую полату адмирала Франца Яковлевича Лефорта, на обивку стен, 476 аршин сукна аглинскаго красного. (Ст. 207 г. № 90).
Из столпцов дворцовых приказов.
Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. I. М. 1872. С. 167
Мой дядя всегда посмеивается, когда я говорю ему, что необходимо откладывать немного про чёрный день. Он говорит: я искал свою фортуну, и мой сын пусть сам ищет её тоже. Дядя говорит, что он постарается научить сына всему, чему сможет, пока жив, а уж затем пусть сын пробивается сам…
Пётр Лефорт (племянник Ф. Лефорта). Письма Франца и Петра Лефортов о "Великом посольстве" // Вопросы истории. № 4, 1976. С. 127
9-го (19-го) октября. Полковник Чамберс устроил дорогой пир, на котором со многими другими был и царь; не знаю, какая буря нарушила веселье, только царь схватил Лефорта, ударил его об пол и топтал ногами. Кто ближе к огню, тот ближе к пожару.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 506
Высокий ум молодого государя вскоре указал ему необходимость изменить образ правления, а вместе с тем и весь внутренний порядок в государстве. С этой благотворной целью он решился лично отправиться в чужие края, чтобы самому изучить различные государственные порядки. В 1697 г. он предпринял путешествие как бы инкогнито в свите посольства, главой которого был первый его любимец Франц Лефорт, наименованный генералом и адмиралом.
Миних Б.Х. Очерк, дающий представление об обраэе правления Российской империи. Текст цитируется по изданию: Безвременье и временщики. Воспоминания об "Эпохе дворцовых переворотов" (1720-е – 1760-е годы). Л. Художественная Литература. 1991. С. 31
Петербург, 20 Январа 1721. Бригадир Лефорт на днях пожалован в генерал-маиоры.
Кампредон, Жак де. Донесения из России. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 72
Генерал Лефорт почувствовал вдруг дрожь и лихорадочный жар.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 131
Генерал Лефорт почти совершенно потерял рассудок и своим бредом подаёт повод к постоянным о том россказням. То он призывает музыкантов, то кричит, чтобы подали вина. Когда напомнили ему, чтобы он пригласил к себе пастора, то он начал ещё более бесноваться и никого из духовных лиц к себе не допустил.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 131
10 марта 1699. В эти дни опасность болезни господина Лефорта беспрестанно увеличивалась. Горячка становилась сильнее, и больной не имел ни отдыха, ни сна; не владея вполне, вследствие болезни, здравым рассудком, он нетерпеливо переносил страдание и впадал в бред. Наконец, музыканты, играя по приказанию врачей в его комнате, усыпили его приятными звуками инструментов.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 131
В последния минуты жизни Лефорта, генералы, его соперники и высшие придворные чины наполнили с плачем и рыданиями комнату умирающего. Утомленный этими скорбными излияниями, Лефорт приказал своему камердинеру привести побольше музыкантов, в особенности трубачей и литаврщиков. Оркестр привели. Лефорт приказал капельмейстеру играть, не переставая, на всех инструментах, пока он не испустит дух. Он скончался в полнейшем спокойствии в то время как исполняли одну симфонию.
Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 9. – С. 179
К болезням его присоединившаяся гнилая горячка прекратила его страдания, и отняла его у Петра и у России. Он скончался c чувствием Христианина Марта 12 по новому, а 1-го старому стилю, 1699 года на 46 году жизни своея.
Голиков И.И. Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта. С. 169
12 марта 1699. Генерал-адмирал Лефорт скончался в три часа утра. После кончины его много было разных толков, но об их достоверности нельзя сказать ничего положительного. Говорят, когда пришёл к нему реформаторский пастор Штумпф и стал много объяснять ему о необходимости обратиться к Богу, то Лефорт только отвечал: «Много не говорите!». Перед его кончиной жена просила у него прощения, если когда-либо в чём против него провинилась. Он ей ласково ответил: «Я никогда ничего против тебя не имел, я тебя всегда уважал и любил»; при этом он несколько раз кивнул головой, и так как он более ничего не сказал, то полагают, что этим он делал намёк на какие-то посторонние связи. Он особенно препоручал помнить о его домашних и их услугах и просил, чтобы им выплатили верно их жалование. За несколько дней до его смерти, когда он лежал ещё в чужом доме по привычке, которая сделалась было приятна его сердцу, послышался ужасный шум в его комнате. Жена, испугавшись и думая, что муж, вопреки своему решению возвратившись в свой дом, там так бесновался, послала узнать об этом, но те, которые ходили по её поручению, объявили, что никого в его комнате не видали. Однако же шум продолжался, и если верить жене покойного генерала, то на следующий день, ко всеобщему ужасу, все кресла, столы и скамейки, находившиеся в его спальне, были опрокинуты и разбросаны по полу, в продолжение же ночи слышались глубокие вздохи.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 132
По смерти любимца Лефорта государь учинил ему со всеми почестями, достоинству и заслугам его принадлежащими, славное погребение, при котором шёл монарх за гробом до самой реформатской церкви, где при сказывании предики пастором Стумфиусом, когда вычислял он сего мужа заслуги, оказанные им государю и России, его величество обливался слезами, и по окончании оные, повелев снять крышку с гроба, подошёл к покойному генералу-адмиралу, обнял его и прощался с ним в последний раз с таким сокрушением, что все бывшие при сём чужестранные министры с чрезвычайным удивлением смотрели на сие плачевное зрелище. Потом провожающие знатные особы званы были в дом покойного адмирала, где приготовлен был, по тогдашнему обычаю, поминочный ужин.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 356
Когда родственник покойного генерала приблизился к его царскому величеству, чтобы выразить должное монарху своё глубокое почтение, то ни один из них не сказал ни слова от горести и слез, ни один не мог говорить. Царь обедал у генерала Шереметева, но постоянно был беспокоен; искренняя печаль не давала ему ни на одно мгновение успокоиться.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 133
Между тем, как уряжали стол, и государь тогда на короткое время отлучился, то некоторые бояре потихоньку убрались домой, но его величество по возвращении своём, встретя их сходящих с крыльца, воротил назад за собою, вошёл в залу и, с негодованием смотря на них, говорил: «Я вижу, вы спешите для того, чтоб дома веселиться смертию адмирала. Вы боитесь быть при сём печальном пире для того, чтоб ложно принимаемый вид печали скоро не исчез, и радость ваша предо мною не обнаружилась. Боже мой, какие ненавистники! Вы торжествуете теперь, как будто получили великую победу смертию такого мужа, которого я искренно любил и который служил мне столь верно. Я научу вас почитать достойных людей! Верность Франца Яковлевича пребудет в сердце моём, доколе я жив, и по смерти понесу её с собою во гроб».
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. С. 357
Один из тех, кто обязан был класть заряд в дуло (при пушечной стрельбе на похоронах Лефорта), стоял, по глупости, перед отверстием орудия в то время, как должен был последовать выстрел, почему ядром и оторвало ему голову. По окончании погребения царь с солдатами возвратился в дом Лефорта, а за ним последовали все спутники, сопровождавшие тело покойника. Их уже ожидал готовый обед. Каждый из присутствовавших в печальной одежде при погребении получил золотое кольцо, на котором были вырезаны день кончины генерала и изображение смерти. Едва вышел царь, как бояре тоже поспешно начали выходить, но, сойдя несколько ступеней, заметили, что царь возвращался, и тогда и все они вернулись в дом. Торопливым своим удалением заставили бояре подозревать, что они радовались смерти генерала, что так раздражило царя, что он гневно проговорил к главнейшим боярам: «Быть может, вы радуетесь его смерти? Его кончина большую принесла вам пользу? Почему расходитесь? Статься может, потому, что от большой радости не в состоянии долее притворно морщить лица и принимать печальный вид?».
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 135
Великий сей Государь в одном из писем Своих к Графу Фёдору Алексеевичу Головину, писанном уже в 1704-м году, уведомляя его об одной приятнейшей Ему компании, заключает: что Он впервые ещё по смерти Лефорта был так вeceл. После смерти Лефорта к тому времени прошло пять лет.
Голиков И.И. Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта. С. 183
Долго помнил он Лефорта и по смерти его, тоскуя по нём, как по весёлом товарище приятельских бесед, незаменимом в искусстве устроить пир на славу. Вот истинный смысл письма Петра Великаго чрез 9 лет по кончине Лефорта, когда, отпраздновав именины новаго любимца, он писал к Князю Меншикову: «День вашего тезоименитства так веселились, что истинно по смерти Г. Лефорта до сего дня такого не было весёлаго дня и уже в третьем часу легли спать».
Н. Устрялов. Лефорт и потехи Петра Великаго до 1689 года. С. 23
Ходит слух, что около двенадцати русских пришли ночью на кладбище, где, как им было известно, погребён генерал Лефорт, и собирались, в надежде получить большую поживу, нарушить святость могилы, но соседи, встревоженные шумом, который производили воры, шепчась друг с другом, прибежали на место, где злодеи явились совершить столь неслыханное преступление, и удержали их от святотатства… Генерал Лефорт, судя по слухам, не оставил после себя столько имущества, чтобы здешний народ имел повод завидовать ему или его наследникам. Даже сам его родственник, прося князя Голицына о пособии, пал ниц перед князем, уверяя, что ему не на что купить даже приличной печальной [траурной] одежды.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 132
Изменчивая фортуна насылала иногда и на Лефорта бури и ураганы, тем не менее, однако, мы видели, что царь даже и после смерти этого мужа сохранил, к зависти всех туземцев, высокое уважение к памяти Лефорта. За четыре года до своей смерти Лефорт послал единственного своего сына в Женеву для образования его ума занятиями в изящных науках. Когда уезжал молодой Лефорт, сам государь с главными министрами изволил проводить его несколько миль; затем, когда племянник Лефорта приехал в Московию, царь выехал к нему навстречу почти за три мили и подарил прибывшему свою собственную дорогую одежду. Быть может, генерал Лефорт был бы ещё довольнее, если бы царь выразил ему свое благорасположение и милость иным образом, но, поистине, генерал Лефорт не мог бы даже желать более искреннего изъявления царского благоволения.
Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 233
«Презнающий крестьянин» Антип Панов
Среди своих военных потех не забывал государь и своей мечты о создании флота. Труды Петра на Переславском озере увенчались сооружением корабля, который и был торжественно спущен в озеро, и, побывав в начале 1693 года на Кубенском озере, близь Вологды, Царь в июле того же года поехал в Архангельск, где с живейшим любопытством следил за всеми движениями английских и голландских судов, за ловкостью и искусством матросов, наконец, отплыл сам в Белое море. Поездка в Архангельск продолжалась с 20-го июля по 18-е Сентября; в течение этого времени Царь нанял матросов, мастеров, кораблестроителей из разных государств, заказал архангельскому воеводе приготовить два купеческие корабля для торговли заграницею. Намереваясь следующим летом потешиться на волнах океана со всею своею компаниею и приучить солдат к морским маневрам, заложил ещё два корабля – один собственными руками на вновь устроенной верфи ниже Архангельска на Соломболе; другой заказал амстердамскому бургомистру.
Языков А.П. Пребывание Петра Великаго в Сардаме и Амстердаме в 1697 и 1717 годах. Berlin. 1872. С. 7–8
Походы сии сопровождались иногда и опасностями. Однажды постигла его (Петра) – буря, приведшая в ужас всех его спутников. Все они прибегнули к молитве; каждый из них ждал последней минуты своей в морских пучинах. Один Пётр, безбоязненно смотря на штурмана, не только поощрял его исполнять свой долг, но и показывал ему, как править судном.
– Прочь от меня! – вскрикнул нетерпеливый моряк. – Я сам знаю, как надо править, и знаю это лучше тебя!
И подлинно, он с удивительным присутствием духа переправил корабль через все опасные места и провёл его к берегу сквозь гряды каменных рифов.
Тогда, бросясь к ногам царя, он умолял простить его грубость.
Пётр поднял штурмана, поцеловал его в чело и сказал:
– Прощать тут нечего, а я должен ещё тебе благодарностию, не только за спасение наше, но и за самый ответ.
Он подарил штурману в знак памяти своё насквозь промокшее платье и назначил ему пенсию.
Из записок голландца Схельтемы, переведенных П.А. Корсаковым//Сын отечества. 1838. Т. 5. Ч. 2. Отд. 6
Государя постигло крайнее бедствие в безопытном ещё плавании его на Белом море, когда от жесточайшего штурма и самые опытные мореходцы приведены были в ужас, лишивший их всякой решимости, кроме одного его и простого кормщика; на сём же морском судне находилось несколько иностранцев, взятых им с собою из Архангельска; один из сих о сём бедственном приключении изъясняется так: «Когда царь, в 1694 году, от пристани Архангельской выехал в океан, то такая страшная поднялась буря, что все, с ним бывшие пришли в чрезвычайный ужас, и стали молиться, приуготовляясь к смерти; один только младый государь казался нечувствительным к ярости свирепствующего моря. Он, равнодушно возложа на себя обещание, – ежели благовременный подастся случай и не воспрепятствуют государственные нужды, – побывать в Риме, и отдать поклонение мощам св. апостола Петра, своего патрона, пошёл к кормщику и весёлым видом ободрял к должности всех унынием и отчаянием поражённые сердца».
Cиe засвидетельствование важно, яко от иностранца, не могущего быть пристрастным. Но мы дополним ещё здесь оное. Помянутый кормщик был тамошний нюхонский крестьянин Антип Панов; *)
*) Кормщик, спасший Петра Великаго во время бури на Белом море, в 1694 году, как видно из подлинных документов назывался Антоном Тимофеевым. Пётр по выходе на берег, собственными руками сделал в полторы сажени вышиною крест и поставил на том месте, где вышел на берег, на кресте виднелась голландская надпись: «Сей крест сделал шкипер Пётр, в лето Христово 1694.» – (Двинские записки т. II, стр. 147, примеч. 123).
он только один с монархом в общем том страхе не потерял решимости, и как сей крестьянин был презнающий на тамошнем море кормщик, то когда государь, пришед к нему, стал ему в деле его указывать и куда должно направлять судно, то сей с грубостию отвечал ему: «Поди, пожалуй, прочь; я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю». И так, когда управил он в губу, называемую Унские рога, и между подводных каменьев, коими она была наполнена, счастливо проведя судно, пристал к берегу у монастыря, называемого Петроминским, тогда государь, подошед к сему Антипу, сказал: «Помнишь ли, брат, какими ты словами на судне меня отподчивал?». Крестьянин, в страхе падши к ногам монарха, признавался в грубости своей и просил помилования. Государь поднял его сам и, три раза поцеловав в голову, сказал: «Ты не виноват ни в чём, друг мой, и я обязан ещё благодарностью тебе за твой ответ и за искусство твоё».
И тогда же, переодевшись в другое платье, всё бывшее на нём, измоченное даже до рубашки, пожаловал ему в знак памяти и, сверх того, определил ему же годовую до смерти его пенсию.*
* По более достоверным письменным свидетельствам видно, что царь подарил кормщику своё мокрое платье, даже до рубашки, выдал 5 руб. на одежду, 25 руб. в награду и навсегда освободил от монастырских работ. О последующей судьбе Антипа Панова народное предание повествует следующее: царь Пётр, подаривши Антипу свою шляпу, даровал ему вместе с ней право бесплатно пить водку везде, во всех царёвых кабаках, во всех избах, где бы и кому бы ни показал он эту шляпу. Панов этим лакомым правом не замедлил воспользоваться и неустанно злоупотреблял им до такой степени, что, наконец, опился и умер от запоев.
Сам И. Голиков прокомментировал эту запись так: Первая часть рассказа принадлежит некоему иностранцу. Вторая сообщена бывшим архангелогородским, а потом московским первой гильдии купцом Михаилом Андреевичем Мамоновым, слышавшим сие от самого Антипа Панова.
Анекдоты, касающиеся до гогударя имперазпара Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807. С. 156
Об этом Антипе Панове есть ещё такое предание. Один из польских панов, явившись в Нюхчу для грабежа и разорения, остановился у Святой горы с западной стороны для ночлега со своими приверженцами. Но в ту же ночь ему было видение, будто на его людей напал страх, так что они стали бросаться в озеро, находящееся при горе, а сам пан ослеп. Проснувшись, он рассказал об этом видении своим сподвижникам и, заявив, что с этого времени он оставляет своё преступное ремесло, отправился к местному приходскому священнику и принял от него святое крещение с именем Антипы, по фамилии Панова. Впоследствии, живя в Нюхче, он вполне усвоил искусство мореплавания и, как опытный моряк, управлял судном Петра Великого и спас царя и всех его спутников от верной смерти в Унских Рогах.
Получив от царя в подарок фуражку, по предъявлении которой любому виноторговцу он мог пить вина бесплатно сколько угодно, Антип Панов слишком неумеренно пользовался этим правом и умер от пьянства.
Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. III. С. 149
Однажды государь с небольшой флотилией плыл по северной части Онежского озера, как раз близ того места, где впадает река Повенчанка. Не успели суда пройти небольшой остров, лежащий в одной версте от нынешнего города, как вдруг поднялась буря и началось страшное волнение на озере. Царская флотилия принуждена была от острова повернуть назад и пристать к берегу (с тех пор остров этот стал называться – Воротный).
Тут на берегу была церковь в честь первоапостолов святых Петра и Павла, так государь у попа совета спросил, можно ли ему идти в озеро. Поглядел поп на небо, да и сказывает:
– На карбасе я проеду, а тебе, осударь, на больших судах идти не достоит; и суда растеряешь, и народ загубишь без всякой пользы.
Рассерчал осударь на попа и пошёл в озеро. А поп на берегу стоит да и говорит:
– Я, осударь, с литургией тебя подожду!
Не прошли суда до Воротного, как стало их пошвыривать – поневоле осударю пришлось назад вернуться и в церковь зайти. Кончились обедни, подходит осударь к честному кресту и говорит попу с усмешкою:
– Не попом бы тебе быть, батя, а матросом! Спасибо за науку! Вижу, что повенецкий Пётр куда будет посильнее московского Петра.
Поневоле пришлось Петру отложить всё дело до завтра, но времени он не терял и распорядился тотчас же переписать селение Повенец в посад, или рядок, отобрав его от монахов, а для того, чтобы последние не остались от такого распоряжения в убытке, приказал вознаградить Вяжецкий монастырь доброю деревнею в Новгородском уезде. Говорят ещё, в тот же самый день было положено основание и Повенецкому медноплавильному и железно-делательному заводу.
Майнов В. Петр на Олонце // «Дело». 1883, № 6
На одном пиршестве, слышал я, офицеры, бывшие на море с царём, рассказывали, что Его Величество, во время страшной бури, находился с кораблём своим в большой опасности, и, по мнению всех, понимавших морское дело людей, считал себя уже погибшим, вследствие чего из двух зол он выбрал будто бы меньшее и, не взирая на скалы и на отговоры Русских, умолявших его на коленях, сел в крепкую шлюпку, сказав только: «Вы братцы не верите судьбе» (Praedestination) и в неунимавшуюся бурю, в тёмную ночь, пустился в море, счастливо достигнул берега, находившегося в двух милях и, по условию, развёл тотчас же на берегу огонь, чтобы известить флот о своём спасении.
Записки Вебера // Русский архив. № 6. 1872, стлб. 1103
Яхта его, управленная в губу, Унские рога именуемую, среди подводных камней спаслась, и Великий Государь изъяснив Лефорту чувствование своё, какое он имел при виде смерти, сказал, что он некоторым образом доволен, увидев и приятности и всю опасность мореплавания, и что может теперь лучше судить о море.
Голиков И.И. Историческое изображение жизни Ф.Я. Лефорта. С. 80
