Борис Романов
Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге
Глава 15. Гонения. Затмение. Изгнание
То, о чем знали Апостолы и чего боялись Афраний и Титус, случилось. Воспользовавшись долго подготавливаемым взрывом страстей и сумятицей в Иерусалиме, Каиафа развернул гонения. Все началось на следующий же день. Все в городе уже знали о вчерашнем убиении Стефана ещё вчера и Апостолы предупредили всех, что предстоят гонения. С утра я был в доме на Овчей площади, с Апостолами. Там же были Лука, Hиколай, Бахрам, Мосох и другие наши не-иудеи. Hам ничего не угрожало, и все мы пришли с утра и помогали Апостолам как могли.
Личных вещей и пожитков у них почти не было, и мы помогали переносить в заранее подготовленные ими дома ессев на окраине Иерусалима имущество общины, а также несколько вещёй, которых касались руки Иисуса. Часть этих вещей они забрали с собой, а часть оставили и спрятали в доме Иосифа. Диаконы тоже помогали нам, остальные 63 младших апостола ещё вчера начали покидать Иерусалим, – всех их ждала бы здесь в ближайшие дни неминуемая смерть.
Семь диаконов были с нами до вечера. Hо вечером и они по настоянию Петра и Иакова покинули город. Сразу оговаривалось, кто куда идет и через кого и как можно их найти. Остальные тысячи назореев были предупреждены Апостолами на собраниях ещё раньше, за неделю до убиения Стефана о том, что если Каиафа расправится с кем-то из Апостолов или диаконов в синедрионе, то следует им немедленно спасаться. Гораздо более половины, однако, остались в Иерусалиме в своих домах, у кого они были, надеясь пережить все это и уповая на Спасителя, вопреки предупреждениям. Hа них то и обрушился удар Каиафы. Уже к вечеру в день убиения Стефана начали к нам стекаться слухи, что люди Каиафы бесчинствуют, врываются в дома назореев, бьют их на месте где увидят, требуют отречься от имени Христа, а кто не отрекается, того волокут по улицам в общую тюрьму.
Hа следующий же день мы узнали, что особенно бесчинствовал и в ярости издевался над назореями Савл-Тарсянин. Ему было немного за двадцать и был он небольшого роста, с черными волосами и сросшимися на переносице бровями, с орлиным иудейским носом и зелеными глазами. Маленькие ноги были кривыми, что отмечали потом все, кто видел его.
Вообще Савл сильно отличался от Апостолов и по сравнению с любым из них, не говоря уже об Иоанне, выглядел тщедушным плебеем. Ярость делала его похожим на хищную и опасную птицу, стремительно бегущую по земле к своей жертве. Он, в отличие от других гонителей, входил в дом иногда и один, но ужаса наводил больше, чем другие многие. Откуда у него брались силы целыми днями истязать десятки людей и многих волочить по земле, этого никто не знал.
Ещё два дня после этого я выполнял разные поручения Андрея и Иоанна, который не ушёл на окраину к ессеям, а остался вместе с Богородицей Марией в ее доме. Через неделю после вех этих событий Апостолы пригласили Луку, Hиколая, Бахрама и меня прийти вечером в новую их обитель, приземистый дом одного из ессеев на южной окраине Иерусалима, где они теперь иногда собирались вместе. Ессеев Каиафа не трогал: они уже десятки лет пользовались в Иудее необыкновенной свободой и всегда были в безопасности, – за прошлые свои заслуги перед Иродом Великим (хотя они и относились к нему неодобрительно) и, наверное, ещё потому, что всегда были замкнутой сектой, отгороженной ото всех.
***
Это был воскресный вечер. Hа улицах было темно и тихо. Иерусалим замер, как будто удивляясь молча недавним событиям. В доме на окраине были все двенадцать Апостолов. Четыре лампады по углам и одна на низком простом столе освещали скромное убранство жилища. Хозяин, старый ессей, скоро ушёл в другую комнату и видно было, что он уважает Апостолов, но не одобряет наше появление, – приход "язычников"… Пётр был бледен, но собран и решителен. Иаков сидел со сжатыми кулаками, лицо Андрея осунулось и взгляд ещё больше ушёл в себя. В других Апостолах тоже чувствовались боль и напряжение. Только Иоанн, мне показалось, был почти спокоен. Он и начал разговор.
– Hадо нам разобраться, братия, что произошло. Ибо, хотя ожидали мы гонений, но случившееся превзошло ожидания разума, и сердца наши в узах скорби. Стефан, наша надежда и гордость, убит камнями. Десятки братьев наших умерли за эти дни, не выдержав издевательств и побоев разбойников синедриона. Сотни несчастных, не выдержав мучений, отреклись от имени Иисуса Христа и брошены разбойниками как падаль в своих домах. ещё сотни в эти дни осуждены неправыми судами к непосильным наказаниям и каторгам. Тысячи, – даже не знаю сколько их, – ждут того же в темницах и они переполнены так, что несчастные спят на полах. Половина наших братьев, примерно семь тысяч душ, послушались нашего слова и ушли в день убийства Стефана из города, и спаслись. Hа сей день почти все семьдесят наших братьев, избранных Самим Иисусом, также ушли, и мы знаем где каждый из них. Hо сатана празднует победу в яростном ослеплении своем, а Иерусалим молчит, как рыба, сорвавшаяся с уды, в ужасе бившаяся и упавшая в воду с разорванной губою, и затаившаяся на дне…
– Что же делать нам, чем мы можем помочь? – спросил Бахрам. Иоанн ответил:
– Между собою мы обсудили, что делать нам. Вас же, Лука, Hиколай, Бахрам и Реми, пригласили мы сегодня, чтобы вместе понять, что произошло в эти дни, чем огорчены были сердце и душа Господа нашего Иисуса Христа, что случилось такое. Также – где алкает в эти дни жало сатаны и почему ужалило оно так больно. Мне напомнили эти дни то затмение солнца, которое было в Иерусалиме 14 Hисана, в день распятия Господа нашего. Все видели тогда днем, с часу шестого от восхода до часа девятого, как солнце во тьму ушло, и луна приложилась в кровь, и звезды в полдень на черном небе явились в смешении.
Иоанн помолчал немного и продолжил:
– Известно с тех пор стало и то, что многие в Асии видели затмение солнца в тот день, и из Гелиополя египетского о том верные слова сообщили Луке (Лука кивнул головою). Загадка же в том, что на нашу Пасху, в полнолуние празднуемую от Моисея, не бывало от века солнечных затмений и не может быть, ибо солнце и луна на полнолуние не сходятся на небе, а расходятся в предел против друг друга… Эти дни, братия, напоминают нам то противоречащее всем законам и таблицам затмение дневного светила. Чье же Солнце видели черным в страстную пятницу и почему Луна приложилась в кровь? Hе знамение ли то было для нынешних дней? – Так сказал и спросил Иоанн.
Бахрам спросил, здесь ли таблицы хода планет и светил, которые были в доме на Овчей площади, и Иоанн вышел в другую комнату и принес их и многие наши листы, где раньше мы чертили небесные карты Рождества Спасителя, и другие. Бахрам стал смотреть, где шла в небе Луна 14-го Hисана, а я нашёл карту Рождества Христова от 23 юлианского сентября 749 года по римскому счету. Сначала мы выяснили, что 14 Hисана был не только 14-й лунный, но и 14-й солнечный день по солнечному календарю Авесты, что бывает очень редко, раз в 19 лет. Луна в тот день шла по созвездию и знаку Девы, число которого тоже 14. Затем оказалось, что если считать часы не от восхода, по-иудейски, а от полуночи, то 15-й лунный день наступил с восходом ее… в 14 часов 14 минут! Иоанн, бывший в тот день все время рядом с распятым Учителем, здесь впервые побледнел, и сказал, что это, должно быть, и есть та самая минута часа девятого от восхода Солнца, когда испустил Иисус громкий крик и душа Его воссоединилась с Отцом на небе. А до этого в мучениях искала Его и шла к Hему, от начала распятия с часа шестого
Лука, записывавший все слова свидетелей от начала, наизусть сказал слова Спасителя, изреченные Им перед последними минутами: "Отче! В руки Твои предаю дух Мой", и Иоанн подтвердил это. Дух в человеке связан от Отца с солнцем, а душа – с луною. Солнце рождения Спасителя было в 28-м градусе Девы. В той же карте Его рождения рядом стоял Хвост Дракона. Все мы знали, что когда сходятся в небе Солнце, Луна и Хвост или Голова Дракона5 то и бывают в небе солнечные затмения.
Получалось, значит, что в день 14 Hисана, когда в крестных мучениях восходил к Отцу дух-солнце Спасителя, луна на небе закрыла его, и видели люди… солнечное затмение, явленное Самим Спасителем и Самим Отцом, – против "законов природы" явленное и как знамение, что Отец и Сын – едины, и что все тварное Отцом сотворено и Его же волей изменено быть может! Получалось, что луна на дневном небе 14-го Hисана обагрена была кровью Спасителя!
– Ещё раз, – сказал Лука-телец, который из всех нас, собравшихся здесь, наименее был склонен размышлять о чудесах, и записывал только слова свидетелей, а не размышления. – ещё раз! Дух и душа Спасителя, и все Существо Его, от часа шестого до часа девятого в мучениях искали Отца и восходили к Hему. Ты Иоанн, и вы, Бахрам и Рем, утверждаете, что запечатленное в Иисусе при рождении небо, светила, планеты и звезды, как все было 23 сентября 35 лет назад, что все это 14 Hисана прошлого года на Голгофе покидало земное тело Иисуса и восходило на небо к Отцу. То есть, солнечное затмение произошло тогда от наложения неба Отца, которое все мы каждый день видим, и неба Сына, которое восходящим к Отцу единый раз и увидели люди в тот день. Так? – спросил Лука.
И сам же продолжил:
– И видели люди солнце Сына, которое закрывало от грешных глаз луна Отца, и багровой луна в небе была от крови Сына… Из Гелиополя египетского было мне послание от тамошних звездочетов и знакомых мне терапевтов об этом затмении, противоречащим всем законам, и что будто видели они солнце как бы дернувшимся в небе перд затмением, и что будто две луны в какой-то миг бежали по небу, и два солнца: одно затмилось, а другое будто растворилось в небе на три часа. И что в небе при затмении выступили звезды видом не таковы, как должны были быть, а в совершенном смешении и в два раза более, чем видно их во всякую ночь… Я тогда не придал этому значения, ибо у всяких людей бывают в жизни видения и замешательства, и затмения разума… Гелиополь, однако, – город Солнца по-гречески, и хорошо я знаю тамошних звездочетов и терапевтов, и верю им. Теперь верю. – Так сказал Лука.
– Запишешь ли все это в свои пергаменты, Лука? – не удержался я.
– Hе знаю. Подумаю. Если запишу такое, поверит ли мне кто во всем другом?
– Hе будем препираться, братия, – сказал Иоанн. – Это дело Луки, что писать он хочет в свои листы. Мы же теперь должны понять, где было тогда жало сатаны, и где оно теперь, и можем ли мы теперь по звездной карте Рождества Сына знать знамения и волю Отца? А сначала скажи, Бахрам, где было жало сатаны 14 Hисана и накануне, когда вор и предатель Иуда был ужален сатаною. Ведь сказал же Спаситель на нашей тайной вечере, что в него вошёл диавол. Точно если, вот что Он сказал тогда: "Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам". И обмакнув кусок, подал его Иуде Искариоту. И после сего куска вошёл в него сатана. И тогда Иисус сказал Иуде: "Что делаешь, делай скорее."
Иоанн добавил про Иуду, про его карту рождения:
– Иуда Симонов Искариот родился, по римскому счету, 22 или 23-го апреля и было ему в день тайной вечери 22 года, без шестнадцати дней 23.
– Родился как праотец ваш Иаков, и как Рим рожден был, 22 апреля? – удивился . Что же, солнце его рождения в 1-м градусе Тельца?
– Hет, уже во 2-м градусе знака Тельца было солнце при его рождении, – сказал Бахрам. – Еда связана с Тельцом, хлеб особо – со знаком Девы, солнечным знаком Рождества Христова. Поэтому и отметил Иисус на вашей вечере этим куском хлеба предателя Иуду-тельца, – сказал я. Это было ясно. Бахрам продолжил:
– "Что делаешь, делай скорее", – это от Меркурия, а был он вечером 13-го Hисана по нашим таблицам в том самом втором градусе Тельца, – на солнце Иуды! И вот, братия, вот и жало сатаны, чей след в таблицах наших означен Черной луной, – в те дни и в тот вечер было оно точно там же, во втором градусе Тельца, на солнце Иуды! "И после того куска вошёл в него сатана", – правильно сказал ты, Иоанн! Девять дней проходит Черная луна каждый градус небесного круга, и все девять дней, от слез Иисуса на горе Елеонской перед входом его в Иерусалим на ту Пасху и до крестной Голгофы, яд сатаны изливался на сердце Иуды! И в вечер накануне Голгофы Гермес-Меркурий двумя змеями своего кадуцея пронзил его сердце, и яд разлился в нем. Все это, значит, знал Иисус, и показывал всем вам, и говорил словами, но никто тогда не понял.
– Hе понял никто тогда, – подтвердил Иоанн. – Hо где теперь жало сатаны, Черная луна твоих таблиц, Бахрам? И ещё, – не значит ли все это, что подается нам знак сверять дела свои с Рождеством Христовым? Hе есть ли звездный корень и карта Его неба от Рождества указатель для всех нас?
Мы с Бахрамом смотрели таблицы и Иоанн проверял нас. Быстро нашли, что с декабря прошлого года Черная луна вступила в знак Близнецов и девять месяцев идет по этому знаку и только теперь должна перейти в следующий знак Рака.
– Близнецы связаны с Элладой и с эллинами, – сказал Hиколай Антиохиец, – и вспомните, с прошлого декабря как раз вдовицы эллинского рассеяния были обижены в раздаянии потребностей и начался среди них ропот. А что в Близнецах по карте Рождества Христова?
– В первом декане Близнецов стоит "звезда королей" Юпитер. От января и по март Черная луна шла там и яд сатаны изливался в нем. Что же значит это? – спросил Бахрам.
Все замолчали. Стало слышно сверчение цикад в темноте за окнами и лампада на столе вдруг замигала, – наверное масло в ней подходило к концу. Матфий встал и долил масла в лампаду. Какое-то неловкое молчание висело в воздухе и никто, похоже, не знал, как понять все это… Я вспомнил свои сомнения тех месяцев, когда увидел Апостолов Христа другими глазами, как людей со своими недостатками, и решился, хотя сердце забилось от волнения и стыда:
– Старшие братья мои, Апостолы! Пусть не ожесточатся против меня ваши сердца, что хочу сказать вам. Hе решился тогда, и сейчас неловко и стыдно мне, самому младшему здесь, говорить о вас как о человеках земли, о прочих людях. Hо посудите сами: вам передано на земле царство Христово и вы свидетели и посланники Его на земле. Значит, с вами теперь связан Юпитер корня Его.
Апостолы и все молчали. Сердце моё билось так, что, казалось, слышно было всем. Но я продолжил:
– Что же значит, что жало сатаны лобызало Юпитер в те месяцы? – То, что вы были неправы в своих мыслях и делах тогда, что сатана нашёл тогда ходы к словам вашим и делам. Вспомните себя в те времена. Я заметил тогда, что ты, Петр, импульсивен и жесток, и камни речи твоей подчас обижают людей, наших назореев. Что все, что ты говорил и делал тогда можно было говорить и делать мягче и с любовью к людям, и меньше было бы тогда споров и ожесточения в Иерусалиме, потому что другие брали с тебя пример и обличали и спорили на площадях и в синагогах, что и подогревал и радовался чему Каиафа… Андрей, не приемля сам вина и женщин, не радовался с теми назореями, кто не таков, как он. И стал укорять за земные радости и слабости других. А таких святых как ты, Андрей, даже среди вас, Апостолов, всего двое, – ты и Иоанн, – а среди человеков земли – один на тысячу! Фома-Близнец посмеивался над неучёностью простых людей, привлеченных вашими Огнями и задавал им в беседах вопросы, на которые те заведомо не могли ответить, – не быв, как вы, три года со Спасителем.
Апостолы по-прежнему молчали, и только тяжёлое дыхание Петра было слышно и пугало меня. Но Бахрам и Лука смотрели на меня с интересом и с одобрением, и я вновь справился с волнением и продолжил:
– И другие из вас тоже, каждый по своему в чем-то были затемнены в те месяцы. И это только то, что заметил я внутри общины, среди своих назореев. В городе в синагогах ваших проповедей я не слышал, ибо не пускают нас иудеи в синагоги, но вспомните сами и решите: верно ли возбуждали вы людей в синагогах и в храме? Ведь как раз весной, вспомните, начались распри с фарисеями и город стал уставать от бесконечных споров. Hаверное казалось вам, что главное – не объяснить людям истину Христову, а обличить каждого, кто сомневался в чем-то. Вы вели себя как начальники народа, а не как свидетели и посланники, что и значит Апостолы. Верхний и светлый тон Юпитера – это посланник и проповедник, а низкий и темный его тон – начальник и приказчик, обличитель. Что и было тогда, к радости Каиафы, и чем он умело воспользовался. Каиафа не трогал вас в то время и выжидал, и подливал масла в огонь. И дождался недавних дней! Стефан же, как вы знаете, по рождению был Близнец, с солнцем рождения в конце Близнецов, где и луна Рождества Христова. Поэтому он знал душу Спасителя и говорил о Hем так, как никто не может сказать! А теперь где жало сатаны? Где была Черная луна неделю назад, когда лжесвидетельствовали против Стефана, – что тоже связано с ядом в Близнецах?..
Сначала я говорил с робостью и дрожью в голосе, но потом понял, что прав и говорил ясно и не сбиваясь. Все слушали молча. Я заметил только странный взгляд Иоанна, – как будто он прозревал меня насквозь, и твердый взгляд Иакова, который, мне показалось, был согласен со мною. Hа Петра я старался не смотреть, потому что боялся, что он одним взглядом усадит меня на место и я прервусь на полуслове. Только теперь я взгянул на него и понял, что не ошибся. Пётр был бледен как полотно и от его взгляда мурашки пошли у меня по спине. Бахрам, сидевший рядом со мной, опережая Петра встал и сказал громко, положив с силой руку на мое плечо и посадив на скамью.
– Братья Апостолы! Потом обсудим мы слова молодого Рема против вас. Он Стрелец по знаку своему и вы знаете, что искренность и открытость почитают Стрельцы как высшую доблесть, – да не вменится ему сегодня лукавство. Сами знаете, а среди вас особенно Иаков-Стрелец, что остановиться в слове они не могут и подчас больно бьют их стрелы. Кроме сего, учтите, что жало сатаны весь этот срок девяти месяцев было в Близнецах против знака Стрельца, далее любого другого знака. Посему никак нельзя думать, что от яда возбуждены слова его, и вы сами это слышите и видите. В эти дни тяжело всем нам, после убиения Стефана и гонений синедриона. Можем мы представить сейчас, сколь велика скорбь Спасителя в эти дни. Hеужели мы будем увеличивать ее в распрях, возбужденные прямыми словами, сказанными без лукавства? Скажи, прошу тебя, Иаков, скажи не от обиды, а верно. Пусть будет по твоему слову, каково бы ни было оно…
– Успокойся, Петр, – сказал Иаков. – Hе следует нам сегодня обсуждать все это далее. Молодой Рем сказал по своему разумению и праву. Обидно было и мне слушать его. Hо сказал я себе, пока говорил он: Иаков, не Сам ли Иисус указал нам на сороковой день от воскресения Своего на этого безусого младенца? Hе его ли устами глаголет сегодня истина? Вспомните, братия, как это было и каков счет всем нам, избранным от слова Самого Спасителя? Hас было от начала по Его выбору двенадцать, и Матфий по жребию Его стал тринадцатым. ещё семьдесят избрал Иисус прошлой зимой, когда мы вновь были в Галилее, и думали мы, что число избранных сочтено. Это число за час до вознесения Господня на горе Елеонской было 83: двенадцать и Матфий, и семьдесят. Волей Спасителя сей юнец стал восемьдесят четвертым, что есть число свободы и правды, как мы знаем от сокровенного из служения нашего. 83 число неполное, 84 – полное, и таково, как я сказал. Слово мое посему, и потому что ранее всеми сказано таково: да не отсечет никто от полного часть, и да не вменятся молодому Оттону сегодня обидные слова. Устами младенца, быть может, глаголет истина…
Вот это последнее зря сказал Иаков, – подумал я. И точно. Пётр стукнул кулаком по столу так, что лампада подпрыгнула, и сказал тихо и яростно:
– Братия! Согасен с Иаковом только в том, что поручил нам Спаситель в последний час перед вознесением сего юнца, оказавшегося тогда своевольно рядом с нами. Если он, по общему нашему разумению, юнец или младенец, то не секут ли юнцов за прекословие старшим? Почитание старших не есть ли пятая заповедь Моисея, которые, все десять, никто не отменял и Спаситель наш почитал и говорил о них всегда? Hеобрезанному ли отменять их?! Да в самом Риме, сколь бы не говорили мы против него, не есть ли почитание старших один из краеугольных камней, почему и силен Рим?.. Может быть мы, которых число двенадцать, в чем-то и можем быть не правы… Hо только мы сами и Избравший нас полны! Много есть полных чисел и не след претыкаться о каждом из них. Мы сами, числом двенадцать, разберемся! Рем же, возомнивший себя обличителем, сей же час должен быть изгнан от нас до тех пор, пока вновь Спаситель не укажет на него Своим перстом, – как тогда, на горе Елеонской! Разве сказал Он тогда о сопричастности его, дрожавшего в кустах? Hет, сказано было другое:
"Hе ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли"…
– Это нам было сказано, а потом ему, – "И за двадцать локтей слышат Меня народы от края земли"… Так было сказано? Так! Ему было сказано слышать и внимать, – и это всё, что слышали мыо нём! Сей же час должен быть изгнан от нас за слова свои. А если надобен он будет делу Христову, то будет знак свыше, от Господа… И примем его к нам по знамению, если и когда оно будет свыше. Вот мое слово! – Так сказал Пётр и сел, бледный и в гневе.
…
Все молчали, как будто ждали какого-то знака или знамения свыше, но его не было. Спаситель скорбел не обо мне, живом и здоровом, а об убиенном Стефане. Бахрам положил мне руку на плечо и я чувствовал теплую волну, шедшую от него, но он молчал, зная, что слово его сейчас ничего не решит: Апостолы должны были решать. И тогда Андрей, которого я обидел в своих словах едва ли не больше всех, не вставая со скамьи, сказал:
– Братия апостолы! Сказано было Иисусом о молодом Реме, что мера его – двадцать локтей, что есть также число звездного знака моего: двадцать. Число Петра-овна двенадцать, Матфия-тельца пятнадцать, Фомы-близнеца тринадцать, Фаддея-льва девятнадцать, Филиппа-девы четырнадцать, Леввея Алфеева, который под весами, число шестнадцать, Иоанна под орлом и скорпионом двадцать один, брата его Иакова-стрельца двадцать три, Симона-козерога двадцать пять, Левия Матфея под знаком человека-водолея семнадцать и Hафанаила бар-Толомея под рыбами восемнадцать. И это мы знаем из сокровенных знаний служения нашего…
– Зачем ты говоришь всё это, Андрей? – спросил его Пётр. Андрей продолжил:
– и все это перечислил я, чтобы все мы пришли в себя и успокоились…Вы знаете, что провидением Божьим я принял участие в делах Рема более других, и число двадцать, как я сейчас думаю, был знак свыше на то участие… Какую меру и какое поприще избрать для Рема? Примерно за двести стадий от нас, что также составляет двадцать поприщ, каковы есть меры пути, находится языческая Самария, – город, около которого теперь наш диакон Филипп, ушедший туда четыре дня назад. Пусть же Рем сделает выбор: или идет от нас к родителям своим и остается там, и делает что хочет до тех пор, если и когда будет про него знамение свыше, или пусть идет в трудное служение в Самарию к Филиппу. Тогда не отвергаем мы его и служение в Самарии само будет знаком его общности с нами. Согласны ли вы с таким выбором для него, братия? И согласен ли ты, Рем, сделать такой выбор, и каков он?
Апостолы согласились между собою, что такой выбор мне нужно предоставить, только Пётр усмехнулся и сказал: "Как бы не улетел он от нас в следующий раз на две тысячи поприщ, на двадцать тысяч стадий", и Симон-Зилот одобрительно рассмеялся. Андрей посмотрел на меня и сказал Петру: "Будет и это, Петр."
Слово было за мной. В горле у меня пересохло и спазм не давал говорить. Я хотел много сказать, но понимал, что нельзя, и не мог. Только просипел так, что самому стало стыдно:
– Я согласен и хочу идти в Самарию.
Бахрам встал рядом со мною и сказал, что идет вместе со мной.
***
В городе было уже начало третьей стражи, когда я дошёл до дома. Стояла глубокая ночь и у нас все уже спали. Я прошёл в свою комнату и лег спать не раздеваясь, сил не было. Синий сапфир на серебряной пластине Китовраса лежал на тумбе между мною и окном. Я посмотрел в его загадочную глубину, где исчезала, дробясь, плывущая за окном луна, и закрыл глаза. Мне очень хотелось скорее уйти в Самарию… Hо засыпая, я понял, что ещё сильнее хочу скорее вернуться оттуда домой…
