Бехруз Курбанов
Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
– Премьер-министр! – позвал Мунир, пока Расим стоял как глупый мальчик. – Вы когда-то учились у ведьм, – с уст на-шахзаде это прозвучало как обвинение с ноткой презрения, что удивило всех чиновников. – Если у вас сохранились отношения с вашей наставницей, встретьтесь с ней и выясните, что это за тени и что за книга им нужна? Госпожа Нигора как раз в городе.
Его повелительный тон колко прозвенел в ушах Расима. Премьер-министр снова приложил руку к сердцу и слегка склонил голову, приняв его поручение.
– «Значит, она обратилась к тебе после своего провала», – подумал про себя Расим. – «Хорошо, что не сказала, что эта самая книга у него. Пока не сказала», – был уверен Расим. – «Она ищет подход к Муниру. Дрянь».
Мунир ибн Нодир развернулся и тяжёлым, медленным шагом направился к выходу, положенного для шахзаде. У проёма, в который он протиснулся боком, Мунир несколько раз кашлянул. Затем за ним закрылась дверь.
Расим провожал Мунира нарочито деланным хмурым взглядом исподлобья.
– Вы чем-то озадачены, господин премьер-министр? – заметив это, спросил Орзу.
– Вас не беспокоит то, с каким бездушием новоиспечённый на-шахзаде говорил о смерти брата? – резким тоном спросил в ответ Расим.
– На что вы намекаете? – уточнил визирь внутренних дел.
– Он не скорбит и даже не носит траур, как все вы, – Расим небрежно указал на их чёрные пояса. – Я уехал в Ангуран всего пару дней назад, а вернувшись, узнаю, что наследник падишаха умер от внезапной болезни, а его брат спокойно собирает нас, чтобы занять его место. Разве это не подозрительно? – негромко произнёс Расим, увидев, что на некоторых лицах появились подозрения и сомнения. – Не кажется ли вам, что смерть Носира была ему на руку? Мне кажется, он этому только рад.
– Вы смеете обвинять господина Мунира в смерти своего брата? – возмущённо спросил Орзу.
– Я смею предполагать о его возможной причастности к смерти своего брата, – дерзко бросил Расим, метнув на Орзу палящий взгляд. – «Что ж ты не выдал ему свою тайну при своей непоколебимой верностью ему?» – Кстати, вы нашли тех, кто якобы отравлял еду покойного Носира? Вы же были уверены в этом? – Расим смерил главного лекаря укоризненным взглядом и снова посмотрел на Орзу. – Молчите? Может, вы все заодно?
Орзу хотел было возразить, но Расим указал на трон.
– Этот трон довольно привлекателен. Особенно, когда он пустой…
* * *
«Нет боли сильней, чем от утраты детей».
Ардвисура
– «Меня интересует, как вы вернулись из Ангурана за столь короткое время?» – между оговорками спросил Орзу. – «Обычно, дорога туда и обратно занимает до четырёх недель. Вы используете колдовство?»
Этот вопрос заставил Расима насмешливо расхохотаться тогда на совете визирей, созванным Муниром ибн Нодиром.
– «Из меня такой же колдун, как из немого певец», – слукавил в ответ Расим.
Не желая больше слушать оправдания тому, почему они не продвинулись в поисках отравителей покойного на-шахзаде и тех, кто отбрасывает тени, Расим объявил совет завершённым и отпустил правящую знать. Он хотел остудить пар и успокоиться после унижения Муниром, но очередной вопрос Орзу остановил его в проеме служебного выхода из аудиенц-зала.
– «Как вы собираетесь найти Чёрный рубин?»
Расим одарил его многозначительным взглядом и молча покинул аудиенц-зал. Однако этот вопрос и весь этот совет не покидали мысли Расима ещё пару дней.
– «Как я собираюсь найти Чёрный рубин?» – мысленно повторил Расим. – Да никак. Я не собираюсь его искать, – тихо пробубнил Расим, задумчиво спускаясь в темницу.
На нём были белые штаны с зелёным извилистым растительным узором по бокам и зелёная шерстяная рубаха с короткими рукавами с белым растительным узором на поле. Босыми ступнями он ощущал каждую холодную до дрожи ступень. Однако это не волновало его. Он был озадачен и даже взволнован другим. Происхождение теней до сих пор оставалось загадкой и, учитывая, что ведьмы к этому не причастны, это не давало ему покоя. Вопросов становилось всё больше и за ответами он решил спуститься к пленнику.
С каждым шагом вниз Расим всё больше понимал, что пленник не захочет с ним говорить. Впрочем, как и всегда. Но он продолжал спускаться, надеясь, что на этот раз всё будет по-другому. Он каждый раз надеялся на это. Расим думал, что, возможно, вопрос о тенях заинтересует его пленника и тот, наконец, ответит ему.
К этой мысли Расим пришёл у своего парикмахера, которого навестил прошлым утром. Он так и не смог подстричься после предыдущего заседания с визирями и чиновниками. Неожиданный визит Нигоры заставил его забыть о походе к парикмахеру. Под рукой мастера Расим обдумывал слова Мунира и сделал вывод, что для достижения своих целей больше без каких-либо непредвиденных преград ему действительно необходимо выяснить, что это за тени, и устранить их, если они представляют хоть малейшую угрозу его планам…
Услышав шаги, Фозил взял в левую руку лампу, горящую на стене за спиной, и пошёл навстречу к Расиму.
– Господин, – он прижал правую руку к сердцу и почтительно склонил голову.
Расим кивнул в ответ и прошёл мимо.
– Как поживает мой пленник? – осведомился он.
– Всё так же, мой господин. Словно его тут нет.
Расим хмыкнул и подошёл к проему, ведущему в коридор с клетками. Другого ответа он не ожидал.
– Господин, вы… опять потерпели неудачу в Ангуране? – Фозил промямлил, но всё же осмелился спросить. Он не решался задать этот вопрос пару дней с тех пор, как Расим вернулся.
Расим медленно повернулся в его сторону и с плотно сжатыми губами разгневанно посмотрел на Фозила. Он сделал шаг к надзирателю и тот попятился от страха.
– Это всего лишь яма, – процедил Расим. – Небольшая ямка. СОВСЕМ НЕГЛУБОКАЯ ЯМА… на моём пути, – последние три слова Расим произнёс с коварным хладнокровием.
Расим бровями кивнул ошеломлённому надзирателю и направился к клетке, в которой был заключён его пленник. Фозил хотел повесить лампу на решётку, но Расим жестом велел ему повесить её в углу у входа. Сам он встал в шаге от клетки и вгляделся во тьму, царившую за решёткой. Свет от лампы едва доходил до решётки и Расим не мог разглядеть пленника в этой огромной тёмной камере. С другой стороны, он не хотел видеть пленника и не мог объяснить себе почему.
– У меня есть вопросы к тебе, – негромко сказал Расим, обращаясь в пустоту. – Раньше меня это не заботило, но теперь всё серьёзно. По всему Зебистану люди замечают некие тени. Одни предполагают, что они связаны с Чёрной напастью. Другие очевидцы заявляют, что будто бы эти тени ищут некую книгу.
Расим помолчал. Услышав какой-то шорох в глубине камеры. Он подумал, что пленник сейчас подойдёт к нему. Потому он показательно поднял перед собой книгу мастеров, которую всё это время держал под правой подмышкой.
– Им нужна эта книга? – спросил Расим.
Он всё держал книгу, протянутую перед собой, и ждал ответа. Однако ответ так и не прозвучал. Расим слышал лишь ровное, казалось бы, безразличное, дыхание пленника. Расим вздохнул и опустил руки.
– Ты знаешь кем или чем могут быть эти тени?
Ответ на этот вопрос тоже не прозвучал.
– Эти тени могут быть связаны с Чёрной напастью?! – громче спросил Расим.
И этот вопрос остался без ответа.
– Мне надоела эта болтовня с самим собой! – молчание пленника начало злить Расима. – Почти пятнадцать лет я спускаюсь сюда к тебе за советом, за помощью, а ты всё молчишь и МОЛЧИШЬ! – он начал выходить из себя. – Может, ты дал обет молчания?! Вот только я его не СЛЫШАЛ!!! – сорвался в гневе Расим. – Может, ты слышал его обет? – обратился он к Фозилу – тот отрицательно покачал головой. – Нет. И он не слышал, – язвительно процедил Расим. Он жестом позвал Фозила и, отдав ему книгу, кивком велел отнести наверх. – Может, ты говорить не умеешь? – Расим возмущённо развёл руками. – ОТВЕТЬ МНЕ!!! – сорвался в ярости Расим и, шагнув к решётке, сокрушённо обрушил на неё кулаки.
Расим опустил кулаки, чувствуя в них накапливающийся жар. Он отступил на два шага и сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. Подавляя в себе гнев, он разглядывал изумруд, инкрустированный в серебряный перстень на его правом указательном пальце.
– Огонь, – негромко заговорил Расим, – обладает самой разрушительной силой, – в его хладнокровно спокойном голосе звучали нотки восхищения. – Владение такой силой возвысит любого над остальными. Во времена далёких предков, люди владели этой силой, но потратили его впустую. Их жалкие потомки из числа ведьм и даже некоторые колдуны в своё время пытались снова овладеть силой огня, – упоминания об их попытках Расим смог не только прочитать из некоторых комментариев, где также сказано, что тополя приведут к силам мироздания, но и из других рукописей про колдовское поприще. – Никому этого не удавалось… – Расим исподлобья поднял злорадный, злонамеренный взгляд, – до этой поры, – гордо договорил он с угрожающими нотами. – Моя тяга к знаниям привела меня к тому, что я многое узнал про силу огня. Но это всего лишь теории.
Расим склонил голову набок и выжидательно смотрел во тьму. Он молчал и слушал, как дышит его пленник.
– Мне не хватает практики, – воодушевлённо проговорил Расим. Он насупил брови и угрожающе посмотрел на решётку, зная, что за этой завесой тьмы пленник прекрасно видит его. – Может, мне попрактиковаться на тебе?
Расим был готов применить силу, чтобы разговорить пленника, но его отвлёк голос вернувшегося Фозила.
– Господин, к вам пришли, – негромко сообщил он.
Расим повернулся к надзирателю, но его хмурый взгляд смотрел сквозь Фозила. Расим задумчиво опустил голову и молчал. В какой-то степени он был рад, что Фозил помешал ему сделать то, чего он совсем не хотел делать. Тем не менее Расим понимал, что для достижения своих целей нужно разговорить этого упрямого пленника. А для этого нужно что-то предпринять.
– То, что я делаю… – Расим косо поднял глаза на решётку камеры. – То, что я хочу сделать, будет лишь во благо всем. Я не хочу зла. Я не сторонник насилия, – он помотал головой. – Но в следующий раз, когда я сюда спущусь, ты заговоришь, – предупреждающим тоном решительно сказал Расим.
Он не стал спрашивать у Фозила, кто мог прийти к нему в этот поздний час. Он предпочёл сам угадать незваного гостя, поднимаясь обратно в дом по этой проклятой холодной лестнице.
Может, это какой-нибудь придворный слуга или же сам Акмал явился к нему сообщить о том, что на-шахзаде вернулся из Шомабада? Расим с ухмылкой вспомнил его пожелание похоронить брата рядом с покойной матерью и узнать все тайны по возвращению.
– «Твоя мать не покойная. Как тебе такая тайна?» – сардонически усмехнулся про себя Расим.
Однако Мунир не мог так быстро вернуться из Шомабада, если у него нет такого же ковра, сомневался Расим и был уверен, что к нему пришли не из дворца.
Тогда кто? Расиму стало интересно, но он не стал ускорять шаг, чтобы удовлетворить свой интерес. Он предпочёл гадать и дальше. Он любил говорить с самим собой и в завязавшейся беседе со своими мыслями Расим обсуждал возможные причины, по которым мог явиться незваный гость.
У него было несколько вариантов, но все они отпали разом, когда Расим оказался в гостевом зале. На веранде, у порога стояла та, которую он меньше всех хотел видеть. О ней Расим даже и не подумал. При этом он знал, что рано или поздно, после смерти Носира она явится к нему.
– Здравствуй, Гулру, – с тихой нотой разочарования произнёс Расим.
Её вид не радовал Расима. Обычно, Гулру носила облегающие платья, подчёркивающие её изящную фигуру. Сейчас же на ней было грязное бирюзовое платье с глубоким вырезом и сетчатыми рукавами до локтей. Её тело утратило былую привлекательность, а её некогда упругая, румяная кожа казалась такой же мятой, как и её платье.
– Господин, наконец-то вы вернулись, – с трудом и хриплым голосом проговорила она. Гулру стояла у проёма, опираясь о дверной косяк. – Нам очень плохо, господин. Этот недуг…
– Съедает вас изнутри, – тихо пропел Расим голосом коварного изобретателя, гордящегося своим творением. Однако он также был огорчён, что его творение всё-таки сказалось на здоровье Гулру.
Расим подошёл ближе, чтобы при свете горящих масляных ламп получше разглядеть на сколько плохо состояние Гулру. Она тоже сделала шаг навстречу, но пошатнулась. Резким движением Расим наклонился вперёд и левой рукой схватил Гулру за талию, не дав ей упасть. Расим прижал её к себе и взглянул ей в глаза. Увиденное укололо его сердце.
– Мы выполнили свою задачу, – с трудом вздыхала она.
– На это у вас ушло полгода, – с укоризной прошептал Расим, продолжая с болью смотреть ей в глаза, залитые оранжевой кровью. – Слишком поздно, – тихо проговорил Расим сквозь нарастающий ком.
– Вы об… обещали нам… – Гулру издала короткий глухой стон и попыталась продолжить, но не смогла. В её горле словно застрял горячий ком, не позволяющий ей говорить. Эта оранжевая кровь в её жилах поразила всё её органы и сжигала её грудь изнутри, из-за чего и появились эти тёмные пятна на груди.
О возвращении Расима Гулру узнала на третий день. Об этом им сообщил придворный слуга покойного Носира ибн Нодира, который влюбился в одну из его наложниц. Он чувствовал недомогание. Боясь за свою жизнь после смерти на-шахзаде, он пришёл в дом его наложниц. Там на его возмущения ответили, что лишь Расим в силе помочь им. Тогда-то этот слуга и сообщил, что Расим уже три дня как вернулся из Ангурана, и пригрозил, что сам пойдёт к премьер-министру, если они не вылечат его. В ответ Гулру обещала немедленно пойти к Расиму за лекарством, а до тех пор велела этому слуге оставаться в доме и присмотреть за своей возлюбленной.
Из всех наложниц, нанятых Расимом, только Гулру едва могла ходить. Она вышла в полдень и лишь ночью дошла до дома Расима, чтобы просить его об исцелении. Это стоило ей последних сил, и вот она здесь, в его желанных объятиях. Она так тосковала по нему и с Носиром думала только о Расиме.
– Я всегда была вам верна, – прочистив горло, сказала Гулру. – Я всегда выполняла любые ваши поручения. Умоляю вас… – ей снова стало трудно говорить. – Из… избавьте н-нас от эт-той невынос-с-симой боли, – взмолилась она после мучительного вздоха.
– Вы послужили благой цели, – прошептал Расим, утешительно гладя её по голове правой рукой. – Я об этом не забуду, любовь моя, – сквозь горький ком в горле прошептал Расим.
У него сжималось сердце от задуманного. Он не хотел этого делать, но это было единственным способом помочь ей. Расим приложил кончики пальцев правой руки к виску Гулру и пустил сквозь них тонкие струи огня в её голову. Гулру издала короткий и глухой писк и навеки замолчала. Сначала обуглились её глаза, затем лицо, голова, шея… Она рассыпалась на землю и превратилась в горстку серого пепла. От неё осталось лишь это бирюзовое платье.
Расим хладнокровно перевёл взгляд на Фозила, стоявшего чуть позади в стороне. При всей своей мужественности он с трудом подавлял страх. Фозил был наголову ниже Расима, но сложён он был гораздо лучше. У Фозила были широкие плечи, а под белой шерстяной рубахой скрывались горы мышц. При желании, он мог бы с лёгкостью поднять Расима и швырнуть его на землю через плечо. Однако он боялся колдуна и этот страх только что был оправдан, что ещё больше усилило его преданность Расиму.
– Остальные наложницы покойного Носира должны быть в Синем доме, на Яблоневой улице. Найди их и…
Расим неожиданно осёкся и опустил глаза на горстку пепла у своих ног. Им охватило грусть и сожаление, а пустота в его душе стала ещё больше. Гулру действительно была предана ему. Расим был первым, с кем она возлегла, и единственным, пока он сам не велел её возлечь с Носиром, одарив недугом. Гулру любила Расима и согласилась только из-за любви к нему. Странное это чувство – любовь, и как бы Расим не старался отрицать, что это чувство было не взаимным, он не смог утаить скорбь в своих глазах, к уголкам которых подступили слёзы. Если он и не любил, Гулру всё равно была дорога ему, очень дорога.
– Прости меня, – едва ли слышно прошептал Расим.
Он задумался о том, что делать с остальными наложницами и пришёл лишь к одному решению. Другого выхода у него не было. Расим поднял на Фозила скорбящий взгляд, отражавший его хладнокровную решительность, и тихо дополнил своё поручение:
– Сожги их.
* * *
«Первым проявлением Зелёной хвори является бледно-зелёный оттенок белков глаз. Затем идёт затруднённое дыхание и тошнота. Появляется слабость и отсутствие аппетита. Последним признаком заболевания является зелёная моча, после чего заражённый умирает в течение трёх дней».
Хранители знаний: «Исследования Зелёной хвори»
«Султан выдумал Чёрный рубин и, пока ты будешь его искать, он выдаст дочь за богатого наследника», слова Файза, которые неоднократно повторялись у него в голове, всё больше подвергали Азима сомнениям. Однажды они чуть ли снова не заставили Азима отказаться от похода в Арруж и вернуться в Ангуран. Он думал о том, чтобы залезть на Дерево Сохиба и узнать, куда ведёт легендарная карта, если она вообще есть? От этой мысли его отговорила вера в честь султана. Ведь он дал своё слово перед всеми своими гостями.
Дорога разлучила Азима и Файза на следующий день после привала на опушке яблоневой рощи. Торговец пожелал юноше удачи и направил свою лошадь на юго-запад, где он должен был встретиться с караваном и поехать дальше в Саброну. Оставшийся путь Азим преодолел в одиночестве, терзаемый сомнениями, каждый раз думая о Зилоле. Думал он о ней часто и больше не общался с другими путниками.
В Арруж он прибыл на четвёртый день после привала на опушке яблоневой роще. Этот город был почти в три раза меньше столицы и, как и другие города Ахоруна, не был окружён стеной. Приезжих с востока встречали две конюшни, расположенные по обе стороны широкой грунтовой дороги. В этих конюшнях можно и нужно было оставлять арендованных лошадей и дальше войти в город пешком. Из конюшни справа, принадлежавшей султану, в спешке выбежал молодой конюх и встал на пути у Азима. Он протягивал руку к поводьям, будучи уверенным, что чёрный жеребец принадлежит султану, и остался в недоумении, когда Азим объехал его со словами: «Это мой жеребец».
За конюшнями цвели фруктовые сады, а за ними скрывались первые дома и улицы благоухающего города. Азим медленно ехал на своём жеребце, с интересом смотря по сторонам. Практически все строения были деревянными, одноэтажными и с плоскими крышами. Некоторые дома были окружены невысокими живыми ограждениями из цветущих жасминов и роз. Позднее, вечером того же дня, Азим узнал, что дома, ограждённые жасминами, принадлежат потомкам братьев Ёсуман.
Единственным высоким зданием в городе был дворец мэра, который был виден из любого уголка города. Ко дворцу вели широкие улицы, вымощенные обтёсанным камнем. Дороги на обычных улицах не были мощёнными.
Жеребец медленно шёл вперёд, но Азим не знал куда ехать, а спросить дорогу стеснялся. Заметив озадаченного юношу на чёрном жеребце, городской стражник с короткой черно-белой чалмой подошёл к нему и вежливо попросил спешиться, так как на той улице нельзя было ехать верхом. Юноша огляделся по сторонам и обнаружил, что только у него на этой улице есть лошадь. Азим спешился и извинился за неучтивость и невнимательность. Воспользовавшись этим случаем, Азим спросил, знает ли стражник Рахмон-ака, однако тот пожал плечами. Стражник с густыми бровями и бородой, одетый в белую рубаху и шаровары, заправленные в чёрные сапоги, с плотной стёганой безрукавкой коричневого цвета и кинжалом на чёрном широком поясе указал ему дорогу к базару в обход этой улицы и сказал, что там ему помогут найти кого угодно.
На открытом базаре, то есть необрамлённого стенами, Азим расспрашивал многих продавцов и покупателей, но никто не знал ни о каком старике Рахмоне. Азим был расстроен, что никто не мог ему ответить и корил себя за то, что не додумался спросить имена родственников Рахмона у Рашид-аки. Тогда он решил спросить, знает ли кто самого Рашида.
Вскоре, перед закатом, к Азиму подошла девочка двенадцати лет и сказала, что возможно знает старика Рахмона. Она привела его к своему дому, недалеко от базара, и позвала своего деда. Им оказался Манон, старший брат Рахмона. Азим объяснил ситуацию и Манон пригласил его в дом. Он знал, что Рахмон жил эти годы в Ангуране, но не мог навестить брата из-за здоровья. Манон огорчился узнав, что его брат снова пропал и заверил Азима, что его брата в Арруже точно нет.
По просьбе Манона Азим остался у них на два дня, а на третий поблагодарил хозяина за гостеприимство и спросил, где ещё можно найти Рахмона. Сын Манона напомнил отцу, что тот рассказывал когда-то о некоем доме своего брата в Корявом лесу.
– Со старостью теряешь не только годы, но и память, – сказал тогда Манон. – Если мой брат и мог куда-то отправиться, то только туда.
Именно туда сейчас, а точнее уже второй день держал путь Азим. В благодарность за то, что юноша хочет найти его брата, Манон попросил свою невестку пополнить сумку юноши съестными припасами и сухофруктами. Тяжесть их щедрости Азим сейчас ощущал на своих плечах.
– Ты не сможешь проехать на своём жеребце по Корявому лесу, – предупредил его Манон, попросив оставить жеребца в конюшне султана. – Там он нём хорошо позаботятся до твоего возвращения.
В кожаной сумке, висевшей у Азима на правом плече, были ещё одна сменная рубаха, штаны, сложенные в отдельном мешочке, бурдюк с базиликовым напитком и ещё бурдюк с водой. Остальные вещи он оставил в Арруже в седельной сумке.
С толстой тяжёлой сумкой за спиной Азим держал путь на запад по зелёным равнинам и низким холмам. Несмотря на усталость, днём он шёл без остановки. Прошлой ночью он заснул, прикрывшись халатом, на кривом холме, а к этой ночи он надеялся дойти до леса. Над головой уже второй день сгущались облака и дул ветер. К этому вечеру будет гроза, понял Азим. Потому он несколько раз ускорял шаг, чтобы скорее добраться до Корявого леса. Азим не хотел, чтобы в него попала молния. Он слышал не одну такую историю, где на людей в открытом поле во время грозы попадали молнии. Сочный кебаб из него бы точно при этом не вышел, и степным волкам пришлось бы глодать его кости и рыться в его сумке за мясом.
С другой стороны, вот будет потеха, если он сам превратиться в Чёрный рубин от удара молнии.
Наступил вечер, и солнце легло на западный горизонт. Однако небо было уже полностью затянуто чернеющими тучами. В далеке засверкали первые молнии и по небу начал раскатываться гром. Благо за следующим холмом Азим увидел огромное море из зелёных листьев. Вот он Корявый лес.
От Арружа Азим прошёл шесть фарсангов, но этот лес был гораздо больше. Он тянулся до самого видимого западного горизонта. Азим был впечатлён, изумлён и озадачен.
– «Где же я найду Рахмон-ака в этом бескрайнем лесу?» – спрашивал он у самого себя.
За спиной на небе вспыхнула молния и последовавший раскат грома заставил Азима встрепенуться и побежать к лесу, до которой оставался один мил.
В конце пути ноги горели и просто отказывались слушаться. Азим сел под кроной кривого дуба на опушке леса, чтобы перевести дыхание и передохнуть.
Несмотря на густые облака, было ещё слегка светло. Однако в самом лесу царил мрак и Азим не решался войти в него. Этот лес навевал на юношу некий страх и некоторое время он бродил у опушки.
Молнии начали сверкать всё чаще и ближе на небе у него над головой. Это заставило Азима забежать в лес. Через пару джебелей Азим остановился и сел у старого ясеня с косым стволом и сквозь ажурную крону с восхищённым трепетом стал наблюдать за молниями. Он считал время наступления грома после каждой вспышки. Каждый раз интервал был разным: от семи до пятнадцати секунд и дольше. Азим сделал вывод, что время интервала зависит от расстояния – чем дальше вспыхивает молния, тем дольше доходит его гром. Большинство молний сверкали голубым светом, но не редко загорались пурпурные, жёлтые и красновато-оранжевые молнии. Разряды били вниз, иногда аж до земли, в стороны и даже вверх.
Вот совсем рядом вспыхнула молния. Её разряд сначала ударил вниз и волнистой линией резко свернул налево сквозь облака. Это навело Азима на мысль сравнить молнии с письменностью Алифа. Не было ни одного прямого или идеального разряда молний. Они все искривлялись и извивались, озаряя небо своим ярким светом. Буквы и слова на Алифе, языка всего Рахшонзамина, тоже пишутся закруглёнными, изогнутыми, волнистыми или искривлёнными линиями.
В небе вспыхнула молния и через девять секунд последовал оглушительный гром. Азим неожиданно пришёл к заключению, что молнии – это письменность языка Всевышнего, а гром – произношение этого языка, и во время грозы каждой молнией и громом Всевышний напоминает своим созданиям о своём присутствии над их головами. Этот язык не подвластен человеку и Азим с благоговейным трепетом взглянул наверх и негромко произнёс на человеческом языке:
– Воистину ты велик, Всевышний!
Азим смиренно опустил голову, а над его головой, словно в ответ, на небе вспыхнула пурпурно-желтая молния и грянул гром. По телу Азима пробежала дрожь и наступила тишина. Перестали сверкать молнии и гром перестал греметь. Лишь шелест листьев под дуновением холодного ветра нарушал тишину.
Азим сильно проголодался в пути. Он сделал глоток воды и полез в сумку за едой, как вдруг начался дождь. Он сидел у кособокого ствола ясеня и надеялся, что его низкая крона укроет его от слабого дождя. Но не успел Азим положить и кусок хлеба в рот, как дождь усилился. Он положил всё обратно в сумку и решил найти дерево с плотной кроной. Однако, в наступившей кромешной темноте он не мог разглядеть ничего дальше трёх шагов. Азим мысленно взмолился к Всевышнему осветить ему путь и пошёл вперёд.
Через некоторое мгновение на небе снова засверкали молнии. С каждой вспышкой Азим осматривался по сторонам и прокладывал себе путь. Ему приходилось мерить каждый шаг и ступать с осторожностью, чтобы не наткнуться на ветку или не споткнуться о торчащий корень.
С каждой вспышкой молнии, озарявшей небо, Азим всё больше замечал, что все деревья в этом лесу кривые и косые. Он начал понимать, почему этот лес называют «корявым». Чтобы укрыться от молний, Азим спрятался в лесу и тут, наклоняя голову, чтобы пройти под толстой, корявой веткой какого-то дерева, он подумал будто все эти деревья также пытаются увильнуть от гнева Всевышнего, ниспосланного в виде молний, а посредством грома он говорил им: «Не тянитесь вверх, ваше место внизу!»
В первый раз он не придал этому значения, но с новой вспышкой Азим вновь заметил некий силуэт около ста газах от себя. Это насторожило юношу. Он остановился и прислушался – вдруг он услышит чьи-то шаги, но кроме шума дождя он ничего не услышал. Это ещё больше насторожило юношу. У него возникло чувство, что словно за ним кто-то следит. Очередная молния вспыхнула где-то далеко, но её свет позволил, хоть и слабо, снова увидеть этот силуэт – он был уже приблизительно в девяносто шагах к западу от Азима.
Юноша развернулся и побежал сломя голову. Он продолжал оглядываться по сторонам, когда небо озарялось молниями. Азим больше не замечал того силуэта, но это не вселяло в него спокойствие. Он хотел найти укрытие, чтобы спрятаться.
У Азима не оставалось сил, но он всё бежал. При свете вспыхивающих молний он пытался разглядеть свой путь, и, тем не менее, он споткнулся и упал в небольшую лужу. Юноша в спешке выполз из лужи и в страхе продолжил бежать, не зная, от чего он убегает и куда бежит. С новой вспышкой Азим увидел перед собой кряжистое дерево с толстым торчащим корнем. Он забежал за корень и, присев на корточки, прижался к стволу. Азим надеялся, что тот, кто его преследует, не найдёт его здесь.
Юноша перевёл дыхание, но его сердце продолжало колотиться в груди. Он поднял правую руку, чтобы снять сумку с плеч, но обнаружил, что её нет. Какая досада, ведь в сумке была вся еда. Голод терзал его желудок, и он беспомощно вздохнул. У него на поясе висел нож, но что толку, если вокруг ни одной дичи. Азим опустил руки и нащупал пару опавших листьев. Он взял один и при свете молнии заметил, что лист пурпурного цвета. Сжав листок в руках, он закрыл глаза и представил, что это тюльпан. Вспомнив о любимой Зилоле, он дрожащим от холода голосом тихо запел несмотря на то, что преследователь может его услышать:
Трепещет сердце моё, дорогая Зилола,
Драгоценной памятью был бы в руках цветок тюльпана, увы…
Сердито небо этой ночью – черны его облака,
Не найти мне укрытия от его свирепых слёз в Корявом лесу.
Потемнел лик небесный, как и в сердце моём,
Думаешь ли и ты обо мне, когда я тут, под дождём?
Гром и молнии грозно поют, мне приятна их песнь, но…
Услышав твой сладкий голос, согрелось бы сердце моё под дождём.
Мысли о твоих глазах манят к тебе, пусть утонит в них жизнь моя, но…
От луж и ям ищу я укрытие здесь под дождём.
Гром гремит и внутри меня – вся дичь перепряталась
от моего голодного зова,
Один нежный поцелуй твоих губ насытил бы меня здесь под дождём.
Прошёл я долгий путь, устали ноги, а я… заблудился?
Нет! Любовь моя бескорыстна и сердце найдёт путь здесь пот дождём.
В руке листок, сам я прислонился к дереву, которое говорит мне:
«Испей же соку моего вместо воды».
Грёзы говорят мне: «Это тюльпан. Так приляг же у тюльпана здесь под дождём»…
Азим склонил голову набок и крепко заснул.
Наступившее утро было прохладным, но не таким холодным, как прошлая ночь. Азим лежал на боку, свернувшись калачиком. Он не желал просыпаться. Услышав урчание, он перевернулся на другой бок, решив, что это его голодный желудок. Спящий Азим с улыбкой подумал о горячем завтраке. Вот бы сейчас съесть сладкую запечённую тыкву и запить молоком или размолоть фатир в горячую оталу и заправить красным луком или рисовую кашу, которую делает его мама, м-м-м…
Новое урчание заставило Азима сесть не с улыбкой, а с тревогой в глазах. Урчание прозвучало определённо не из его желудка. Оно словно приглушённый рык повторилось снова и было совсем рядом. По телу Азима пробежала дрожь. Он огляделся по сторонам и обнаружил себя в углу двух выступающих корней старой сливы с пурпурными сливами и косым толстым стволом. Азим почти лёжа подполз и пристал к узловатому корню впереди себя. Он осторожно выглянул из-за него, чтобы узнать, откуда идёт урчание. Новый рык сразу привлёк внимание Азима на то место, где он прошлой ночью упал в лужу. Там был медведь, большой бурый медведь.
Один только его вид заставил Азима затаить дыхание. Медведь рылся в разодранной сумке Азима и голодно рычал. Ему было недостаточно того мяса, которое он сожрал из сумки. Он вынюхивал остатки, которые могли рассыпаться из сумки…