Бехруз Курбанов
Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
– Разве я похож на ищейку? – тихо проговорил про себя Расим, чтобы горюющий мужчина не услышал его. – Может он вернулся домой, пока вы ехали сюда? – громче спросил он.
В ответ озадаченный отец неуверенно пожал плечами. Расим же, глядя на него, скривил губы и покачал головой.
За последние четыре месяца в Зебистане, не считая Шомабад, пропали около десяти человек. Расим не придавал этому значения. Люда пропадают, ну и что? Это такое же явление, как и рассвет с закатом. Это как наполнить чашу из реки и вылить воду на берег – меньше не станет. В Зебистане людей остаётся ещё сотни тысяч.
– «Неужели никто не сказал этому глупцу: «Зачем ты едешь в столицу?» – негодовал про себя Расим.
Он сделал глубокий вздох и спокойно посмотрел на мужчину в белых с серым тёплых одеяниях.
– Юноши в этом возрасте совершают необдуманные поступки, – сказал Расим с утешительным тоном. – Может он отправился совершать подвиги ради возлюбленной?.. Или же с ней и сбежал, когда вы им отказали в благословлении? Гм? – он вопросительно поднял брови, вперив взгляд на этого человека.
Расим предполагал, что так скорее всего и есть. К тому же этот обездоленный отец потупился от последнего вопроса. Потому, не дав ему ответить, Расим указал на выход и попросил не задерживать остальных.
– Уверяю вас, ваш сын обязательно вернётся, – улыбнулся Расим, а про себя он колко ухмылялся, добавив, – «С внуком… А если и нет, мне плевать».
Расим так хотел сказать это вслух, но сдержался с трудом и в негодовании покачал головой. Ему надоел этот тяжёлый тюрбан на голове, он нетерпеливо снял его и небрежно положил в сторону. Голове и шее сразу же стало легче и Расим даже улыбнулся.
– Кто там следующий? – Расим бросил в рот кусок лепёшки с халвайтаром и сменил положение ног.
Следующие просители начали жаловаться на то, что из-за выжигания посевных земель им негде пасти свой скот. Другие сетовали на то, что их коровы и козы перестали давать молоко.
– Нам, что, теперь и молоко покупать у Ахоруна?! – сорвался Расим на старую доярку, пришедшую со своей дочерью. – Оно просто скиснет, пока доедет сюда, – развёл руками Расим.
У доярки задрожала губа, а её дочь отшагнула назад от страха. Заметив это, Расим опустил взгляд и глубоко вздохнул.
Гнев – это не решение.
– Прошу прощения, – успокоившись, сказал Расим. – Я переговорю с представителями султана Ахоруна и попрошу их поставлять нам корм для вашего скота, – обещал он доярке. – Терпение, госпожа. Всё будет хорошо.
Женщины ушли, а за ними к Расиму подошёл мужчина пятидесяти лет в богатом оранжево-коричневом одеянии. С глубоким почтением склонил голову и представился.
– Меня зовут Каёраш ибн Аваз, господин. От своего имени я представляю семь семей. Скоро Навруз…
– «Ох, опять о празднике», – Расим закатил глаза.
Придя в короткое замешательство, Каёраш учтиво продолжил:
– Люди с понимаем относятся к состоянию падишаха, но уже многие годы мы не празднуем Навруз. Для многих из нас он важнее Ситорамона. Мы, – он подразумевал семь семей, которые представлял, – готовы взять на себя некоторые расходы, если вы разрешите праздновать.
Зебистан – некогда процветающее и самое могущественное государство, уже давно гниёт из-за безразличия падишаха Нодира на безответственность чиновников, распущенность и безнаказанную вседозволенность наследников. Никого из них не волновало и не волнует благополучие государства и благосостояние народа. Спад Зебистана начался ещё до того, как Нодир слёг в постель с неизлечимой хворью. Партнёры отвернулись, казна опустела. В добавок, эта загадочная Чёрная напасть скосила стебли дальнейшего развития. И теперь держава стремительно катиться в пропасть. Расим же делает всё во благо Зебистана, пусть и преследуя свои цели. Буквально недавно ради искоренения Чёрной напасти посевные поля трёх городов полыхали огнём, а народу, о котором Расим так печётся, подавай праздники да гуляния.
Что ж, это нужно народу. Это нужно ему. Расположение народа – одно из его целей, так почему не достичь её сейчас?
Расим согласно покивал головой и посмотрел на Каёраша с улыбкой.
– Я разрешил вам праздновать Ситорамон и не откажу праздновать Навруз. Люди угнетены кризисом Чёрной напасти. Им нужен лучик новой надежды, так пусть обретут его с Наврузом!
– Благодарю, господин! Благодарю! – Каёраш благодарно покивал головой, с радостью прижав руку к сердцу.
– Идите и передайте моё разрешение всем, кто пришёл просить о празднике, – Расим указал на ворота. Так он надеялся, избавиться и от других с похожей просьбой.
Однако Каёраш не спешил уходить. На его устах был ещё один вопрос.
– Что-то ещё? – осведомился Расим.
– Нам стало известно, что с Наврузом вы полноправно вступите на должность премьер-министра…
– Так? – Расим подозрительно поднял голову.
– Наши семьи сыграют свадьбу на Навруз и молодые хотели, чтобы досточтимый господин благословил их свадьбу, – Каёраш, опустив голову, указал на Расима.
Это польстило Расиму.
– Моё время распланировано на пару месяцев вперед, однако я подумаю над вашей просьбой, – пообещал Расим.
В знак благодарности Каёраш поклонился с рукой у сердца и вернулся в аванзал, передать объявление премьер-министра.
Одил хотел впустить следующего просителя, но заметив поднятую руку Расима, остановился. На улице уже темнело, и Расиму надоело перекрещивать ноги и облокачиваться то на одну подушку, то на другую, выслушивая жалкие жалобы. Расим встал и спустился с возвышения.
– На этом аудиенция закончена! – громко заявил он. Акмал хотел было возразить, но Расим поднял в его сторону руку раньше, чем тот смог раскрыть рот. – Распорядись, чтобы все отданные мною сегодня поручения были исполнены.
Расим огрел старшего писаря категоричным взглядом, развернулся и направился к служебной двери, заключив за спиной право запястье в объятие левой руки. Он прошёл первый ряд колонн, как тут его окликнул кто-то незнакомый.
– Господин премьер-министр, – голос донёсся со стороны аванзала.
Мужчина с гладко побритым лицом в голубом чапане с красными и чёрными полосками, толкнув Одила, ворвался в аудиенц-зал и подбежал к Расиму.
Отшагнув назад в сторону глубокого камина, Расим возмущённо посмотрел на него сверху вниз.
– Что такое? – насупился он.
– Господин премьер-министр, выглядывая из своего окна, я несколько раз замечал, как какие-то тени мелькали в переулках, – крайне озабоченно доложил он.
– «Ещё один дурак», – Расим закатил глаза. – Когда это было? – спросил он, недоверчиво нахмурившись.
– Вчера и позавчера ночью, мой господин, – встревоженно ответил тот.
– Ночью? – переспросил Расим с негодованием в тоне. – А ты не думал, что это могли быть обычные прохожие? Твои соседи например?
– Я не слышал шагов, мой господин. Дорожка на нашей улице вымощена камнем и…
– Если мне нужно к кому-то подкрасться, я надену мягкие галоши, чтобы не было слышно моих шагов. Или пойду босиком, на худой конец, – резко перебил Расим с нотой насмешки. – Возможно, твои соседи не хотели, чтобы ты их услышал. У тебя что-то украли? – вопрос прозвучал с негодованием.
– «Если это так, скажи прямо и не ходи вокруг да около!.. Тени!» – фыркнул про себя Расим.
– У меня нет соседей, – с испугом в голосе тихо ответил мужчина. – Я живу на западной окраине города…
– Тогда тебе это показалось, – грубо вставил Расим. – Как и тому крестьянину. Как он представился? – Расим посмотрел в сторону Акмала. – Не важно, – он махнул рукой и снова посмотрел на озадаченного мужчину, – он тоже был жителем западной окраины… И сдаётся мне, твоим соседом.
Расим не желал больше слушать этот бред про тени и шагнул в сторону двери.
– На следующее утро весь мой палисадник сгнил как от Чёрной напасти, господин, – промолвил он, растеряно глядя в спину Расима.
Расим со вздохом встал возле второго ряда колонн. Он опустил взгляд в сторону и, скривив губы, негромко произнёс:
– Сожги его.
Расим покинул аудиенц-зал, оставив бедолагу в ещё большем замешательстве…
В городе началась суета – праздничная суета. С неописуемой радостью на лицах люди ставили казаны на улицах и в своих дворах, чтобы поскорее приготовить все праздничные угощения, словно Навруз наступает завтра, а не через две недели. Из одного двора в другой соседи бегали друг к другу за разными мелочами, а детей отправляли к торговым ларькам за тем, чего не было ни у кого. Даже во время Ситорамона, который длится двадцать два дня и раз в двадцать два года не было такого ажиотажа. Навруз действительно важнее для народа, ведь его смысл и значимость понятен всем. Хоть им и разрешили праздновать Ситорамон в открытую, многие в Расулабаде остались дома и отмечали скромно в кругу семьи. А вот Навруз, судя по всему, будет масштабным.
Жилые дворы в Расулабаде ограждены невысокими заборами, а сами дома построены по примеру дворца с внутренним садом, который окружен либо полностью, либо с трёх сторон стенами домов и вспомогательных сооружений. Однако были и дворы с высокими ограждениями, но и те не могли сравниться с ростом Расима – два газа и одна локоть. Заметив его голову, люди выбегали на улицу, приветствовали с почтением и искренне благодарили за разрешение. Расим же, погруженный в свои мысли, не замечал и тех, кто и так был на улице и обращался к нему. Он машинально кивал им в ответ, но не внимал их словам. Перед его глазами мелькали лишь слова из древней книги. Расим произносил их про себя, но они звучали также невнятно, как и слова прохожих.
Вдруг Расим остановился на перекрёстке трёх улиц и обнаружил, что домой возвращается пешком. Он развернулся, однако уже было далеко возвращаться во дворец за лошадью. Мысленно махнув рукой, Расим посмотрел налево, где закат завершал своё дело.
Меркнувшее солнце, наполнившись красно-оранжевым, тонуло под темнеющим морем небосклона. Его последние лучи, словно руки тонущего человека, тянулись вверх и, взывая о помощи, озаряли одну десятую горизонта…
Расим с любовью наблюдал, как погибает солнце.
– «Зачем молить о спасении, если ты неизбежно восстанешь вновь?» – ехидно ухмылялся Расим.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом и Расим довольно продолжил свой путь.
Сумерки сгущались, а звёзды снова загорелись на небе. Когда наступит чёрная ночь, зелёное облако с сотнями созвездий, словно река с крупными, синими и тёмно-красными островками, пересечёт небо с северо-востока на юго-запад. Это случится не раньше, чем Расим дойдёт до дома…
Пора дать телу отдохнуть и занять мозг чтением. Все эти бесполезные просьбы утомили Расима, и он вернулся домой, чтобы отдохнуть за книгой.
– Вы не ушли домой? – Расим удивился, обнаружив дома Ахдию.
– Я знала, что вы вернётесь голодным, господин, и приготовила вам манту с тыквой, – сообщила служанка и взяла кувшин с тазиком, чтобы Расим мог помыть руки перед ужином.
– Спасибо, – с тёплой нотой сказал Расим. – Я ценю вашу заботу, – негромко сказал Расим, помыв и высушив руки о подданное Ахдиёй полотенце.
– То, что вы делаете для народа – дороже моей службы вам, господин. Благодаря вам, у моего сына снова появилась работа в порту. Вам спасибо, господин, – Ахдия склонила голову и вернулась на кухню. – Где вам накрыть? – крикнула она – ей это было позволено.
– Здесь, – сразу же негромко ответил Расим. Он стоял в проёме и задумчиво улыбался. – «Я бы отдал всё, чтобы называть вас матерью», – проглотив ком, вслух Расим сказал, – Прошу, разделите этот ужин со мной. Одному мне будет тоскливо.
– С радостью, – улыбнулась в ответ Ахдия, зажигая свечи и масляные лампы…
После ужина Расим отпустил Ахдию домой, сказав, что сам уберёт со скатерти. Сдержав слово, он затем переоделся и вернулся в гостиную, где сел за низкий стол на топчане. Он взял бумаги, на которых написал отдельные слова, и стал снова изучать и сравнивать их. Под словами из книги он написал похожие на них слова. Расим вглядывался в них, читал вслух, но не понимал значения.
Какая задача у этих косых чёрточек? Что означают волнистые линии над некоторыми буквами. Как эти знаки влияют на произношение гласных?
За ответом Расим каждый раз обращался к самой книге, к её последним примечаниям. В их словах было меньше знаков, но и они были написаны незнакомым каллиграфическим стилем. Расим привык читать справа налево, а в этой древней книге тексты примечаний написаны в форме геометрических фигур. Кроме того, некоторые написаны треугольником, одни переплетены в ромб, некоторые написаны в виде спирали. Недавно он нашёл ещё и в форме цветов.
Примечания написаны красиво – слов нет, но, где их начало, а где конец? Как их читать?
Расим до сих злился не в состоянии прочитать или разобрать значение хотя бы одного слова с уверенностью. В порыве гнева он не раз хотел зашвырнуть эту треклятую книгу в огонь.
«Пусть сгорит дотла. Для достижения своих целей я обойдусь и без этой бумагомараки».
Однако без книги ему понадобится больше времени для осуществления планов. Он понимал это и отходил от камина, кладя книгу обратно на стол.
Если Одил верит в него, то и сам Расим должен поверить, что сможет разгадать тайну этой книги. Он успокаивался и снова брался за книгу, несмотря на время. Его глаза часто падали на слова «Инсон», «Акоб» и «Тополя». Первые два слова не раз встречались в самых первых примечаниях, а также в одном предложении, а вот последнее было всего в нескольких примечаниях, которое он ещё не разобрал. С первым словом всё понятно, насчет второго были некоторые догадки, а вот причём тут тополя?
Скрестив ноги, Расим сидел на тонкой курпаче. Он отложил бумаги в сторону и вслушался в треск пламени, чтобы сосредоточить свои мысли. Если он прав насчёт слова «Акоб», он сможет прочитать не только примечания, но и саму клинопись.
Его мысли оборвались неожиданным хлопком, раздавшимся недалеко от его ворот. За хлопком раздался многократный треск. Вспышка голубоватого света слегка осветила правую сторону его веранды. Расим угрюмо ухмыльнулся, вспомнив к чему были все эти поспешные приготовления.
Пусть и с большой задержкой, но на улицах Расулабада началось празднование Сада – пятьдесят дней и пятьдесят ночей перед Наврузом. Обычно, люди расходятся по домам, как только опускается ночь. Но эта холодная ночь не распустила, а, наоборот, сплотила их вместе. Люди свистками на улицах требовали украсить тёмное небо яркими вспышками, и Расим знал, от кого они этого требуют. Местные колдуны и ведьмы угождали их прихотям себе и им на радость.
Звуки ликования и веселья отвлекли Расима. Люди проходили мимо его двора. Во время празднования Ситорамона никто не надеялся на чудо. Никто не ожидал, что болезнь смилостивится над падишахом, и он встанет и присоединится к их танцам и играм. Вместо этого они надеялись, что премьер-министр пожелает присоединиться к ним.
Удивительно, почему люди просили за Ситорамон и Навруз, а за Саду не обмолвились и словом?
Неважно. Расим не хотел, чтобы они, как в прошлый раз, вошли к нему во двор, а затем и в дом и своими льстивыми улыбками вытащили его на улицу. Особенно, когда с ними могут быть ведьмы. Всё, что хотел Расим после аудиенции – это запереться в своём доме и найти уединение с собой. Он знал, что люди позовут ведьм и колдунов на праздник. Потому, за чтением книги он также хотел отвлечься от мысли, что и она будет там.
С одной стороны, Расим не хотел её видеть, потому что ненавидел. С другой стороны, хотел увидеть, потому что желал её до самого кончика своего мужского естества.
– «Ох, Всевышний, какое чудо», – подумал Расим, впервые увидев Нигору. Глубокие изгибы талии, пухлые ягодицы и вызывающая грудь. Его бросало в дрожь от шеи до шеи при мысли о её нежных губах. В зелёном мальчишке кровь только начинала бурлить между ног, но он захотел её с тех самых пор.
Расим поступил на учёбу к Нигоре в десять лет. Он был единственным мальчиком-учеником ведьмы не только в Джоду, но, возможно, и во всём Вартане. Из-за этого над ним смеялись все ученицы и он был презираем учениками колдунов. Это задевало его только в первое время. Расим предпочёл обучение у ведьм, потому что они намного целеустремлённые, чем колдуны. У них есть своя цель, как было и есть у Расима, и они стремятся к ней, так же, как и он. Колдуны же развлекают людей по праздникам…
Очередная красная вспышка озарила уже левую сторону его веранды, дав понять Расиму, что люди прошли мимо его двора. Тем не менее оставалась вероятность, что люди, идущие в хвосте восторженного шествия, всё же могут заглянуть за ним в его двор. Надеясь, что этого не случится, Расим невольно напрягся и снова вспомнил о состязании ведьм в Шомабаде. За время обучения у Нигоры Расим всегда стремился впечатлить её своей внимательностью к урокам и стараниями на практиках. Потому то он и вызвался участвовать в состязании, невзирая на то, что ему говорили: «Тебе ещё рано».
Проказливые ученики сговорились тогда с ученицами Нигоры и подставили Расима, зная, как сильно он хотел впечатлить свою наставницу. Они подговорили Санам притвориться новенькой ученицей, и раззадорили Расима выступить против неё. Ох, и угорали они над ним от всей души и до истерики. Даже Нигора, прикрыв рот, смеялась над опозоренным учеником. После же она лишь покачала в его сторону с осуждающим видом и ушла. Тогда-то и Расим возненавидел свою до сих пор любимую Нигору.
Странное это чувство – любовь.
Расим больше не вернулся к ней на учёбу. За три года обучения он немалому научился у неё. Но всё к чему сегодня пришёл Расим, он достиг благодаря своим собственным стараниям. Он самостоятельно продолжил обучение и практиковался в одиночестве. Хотя в последнее время он уделял меньше времени практике. Эта грёбаная книга отнимала всё время и играла ему на нервы.
В очередной раз посмотрев на книгу, Расим вспомнил наставление отца. Это воспоминание навеяло на него горькую тоску.
– «Читай книги, когда меня нет», – говорил Насим своему сыну каждое утро перед уходом на работу или на её поиски. Отец Расима не был образованным человеком и потому не мог найти хорошую постоянную работу. Они не раз переезжали из Джоду в Чехру, оттуда в Расулабад и снова в Джоду. Насим брался за любую работу, хоть и временную, чтобы обеспечить сына, в том числе и книгами, чтобы он получал знания. – «В своё время я не слушался отца и не ходил в школу. Я сбегал из дому и шлялся с друзьями, когда отец давал мне книги и уходил. Для меня забавы с друзьями были важнее учёбы. И где теперь эти друзья? Не все они готовы помочь, когда ты окажешься в трудном положении. Я скитаюсь туда-сюда, чтобы прокормить тебя, Расим. А ты учись. У тебя будет всё, если будешь знать, как это всё заполучить. Я только сейчас понял, знание – дороже богатства».
Однажды накануне девятилетия Расима Насим вернулся домой и сообщил сыну радостную весть. Его позвали в Эрод на хорошую работу, но приехать туда надо уже через две недели. Взволнованные и переполненные радости отец и сын на следующее утро выступили из Джоду в Эрод и, разумеется, выбрали кратчайший путь…
Откуда же глупцу было знать, что нельзя держать путь через пустыню Эрг. Будь проклят этот «Странный закон», о котором помнят лишь старые пауки в тёмных углах библиотек. Расиму удалось сбежать, а вот его отца настиг он. В свои девятые имении Расим стал полной сиротой…
Отличный подарок.
Гомон на улице стих, шествие отдалилось от его двора, и никто за ним не пришёл. Расим вздохнул с облегчением и снова опустил глаза на свои бумаги. Он уставился на слово «Акоб» и вдруг на него нашло озарение.
Расим резко встал из-за стола, спустился с топчана и направился к гардеробу в коридоре. Он раздвинул дверцу встроенного в стену и достал хлопковый зелёный халат с красным узором на спине и по краям. Надевая халат, Расим вернулся за книгой. Он взял её в охапку и быстрым шагом прошёл к потайной двери. Расим открыл дверь, щелчком пальцев правой руки он зажёг все свечи на стене и спустился вниз.
Услышав торопливые шаги, Фозил вскочил спросонья и вышел в проём.
– Мой светлый господин, это вы? – зевнул он, увидев Расима у нижней ступени.
– А кто же ещё? – грубо спросил в ответ Расим. – Ты ещё здесь?
– Этой ночью моя смена, господин, – ответил Фозил, после зевка.
– Я вижу, как ты несёшь свою смену, – криво хмыкнул Расим и прошёл в прихожую. – Возьми ту лампу и иди за мной.
Фозил взял лампу, висевшую на стене, над его столом, где он так мило спал, и последовал за господином.
– Как он сегодня себя вёл? – его тон показался Расиму возбуждённым.
С появлением двух звёзд под луной пленник начал кричать и издавать странные звуки, изумительные для надзирателя. Пленник несколько раз пытался сорвать цепи и сбежать. Потерпев неудачу, пленник снова забился в углу и вёл себя тихо и неподвижно, словно его там нет. Однако сегодня он снова привёл своего надзирателя в замешательство.
– В смену Исмат пленник вёл себя как обычно. Через час с начала моей смены пленник ни с того ни с сего начал кричать. Я заметил, что он уставился наверх и… – Фозил задумался, правильно ли употребить это слово в отношении пленника? – Он скулил, если так можно сказать, мой светлый господин. Мне кажется, он жаловался, – неуверенно проговорил Фозил.
Расим оглянулся на Фозила, одетого в белую шерстяную рубаху и чапан с короткими рукавами, и недоверчиво ухмыльнулся.
– Жаловался? Кому? Толстому слою грунта и камней над его головой?
Расим подошёл к клетке и вгляделся во тьму, царившей в ней, да и во всей темнице.
– Повесь лампу, – сказал он Фозилу.
Надзиратель повесил лампу рядом с клеткой и отошёл на три шага в сторону.
– Всё смотришь наверх? – Расим обратился к пленнику. – Что-нибудь интересное? Полагаю, твои глаза приспособились к этой тьме за все эти годы? Моему слуге показалось, будто ты жаловался. Тебя, что, не устраивают условия твоего заключения? Ты же ничем не обделён?.. Кроме свободы, – выждав паузу, прояснил Расим.
Язвительная насмешка Расима могла бы разъесть железную решётку, будь она материальна. Он подошёл ближе к решётке, чтобы получше вглядеться, но камера была большой, а лампа освещала ничтожную её часть.
Может ему (Расиму) вызвать огненную вспышку, чтобы осветить всю камеру пленника?
– Если тебе что-то нужно, ты всегда можешь обратиться ко мне, – дружелюбно сказал Расим. – Я единственный, кто может помочь тебе. Подойди поближе, я хочу кое-что тебе показать… Прошу тебя.
Расим терпеливо ждал, но его просьба осталась без ответа. Пленник никак не отреагировал на его слова. Он по-прежнему оставался в тёмном углу. В прочем, как и всегда.
– Научи меня её читать, – Расим вплотную подвёл ветхую книгу к прутьям решётки. – Я небезосновательно полагаю, что ты можешь быть с ней знаком… Взгляни же на неё! – рявкнул Расим.
Пленник неохотно повернулся, подвёл один глаз к краю освещённой части камеры и бросил на Расима ненавистный взгляд.
– Я не могу её прочитать, – негромко признался Расим. Теперь жалоба звучала уже в его голосе. – Только некоторые слова или отрывки. Из всего, что мне удалось прочитать и понять, не наберётся и одной страницы… А их здесь тысячи! – сорвался Расим, наклонив книгу.
Пленник безразлично отвернулся и снова скрылся во тьме.
Расим, насупившись, гневно вздохнул и вручил книгу Фозилу. Он снова подошёл к решётке и левой рукой ухватился за прут. Дёрнув рукой, он убедился в надёжности решётки.
– Мы с тобой могли бы покорить весь Рахшонзамин, – заговорил Расим, начертив дугу, словно описывая всю землю, которую грезил захватить. – Объединившись, мы бы объединили народы!.. Как раньше, – добавил он, посчитав в голове, сколько раз он предлагал это пленнику. – Может мною и влекут ненависть и алчность, – Расим шагнул в сторону от решётки, не отрывая глаз от тёмного угла, где скрывался пленник, – но я делаю это во благо народов, – он показательно сжал кулак.
Пленник молчал, но Расим и не ждал, что он ответит. По привычке он взял правое запястье за спиной, развернулся и пошёл в сторону надзирателя. Расим хмуро посмотрел на Фозила, подошёл к стене между камерами, где висела лампа, и снова посмотрел сквозь решётку.
– Ну а ты? – с презрением спросил Расим. – Какие у тебя цели? Планы? – Расим снова развернулся и пошёл к камере напротив, не отрывая глаз от камеры с пленником. – Каковы твои идеалы? За какие принципы ты держишься, что ни разу не ответил мне? – его лицо скривилось в раздражённой гримасе. Расим встал посередине коридора и уставился прямо на камеру с пленником. Он склонил голову набок и усмехнулся. – Быть может, у тебя их НЕТ?! Может, у тебя нет никаких ценностей. Может, ты всего лишь бездушная тварь? – язвительно оскалился Расим.
Ни резкий тон, ни резкие слова не заставили пленника заговорить. За последние четырнадцать, а скоро уже и пятнадцать лет, Расим испробовал разные способы разговорить своего единственного пленника и всегда уходил ни с чем, кроме досады, а то и ярости.
И теперь, нервно поглаживая изумруд на перстне правого указательного пальца, Расим подавлял в себе гнев. У него кончалось терпение. Он чувствовал, как в нём закипает кровь от злости. Ему так хотелось метнуть в пленника огненный импульс, но вспомнив наставление отца, глубоко вздохнул.
«Гнев – это не решение».
– За столько лет ты бы мог уступить. Зачем упрямиться как осёл?.. Осёл и то бы давно заговорил, – усмехнувшись, добавил Расим. – Я держу тебя здесь ради своих благородных целей, но никакой пользы от твоего присутствия, – в негодовании проговорил Расим. – Впрочем… Не будет и вредя от твоего отсутствия, – добавил он с угрозой. – Я могу справиться и без тебя, – уверенно заявил Расим. – Но ты мне нужен для демонстрации моей силы.
Расим отшагнул от клетки. Нахмурившись, он молчал в ожидании. Он всё же надеялся, что пленник ответит. Но в гробовой тишине он слышал лишь своё напряженное дыхание.
Фозил же замер в недоумении, прижав к груди старую книгу. Он всё не мог понять, зачем Расим каждый раз спускается сюда и без толку разговаривает с пленником.
– В некоторых напряжённых переговорах молчание – залог согласия, – заговорил Расим. – Но твоё молчание МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ!!! – сорвался он, взмахнув кулаками, чем напугал здорового надзирателя, а пленнику хоть бы хны. Расим вперил взгляд на тёмный угол и сгорал от желания раскалить оковы, сдерживающие пленника, чтобы тот забился в конвульсиях от ужасной боли.
Снова глубоко вздохнув, он опустил руки и не стал мучить пленника. Он ещё нужен, повторял про себя Расим.
– Гм-м-м, – многозначительно протянул Расим, вспомнив про слово «Акоб». Скривив губы в злорадной усмешке, он подошёл к Фозилу. – Недавно я узнал, что ты не один такой, – Расим нарочито солгал пленнику, забирая книгу из рук надзирателя. – А-а-а, зашевелился? – ухмыльнулся Расим. Он подошёл к решётке и уверенно постучал пальцем по книге и уверенно заявил, – Я найду на тебя управу.
* * *
«В 872 году Эпохи человека, когда Ситорамон в Шомабаде праздновался впервые после завершения строительства, было совершено открытие, которое сразу было засекречено Хранителями знаний по приказу падишаха Байзо и султана Зухура. Все сведения об этом открытии были уничтожены. Однако среди некоторых старых хранителей есть предположения, что копии этих сведений спрятаны в одной из комнат в одном из купольных дворцов Шомабада».
Хранители знаний: «Тайны хранителей»
– «Может, действительно стоило поехать?» – задумался Азим.
За ифтаром в беседке на Главном рынке Комил приглашал коллег на свою свадьбу, которая состоится на второй день Навруза. Азима он попросил стать своим свидетелем и пробыть с ним две недели в доме Умеда, пока они с Мунирой не переедут в Ангуран. Азим поблагодарил Комила за доверие и вежливо отказал, сославшись на то, что у него много работы. На самом же деле, дядя Адхам обещал взять его с собой во дворец на следующий день. Потому Азим не мог упустить возможность увидеть, хоть на миг, Зилолу. Она была единственным, о чём он теперь думал, и единственным, чего он хотел.
После поездки в Мирас Азим не так часто работал вместе с Комилом, но за последний месяц они вместе выполняли ряд поручений Аъзама, в том числе и очередной заказ нишалло для празднования Навруза. Однако они выполнили его удалённо, послав письмо аки Кариму. Юноши были уверены, что старый мастер выполнит поручение, и не поехали. Хотя Комил настаивал на этом.
За этот месяц они успели сдружиться, потому Комил настаивал и на том, чтобы Азим принял его предложение.
– «Будь рядом со мной во время бракосочетания. Съешь кусок хлеба, который я преломлю со своей невестой и, как говорят бабушки, ты тоже вскоре женишься», – аргументировал Комил.
Азим же смотрел на друга и не мог признаться в том, что влюбился в дочь самого султана. Со своим распущенным языком Комил растрезвонит всему султанату об этом, и язвительно скажет: «Ты простолюдин, а она султанзаде. Вам никогда не быть вместе». А в добавок злорадно расхохочется во весь город. Вместо этого Азим непреклонно качал головой.
О том, что мог бы сказать Комил, Азим задумывался и сам. Очевидно, что им не быть вместе. Султан просто не примет его сватов. Так что же делать?
Азим практически не спал по ночам, ломая голову над ответом.
– «Может, всё-таки стоило поехать?» – Азим начинал сожалеть об отказе, вспоминая надутые губы Комила.
Чем ближе они с дядей приближались ко дворцу, тем больше Азимом овладевал страх. Он сомневался, что увидит султанзаде. Именно эти сомнения и заставляли юношу сожалеть об отказе другу.
Вокруг дворца диаметром в один мил простиралась зелёная поляна без единого дерева. В некоторых местах работали женщины. По словам дяди, они сажали тюльпаны – любимые цветы покойной госпожи Нисо. Адхам также поведал племяннику, что во время родов султан украсил весь родильный дом тюльпанами. Потому то они и назвали свою дочь Зилолой.
– Здесь тренируются гвардейцы султана, – Адхам указал на ристалище в пятидесяти газах слева от них, а через сто газов было ещё одно ристалище для тренировочных боёв. – На этом поле султан выгуливает своих белых львов.
Тропа, вымощенная синими в крапинку камнями, привела их от самого проспекта Хоруна до северо-западной башни дворца. Основание из тёмно-серого неотёсанного камня возвышалось на десять газов. А над ней с уступом в три газа возвышалась сама башня. Из далека четыре башни кажутся белыми громадинами. Вблизи же Азим заметил, что белый мрамор пронизан красно-розовыми прожилками до самого верха. Смотровые площадки наверху колонн увенчаны куполами из драгоценных камней. Их поддерживают серебряные колонны с резьбой, а балюстрады выполнены из чистого золота. Над каждым башенным куполом стоял шпиль с флагом Ахоруна.
Азим с восхищением поднял голову и заметил, что оттуда кто-то следит за ними. Он опустил голову и последовал за дядей налево по дорожке вдоль живой изгороди, высотой в три газа. За изгородью местами возвышались бледно-жёлтые или белые колонны с резным узором.