Элтэнно. Хранимая Звездой
Рукопись несбывшихся ожиданий. Теория смерти
Глава 17. Лучший спорт – бег от своих мыслей
Найтэ почти вернулся к себе на кафедру, как вдруг резко сощурил глаза и поморщился. И нет, не яркое солнце было тому причиной. Просто стоило ему повернуть у озера и выйти на прямую дорогу, как ему открылся вид, от которого настроение у него тут же напрочь испортилось. Мила Свон, тихонько напевая себя под нос, набирала воду из колонки. Второй его студент, Саймон Сильвер, лежал на сооружённом из сухих осенних листьев тюфяке и зубрил конспект к очередному занятию. Этому мужчине было так хорошо, что он по‑мальчишески весело дрыгал ногами. И в результате профессору некромантии от того, как эти двое обжились возле него, вмиг поплохело. Им вообще-то страдать следовало, а не вот так вот развлекаться.
Подумав об этом, Найтэ невольно ускорил шаг, но подойдя ближе к студентам не только сбавил скорость, а и вовсе остановился. Его вдруг осенило, что он обязан выяснить.
– Что-то мне захотелось заранее осведомиться, – со сварливыми нотками в голосе завёл разговор Найтэ. – Вы как? В предстоящие каникулы намерены жить у меня под боком или всё-таки нет? Что скажете, лер Сильвер?
– Нет-нет, я отца навещу, – уверенно ответил студент, едва удостоив своего декана взглядом. И это так задело Найтэ, что он мигом съязвил:
– Надо же какой оптимизм, – сказанное привлекло внимание. Разумеется, студент тут же хмуро уставился на него. – Поверьте, лер Сильвер, состоится ваша поездка или нет напрямую зависит от того, что мне сейчас сообщит лер Свон.
– Тоже самое она вам ответит, она едет со мной.
– Нет, не еду.
То, как поспешно молодая женщина произнесла эти слова, и то, как она демонстративно не повернула голову в сторону выразительно посмотревшего на неё Саймона Сильвера, сказало тёмному эльфу о многом. Однако, его комментарии не потребовались.
– То есть не едешь? – удивился лер Сильвер. – С чего ты решила от моего предложения отказаться?
– Ну-у, я подумала, что у меня другие планы.
– Это какие?
– Да-да, лер Свон, объяснитесь, – строгим голосом потребовал Найтэ, хотя внутренне искренне развеселился. – Я должен понимать подготавливать для вас список будущих рабочих обязанностей или же нет.
– Ха, вот уж можете не утруждать себя, – фыркнула Мила Свон. – Покуда у меня каникулы, ноги моей на этой грёбаной кафедре, сука, не будет.
Молодая женщина была взбудоражена, понятное дело. Однако, её вольное поведение было недопустимо. Не тратя ни секунды даром, Найтэ рявкнул как можно грознее:
– Лер Свон, мне вам язык укоротить, что ли?!
– Нет, простите. Я всего-то хотела сказать, что уж и без вас найду чем заняться, – желая съязвить, она даже издевательски поклонилась, и в результате Найтэ едва сдержался, чтобы не подойти ближе и обмакнуть её лохматую грязную голову в стоящее подле колонки ведро ледяной воды. – Как я уже говорила, планы на каникулы у меня имеются.
Саймону Сильверу стало совсем не до конспекта. Его поджатые губы и раскрасневшиеся щёки говорили о том, что он крайне недоволен заявлением подруги, однако ума промолчать в присутствии своего декана ему хватило. Всё же он был не вспыльчивым юнцом, а здравомыслящим взрослым мужчиной.
– Замечательно, что этот вопрос мы закрыли.
Сказав так, Найтэ продолжил путь на кафедру. Он открыл дверь, переступил порог и даже спустился в холл. Ему не было нужды подслушивать разговор, который всенепременно произошёл бы в его отсутствие. Тёмный эльф умел складывать два плюс два. Уж если леру Сильверу понадобилось помогать лер Свон с лечением тайно, и раз она отказала ему в совместной поездке, то кое-кто никак не мог добиться благосклонности кое‑какой женщины.
– Забавно-забавно, – даже тихонечко рассмеялся Найтэ. – Я бы сказал, что это вносит пикантную нотку в будущее. Надо обязательно подумать, как воспользоваться этим моментом.
Он довольно усмехнулся, а там, с задором поглядев на статуэтки эльфийских богов, уверенно двинулся в сторону лестницы, ведущей на нижние этажи кафедры. И, конечно, первый подземный этаж, куда ещё имели доступ студенты, он пропустил. Найтэ шёл туда, где находились его личные покои, а именно в комнату, которая могла бы вызвать ужас в глазах любого человека. Если бы не кровать, то она бы всем напоминала пыточную. Особую достоверность такому ощущению придавала прикованная к стене обнажённая девушка. Её хорошенькая головка с гривой тёмно-русых волос дёрнулась на шум его шагов, печальные глаза округлились от страха.
– Ы-ы-ы, – замычала она, так как кричать больше не могла. От языка тёмный эльф избавил её первым делом.
– Тихо, – приложил он палец к мягким женским губам. – Ты мертва, а мёртвые так шумно себя не ведут.
Тут Найтэ улыбнулся. Сказанное виделось ему хорошей шуткой несмотря на то, что далеко не впервые он подобное произносил. Не было такого года, чтобы некая молоденькая красотка не висела на цепях в его покоях. Он давно придумал, как незаметно делать так, чтобы в поступающую для кафедры партию мертвецов порою попадалась крепко спящая живая девица. И то, что на смену почившему мистеру Грейсону пришёл его племянник, ни на что не повлияло. Парень был толков, болтливостью отнюдь не страдал, да ещё имел желание угодить заказчику, так как конкретно эта девушка была очень хорошо сложена для человека. Ей явно не хватало присущей эльфам хрупкости, конечно. Широкие бёдра и пухлые руки не добавляли женщинам красоты на взгляд Найтэ, но в целом он остался очень доволен. Заманить и доставить ему такую девушку прежний поставщик вряд ли бы смог.
– Знаешь, нам надо тебя одеть. У меня есть тут кое-что… что тебе не очень-то понравится.
Он неторопливо подошёл к шкафчику, открыл его и вытащил наружу кипу ремней, соединённых между собой перемычками. Если не знать, как подобное должно по итогу выглядеть, то за одежду такое нельзя было бы посчитать. Но Найтэ прекрасно знал, чего он желает, и вскоре девушка оказалась «одета».
– Видишь, как ты очаровательна, – пододвигая напольное зеркало, сказал он ей, но девушка, посмотрев на себя, начала горько всхлипывать. – Ты очаровательна, моя хорошая.
С этими словами его пальцы погладили ничем не прикрытую ложбинку между девичьих ног, а затем он резко и неожиданно ущипнул её там. Девушка тут же вскрикнула.
– Нет-нет, кричать ещё рано. Пока это только ласки.
«И с тобой, Мила Свон, я пока ещё тоже очень ласков, – подумал при этом Найтэ. – Но ничего, ещё год я тебе дам. Расслабься, подумай, что ты уже ко всему готова. Мне так будет значительно интереснее лишать тебя всех твоих сладких иллюзий».
***
Понятное дело, что она не смогла достойно объяснить Саймону причину своего нежелания отправиться с ним на каникулы в его родной город. Друг слишком хорошо её знал, чтобы поверить в скользкие отмазки, а потому между ними снова пробежал холодок.
– Я думал, ты мне доверяешь, – с обвинением сказал Саймон.
– Доверяю.
– Тогда почему не скажешь правду?
– А тебе именно правду хочется? – разозлилась она, и Саймон, подойдя так близко, что она почувствовала на своей коже его дыхание, уверенно ответил:
– Да, я жду от тебя правду.
– Хорошо, скажу как оно есть. Ты, Саймон, совсем не ту женщину в Форкрест приглашаешь. Совсем не ту. Со мной тебя никакое доброе будущее не ждёт.
Говоря, Мила смотрела Саймону глаза в глаза. Сердце её при этом гулко билось, ей было страшно говорить такое. Однако, она произнесла то, что камнем лежало у неё на душе, и от этого ей сделалось намного легче. Лгать или как-то иначе играть с другом молодой женщине нисколечко не хотелось. Это в принципе не в её характере было. Вот только Саймон повёл себя совсем не так, как Мила предполагала. Он не опустил виновато взгляд и даже не вздрогнул от того, что услышал. Черты его лица лишь совсем немного сделались жёстче, когда он сухо ответил:
– Ты говоришь так, как будто это предложение сродни тому, чтобы вести тебя к алтарю. Может быть, ты что-то не так понимаешь, Милка, но я имел в виду…
– Саймон, прекрати! – со злостью воскликнула она, так как знала, сколь достоверно Саймон умеет лапшу на уши вешать. Порой он лгал так, что во лжи его никак нельзя заподозрить было.
Однако, это было всего лишь одной из причин для её горячей реакции. В настоящий момент Миле не хотелось выслушивать какую-либо другую точку зрения в принципе. Объяснения могли поколебать её решимость отказаться от поездки. Ведь так соблазнительно погулять на настоящем карнавальном празднестве в тёплой компании того, кто тебе действительно дорог и в чьём обществе тебе по-настоящему хорошо, не так ли? А допустить этого было нельзя. Принятое ранее решение молодая женщина считала более чем правильным. Оно казалось ей единственно верным. И оттого, а также по причине того, что разговор уже давно перешёл на откровенный, она смогла признаться в том, что волновало её больше всего.
– Мне просто нет места в Форкресте, – начиная подрагивать от переполняющих её эмоций, сказала Мила. – Ну как я – воровка, Тварь, смогу спокойно вынести оценивающие взгляды твоих родных? Нет уж, лучше я в каникулы заработаю себе деньжат и справлюсь со всеми своими проблемами самостоятельно.
Тут Мила не выдержала и помчалась прочь. Можно было бы даже сказать, что она бежала куда глаза глядят, но это было не так. Кафедру некромантии окружало поле высокой травы и по осени её колосья сделались жёсткими и колкими, как тысячи булавок. Поэтому Мила могла убежать отсюда только по белокаменной дорожке. И она бежала и бежала по ней, покуда не показалось озеро. Саймон не стал её нагонять. Это тоже било по нервам. Из‑за его поведения, молодая женщина подумала, что, быть может, взаправду выдумала не пойми что. Но думать о такой вероятности Миле надоело очень быстро.
– Всё равно нужно было отдалить Саймона от себя, – буркнула она угрюмо, – а то напридумывала себе… Какие ещё друзья? Когда ни к кому не привязываешься, то и больно этот человек тебе никогда не сделает. Не надо никого впускать к себе в душу, Мила, ох не надо.
Сказанное показалось молодой женщине правильным. Она хлюпнула носом, затем омыла лицо холодной водой из озера и, подумав, решила, что не хочет возвращаться на кафедру. Ей требовалась смена обстановки. Вот только сидеть на берегу оказалось слишком неприятно, так как у берега гулял промозглый ветер. Подхватывать простуду из‑за своих переживаний было глупо. Глупо было и не переступать порог общественной библиотеки.
«Я всё равно должна появляться там даже несмотря на то… несмотря на то, что мэтра Тийсберга я там больше никогда не увижу», – рассудила она и, сжав ладони в крепкие кулачки, поняла, где может укрыться от дурной погоды.
Решение посидеть в библиотеке было рациональным, а дорога к ней привычной. Мила уже столько раз ходила именно этим маршрутом, что порой удивлялась как ещё не запомнила сколько ветвей на каждом из деревьев.
«А можно было бы и сосчитать. Листья совсем опали, хорошо ветки видно», – улыбнулась своим мыслям девушка, как вдруг увидела Свена Сайфера. Он сидел на спинке лавочки, опустив ноги на сидение, и, поглядывая на солнечные часы, с энтузиазмом зарисовывал что‑то к себе в большой блокнот. Молодую женщину он при этом словно желал проигнорировать. Свен поглядел Милу, но не произнёс ни слова, покуда она вынужденно не подошла совсем близко – не сворачивать же ей было с белого камня дороги на газон из‑за сущей ерунды.
– Эй, Лебёдушка, погоди-ка. Я бы хотел, чтобы ты взглянула на кое-что.
Засунув карандаш себе за ухо, Свен взял блокнот так, что вмиг стало понятно – показать он хочет то, что только что рисовал. И Мила могла бы ответить грубо, но Свену она симпатизировала, да и женское любопытство никто не отменял. Поэтому она подошла ближе.
– Хм. И что это? – разглядывая рисунок, осведомилась она.
– Герб, – гордо ответил Свен. – Мы решили для своей группы герб придумать, поэтому до конца недели передо мной стоит задача внести свои предложения.
– Чушью какой-то занимаетесь, – фыркнула Мила, однако в рисунок всмотрелась внимательнее. – Эм-м, тебе не кажется, что девиз на вилдарском как-то непатриотично?
– Думаешь? – расстроился Свен. – Я как-то больше мыслил в том направлении, что это будет выглядеть необычно. А сам девиз тебе как?
– Никак. Хер разберёт что ты там имел в виду, языки не моя сильная сторона.
– Но ты же поняла, что это вилдарский.
– А кто его не узнает? Вон закорючки какие, такие только на вывесках вилдарских мастеров висят.
– Хм, – задумчиво почесал затылок Свен. – А ты наблюдательная. Прям оминус вал тернус.
– Угу, прям пошли-ка вы все нахернус, – ответила Мила и, не прощаясь, отправилась по своим делам дальше. Могла она, конечно, проявить большую участливость, да только отвыкла она от такого. Своим уделом Мила Свон считала полное одиночество и не зря. Когда впереди неё на дорожку с боковой тропки свернули три девушки-студентки, весело щебечущие о чём-то, молодая женщина вдруг поняла, что вот так вот никогда в жизни у неё не будет. Никогда ей не стать столь беззаботной, чтобы обсуждать с подружкой фасоны платьев, окружающих мужчин или что лучше приготовить к обеду мужу и детям. Всё это для кого-то другого, не для неё.
– Ой, Анна, ты только посмотри, – донеслось до ушей Милы, и она сама не поняла отчего не просто вздрогнула всем телом, а вовсю уставилась на произнёсшую эти слова девушку. – Тут же Тварь неподалёку от нас.
– Фу-у, – поморщилась некая светловолосая студентка. – Надо уходить скорее, пока мы какую-нибудь заразу не подцепили.
– Да-да, – поддержала третья в этой компании, – уходим скорее.
– Анна, давай сюда.
Студентки шустро зашагали в сторону тропинки, ведущей к сцене, на которой периодически устраивались то магические состязания, то театральные постановки студенческих клубов, однако оборачивались они очень часто. Девушки никак не могли понять, отчего Тварь так пялится на них. А Мила сама бы этого не смогла объяснить. Что‑то от имени «Анна» вдруг дёрнулось в её душе. Внутри молодой женщины возникло тревожное волнение, да ещё такое, что несмотря на холод вокруг её неожиданно бросило в жар и пот.
– Анна, – протянула негромко Мила.
Молодой женщине хотелось разобраться в происходящем, но произнесение имени вслух ничего не дало.
«Быть может, эта девушка всего-то кого-нибудь мне напомнила?» – предположила Мила и вследствие этой мысли какое-то время постояла у обочины дороги, стараясь поднять из глубин своей памяти хоть что-то полезное. Вот только ничего толкового из этого не вышло. Разве что первоначальное тревожное волнение постепенно истончилось так, что вскоре перестало иметь всякое значение. Происшествие стало выглядеть сущей глупостью для Милы. Поэтому она с возмущением фыркнула и пошла по дорожке дальше, думая совсем о другом. Её размышления снова вернулись к Саймону и к тому, что в библиотеке теперь хозяйничает кто-то совсем другой, хотя никого-то лучше мэтра Тийсберга не было.
В последнем, кстати, Мила убедилась очень быстро. Новый библиотекарь ей не понравился с первого взгляда. Этот мужчина был слишком молод, слишком высоко задрал нос при её появлении, а ещё круглое пенсне ему совсем не шло. Оно делало его похожим на какого-то мелкого клерка, и суетные движения вкупе с наигранной улыбкой, с которой новый библиотекарь занимался студентами, лишь укрепили ассоциацию Милы.
– Здравствуйте. Мне нужна эта книга, – протянула она карточку.
В очереди молодой женщине не пришлось стоять. Все студенты, что могли бы оказаться перед ней, по-шустрому разошлись, дабы никто не заподозрил их в тесном общении с Тварью. Не хотелось иметь такую репутацию и новому библиотекарю, так как улыбка резко сошла у него с лица. Приветствовать молодую женщину он тоже не стал. Библиотекарь презрительно хмыкнул и, брезгливо взяв карточку двумя пальцами, безо всякого энтузиазма принялся искать нужный абонемент. Его пальцы неторопливо листали картотеку и, только убедившись, что за Милой Свон нет никакого долга, мужчина решил выполнить свою работу – не говоря ни слова, он отправился за требуемой книгой.
Глава 18. На дне каждой души лежит камень
Подготовка к докладу в отсутствие помощи мэтра Тийсберга шла туго, но Мила старалась не обращать внимания на сложности, а в особенности на пренебрежительное отношение к ней нового библиотекаря. Она утешала себя тем, что за прошедший год сделала огромный шаг вперёд в своём образовании, и теперь её навыков письма и чтения хватает на то, чтобы не отставать от прочих студентов её сословия. Одно то, что отпала надобность просить Саймона проверять текст на грамотность, чего стоило. Ошибки, конечно, всё ещё присутствовали, но их стало настолько меньше, что Мила больше не беспокоила друга по такому вопросу. И это внушало ей гордость за себя.
«Да, мне очень тяжело даётся учёба. И всё же у меня есть силы для того, чтобы справиться, нужно только не жаловаться на жизнь, а делом заниматься», – придерживалась она такой позиции. И это было верно, ведь если тратить своё время на нытьё, то ни на что другое его не останется.
Собственно, благодаря своему настрою Мила сидела за партой и не тряслась от страха, что её фамилию вот-вот назовёт преподаватель. Вместо этого она с любопытством осматривалась по сторонам, а именно тайком проверяла все ли студенты принесли свои работы. При этом она, как если бы тревожилась, что кто-то вдруг увидит написанное ею, прикрывала ладонями скреплённые ниткой листы. Они не были спрятаны под папкой из тиснёной кожи, не берёг их шёлк с орнаментом, как это было у самых богатых студентов. Ни на что такое Мила не тратилась, но нисколько не завидовала. Ей было приятно думать, что, быть может, её работа окажется в разы лучше даже не смотря на свой неказистый внешний вид.
– Лер Свон, – вызвал её для доклада преподаватель.
Пальцы Милы ненадолго крепче вжались в верхний лист. Она испытала лёгкий мандраж, но затем уверенно поднялась с места и направилась к кафедре.
– Посмотрим, что вы нам расскажете, – между тем, не глядя на неё, пробормотал преподаватель. – Быть может нечто оригинальнее того, что вы могли бы найти на помойке.
С этими словами преподаватель с презрением оглядел грязный подол платья Милы, а по аудитории пронеслись смешки и бурное шептание.
– Тихо! – постучав карандашом по столу, потребовал преподаватель. – А вы, лер Свон, давайте, начинайте.
– Язык философии в антарную эпоху. Это моя тема, – негромко сказала Мила и, кашлянув, перешла к основному содержанию.
Говорила она твёрдо и уверенно, как, собственно, и должен рассказывать доклад студент, который действительно работал над своим сообщением. Но, само собой, некоторые цитаты требовалось зачитывать.
– Особое внимание в то время обращали на себя работы сэра Ома Андского. Несмотря на аристократическое происхождение, он первым осмелился опубликовать текст не на возвышенном литературном языке, а на приближенном к простонародью. Сэр Ом Андский стремился донести насколько легче для восприятия может быть письменность. Однако, общество посчитало его деятельность за вызов, за попытку начать просвещение низких сословий. Как писал его современник, известный сэр Вильям де Бут: «Ар тайм тугенот ил де оше ванри гоутти», что значит…
Мила не смогла продолжить, так как больше половины присутствующих на лекции студентов просто взорвались от смеха.
«Я что-то не так произнесла?» – испугалась молодая женщина.
Она пока ещё нисколько не поняла, какую злую шутку решил сыграть с ней Антуан Грумберг, а потому подумала совсем о другом. Ей было известно, что преподаватель в рамках того, как принято изучать языкознание, требовал все цитаты сперва проговаривать на том языке, на котором они некогда были произнесены, а только потом можно было зачитывать их перевод. Вот Мила и подумала, что как-то совсем коряво она фразу произнесла. Всё-таки у кого ей было учиться такому? Она воспользовалась привычной сноской с транслитом.
– Что, прямо так благородный сэр Вильям де Бут и сказал? – грозно посмотрел на неё преподаватель.
– Возможно я не совсем так произнесла, но смысл его слов заключался в следующем – если потомки признают эти труды достойными, то дни нашего миры сочтены.
– Хорошо, продолжайте, – дозволил преподаватель и окинул расшумевшуюся аудиторию недовольным взглядом.
– Несмотря на то, что точки зрения сэра Вильяма де Бута придерживались практически все великие умы того времени, сэр Ом Андский нашёл единомышленников. В частности, брат императора выразил восхищение его работами в своём письме невесте. Этот факт мог бы остаться безызвестным, если бы послание не стало известно на весь мир в результате того, что послужило причиной разрыва помолвки. Несостоявшаяся супруга ответила всего одним предложением: «Кирим асс», что переводится как…
– Поцелуй меня в задницу! – выкрикнул кто-то и, не сумев сдержать смеха, едва не свалился со стула.
– Переводится как «вы для меня умерли», – угрюмо продолжила Мила, так как посчитала, что какой-то дурак решил над ней поиздеваться. Преподаватель, однако, промолчал, но как-то странно и вместе с тем выразительно посмотрел на Милу. Выглядел странно и Саймон. Покуда аудиторию по новой охватил смех, он сидел и хмурился.
Мила решила, что не стоит обращать на всё это внимание, и потому продолжила:
– Таким образом, отказ от возвышенного литературного языка начал возводиться в ряд тяжелейшего преступления, и это повлияло на ход философской мысли. Лишь полвека спустя находится ещё один смельчак. Им стал Энтони Бауш, герцог Дагманский. Известность он получает благодаря своему труду «Дохайто виа торадо»…
Новый взрыв хохота. Преподаватель аж покраснел от злости, а из аудитории послышался очередной громкий голос, едва разборчивый от смеха.
– Ой не могу! Пускай ветры где попало. Вот уж название для книги!
– Лер Свон, да что вы себе позволяете! – вдруг закричал на Милу сделавшийся пунцовым преподаватель. – Думаете, нашли изысканный способ оскорбить своих однокурсников и меня?
– Что? – часто захлопала ресницами Мила. Она растерялась, хотя уже сообразила, что именно не так в её докладе.
– Как смеете вы ругаться прямо в аудитории, да ещё прикрывать это постыдное деяние докладом?
– Но… но это не я придумала. Я взяла цитаты из книги, в ней так было написано.
– О, да неужели? И как называется эта книга?
– Я точно не помню, но она десятая по списку, – пролепетала Мила.
– И где вы нашли столь уникальное издание «Трактатов о философии»? – продолжая наседать, подошёл к ней преподаватель совсем близко.
– В общественной библиотеке.
Мила никак этого не ожидала, но преподаватель, нисколько не обращая внимания на её грязное платье, ухватил её выше локтя и потащил в сторону выхода из аудитории. Молодая женщина даже взвизгнула от растерянности и боли, вместе с тканью пальцы мужчины сильно ущипнули её кожу.
– Тогда пойдёмте, вы мне эту книгу покажете. И держите свой доклад покрепче. Вы же сноски по всем правилам оформили, надеюсь? Вот мы сейчас и проверим, что там на этих страницах!
Пожалуй, такого поведения от преподавателя никто не ожидал. Но он оказался чрезвычайно уязвлён тем, какое пренебрежение было оказано его предмету. Достойнейшему из предметов, изучению и преподаванию которого сей человек посвятил всю свою жизнь. И стоит ли говорить – в общественной библиотеке, конечно же, нужная книга имелась. Вот только Мила сразу поняла, что она не совсем та.
– Обложка та же, но вы только посмотрите, как она криво лежит и едва держится. Какой‑то шибко умный хрен заменил содержимое, – сразу поняла Мила как именно её провели.
– Хватит! Я прекрасно понимаю, что произошло. Вам мало издевательств, вы ещё и книгу испортить посмели!
На этом преподаватель выгнал Милу, а сам… сам направился к ректору.
***
– И тут он мне говорит, что зря, наверное, пришёл.
– Раз я стою здесь, то утверждаю – он действительно пришёл зря, – угрюмо буркнул Найтэ, и Олаф фон Дали тут же нервно усмехнулся.
– Ценю вас за ваше оригинальное чувство юмора, вот только оно снова ничуть не уместно. У меня на столе вообще-то лежит докладная, в которой чёрным по белому написано, что кто-то действительно проник в библиотеку, надругался над книгой, а после решил скрыть свою деятельность.
– И что с того?
– Вообще-то это значит, что объяснения лер Свон имеют под собой основу и применить к ней все желаемые меры наказания уже нельзя.
– Вы так серьёзно говорите, как будто бумага разучилась гореть, – с презрением фыркнул Найтэ и тут же удостоился мрачного взгляда своего ректора.
– Бумага не разучилась гореть ровно так же, – сквозь стиснутые зубы начал отвечать Олаф фон Дали, – как наш новый библиотекарь распускать язык. Из-за своего страха, как бы не произошло событие посерьёзнее, причём такое, в котором его обвинят, он начал всем и вся рассказывать о том, что обнаружил. И только потом, благодаря дружескому совету, написал вот эту вот докладную.
Пухленький и короткий палец Олафа фон Дали несколько раз постучал по лежащему перед ним листку. Лист из-за этого немного съехал в сторону и помялся, но ректор не обратил на это внимание. Будь у него на то возможность, он бы эту докладную уже скомкал в плотный комок и действительно бы сжёг в камине.
– Хорошо, – устало вздохнул Найтэ. – И что там написано?
– Что, когда библиотекарь осматривал книгу, клей был ещё свежим.
– А сейчас уже нет? Не свежий клей?
– Использовался сок адолового дерева.
– Редкая вещь, – цокнул языком Найтэ.
– Вот-вот. Поэтому не будь преподаватель так рассержен на лер Свон, что сразу отвёл её в библиотеку, то уже никто ничего не заметил бы. Клей успел бы засохнуть. Ведь сами понимаете, покуда до меня донесли бы про непотребство, покуда я бы распорядился провести проверку, покуда разбирательство бы произошло… А тут всё своевременно. Или несвоевременно.
– Несвоевременно, но продолжайте, – потребовал Найтэ и, решив, что не хочется ему стоять, сел в кресло напротив Олафа фон Дали.
– В общем, преподаватель ничего не понял и с воплями на лер Свон покинул библиотеку. Он решил, что это она книгу испортила так, что обложка открепилась. А вот наш новый библиотекарь отчётливо помнил, как он эту книгу в последний раз выдавал. И именно что лер Свон. Всё было целёхонько и возвращала она книгу целёхонькой. Поэтому он удивился, начал осматривать «Трактаты о философии» и сразу понял, что ничего-то студентка не выдумала. Содержимое книги действительно было ненадолго подменено. Кому-то понадобилось вытащить блок страниц и на время заменить их на свои.
– Хм. Я бы мог сделать предположение, что в последний раз книга выдавалась отнюдь не лер Свон, но раз библиотекарь в этом убеждён… Он ведь не на одну свою память полагается?
– Вы правы.
– Тогда, – тут Найтэ постучал кончиками пальцев по подлокотнику, прежде чем сделал вывод. – Тогда мне неприятно такое говорить, но получается, что возникшее беспокойство оправданно. Кто-то действительно тайком посмел взять книгу.
– Вот-вот. И это никак не даёт мне покоя, кто же это у нас пронырливый такой?
– И умный, – вставил своё слово Найтэ. – Клей ведь правильный подобран. Когда сок адолового дерева застывает, он уже не поддаётся анализу. Никто и никогда не узнал бы наверняка, в какой момент обложка и страницы соединились друг с другом. Более того, для каверзы место тоже выбрано идеально. В библиотеке так много маршрутов студентов пересекается, что вычислить одного из них невозможно.
– Увы, увы, – грустно вздохнул ректор, и на некоторое время в кабинете повисло молчание. Оба мужчины задумались, но первым подал голос именно Найтэ. Он спросил:
– А кто с сентября по настоящее время эту книгу брал, это удалось узнать?
– Двенадцать человек. Причём одиннадцать из них книгу в последние семь дней брали. Все они, как уже доподлинно известно, готовились к докладам по языкознанию, – сообщил Олаф фон Дали. – Хорошо ещё, что трём из этого списка хватило сообразительности не выписывать в свои записи такие странные цитаты. Они сами в этом признались, так как кто‑то знал сеттский язык, кому-то друзья подсказали убрать из доклада столь скользкий момент.
– А оставшиеся восемь студентов? – хмурясь, уточнил Найтэ.
– Двое просто не сочти книгу полезной для своего доклада. Ещё шесть воспользовались ею, но их интересовала другая эпоха. Был заменён определённый блок страниц, поэтому отличилась у нас исключительно лер Свон. Хотя, задумка может являться не только происками относительно неё. Как понимаете, разные студенты эту книгу для чтения брали.
Найтэ согласно кивнул и, сцепив пальцы в замок, ненадолго уставился поверх них за окно. Он напряжённо думал отчего такая ситуация произошла и отчего именно тогда, когда ничего подобного никак не хотелось бы.
– Нужно как-то замять событие, – наконец, сказал он. – Про доклад лер Свон сейчас на каждом шагу слышно, но если к шумихе прибавится факт, что не её здесь вина, то в академии станет крайне беспокойно. А нам ни к чему такое в преддверии приезда оравы светлых эльфов.
– Их не орава, а всего пять, – буркнул Олаф фон Дали, прежде чем сообщил самое главное. – И они уже подъезжают к Вирграду.
– Чтоб им сдохнуть! – тут же в голос ругнулся Найтэ. – Они что, по мою душу на перекладных мчались?
– Быть может, быть может, – виновато развёл руками Олаф фон Дали. – Но вы сейчас что-то про лер Свон говорили, давайте сперва на эту тему разговор закончим.
– В общем, я предлагаю отстранить её от учёбы где-нибудь эдак на неделю, а вопрос с докладной можно решить установкой энергобарьеров в библиотеке. Причём такие энергобарьеры нужно возвести, чтобы если кто-то даже просто близко подошёл к ним, а уже отпечаток ауры остался.
– Как вариант, – поджал губы Олаф фон Дали с недовольством, но никакого более лучшего решения в голову ему не пришло, а потому он посопел-посопел и отдал распоряжения.
***
– Знаешь, в это сложно поверить, – твёрдо сказал Саймон, и Мила от его слов едва сдержала так и желающие потечь из глаз слёзы.
Дело в том, что слышать такое от человека, которому ты всецело доверяешь, оказалось невыносимо больно. Глаза нещадно защипало, но Мила собралась и по итогу ни слезинки не проронила. Она всего-то посмотрела на Саймона так, чтобы он сходу понял насколько сильно она оскорблена.
– Да, Милка, – совершенно спокойно подтвердил друг. – Даже я, зная все твои проблемы с чтением и письмом, решил, что это было сделано намеренно. Такое очень даже вписывается в твои причуды.
– Сука! – закричала она тогда в голос из-за бушующих в ней эмоций, но легче Миле из-за крика не стало. Поэтому она, закрывая лицо руками, села на лавочку, но нет, не заплакала Мила. Она просто неистово злилась. – Какая-то сволочь очень хорошо меня просчитала!
Некоторое время было тихо. Саймон не умел выражать сочувствие чем-то окромя дельных советов, а тут ему даже посоветовать нечего было. Так что он тихо стоял, задумчиво глядя на небо. Мила, напротив, уставилась на землю у себя под ногами. Там как раз копошился жук. Он рылся, пытался подцепить своими тоненькими лапками осенний лист, чтобы забраться под него.
