Валерий Юабов
Долгая дорога
Ну, как тут не воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Многие не только восклицают, но пытаются остановить: рисуют, фотографируют, снимают фильмы.
Я до сих пор жалею, что не было у меня с собой камеры, когда увидел, как тренируются гуси перед осенним перелетом. Тренировка была пешая. Большой отряд гусей под предводительством вожака подошел к дорожке, по которой мы гуляли, и пересек ее. Слева и справа были заливчики. Гуси чинно и молчаливо шли к правому. Сосредоточенностью, строевой выправкой, они, хотя и переваливались, уморительно смешно напоминали солдат! Мы почтительно подождали, пока последние скроются в кустах и двинулись было дальше. Но не тут-то было: гусиный отряд повернул обратно. Может, что-то не понравилось? Нет, гуси, дойдя до левого заливчика, снова повернули и совершили третий марш-бросок. Так мы и поняли, что это была тренировка. Впрочем, может, у зоологов есть другое объяснение таких вот гусиных маршей.
* * *
Уголком возрожденной природы можно, пожалуй, назвать и Flushing Meadows Park. Переведу его название: Meadows – это луга, а Flushing – название микрорайона. Кстати, одного из старейших в Квинсе. Очень удачно, что парк, символизирующий дружбу народов мира, расположен именно во Флашинге, ведь жители этого микрорайона – китайцы, корейцы, индусы, испанцы. И вообще с этим парком жителям Квинса, надо признаться, повезло: он возник в 1939–40-х годах на месте гигантской городской свалки, «долины пепла», как остроумно назвал ее Скотт Фитцджеральд в своей книге «Великий Гэтсби». Парк решено было создать специально для Всемирной выставки-ярмарки 1940 года. Готовил выставку Роберт Мосс, начальник паркового хозяйства и дорожных сообщений Нью-Йорка. Этот талантливый и энергичный человек вошел в историю Нью-Йорка, как сторонник плановой урбанизации и строительства скоростных дорог. С размахом создавал Мосс и этот парк. Лужайки и аллеи тянутся вдоль длинных искусственных озер. Когда открылась выставка-ярмарка, павильоны разных стран занимали всю территорию, а она в полтора раза больше знаменитого Центрального царка. Сейчас павильонов, конечно, нет, на лужайках устраивают пикники. Но стадион, детский зоопарк, детский музей науки, театр, действуют и в наши дни.
В этом же парке происходила в 1964 году и вторая Всемирная выставка-ярмарка. Перед ее открытием некоторые из зданий были реставрированы. В одном из них теперь размещена огромная панорама Нью-Йорка. В другом здании с башней – ресторан, он вращается. За чашечкой кофе или рюмкой вина можно увидеть весь Нью-Йорк. А по вечерам начинает светиться над Квинсом гигантский глобус. Его соорудили к выставке 64-го года, как символ мира…
Жаль только, что сейчас парк в запустении, озера грязны и зарастают, их давно пора чистить.
В Квинсе есть и гораздо более старинные парки, чем те, о которых я рассказал. Forest Park, например, получивший свое звание еще в 1898 году. Это, действительно лес, в котором Красная Шапочка могла бы заблудиться: он раскинулся почти на 500 акрах. Волков, правда, в нем нет, а вот олени водятся. И какой красивый лес! Большая часть его – 413 акров – могучие красные и белые дубы, некоторым из них более 150 лет. Во всей Америке нет таких больших дубовых лесов, как этот. Сосновый бор тоже недурен: в нем две с половиной тысячи деревьев, уже почти столетних: они высажены в 1914 году. Немудрено, что в парк со всех сторон Квинса тянутся поклонники природы. В том числе и любители верховой езды, к услугам которых две конюшни. И специальные маршруты для них, конечно, проложены, как и для пешеходов. Словом, мне кажется, что таким парком Квинс может гордиться.
Из пяти районов сегодняшнего Нью-Йорка Квинс самый большой. Почти десятую часть его площади в 71779 акров занимают парки, детские спортплощадки и другие зеленые уголки. Его населяет более двух миллионов человек… Но не буду заниматься статистикой, ее легко найти в справочнике. Я ведь просто хотел кое-что рассказать о Квинсе, хотя бы из благодарности к району, который так много дал мне и как бизнесмену, и как человеку.
* * *
Сказать по правде, не так уж часто удавалось мне рассказывать о Квинсе людям, желающим арендовать или купить квартиру. Мало у меня было клиентов. Я нервничал, донимал Рона вопросами, как научиться их находить.
– Я самоучка, – сказал он мне как-то, – и сам испытываю трудности. Очень жалею, что не было у меня хороших наставников… Кстати, я слышал, что в Нью-Джерси будет семинар Хопкинса. Не съездить ли тебе?
Так я впервые услышал о человеке, который сыграл очень важную роль в моей жизни, научил меня… Да почти всему, что я умею!
Том Хопкинс был когда-то преуспевающим агентом по продаже недвижимости. Потом стал заниматься преподавательской деятельностью – писал книги, выпускал аудио и видео кассеты, вел семинары. Как лектор, он и прославился. Было удивительным везеньем для меня, что Рон услышал о приезде Хопкинса в Нью-Джерси!
Больше тысячи человек собрались в городе Вудбридже послушать известного своими блестящими выступлениями наставника риелторов. Съехались они со всей Америки и даже из Канады.
Выход Маэстро был в высшей степени торжественным, более того – театральным. Всех попросили встать. Под громкие звуки марша вышел на сцену невысокий плотный человек в генеральской форме, сопровождаемый знаменосцем. Он потряс рукой, приветствуя нас, и зычно спросил:
– Хэлло! Все готовы к Boot Camp?
«Да!» – ухнул зал… Для тех, кто не знает: Boot Camp – это учебный лагерь для новобранцев.
Начать семинар, посвященный такой сугубо прозаической теме, как продажа недвижимости, с маленького спектакля… Коренным жителям России и других европейских стран выход Хопкинса, почти цирковой, вероятно, показался бы смешным, ребячливым, а то и безвкусным. Но… Это было очень по-американски! Ведь говорят же во всем мире, что американцы несколько инфантильны. Возможно, так оно и есть. Возможно, инфантилен и я, мне выход Хопкинса понравился. Думаю, что на меня, как и на многих других слушателей, он оказал большое психологическое воздействие. Я сразу же попал под обаяние этого веселого человека, не побоявшегося начать серьезный разговор с шутки. Впрочем, с шутки, которая, как я потом понял, иллюстрировала главную идею Хопкинса: умение продавать – это умение «подать себя».
Продолжил свое выступление Хопкинс тоже в американском стиле. Кто не слышал историй об американском миллионере – в прошлом нищем мальчишке, который начал богатеть, подобрав на улице десять пенсов? Вот и Хопкинс преподнес нам свою биографию, биографию человека, начавшего с нуля и добившегося больших успехов. Однако же он использовал этот сюжет очень талантливо, на примере собственной жизни давая деловые рекомендации.
Кстати, в отличие от хрестоматийных миллионеров, Том Хопкинс рос в семье довольно благополучной, где родители считали первым своим долгом дать детям хорошее образование. Но юный Том, по его собственным словам, не оправдал их надежд и усилий. Он бросил колледж, проучившись всего полгода… «Из тебя никогда не выйдет ничего путного», – горько сказал ему отец.
«Таково было первое вдохновляющее напутствие, полученное мною», – пошутил Хопкинс.
А дальше пошло, если и не совсем так, как в хрестоматийных рассказах, то довольно похоже. Поступив в строительную компанию разнорабочим, Том по десять часов в сутки перетаскивал на плечах тяжелые металлические брусья. Он чувствовал себя изнуренным и подавленным, не раз, вероятно, жалел о собственном легкомыслии, но примеру библейского блудного сына не последовал. Попытка заняться продажей недвижимости тоже успеха не принесла: за полгода юный агент Хопкинс, колеся по штату Калифорния в своей облезлой, побитой машине (он прозвал ее «Бензиновой Обжорой»), совершил всего лишь одну сделку…
«Я был в отчаянии, я чувствовал себя неудачником… Вы понимаете, что это такое?» – спросил нас Хопкинс. О, да, мы это понимали! Многие – на собственном горьком опыте.
Думаю, что нетрудно себе представить, с каким сочувствием и волнением слушали мы нашего лектора. В зале стояла полнейшая тишина. Немалую роль играло, конечно, и то, как он говорил, – эмоционально, проникновенно искренне. Хопкинс был замечательным оратором и прекрасным психологом.
«…Я был буквально без копейки и хотел все бросить, когда узнал, что в наших краях появился знаменитый Джей Дуглас Эдвард, которого называли Отцом Американского Искусства Продажи. Сообщили, что будет его семинар. И я решил: пойду, что мне терять!»
Далее последовал рассказ об этой встрече, которая стала поворотным пунктом в жизни Тома Хопкинса. С этого и началась деловая часть семинара. Излагая программу мистера Эдварда, Хопкинс учил нас. Вот основные моменты: постоянно ставить перед собой конкретные цели, все более трудные. Подробно расписывать их на бумаге. Ежедневно к ним возвращаться. И – главное, не ждать, когда к тебе придут клиенты, а стучаться в двери к ним!
Сообщив, что после встречи с Учителем он словно бы прозрел (очевидно, как бы намекая, что и мы прозреем), Том Хопкинс повел рассказ о том, как именно он следовал советам Эдварда. Особенно главному.
«Каждый день я набивал себе карманы камушками и отправлялся в поход. Подойду к дверям, постучу… Открыли, поговорил с владельцем – камушек вон из кармана! Пока не постучу в 30–40 дверей, рабочий день не заканчиваю»…
И вот начались успехи. Один, другой. Молодой Том Хопкинс каждый раз думал, что ему просто повезло, однако же советы Эдварда выполнял точно и упорно, ставил перед собой все новые, все более трудные цели. Наконец, осуществилась заветная: Хопкинс побил рекорд по количеству домов, проданных в Калифорнии!
Джея Эдварда Том чтил всю свою жизнь, никогда из вида не терял, даже поселился с ним по соседству. Именно от своего наставника, по словам Хопкинса, и получил он последний, чуть ли не предсмертный совет: самому стать наставником, обучать людей. Таким образом, он дал нам понять, что мы попали в надежные руки. Миссия у него наследственная, завещанная. Как он сказал – жизненная.
Эмблемой своей фирмы Хопкинс сделал птицу Феникс, которая, как известно, сгорая, возрождается из пепла. Символ этот был избран им не случайно, чему, собственно, и была посвящена последняя часть семинара.
«Никто не должен чувствовать себя сломленным, потерпев неудачу! – говорил Том, – Воспринимайте их, как материал для размышлений, учитесь на них!»
Он возмущался тем, что мы погрязли в негативизме, что утренние новости только и сообщают, что о насилиях и убийствах, делают мир таким страшным, что жить не хочется.
«Будем оптимистами! Стакан не наполовину пустой, а наполовину полный. Копите положительный опыт! Воспринимайте поражение, как этап игры до победного конца!»
На этой жизнеутверждающей ноте наставник и расстался с нами.
Не знаю, удалось ли мне хоть в какой-то мере передать свои впечатления и ощущения, но они были очень сильными. Я был, как птенец, только что научившийся летать. И это была не только практическая радость оттого, что я приобрел новые познания (и накупил к тому же полную сумку дисков и кассет с лекциями своего нового кумира). Это была окрыленность эмоциональная: жизнь приобрела смысл, я понял, как управлять ею!
«Теперь я знаю и сумею!» Что-то вроде этого непрестанно звучало во мне.
Да, я таков: мне непременно нужен Учитель с большой буквы. Человек-образец, внушающий восхищение. Мне нужен тот, кто умеет зарядить оптимизмом! Это замечательное душевное свойство я особенно ценил всегда в маме и в деде Ёсхаиме и, как мне кажется, не только унаследовал его, но и старался развивать в себе, тянулся к таким людям.
Вернулся я из Нью-Джерси абсолютнейшим оптимистом. И с твердым решением; не только серьезно изучить все рекомендации Хопкинса и следовать им, но вообще жить по его принципам.
Помню, как удивилась Света, моя жена, застав меня в первый раз рано утром перед зеркалом за странным занятием. «Чего это ты? Сам с собой разговариваешь?»
Да, теперь каждое мое утро начиналось беседой с человеком в зеркале.
«Я – победитель. Почему? Потому что я этого хочу! Я в это верю! Потому, что обладаю смелостью!»
«Сегодня я встречу нужных и интересных людей!»
«Не буду слушать советов тех, у кого дела обстоят плохо».
Уж не говорю о том, что в машине я прокручивал кассеты с лекциями Тома, по вечерам сидел за его учебниками. Купил и видео с семинарами.
«Сколько?.. Да ты был в своем уме, когда покупал?» – переспрашивала Нэнси, вертя в руках видики. А стоили они 1300 долларов, примерно мой месячный заработок.
Нэнси и другие коллеги к моему энтузиазму, как и вообще к идеям Хопкинса, отнеслись более чем скептически. «Бегать по улицам и стучаться в двери? – хихикала Нэнси. – Ничего себе! Да еще в такой холод…» – «Стучись, стучись, как раз к пенсии и достучишься!» – подхватывала Жаклин. Я в споры не вступал. Вот что интересно, думал я, ведь Хопкинс предупреждал, что реакция слабых коллег будет именно такой. Подальше от них! И – действовать, действовать!
Я действовал совершенно открыто, даже демонстративно. Повесил у своего стола большие листы, на которых (красными чернилами!) выписаны были мои ближайшие цели. «Изучить программу Хопкинса за три месяца»… «До конца года продать недвижимости на полтора миллиона»… «Составить список домовладельцев в Кью-Гарденс-Хилс».
Здесь же каждый, кто хотел, мог прочитать и некоторые изречения Тома Хопкинса, такие, например:
«Я воспринимаю поражение, как этап игры до победного конца».
«Я воспринимаю поражение, как возможность проанализировать свою тактику».
«Я воспринимаю поражение, как шанс укрепить чувство юмора».
Ну и конечно же, несмотря на зимние холода, я начал операцию «Стук в двери»… На насмешки и остроты – а их хватало – я внимания не обращал…
Пусть и не было пока заметных успехов, энергия во мне так и бурлила. По утрам я вел с человеком в зеркале все более пылкие беседы. До предела был увлечен своей «Хопкинсиадой».
Но шло время, и сохранять терпение и оптимизм становилось все труднее. Даже мне становилось ясно: обстановка в конторе начала меняться. И далеко не в лучшую сторону.
Глава 48. Ночной гость, или вестник перемен
Наверно каждый завзятый читатель частенько вспоминает строки из любимых книг. Со мной это происходит постоянно. Вот и сейчас, принявшись писать об одном событии в моей жизни, событии очень важном, я припомнил строку из гениального романа Булгакова:
«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вошел…»
Припомнил – и рука моя тут же начала выводить вот такую, «булгаковскую», фразу:
В кожаном черном плаще и в черной велюровой шляпе, уверенной твердой походкой, поздним осенним вечером 1987 года в распахнутые двери моего офиса вошел неизвестный молодой человек.
Как причудливо переплетаются события, вроде бы случайные и вроде бы мелкие, из которых складываются серьезнейшие перемены в нашей жизни! Как незаметно надвигаются эти перемены!
В тот вечер, о котором я сейчас рассказываю, в голове моей никаких мыслей о переменах еще и в помине не было. Однако же они стояли на пороге, приняв образ человека в черном плаще…
* * *
Я был один, как почти всегда по вечерам, и, задумавшись, глядел в темный проем двери, лишь изредка озаряемый фарами проносящихся по Юнион Тёрнпайку машин. Мудрено ли, что я вздрогнул, когда в черной дыре бесшумно появилась черная фигура и двинулась к моему столу? Булгакова в те времена я еще не читал и, встретившись с твердым, пристальным взглядом, блеснувшим из-под широких полей шляпы, подумал: «Ну, прямо агент из детектива», Но, подойдя к столу, поздний гость снял шляпу, представился мне с крепким рукопожатием – «Давид». И сразу же все изменилось. То ли от того, что без шляпы лицо оказалось посветлевшим, приятным и совсем молодым, несмотря на довольно большую плешь (наоборот – она как бы озарила все вокруг). То ли уже первое рукопожатие сообщает нам о человеке что-то такое, что постигается не умом…
Поздний гость зашел по делу. «Инвестирую в недвижимость. Что можете предложить?» – спросил он по-английски с легким акцентом, в котором я без труда опознал русский. И не ошибся. Давид, как и я, был иммигрантом, но приехал из Киева. Так же, как и я, работал агентом по продаже недвижимости. Но в отличие от меня – в процветающей фирме Metalius, входящей в компанию Century 21. Оказалось, что я очень мало знаю об этой известной во всем мире крупнейшей компании по продаже недвижимости, объединяющей более двух тысяч фирм. Та, в которой работал мой посетитель, всего лишь одна из них. Но и она показалась мне гигантской, когда Давид сообщил, что у фирмы Metalius (она именовалась так по фамилии хозяина) одновременно около трехсот домов на продаже. Ежемесячно двадцать-тридцать домовладельцев обращаются к фирме за помощью, и с ними тут же заключается письменный договор, оговариваются размеры комиссионных.
Я так и ахнул. Ведь в нашей «В and B» настоящий праздник, если мы одновременно оказываем услуги (зачастую без всяких там письменных договоренностей) двум-трем домовладельцам. А устную договоренность легко нарушить, порой наши клиенты так и поступали. Воспользуются услугами брокера, а сделку совершают сами, обманув фирму.
– Сколько же агентов у вас? Небось, человек пятьдесят? – робея, спросил я.
Гость вежливо улыбнулся.
– Немножко побольше… Около ста. Правда, новички первые три месяца не работают, а только учатся. Как правильно по телефону разговаривать, как встречу с клиентом проводить, как квартиру самому осматривать и покупателю показывать… А вот такого, тут Давид похлопал рукой по моему письменному столу, у нас и в помине нет! Баловство. У нас – один общий, длинный, по всем стенкам.
– Почему? – удивился я.
– За собственным столиком уютно, уходить никуда неохота. Вот ты и сидишь здесь допоздна, так ведь? – усмехнулся мой новый знакомый. Я тоже рассмеялся. Этот парень мне определенно нравился! Деловитость сочеталась в нем с юмором, он совершенно не задавался и держал себя просто, по-приятельски. – Наш бизнес, он на улице, среди людей. В погоне за клиентами! – весело продолжал Давид. – Впрочем, погоня часто начинается уже с этого… – и он кивнул на телефонный аппарат. – Первый разговор – дело тонкое! Скажи честно: часто ли тебе удается сразу договориться с клиентом о встрече?
Я смущенно пожал плечами, В нашей конторе к телефону подходила Сара, секретарша, а потом уже нас, агентов, подзывала поочередно. Если же спрашивали Рона, а его не было в конторе, она записывала номера телефонов в специальный журнал.
Давид осуждающе помотал головой.
– Плохо! У нас агенты сами трубку берут, чтобы с ходу, с первых слов… – и он взмахнул рукой, будто на лету поймал муху. – А способен на это только тот, кто в курсе всего. Знает цены, размеры домов и квартир, адреса, может все это мгновенно извлечь из памяти, преподнести собеседнику, убедить его встретиться… Вот так-то! А ты говоришь – секретарша…
Долгий наш разговор (впрочем, говорил больше Давид, а я слушал с огромным интересом) закончился тем, что мы решили поддерживать знакомство. Мы оба почувствовали ту симпатию, когда от всей души говоришь: «давай не терять друг друга». К тому же у моего нового приятеля появился, как ни странно, деловой интерес к нашей маленькой фирме. И вот по какой причине. Как и многие другие, особенно мелкие и малоуспешные, наша фирма, пользовалась услугами посреднической организации Multiple Listing Service. Большая, имеющая много филиалов, она давала возможность своим клиентам помещать различные объявления в специальных бюллетенях. Скажем, если фирма дает объявление о продаже дома, она может делать это либо на эксклюзивных правах, либо разрешает участвовать в продаже и другим клиентам MLS. В этом случае комиссионными делятся. Понятно, что нашей слабенькой фирме бюллетени MLS нередко помогали хоть что-то заполучить.
Большим фирмам, таким, как та, где работал мой новый приятель, услуги MLS не требовались, хватало своих возможностей. Но, поговорив со мной, Давид решил, что ему не помешало бы для собственных сделок знакомиться со списками продающихся домов, публикуемыми в бюллетенях MLS. Вот мы и уговорились, что я буду для него просматривать их и выписывать самое интересное.
* * *
Проводив Давида, я долго еще расхаживал по конторе возбужденный, взъерошенный. Неожиданная встреча оказалась очень приятной, в этом не было сомнений. Она сулила хорошее продолжение. Встревожило другое. Разговор с Давидом показал мне с особенно жестокой ясностью, каково положение моей фирмы – значит, и мое собственное…
Нельзя сказать, чтобы до этого вечера я ни о чем не задумывался. Но так отчетливо, как сегодня, я еще ни разу не сознавал: дела Рона очень плохи.
«Что же происходит? – бормотал я, шагая по комнате. – Ведь полтора года назад»…
С каким энтузиазмом, как дружно мы все начинали работать, каким энергичным, деловым, знающим человеком казался Рон! По утрам я частенько видел в окно, как неторопливо, я бы сказал, торжественно подходит он к офису, по-хозяйски осматривая не только здание, но даже двери. А потом, элегантный, оставляя за собой тонкий аромат мужского одеколона, сдержанным кивком здороваясь с каждым из нас, идет через общую часть офиса на свой «капитанский мостик». Все мы чувствовали себя, если продолжить сравнение, как на корабле под командой опытного, обветренного капитана, не боящегося никаких бурь. И корабль наш твердо шел по курсу. Год спустя мы уже продавали вдвое больше квартир, чем вначале. Комиссионные мои, как и у других агентов, выросли процентов на двадцать. Я теперь уже занимался не только арендой, но и продажей. И разве можно забыть, как Рон помогал мне, сколько я узнал от него!
Да, так было, горестно думал я. Было. А потом…
Перемены начались примерно с полгода назад. Рон в то утро не пришел к десяти, как обычно. Его долго не было в конторе. Часам к двенадцати открылась дверь, и мы все замерли в изумлении. Вместо одетого с иголочки босса мы увидели небритого, с опухшим лицом человека в измятых джинсах. Угрюмо кивнув нам, не остановившись, как делал обычно, у стола секретарши Сары, чтобы просмотреть список телефонных звонков, Рон прошел в свою часть офиса.
С этих пор и пошло…
Впрочем, если уж разматывать этот клубок, если уж искать конец ниточки, думал я, расхаживая по ночной конторе, то началось-то все раньше, много раньше. За стенами офиса, в семье Рона Балсамо.
Уж не знаю, смог ли бы Рон открыть контору без своей семьи – отца и двух братьев. В бетонной коробке, недостроенном помещении, снятом под офис, семья доделывала все своими руками. Малярные и столярные работы, сантехника, электропроводка, центральное охлаждение… Да всего и не перечислить! Но Балсамо умели трудиться. Я, между прочим, убедился в этом своими глазами. Возвращаясь по вечерам с работы, я обычно замедлял шаги возле их стройки: уж больно мне нравились эти сильные, мастеровитые парни-итальянцы. Усатый широкоплечий Том, жилистые Чарли и Рон, в рабочей одежде, перепачканной известкой и красками, перекликаясь, посвистывая, все делали ловко, словно играючи. Особенно Том. Он был профессиональным строителем и руководил командой. Когда работы уже подходили к концу, я увидел его на костыле: Том упал с лестницы, вешая вывеску над конторой, повредил себе колено, но своего руководящего поста не покинул.
Увидев эту вывеску, я и узнал, какая контора тут будет. Вот только в голову не приходило, что станет она моим вторым домом.
Я к тому все это рассказываю, что бизнес, очевидно, открывался, как общий, семейный. Может, и не официально, этого я не знаю. Но ведь строились-то вместе, и деньгами, скорее всего, помогла Рону семья. Деньги для начала нужны немалые!
Я об этом не слышал, не думал. К чему мне было копаться в чужих семейных делах? Видел я одно: бизнесом руководит Рон, работая по семь дней в неделю на износ, с утра до вечера. Братья в этом участия не принимали. Однако же время от времени появлялся в конторе Том и просматривал бухгалтерские счета и отчеты. Значит, семья следила за делами и считала нужным проверять Рона.
Это и стало, хотя вроде бы случайно, причиной скандала и разборки семейных отношений у нас на глазах, в конторе.
Бухгалтерию фирмы, как я уже писал, вела Нэнси. Все бумаги и папки она складывала в письменный стол босса аккуратной стопкой, в определенном порядке, чтобы и она, и Рон сразу же могли найти то, что нужно. А Том, просмотрев бумаги, совал их в ящик как попало. Нэнси приходилось снова и снова наводить порядок. Она уже не раз и Рону жаловалась, и просила: «Том, просматривай бумаги при мне, помогу складывать, как надо». Он только отмахивался. Однажды Том явился для «ревизии» с раннего утра, кроме меня в конторе никого еще не было. Он уже сидел над грудой бумаг, когда вошла Нэнси.
– Том, ты все переворошишь опять! – завопила экспансивная блондинка и промчалась мимо меня «спасать» свою бухгалтерию.
Вот тут Том вспылил. Как настоящий итальянец. Он вскочил, ударил кулаком по столу, что-то закричал. Бумаги разлетелись, Нэнси с визгом вылетела из конторы.
Досталось-то Нэнси, но на самом деле злился Том не на нее. Очевидно, отношения между братьями уже давно были испорчены. Может, Рон обещал делиться с ними доходами или возвращать долги, а не получалось?
Так или иначе, на другой день после скандала с отчетами семья Балсамо собралась в конторе. «Разборка» происходила далеко от нас, возле стола Рона, и о чем шла речь, не слышно было. Я видел только угрюмые лица братьев и страдающее, измученное – отца.
Уж не знаю, как они договорились, но, вероятно, прочного мира установить не удалось. Когда шли мимо моего столика к дверям, старик Джо Балсамо грустно покивал мне и шепнул: «Что мне с ними делать, не знаю»… Я вжал голову в плечи. Мне не очень хотелось вдаваться в причины ссоры. И без того было больно, что потускнел образ босса, которым я так восхищался прежде. Я просто жил и дышал им, хотел походить на него и внутренне и даже внешне. Признаюсь – я подражал его неторопливой, солидной походке. Чуть выпячивал грудь, как и он. Сидел, откинувшись на спинку стула, положив нога на ногу, как Рон. Размышляя, как Рон упирался пальцем в подбородок.
Конечно, было в этом и мальчишество. Но мне вообще свойственно – таким уж создала меня природа – искать среди окружающих кого-то, в ком можно видеть высший авторитет, образчик для подражания во всем, начиная с мелочей. За кем можно следовать, как за учителем жизни. Вот я и признавал им Рона почти целый год! Правда, как я уже писал, появился у меня и новый замечательный наставник – Том Хопкинс. Без него совсем бы мне пришлось круто, когда начались все эти неприятности. А они продолжались, росли…
К тому времени, как я познакомился с Давидом, Рона вообще словно подменили. Он работал кое-как, рассылками карточек-реклам давно перестал заниматься. Количество клиентов, понятное дело, пошло на убыль. И доходы тоже. Мы уже не удивлялись ни поздним приходам Рона, ни опухшему с перепоя лицу. Некоторую сенсацию вызвало в конторе первое появление босса с какими-то девицами, решившими, очевидно, после веселой ночи проводить его на работу. Расположились они здесь надолго, ничуть нас не стесняясь. У Рона имелась за открытой частью кабинета комната, куда удалялся он то с одной, то с другой девицей. Словом, нагляделись мы. Но и к этому привыкли.
Вот так превратился наш образцовый босс, наш мужественный капитан корабля, в какого-то Степу Лиходеева, беспутного директора Варьете из того же романа Булгакова, с которого я начал свой рассказ. Впрочем, кто-то нам рассказал, что Рон и прежде был довольно непутевым парнем. Не раз поступал на работу, но, горячо начав, вскоре распускался, бросал…
Ну а мы, агенты? Не слыша команды с «капитанского мостика», мы тоже распустились? Ну, не совсем так, конечно, но настроение «на корабле» изменялось. Мы нервничали, отношения между нами стали портиться, мои коллеги оказались совсем не такими порядочными, как я считал. И подтверждение этому я получил очень неприятное.
Мой энергичный друг Марик и я, поднакопив немного денег, решили инвестировать их в кооперативные квартиры. Я приобрел однокомнатную, чтобы сдавать ее в аренду. Поместил – за свой счет, конечно, объявление в газете, а телефонный номер дал нашей конторы (тот, который агентами обычно не использовался). Сказал об этом секретарше Саре и успокоился. Да, собственно, к чему мне было всем сообщать о своих личных сделках? Ни Рон, ни Нэнси со мной о своих делах тоже не говорили. Несколько человек мне уже позвонили, шли переговоры.
И вот как-то возвращаюсь я в контору с одной из встреч, подхожу к своему столу и застываю в изумлении. Мой ли это стол? Ни бумаг, ни настольного календаря. Пусто!
Когда я вошел, Нэнси почему-то поспешно выбежала на улицу. Сара сидела, наклонив голову…
Слыша, как стучит мое сердце, я направился к боссу, за перегородку.
– Что происходит? Я уволен?
– Ты сначала ответь: с каких это пор ты воруешь у меня клиентов? – спросил Рон монотонно. Но на меня он глядел со злобой.
Последовало бурное объяснение. Нэнси Богдан – я знал, что Нэнси подхалимка, но она оказалась и завистницей – настучала боссу, что я, принимая звонки его клиентов, обслуживаю их для себя, присваиваю деньги!
Голос мой, вероятно, не раз дрожал и прерывался от обиды, пока я рассказывал Рону о кооперативной квартире и объявлениях. Неужели же это преступление, если я использую телефон конторы?
– Нет, нет, что ты! – сказал Рон. Он извинился передо мной. Но… Сердечности не было в его голосе да и вообще… Это уже был не тот Рон!
С Нэнси я объяснился довольно грубо и однозначно. Принес в контору кирпич, поставил на край своего стола и подложил под него записку: «Нэнси, будешь совать нос не в свои дела, получишь вот этим кирпичом по голове». О, я не сомневался, что Нэнси, как только я выйду, подбежит посмотреть на кирпич и записку прочтет! Но ведь вызов был брошен не только ей. Я как бы выражал мое неприятие всего, что происходило на фирме. Работать у Рона мне представлялось бессмысленным. Да уже и не хотелось, совсем не хотелось!
– Не знаю, как быть, – жаловался я новому приятелю, Давиду Кесселю. Мы виделись теперь с ним довольно часто, и не только по делу. Постепенно мы становились друзьями. Я замечал, что Давиду нравится мое отношение к работе, мое, если так можно выразиться, кипучее стремление действовать, добиваться успеха. У меня вызывали глубокое уважение его рассудительность и осторожность, деловая хватка, умение анализировать.
