Ираида Владимировна Дудко
Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 2. Детство и юность Ираиды. Глава 1. Дневник бабуси
30.07.39. Были с Идочкой у врача Баженова. Признал бронхит обоих лёгких. Возможен переход в коклюш. Боричка кашляет тоже. Доктор сказал, что у нас двор какой-то заразный.
06.08.39. 2-го августа Нина легла в больницу (в 9 утра) В 8 часов вечера родился живой ребенок, мальчик, живший полтора часа. Хорошо, что хоть этот вопрос кончился. Но о результатах пока не приходится говорить. Пока хорошо.
У Дочки уже коклюш. Тяжелы очень ночи. Боричка пока крепится. Стал еще требовательнее, еще капризнее. Криком кричит на весь двор, и ничем не подкупишь. Трудно!
08.08.39. Были с Идой у доктора. Бронхит и коклюш одновременно. В перспективе возможен переход бронхита на воспаление лёгких. Ставили банки, завтра – опять… Коклюш уже три недели. Рекомендовал выезд в деревню. У Нины – грудница. Своевременно не были приняты меры, несмотря на её усиленные требования в течении двух дней. В результате – жалобная книга, вызов ночной Воли, заискивания ассистента перед Волей и, хотя позднее, но компрессы ихтиоловые, по указанию Нины, и «вредные» по мнению лечащего врача. Стало сразу легче. Температура доходила до 40, но её скрывали.
Не легко…всем… Тяжело Идке ночами, тяжело и мне. Боря невероятно капризен. Не говорит – вот беда.
13.08.39. На девятый день выписали Нину. Дети чрезвычайно обрадовались, в особенности Ида. Я у Бори, конечно, сейчас же получила отставку. У него – определенный коклюш.
Вчера в первый раз день прошёл без всяких капризов. Ходили вчетвером на базар. Благодаря этой, видимо, прогулке у Иды – аппетит. Боря говорит – «Ди» (уйди) и «Зя» (нельзя), «Па» (гулять). Спасибо и на этом. Дочка во время прогулки как будто замёрзла.
16.08.39. Нина первый день пошла на службу. Тепло по-летнему: дети целый день на дворе. Боря научился откашливаться, глядя на Иду. Ноги тяжелы. Боря никакого скандала не устроил, ограничившись моим объяснением, что мама ушла к доктору "ставить клизму". Боря уточняет: – «ка-ка» и показывает…
Счет Иды: 1,2,3,4,5,8, девяток, восьмяток,14…
Свой язык Иды: – "каля – баля – лимока". Ничего не значат эти слова. Или говорит: – "Мама, иди, у ворот сидит тётя с молоками."
Боря: – "ай!" (дай), «баба» (я), «коко» (нехороший).
20.08.39. У нас давно нет сахару, нет конфет, исчезло варенье. С керосином – горе. В общем – питаться очень трудно, но несомненно, всё наладится. С коклюшем все ещё скверно. У Бори – хрипы: как бы не было бронхита. Ужасно жаль детей, в особенности, ночью.
23.08.39. Идочке снова поставили банки. Снова как будто ухудшение. То же самое у Борюшки. Ида сидит и «поет»: – "Идёт к берегу Катюша"… И так до ста раз. Спрашиваю, откуда она взяла эти слова. – "А помнишь, мы ездили на пароходе? Немножко поехали и слезли. Куда же это мы ездили?" – "На озеро – "Маркиз"". – "Ну, вот, там девочки пели".
Иногда «поёт» и Боря. До чего уморительно! Обратишь внимание: или перестанет или начнет рисоваться. Очень красиво «вертит» своими большущими и выразительными глазами.
Разговор у Бори больше жестами: пальчиком «мажет» по пальчику – дать бутерброд, трёт двумя пальчиками одной руки – кормить соседскую курочку (тип-тип), шлёпает себя по груди – дать ему или взять его.
Снова летняя погода. Вечера прохладные…
28.08.39. Коклюш у обоих не лучше. Снова как будто хрипы. Прошлый выходной ездили в Займище. На воздухе дети чувствовали себя великолепно.
Обратила внимание Иды на трепещущуюся все время осину (дрожит, как осиновый лист) и на её сверкающий блеск, когда дерево озарено солнцем. Пока это впечатление (зрелищное) ещё ей мало доступно.
Язык Бори: – "Катя, зязя (вместо Эдя), ляля, ка (молоко)". Когда истерика, кричит очень ясно: – "не надо!"
Во время «бенефисов» не только кричит и топает ногами, но и рвёт моё платье и старается ущипнуть как можно больнее.
03.09.39. Коклюш как будто кончается: уже шесть недель. Ночью почти не беспокоит. У Идки – сухой редкий кашель, не похожий уже на коклюш, у Бори почти исчез. Холодно. Идут дожди – ливни. Осень, но солнце, показавшись, скрашивает нерадостное настроение хмурых дней.
Сахару так и не достанем. Плохо, что нет никаких круп.
В Западной Европе зарево войны: мобилизация, но у нас как будто тихо и на Востоке – крупные победы. Ребятишки дома. Сидят в коляске – санках.
Закричали – Боря больно ущипнул Иду. За что? – "Я говорю, что мы едем на поезде, а он говорит – на пароходе!" – объясняет Ида. Ида, не понимая ещё, дразнит его. Как и у всех скоро перейдет в форменное подзадоривание старшей над младшим.
"Учиться лучше обещаю
И Волю не дразнить,
Тогда ты можешь смело
Всегда веселым быть."
Так когда-то обещал в день ангела своему папе мой никогда не забываемый первенец. Будет ли такой же чудный его племянник? Пока ничем не напоминает, только ангельской внешностью.
Вчера, вдруг, Боря сказал, увидев дождь и, услышав это слово – «додь», а потом сказал мне: – «сейчас», но ни за что не повторит. Но все же намёки на речь уже есть.
07.09.39. Неизвестно по какой причине раскапризничался Боря, поднялся «рёв» на всю улицу. Я уже теперь определенно во время таких «приступов» не обращаю на него внимания, продолжая заниматься своей работой. Вдруг, он замолчал, видимо думая, что меня нет. Я возилась в углу за керосинкой в столовой. Скосив направо глаза, я вижу, что Боря выглядывает из-за занавеси. Увидев меня, он отбежал на прежнее место и снова начал рев. Так повторилось раза два. Кончилось обычно: подсела к нему, в рот – «каку», взяла на руки, и он возобновил со мной отношения, как ни в чём не бывало. «Кака» – наркотик для него. Иногда прибежит со двора, спросит – «каку», немножко пососет, отдаст её мне, т. к. – киска утащит её и снова бежит играть.
13.09.39. Вот уже третий день, как Боря «пережил» отрыв от «каки». У него её сразу отняли, как от груди. Переживал мучительно, но геройски. Как жаль было его, когда он, видимо, старался доказать себе, что киска унесла дуду, отдала дяде, замазала горьким и больше не вернёт.
Ида больна, хотя и на ногах: гриппозное состояние. У того и другого мучительно сухой кашель. Принимают пертусин, но результата никакого.
14.09.39. Борю рано назвала героем. Вчера пожалели и опять дали ему «каку». Кто не выдержал испытания: мать или сын?
Ида становится плаксой. Ударит исподтишка брата, он сейчас же сторицей отплатит – начинается рёв, иногда обоих, поддерживаемый лаем Тобика.
Ида читает первые две страницы букваря, но я не настаиваю, она берёт его, когда хочет.
15.09.39. Новые слова: – "Киска, Катька, Боля, пой, дай, пить". Если просит напиться – начинает усиленно дышать. – «Па» – гулять во дворе, на улице. А Ида боится войны. Спрашивает: – "А у нас не будет войны?" Успокаиваю.
Видела сон. Проснулась с плачем: – "Мама!"… Сон: мама с папой остались на берегу, а она с Борей на пароходе. Их отчаяние…
Вчера была на демонстрации. Давно ей хотелось. Очень довольна.
19.09.39. «Кака» теперь у Бори в карманчике фартучка и он не расстаётся с ней Вот так герой! Учинил скандал. Причина как всегда неизвестна! (Кажется, мать ушла). Я его взяла, чтобы посадить на сундук. По дороге задела за умывальник (кривоногий и хромой), уронила его, всё разлилось, а у меня и без него хаос, т. к. стирка. Такое горе взяло! Пробрала Боричку и как он начал ругаться! Первый раз слышала: – "Кака! Катька!" и еще какие-то непонятные слова, стучал ногами и плевал в мою сторону.
С Идой хорошо играет. Он у нее иногда бывает «сыночком» или «дочкой» или «гражданочкой». В последнем случае отношения на Вы. Кстати, она уже всех посторонних называет на Вы.
21.09.39. Утренний завтрак. Ида свой бутерброд разломила на две части и намазала густыми «сливками» – (пенками), вынутыми из чашки с молоком. Боря попробовал того же. Начал капризничать и говорить что-то вроде – «да» или «два». Оказывается у него – один бутерброд, а у Иды – два. Сделали и ему два. (Понятие о числе).
22.09.39. Говорю Иде, чтобы одевала скорее чулки и шла умываться, а то у меня много дела: сейчас буду убирать постель. – "Это у тебя называется много дела?" – пришлось объяснить.
Играли вчера с матерью в жмурки. Восторгу не было конца. Что за очаровательная фигурка была у Бори с его глазами!
25.09.39. Дня три, как у нас появилась кошечка – «Мурка». Ида не расстается с ней целыми днями. Сейчас я мыла голову себе. Ида и Боря играли. У Иды – пузырёк, который она настойчиво желает разбить. Я запрещаю. Вдруг слышу звон разбитого стекла. Вбегаю. У Бори половина пузырька, кругом – осколки. Пробираю с перцем шалуна, он убежал за кресло и оттуда смеётся. Иде досталось как следует, но она молчит, лишь только кстати заметила, что вчера ей в парикмахерской накрасили ноготочки, как маме.
Стали пить чай. 12 часов. Дети снова садятся за завтрак. Вспоминаем пузырёк. Боря говорит – "Ляля!" (Ида). Ида говорит: – "Конечно, я разбила. Разве ты не видела?" – "Зачем же ты ничего не сказала, когда я ругала Боричку?"…
Третий день у нас идёт съёмка фильма – «Университеты» Дети наблюдают. Проходит эпизод схватки Пешкова с одним субъектом. Девица – предмет сталкивания – вырывается и кричит: – "Караул, сволочь!" Сегодня Идка говорит Мурке: – "Ну, иди, иди, сволочь!" Делаю соответствующее внушение. Не понимает. Тогда говорю ей, что заставлю её говорить это слово до тех пор, пока у неё язык не отвалиться. Уверена, что подействует.
Ида говорит, что они «выступят», как Горький. Не разрешила. Как бы не задушили друг друга, подражая артистам. Но зато они взъерошили друг другу волосы совсем так, как у разъярённого Пешкова. – "Вот теперь мы два Горького!" – заявляет Ида. – "Два Горьких" – поправляю я.
(Добавляет Ираида…
Наша квартира в полуподвале находилась в двухэтажной пристройке, которая соединяла дом справа (перпендикулярный нашему) и большой следующий дом с окнами на улицу, как и у гас. Со стороны двора у этого дома была – большая терраса, на которую выходили двери квартир второго этажа. Именно на этой террасе проходили съёмки фильма «Университеты». А мы, забравшись на площадку лестницы дома, который был справа от нас – смотрели часами на то, как проходили эти съёмки.
Ида укачивает Мурку: – "Баю-баюшки, баю, глазки закрываю, сплю." (Уже рифмует).
26.09.39. Кашель у ребятишек прошёл. Оба продолжают играть в Горького. Сегодня опять наблюдали массовую съёмку – Университеты".
05.10.39. Первый снежок. Мокрый. Ида предлагает набрать его. Ида говорит, так, между прочим, завёртывая книжку в сумку, окончив раскрашивание картинок в букваре: – "Все, бабуся, умрут: и ты, и Тобик, и я, и киска. Конечно, никому не хочется умирать. Нас другие похоронят…"
– "А, что, бабуся, можно протащить платочек в дырочку сумки?" Вот как перескакивает её мысль. Мысли о смерти у неё часты.
Сегодня вдруг твердит: – "Гроб, гроб!" Отец возмутился, а я говорю: – "Ну, говори, говори, если тебе нравиться." Сейчас же перестала.
Мурку затаскали, и она что-то захворала. Дети её жалеют и трогают мало.
Ида сейчас «маникюрит» себе ногти красным карандашом. Заставила её вымыть.
09.10.39. Мороз. Ребятишки из санок уже начали устраивать ёлку.
Вчера приехал дедушка из Горького. Привез детям баночку сгущёнки и кусочек торта. Вот дети любят торт! Не могут дождаться, когда я угощу им!
Ида становится очень непослушной. Мать её сегодня поставила на колени: рёву было… Ида минуты через две была прощена, а Боричка с плутоватой рожицей встал на колени на её место. Когда не буянит, очаровательный купидон.
13.10.39. Воля составляет смету, работая в столовой, а в спальне Ида, сидя на стульчике за табуреткой тоже составляет «смету», все время спрашивая Борю, правильно ли она делает. Тот что-то бормочет в ответ, Иду это не удовлетворяет, пока она не добилась от него точного ответа – «да». Ида говорит, что теперь ей осталось только «подписать». Меня удивила вся эта игра в «смету», т. к. я ей никогда этого не говорила. В другой раз сидит и усиленно составляет счет: – "Яблоки – 7 руб., яйца – 5, конфеты – 100 руб." Спрашиваю – сколько она истратила? – "500 руб., бабуся, я заплатила за всё".
Вчера Ида поинтересовалась, какие органы рта участвуют в речи (чем мы говорим?). Я ей показала (наглядно) участие языка, губ, рта при произношении некоторых букв, а потом попробовала с ней расчленить некоторые слова. – "Сколько будет букв, если написать: ус? уа? ау? ум? ур?" – "Такого слова – ур – нет!" Подумала я и сказала, что так Тобик урчит – «ур». Расчленила правильно. Потом: – "Тар, мама, папа…". А «шум» не могла.
Я совсем с ней не занимаюсь, и она у меня не двигается вперед. Мне кажется, что моя усталость и частая мигрень не должны служить мне оправданием…
20.10.39. Настоящий первый снег. Все бело. Мороз. Яркое солнце.
Дочка выглянула в окошко и закричала: – "Зима! Зима!". Боря равнодушен.
Вчера сняли ребят. Собирались 4 года. Боря говорит – «дыма» – тема, «тюп» – суп, «тить» – пить. Что-то дальше бормочет, но всё-таки не говорит. Иду зовет «Лялей», хотя говорить умеет – «Ида». Поет – "Ля-ля-ля!".
25.10.39. Ида залезла к матери в карман. – "Дочка, не хорошо лазить по чужим карманам!" – "Но, ведь ты мне не чужая?" – резонно отвечает дочка.
Ида надевает панталончики. – "Бабуся, какой стороной надо надевать?" – "Всё равно какой" – отвечаю я.
Ида поёт: – "Можно и той и другой, можно и всякой стороной…" Это стало её песней. Ещё о панталончиках. Надевает. – "Бабуся, какие они тёпленькие! Я согреваю их, а они меня. Друг другу помогаем!"
Боря выстроил «дом» из саней, на которые навалил стульчик, скамеечку, табуретку. – "Вот какой строитель!" – заметила Дочка.
– "Мама, тетя, ка!" – речь, предложение Бори означает: "Мама купила у тёти молоко". Сегодня меня спрашивает: – "мдешь?"… Говорит: бочка, киска, писка – уже хорошо.
29.10.39. Слякоть. Не холодно, но ветрено и сыро.
Боря к «каке» привязывается все больше и больше. Только она успокаивает его во время всё чаще и чаще повторяющихся «истерик» (ложиться на пол, предварительно посмотрев – хорошо ли лечь). Целая трагедия, если он потеряет её. Вчера была такая история: потерял. Обыскали всё мышиные норочки – нет! Вдруг Ида засовывает руку в карман моей кофточки и вытаскивает… Видимо, Боря её сам " спрятал".
Ида усиленно чертит, пишет, рисует и разрисовывает. В букваре замерли на 12-ой странице.
Ида очень упряма. Меня это пугает Раз, сидя за обедом, она начала повторять все фразы и слова отца, как эхо. Ей сделали замечание. Она продолжала. Тогда Воля уже от возмущения, дав ей возможность повторять фразы по два – три раза, сказал: – "А я арбуза не хочу!" Ида повторила, а потом говорит: – "Ну, дай же мне арбуза" – "Да, ты только сейчас сказала, что не хочешь". Вытаращила глазёнки, сообразила, слёзы. Больше этого не повторялось.
Воля, Нина и товарищ Воли работают долго по вечерам. Дети, как мухи, липнут к ним, те прогоняют детей, т. к. мешают работать.
Ида страшно рисуется перед мужчинами, создается кавардак, шум, крики, плач… Жаль страшно детей, но и жаль тех, кому ради денег приходится работать в такой тяжёлой обстановке и чуть не по 20 часов в сутки.
05.11.39. Вчера дети построили в спальной " дом с погребом", взята была решётка от кровати, осталась на месте только одна мебель, которую не под силу сдвинуть. (Картина семейная – всё за то, что дети беспризорны). Ида старалась всё перетащить из спальной в столовую. Я запретила. Она порывалась это сделать раза три, я останавливала, грозя наказанием. Она упряма и все-таки перетащила, а я сделала вид, что не замечаю. И сейчас же взяла её и наказала, посадив на стул. Конечно, рёв и бегство к матери. Та поставила её в угол, усилив таким образом, наказание. Я решила положить конец «драме». Пригласила выйти из угла и помочь мне убирать комнату. Боря «откликнулся» тотчас же, а Ида упорствовала. Подошла мать, заставила подойти ко мне и вот тут-то началась такая работа, что были забыты и слёзы и «страдания». Как много значит, когда дашь ребёнку настоящее дело. Самый лучший приём – отвлечь его внимание. Боря отвечает уже – "хочу!" Как бедненький порывается говорить. Сегодня крикнул – "Ляля, иди!" Это его первая фраза.
08.11.39. Удалось случайно достать литр масла, два кг. сахару, повидло – два кг. Ида говорит: – "Ну, теперь мы будем жить хорошо!"
Боря закричал на весь цирк, когда лошади встали на колени и музыка замолкла: – "Ля-ля-ля!"… (давай музыку!).
Ида уже делает «па» под музыку. По-моему она очень способна к танцам, но показать терпеливо – некому.
15.11.39. Целый месяц ждали, когда будут готовы карточки фотографические детей, но… "не вышли". Снова сборы 19-го. А, ведь чуть ли не пять лет собирались сниматься.
Как хочется говорить Боре! Он, видимо, напрягает все свои силенки, все свои знания, усиленно морщит лобик, поднимает глазки, но вырываются всё те же одинокие слова – существительные, ни одного глагола… Мимика у него замечательная. В эти минуты не оторвёшь от него глаз.
Боря уже «рисует», а Ида уже уверенно работает карандашом.
Увы, мы опять с ней не попали ни в ТЮЗ, ни в кино. Придется, видимо, самой действовать. Ида «импровизирует» за пианино. – "Хорошо я, бабуся, играю и пою?" – "Хорошо!. А какие слова твоей песенки?" – "Одна девочка испугалась глаз папы. Заплакала. Папа бросился на неё. Думала, что – медведь. А папа стал целовать её. Она обрадовалась и стала смеяться".
Боря тогда тоже сел за пианино и тоже «спросил» меня о том же.
19.11.39. Вчера были на пьесе – "Остров сокровищ". Самое сильное впечатление произвел на неё – одичавший человек. Только и разговора о нём… Решила быть капитаном. Смелость Джима тоже произвела на неё известное впечатление, но как «темнота», так мы забываем о храбрости и позорно трусим, а Боря, делая «страшные» глаза, кричит, что там – «вок» (волк).
Ида упорно добивается, как «делаются» львы, волки и т. д. Боюсь приступить к этому вопросу, так как тогда пойдут и дальнейшие вопросы, вроде: – "А почему у Тобика нет детей?" и т. д. и т. п. Но, все-таки надо будет ответить – не увиливать.
Спрашивает Ида: —Бабуся, а почему я не вижу, где небо и земля вместе? Где солнышко?"
Боря отстал от соска. Уже дня три – четыре. Дедушка мороз намазал горьким.
Речь Иды: пожалуйстенька (пожалуйста), малее (меньше), приседнул (присел).
Речь Бори: бу (в смысле – упасть, уронил, бросил), итька (молока) – раньше говорилка.
Боря «читает» книги, подражая Иде, рассматривает рисунки. Ида ему рассказывает истории по картинкам.
22.11.39. Нина была сокращена, благодаря низости начальника, но снова принята и реабелитирована вполне. Разговоры велись на определенную тему. Ида, играя с Борей, рассказывала ему обо всем с указанием фамилий и т. д. А, ведь, как будто не слушала.
27.11.39. Вчера уехал Воля. Дочка провожала. Борю не взяли и он так кричал, что уснул, убаюкав себя собственным криком. Что-то выйдет из этой поездки? Опять какая-то ломка семьи, но… надо одеться.
На днях Иду и Борю брали в детскую комнату. Оба в восторге!
01.12.39. Боря интересуется книгами, результат уже очевиден: появилось много рваных книг. Ида рассказывает ему " до хрипоты" по её выражению.
Когда ложатся спать, я кое-что в постели прочитываю Иде, а Нина – Боре. Прочитанную книгу Боря сейчас же отталкивает – «читали» (итали) книжку (тиську). Недавно набил себе бумагой ноздрю. Вот испугались!
Снег. Гололёдка. Детей трудно выпускать. Тобик лёг на книжки. Боря возмущенно «говорит», что Тобик «читает» и прогнал его.
03.12.39. Получили фотографические карточки. Дети очаровательны. Я не могу налюбоваться. Дефекты есть, но…ладно, сойдёт!
Ида говорит: – "я старше, а Боря моложе меня" – употребляет сравнительные слова.
Боря: – "Ида не ест, а Боря – ест". – первое сложное предложение. – "Ида, иди илять!" (играть) Вчера Ида нашалила, начала плакать, сидя в постели. Боря начал звать мать, чтобы пришла и успокоила Иду. Жалостливый!"
07.12.39. Боря буквально голову потерял с книгами: таскает их целыми пачками, заставляет читать их, требует новых книг, ждет отца, который привезёт "теньки – о! папа, итать!" и разводит руками, чтобы показать, что много. Ложась днём, устроил грандиозный скандал: «итять» и больше никаких! " Увы, нет спасительной «каки»! Удивительно упрям и… никаких взяток!
10.12.39. У Нины сегодня экзамен. Она буквально живет "вне времени и пространства". Жаль детей! А что бывает, если оба родителя учатся? а в доме нет кроме них никого близких?
Ида читает свободно, читает с пониманием текста. Ни за что не станет читать, если не поняла слова, спорит, если поправить её, но её это не убеждает, Останавливается на знаках препинания. Предлоги выкрикивает, чтобы не сливать их с последующим словом. Спросила: – "Что это, бабуся, одна буква высокая, а потом ровно-ровно, а потом опять большая?" Пришлось объяснить заглавные буквы.
С немецким плохо: забыто всё. Я сделала какую-то ошибку и, видимо, испортила дело: что-то потеряно у неё желание.
Говорю: – "Ну, сегодня мама сдаст экзамен и будет играть с вами." – "Нет. Она утомилась и мы ей дадим отдохнуть." – "Как же?" – " Она будет отдыхать, а мы с Борей будем играть и не мешать ей".
11.12.39. Вчера Ида чем-то заболела. Перепугались. Стало легче. Ида говорит: – "Не хочу я, бабуся, учиться! И в школу не пойду и на работу ходить не буду." – "Что это? Ты до сих пор только и мечтала, что о школе и работе." – "Нет, теперь не хочу. Вон мама как работает, как мучается…" Вот результат наблюдений впечатлительного ребенка.
16.12.39. Боря вчера вдруг как-то разгорелся до 39,3. Все испугались. Но сегодня температура нормальная. Пользуясь тем, что не здоров, ещё больше капризничает: увидел, что мать раскладывает работу – " запретил." Так и легла с ним – почти не работала. А, ведь у нас дела плохи: Воля ещё, видимо, не устроился. Нина получает гроши, т. к. с неё вычитают выданное раньше за сокращение и… на бобах. А тут еще нет возможности достать хлеба.
17.12.39. Боря встает. Пищит: – требует дать «тётки». В постели, лёжа, «читает». Дальше идет – «кака». Должно дать определенный горшочек, поставить на сундук возле печки, перед ним скамеечку и он снова «читает» книжки. Его лепет как будто понемногу переходит в речь.
19.12.39. Ровно два года, как веду дневник.
17-го Воля прислал телеграмму, чтобы ему выслали 70 рублей. Сейчас же выслали, и сегодня денег у нас…1 рубль 50 копеек. Даже нельзя подежурить за белым. Вчера дети доели последнее масло. Даже Боря говорит: – " дай ням-ням, белый! А его нет…"
Вчера Нина целый день до часу ночи сидела за чертежом. Дети кашляют и чихают. Я – тоже. Бедные дети сидят дома.
Ида всё чаще увлекается и сама создает рифму. Как-то упала катушка. Я говорю: – "Катушка – не игрушка". Ида засмеялась и говорит: – "Как стихи!"
22.12.39. Нину сократили с сегодняшнего дня. Тяжело переживается всеми, даже Дочка советует маме поискать лучшее место, где не так нужно много работать.
– "Ты шалишь через край!" – сказала мать. Ида рассмеялась и говорит: – "Мама говорит стихами". А, ведь, правда, в этой фразе есть стихотворный ритм. Она сидит и отрывает кусочек бумаги. – "Бабуся, это – разовка. Ты знаешь, что такое – разовка? Вот я отрываю – раз!…"
Сегодня просит: – "Расскажи, откуда – небо? дождь? облака?" Всё не расскажешь.
31.12.39. Ида, как-то за обедом, не желая есть суп, потом хлеб, вылили его на пол. Была уличена в этой проделке.
С тех пор, как только у них нелады с Борей, последний «говорит»: – "Ляля суп бух, Ляля ичка не надо!"
Ёлки не было на службе у Нины. Получили мешочек с гостинцами. Ида усиленно просит ёлку, но что же купить для ёлки, когда в продаже нет никаких сладостей. У нас даже сахару нет.
Опять Ида спрашивает, как зайчики делаются?…
Вот и прошел 1939 год, описанный в дневнике. А я прожила период от трёх до четырёх лет. Уже какие-то моменты застряли в памяти. Я чётко помню, что нас поверх любой одежды дома каждый день «наряжали» в фартучки. Бабуся шила их сама. Они были цветными, с карманчиками впереди и сзади с перекрещивающимися широкими бретельками. Конечно, это было экономно с точки зрения – стирки детской одежды, но они нам так надоедали… Тем более, что часто мы их затаскивали до дыр. Помню байковые кофточки, которые нам одевали на ночь, поверх рубашечек.
Очень хорошо помню почти все свои игрушки, особенно посуду, плиту, и некоторых кукол. Помню старую матрешку и плюшевого мишку. Мишка был набит опилками и поэтому – жёсткий. Он действительно был из жёлтого плюша. Интересно, что этот мишка был сохранен бабусей до моих детей. Но он был такой старый и местами протертый – «плешивый» от старости, что наконец, настал момент, когда его выбросили вместе со старыми игрушками. А жаль, это была единственная игрушка, которая сохранилась со времен детства моего отца.
Меня выпускали гулять около крылечка или на площадку металлической лестницы, на которую выходило окно из нашей столовой. Бабусе было легко следить за мной и во время вмешиваться в ссоры с другими детьми. А ссорится я умела, хотя уступала им свои игрушки, а часто и первенство в игре.
Помню, как я обратила внимание на то, что у наших девчонок во дворе вошло в моду приписывать себе мальчишек в качестве «мужей». Мне, естественно, нужно было придумать себе тоже мужа. Я не помню, как звали этого мальчишку, который жил в доме, в глубине двора, но я его поймала, притащила за руку и усадила на ступеньки нашей железной лестницы. Затем я ему начала «внушать», что теперь он мой – муж. Он твердил – "Нет!"… "Не хочу!" Дошло до того, что я, вцепившись в него, трясла его и приговаривала, что он теперь мой муж, а он верещал, уже не в силах произнести слово. Прибежала его мать и моя тоже. Его с трудом отняли у меня… Отсюда вывод: уж если я выбрала себе мужа, то отказаться от него могу только я сама. Хватка у меня – железная.
Не помню процедуру вручения подарков, но помню щемящее, радостное чувство от нетерпения ожидания праздников, и подготовки к ним. Это осталось у меня на всю жизнь. Для меня придумать, подготовить (чаще – купить) подарок – также интересно и радостно, как и получать их.
Не помню остро болезней, которые не покидали нас, детей, в эти годы, особенно – Борю. Но, мне запомнилось светлое, какое-то воздушное чувство выздоровления. Кажется, это было после длительного заболевания почек. Я проснулась утром, бабуся было в столовой. Я решила изобразить «бред» и стала что-то говорить о зайчиках. Но, естественно, бабуся догадалась и «расколола» меня… Но чувство радостного освобождения осталось внутри меня. Иногда, оно повторялось на протяжении дальнейшей моей жизни, правда, последнее время что-то оно не возникало уже давно…
Раз уж я вспомнила о болезнях, хочу остановиться на приступах мигрени у бабуси. Это были головные боли со рвотой, головокружением. Она не могла пошевелиться. Но у меня был панический страх. Когда, лёжа в постели, она закрывала глаза, мне казалось, что она уже умерла. Хотя понятие – смерть для меня ещё не было осознанным. Но мы вместе с Борькой вставали на коленки перед низкой атоманкой, на которой она лежала, и упорно заставляли её открывать глаза. А я каждый раз поворачивалась к Борису и шептала: – "видишь, она ещё не умерла". И так до бесконечности. А остановить нас было некому, т. к. практически всегда бабуся с нами была одна дома.
Пару раз к нам приезжала из Горького мамина мама – наша вторая бабушка.
С бабушкой Надей было связано такое событие, как крещение. Бабушка и мама взяли меня и Боричку и поехали в церковь где-то на краю города, чтобы никто не увидел. Тогда эти вещи не поощрялись и не афишировались. Может быть, мы бы тоже об этом не узнали бы, если бы не забавный случай. После крещения Боричку стали одевать. Одели штанишки, ставят его на ноги, а он падает. Опять ставят, а он опять падает. Оказалось, что его обе ножки засунули в одну штанину.
Позже, неоднократно этот случай вспоминался, как комичное приключение, заодно и выплыл секрет нашего крещения.
Кстати, если вспоминать забавные случаи, можно к ним отнести такой. Когда ездили на пароходе, обычно располагались в каюте вчетвером: мама, папа, я и Боричка. В этот раз Боричка был ещё грудным. Когда отчалил пароход, и провожающие остались на удаляющемся берегу, пассажиры стали устраиваться в своих каютах. Мама положила сверток с Боричкой на постель, меня посадила на другую и стала разбирать сумки. Глянула на постель и обомлела – Бориски там не было. Что тут началось! Искали везде, где только было можно – нет нигде… И только много позже обнаружилось следующее. Внизу стоял открытый чемодан. Боречка заворочался и потом благополучно скатился в чемодан. Крышка чемодана захлопнулась… Как ещё он не задохнулся?
Помню, как мама брала меня в поездку в Горький. Я где-то подхватила чесотку. Мои руки на ночь намазывали мазью, а чтобы я не измазала постель, одевали сшитые белые рукавички. Их завязывали на тесёмочки.
В это же время в Горький, одновременно с нами приехала мамина двоюродная сестра – тётя Галя Галянина с сыном – Игорем, который был моим ровесником. Хулиган он был отменный. Мне запомнилось, как мы втроём: я, Игорь и кто-то из детей тёти Лиды (мамина сестра), которая жила в Горьком вместе с дедушкой и бабушкой, играли в догонялки. Мы бегали вокруг стола, иногда под столом, причем Игорь периодически останавливался, вынимал из коротких штанишек пипиську и писил на одну из ножек стола. Мы приходили в дикий восторг и продолжали носиться за ним до следующей "остановки"…
Я с Игорем не встречалась лет до двадцати. Когда, живя в Подмосковье, я приезжала в Москву, иногда останавливалась на ночь у друзей нашей семьи – Кушнир. Они переехали в Москву, когда их старшая дочь – Тала (Светлана) вышла замуж. Про неё я расскажу где-нибудь в другой раз. А сейчас об Игоре.
Так вот, однажды приехав в Москву и где-то прогуляв до поздней ночи, я заявилась к Кушнир. Мне открыла тётя Аня – мать Светы. Все уже спали. Свет она зажигать не стала, чтобы не будить свою огромную семью. Жили они в одной комнате: тетя Аня, Света, её две сестры и двое детей. Тётя Аня шепнула мне, чтобы я ложилась на пол – под бочек к моей сестре – Наташке Плешаковой. Наташка жила в Каменец-Подольском и, когда приезжала в Москву, тоже останавливалась у тёти Ани. Да, в общем-то, трудно сказать – кто только у них не останавливался. Таким образом, случайно я встретилась с Наташей. Конечно, мы, спрятавшись под одеялом, прошептались до рассвета, пока нас не шуганула тётя Аня.
Вот в этот раз Наташа мне и рассказала, что она отыскала нашего троюродного брата – Игоря. Не долго думая, мы позвонили ему и через час уже встретились. Поскольку я уже работала, у меня случайно с собой оказалась зарплата. Я ещё никогда не была в ресторанах. А здесь меня как будто подстегнуло что-то. Я решила сделать широкий жест – пригласила их отобедать в ресторане. Мы пошли в какой-то скромный ресторан. Столики, как в столовой – квадратные, по левую и правую сторону от центральной дорожки, по которой сновали официанты. В глубине зала – небольшая сцена. На ней разместился оркестр. Исполнялись быстрые мелодии. Я помню, что тогда была мода – трястись в танце. Мы с Игорем тряслись "на показ". Что мы заказывали, ели и пили, я, конечно, не помню, помню только, что от моей зарплаты не осталось ничего, а впереди – надо было прожить до следующей. Ну, раз я дожила до восьмидесяти лет, значит, не умерла с голоду.
