Ираида Владимировна Дудко
Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Созидание. 1960 год
Введение
Переходим к публикации второй серии книг нашей семейной саги, которую мы справедливо назвали – СОЗИДАНИЕ.
Нумерация книг ведётся в хронологическом порядке.
Первые 4 книги были опубликованы под общим названием – ИСТОКИ.
Туда вошли воспоминания о детстве и юности, кончая нашей свадьбой.
Долго думали – каким образом формировать воспоминания о жизни нашей большой семьи, охватывающих такие темы, как: быт, родители, дети, отпуска, работа и т. д. и т. п.
Записанных воспоминаний по объёму набралось книг на 50 – в среднем по 400 страниц. Конечно, это – с учётом фотографий, дневников, писем, документов и наших личных воспоминаний. Пробовали сокращать. Но перечисленные документальные свидетельства выбрасывать жалко. Ведь именно они являются неоспоримым свидетельством того, что всё о чём мы рассказываем, происходило действительно в то, давно уже прошедшее время. Пусть многое из этого повреждено немного временем, но по сути это всё уже относится к – ретро.
В поисках рационального решения размещения написанных нами воспоминаний по книгам, будучи системщиками, мы с Виктором составили следующую таблицу, в которой обозначили…
По вертикали – ТЕМЫ, ВОШЕДШИЕ В НАПИСАННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ, ВОШЕДШИЕ В СЕМЕЙНУЮ САГУ – «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ НАШИХ ЖИЗНЕЙ».
По горизонтали – СОБЫТИЯ В ЖИЗНИ НАШЕЙ СЕМЬИ, ПРОИЗОШЕДШИЕ В ХХ ВЕКЕ С ПРИВЯЗКОЙ К КОНКРЕТНЫМ ГОДАМ (с 1960 по 2000 год)
ГОДА: 1960 1961 1962 1963 и т. д.
ТЕМЫ:
1. Быт
2. Родители Виктора
3. Родители Ираиды
4. Дочь Стэлла
5. Сын Олег
6. Отпуска.
7. Работа Ираиды
8. Работа Виктора
9. Друзья
10. Другие темы…
Пробовали формировать одну книгу по принципу одной темы.
Например – «ДОЧКА СТЭЛЛА». Но рассказ о ней, начиная с её рождения – 1960 года тянет за собой и другие темы. Она ведь жила в семье, а это затрагивает и нас (её родителей), и дедушку с бабушкой и – быт семьи, и многие другие сопутствующие темы.
Поскольку события, относящиеся к дочке, случались каждый год, значит, они упоминаются в каждом последующем году и составят соответственно – 40 частей…
То же самое произойдёт с каждой темой…
Пока мы ломали голову – как быть, решение пришло само собой.
Ответ нам подсказала сама, составленная нами таблица…
Мы решили написанные нами воспоминания (биографические мемуары) сформировать в хронологическом порядке.
Одна книга включает в себя события одного года.
ГОД – НАЗВАНИЕ ОЧЕРЕДНОЙ КНИГИ.
В книге могут присутствовать одна или при необходимости – несколько ГЛАВ.
Сама ГЛАВА будет разбита на ЧАСТИ, название которых будет определять ТЕМУ наших воспоминаний.
В принципе всё равно невозможно охватить необъятное. Поэтому в нашем варианте написать отдельную книгу по какой-то одной теме не представляется возможным.
Зато воспоминания о событиях, происходивших в нашей семье в рамках каждого конкретного года, будут по возможности полными. Кроме того, не надо забывать, что мы ставили перед собой цель – рассказать не только о нашей семье. Мы же жили не в вакууме, а в советской стране, где жили сотни тысяч семей подобных нашей. Поэтому, глядя сквозь призму событий, случавшихся с нами, можно увидеть АУРУ советской действительности, характеристику особенностей тех времён, а это с точки зрения истории, может представлять определённый интерес для любителей публицистики…
Хотелось затронуть – другую проблему, возникшую перед нами.
Кроме серии многих книг, вошедших в семейную сагу – «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ НАШИХ ЖИЗНЕЙ», нами продолжается работа по созданию другой, не менее интересной темы – «РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО НАШЕЙ СЕМЬИ».
Это большая исследовательская работа, проведённая группой родственников, чьи РОДЫ являются составляющими ВЕТВЯМИ нашего общего РОДОСЛОВНОГО ДРЕВА. С некоторыми из них мы познакомились в сетях в процессе поисков истинных данных о предках и их потомках.
А речь вот о чём. Публикация одной электронной книги занимает в среднем – один месяц. Сужу уже по небольшому собственному опыту.
Публикация трёх книг заняла как раз – почти три месяца.
Если у нас на очереди в «ЭНЦИКЛОПЕДИИ…» ещё 40 книг… Это же времени на публикацию их уйдёт три с лишним года!!!
Я не говорю уже о том, что Виктор не дожил до публикации наших книг в ЛИТРЕС. Он умер 25 сентября 2018 года. Мне – 84 года… Сколько отпущено ещё мне Богом светлой радости от жизни на этой земле, знает только сам ВСЕВЫШНИЙ.
Поэтому спешу, как могу – поделиться через электронные книги нашими воспоминаниями.
Опять я отвлеклась.
Я хотела сказать, что при такой скорости моей работы в части публикации, до серии книг – «РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО…» времени точно не останется.
Поэтому я приняла следующее решение. Поскольку публикацию книг по «РОДОСЛОВНОМУ ДРЕВУ НАШЕЙ СЕМЬИ» ожидают многие родственники, участвовавшие в их написании, я буду чередовать их выпуск.
Сейчас публикую эту книгу – «1960 год» – из «ЭНЦИКЛОПЕДИИ…»
Потом постараюсь опубликовать 1-ю книгу – «РОД АСТРАХАНСКИХ МЕЙСТРИКОВ» – из серии «РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО…»
Затем – «1961 ГОД»… и т. д. в том же духе.
Сплюнула через левое плечо. Есть поговорка – «Загад не бывает богат»… Сама себе пожелаю здоровья, чтобы хватило сил и времени…
Книга эта большая. Мы с Виктором поженились, казалось бы – потихонечку стоило бы набирать обороты в части создания молодой семьи и работы… Но судьба так круто обрушила на нас ливень самых разных событий, что до сих пор удивляюсь – как такое возможно…
А впрочем – судите сам…
Глава 1
Учимся жить и работать
Часть 1
Аура 1960 года
Перед тем, как приступить к рассказу о событиях, произошедших в нашей семье в 1960 году, мне захотелось вспомнить – а что происходило в это время вокруг нас в СССР?
Мне хочется не только самой почувствовать ауру советской страны, в которой мы тогда жили. Хочется вспомнить основные события, которые происходили в стране, интересовали нас, а порой мы и сами вовлекались в водоворот этих событий.
Затруднение в том, что хотелось бы привести здесь иллюстрации этих событий. Но медиаторы ЛИТРЕС – на страже. Они правы – чужие авторские работы мы не имеем права скачивать и помещать здесь без разрешения. А бесплатные снимки найти трудновато. В наше кризисное время каждый стремиться на чём – ни будь заработать, хотя бы на личных фотографиях. Значит, ограничимся только коротким текстом, а фотографии каждый при желании найдёт в интернете. Кстати их там очень много, и их не нужно покупать, можно только – посмотреть…
Так чем запомнился 1960?
Хрущев стучит ботинком по трибуне ООН и обещает показать империалистам кузькину мать.
Да, помню этот случай. О нём много было разговоров и даже писали об этом в газетах, после чего он и стал достоянием общественных пересудов. Это случилось 12 октября 1960 года на заседании Генассамблеи ООН.
Газеты – газетами, но интересно то, что вовсю работало «сарафанное» радио. Варианты случившегося – разные, причём никто не знал точно – что же было на самом деле, но подробности рассказывались с деталями. В основном смысл всех рассказов сводился к одному – генсек обещал Западу Кузькину мать показать и стучал ботинком по трибуне.
В ФЕЙСБУКЕ была помещена статья, проливающая свет на эту историю…
«Обещание показать Кузькину мать и эпизод с ботинком имели место в реальности, но это были две разные истории. В 1959 г. в Сокольниках проходила Американская национальная выставка. На ее открытие приехал вице-президент США Ричард Никсон, чтобы продемонстрировать достижения капиталистического хозяйства. Наглядным примером служил макет типового коттеджа, в котором отсутствовала одна из стен, и зрители могли увидеть детали быта среднестатистического гражданина США – холодильник, телевизор, стиральную машину и другую бытовую технику и мебель. Хрущев заявил, что СССР вскоре догонит и перегонит США по уровню жизни и вообще «покажет всем Кузькину мать». Переводчик замешкался с интерпретацией «непереводимой игры слов» и в результате выбрал вариант дословного перевода. «Kuzma's mother» поставила американцев в тупик.
Во второй раз Хрущев произнес свою коронную фразу во время визита в США в том же 1959-м г. Личный переводчик генсека Виктор Суходрев так описывал этот случай: «Мы ехали по Лос-Анджелесу, Никита Сергеевич долго смотрел на окружающую сытую жизнь, а потом вдруг снова вспомнил про Кузьму с матерью. Вновь возникла заминка с переводом, но тут на помощь пришел сам Хрущев: "Что вы, переводчики, мучаетесь? Я всего лишь хочу сказать, что мы покажем Америке то, чего она никогда не видела!
А в следующем году состоялась та самая 15-я Ассамблея ООН. В 1960 г. 17 африканских стран получили независимость от своих метрополий, и тема колоний активно обсуждалась на заседании. Хрущев выступил по этому поводу с эмоциональной речью, в которой клеймил колонизаторов. А после генсека на трибуну вышел представитель Филиппин и заявил о том, что следует говорить не только о тех странах, которые остаются под гнетом западных колониальных держав, но и о странах Восточной Европы, «проглоченных Советским Союзом.
В ответ на эту реплику Хрущев взорвался. Он поднял руку, требуя предоставить ему слово, но этот жест то ли не заметили, то ли проигнорировали. И вот тут-то и произошел знаменитый казус. Чтобы обратить на себя внимание, он стучал по столу кулаком, но так и не добившись реакции, стал размахивать ботинком. О том, каким образом под рукой у генсека оказался его ботинок, позже рассказала одна из женщин, обслуживающих в тот день зал заседаний: «Когда Хрущеву до своего места оставалось сделать буквально шаг, кто-то из корреспондентов случайно наступил ему на пятку, башмак слетел. Я быстро подобрала башмак, завернула в салфетку и, когда Хрущев через мгновение сел на свое место, незаметно подала ему сверток под стол. Между сиденьем и столом совсем небольшое пространство. И наклониться к полу, чтобы надеть или снять обувь, плотный Хрущев не мог, мешал живот. Так он и сидел до поры до времени, вертя под столом свой башмак. Ну а когда его возмутило выступление другого делегата, он в запальчивости стал колотить по столу предметом, который случайно оказался у него в руках. Если бы он тогда держал зонтик или трость, то принялся бы стучать зонтиком или тростью».
Когда Хрущев поднялся на трибуну, никакого ботинка в руках у него уже не было. Он размахивал кулаком, но по трибуне ничем не стучал. Появившийся позже башмак у него в руке на фото в некоторых газетах – не более чем фотомонтаж. Есть только одна фотография, на которой генсек сидит на своем месте, а ботинок лежит перед ним на пюпитре. Филиппинцу Хрущев предложил «взять заступ и поглубже похоронить империализм», а в газетах потом написали: «Разъяренный Хрущев молотит ботинком по трибуне Генеральной Ассамблеи ООН и в исступлении кричит: "Мы вас похороним!"». Так и родился миф.
Источник: https://kulturologia.ru/blogs/121016/31753/
Что ещё было интересного в 1960 году?
В этом году собаки Белка и Стрелка побывали в космосе и вернулись живыми. Вообще-то первой собакой в космос была запущена Лайка. Но она погибла.
В Российской газете – «НЕДЕЛЯ» № 179 (6750) был опубликован Сергеем Емельяновым текст интервью, которое дала Адилия Равгатовна Котовская – доктор медицинских наук, профессор, заведующая лабораторией Института Медико-Биологических проблем.
Само интервью большое. Перескажу отдельные моменты…
Адилия Равгатовна рассказала о Белке и Стрелке следующее…
Собачки – дворняжки, сучки. Выбирали именно сучек, так как кобели, когда писают – ногу поднимают, а собачки «девочки» – присаживаются. К ним легче приспособить ассенизационное устройство.
Белка и Стрелка соответствовали техническим требованиям полёта.
Возраст три-четыре года, вес – до 5 кг., рост в холке – до 35 см.
Дворняшки на земле привыкли к косточкам. А в космосе им пришлосб отведать желе. Ванночки с космическим деликатесом крепились прямо под тем местом, где лежали собаки. По сигналу контейнеры выдвигались, а после того, как собаки всё съедали, – удалялись. И так до следующего сигнала.
На вопрос – кто давал собакам клички, Адилия Равгатовна рассказала, что был у них младший научный сотрудник – Сева Георгиевский.
Он следил за поступлением собак и сам же придумывал им клички.
Была к примеру дворняжка Маркиза, на неё посмотришь – вся такая из себя. А у Белки и Стрелки поначалу были клички – Капля и Вильна.
Но, когда пришла пора им лететь, решили, что надо переименовать их солиднее. Ведь на весь мир прославятся.
Белка и Стрелка летали 27 часов и сделали 17 оборотов вокруг земли. Это был последний запуск перед полётом человека в космос, поэтому отслеживалось буквально всё. Впервые из космоса шло телевизионное изображение.
После полёта Белку и Стрелку привезли обратно в виварий.
А потом началась их слава. Вскоре Белка родила трёх «девочек» и трёх «мальчиков», их демонстрировали по телевизору. И там был – совершенно беленький щенок по кличке – Пушок. Он очень понравился жене президента США – Жаклин Кеннеди. И ей решили подарить «сына» космонавтки. Из посольства США под покровом совершенной секретности в Институт приехала большая делегация, собирали на Пушка документы, делали прививки, а потом, чуть ли не с машинами Гаи перевезли его в американское посольство. Это было нечто! Было такое впечатление, что принцессу какую-то везут. Надеемся, что он плодовитый, как и его мама. И теперь в Америке есть наши следы…
Ещё был случай, о котором не могла не написать…
3 сентября 1951 года на геофизической ракете Р-1Б Должны были лететь Непутёвый и Рожок. Перед самым стартом непонятно каким образом Рожок куда-то исчез. Время на доставку из вивария новой собаки не было. Исследователям пришла мысль поймать около столовой подходящего по параметрам пса и отправить его, неподготовленного. Приманили дворняжку, помыли.
Генеральному конструктору Сергею Королёву решили пока не докладывать об инциденте.
Непутёвый и его новый напарник отлично перенесли полёт. После приземления, Королёв заметил подмену. А, получив объяснение, заверил, что скоро на советских ракетах будут летать все желающие.
Неожиданному космическому пассажиру дали кличку ЗИБ (Запасной исчезнувшего Бобика). Впрочем, Королёв на докладе руководству трактовал аббревиатуру, как – запасной исследователь без подготовки.
На советских геофизических ракетах (высота полёта от 100 до 500 км.) собак запускали 29 раз. Всё время парами. 15 собак погибли. Дворняжка Отважная слетала на ракете 5 раз.
На орбиту собаки летали 8 раз. Пять раз парами. 5 собак погибли.
Из других ярких событий запомнился случай, когда четверка ребят из стройбата 49 дней дрейфовала в открытом океане и стала знаменитой на весь мир.
Это интересно молодым прочесть и посмотреть фотографии этих героев.
Сначала я хотела скачать сюда текст статьи, напечатанной об этих ребятах ещё в советское время. Но потом мне попалась на глаза, опубликованная в журнале – «РОДИНА» в 2015 году. Она интересна тем, что рассказывает о той истории один из её участников – Асхат Зиганшин. Всегда интересно послушать воспоминания из первых уст.
Но сначала я здесь приведу стихотворение Владимира Высоцкого —
Сорок девять дней
Владимир Высоцкий
Суров же ты, климат охотский, —
Уже третий день ураган.
Встает у руля сам Крючковский,
На отдых – Федотов Иван.
Стихия реветь продолжала —
И Тихий шумел океан.
Зиганшин стоял у штурвала
И глаз ни на миг не смыкал.
Суровей, ужасней лишенья,
Ни лодки не видно, ни зги, —
И принято было решенье —
И начали есть сапоги.
Последнюю съели картошку,
Взглянули друг другу в глаза…
Когда ел Поплавский гармошку,
Крутая скатилась слеза.
Доедена банка консервов
И суп из картошки одной, —
Все меньше здоровья и нервов,
Все больше желанье домой.
Сердца продолжали работу,
Но реже становится стук,
Спокойный, но слабый Федотов
Глотал предпоследний каблук.
Лежали все четверо в лежку,
Ни лодки, ни крошки вокруг,
Зиганшин скрутил козью ножку
Слабевшими пальцами рук.
На службе он воин заправский,
И штурман заправский он тут.
Зиганшин, Крючковский, Поплавский —
Под палубой песни поют.
Зиганшин крепился, держался,
Бодрил, сам был бледный как тень,
И то, что сказать собирался,
Сказал лишь на следующий день.
"Друзья!.." Через час: "Дорогие!.."
"Ребята! – Еще через час. —
Ведь нас не сломила стихия,
Так голод ли сломит ли нас!
Забудем про пищу – чего там! —
А вспомним про наш взвод солдат…"
"Узнать бы, – стал бредить Федотов, —
Что у нас в части едят?"
И вдруг: не мираж ли, не миф ли —
Какое-то судно идет!
К биноклю все сразу приникли,
А с судна летел вертолет.
…Окончены все переплеты —
Вновь служат, – что, взял, океан?! —
Крючковский, Поплавский, Федотов,
А с ними Зиганшин Асхан!
Текст статьи Владимира Нордвика сопровождается многими фотографиями. Проблема в том, что мне не удалось связаться с автором статьи, чтобы получить от него разрешение на перепост этой статьи в данной книге. А теперь следите за моими рассуждениями. Статья, кроме журнала «РОДИНА» была опубликована во многих сетях, таких как – «В контакте» и – других. Причём, в конце везде обычно стоит – СКАЧАТЬ, ПОДЕЛИТЬСЯ С ДРУГИМИ.
Я принимаю это предложение и делюсь сейчас здесь с читателями этой статьёй.
1 апреля 2015 года / 18:15 / «Родина»
Текст Владимир Нордвик
(Стрельна – Москва)
RG.RU
Родина – № 4 (415)
ЗИГАНШИН-БУГИ, ЗИГАНШИН-РОК,
Солдат-орденоносец и кумир советского рок-н-рола Асхат Зиганшин спустя 55 лет открыл непричесанную правду о дрейфе баржи «Т-36» по Тихому океану.
ЗИГАНШИН СЪЕЛ ВТОРОЙ САПОГ!
Пятьдесят пять лет назад эта четверка была популярнее ливерпульского квартета. О парнях с Дальнего Востока писали и говорили по всему миру. Но музыка легендарных Beatles жива и поныне, а слава Асхата Зиганшина, Анатолия Крючковского, Филиппа Поплавского и Ивана Федотова осталась в прошлом.
Их имена помнят сегодня лишь люди старшего поколения. Молодым же нужно с чистого листа рассказывать, как 17 января 1960 года баржу «Т-36» по Тихому Океанукомандой из четверых солдат-срочников унесло от курильского острова Итуруп в открытый океан, в эпицентр мощного циклона. Предназначенное для каботажного плавания, а не для океанских походов суденышко 49 суток болталось по воле волн, преодолев в дрейфе около полутора тысяч морских миль. На борту с самого начала почти не было еды и воды, но парни устояли, не потеряв человеческий облик.
Спустя полвека с гаком в живых остались двое участников беспримерного рейда. Зиганшин живет в Стрельне под Питером, Крючковский – в незалежном Киеве…
17 ЯНВАРЯ. ШТОРМ В ЗАЛИВЕ КАСАТКА
Естественно, фотографий не могло быть в бушующем море. Да и фотоаппаратов с собой в плавание никто, наверное – не брал.
Но позже подвиг этой четвёрки был увековечен в картинах художников и скульпторов.
– Похоже, Асхат Рахимзянович, те сорок девять дней – главное, что было в вашей жизни?
– Может, и хотел бы забыть о походе, так ведь напоминают постоянно! Хотя сейчас внимание далеко не то, что прежде. В 1960 году дня не проходило, чтобы мы где-нибудь не выступали – на заводах, в школах, институтах. Обошли почти все корабли Черноморского флота, Балтийского, Северного…
Со временем попривык говорить со сцены, везде рассказывал примерно одно и то же, даже не задумывался. Как стишок читал.
– И мне прочтете?
– Вам могу прозой. Раньше приходилось все же немного приукрашивать, округлять детали, подпускать пафос. Действительность не так романтична и красива, в жизни все скучнее и банальнее. Пока дрейфовали, ни страха не было, ни паники. Не сомневались, что обязательно спасемся. Хотя и не думали, что проведем в океане почти два месяца. Если бы дурная мысль забрела в голову, дня не прожили бы. Прекрасно понимал это, сам не раскисал и ребятам не давал, пресекал любые пораженческие настроения.
В какой-то момент Федотов пал духом, стал срываться на крик, мол, хана, никто нас не ищет и не найдет, но я быстро менял пластинку, переводил разговор на другое, отвлекал.
В нашей команде было два украинца, русский и татарин. У каждого свой характер, манера поведения, но, поверите, до ссор ни разу не доходило. С мотористами Поплавским и Крючковским я служил второй год, Федотова знал хуже, он пришел из учебки и почти сразу попал к нам вместо загремевшего в лазарет матроса Володи Дужкина: тот наглотался угарного газа из печки-буржуйки. В начале дрейфа Федотов держал топор под подушкой. На всякий случай. Может, опасался за жизнь…
Оборудованных причалов на Итурупе отродясь не водилось. В заливе Касатка суда привязывали к рейдовым бочкам или мачте затопленного японского корабля. Жили мы не в поселке Буревестник, где базировался наш отряд, а прямо на барже. Так было удобнее, хотя на борту особо не развернешься: в кубрике помещались лишь четыре койки, печка да переносная радиостанция РБМ.
В декабре 59-го все баржи уже вытащили тракторами на берег: начинался период сильных штормов – в заливе от них не укрыться. Да и ремонт кое-какой предстоял. Но тут пришел приказ о срочной разгрузке рефрижератора с мясом. «Т-36» вместе с «Т-97» опять спустили на воду. Наша служба и состояла в том, чтобы перебрасывать на сушу грузы со стоявших на рейде больших кораблей. Обычно на барже был запас продуктов – галеты, сахар, чай, тушенка, сгущенка, мешок картошки, но мы готовились к зимовке и все перенесли в казарму. Хотя по правилам на борту полагалось держать НЗ на десять суток…
Около девяти утра шторм усилился, трос оборвался, нас понесло на скалы, но мы успели сообщить командованию, что вместе с экипажем «Т-97» попробуем укрыться на восточной стороне залива, где ветер тише. После этого рацию залило, и связь с берегом пропала. Старались держать вторую баржу в поле зрения, но в снегопад видимость упала почти до нуля. В семь вечера ветер резко переменился, и нас потащило в открытый океан. Еще часа через три мотористы доложили, что запасы топлива в дизелях на исходе. Я принял решение выброситься на берег. Шаг рискованный, но выбора не оставалось. Первая попытка оказалась неудачной: столкнулись со скалой под названием Чертова сопка. Чудом не разбились, смогли проскочить между камней, хотя пробоину получили, вода стала затапливать машинное отделение. За скалой начинался песчаный берег, на него я и направил баржу.
Мы почти дошли, уже касались днищем грунта, но тут закончилась солярка, двигатели заглохли, и нас понесло в океан.
– А если вплавь?
– Самоубийство! Вода ледяная, высокая волна, минусовая температура… И пару минут не продержались бы на поверхности. Да нам и мысль в голову не приходила о том, чтобы бросить баржу. Разве можно разбазаривать казенное имущество?!
Стать на якорь при таком ветре не получилось бы, да и глубина не позволяла. К тому же на барже все обледенело, цепи смерзлись. Словом, ничего не оставалось, как смотреть на исчезающий вдали берег. Снег продолжал идти, но в открытом океане волна чуть снизилась, не так трепала.
Страха мы не испытывали, нет. Все силы бросили на откачку воды из машинного отделения. С помощью домкрата залатали пробоину, устранили течь. Утром, когда рассвело, первым делом проверили, что у нас с едой. Буханка хлеба, немного гороха и пшена, ведро перемазанной мазутом картошки, банка с жиром. Плюс пара пачек «Беломора» и три коробка спичек. Вот и все богатство. Пятилитровый бачок с питьевой водой разбился в шторм, пили техническую, предназначенную для охлаждения дизелей. Она была ржавая, но главное – пресная!
Сперва рассчитывали, что нас быстро найдут. Или ветер переменится, пригонит баржу к берегу. Тем не менее я сразу ввел жесткие ограничения по еде и воде. На всякий случай. И оказался прав.
27 ЯНВАРЯ. ИМЕНИННЫЙ ТОРТ
В обычных условиях командир не должен стоять на камбузе, это обязанность рядовых, но на второй или третий день Федотов стал кричать, что мы умрем с голоду, вот ребята и попросили, чтобы я взял все в свои руки, контролировал ситуацию.
– Вам доверяли больше, чем себе?
– Наверное, им так было спокойнее… Ели раз в сутки. Каждому доставалось по кружке супа, который я варил из пары картофелин и ложки жира. Еще добавлял крупу, пока не закончилась. Воду пили трижды в день – по крохотному стаканчику из набора для бритья. Но вскоре и эту норму пришлось урезать вдвое.
На такие меры экономии я решился, случайно обнаружив в рубке обрывок газеты "Красная Звезда", где сообщалось, что в указанном районе Тихого океана Советский Союз будет проводить запуски ракет, поэтому из соображений безопасности до начала марта там запрещено появляться любым судам – гражданским и военным. К заметке прилагалась схематичная карта региона. Мы с парнями по звездам и направлению ветра прикинули и поняли, что… дрейфуем аккурат в эпицентр ракетных испытаний. А значит, была вероятность, что нас искать не станут.
– Так и получилось?
– Да, как потом оказалось. Но мы-то надеялись на лучшее, не знали, что на второй же день на берег Итурупа выбросило спасательный круг с нашей баржи и разбитый ящик из-под угля с бортовым номером «Т-36». Обломки нашли и решили, что мы погибли, налетев на скалы. Родным командование отправило телеграммы: так, мол, и так, ваши сыновья пропали без вести.
Хотя, может, никто и не думал напрягаться, организовывая масштабные поиски. Из-за несчастной баржи отменять пуск ракет? Успешные испытания для страны были гораздо важнее четверых исчезнувших солдат…
А мы продолжали дрейфовать. Мысли все время крутились вокруг еды. Я стал варить суп раз в два дня, используя одну картофелину. Правда, 27 января в свой день рождения Крючковский получил повышенный паек. Но Толя отказался в одиночку есть дополнительную порцию и пить воду. Мол, именинный торт делят между всеми гостями, поэтому угощайтесь!
Как ни пытались растянуть припасы, 23 февраля закончились последние. Такой вот праздничный обед в честь Дня Советской Армии получился…
Знаете, за все время никто не попытался стащить что-то с общего стола, урвать лишний кусок. Да это не получилось бы, если честно. Все было наперечет. Пробовали есть мыло, зубную пасту. С голодухи все сгодится! Чтобы не думать без конца о жратве и не сойти с ума, я старался загрузить ребят работой. В начале рейда недели две – день за днем! – пытались вычерпать воду из трюма. Под ним располагались цистерны с топливом, теплилась надежда: вдруг там осталась солярка и мы сможем запустить двигатели. В светлое время суток гремели ведрами, сколько было сил, в темноте открывать люк не решались, чтобы не допустить разгерметизации отсека, а за ночь забортная вода опять накапливалась – осадка-то баржи чуть выше метра. Сизифов труд! В итоге добрались до горловин цистерн, заглянули внутрь. Увы, топлива не обнаружили, лишь тонкую пленку на поверхности. Задраили все наглухо и больше туда не совались…
7 МАРТА. ПРОТИВОСТОЯНИЕ С АМЕРИКОЙ
– Счет дням вели?
– У меня были часы с календарем. Поначалу даже катерный журнал заполнял: настроение экипажа, чем кто занимался. Потом писать стал реже, поскольку ничего нового не происходило, болтались где-то в океане, да и все. Спасли нас 7 марта, а не 8-го, как мы решили: просчитались на сутки, позабыв, что год високосный и в феврале 29 дней.
Лишь на последнем отрезке дрейфа потихоньку начала отъезжать «крыша», пошли галлюцинации. Мы почти не выходили на палубу, лежали в кубрике. Сил совсем не осталось. Пытаешься подняться, и словно получаешь удар обухом по лбу, чернота в глазах. Это от физического истощения и слабости. Голоса какие-то слышали, звуки посторонние, гудки кораблей, которых в действительности не было.
Пока могли шевелиться, пробовали ловить рыбу. Точили крючки, мастерили примитивные снасти… Но океан бушевал почти без перерыва, за все время ни разу не клюнуло. Какая дура полезет на ржавый гвоздь? А мы и медузу съели бы, если бы вытащили. Правда, потом вокруг баржи стали кружить стаи акул. Метра по полтора в длину. Мы стояли и смотрели на них. А они – на нас. Может, ждали, что кто-нибудь за борт без сознания свалится?
К тому времени мы уже съели ремешок от часов, кожаный пояс от брюк, взялись за кирзовые сапоги. Разрезали голенище на кусочки, долго кипятили в океанской воде, вместо дров используя кранцы, автомобильные покрышки, прикованные цепями к бортам. Когда кирза чуть размякала, начинали жевать ее, чтобы хоть чем-то живот набить. Иногда обжаривали на сковородке с техническим маслом. Получалось что-то вроде чипсов.
– В русской народной сказке солдат кашу из топора варил, а вы, значит, из сапога?
– А куда деваться? Обнаружили кожу под клавишами гармошки, маленькие кружочки хрома. Тоже съели. Я предложил: "Давайте, ребята, считать это мясом высшего сорта…"
Поразительно, но даже расстройствами желудка не маялись. Молодые организмы все переваривали!
До самого конца не было ни паники, ни депрессии. Уже потом механик пассажирского теплохода "Куин Мэри", на котором мы после спасения плыли из Америки в Европу, рассказывал, что оказывался в подобной ситуации: его судно в сильный шторм на две недели осталось без связи. Из тридцати человек экипажа несколько погибли. Не от голода, а из-за страха и постоянных драк за пищу и воду… Да разве мало случаев, когда моряки, оказавшись в критической ситуации, с ума сходили, бросались за борт, съедали друг друга?
– Как вас нашли американцы?
– Первый корабль мы заметили только на сороковые сутки. Далеко, почти на горизонте. Махали руками, кричали – без толку. Тем же вечером увидели огонек в отдалении. Пока разводили костер на палубе, судно скрылось вдали. Еще через неделю мимо прошли два корабля – тоже безрезультатно. Последние дни дрейфа были очень тревожными. У нас оставалось полчайника пресной воды, один сапог да три спички. С такими запасами протянули бы пару суток, вряд ли больше.
7 марта услышали какой-то шум снаружи. Сначала решили: опять галлюцинации. Но не могли же они начаться одновременно у четверых? С трудом выбрались на палубу. Смотрим – над головами кружат самолеты. Набросали на воду сигнальных ракет, пометили район. Потом вместо самолетов появились два вертолета. Спустились низко-низко, кажется, рукой дотянуться можно. Тут уже мы окончательно поверили, что мучениям конец, помощь пришла. Стоим, обнявшись, поддерживаем друг друга.
Из люков высунулись пилоты, сбросили веревочные трапы, показывают знаками, как подниматься, что-то кричат нам, а мы ждем, когда кто-нибудь спустится на баржу, и я как командир поставлю свои условия: "Дайте продукты, топливо, карты, и мы сами домой доберемся". Так и переглядывались: они – сверху, мы – снизу. Вертолеты повисели-повисели, топливо кончилось, они улетели. Их сменили другие. Картина та же: американцы не спускаются, мы не поднимаемся. Смотрим, авианосец, с которого вертолеты взлетели, разворачивается и начинает удаляться. И вертолеты следом. Может, американцы подумали, что русским нравится болтаться посередине океана?
В этот момент мы по-настоящему струхнули. Поняли: сейчас сделают нам ручкой и – тю-тю. Хотя даже тогда мысли не было, чтобы бросить баржу. Пусть хоть на борт к себе поднимают! Из последних сил начали подавать американцам знаки, мол, дурака сваляли, не бросайте на погибель, заберите. К счастью, авианосец вернулся, подошел поближе, с капитанского мостика на ломаном русском нам прокричали: "Pomosh vam! Pomosh!" И опять вертолеты в небо подняли. На этот раз мы не заставляли себя уговаривать. Я влез в спущенную на палубу люльку и первым поднялся на борт вертолета. Мне сразу сунули в зубы сигарету, я с удовольствием закурил, чего не делал много дней. Потом и ребят подобрали с баржи.
На авианосце тут же повели на кормежку. Налили по миске бульона, дали хлеб. Мы взяли по небольшому кусочку. Показывают: берите еще, не стесняйтесь. Но я парней сразу предупредил: хорошего – понемногу, поскольку знал, что с голодухи нельзя обжираться, это плохо заканчивается. Все-таки вырос в Поволжье в послевоенное время…
– Наверное, до сих пор не оставляете в тарелке несъеденный кусок, выбираете до крошки?
– Наоборот, во вкусах я привередлив: то не ем, это не хочу. Скажем, вареные овощи так и не полюбил – морковку, капусту, свеклу… Страха голода у меня не было и нет.
Но продолжу рассказ про первые часы на авианосце.
Американцы выдали чистое белье, бритвенные приборы, отвели в душ. Только я начал мыться и… рухнул без сознания. Видимо, организм 49 суток работал на пределе, а тут напряжение спало, и сразу такая реакция.
Очнулся через три дня. Первым делом поинтересовался, что с баржей. Санитар, присматривавший за нами в корабельном лазарете, лишь плечами пожал. Тут у меня настроение и упало. Да, здорово, что живы, но кого мы обязаны благодарить за спасение? Американцев! Если не злейших врагов, уж точно не друзей. Отношения у СССР и США в тот момент были не ахти. Холодная война! Словом, впервые за все время я откровенно сдрейфил. На барже так не боялся, как на американском авианосце. Остерегался провокаций, опасался, что нас в Штатах оставят, не разрешат вернуться домой. А если отпустят, что ждет в России? Не обвинят ли в измене Родине? Я же советский солдат, комсомолец и вдруг попал в пасть акулам мирового империализма…
Сказать по совести, американцы относились к нам исключительно хорошо, даже специально вареники с творогом сварили, о которых мы мечтали на барже. Коком на авианосце служил потомок эмигрантов с западной Украины, он знал толк в национальной кухне… И все же в первые дни после спасения я всерьез подумывал о самоубийстве, примерялся к иллюминатору, хотел выброситься. Или на трубе повеситься.
– А правда, что к вашим родителям приходили с обыском, пока вы дрейфовали?
– Об этом я узнал через 40 лет! В 2000 году пригласили в родные края, в Самарскую область, устроили что-то вроде торжеств по случаю юбилея плавания. В райцентре Шентала ведь и улица моего имени есть…
После окончания официальной части ко мне подошла женщина и, сильно смущаясь, попросила прощения за мужа-милиционера, который вместе с особистами в 60-м шастал у нас в доме по чердакам да подвалам. Наверное, думали, что мы с ребятами дезертировали, уплыли на барже в Японию. А я и не догадывался об обыске, родители ничего тогда не сказали. Они всю жизнь были скромными людьми, тихими. Я самый младший в семье, еще есть две сестры, живут в Татарии. Старший брат давно умер.
Что я нашелся, не погиб и не пропал без вести, в марте 60-го родные услышали по "Голосу Америки". Точнее, не они сами, а соседи прибежали и сказали, мол, про вашего Витьку по радио передают. Асхатом меня звали только домашние, а остальные именовали Виктором. И на улице, и в школе, и потом в армии…
Кинохроника, снятая на авианосце «Кирсардж» в 1960 году.
Американцы сразу сообщили, что выловили в океане четверых русских солдат, а наши власти неделю решали, как реагировать на новость, что с нами делать. Вдруг мы предатели или перебежчики? Лишь на девятый день, 16 марта, в «Известиях» на первой полосе появилась заметка "Сильнее смерти"…
К этому времени мы успели дать пресс-конференцию. Прямо на борту авианосца. С Гавайских островов прилетел переводчик, неплохо знавший русский, с ним – несколько десятков журналистов. С телекамерами, фотоаппаратами, прожекторами… А мы – деревенские парни, для нас это все дико. Может, поэтому и разговор получился коротким. Посадили нас в президиум, мороженое каждому принесли. Какой-то корреспондент спросил, говорим ли по-английски. Вскочил Поплавский: "Thank you!" Все рассмеялись. Потом поинтересовались, откуда мы родом, из каких мест. Ребята ответили, я тоже сказал, и вдруг у меня из носа ручьем хлынула кровь. Наверное, от волнения или перенапряжения. На том пресс-конференция и закончилась, толком не начавшись. Отвели обратно в каюту, поставили у дверей часовых, чтобы никто без спросу не ломился.
Правда, в Сан-Франциско, куда мы прибыли на девятые сутки, пресса свое наверстала, сопровождала на каждом шагу. О нас и по американскому телевидению рассказывали. Я раньше про это чудо техники лишь слышал, а тут включаю – идет сюжет о нашем спасении. Мы обросшие, исхудавшие… Я почти 30 килограммов сбросил, и ребята примерно по столько же. Помню, потом показывали «фокус»: становились втроем и обхватывали себя одним солдатским ремнем.
ГОД СПУСТЯ. ПОЛЕТ ГАГАРИНА.
Принимали нас в Штатах по высшему разряду! Мэр Сан-Франциско подарил символические ключи от города, произвел в почетные жители. Ко мне потом в Союзе девушки долго приставали с расспросами: "А правда, что ключ золотой?" Не станешь ведь объяснять: нет, деревянный, золотистой краской покрытый… В посольстве нам выдали по сто долларов на карманные расходы. Я набрал подарков маме, отцу, сестрам. Себе ничего не взял. Отвели в модный магазин и приодели: купили каждому пальто, костюм, шляпу, галстук. Правда, в узких брюках и остроносых туфлях дома я ходить не решился, не понравилось, что стали обзывать стилягой. Брюки отдал брату Мише, а ботинки – Крючковскому. Тот родным отправил. Еще нам подарили яркие трусы с ковбоями. Сейчас бы запросто носил, а тогда дико стеснялся. Потихоньку запихнул за батарею отопления, чтобы никто не видел.
По пути из Сан-Франциско в Нью-Йорк каждому подарили в самолете по шкалику виски. Я пить не стал, привез домой, брату отдал. Кстати, на авианосце был забавный эпизод, когда переводчик принес нам две бутылки русской водки. Говорит: по вашей просьбе. Мы сильно удивились, а потом посмеялись. Видимо, хозяева перепутали воду и водку…
– Остаться за океаном не предлагали?
– Спрашивали аккуратно, не боимся ли возвращаться. Мол, если хотите, предоставим убежище, условия создадим. Мы категорически отказывались. Боже упаси! Советское патриотическое воспитание. До сих пор не жалею, что не соблазнился никакими предложениями. Родина одна, другой мне не надо. Про нас потом и говорили: эти четверо прославились не тем, что гармошку съели, а что в Штатах не остались.
В Москве в первые дни опасался, как бы не упекли на Лубянку, не упрятали в Бутырку, не начали пытать. Но в КГБ нас не вызывали, допросов не устраивали, наоборот, встретили у трапа самолета с цветами. Вроде бы даже звание Героев Советского Союза хотели дать, но все ограничилось орденами Красной Звезды. Мы и этому были рады.Фото: Удовиченко / РИА Новости ria.ru
– А за границей вы потом бывали?
– В Болгарии. Два раза. Ездил в Варну в гости к знакомому, жил у него с женой. Но это уже значительно позже. А тогда, в 60-м, у нас началась веселая жизнь. Когда прилетели в Москву, нам выдали программку: в девять утра быть в Доме радио, в одиннадцать – на телевидении на Шаболовке, в два часа – встреча с пионерами на Ленинских горах… Помню, ехали по городу, а вдоль улиц – плакаты: "Слава отважным сынам нашей Родины!" Утром у гостиницы ЦДСА садились в присланную машину, вечером возвращались в свои номера. Никакого инструктажа, о чем говорить. Каждый рассказывал что хотел.
Нас принял министр обороны маршал Малиновский. Подарил всем штурманские часы ("Чтобы больше не заблудились"), присвоил мне звание старшего сержанта, дал каждому двухнедельный отпуск на родину. Погостили мы дома, встретились в Москве и отправились в Крым, в военный санаторий в Гурзуфе. Опять все по первому классу! Там генералы да адмиралы отдыхали – и вдруг мы, солдаты! Номера с видом на Черное море, питание усиленное… Позагорать, правда, не получилось. Только разденешься, туристы со всех сторон бегут с фотоаппаратами. Просят снимок на память и автограф. Уже прятаться от людей стали…
В Гурзуфе нам предложили поступать в училище ВМФ в Ломоносове под Ленинградом. Все, кроме Федотова, согласились.
– Страх перед морем не возник после полуторамесячного дрейфа?
– Абсолютно никакого! Другое волновало: у нас было по 7–8 классов образования, вступительные экзамены мы сами не сдали бы. Месяц ударно занимались с прикрепленными преподавателями русским языком и математикой, кое-какие пробелы в знаниях заполнили, и все же зачисление прошло в льготном режиме. Политуправление похлопотало… И потом, откровенно говоря, учились мы так себе. «Хвосты» случались, зачеты не с первого раза сдавали. На занятия мы ведь ходили в перерывах между выступлениями. Я даже делегатом съезда комсомола успел побывать.
– Долго вокруг вас водили хороводы?
– Считай, до полета Юрия Гагарина мы шумели, а потом у страны и всего мира появился новый герой. Конечно, мы и приблизиться не могли к его славе. Даже не пытались.
– А встречались с космонавтом номер один?
– Как-то обедали вместе. Но это нельзя считать знакомством. Правда, в модной тогда детской считалке наши фамилии стояли рядом:
"Юрий – Гагарин.
Зиганшин – татарин.
Герман – Титов.
Никита – Хрущев".
Про нашу четверку сняли художественный фильм, Владимир Высоцкий написал к нему песню.
Стиляги переложили на рок-н-ролльный мотив американский шлягер: "Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел второй сапог".
Хемингуэй приветственную телеграмму мне присылал. Лежала дома, а потом затерялась. От Алена Бомбара письмо приходило, от Тура Хейердала. Конечно, приятно, что великие люди слышали мое имя, но я понимал: мы с ребятами своей славой обязаны стечению обстоятельств. Так сложилось. Хотя и сегодня не забывают. Пару лет назад какой-то чудак написал художественную повесть "Баржа Т-36". Нафантазировал всяких глупостей, насочинял муру! Подарили книжку, я пролистал ее и даже читать не стал. На полке в шкафу валяется…
Был момент, начал крепко выпивать. Научили. У нас ведь как? Любая встреча заканчивается застольем. А звали часто. Сперва мое выступление, потом банкет. И отказать людям нельзя, обижаются… Но в последние 20 лет ни капли спиртного в рот не беру. Даже пиво не пью. Спасибо медицине, помогла.
55 ЛЕТ СПУСТЯ. ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН
Вы вот говорите: те 49 дней – главное событие жизни. Да, эпизод яркий, с этим не поспоришь. Но у кого-то и такого нет. Люди умирают, что называется, не родившись. И самим вспомнить нечего, и их никто не знает.
А наша четверка, как ни крути, и после того дрейфа жила достойно. Судьба, конечно, побросала, но не сломала. Я с марта 1964 года по май 2005-го бороздил воды Финского залива. Сорок один год прослужил на одном месте. В аварийно-спасательном дивизионе Ленинградской военно-морской базы. Как говорится, в тридцатиминутной готовности. Суда, правда, менял. Сначала работал с пожарными, потом с водолазами. Много было разных историй. В Москву на парад в честь Дня ВМФ четырежды ходил. Одиннадцать суток по рекам и каналам шли, месяц репетировали, чтобы выдать перед ВИП-зрителями струю воды высотой сто метров. С Северного флота боевую подлодку на парад специально тащили! Впрочем, это уже для другого рассказа…
Федотов служил в речфлоте, плавал по Амуру. Кстати, о том, что у него родился сын, Иван узнал, когда нас американский авианосец подобрал. Вернувшись в Москву и получив отпуск, сразу рванул на Дальний Восток к семье…
Поплавский, окончив училище в Ломоносове, никуда уезжать не стал, там и осел навсегда. Участвовал в экспедициях в Средиземном море, Атлантике, вел наблюдение за космическими аппаратами. Он, как и Федотов, к сожалению, уже умер. Остались мы с Крючковским. Толя после учебы попросился на Северный флот, но пробыл там недолго – жена приболела и он перебрался на родную Украину, в Киев. Всю жизнь проработал на судостроительном заводе "Ленинская кузница". В последний раз мы виделись в 2007 году. Летали на Сахалин. Сделали нам такой подарок – пригласили. Пробыли неделю.
– Опять штормило?
– Не то слово! По программе планировался полет на Курилы, но аэродром Итурупа три дня не принимал. Летчиков почти уговорили, но в последний момент они отказались, говорят, мы же не самоубийцы. Полосу на Итурупе японцы строили для камикадзе: тем важно было взлететь, о посадке не думали…
Так больше и не довелось побывать в местах, в которых мы служили. Теперь не выберемся. Здоровья нет, да и дорогу некому оплачивать. Крючковский в конце прошлого года перенес инсульт, долго лежал в госпитале, я тоже на аптеку работаю, хронических болячек развелось без счета. Хотя до 70 лет держался, почти не хворал. Пенсии не хватает, на лодочной станции сторожу, частные яхты да катера охраняю. Живу с дочкой и внуком Димой. Жену Раю похоронил семь лет назад. С Крючковским иногда созваниваемся, стариковскими новостями обмениваемся.
– О политике говорите?
– Не люблю этого. Да и что обсуждать? Была одна страна, которую развалили. Теперь вот на Украине война… Когда-нибудь она закончится, только, боюсь, нам не дожить.
Я теперь дальше Стрельны почти не выбираюсь.
– Вы же почетный житель города?
– Да, не только Сан-Франциско… В 2010 году избрали. Сначала Владимира Путина, потом – меня. Удостоверение N 2 выдали. Правда, звание в буквальном смысле почетное, никаких льгот не предполагает. Даже на оплату коммунальных услуг. Но я не жалуюсь. Вот на пятидесятилетие дрейфа мне холодильник подарили. Импортный, большой…
P. S. Все думаю над вашим вопросом о главном событии жизни. Честно говоря, лучше бы их не было, тех сорока девяти дней. Во всех смыслах – лучше. Если бы тогда нас не унесло в море, после службы вернулся бы я в родную Шенталу и продолжал бы работать трактористом. Именно тот шторм сделал из меня моряка, всю жизнь перевернул…
А с другой стороны, о чем бы мы с вами разговаривали сегодня? Да и не приехали бы вы ко мне. Нет, глупо сожалеть.
Куда несло, туда, как говорится, и вынесло…
В 1960 году появилась песня "О четырех героях". Музыка: А. Пахмутова Слова: С. Гребенников, Н. Добронравов. Эта песня в исполнении Константина Рябинова, Егора Летова и Олега Судакова вошла в альбом "На советской скорости" – первый магнитоальбом советского андеграундного проекта "Коммунизм".
29 июля 2017 году умер Асхат Зиганшин – один из героев бессмертного дрейфа баржи «Т-36».
Из событий, произошедших в 1960 году в СССР, можно было бы рассказать ещё о том, что:
