Георгий Георгиевич Батура
Конфуций и Вэнь
Глава 4
Суждение 4.1
4.1. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «[То] поселение (ли, т.ж. «деревня», «*жилище», «дом») [в котором] есть (вэй, т.ж. «быть», «трудиться») [человек]-Жэнь, достойно одобрения (мэй, т.ж. «считать прекрасным», «хвалить»). [От такого поселения] отличается (цзэ, т.ж. «*различаться», «*иметь различие») [то, в котором] не (бу) проживает (чу, т.ж. «находиться», «пребывать», «селиться») [человек]-Жэнь. Каким образом (янь) [в таком случае можно] получить (дэ, т.ж. «*извлекать выгоду») мудрость (чжи табуированное, т.ж. «знание»)?».
С учетом Вступления к главе IV читателю должно быть все понятно, за исключением самого конца суждения. О какой мудрости говорит Конфуций? Дело в том, что вид этой мудрости/знания «зашифрован» в самих словах Учителя. В. М. Крюков в своих работах о Раннем Чжоу заявляет, что иероглиф дэ, который мы видим в тексте этого суждения, использовался – и продолжал в дальнейшем использоваться – в качестве синонима или заменителя Дэ. Эти иероглифы – омонимы, и выражение «получить Дэ» (дэ Дэ) привело, в конце концов, к тому, что они в значении «благодать» уровнялись. И Конфуций тоже имеет в виду «знание Дэ», а не просто получение какого-то отвлеченного знания или мудрости. Ну, а зачем человеку надо «получить-знать» это Дэ, – читателю уже прекрасно известно. Без получения Дэ никогда не узнать, что́ такое Вэнь, которое в свое время получил Вэнь-ван, и не он один.
Читатель, наверное, обратил внимание на то, что в качестве учителя Конфуций, причем, уже не в первый раз, выдвигает человека-Жэнь, а не человека-Вэнь. Это объясняется, в том числе, тем, что люди-Вэнь встречаются гораздо реже, а значит, найти таких труднее. Далеко не каждый Жэнь становится Вэнь. А вот таких, кто практикует внутреннее созерцание «духов верха», – таких несравненно больше, и вот такого учителя в поселении найти можно. И если Конфуций об этом говорит, значит, ему прекрасно известно, что в деревнях – но не в городе! – по-прежнему оставались такие люди, которые своим внутренним миром напоминали человека-Жэнь, т. е. были устремлены к миру духов. Конечно, об этом термине Жэнь они вряд ли что-то слышали, но это не меняло самой сути дела и перспектив их духовного роста.
О Вэнь Конфуций не говорит и по другой причине. Иероглиф Жэнь для окружающих его учеников был неопределен в своем конкретном значении и обозначал что-то наподобие «хорошего человека». И в этом своем качестве этот иероглиф был подлинным «спасением» для Учения Конфуция, и именно по причине его неопределенности окружающие Конфуция люди искали смысл этого иероглифа, задавая Учителю многочисленные вопросы. В противоположность ему иероглиф Вэнь, судя по всему, уже приобрел в Китае свое новое и столь редкое для того времени абстрактное значение: «что-то написанное иероглифами (письменность)», «любые письменные знаки (иероглифы)» и даже прообраз «литературы» в обобщенном смысле этого слова. И как Конфуций мог переубедить окружающих в том, что это вовсе не «нарисованные знаки», а «нарисованный» человек с «просветленным сердцем», каким являлся, например, Вэнь-ван? Начни говорить такое – сочтут сумасшедшим, как и Христа.
Суждение 4.2
4.2. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «Тот не (бу) Жэнь, кто (чжэ – «тот, кто») не (бу) может (кэ) с помощью (и, т.ж. «через посредство», «используя») ○ длительно (цзю, т.ж. «продолжительно», «долго») находиться (чу, т.ж. «пребывать», «проживать», «быть») [в] ограничении (юэ, т.ж. «сдерживать», «*удерживать от [напр., соблазнов]»); [Тот не Жэнь, кто] не (бу) может (кэ) с помощью (и) ○ длительно (чан, т.ж. «долгий», «протяжный», «напевный») пребывать (чу) в *гармонии (лэ, т.ж. «*согласие»). Жэнь [это] тот, кто (чжэ) в умиротворении (ань, т.ж. «мир», «покой», «спокойствие») [предстоит духам верха (второй иероглиф Жэнь)]. Мудрый (чжи табуированное, т.ж. «знающий», «мудрец», «опытный», «знание») [это] тот, кто (чжэ) жаждет (ли, т.ж. «*жадный», «*алчный»; или: «тот, кто стремиться к…») предстоять духам верха (Жэнь)».
Итак, мы видим в этом суждении сразу четыре иероглифа Жэнь. Любой древний иероглиф Китая в грамматическом отношении является «бесполым»: он одновременно – и существительное, и прилагательное, и глагол, и причастие, и женский, и мужской род, и любой падеж, – все в зависимости от контекста и от жесткого порядка слов в предложении. В этом суждении Жэнь – это, в одном случае, «человек, обладающий качеством Жэнь», а в другом – само это качество: «предстояние духам верха», или, в глагольной функции, – «предстоять духам верха». В последнем случае – это почти «общаться с духами верха» или «войти в мир духов верха», будучи, конечно, земным человеком. Причем, в дополнение к этому и в зависимости от конкретного человека, речь может идти не о «духах» во множественном числе, а о каком-то конкретном «духе», например, духе Вэнь-вана. Эти «бесполые иероглифы» не имеют и указателя числа.
Более интересно в этом суждении другое, – то, на что все переводчики закрывают глаза и что мы обозначили в тексте условным знаком ○ («пустышка»). Такое нежелание перводчиков учитывать грамматику выражается в том, что все они делают вид, будто бы в тексте не существует иероглифа и, который повторен здесь дважды. У этого иероглифа есть четко обозначенная функция: он «вводит инструментальное дополнение, обычно переводимое на русский язык творительным падежом без предлога: “посредством, через посредство, при помощи”» (БКРС № 13442). Здесь же, в этой статье Словаря, приведен наглядный пример: «заклеить окно белой бумагой». В нашем тексте этой «белой бумаги» нет, хотя она должна здесь присутствовать. У нас же получается что-то непонятное, и именно по этой причине мы наблюдаем у всех переводчиков такое «неуважение» к этому предлогу. Кстати сказать, фактически 100 % подобие мы наблюдаем и в традиционном переводе очень важного фрагмента евангельского текста.
Итак, здесь у нас отсутствует это «инструментальное дополнение». А напрасно. Тем более, что сами эти «переводчики» показывают себя таким образом или учениками, неуспевающими в древнекитайском – что очень маловероятно! – или… людьми, сознательно фальсифицирующими текст. В прекрасном русском пособии по изучению древнекитайского языка (М. В. Крюков, Хуан Шу-ин «Древнекитайский язык», Главная редакция восточной литературы, М.: 1978, стр. 124) сказано:
Предлоги древнекитайского языка можно разбить на несколько групп. Отличительной особенностью той группы предлогов, в которую входит и (помимо него к той же группе относится, например, предлог юэ), является следующее.
При наличии контекста, когда уже известно, о каком дополнении идет речь, косвенное дополнение, оформленное предлогом и́, в тех случаях, когда оно стоит перед сказуемым (а это и есть наш случай – Г. Б.), может быть опущено [например]:
«…с почтением относиться к моим жертвоприношениям», «с помощью [моих жертвоприношений] получать много счастья».
В рассматриваемом суждении мы имеем случай, подобный вышеприведенному: «с помощью (и) ○ получать много счастья». Знак ○ – это и есть «что-то» пропущенное в тексте. А вот «с помощью» чего конкретно, – это должен понять тот читатель или слушатель, который читает или слушает данное суждение Конфуция. Ну, а кто этого не понимает, тот – и это вытекает логически – вообще ничего не понимает в Учении Конфуция. Ведь подобное «опущение дополнения» на основании понятного слушателю контекста возможно только в том случае, если Конфуций, произнося это суждение, прекрасно видит, что какая-то часть его слушателей понимает это высказывание правильно. А если бы вдруг увидел, что в таком изложении его слова уже никто не понимает? Разве стал бы он строить свое суждение подобным образом?
Мы не будем гадать, по каким причинам это важное дополнение из текста исчезло, – от этого нам легче не станет. Тем более что оно легко восстанавливается тем читателем, который пребывает «в теме». Кстати сказать, возможно и такое, что сам Конфуций это важное дополнение опустил, заменив его многозначительной паузой: он ведь и о значении Жэнь не очень охотно распространялся. Духовные дела – это дела «тонкие», поэтому – «не давайте святыни псам».
Выпавшее из текста дополнение – это или «духи верха», или «прежние просветленные люди» (сянь Вэнь жэнь), или даже просто Жэнь в функции «предстояния духам верха». Смысл – один и тот же: именно великие предки (предок) или их мир как раз и являются теми, «с помощью кого». В последнем из этих вариантов – «предстояние духам верха» – первое Жэнь суждения – это, условно говоря, «монах», а пропавшее Жэнь (○) – это «Иисусова молитва». Но в таком варианте данный текст суждения становится совершенно непонятным для того «светского китайца» древности, который обратился к комментированию Лунь юя. И именно по причине наличия в нем «слишком многих Жэнь» возможно, что «лишняя» их часть была удалена уже в древности «волевым порядком».
Смысл суждения совершенно ясен: только человек-Жэнь (например, христианский монах, суфийский дервиш, индийский йог или буддийский монах) может во всем себя ограничивать и при этом длительно пребывать во внутренней гармонии. Если для обычного человека главным является внешнее, и только достаток в этом внешнем может обеспечить его довольное существование, то для человека-Жэнь главным является то внутреннее, что происходит в его сердце. Для него не важно, какая у него еда или во что он одет. И это не преувеличение. Такой человек равнодушен ко всему внешнему, – оно его только отвлекает от главного. Но подобное состояние можно поддерживать только тем Дэ, которое транслируют «духи верха».
Дэ – это то «сокровище на небесах, которое моль не тлит и червь не грызет», – так заявляет евангельский Христос. В этом суждении Конфуций использует иероглиф ань – «мир», «покой». Для того чтобы это понять, целесообразно еще раз вспомнить Христа: «Придите ко Мне (уже к «духу верха», а не к человеку – Г. Б.) все труждающиеся и обремененные… и дам покой душам вашим». Это – тот же самый «покой», который начинается в состоянии Жэнь, затем, в еще более «умиротворенной» форме, переходит в «покой Вэнь», и далее – еще выше. Но все это начинается с «проблесков покоя» в Жэнь.
Ну и для самообразования. Пусть читатель обратит внимание на два якобы синонима китайского языка – цзю и чан, которые переведены в суждении как одинаковое «длительный». Перемена их местами невозможна. Потому что тот же самый иероглиф лэ, но при другом своем прочтении – становится юэ, а это «музыка», «музыкант». А уже отсюда – рукой подать до «гармонии». То есть с лэ может быть использовано именно чан, но не цзю.
Суждение 4.3
4.3. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «*Именно (вэй, т.ж. «только», «лишь») [человек]-Жэнь [это] тот, кто (чжэ) способен (нэн, т.ж. «мочь», «быть в состоянии») делать добро (хао, т.ж. «любить») человеку (жэнь) [и тот, кто] способен (нэн) *жалеть (у, т.ж. «*щадить») человека (жэнь)».
Противоречие со всеми традиционными переводами – в понимании иероглифа у, который везде трактуется как «ненавидеть». Но в чем тогда отличие человека-Жэнь от нас с вами? Ведь именно обычному человеку свойственно одних любить, а других – ненавидеть. И в тайниках своей души в этом призна́ется каждый из нас, если только мы будем честными перед самими собой. И в Нагорной проповеди тоже читаем (Мф. 5:43): «Вы слышали, что сказано для древних: Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: Любите врагов ваших». Все мы – по большей части «древние», и в этом нет никакой тайны. И уж никак не надо – хотя бы в своей душе – убеждать самих себя, что мы «новые». Ведь уж точно, что своих врагов мы не любим. Но и Христос тоже не требует любить всех убийц и насильников и плакать от жалости к ним. В молитве «Отче наш» Он предлагает немного другое: «И оставь нам долги наши, как и мы оставили должникам нашим». «Оставили» – это означает, что мы уже сейчас не держим в своем сердце никакого зла или обиды ни на кого на свете: ни на тех, кто живет под солнцем, ни на ушедших в мир иной.
А иначе, то ань, о котором говорит Конфуций в предыдущем суждении, никогда в нас не состоится. Евангельское «Царство» начинается с человека-Жэнь. Мы в последнем суждении говорили, что у человека-Жэнь должен быть «мир в душе». Но при наличии мира человек не может «ненавидеть», а если он все-таки продолжает ненавидеть или даже испытывать неприязнь, значит, этого мира в его душе нет, и соответственно, – он не Жэнь. Или одно, или – другое.
Древнее значение «спорного» иероглифа у – это «*дата, сулящая зло» или «*несчастливый день», который определялся гаданиями. Тот, кто попадал в такую ситуацию, как правило, выглядел «несчастным». А в человеческой природе – таких жалеть. Отсюда другие древние значения – «*жалеть», «*щадить». И только позднее этот иероглиф приобрел значения «зло», «болезнь», «ошибка», «ненавидеть», т. е. все то, с чем человек не хотел бы встречаться в своей жизни. Все эти значения входят в категорию тех нежелательных событий, которые случаются в «*несчастливый день».
О каком «добре» и о какой «жалости» говорит Конфуций? Он говорит не о том добре и той жалости, – которое делается, и какая чувствуются одним человеком по отношению к другому в конкретных жизненных обстоятельствах. Хотя и это тоже обязательно присутствует. Но главное «добро» человека-Жэнь заключается в том, чтобы открыть глаза другому человеку на тот мир, в котором мы живем, и на тот Путь, который избавит человеческую душу от нежелательной посмертной участи. И только по этой причине Конфуций в суждении 4.1 заявляет, что следует искать поселение, в котором живет Жэнь. Сама по себе практика Жэнь – без учета всего того, чем она вызвана и с чем связана – это «утренняя зарядка с гантелями».
Иероглиф у встретится нам в очередном суждении. Первоначально он произносился как у и имел значения «*несчастливый день», «*дата, сулящая зло», «*жалеть», «*щадить». Со временем его произношение изменилось на э и он стал означать «зло», «злое дело», «дурной поступок». При этом рисунок иероглифа э не изменился, а прежние значения у него исчезли.
Суждение 4.4
4.4. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «*О если бы (гоу) [человек] стремился (чжи, т.ж. «воля», «желание») к (юй, универсальный предлог) [состоянию] Жэнь! (конечное и, подчеркивающее восклицательный оттенок сказанного). [Тогда у него] не было бы (у) *несчастливых дней (у, т.ж. «*дата, сулящая зло»)».
В этом суждении мы видим тот же самый иероглиф у, который традиционно переводится как «зло». Удивительно получается у этих «переводчиков». С одной стороны, в суждении 4.3 у них человек-Жэнь может «ненавидеть человека», а с другой, в 4.4 – Жэнь «не сделает зла». Или по представлениям этих людей ненависть – уже не зло? Запутались совсем наши «переводчики».
Древние китайцы были всегда суеверными, и всегда гадали, – на костях методом прожига, на листьях тысячелистника, на цветах. Все это впоследствии вылилось в создание уникальной для всех цивилизаций мира «Книги гаданий» (букв. «Книга перемен») – И-цзин, которая была причислена к конфуцианским каноническим текстам. Но это произошло уже после Конфуция – и создание, и появление «Книги перемен». Поэтому тот фрагмент суждения 7.17, который «переводчики» трактуют так, что Конфуций жалеет о том, что не уделил этой книге И-цзин больше внимания – это, бесспорно, вымысел. Учитывая то, что мы сейчас разбираем суждение, непосредственно связанное с «гаданиями», целесообразно остановится на вопросе упоминания И-цзина в Лунь юе подробнее.
Вот что пишет по этому поводу известный советский китаист Н. Т. Федоренко в книге «Древние памятники китайской литературы» (Издательство «Наука», Главная редакция восточной литературы, М.: 1978):
Стр. 229, 230. Сам Конфуций не считал «Ицзин» выражением своих идей… Не располагает наука достоверными основаниями для утверждения и того, что «Ицзин» создан Вэнь-ваном, основателем династии Чжоу, в XII в. до н. э., и Чжоу-гуном, его сыном и престолонаследником, чьи имена овеяны легендой и обожествлены древнекитайской традицией. Литературные источники свидетельствуют о том, что эта версия, истоки которой восходят к глубокой старине, усиленно проповедовалась конфуцианством, движимым стремлением к возвеличению правителей прославлявшейся им древности.
Стр. 152. В вопросе об отношении Конфуция к «Ицзину», например, до настоящего времени продолжается спор из-за разночтения иероглифического знака «и» в литературном памятнике «Лунь юй». В одном случае этот знак расшифровывается двумя словами – «Книга перемен», а в другом – иероглиф с тем же звучанием, но иным смыслом – словом «также». Таким образом, сентенция Конфуция истолковывается либо: «Учитель сказал: “Если прибавить мне число лет, то пятьдесят лет для изучения “Книги перемен” нельзя считать большой ошибкой”», либо же: «Учитель сказал: “Если прибавить мне число лет, то пятьдесят лет для учения также нельзя считать большой ошибкой”».
Подобные трудности и сложности расшифровки древнекитайского текста помимо изложенного вызываются также тем, что в процессе переписки допускались искажения, описки, замена одних иероглифов другими, нередко с одинаковой фонетикой, но разной семантикой. Наконец, по разным причинам во многих древних памятниках возникали иероглифические лакуны, которые в различные эпохи заполнялись не методом научной реконструкции текста, а скорее по наитию комментаторов, как то подсказывалось им не только эрудицией, но и субъективностью их воззрений.
Кстати сказать, и известный уже читателю В. И. Крюков тоже заявляет о достаточно поздней датировке книги И-цзин. Сразу же скажем, что сам Конфуций, за исключением этого спорного фрагмента из суждения 7.17, о книге И-цзин нигде не высказывается, что может свидетельствовать только о том, что ее в это время или вообще не существовало, или она его нисколько не интересовала. Ведь мы же видим, например, его очевидный интерес к книгам Ши-цзин, Шу-цзин и каким-то записям о ритуале. Об И-цзине он не говорит ни слова, и в контексте рассмотрения всего Лунь юя это для читателя должно выглядеть вполне обоснованным.
И все же растолкуем читателю все это немного поподробнее. Для объяснения обратимся к древней практике гадания китайцев на панцирях черепах и костях животных методом прожига кости раскаленным прутом. Сначала, по примеру иньцев, также точно гадали и чжоусцы. Зачем? – Хотели получить ответ от духов о том, как им поступать в тех или иных случаях. И по направлению трещин на кости определяли волю духов. Это и есть «хрестоматийный» пример всякого гадания, к которому относится, в том числе, и метод гадания книги И-цзин, со случайным расположением «триграмм», но также и более поздние гадания на тысячелистнике. Но затем чжоусцы научились получать иной «ответ» от духов, чем прежнее случайное расположение трещин. И именно этим объясняется тот факт, что древний способ гдания методом прожига в Чжоу полностью исчезает. Почему? Ведь почитание духов в Чжоу оставалось прежним.
Ответ не является загадкой, если человек знаком с духовной практикой Чжоу. Подлинным «ответом» духов – их известием о том, что человек поступает правильно – становится уже не «гадание на кофейной гуще», а конкретное получение этим человеком благодати-Дэ, которая носит гораздо более весомый внутренний характер и которая несравненно более реальна и ощутима, чем направление какой-то трещины от прожига. Именно получение Дэ стало «компасом» правильного поведения Сына Неба и любого аристократа, – потому что Дэ транслировалось теми же самыми духами, и причем, только в том случае, если поведение человека действительно соответствовало требованиям их мира.
И даже если бы у Конфуция была альтернатива – если бы эта «Книга перемен» действительно существовала в его время, – он никогда бы не стал руководствоваться какими-то «значками» из этой Книги, променяв «свое» Дэ на подобное гадание. Конфуций никогда бы не стал тратить на эту Книгу свое драгоценное время, – точно так же, как он ни разу не упомянул о древней практике гадания на костях. «Книга перемен» смогла приобрести авторитет – но уже после Конфуция – только по той причине, что в Китае полностью исчезло знание Дэ. И как альтернатива древнему «прожигу костей», – но уже для простого люда (хотя и грамотного, но не аристократов) – появилась эта «философская» «Книга перемен», которая не имеет никакого отношения к духовной практике Чжоу, а составлена исключительно на базе переменчивого житейского материала.
Итак, древний китаец ужасно боялся всяких «несчастливых дней», плохих предзнаменований, затмений Солнца и Луны и непогоды в виде бурь с громом и молниями. Существует суждение, прекрасно переведенное нашим дореволюционным переводчиком П. С. Поповым, в котором описывается поведение Конфуция во время сильной грозы. Конфуций надевал свою «парадную (т. е. ритуальную) одежду» и «сидел молча, как дурак» пока не оканчивалась буря. Да простит нас шэнь великого Конфуция за это простонародное русское слово – мы ни в коей мере не хотели бы хоть как-то оскорбить или принизить этого величайшего мужа Вселенной, – но уж больно точно схвачено поведение древнего китайца в подоброй ситуации! И более того, такой перевод показывает нам Конфуция, как живого и нормального человека, – такого же, как мы сами.
Это напоминает нам что-то в таком же роде из книги «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», где одна из монахинь описывает свой приход в келью к Серафиму (у дивеевских девушек был ключ от кельи старца). Когда она с другой монашенкой вошла, Серафим спал на полу и храпел. А проснувшись, сразу их не узнал и стал спрашивать, кто они такие? Какой ужас! – Наш святой Серафим – и «храпит», да еще, вдобавок, ничего не соображает со сна! У нас, дорогие мои, все в голове перевернулось относительно того, «что такое хорошо, а что такое плохо» (по Маяковскому). Для нас соврать человеку – это, в общем-то, пустяки, – не такой уж и большой грех, а вот то, что человек «храпит» во сне или, например, избави Бог! – где-то в прилюдном месте издаст «неприличный звук», – это, ну прямо осталось только ему повеситься или застрелиться, если, конечно, есть пистолет, как в Америке (счастливые люди!). «Лицемеры!» – так всех нас характеризует Христос.
Китаец замаливал всех этих духов природы жертвоприношениями. Конфуций в рассматриваемом нами суждении, фактически, обещает своему последователю настоящую «конфетку». Он как бы заманивает человека встать на путь Жэнь, гарантируя ему в этом случае, что тот забудет обо всех подобных бедах и обо всех своих опасениях. Но неужели Конфуций человека тем самым обманывает? Ничуть. Он говорит из своего собственного опыта. И опыт христианского подвижничества полностью это подтверждает. Что происходит? Человек сам этому удивляется и не может поверить, но все тучи над его головой неожиданно рассеиваются и минуют стороной. Состояние удивительное, но из реальной жизни. А может быть, это действительно какие-то «предки» стараются? Чудеса, да и только!
Это суждение ставит окончательную точку на той проблеме И-цзина (Лунь юй, 7.17), о которой пишет Николай Трофимович Федоренко.
