полная версия

Анна Цой
Эшелон сумрака

Я ещё раз оглядела молчаливого Оушена, который в моих мыслях должен был защищать от такого, а не… делать сам. А после неуверенно протянула ему трясущуюся руку.

Господин достал небольшой ножик из кожаного свертка, обвалял его в промоченной ткани и поднес к моей руке. Я зажмурилась.

А через секунду открыла глаза, потому как к порезам я привыкла, но к тому, что на них давят, пытаясь выдавить кровь – нет. Мужчина справился за мгновения, затем отдал мне тот самый неприятнопахнущий платок, а алые капли поместил на мутное стекло. Туда же было отправлено что-то из другого флакона.

– Первая, милорд, – что-то совсем непонятное сообщил ему господин.

Я услышала, как выдохнул Оушен через маску, запрокинув голову к потолку.

– Резус? – ещё сильнее сбил меня он.

– Я н-не…

– Так определи! – нетерпеливое.

– Как скажете, милорд, – дернулся мужчина, – мне нужен ваш палец ещё раз, госпожа.

Я уже с интересом подала её, тая в сердце надежду, что смогу обо всём расспросить после.

Надрез.

– Ты веришь в судьбу, Арзт? – странный вопрос от лорда.

– Только в божий промысел, милорд, – сосредоточенно буркнул второй, делая что-то на этой же стекляшке, – положительная!

– Божий промысел, – хмыкнул Оушен, – это вряд ли.

– М-мне подготовить в-вагон, милорд? – с горящими глазами спросил мужчина.

Секундная заминка и тяжелый ответ, сквозь металл маски:

– Нет.

– Но госпожа… – прошептал мужчина.

– Я сказал тебе, – ледяное, – можешь идти.

Они оба поднялись, только если второй это сделал с неудовольствием и немного тяжело, то лорду всё удалось легко и по высокородному плавно. Его плащ мазнул по уголку стола, я же осталась сидеть за ним, понимая, что никто ничего мне не объяснит.

– Вы забыли, господин! – я повернулась к мужчине, забирающему свою шляпу и протянула испачканный кровью платок.

– Держите еще пару минут, графиня, – поджал губы он.

Лорд же застыл в тот момент, когда я позвала не его и, кажется, смотрел на меня – сквозь маску я могла лишь чувствовать это, но не видеть.

– Я не приду вечером, Лу, – холодно произнес он.

Я опустила глаза к полу.

– Но ты можешь подняться на крышу, – добавил он, – третий вагон от кабинета.

Я вскинула взгляд.

– А что там, в этом вагоне? – не удержалась я.

Он молча отвернулся и зашагал к двери.

– Там нет окон, милорд, – рванул за ним мужчина.

– Но есть люк, – ответил ему Оушен.

И они двое вышли, оставив меня одну с неразгаданными вопросами и копной мыслей в голове.

Глава 8

Тёплая ночь.

Босые ступни ступают по нагретому за день металлу. Это так же приятно, как идти по вязкому илу деревенского озера или по мелкому гравию насыпной дороги. Так, словно возвращаешься в детство под мягкое заботливое крыло бабушки-травницы, с беззаботными днями и спокойными ночами.

Это были одни из самых приятных воспоминаний за всю жизнь. Вот только все они уже покрылись толстым слоем из неприятия, страхов и мрака, появившихся сразу после её смерти.

Но я не любила оглядываться назад, потому держала на лице возбуждённую эмоциями улыбку, способную, кажется, дарить мне свет впереди. Я сама себе казалась светом в такие моменты, словно моя душа хотела воспарить и совсем не желала держаться в теле. Возможно это было печально, но поистине захватывающе – жить и не знать того, что будет впереди.

Вагон кабинета. И три вагона после него – вперед, потому что тот, что я прошла, того самого люка не имел. Что вообще за комната без окон?

– …которые полгода, милорд? – голос того странного старика со шляпой.

– Я не считаю, – безразличный ответ.

Но без маски, а главное чёткий. Потому я и села возле того люка, из которого доносились голоса.

– Доброй ночи, господа, – решила обозначиться я.

– Маленькая госпожа, – поприветствовал меня мужчина, – вам не страшно находиться на крыше? Это должно быть очень высоко.

Я вгляделась в маленькую щёлочку люка, но не смогла разобрать и очертаний. Ткань ли была мне преградой, или же что-то похожее, но от этого было ещё интереснее.

– Нет, господин, – отстраненно ответила я, – только на поворотах опасно – а обычно очень даже спокойно.

Я легла рядом с люком, чтобы лучше их слышать и вспомнила о туфлях, в которых всё же было не так прохладно. Но их пришлось оставить у люка – придерживать его от закрывания. Сами узорчатые носочки мне было жалко, из-за чего пришлось их перевернуть к верху и зажать только каблучок – он был твердый и не должен был расколоться.

– Опасно на поворотах? – повторил лорд, – ты не говорила мне об этом.

– Вы и не спрашивали, милорд, – повторила вечное обращение второго я.

– Справедливо, – хмыкнул Оушен, – но в корне неправильно с твоей стороны. В следующий раз говори мне о подобном. Я установлю поручни.

Я не сдержала счастливой улыбки. Можно ли эти его слова считать, как заботу, но я именно так и думала. А это многого стоило.

– Хорошо, – вышло у меня с придыханием.

– Интересный способ общения, – ни к кому не обращаясь, сказал старичок, – и главное – не вредящий.

Оушен рассмеялся.

– Ты прав, Арзт. Я и не осознавал, что «враги» подберутся ко мне настолько изощрённо.

Я нахмурилась.

– Я вам не враг, господин, – решила сообщить ему.

Он рассмеялся ещё громче.

– Это ты так считаешь, Лу.

Я ничего не поняла. Но прошептала:

– Вы ошибаетесь.

– Я практически никогда не ошибаюсь, Луана, – услышал меня он.

Я повернулась набок и ковырнула ногтём краску с крышки люка. И как только ему удается так хорошо различать мой голос?

– Вы сегодня добрый, – не выдержала я, – точнее, сейчас.

– Обезболивающее действует, милорд? – спросил второй.

– Арзт, добрый я для неё, – заставил меня совсем вспыхнуть Оушен, – для тебя и морфий не поможет.

Я выдохнула тёплый воздух из груди и закусила щёку изнутри. Это будет плохим вопросом, но разве он сам не сказал, что…

– Вы болеете? – я вся сжалась, ожидая его ярости, – поэтому смотрели мою кровь сегодня?

– Ты специально сказал без названия? Чтобы она поняла? – рассержено вопросил Оушен.

– Прошу прощения, милорд, – трясущимся голосом пролепетал мужчина, – госпожа догадливая, вот и…

Мне стало неприятно от того, что я подставила его, но больше я и слова произнести не могла.

– Всё не так просто, юная госпожа, – ответил мне почему-то старик, – я врач и пытаюсь лечить. Но… можно ли назвать это болезнью…

– Нельзя, – прохладно заметил лорд.

Я задумалась.

– Вы поэтому скрываете лицо под маской? Потому что… вашу болезнь… видно? – неуверенные слова от меня.

– Я делаю это, чтобы не навредить тебе, Лу. Плевать я хотел на то, как это выглядит, – резкое и непривычное для него, – и заканчивай со своими вопросами. Ты в любой перспективе узнала достаточно.

Под ноготь впился кусочек краски, отчего я едва слышно зашипела и села, разглядывая новую рану.

– В-вы можете мне навредить из-за моей крови? – спросила я, наверное, сходя с ума от наглости.

Лорд зло выдохнул.

– Нет, – холодное.

И я передумала спрашивать дальше.

– Я могу…? – попытался задать вопрос врач.

– Не можешь, – перебил его Оушен.

Повисла гнетущая тишина. Которую прервала неожиданно я:

– А я для вас песню вспомнила, господин, – я выдавила улыбку.

– Когда же ты начнёшь делать так, как я говорю? – усталый вопрос, – но я и в самом деле рад твоей песне, Лу. Только пока не начинай.

Послышался скрип, какое-то шуршание и выкрик врача:

– М-милорд! Вам нельзя пока вставать! Я-я… могу!

– Арзт, покинь меня. Давай, следующий вагон, – это почему-то заставило меня улыбнуться, – Лу, приоткрой люк. Но только не сильно и зажмурь глаза. А еще вытяни руку. Я жду.

Это было очень странно, и сердце колотилось так, будто в нём появился церковный колокол, однако я сперва зажмурилась, а после подцепила крышку.

– Не опускай руку, – голос без маски очень близко, – я рад, что ты послушная, Луана. Иначе мы с тобой не были бы «друзьями», – немного обидное.

В раскрытую ладонь ткнулась какая-то твердая и неровная коробка. Хотелось открыть глаза и посмотреть, но было страшно даже думать об этом.

– Справа ручка, возьмись за неё, – указания мне, – справа, Лу, – усмешка, – право – с другой стороны. Удивительно.

Я ухватила пальцами за кожаный ремешок и потянула.

– Закрывай люк, – он дождался момента, когда я вытащу коробку на крышу, – глаза открывай только после.

Небольшой удар крышки, от которой я напугалась даже больше, чем от того, что не смогла удержать её, а после мой взгляд сперва на закрытый люк, а затем на коробку.

– Ты должна была учиться хоть на чём-то, – прокомментировал он моё восторженное общупывание кожаной поверхности кривой коробки, – это мандолина. Не такая сложная в игре, как лютня, на что я опирался при выборе. Пара лет учёбы, и ты сможешь аккомпанировать своим песням.

Три защёлки, с которыми я разбиралась, пока он говорил. Я почти ничего не слышала – в ушах будто море било о скалы. Глаза слезились, я не дышала, и в душе раскрывалось что-то такое же огромное, как весь этот поезд со всеми людьми.

Крышку я открывала долго, как и долго смотрела под неё, не решаясь коснуться гладкого блестящего дерева.

– С фортепиано всё вышло бы проще, согласись ты находиться в одном из моих вагонов, однако…

Первое прикосновение. Лёгкое, неосязаемое и нерешительное.

– …единственным минусом будет то, что пальцы огрубеют от струн. Каюсь – я не взял это в расчёт.

Струны были тоже блестящими, ровными и длинными. А ещё металлическими и тонкими.

– Я уже сделал заказ на специальные перчатки. С размером определённо будет промах, потому я написал о нескольких парах. Лу?

Я выдохнула.

– Я вас люблю, – не сдержала порыва.

Тишина в течении секунды, и его смех.

– Луана, я и предположить не мог, что тебя так легко подкупить, – он вновь усмехнулся, только уже не так громко. А после был перебит старичком, снова вошедшим в этот вагон.

– Вам только что доставили почту, милорд, – тихо произнес врач, – мальчик-слуга принёс целую стопку писем.

– Замечательно, – ответил ему Оушен, – неси сюда. Сегодня без музыки, Лу. Но песню ты мне обещала.

Лицо, казалось, стянуло вниз от его реакции. В груди было холодно и зябко, будто никто в целом мире не смог бы согреть меня сейчас. Кроме него. Его слов. Любых. Но только не смеха над моим признанием.

– Луана? – не дождался он.

– Вы не подкупали меня, Оушен, – плечи опустились сами собой.

А грудь в этот момент наоборот – вздымалась.

– Чем, в таком случае, я смог бы тебя подкупить? – насмешливый вопрос.

Я же зашла в тупик.

– Песня, господин, – нашла выход я.

И зажмурила глаза, стирая рукавом платья слёзы радости и одновременного горя. А потом выдох. И спокойствие.

Любовь и страх бьют больнее кнута и палки.

– Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала – их только три!

Между клёнов шёпот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый!

И я тоже. Умру с тобой…»

Это песня последней встречи.

Я взглянула на тёмный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-жёлтым огнём

(прим. автора: стихотворение Анна Ахматова «Песня последней встречи»)

– Ты романтизируешь все песни и рассказы, которые знаешь, – задумчиво произнёс милорд, – это, я так полагаю, должно пройти с возрастом.

Я поджала губы и нахмурила лоб.

– Почему именно я, господин? – вопросила я, – неужели ни одна девушка не забиралась сюда… как я?

Он хмыкнул.

– Ни одна, Лу. Ты была первая и единственная не струсившая и сбежавшая только после моего вопроса о песне.

Пальцы вновь прошлись по деревянной поверхности инструмента.

– Но вы меня не прогнали, – продолжила я.

– Не прогнал, – неожиданно прохладное, – я только сейчас заметил один прискорбный факт: ты называла себя внучкой графа, а я уверял себя, что обманулся, и ты говорила мне «дочка».

Тишина. Я застыла и, кажется, поблекла.

– Так кто ты, Луана? Дочка или внучка графа?

До меня доносился шелест бумаг, будто бы ими трясли, крайне резко рассекая воздух. Со злостью.

Он прочитал что-то в письмах, которые принёс ему врач?

– Ни та, ни другая, господин, – дрожащим голосом ответила я.

И зажмурилась, одновременно ведя пальцами по инструменту, всё ещё находящемуся в коробке.

– Луана, честное слово! – устало прошипел лорд, – я не хотел этого, однако ты вынуждаешь меня применять давление в твоём отношении!

Я широко раскрыла глаза, усмиряя слёзы, вызванные ветром, и стёрла пальцами несколько капель из уголков.

– Вы так сильно желаете добиться правды, – шепнула я, – к чему она вам? Чтобы стать вашим другом нужно все обо мне знать? Вы и в самом деле давите на меня. И… я могу идти?

Не знаю, смутился он или же рассердился сильнее, но между нами повисла тишина. Я не могла и не хотела уходить, а лорд… был самим собой: властным, но не грубым, как другие мужчины, молчаливым, но не грустным, ясным, как солнце с утра, но холодным и таинственным, как луна.

– Я не стану больше докучать тебе своими вопросами, Лу, – неожиданно мягко отступил он.

Я сперва не поверила своим ушам.

– Мне стоит и в самом деле быть терпимее к тебе, – совсем сбивающее с толку.

Мне казалось, что сейчас последует удар. Так всегда вели себя сестра и её муж, когда задумали наказать меня посильнее. От этих мыслей было страшно.

– В-вы меня накажете? – не выдержала я того густого и напряженного воздуха, что был вокруг.

– С чего ты решила? Мои слова были противоположны тому, о чём ты меня спросила, – задумчиво-прохладное.

Я не хотела говорить. Мне казалось, что мои мысли будут тем самым камнем, который он кинет в меня в следующий раз. Но разве такое было с его стороны? Хоть раз?

– Простите, – прошептала и уткнулась взглядом в инструмент, – мне принести вам е…ё? Она должна храниться у вас, потому что… это же ваша…она. Я столько не заплачу.

– Мандолина? – он дождался моего согласия, – Лу, прекращай. Разве кто-то забирает подарки? Даже для сохранности? Она – твоя, а значит и ответственность за неё ты несёшь самостоятельно.

– Вы были бы прекрасным отцом, милорд, – услышала я голос врача.

За ним последовала тишина, прерванная злыми словами господина:

– Арзт, будь любезен, исчезни с моих глаз! Я не нуждаюсь в твоей хвальбе!

Я улыбнулась, понимая, что вышло всё совсем не так.

– Вам необходимо сменить…

– Меняй и выходи! – не терпящее возражений.

Шаги, какое-то шуршание и… капли. Лёгкая трель по полу или может столу… но точно чему-то деревянному.

– Прошу прощения, милорд, – слова врача.

– Несущественно, – прохладный ответ.

Я затаилась, не желая пропустить и единого шороха.

– Расскажи о своей семье, Лу, – огорошил меня Оушен, – можешь выдумать, если нет желания говорить правду.

Я вытянула губы в трубочку от задумчивости. Сложно было больше найти что-то и вспомнить, а не придумать. Но я хотела именно правду.

– Мы с бабушкой часто ходили в лес зимой. Это нужно было для того, чтобы найти под снегом или на веточках некоторые растения. Бадан, Барвинок, Заячий корень – мы искали их для того, чтобы делать чай господам или заваривать для себя. Это было… весело и интересно, – я опустила голову, – когда не было снегопадов или мороза. А ещё в холодные зимы… Там, где мы жили, есть очень много озёр и болото. Они замерзают, но… всё равно можно провалиться.

Я закончила мысль, не зная куда деть всё, что было на душе.

– Это счастливое воспоминание хм… или рассказ? – поинтересовался лорд.

Я качнула головой.

– Не знаю, Оушен. Оно оставляет сложные чувства.

– Проверить не так затруднительно: ты хотела бы вернуться в то мгновение?

Я нахмурила брови и прошлась по коже короба до петель с замками.

– Если только того, что было после, не будет, – я положила крышку и застегнула крепления, – вы сказали мне про ответственность, господин.

Он остался дожидаться продолжения моих слов, потому и молчал.

– А что если… я боюсь её? – мои слова становились тише с каждым звуком, – что если я не справлюсь и всё испорчу?

Лорд хмыкнул и, кажется, подошёл к люку. Я слышала его неспешные приближающиеся шаги.

– Мой отец был достаточно принципиальным и твёрдым человеком, – начал он издалека, – и моё мнение в большей степени зарождалось от его мыслей. Это было давно, однако я запомнил эти слова на всю жизнь: на тебе всегда остаётся ответственность. Убегаешь от неё – значит признаёшь собственную слабость.

Я опустила голову на уже закрытый короб. Его слова вгоняли меня в тяжёлые раздумья.

– Я переосмыслил это, Лу. Меня, можно сказать, подтолкнули на это некоторые события. Ответственность найдёт тебя в любом случае. Она не исчезнет, а может только остаться мёртвым грузом. Однако, в нашем обществе часто используют такую практику, как «перекладывание собственной ответственности на другого». Весьма забавная вещь.

Он усмехнулся и продолжил:

– Её используют женщины, вступая в брак или находясь под покровительством отца.

По какой-то причине я догадывалась об этом ещё с начала его слов. И не к чему было лукавить, но все семьи так строились: жена ничего не решала. Интересней было слышать байки, приносимые нашим старостой, о тех леди, которые «враждовали» с традициями. Мужчины, которые слышали об этом, смеялись.

– Значит, ответственность нужна только мужчинам? – спросила я.

– Ты подводишь меня к такому термину, как «равноправие»? – хмыкнул лорд, – я не стал бы возлагать на него надежды…

Я устало оглядела несколько деревьев, притаившихся в небольшом овраге.

– …ещё лет двадцать назад. У меня было время, чтобы осмыслить прошлые ошибки. Эта – одна из тех, о которых мне следует вспоминать чаще.

– Мне кажется, вы не способны на ошибки, – я выпрямила затёкшую спину и потёрла уставшие глаза.

– Раньше – был, – короткий ответ.

Зевок я не сдержала.

– На плохое вы точно не способны, – утвердительно заметила я.

– Фантастические допущения твоего сознания меня удивляют, Лу. Тебе стоит осознать, что каждый человек способен на зло. Важно лишь учитывать посыл.

Я не поняла и слова из первой фразы, да и глаза уже начинали слипаться.

– Тебе пора, Луана, – непреклонное, – завтра будет новый день. Тебе не понравились конфеты. Что тебе нравится?

Я стушевалась, не зная, что ответить.

– Вы иногда задаете очень сложные вопросы, господин, – рассмеялась я.

Это показалось мне очень забавным. Ему, кажется, тоже.

– Ты непосредственна, Лу. Но в совсем необязательные мгновения, – выдохнул лорд, – ступай.

Я поднялась на ноги и сжала пальцами ручку. И сказала то, что хотела уже несколько минут:

– Я очень хотела переложить свою ответственность на вас, господин.

Мужчина замолчал, не издавая никаких звуков.

– Это невозможно до твоего шестнадцатилетия, Лу, – наконец, произнес он.

Я нахмурилась, не понимая почему он так ответил.

– Вы сможете забрать у меня м-мандолину только тогда? – переспросила его.

До меня донёсся его шумный выдох.

– Ты имела ввиду инструмент, – произнес он, – замечательно. И, как я уже сообщал, непосредственно, – усмешка, – иди спать, Луана. Уже поздно.

– Спокойной ночи, Оушен, – шепнула, крепче ухватила ручку, вздохнула и, немного накреняясь, пошла в сторону своего люка.

А когда аккуратно спустилась по лестнице, сошла на пол и добралась до последнего вагона, то положила свой подарок к стене рядом с собой. Пружина была позабыта – теперь её место заняла приятная кожаная поверхность короба.

***

Взять с собой на кухню инструмент я не решилась. Всё утро переживала о том, что кто-то может сломать дорогой подарок лорда, за который я должна была нести ответственность.

Я не желала его расстраивать. Не хотела, чтобы он подумал, что я совсем ни на что не гожусь, раз умудрилась не уследить за дорогой вещью. Не думала, что будет ругаться, а именно переживала о том, что он подумает обо мне.

Снова посмеётся.

– Сядь, Лушка, – даже подвела меня к скамейке Веста, – не иначе, что случилось? Бледная, да нерасторопная.

Я качнула головой, приняла помощь и осталась держаться за её руку.

– Как… как показаться интересной гм… мужчине? – я с мольбой уставилась в её удивленные глаза, – чтобы он… я… чтобы я ему… – я зажмурилась и прошептала, – чтобы он меня тоже полюбил.

Повариха молчала, не забирая из моих вспотевших и дрожащих ладоней свою и не шевелясь при этом сама.

– Ох, Лушка, Лушка! – она сделала тяжёлый шаг ко мне, чем заставила подвинуться, и с трудом опустилась рядом, оставив меня на самом краю, – и чего тебе неймётся? Сама же сигаешь в горящую полынью! – она вздохнула, – да кто ж тебя уже остановит, дурную. Раз сама решила, то и не оклемаешься.

Я поджала губы.

Это и в самом деле было глупо – надеяться на чувства со стороны самого лорда. Но я как раз была той, кто большую часть своей жизни прожила в мечтах. Той, кто всей душой желала видеть волшебство и сказочность в каждом мгновении своей жизни. Той, кто умела верить и ждать.

– Я скажу тебе слова, что должна была сказать тебе твоя мать, Лушка, – женщина внимательно меня оглядела, – не станет он тебя любить. Никто из мужиков не станет, – она поймала мой удивленный взгляд, – не лупкай, а слушай! Не любят они так, как мы! Другая любовь им нужна. Это ты только и видишь, как он тебя за руку держит, да подарки дарит, а он… сам-то… не надо тебе этого, послушай ты меня. Не надо, Лу. Ой, не надо.

Её лицо вытянулось. Щёки будто сползли вниз, сделав её лицо еще строже и сварливее. Однако, теперь оно было ещё и печальным.

– Я понимаю, что ты имеешь ввиду, – я проследила за тем, как она встала и похромала обратно к очагу, – и я не так юна, как все вы думаете. Но… он и в самом деле невероятный. Добрый, не такой… липкий и неприятный, как остальные. Он не станет «любить» меня так, как говоришь ты. Он хороший и совсем не злой. А еще очень умный и спокойный. Никогда не ругается и не кричит.

– Да разве ж кто-то из них до того самого кричит?! – всплеснула руками она, – разве они ругаются? Подумай, Лушка. Подумай только! Погубит он тебя, как есть погубит.

Я отвернулась к окну, пряча в послеобеденном пейзаже… улыбку. Глупую влюбленную улыбку девушки, которая хотела быть обманутой. Могло ли быть хуже мне от этого? Разве что душе, на которой появится грязное несмываемое пятно, что никак нельзя будет забыть. Но я готова была нести эту ношу. И я решила это уже давно.

– Луана, – вывел меня из мыслей его голос, отчего я буквально подскочила на ноги и метнулась к двери.

Он уже сидел за столом, привычно прямо держа спину и закинув ногу на ногу. Однако кое-что в нём изменилось: той накидки на голове теперь не было, по плечам струились светлые волосы, выбирающиеся из высокого хвоста почти на макушке, а прикрывающий тёмный плащ был заменен бардовым камзолом с золотыми вставками, будто армейским.

От радости я даже запнулась, прежде чем пройти и сесть напротив него.

– Здравствуй, Лу, – улыбнулся мужчина.

Я смогла увидеть эту улыбку. Ясную, милую, немного кривую и сдержанную, но одновременно тёплую.

Мое дыхание сбилось.

– Вы… сегодня… – пролепетала я, схватившись за край стола.

Сегодня была другая маска. Похожая на прошлую, и в ней снова не было прорезей для глаз, однако… она доходила до середины лица лорда и открывала острый кончик носа, изогнутые в насмешливости губы, светлые скуластые щёки и острый подбородок. Красивый. Даже сейчас, когда я не могла видеть второй половины его лица с такими, казалось бы, важными чертами, как глаза.

– Арзт прибыл, – пояснил лорд, – он сделал свою работу, а значит мы можем находиться на расстоянии друг от друга без той степени защиты.

Я кивнула и закусила губу.

– Я забыла вчера вас поблагодарить за подарок, – смущённо опустила взгляд я.

– В таком случае благодари, – милостиво вогнал меня в краску он.

– Спасибо, – прошептала я под его усмешкой.

– Мне импонирует твоя радость, Лу, – вновь непонятно произнес Оушен, – как и твоя извечная скромность. Это… умиляет.

Брови сошлись в одну линию от непонимания.

– Кофе, – лорд слегка приподнял голову, чтобы, кажется, взглянуть поверх моей головы, – для госпожи тоже.

Я было махнула головой, не желая пить ту дурно пахнущую гадость, однако меня опередили его слова:

– Тебе стоит попробовать, Лу. Уверяю тебя, это не так приторно, как конфеты, – его губы стали строже и прямее.

Ответа от меня никто не требовал, потому я ничего изменять не стала.

– Я… могу задать вопрос? – наконец, осмелела я.

А после его легкого кивка продолжила:

– Вы подарили мне инструмент, – заставила его кивнуть второй раз я, – но я не смогу научиться играть на нем сама, а потому…

– С учителем всё вышло сложнее, Луана, – опередил меня он, – в том городе, где мы останавливались, мне не получилось найти тебе достойного преподавателя. Единственным выходом оставалось только выписать его по почте. Впрочем, тебе стоит быть терпеливее, ведь уже к следующей остановке твоё обучение обязательно начнется.

Он дернул уголком губ, я повторила его жест.

– Я полагала, что учить меня будете вы, – решила сказать ему.

Он удивился. Замер на пару секунд, а после отвлёкся на мальчика-слугу, принёсшего широкое серебряное блюдо. Передо мной и лордом было поставлено по чашке на маленьком блюдце, посередине стола оказался стеклянный чайник с таким же рисунком, а сам юноша отошел на несколько шагов к стене, чтобы опустить голову в услужливом жесте.

Мне от этого стало не по себе.

– Насколько я знаю, в твоей семье не было мужчины младше условных сорока, а значит ты могла упустить этот момент из своего образования – мальчиков не обучают игре на музыкальных инструментах. Это считается исконно женской… женским пристрастием, – говорил он это мне, но повернув при этом голову к мальчику, что было немного странно.

– Мне стоит… – я поднялась на ноги, желая разлить по чашкам напиток.

– Сядь! – холодное и резко снисходительное следом, – ты больше не работаешь слугой, Луана. И тебе не стоит подходить ко мне ближе.

Я вновь присела, сжавшись от его непонятных приказов, и подтянула голову к плечам. Лорд тяжело выдохнул.

Слуга быстро метнулся в нашу сторону, налил сперва лорду, а затем и мне, за что получил моё тихое:

– Спасибо.

– Ты могла пострадать, Лу, – неожиданно мягко добавил лорд.

Я взглянула на него. Точнее в глаза маски.

– Я бы даже не коснулась вас, господин, – вышло немного обиженно, отчего мужчина не удержался от улыбки, – к тому же, он тоже мог «пострадать».

– Не мог, – ответили мне, – пострадать можешь только ты.

Я задумалась.

– Из присутствующих, – добавил он, а после сделал глоток из свей чашки, – можешь пробовать, кофе даже не горячий.

Я взяла в руки чашку, повторив его жест, а после поднесла к губам край.

– Следует взять блюдце во вторую руку, – его пальцы коснулись моей тарелочки в тот же момент, что и мои, однако сразу же отпрянули, подтверждая его опасения.

Тонкие аристократичные пальцы, не скрытые в этот раз перчатками, добрались до его части сервиза и взяли его под донышко.

– Вот так, – дернул уголками он в какой-то нервной улыбке, – тебе стоит вспоминать этикет чаще.

Вспоминать? Сперва необходимо его выучить!

– Однако, ты всё же можешь его проигнорировать, – расслабился лорд, – к чему он тебе на военном поезде.

Его блюдце с негромким звоном оказалось на столе, куда было практически брошено.

Я такой резкой смены настроения не поняла. Но попыталась не вздрагивать и начала пить так, как он показывал изначально.

Кофе было горьким, с мелкими частичками, оседающими на зубах и языке, и чёрным, не мутным, но и не прозрачным. Чашка вернулась на стол, а запах и вкус остались во рту. Мне захотелось воды.

– Ты могла бы сходить за конфетами – они сравняют горечь и сладость, – спокойно произнес Оушен.

Я напряглась. До последнего вагона точно дольше идти, чем до того, где лорд поселил меня с Вестой. Даже если я буду бежать, то он узнает, что я не стала выполнять его приказ.

– Мне не понравился кофе, – почти с мольбой посмотрела на него я.

– Совсем? – на его губах повисла насмешливость, от которой я тоже не сдержала улыбки, только со совсем другим значением.

– Да, Оушен, – подтвердила для него.

Он деланно кивнул, важно приподнял подбородок и продолжил тем же тоном:

– Знаешь, Лу, ты вводишь меня в некоторое недоумение. Тебе не нравится сладкое, горькое… на очереди солёное, однако я в какой-то мере теряю надежду, опасаясь предлагать тебе что-то неординарное!

– Мне нравится гречка с солью, – решила помочь ему я.

И впервые услышала его смех так близко и открыто. И это не было привычным хохотом мужчин, скорее мягким мелодичным смехом того, кто не желает унизить тебя этим жестом. Из-за него хотелось смеяться самой, а не скрыться где-нибудь подальше отсюда.

– Слишком… просто, – с его лица медленно сползла улыбка, – просто? – вопрос к самому себе, – просто. Над этим стоит поразмыслить.

Я кивнула.

– Мне чужды эм-м… перепады! – я вспомнила слово, – мне нравится всё среднее, – я стушевалась, – я имею ввиду именно вкус.

Он усмехнулся.

– Я понял, Луана. С остальным твои «вкусы» достаточно часто выходят за грань.

Чего он хотел донести до меня этим, я не поняла, пусть слова и были простыми.

На Эшелон уже опустились сумерки, потому, когда в темнеющем вагоне зажглась цепочка света для богатых, я вздрогнула. Но не наблюдающий за мной лорд.

– Возобновили подачу газа, – сказал он, практически замерев.

Я с интересом прищурилась, ожидая дальнейших его пояснений.

– Вы использовали дома керосин? – обратно моим ожидания вопросил он.

Я мотнула головой, жаждая узнать, о чём он говорит.

– Да, конечно, – выдохнул Оушен, – ты и не должна была таким интересоваться. Это было бы странно для графини.

– Мне очень интересно, – подалась вперед я, чем заставила его недовольно поджать губы.

Потом отсела обратно, покорно опустив голову, ощущая его злость. Но я ошиблась, а лорд начал объяснение:

– Керосин – это устаревшее топливо для ламп, для так называемых «керосиновых ламп». Само вещество в них горит и даёт свет. Не так практично, как газ. Сейчас почти везде используют газовые лампы – принцип работы схожий, но немного отличается, – он усмехнулся, видя мой горящий взгляд, – я могу дать тебе почитать книги об этом.

Мои глаза стали шире.

– У вас есть книги?! – я практически задохнулась от восторга.

Лорд моего восхищения не понял, и поджимал губы уже как-то задумчиво.

– Да, Лу. Есть, – спокойный тон, – ко всему прочему, мое предложение переместиться с беседой в мои вагоны все еще в силе.

Я была на грани того, чтобы не отправиться туда сейчас. Однако в душе всё ещё сидели сомнения и слова Весты. Я никогда не была трусихой, а значит…

– Х-хорошо, – выдохнула и сжала пальцы в кулак под столом, не желая показывать волнение.

– Замечательно, – лорд опёрся на стол, затем встал и произнёс, – в таком случае я пошлю за тобой слугу завтра. Сегодня уже совсем поздно.

Я закивала с радостью и встала вслед за ним.

– Но при одном условии, Лу, – добавил он, отчего я замерла, – сегодня ты не пойдешь на крышу. Тебе стоит выспаться, а крыша и в самом деле не место для девушки. Не забирайся туда больше.