Анна Цой
Эшелон сумрака
– Береги его, миледи, – он развернулся спиной ко мне и оглядел мою сестру с её мужем, пока я растерянно прижимала к груди что-то священное, чего даже касаться должна была только чернильной пастой, когда ставила подпись.
Однако лорд отходить от меня не спешил – не поворачивая головы, он произнёс для меня:
– Напоминаю, что ты хотела дать всем денег, – он хитро улыбнулся и выпрямил мою ладонь, чтобы вложить в неё мешочек со звякнувшими монетами, – госпожа Хасс, вашего проклятого мужа я не подпущу. Только вас.
Он её не отпустил. Даже не позволил выйти из-за своей спины, пусть она и пыталась это сделать.
– Я отдал приказ, – строго поторопил их господин Эшелона.
У него просто не было выбора. Оушен расплылся в дьявольской улыбке – почему-то именно такой я её сейчас видела.
И он пропустил её – дрожащую, испуганную и с молящими глазами, направленными на меня. Мне было страшно так же, как и ей, но я надеялась на то, что все мои переживания сейчас беспочвенны. Пусть что-то внутри и зудело, но лорду я верила. Он не сделает ничего плохого. Ей точно.
– Л-лушка, ч-что… что с тобой сталось? – она обошла мужчину и встала с другой стороны от меня, – как же ты…
Я положила на её руку злополучный мешочек и сжала второй рукой рукав ухмыляющегося господина Эшелона, всё ещё прижимая к себе бумаги. Я боялась её саму, а не того, что может сделать с ней мой… муж. Я боялась, что она сможет забрать меня в свой дом обратно, что я вновь стану той, кем никогда не хотела быть. Оушен смог меня защитить, однако я всё равно боялась волшебного удара судьбы.
– Закончила? – отметил он моё молчание.
Я коротко кивнула, прижалась к нему сильнее и очень сильно удивилась, когда он рывком развернул меня лицом к себе, открывая спину для сестры. Я выдохнула весь воздух из груди и уставилась в его глаза с опаской.
– Ты не оценишь это сейчас – я осознавал это в тот момент, когда задумывался в первый раз, и когда задавал тебе вопросы, – строгие слова, – однако, я уверен, что через несколько лет, когда с твоего сознания падут оковы юности, ты меня отблагодаришь, – он поднял взгляд ко входу и позвал кого-то оттуда, – Клаус!
– Полная готовность, милорд! – ответил офицер.
Мою грудь сдавил ужас.
– Начинаем! – довольное и радостное от Оушена, – все на выход!
И он потянул меня туда, пропустив мою сестру, убежавшую к мужу. Оба они спустились на землю и встали спереди от толпы, пока мы выходили из церкви. Солдат здесь уже не было, а мы двое были единственными, кто выглядел необычно, не как остальные.
– Я напишу жалобу на имя императора! – вновь стал самим собой священник.
Лорд даже не повернул к нему глаз, смотря на меня:
– Не шагу от меня, ясно? – он был суров, – поймаю и не выпущу из Эшелона весь следующий круг.
Я кивнула, не поняв про что он, и почему я должна от него отходить. Я даже шагу без его руки не сделаю!
– Восхитительно, – он аккуратно стянул с моей головы фату, рывком закинул её на своё плечо и потянулся к моей маске.
Я отступила на шаг, удерживая её на своем лице.
– П-проклятье ещё не ушло, и я могу… – тихо напомнила ему.
– Я на это и рассчитывал, Лу, – мягкий тон.
Но не терпящие возражений действия: снимал заслон на моих глазах он не так бережно, как до этого – стянул и, кажется, отбросил на землю, потому что я услышала лёгкий стук в отдалении. Глаза были зажмурены заранее, я не хотела никого убивать.
– Многие философы говорят, что любовь делает человека добрее, – начал Оушен.
Говорил он для меня или для них, было неясно, но смысл его слов понимала, наверное, только я.
Через секунду по толпе прошёлся ропот и крики ужаса – люди начали убегать. Я смогла лишь сильнее зажмуриться и впиться пальцами в руку сошедшего с деревянного настила мужа.
– Это ложь, Лу, – я слышала в его голосе усмешку, – по какой причине тогда моя любовь к тебе сделала меня злым, ревнивым, жестоким и мстительным?
Я расслышала раньше скрывающийся за криками треск, уловила на ветру запах огня и гари. Запах горящего дерева.
«Вы знаете, что это сделал ваш муж? – через долгую минуту спросил парень, – говорят, что на этом месте был целый город. Тогда он был намного больше и был столицей северных земель, а в самом центре была Церковь Всезнающего, – он хмыкнул, – именно с неё он всё начал – сжигал своим чёрным пламенем не только прячущихся солдат, но и всех, кто здесь был. Женщин, детей, стариков и раненых. А знаете почему? Чем они провинились перед ним? Они посмели спрятать своих же мужчин, которых отправили воевать с ним.»
Он хочет сжечь всю деревню?!
Я широко раскрыла глаза, повернув голову назад и выдохнула – чёрный огонь разросся уже до крыши и занял одну из стен. Ту самую, у которой ещё мгновение назад стоял лорд.
– З-зачем? – прошептала я, – зачем ты это делаешь?!
На мне остановились мои же голубые глаза, с сожалением и снисхождением взглянули, а после отвернулись, будто не выдержав моего взора.
– Из-за любви, Лу, – рассмеялся он, а после направил руку в сторону первых домов, отправляя туда столб черного огня и продолжая, – из мести, – сквозь сжатые зубы, – потому что могу.
Вокруг мелькали испуганные люди, которые ещё недавно стояли недалеко от нас. Я видела на их лицах такой ужас, которого не видела никогда до этого. Здесь были и женщины, прижимающие детей к груди, и едва бегущие старики, и мужчины, кричащие от ожогов. Все они были теми, кто погибнет из-за меня.
Из-за того, что сотворила я своими словами и действиями. Из-за того, что разбудила в его душе совсем не то, что должна была.
– Остановитесь! – мой крик не заглушил то, что творилось на фоне, – пожалуйста!
Я бесстрашно схватила его за мундир на груди и дёрнула со всей силы, отвлекая от новой волны огня, отпускаемой в пляс по домам. Вокруг всё горело.
– Не забывайся, Луана! – злое на меня, хоть я даже с места его сдвинуть не смогла, – не мешай мне!
Он схватил меня за запястье, немного дёрнул и отпустил, отчего я едва удержалась на ногах.
Глаза уже давно резало от дыма и копоти – я не могла понять, от чего у меня слёзы, от происходящего или от бессилия и ужаса.
Вокруг было огромное шкворчаще-пылающее зарево Огня дьявола, сам он стоял рядом со мной с улыбкой и смотрел чётко вперед. Он был уверен, что сделает лучше, после того как сожжет целую деревню, полную безвинных людей.
– Пойдём, – схватил меня за руку он, – огонь не причинит тебе вред, Лу, – его щёка дернулась, а мне досталось его злое, – что же насчёт твоего поведения, то мы поговорим об этом на Эшелоне – сейчас отклонение от плана непростительно.
Меня потянули вперёд, прямо в огонь, пока я пыталась вытащить свою руку из его и держаться каблуками за землю. Но он был сильнее и яростнее настолько, что, казалось, упади я, он поволочёт меня за руку дальше, может и заметив, но не подумав об этом, как о чём-то важном.
– Насчёт любви, – он даже не стал перешагивать горящую в некоторых местах землю или обвалившееся дерево и шёл прямо по нему, – и того, что она всегда несёт за собой зло. Я могу доказать тебе это прямо сейчас.
Я сперва поджимала своё уже потемневшее платье к ногам, но вскоре поняла, что по какой-то причине оно не горит, и огонь проходит сквозь. Эти мысли были странными, потому что мой плач и слёзы лорда не отвлекали, в то время как я сама почти падала от бессилия. На середине центральной дороги, точнее того, что от неё осталось, я попросту сдалась – упала, зачерпнув свободной рукой землю и всё же заставила его остановиться. Оушен безразлично подкинул меня, как куклу, закинул на плечо и продолжил:
– Не впадай в уныние, жена. Каждая тварь, жившая в этом месте, так или иначе сделала тебе больно, – он усмехнулся, – я это почти исправил. Пара минут и… – хмык, – ты можешь покричать на меня, обидеться, или что ты там опять задумала. Однако тебе придётся принять те мысли, которые сегодня я вложу в твоё сознание: добро – эфемерное понятие. И только незначительные слабые люди отрицают главенство зла. Ты перешла под мою власть и ответственность. И ты обязана понимать это, если не считать так же.
У меня не было сил на всхлипы. Я вдруг поняла насколько сильно устала от его «ответственности», которую он принял за меня. Сама бы я никогда не приняла таких решений, которые позволил себе он, но… что я могла сейчас сделать? Только плакать, осознавая, что мне придется жить, в отличие от всех этих сгоревших заживо людей.
– Пришли, – его рука спустила меня на землю ногами, немного уткнула носом в его же грудь, пройдясь по волосам в поглаживании, и непреклонно развернула, – тебе придётся посмотреть, Лу.
Я встретилась глазами с толпой плачущих от кошмара и смертей вокруг людей. Здесь были не только женщины, я успела заметить несколько мужчин, прежде чем зажмурилась и попыталась осесть на землю – мне этого не позволили. Люди жались к высокому частоколу, пытаясь перелезть и сбежать из деревни, пока не поздно, однако стоило чьей-то руке ухватиться за верх, как в воздухе раздавался хлопок и от места оставалась дыра. С той стороны стреляли из ружей солдаты.
– Что и требовалось доказать, – с ухмылкой произнес Оушен, – ты всё ещё опасна для мужчин. Однако… – он сжал пальцами мой подбородок, повернул его в сторону и склонился к моему уху, – открой глаза.
Я даже вздохнуть боялась, не то что послушать его
– Посмотришь, и я отпущу оставшихся доживать свои жалкие жизни, – хмык, – почти всех.
Мне было страшно. Но я могла понять, что он убьёт их, стоит мне воспротивиться, а значит… я кого-то убью?
Я всхлипнула и взглянула вперед. Зажмурила глаза я даже не потому, что могла кого-то убить. Передо мной стоял он.
– Открывай, Луана, – нетерпеливое, – я жду. А вот люди – нет.
Из груди вырвались рыдания. Они ещё там остались?
Но я сделала так, как он сказал. И осталась стоять смотря в глаза тому, кому не смотрела никогда за всю мою жизнь в его доме. Ни единого раза. Никогда.
– Интересный факт. Укажу тебе на него – он остался жив, – почти выплюнул Оушен, – напомнить причину?
Подбородок отпустили, и я смогла мотнуть головой. В ней вдруг стало пусто и гулко. Но не так, как было после обмена глазами – сейчас там что-то заскрежетало, хлопнуло и будто встало на свои места. В душе появилась сила и то, чего там не было никогда: осознание этой самой силы.
– Можно мне револьвер? – я даже не узнала свой голос.
Но вспомнила то, что видела его под мундиром.
Лорд сперва удивленно вскинул бровь, затем невероятно довольно растянулся в улыбке и ответил:
– Я в некотором замешательстве от того, – он подал мне тяжёлую рукоять и продолжил, – что ты так легко…
Договорить он не успел – я выпрямила дрожащую руку и нажала. Крючок не поддался. Оушен поднял бровь, убрав от своего живота оружие.
– …перешла на мою сторону, – продолжил он, – сперва взводят курок, – выдохнул он, – потом нажимают на…
Выстрел!
В голове остался только противный писк. Мою руку вывернуло с такой силой, что я упала и прокатилась по земле, прежде чем оставшийся стоять, но пошатнувшийся лорд провёл рукой по собственному бедру с залитой кровью штаниной, хромая подлетел ко мне и прорычал, дёрнув меня глубоко в сторону:
– Стреляй!
Пули пронзили дерево частокола, пока я пыталась освободиться из его мертвой хватки и кричала, махая руками – ни один мой удар не пришёлся по нему, теперь он держал меня подальше от себя, а оружие осталось лежать позади.
– Полагаю, разлюбить тебя после этого я не смогу, – прошипел он в моё ухо, тяжело дыша и останавливаясь, – однако твоё сопротивление выводит меня из себя. Я уж было подумал, что придётся отпускать всех живыми, – усмешка.
– Ты… – попробовала сбежать я, – отпусти меня!
Меня тряхнули за платье на груди, заставив замолчать, а после швырнули на землю у самых ног, выбив весь воздух из груди. Сил вновь не осталось, и единственное, что я смогла – это вытянуть вперед синюю от боли руку, которой я держала револьвер. Двигала я ей с трудом, она уже успела опухнуть и выглядела немного странной, будто кривой.
Но это не было самым страшным, потому что над нами бушевало чёрное кольцо пламени, не оставляющее на своем пути ничего, кроме нас двоих.
В этот момент я всей своей душой желала исчезнуть вслед за теми, кто умер или в огне, или от выстрелов солдат Эшелона Сумрака. Однако, мне было дано совсем не это: перед опущенными мною глазами, боящимися видеть проклятый огонь, застыл нетронутый циферблат часов на той самой руке. Стрелки в нем остановились и не двигались. Сейчас это было или раньше, я не знала. Я видела только время: час и пятнадцать минут.
Шестьсот шестьдесят шесть.
Счёт окончен.
Глава 20
Карета подскочила на ухабе, подкинув меня вверх. Я не сдержала всхлипа от боли в руке – она была совсем нестерпимой. Колющей, протяжной и сильной.
– Секунду, – голос над головой, – даже твой Всезнающий тебя наказал за желание навредить мне, – беззлобный хмык, – ты прострелила мне ногу! У меня уже возникают предположения, что ты мне снова лгала, когда говорила про свою любовь. По какой причине я не могу злится на тебя?!
Его руки бережно заматывали мою совсем опухшую руку в синюю ткань, приматывая её к тонкой деревянной палке.
– Вы – чудовище! – дернулась подальше от него я.
Попыталась встать, но была непреклонно усажена обратно между его ног и прижата спиной к груди.
– Сидеть! – рыкнул он, а потом сразу сменил тон на мягкий, – доделаю, и встанешь. А что касается твоих ругательств в мою сторону, то можешь продолжать. Мы оба уже поняли твою бессовестную натуру.
Слёз не осталось совсем. Как и сил: я чувствовала себя настолько уставшей, что сопротивляться ему себя заставляла.
– Осталось не более получаса до Эшелона, – как ни в чём не бывало продолжил он, – там введу тебе обезболивающее и наложу более крепкую повязку, – он хмыкнул, – что насчёт твоей совести?
Щёки стянуло вниз. Меня охватило понимание того, что происходит.
– Если бы у меня была возможность, я выстрелила бы выше, – зло, но честно произнесла для него.
Он рассмеялся! Не язвительно и без той ярости, которая должна была появиться.
– Как я уже говорил: пара лет, и ты поймешь, – он завязал узелок и кивнул.
А после отпустил рывком вскочившую меня.
– Остановите! – закричала я тому, кто сидел на козлах.
Оушен смотрел на меня с поднятой бровью и ждал, пока я выскочу из кареты, не дав ей остановиться. Туфли не позволили мне бежать по потрескавшейся пыльной дороге – ещё и руку пришлось поджимать к животу.
Но я не могла больше сидеть там: с человеком, который даже не понимал, какой ужас он совершил.
– Ничего подобного, – мужчина подкинул меня на руки, заставив зашипеть от боли и попытаться отбиться от него второй рукой, – леди Вондельштарт, будьте благоразумны, – его мои действия забавляли, – мы с вами теперь в одной лодке. Муж и жена, пусть ты и сожгла тот журнал. Отправлю письмо императору по прибытию.
– Я тебя ненавижу! – последний раз дёрнулась в его руках я, – ты… ты самый жестокий и…
Грудь сдавило так, что дышать стало сложно.
– Никогда не отрицал, – он занёс меня в карету и посадил так, чтобы сидеть напротив и смотреть на меня.
Затем сел сам и закрыл дверцу, щёлкнув внутренним замочком. Я почувствовала звенящую в голове ярость.
– Езжай! – для кучера.
Я сжала зубы. А он продолжил с улыбкой и умилением во взгляде для меня:
– Попытаешься убежать ещё раз, я сломаю тебе ещё и ножку.
В душе что-то упало и разбилось. И если бы это была это та самая проклятая богом любовь! Нет! Она сидела сейчас в самой груди и пыталась оправдать его, заползая в мою голову!
– Зачем вы убили всех? – я сощурила глаза, ощущая собравшиеся в них слёзы.
Он скрестил руки на груди.
– Предлагаю начать семейную жизнь без вопросов, ответы на которые ты отрицаешь, – он смотрел прямо без тени сожаления, – у тебя нет выбора, Лу. Я изначально не давал его тебе, – он подался вперёд, – однако, вот незадача: у меня нет ни малейшего желания делать тебе больно или плохо. Потому, призываю тебя к взаимному прощению – я прощаю твой коварный выстрел, а ты мне то, что я к-хм… совершил, а тебе не понравилось.
Я выдохнула. И попыталась найти в его глазах хоть каплю сострадания. Сожаления. Хоть что-нибудь!
– Горите в аду, – прошептала я, увидев на его лице смешок.
– Мне нет разницы, здесь или в аду, – усмехнулся он, – основополагающий фактор – это ты.
Я поджала уже мокрые от слёз губы и направила взгляд в открытое окно, из которого было видно огромное тёмное облако дыма, идущее от чёрного огня до самых небес. Единственным, что отличало его от прошлого, было то, что здесь не было тающих снегов, как в Пустоши. Но были такие же безвинно сожжённые люди, которых никто не пожалел.
– С другой стороны, – он стал задумчивым, – твоя храбрость меня поражает, – добавил довольную улыбку, – помнится, некоторое время назад я высказывался, что твой характер даст о себе знать, – кивок, – я был прав. И знаешь, это восхищает!
Я удержала громкий всхлип.
– Полагаю, что необходимо будет убрать с виду все колющие и режущие предметы. Хотя… меня вполне греет эта боль в ноге! Отрезвляет и… – он дернул щёкой и кивнул сам себе, – да, лучше тебе этого не знать.
Я мотнула головой.
– Ты лишился рассудка, – сказала ему.
Он кивнул, убрал с лица всё своё веселье и вновь стал строгим собой.
– Скорее, ты меня его лишила, – обдуманные уверенные слова, – готова понести наказание за этот грех?
Уголки его губ дрогнули в улыбке. А я промолчала, давясь тем горем, которое он принёс мне и тем людям. Но так я не могла себя заставить убрать из сердца мерзкое щемящее чувство влюбленной обречённости. Своими действиями он вдруг показал мне то, что я пыталась запихать глубже – я не хотела его любить. Он был ужасен. Он поступал так, что мне хотелось сгореть вместе с теми людьми, но не чувствовать того, что я чувствовала к нему.
– Главное, что я смог донести до тебя правду, – он потёр ладонью промокшее от крови бедро, – любовь несёт за собой только зло.
Я со злостью его оглядела и выпалила:
– Только твоя любовь несёт зло! Только ты пытаешься оправдать себя ею! И только…
Договорить я не успела. Он сперва сжал челюсти, затем пробормотал одно единственное «Невозможно», и подался вперед, чтобы с размаху впиться в мои губы и откинуться на спинку своего дивана, забрав туда же и меня. Через несколько секунд я смогла от него отбиться, замахнуться и несильно, но ощутимо ударить его по щеке не больной рукой.
Глаза мужчины полыхнули таким огнем, что я думала, он ударит меня в ответ, однако он склонился ко мне вновь и поцеловал с таким же рвением, но я уже не сопротивлялась – только сидела и заставляла себя не делать того же в ответ. Казнила себя за то, что не могла противиться и бить сильнее. Казнила его за то, что он всё продолжал, прижимая меня к себе и держа крепко под коленом.
В животе появилась тянущая боль.
– Отпустите меня, – прошептала я, увернувшись и упав на его плечо лбом, – как же я вас ненавижу, – я всхлипнула, – почему вы такой злой? Почему не могли оставить всё как есть и не… даже после того, как забрали у меня мои глаза! Даже после того, как я почти простила вас! Даже…
Он проверил мою руку взглядом, прошёлся ладонью по моей спине в ужасно грязном белом ранее платье и ткнулся носом в моё плечо.
– Я был очень зол, Лу, – строгое.
Мой всхлип.
– Вы и сейчас не добрый, но всё равно…
Я вас люблю. И ненавижу себя за это.
Потому что любить можно только того, кто похож на тебя. Потому что любить можно только того, кто не сделает тебе больно. Потому что… я должна была полюбить того лорда Эшелона, каким он казался мне в самом начале, а не того, кто держал меня сейчас у своей груди.
– По какой причине такая странная реакция? При пересадке ты обижалась, а не злилась, – он был задумчив.
Я тяжело выдохнула:
– Тогда вы сделали больно и плохо только мне, а не всем остальным.
Мужчина кивнул.
– Допустим. Как и допустим подобное поведение ещё пару дней. Не более.
Его голос казался тяжёлым и обещающим.
– Господин Арзт говорил, что вы сломаете мне жизнь, – вспомнила я, – но он был неправ: вы сломали мою душу и меня саму.
Он хмыкнул.
– Ничего подобного, – качнул головой лорд, – я в какой-то мере сделал то, чего добивался – ты показала характер и начала мне отвечать. Я желал спора с твоей стороны. Твоего несогласия. И твоей злости.
Мне вновь захотелось сбежать. Однако он держал крепко, пусть и бережно.
– Ты сделал это, чтобы разозлить меня? – прошептала от ужаса.
– Возможно, – ему будто не было разницы, – много причин. Месть, твоё становление, скука, желание получить твоё одобрение. Может что-то ещё.
Дышать стало тяжелее.
– Это ужасно, – ответила ему, – я верила в ваше благородство и… то, что вы не такой, как другие мужчины. А в-ты…
Он усмехнулся:
– Никто не отрицает моей высокой нравственности, Лу. Однако, понимание её у нас с тобой разное – в моём я остаюсь честен, справедлив и рассудителен. А ещё бережен, учтив и ласков, – он уточнил, – с тобой. Остальные этого не заслуживают.
Я мотнула головой.
– Отпусти меня, – вновь попыталась вырваться из его объятий.
– Не стоит тревожить твою руку настолько часто, – он прижал меня сильнее, – это опасно.
Сейчас мы видели глаза друг друга, потому, наверное, мне стало труднее.
– Я стала твоей женой, – поджала губы я, – ты обещал, что сделаешь мне больно.
Он дёрнулся.
– Не стоит брать в расчет моё поведение до того, как… произошло моё осознание, – кивок, – я не стану «ломать тебя», как ты выразилась ранее.
– Я тебя боюсь, – сквозь зубы сказала ему, спустив сперва одну ногу, а потом и вторую на пол.
Он отпустил меня, сперва хмыкнув, а после нахмурившись.
– Слова были произнесены со злостью, а не страхом, – кивок, будто самому себе, – ко всему прочему, ты успела высказать мне, какой я ужасный, а после даже дать пощечину, – он сузил глаза, – боишься?
Я сжала зубы сильнее.
– Я боюсь не за себя, а за тех людей, которых ты… – голова заболела где-то в висках, однако я на это лишь сильнее нахмурилась – руке всё ещё было больнее, – которых ты убьёшь ещё. Ни за что.
Он немного склонил голову и покачал ею, выпустив с шумом воздух из груди.
– Ты совсем ничего не понимаешь, Лу, – он обратил улыбку ко мне, – люди умирают постоянно. Нет никакой гарантии того, что они остались бы живы без моего вмешательства, – он повёл бровью, – как и не существует даже мнимой ценности их жизней.
Я прикрыла глаза, не зная, что сказать этому чудовищу.
– Всезнающий вас покарает, – только и прошептала.
И положила голову на стену у окна. Я больше не могла её держать. Не могла и думать – в голове было очень неприятно и мутно, как в деревенском озере в начале весны.
– Он уже начал свою кару, – не унимался лорд, – с твоей помощью и твоей же хитростью он сделает из меня безвольную марионетку. Однако… – он свёл брови в одну, – предлагаю перемирие. Я сообщаю тебе обо всех своих низменных планах, а ты в свою очередь не вонзаешь мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью.
Я поджала губы.
– Верить вашим словам я тоже не буду, – на душе стало ещё поганей от всех этих мыслей, – вы уже обманули меня, когда сказали о том, что будете прислушиваться к моему мнению!
Ему мои слова не понравились. Выглядел теперь он злым.
– Допускаю, что косвенно я своё обещание нарушил, – взгляд из-под бровей, – однако это совсем не так. Но разве тебе это важно сейчас? Потому, – сквозь зубы, – пересмотрим условия перемирия на более лояльные: я клянусь застрелиться, если не сообщу тебе о своих низменных планах, а ты… по меньшей мере сообщишь мне заранее о том, что планируешь вонзить «мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью», – повторил он.
Я покачала головой.
– Ты лишь хочешь сказать, что сожжёшь новую деревню или город! – возмутилась я, – я не смогу простить тебя и за это, а ты говоришь мне такое?!
Он пожал плечами. А после откинулся на спинку дивана и задумчиво меня оглядел.
– Как я вообще допустил такое? Ты выдвигаешь мне условия, оттого что я сделал так, как хотел и планировал, а тебе это не понравилось!
Я открыла было рот, но он не дал мне сказать:
– Возмутительно. С какого момента я позволил тебе запустить в себя столько власти? Ты деспотична и не идёшь на уступки!
Я положила руку на колени, склонившись над ней и вытащив из-под неё вторую.
– Мои уступки будут стоить кому-то жизни, – прошипела для него.
– Весомо, – неуверенно кивнул он, – однако совсем несуразно относительно нашей ситуации. Я готов пойти тебе на уступки, но на такие, где мы соблюдём компромисс – не более. Как я уже говорил тебе: твоё мнение изменится в течении нескольких лет. А значит и мои действия должны быть направлены в сторону твоего быстрейшего осознания.
Я мотнула головой снова. И схватила руку, не в силах терпеть боль.
– К этому я и веду – на данный момент ты готова на вечность в огненной геенне за моё жесточайшее убийство, потому у меня остаётся только два выбора: холодное расчётливое насилие в отношении тебя, за которое я уверяю тебя, ты простишь меня в течение пары десятков лет, или… компромисс. Принятие твоей настоящей точки зрения и подготовка к той, на которую нацелен я сам.
Он кивнул. Меня пробрало мурашками.
– Вот теперь страх, вижу, – дёрнул щекой он, – но ты и сама должна понимать, Лу, я не идиот и способен мыслить рационально. И я буду поступать так, чтобы моё собственное сознание не склевало себя само от одного твоего ненавистного взгляда в мою сторону, – он хмыкнул, – твоё поведение после пересадки наводило на меня крайне поганые мысли.
Я промолчала. Но дышать стало немного свободнее.
– К слову пришлись те фразы свадебного ритуала, – он немного посмеялся, – ты же понимаешь то, что все браки строятся на насилии? – он кивнул, – это забавно в какой-то мере, пусть моё, – хмык, – увлечение тобой в корне не позволяет мне поступать подобным образом. И это не считая того, что ты в мою сторону насилие используешь крайне часто, – странная улыбка, – потому я злюсь, – довольное и насмешливое, – но по какой-то причине не на тебя, – это уже хмурое.
С улицы послышались крики людей, шум и прочие звуки города. Полчаса прошли быстро, но мне казалось, что они давили мёртвым грузом.
– Мы почти дома, – зашторил окно Оушен, – полагаю, что мои слова и моё предложение ты обдумать ещё не успела, потому буду ждать от тебя решения к-хм… или встречного предложения в течении нескольких дней. Чем скорее, тем спокойнее я буду спать.
Я в этот момент поняла, что спать не буду вообще, потому что боюсь остаться наедине со своими мыслями.
– Есть планы и предложения на ближайшее направление? Может всё же столица? – он выглядел так, будто ничего и не произошло.
Я сквасилась.
А в голове мелькали его же слова: «Если ты явилась в мою жизнь упрекать так же, как он, то ты совсем бестолковая. После моей смерти Эшелон будет твоим.»
– Пора выходить, Лу, – отвлёк меня от себя самой лорд, – мы прибыли.
Однако помогать мне подниматься он не стал – попросту подхватил зашипевшую меня на руки и аккуратно вынес из кареты мимо стройного ряда солдат Эшелона, ограждающих нас от толпы. Что люди, что военные выглядели очень напуганными, это заметила даже я. Но только эшелонцы, с опущенными к земле глазами и грязными лицами, не могли сейчас бежать – остальные не хотели.
Смотреть на них долго я не смогла. Точнее, на обычный народ и не смотрела – я была без маски, а мужчины не чурались рассматривать меня, потому я закрыла глаза и прижала руку к груди сильнее.
– Ещё минута, – поднялся по складным ступеням в вагон мужчина, – сейчас введу обезболивающее, потом займусь перевязкой, и тебе станет легче.
Операционная. Я запомнила её название. Самая ужасная комната во всем поезде.
Укол в плечо и громкий приказ лорда:
– Лёд и два крепких деревянных стержня.
В проёме мелькнула юбка Шаги, а следом, опустив голову, там показалась Веста.
– В-ваше превосходительство… – прошептала она.
– Останься в приёмной, – перебил её он, – Луане сейчас нужен покой. Тебя пригласят.
Женщина испуганно меня оглядела, сведя седые брови вместе, и просипела:
– Благодарю, милорд.
После чего скрылась за дверью.
– Раболепие твоих близких «знакомых» меня настораживает, – усмехнулся он.
Я почувствовала, как медленно начинает отползать боль.
– Они всё ещё верят в то, что ты хороший, – прошептала я.
Он кивнул.
– Я хороший, – неожиданно ответил он и добавил, – для тебя.
Я помотала головой.
– Вы плохой, – я потерла щеку с засохшими слезами не больной рукой, – и не только для меня.
Он нахмурился.
– Ты многое прочитала за эти месяцы, – он не спрашивал, – я чувствую, ты начала меня лучше понимать. Мои слова.
Говорить с ним на простые темы, когда он сделал то, что сделал мне, казалось неправильным. Поэтому я промолчала.
– Я восхищен скоростью твоего обучения, – продолжил он, – по какой-то причине ранее это воспринималось как должное.
Шага внесла ведро, полное льда, две деревянные палки и пилу.
– Предусмотрительно, – похвалил её лорд.
– Это… так сказала госпожа из вагона «сеней», – начала разглядывать меня она.
Это она так первый вагон обозвала?
– Госпожа? – удивился Оушен, – спроси её специализацию, – он посмотрел на застывшее в непонимании лицо девушки, сквасился и передумал, – приведи её.
Шага рывком поклонилась, что-то пискнула и унеслась выполнять приказ.
– Ты нашёл мне женщину-врача? – догадалась я, – это она прибыла?
– Очевидно, что да. Других предположений я лишён.
От его слов перед глазами появилось видение: господин Арзт в своей странной пижаме с неубранными усами и попытками измерить меня для своих… нехороших дел. Мне стало его жалко. Но лишь на секунду – в следующую раздался уверенный стук в дверь, и в операционную шагнула женщина.
– Лорд Вондельштарт, меня зовут… – начала было она, разглядывая с моим же прежним неверием его волосы.
– Госпожа Неус, – даже не повернулся к ней мужчина, – отмерьте на заготовках для шины двадцать пять сантиметров, отрежьте так, чтобы не было острых граней и зашлифуйте, – улыбка мне, – леди Луана крайне к-хм… верткая, травмоопасная и имеет нежную тонкую кожу.
Я смутилась. Ещё бы. Такой взгляд не смогла выдержать и сама госпожа-врач, потому молча принялась всё делать, искоса поглядывая на то, как медленно разматывает мою руку лорд.
Через пятнадцать минут мою руку сковывала новая повязка, на месте перелома почти ничего не болело, а я сама была перенесена на кровать после ушедшим разбираться с новой госпожой Оушеном. Со мной рядом села взволнованная Веста, лорд Эшелона не стал закрывать дверь кабинета, а Шага убежала за обедом.
– Колечко, – шёпотом кивнула на него женщина, – приняли дар Всезнающего, да только отчего ты нос повесила опять? – она поджала губы, – неужто прям по дороге он… али там?
Её глаза расширились от догадки. Я покачала головой.
