Анна Цой
Эшелон сумрака
Пролог
Каждая древняя страна нашего мира имеет свою историю. Загадочную, мрачную, яркую или совсем невозможную – все выбирают себе под стать. Иногда эти истории превращаются в сплетни, полные домыслов, или даже записываются в исторические манускрипты с грифом «достоверно». Кладутся в деревянные ящики с золочёными буквами, перевозятся с места на место – из страны в страну. Сжигаются, восстанавливаются, переписываются, становятся утерянными.
Однако, в любом случае живут на устах простого люда.
Таковой, затерянной в пыльных бумагах или сгоревшей при пожаре, а может даже выброшенной при смене власти стала и эта байка. Не знаю, можно ли назвать её полноценной историей, но я хотела бы, чтобы её узнали.
В одном королевстве с непривычным для уха названием, там, где на бескрайних землях проживало множество народов, а по рассказам знатоков в одном краю могла бушевать зима, а в другом в это же время строили гнезда перелетные птицы, там, где яростные шумные моря сменялись усталыми вековыми лесами и туманными рощами, тянулись бесконечные железные пути. Проехать по ним нельзя было ни на обычном поезде и даже ни на тех, которые конструкторы прошлого сооружали своими гением. По ним колёса состава военного назначения мерили километры земель, избегая разве что столиц и портовых городов. Он вызывал на лицах людей интерес и восхищённый ужас – огромный локомотив, извергающий пышную шапку чёрного дыма, был одним из величественных творений прошлого столетия.
Наша история основывалась именно на нём. А вернее на том, кто никогда за все сто с лишним лет не выходил из своего мрачного бронированного убежища. У него было много имён, которые впору было назвать бреднями воспаленных умов, и никто не мог ручаться о том, какое из них соответствует правде.
Деревенские сплетни твердили, что когда-то он был приближённым к королю аристократом, победившим в далёкой войне с соседней страной. Городские перечили простым сельским и излагали мысли сложнее, что сидит в поезде злой сумасшедший учёный, потерявший рассудок после своих опытов.
Но все они сходились на одной линии: мужчина был проклят богом за свои грехи, потому и не мог выходить из поезда. Провинностей, как и проклятий, которые ему приписывали, было много. Отличались они друг от друга по возрасту и полу выдумщиков и мечтателей.
Мне же нравилось только одно, в котором юный красивый аристократ был наказан за свою жестокость несчастием и одиночеством. Разрушиться проклятье должно было только после того, как в его сердце воспылает чистая любовь, не омрачённая грехом. Без обязательного условия, вроде «взаимной» или «вечной» любви. Наверное, потому, что такого в разумах сочинителей не было и подавно.
Я придумала эту часть сама – дополнила несколькими мыслями, рожденными моим ещё юношеским сознанием, и это показалось мне ещё более захватывающим.
Эшелон же продолжал проноситься мимо больших и маленьких городов, унося свои тайны вместе с длинной вереницей историй, пусть и без моей романтичной версии, но вызывая интерес людей так же искренне, как происходило это и больше сотни лет до моего рождения.
Глава 1
Он был огромный. Восхищающе мрачный и баснословно прекрасный. Эшелон сумрака стоял прямо передо мной, возвышаясь на добрые пару метров над головой и будто надсмехаясь над моей ничтожностью перед его громадой. Из трубы уже валил чёрный дым, говоря о том, что скоро он отправится в путь.
Изредка он делал остановку на несколько минут для дозаправки или же, как это происходило сейчас, для того, чтобы набрать новый персонал. Я узнала об этом совершенно случайно – сестра проговорилась, что в соседнем городе будет его остановка, а я нерешительно размышляла об этом целые две недели. И вот моему счастью не было предела, радость переполняла сердце, взволнованно стуча в груди учащённым галопом.
Мысли у меня были странные: вдохновенное счастье в них смешивалось со свободой и лёгким чувством смутной тревожности. И это казалось мне нормальным из-за слухов, прокравшихся в голову вместе с мечтами о длительном путешествии и хорошем заработке. Я шла сюда работать самой обычной служанкой, вряд ли способной подняться до уровня горничной или же официантки. Но именно это и радовало – я была вольна в своем выборе и делала то, что могло меня вдохновить. Что же касалось тревожности, то волновало меня только одно: подобный набор прислуги происходил раз в год. Уточню, прислуги разных профессий. Это могло иметь множество объяснений, которые в моём сознании преобразовывались только в одно – работники Сумрачного эшелона исчезали безвозвратно, кажется, даже не покидая его мрачных вагонов. Слухов на этот счёт было много, начиная от того, что главный лорд, ради которого всё это и происходило, ел самолично идущих в широко раскрытые двери несчастных, и заканчивая… ещё более мрачными байками: что из-за проклятья аристократ настолько уродлив или же наоборот красив, что находящимся рядом с ним женщинам зашивают глаза, чтобы они не сошли с ума, как он сам. А после никто из изувеченных несчастных не возвращается в родные места.
Мне эти истории казались слишком неправильными. Разве может кто-то быть настолько аморальным? Или существует такая возможность, что аристократу может быть прощено столь жестокое поведение? Наш император не был защитником бедных граждан, однако самоуправство не любил и подобные действия зазнавшихся лордов пресекал, на то имелись доказательства из тех же слухов.
– Низшие слуги сюда! – зазывающе крикнула худая женщина лет сорока в сером строгом платье.
Такое ассоциировалось у меня с «ничем», если можно было так назвать не пустоту в её прямом виде, а… абсолютную бесплотность. Прозрачную и ничего не значащую. Пустую?
Я улыбнулась ей, прорываясь сквозь плотную толпу людей в разных одеждах – меня даже пару раз толкнули, почти уронив в узкое пространство между перроном и поездом, тут хорошую роль сыграла моя ловкость, оставшаяся со времен… Я остановила себя на мысли, не желая её продолжать. Меня ждала новая жизнь, а значит прошлая существовала только в моей голове. Стоит сказать ей «прощай», и она исчезнет. Я хотела этого сейчас.
– Приглашение, – женщина сурово обвела меня взглядом, когда я уже стояла напротив неё, периодически подталкиваемая прущим напролом народом, – ну! Живее!
Я округлила глаза, даже не зная, что ей ответить, и пролепетала:
– Сюда нужно приглашение?
– А ты как хотела?! – грозный тон вжал мою голову в плечи, вынуждая искать глазами помощи где-нибудь вокруг, – нет бумажки, значит проваливай!
Я выдохнула оставшийся в груди воздух и поджала губы, разворачиваясь и делая шаг в непонятную сторону. И… это всё? Конец?
– Мери, – из приоткрытого окна поезда над головой женщины высунулась мохнатая макушка какого-то парня, – у нас пять отказов, а значит недобор. Тебе то не надо бегать, как ужаленной, от того что рук не хватает! – он обиженно надул губы, – а мы опять будем подыхать!
Она повернулась к нему, как и я сама, с надеждой оглядев его веснушчатое лицо, обращённое теперь ко мне. Парень подмигнул мне, залихватски улыбнулся и схлопотал подзатыльник от той, кто занималась наймом.
– Вот ты злая, Мери! – он немного скрылся в нутре вагона, – злая, – повторил он под её недобрым взглядом, – но справедливая.
Женщина предвзято меня оглядела и вынесла вердикт:
– Тощая. Не подходит.
– Это да, – повторил парень, – но видно, что крепкая. Бери давай – иначе я тоже сбегу!
Он рассмеялся, а она всплеснула руками.
– Будь моя воля, я бы тебя давно выгнала, охальник! Честное слово, сколько можно маяться дурью? А ты, ладно, иди сюда. Повезло тебе.
Я подбежала обратно, чувствуя, как в душе поднимается волна потухшей было радости, и встала рядом с ней.
– Имя напиши здесь, – она ткнула пальцем в конец списка, – плата не большая, но больше, чем везде. Золотой в год. Минимальный срок отработки – два года. Согласна?
Я кивнула, беря из её пальцев карандаш и выводя на бумаге имя «Луана», а насчет фамилии задумалась. Я же хотела скрыться от всего старого, значит и имя могла взять новое. Странно, конечно, будет выглядеть, если я зачеркну то, что написала. Его придётся оставить, а вот насчет фамилии…
– Чего ты такая медлительная? – распылялась над головой Мери, – давай живее! Честное слово, уже задумалась, стоит ли брать тебя! Проблем от такой не оберёшься!
«Шадт» – нацарапала я. Всё новое. Не только жизнь.
– Забирайся в вагон, – она поджала губы, – Джеки покажет тебе расположение наших вагонов, а я, после того как тронемся, выдам необходимое. Всё, давай, иди!
– Спасибо! – только и смогла сказать я, прежде чем в проёме двери показался тот самый парень, поманивший меня рукой и подавший её, как только я подошла.
Внутрь меня подняли – ступеней здесь не было, видимо они и не предполагались. А вот Джеки оказался выше, чем я предполагала. И симпатичнее, чем при прошлом ракурсе.
– И никаких шуры-муры, Джеки! – женщина оглядела нас двоих с предупреждением, – я набираю себе работниц, а не тебе девок!
– Каких ещё девок, Мери? Прекращай порочить меня! – мило улыбнулся он мне.
Я смущенно отвела взгляд и прошла вглубь вагона, оказавшегося намного шире, чем он казался мне с перрона. Здесь везде горел самый настоящий свет – не фонарики, как в больших городах, и не живой огонь, а именно свет. «Роскошь богатых», так он назывался для обычных людей. Я видела такой впервые.
– Это «прихожая», – объявил мне парень, – тут обычно ничего не храниться, и дверь плотно закрыта. Только во время остановок открываем. Так что тут делать нечего. Пойдём, покажу женскую комнату.
Он отворил передо мной железную кривую дверь с задвижкой, галантно показал рукой вперёд, пропуская меня, и улыбнулся в ответ на моё лёгкое стеснительное смятение.
– Проходи, – приободрил меня он, – тут пока никого нет, все разбежались по базару, но скоро станет достаточно людно, – он шёл позади меня, заставляя ощущать беспокойство, – ты, кстати, откуда?
Никто из моего дома не вёл себя так со мной: помимо того, что без ругательств, так ещё и вежливо. Это было даже приятно.
– Из Вармунта, – солгала я, – это на севере. А ты?
– Ого, – удивился он, – далековато. Я из Силари – мне повезло родиться в столице, – похвастался он.
А я порадовалась, что не назвала её, потому как первой мыслью была именно она. Как бы я тогда оправдалась, что не знаю там ни единой улицы?
– Это столовая, – он сморщил острый нос и остановился, чтобы я всё разглядела, – север – это снег. Привыкла к холоду?
Я кивнула, подумав, что как раз-таки наоборот, начинаю сильно мёрзнуть при любой смене погоды.
– Это хорошо, – он провёл взгляд по мне сверху-вниз, – мы часто меняем климатические пояса.
Мы проходили мимо узких сидений и высоких таких же узких столиков, прикреплённых плотно к стенам и полу. Выглядело это всё просто потрясающе: компактно, но при этом не тесно, просто и одновременно хорошо. Мне нравились даже бардовые тканевые стены, выглядящие немного обшарпанно.
– Это старый вагон лорда, – пояснил мне Джеки, – точнее, один из них. Поэтому всё так красиво – когда он делает себе новые, нам достаются старые, – он улыбнулся в ответ на моё изумление, – мне тоже это рассказывали. Я тут не дольше остальных, – мечтательный взгляд в окно, – третий год, вроде.
Я кивнула, посмотрела туда же, куда и он, и подметила тяжёлые створки на каждом окне. Они держались на креплениях сверху и были явно придуманы для военных поездов – толщина самой створки вызывала беспокойство.
– Климатические пояса – это… разные погодные условия? Вроде: в каждой местности свои? – решила поинтересоваться сразу, чтобы не мешать ему потом.
Кто его знает, может мы больше не встретимся– поезд-то громадный.
– А ты смышлёная, – похвалил парень, давя улыбку, – видно, что не деревенская. Тут поголовно все такие.
Я пожала плечами, не желая отвечать на его в какой-то мере пренебрежение. Я любила относиться ко всем одинаково, из какого бы места он не был. Но слышала, что столичные любят быть грубыми к приезжим, может и сейчас у него была эта самая капля зазнайства?
– Пойдём, – он вновь указал мне на путь к противоположной двери, – ты выглядишь… не очень взросло. Сколько тебе?
В этот раз он двинулся вперёд первым, будто не обнаружив у меня тех качеств, из-за которых нужно быть галантным. Я старалась не выглядеть растерянной.
– Пятнадцать, – вновь ложь от меня, – в прошлом месяце был мой день.
Он усмехнулся, открыл дверь и шагнул в неё сам, даже не подумав о том, что эта тяжесть смогла бы придавить меня, если бы я не успела прошмыгнуть за ним. Опять не попала в его желания? Значит я на правильном пути.
– Мне показалось, что ты взрослее, – сам ответил он, – жаль, конечно. Это мужской вагон для низших слуг.
Перед нами был более тёмная комната со всё той же драпировкой стен, но без особых дырок. В отличие от столовой, здесь было меньше людей, да и двухэтажных кроватей, прикрученных вдоль стен, было не больше восьми. Зато здесь было грязно и пахло не так сносно, как в прошлом вагоне.
– Что, даже не покажешь ей где твоя кровать, Джеки? – раздался насмешливый голос со второго этажа одной из кроватей.
За ним последовало несколько смешков, а после на меня воззрились несколько мужчин. Взрослых мужиков, от вида которых мне стало не по себе.
– Не волнуйся, – прошёл до следующей двери Джеки, – это Уилморт. У него шутки такие – дебильные, – он вновь повернулся ко мне и представил меня всем, – а это Луана, и ей пятнадцать.
Я была смущена таким вниманием и особенно словами всё того же мужчины с верхней полки:
– Не замужем? – будто всхрапнул он, – так это даже лучше! Найдёшь себе здесь мужика и… у нас тут много свободных!
Я почти подбежала к усмехнувшемуся парню, чтобы обойти его и нажать на ручку двери самой под их довольный хохот.
– Мери тебе… голову оторвёт, Уил, – косо взглянул на него Джеки, – знаешь же.
У нас не было принято отдавать девушку замуж рано – минимум в шестнадцать. Потому я и назвала этот возраст. Так меня никто не тронет. Слишком велико наказание.
Темноволосый веснушчатый парень помог мне отворить дверь и войти в следующий вагон. Я в этот момент отсчитывала участившиеся удары сердца, боясь показаться трусихой.
– Не пугайся, Ана, – извратил моё имя он, – никто не сможет тебе навредить. За нами следят почти всегда.
Я сглотнула и кивнула, радуясь этому факту.
– Можешь сокращать, как «Лу», – решила сказать ему я, – мне кажется «Ана» это совсем другое имя.
Он безразлично пожал плечами, бесстрашно шагнул в царящую в этом вагоне темноту и дёрнул за веревочку в самом углу. Над нами загорелся всё тот же свет для богатых, и я смогла разглядеть место, в котором мне придется существовать несколько следующих лет своей жизни.
Тут было намного больше кроватей, чем в мужском вагоне, некоторые из них были в три этажа, разделённые узкими матрасами и железными лестницами. Всё выглядело опрятно, чисто и аккуратно, однако в голове была только одна мысль – железная коробка, потому как окон здесь не было. Это удручало, пусть всё остальное и было намного приятнее, чем в предыдущем вагоне.
– Я могу пойти с тобой? – решила спросить я, когда Джеки уже планировал открывать дверь.
Он на секунду нахмурил брови, а после пожал плечами, безразлично отвернувшись и выходя из комнаты. Я рванула за ним, вспоминая, что дверь сама не открою ни при каких условиях. Проскользнула следом, едва не коснувшись его спины, и попыталась выглядеть максимально спокойно, шагая по мужскому вагону.
– Уже заскучала? – решил продолжить диалог со мной прошлый мужчина, – оставайся с нами – у нас не заскучаешь.
С нескольких кроватей послышались смешки.
Если учитывать то, что они просто лежали, то скукой страдали они сами, но никак не я.
– Нет, спасибо, – вежливо ответила ему, пробравшись вслед за Джеки в столовую.
– Будешь ему отвечать, и он вообще не отвяжется, – объяснил мне он, – не обращай внимания на его заигрывания и всё.
Я машинально кивнула, не представляя, как это, не отвечать на чьи-нибудь слова.
Тем временем мы вышли в самый первый коридор и приблизились к окну.
– Выходить сейчас уже поздно, но ты можешь побродить по перрону, – попытался, наверное, прогнать меня он, – если хочешь.
Я мотнула головой, подошла к выходу и вдохнула свежий воздух – всё же я не привыкла к закрытым комнатам.
– Как хочешь, – отвернулся от меня Джеки, заглядывая в окно и всматриваясь в кого-то напротив.
Я же осталась смотреть на пробегающих людей, спешащих поглазеть на небывалый поезд, о котором было столько слухов, или желая попасть сюда так же, как это вышло у меня. Вскоре в вагон начали подниматься девушки и парни, дружелюбно знакомясь со мной. Теперь я буду работать с ними. Их было достаточно много, и так продолжалось не больше часа, по прошествии которого раздался длительный гудок, от которого я дёрнулась. Последней зашла Мери, и как только она это сделала, народ немного расступился, а поезд резко дёрнулся. Мир поехал мимо меня, сперва медленно, но постепенно набирая скорость.
– Отойди, – вырвал меня из созерцания движения Джеки, – нужно закрыть дверь.
Я сделала шаг назад, прощаясь со своей старой жизнью и входя в новую. Мой путь пролегал ко всё ещё открытому окну под нарастающий гул и стук по рельсам. Мы уже двигались мимо улиц города вдоль обветшалых домов.
– Прощайте, – шепнула я тем, кто не смог бы услышать меня, даже если бы хотел.
Но я была рада и этому. Я слышала себя сама.
***
– Поезд устроен просто, – я с парой таких же новых девушек семенила вслед за полубегущей Мери, попутно впитывая её слова, – сперва тянущий состав, затем котельная, вагоны с запасами воды и угля, несколько для сменных водителей и их помощников.
Она упрямо и хмуро посмотрела на шкафы склада и распахнула верхние створки, отчего на неё упала целая стопка белья.
– Регинка! – поймала она ткани, – хорошо, что ушла, иначе я бы тебе! – она зашипела, зло выругалась и всунула одной из девушек всю стопку разом, начав перебирать её сама, – так, это велико, это мало… или? – она предвзято оглядела поджимающую плечи меня и ткнула мне в грудь, кажется, платьем, – ах, да! Поезд. После идут отделения для высших слуг, затем кухня, столовая и гостиная господина.
Она придирчиво разглядывала каждое серое платьице, высматривая частые дыры и грязь.
– Его спальня и кабинет находятся ровно посередине поезда, – задумчивое от женщины, – но вы туда не попадете никогда и слава богу, потому что… – она нашла какое-то странное чёрное пятно и принюхалась, – потому что сразу за ними идут вагоны с офицерским составом, а за ними солдатские – они то нам и нужны. Мы занимаемся готовкой, уборкой и стиркой для личного состава батальона лорда.
Нам всем были розданы верхние платья, настала очередь рубашек и передников.
– Таак, – упёрла руки в бока она, после скосила взгляд на всё ещё держащую стопку девушку и забрала у неё ношу, чтобы впихнуть её обратно ещё более неопрятным образом, – за своей одеждой ухаживает каждый сам! – ревностный взгляд на кивающих нас, – увижу грязь или дыры – выпорю, – мы закивали ещё быстрее, – военных не много, но они очень требовательные и сами при этом разгильдяистые. Потому вы трое пока туда не пойдете – Эшелон не попадает под действия имперских законов, а вы… – поджатые губы, – совсем ещё девочки, – она выдохнула, – отправлю вас на кухню. Нечего вам сидеть в прачечной.
Она кивнула, выудила из другого шкафа передники, чепчики и рубахи и раздала их нам.
– За сменой придёте через неделю, – очередной внимательный взгляд, – волосы лучше остричь, а обувь оставьте свою. На следующей остановке выдам вам по медяку, сможете купить новую.
Я от такой перспективы даже улыбнулась. Сама? Мне уже дадут деньги, и я смогу купить себе что-то сама? А ещё мы пойдем на самый настоящий рынок! Интересно, насколько большим он будет? Может я даже смогу увидеть перевозной цирк, как тогда рассказывала сестра!
От мыслей о ней на душе стало холодно.
– Койки выберете сами, из свободных, – Мери вновь рванула вперед, сноровисто отодвигая тяжёлые двери между вагонами, – одной я уже сказала, повторю другим – в мужском вагоне не заседаем! За ваши гуляния отвечаете вы сами, меня они не касаются! И ещё, – резкий разворот и придирчивый взгляд на каждую, – с детём вас держать не буду тем более. Как и военный состав. Все они подписывали контракты, поступая на Эшелона – женщин здесь не любят. Появляться в казармах запрещено. Как и в воинской столовой. Разносом занимаются мужчины. Поняли?
Мы даже переглянулись от такой странности, однако кивнули под её нетерпящим взглядом и вновь рванули за её несущейся походкой.
– А… а почему? – нерешительно спросила одна из девушек, когда мы добежали до очередной вагонной двери и переступили уже привычный шаткий настил над соединением вагонов.
Ответили на наше жаждущее ожидание просто:
– По кочану! Надоели вы мне со своими вопросами! Каждый раз. Одна за другой! Откуда мне знать, скажи мне, горе ты редкостное?! Мне отдали приказ, я делаю. Кому-то может быть дело до твоего интереса? Иди, вон, у девок вопросы спрашивай. Они и горазды слухи пускать! А я что?! Не спрашивай меня, оголтелая!
После такого напора никто больше и слова говорить не хотел, потому, когда мы зашли в очередной вагон, молчание шло за нами в равной нам задумчивости.
– Кухня, – объявила женщина, – здесь вы будете работать ближайший год, если не выведете меня из себя, как эти… Веста! Матерь господня, хватит дымить! Ты закоптила мне всю кухню! Чтоб тебя бог наказал!
На её крики к нам из самого обычного для поезда окна вынырнула женщина, взглядом оценила каждую из нас, потушила самокрутку о толстую створку и хрипло заявила:
– Не ори. Я тебе не твоя служанка. Привела новых помощниц? – очередной привязчивый взгляд, после которого она хмыкнула неприязненно, – самых дохлых выбирала? Как они мне кастрюли носить будут?
Мери дернула щекой, сузила глаза и очень громко выдохнула, не желая, кажется, связываться с поварихой. А это была именно она – в меру упитанная, хмурая и желтозубая до такой степени, что с них можно было бы собирать на краску. У неё были густые седые брови, но совершенно чёрная кудрявая голова без проседи. На вид я дала бы ей не больше сорока, однако лицо по какой-то причине казалось мне моложе общего внешнего вида, словно она постарела частями.
– Справятся, – поджала губы Мери, – не справятся, отправлю к прачкам, ясно?
Мы опасливо закивали, понимая, что кухня точно будет приятнее вечной стирки в ледяной воде. Мы их, к слову, видели – проходили мимо до того, как попали в вагон со шкафами. Приятного в стёртых мозолистых пальцах было мало.
– Как скажешь, – женщина аккуратно поместила окурок в пепельную тарелку и продолжила, – мне дела нет, лишь бы справлялись.
В отличие от Мери она казалась мне живой. В ней были яркие отличительные черты, а в главной не находилось даже цвета глаз – они были блеклыми и пустыми. Мне казались такими все, кто особенно яро поклонялся богу. Словно мелкий коричневый шарик на шее – знак Всезнающего мог забрать у тебя душу, а не впустить в неё свет, как было обещано.
Я была неправильной верующей: за тело я иногда боялась даже больше, чем за душу. По моим же скромным знаниям, она у меня имелась. Может не живее, чем у них всех, но я иногда чувствовала её. Особенно в моменты, когда захватывало дух от видов или же от интереса к чему-нибудь необычному. А необычного в моей жизни стало намного больше после того как… я сбежала.
– Следи за ними, Веста – вторглась в мои мысли Мери, – выбрала самых юных – эти курицы заклюют их, дай им только возможность.
– Следить? – удивленно вскинула лицо к ней повариха, – зачем же ты их взяла, раз за ними следить надо? Неужто сама будешь в чулане с ними спать, а?
Она громко и хрипло рассмеялась и похромала к большой чугунной печи посередине. Главная на её смех ещё больше обозлилась, махнула в её сторону рукой и вышла из кухни, оставив нас троих жаться к стенке в нерешительности.
– А… а чего нам то делать? – спросила та же девушка, что до этого интересовалась запретом.
– Чего-чего! Сядьте вон в угол, – Веста даже не взглянула на неё, подкидывая в находящееся с другой стороны от нас жерло печи дрова, – видели же, что остановка была?! Вояки изволили отобедать в городе. Мы теперь только на ужине – я и поварят пустила отдыхать, а вы? Чего приперлись то?
Отвечать никто ей не стал, этого и не требовалось. Мы сейчас были на попечении самих себя, всё ещё придерживая у груди новые для нас, но поношенные для других серые платьица с рубашками.
– Может переоденемся? – прошептала та самая девушка, будто думая мои мысли, – тут даже глаз меньше.
Мы вновь переглянулись и пожали плечами, а после и в самом деле начали переодеваться.
– Я Нюра, кстати, – представилась она, без смущения расстегивая подол своего платья, – тоже приехали из деревни? Я вот из Йондраш – это село такое. Самое большое во всей округе.
С моим платьем всё было несколько проще – крючков у него не было совсем, потому оно снималось напрямик через голову. Я не была маленькой для названного возраста, для своего да, из-за чего и носила детское платье по щиколотку. Мне было комфортнее в нём, чем в том, которое приходилось надевать дома. Это я вообще забрала из старого шкафа сестры – его сшила ещё мама, а я хотела чувствовать её частичку рядом, когда буду далеко от… неё.
– Ого, что это? – девушка мазнула пальцем по моему плечу, не закрытому нижней рубахой, отчего я резко дернулась и села на лавку, прикрываясь руками и старым платьем, – и тебя папка бил? Меня тоже! – она махнула рукой и продолжила как ни в чём не бывало, – за каждую дурость порол. А я всё равно сбежала! Сбежала, вон, из дома полгода назад, замуж хотела. А этот индюк дурью маялся! Вот я и ушла от него, пока меня папка не нашёл. Мы же в одном селе жили. А кому я теперь замуж нужна? Слухи то быстро летят.
Я кивнула в ответ. И даже не потому, что её можно было назвать болтушкой, скорее от того, что я была бы рада быть наказанной папкой за собственную дурость. И я не сбежала бы из дома на её месте.
– А тебя видно сильнее лупили! – вернулась к первой теме она, – у меня таких шрамов нет, как у тебя. А ты чего молчишь? – она отвернулась ко второй девушке, теряя из виду меня.
Я в это время успела сменить рубашку и надеть новое платье на крючках у груди. Говорят, что богатые на этом месте носят пуговицы. Хотела бы и я иметь пуговицы, хоть одну. Повесила бы на веревочку на шею и был бы почти как кулон Всевидящего. Такой же красивый.
– Хватит болтать, трепушки! – хрипло разразилась Веста, – выгоню к прачкам, будете много болтать!
Она ссыпала в большой чан крупу и похромала к такому же, только с водой. Я аккуратно сложила дорогую для памяти одежду и прижала к груди руками, чтобы не дай бог не потерять.
– Вы для чего сюда шли? – шёпотом продолжила Нюра, – я вот очень хочу себе молодого мужа офицера. Только представьте, как я буду рядом с ним идти и… эх!
– Офицера? – не сдержала смешка вторая, – эк ты замахнулась! Кто тебя такую замуж возьмёт? Да и сказала же госпожа, не лезть к воякам, иначе останешься брюхатая и на остановке! Ничему тебя жизнь не учит!
Они пересеклись недовольными взглядами и уставились по разные стороны, чтобы не видеть друг друга.
– А ты что думаешь? – вновь обратилась ко мне Нюра, – пошла бы замуж за какого-нибудь солдата, а?
– Значит ей солдата, а тебе офицера подавай? – рассмеялась вторая, – высоко же ты себя несёшь!
– Тебя не спросила, – буркнула девушка, отвернувшись и от меня, – дурные вы обе – что не спроси, всё плохо!
– Трещётки! – завопила повариха, – а ну быстро сюда! Скидывайте барахло на лавку и ко мне, помогать!
Говорить второй раз не требовалось. Началась моя первая работа.
Глава 2
Все оказалось сложнее, чем я предполагала. Начать, наверное, стоило с того, что поварят у Весты было аж шесть, и приходили он почему-то именно со стороны солдатской столовой. А ещё: я никогда в жизни не чистила столько картошки и других овощей. Заканчивали работу мы в девять вечера, когда батальон уходил спать, и никто не мог неожиданно забрести к нам поужинать. Руки болели от мозолей, спина ныла, а ноги гудели, но я всё равно была рада новому месту и новым знакомствам. Большую часть времени мы посмеивались от беззлобного ворчания поварихи, иногда даже обменивались историями и шутили. А ещё наблюдали за видами. Вернее, я одна.
Я ощущала свободу, находясь в закрытом железном коробе.
Наверное, в этом и был смысл жизни отдельно и одновременно вместе со всеми – ощущать себя частью чего-то большого, неизмеримо важного и нужного, словно каждый мой шаг был предопределён и значим. Словно я сама была значимой для кого-то.
Первая ночь в поезде была такой же веселой и богатой на разговоры. Выбрать место мне, конечно же, не дали, указав на срединную кровать и тонкое покрывало на ней, которое будет служить мне одеялом всё время, что я пробуду здесь.
Но я была рада и этому, мечтательно слушая приглушенные разговоры девушек, раз за разом проводя пальцами по холодной металлической пружине в углу кровати над головой и мечтая о том, что вскоре я увижу что-то несоизмеримо волшебное, прекрасное и небывалое.
Я старалась начинать с этого каждый свой день, будь он хмурым и дождливым, или же солнечным и ярким. Ведь если каждый я не буду верить в хорошее и ждать чего-то этого от грядущего дня, то всё скорее всего пойдёт насмарку!
– Нет, насчёт мужчин здесь точно всё плохо, – нараспев отвечала Нюре одна из женщин, кажется прачка, – ихние законы совсем не такие, как у всех. Что ни день, то дурость!
– Кто ж идет сюда мужа искать?! – усмехнулась вторая, – вояки здесь странные, обозлённые, все в своего главного, – она сбавила тон, – поговаривают, он совсем женщин… того.
Я даже оторвала своё внимание от излюбленной пружины, будто мой взгляд помог бы мне слушать внимательнее.
– Чего…того?! – Нюра села, подалась вперёд и вперила горящий взгляд к говорившей прачке, – чего?
На неё махнули рукой и отвернулись к стенке, она и вторая новенькая девушка переглянулись в недоумении. Они уже успели подружиться за сегодняшний день, а я… в их разговоры не втянулась – никто из них не понимал моего рвения смотреть в окно, говоря, что это скучно.
В него мне конечно же смотреть никто не позволил, хотя по большей части я хотела попасть на поезд именно для того, чтобы видеть куда мы едем и мечтать под мерный стук колёс. Путешествия и мечты в моём сознании ходили рука об руку и были связаны друг с другом, как солнце и небо. В реальности же всё оказалось несколько труднее и тяжелее, чем было в мечтах – нам объяснили про ранний подъем до зари, потому что на заре вставали солдаты, про быстрое приготовление завтрака, помощь при разносе или точнее подаче тарелок разносчикам сквозь узкое окошко между кухней и столовой, затем наш завтрак и приготовление обеда. После этого делался длинный перерыв в двадцать минут, в который мы могли пообедать сами или сбегать по поручениям поварихи, и вновь подача. Ужин повторял чаще всего завтрак, потому мы дополняли его чем-нибудь вроде выпечки и делали заготовки на следующее утро.
