полная версия

Алексей Андреевич Лагутин
Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1

Мир исказился в тот же миг, когда Таргот сделал рывок вперед, и когда резкая острая боль пронзила уже его правую руку. Он все еще все чувствовал, все видел, и все слышал со стороны, наблюдая за своим телом из собственных чертогов разума. Только теперь его сон стал осознанным, и он понял, где находится, и что происходит вокруг него. Он дошел до того самого момента, на котором его вечный ночной кошмар всегда заканчивался. Через секунду Унзар Синей Искрой должен был отрубить его страшную огромную руку, разделив его тело и Тоги, в результате чего все тело сгорит в Белой Искре, больше не в силах ей сопротивляться. Это был момент его смерти, и он навсегда его запомнил, после того во многом виня людей, заранее им не доверяя. И картина именно этого момента всегда искажалась в его кошмарах, показывая лишь то, что запомнил он, и что подделал его мозг.

Вспышка пламени, а не Искры, и не первородного, а созданного чьим-то окто. Два длинных меча, будто ножницы, отрезают его руку, как через масло пройдя защиту ее чешуи. Он не помнил этого, и был уверен совершенно в другом. Ослепительный свет собственной Белой Искры залил его глаза, а уши раздирали звон и свист. Сознание быстро покидало его, вместе с чем, тогда, на самом деле, его покидала и жизнь. Мир начал мерцать, исчезая, а в его голове совсем затих голос Тоги, из-за которого он уже совсем не слышал даже собственного дыхания. Сон быстро проходил, но вместе с ним росло и волнение настоящего Таргота. То, что лишило его руки, не было посохом Унзара, и вовсе не Унзар стоял перед ним теперь, грустными и злыми глазами смотря на его сгорающее в белоснежном свете тело.

–Ты?.. – быстро отдаляясь, звучал в его голове испуганный голос настоящего Унзара, все еще стоявшего перед ним, но так и не решившегося что-то сделать.

Тот, кто встал между ним и Тарготом тогда, отрубив его руку, продолжал молчать, пока тело Таргота совсем не исчезло, а его меч Тоги не вернулся в свою первоначальную форму. Но сон Таргота еще не закончился, будто вовсе не свою память он видел теперь, и совершенно иначе чувствовал тело. Теперь он видел память Тоги.

–Почему?.. – зло шипел Унзар.

–Это был единственный способ. – тихо дрожал голос перед ним.

–Должен был быть и другой. – злобно крикнул Унзар.

Тогда тот, кто стоял перед ним, все так же держа в руках мечи, посмотрел на него, и голос Унзара совсем пропал. Что-то было не так с тем лицом, вечно казавшимся ему самым ужасным, самым гадким и подлым, из-за которого и случились все беды семьи Кацер до и после того случая. Впервые за долгие годы, он увидел на этом лице слезы и злость будто на самого себя.

–Поверь… – прикрыл влажные угольные глаза Геллар, поворачиваясь обратно к месту, на котором только что, по воле Россе, погиб его племянник, сын его дорогой сестры, которую он предал, за что до сих пор себя ненавидел. – Я знаю, как жестоко Белое Пламя. Как жестока его Рукопись.

Унзар молчал, наверняка и сам понимая, что иного выбора не было, теперь уже злясь на другое, что сам не заметил подвоха, и не смог защитить Таргота от воздействия Россе. Он отправил Бога Природы на защиту Кацер не только по просьбе Ширавы, но и по собственному желанию, из личных подозрений, зная о порождениях воли Россе, окружающих весь род Кацер. Но его создатель, Верховный Властитель людей Нис, потерял связь с Серпионом, будто тот исчез из людского мира, и уже предчувствуя неладное, они с Чеистумом, теперь молча стоящим в стороне, отправились на его поиски. Он не знал, что происходило с Кацерами все то время, пока они не пришли им на помощь, но были совершенно уверены, почему это произошло, и кто был в этом виноват.

–С этой силой ты сможешь защитить их. – пронесся по голове уже просыпающегося Таргота нежный и добрый голос Южного Военачальника имтердов Алиакифа, кто и подарил ему Тоги. – Не бойся. Я напишу про тебя книгу, в которой ты будешь сильнее, величественнее…

Даже через сон, Таргот чувствовал, как теплая кровь стекает в его рот с прикушенного острыми зубами языка. Он изо всех сил нажимал на него, пытаясь болью вернуться в сознание, не желая больше слышать те слова. Особенно противно было то, что Россе говорил с ним устами Алиакифа, ведь его, Самума и Муссон он тоже свел с ума, и их руками делал ужасные вещи, пока его не покарал за это Уиллекроми. Все они стали жертвой Белого Пламени, хоть никто и не знал, что даже сам Россе был лишь обезумевшей жертвой силы, которую должен был контролировать, но Проклятья которой не выдержал. Многих его тайн не знали даже Правители, и никак не могли добраться до предмета, в котором теряющий разум Клинок Власти оставил все свои ответы.

–Это будет моя Рукопись. И в ней я опишу…новую историю для этого покинутого Создателем мира.

Глава 4. Старый брошенный мир

Разливаясь по небосводу золотым сиянием, солнце все росло на глазах жителей поднебесья, угрожающе приближаясь к земле, будто готовое в любой момент обрушиться на нее дождем из Золотого Пламени. Становилось все жарче, и даже свою новую кожаную курку, пришедшую на замену выброшенной порванной толстовке, Таргот полностью расстегнул, пусть даже и чувствовал теперь небольшую прохладу от несшегося ему на встречу ветра. Он уже сидел на лошади, карьером бежавшей от самой деревни в сторону Ренбира, по той же дороге, уже даже живее и энергичнее, чем вчера. Глаза Таргота все еще слезились от постоянной зевоты, и даже ему, когда-то жившему и умиравшему в огне, приходилось скрывать от солнца и без того горячую от мыслей голову тонким кожаным капюшоном. Едва проснувшись недавно, он в спешке разобрал свой мешок, съел всю содержавшуюся в нем еду, и так же быстро переоделся, сами мешок и бывшую толстовку оставив в хате, и так, без лишнего груза, вывел свою лошадь из стойла и, затем, из деревни. Никого кроме него в деревне не было, и в этом он был уже полностью убежден. Скорее всего, никаких жителей, как и никакого рыжего священника, там не было изначально, и все происходившие с ним в деревне события были заранее подстроены Негласным Правителем. Впрочем, если это было не так, Тарготу уже все равно не было до этого никакого дела. Теперь он думал совсем о другом.

Он задавал немало вопросов самому себе, и своему мечу Тоги, так и занимавшему собственные ножны на спине Таргота, что тот всегда хотел исправить, просто выбросив злое оружие куда подальше, чтобы никогда его больше не видеть, но чего сделать не мог, ведь, в прямом смысле, боялся этого не пережить. Опекуны, то есть Немира и Джожди Кацеры, подарили Тарготу Тоги, вместе с ожерельем из Золота Судьбы, на его восемнадцатилетие, и с ними же передали ему послание от Уиллекроми, по которому он никогда не должен был снимать ожерелья, и по которому всегда должен был следить за Тоги, заботиться о нем, и ни в коем случае с ним не расставаться. В недавнем сне Таргот узнал, что вовсе не Унзар разрушил волю Тоги, отрубив Тарготу руку с мечом, хотя именно этого от него требовал Уиллекроми. Этот факт только усиливал внезапное смятение бедного имтерда, ведь получалось, что всю его новую жизнь, в которой он не раз сам разговаривал на тему случившегося 400 лет назад инцидента с Унзаром, его обманывали. Бог Людей сам говорил, что отрубил руку Тарготу в попытке его остановить, и именно это он помнил раньше сам. Почему-то теперь, когда он увидел правду во сне, в его голове начали всплывать и другие истины, которые он раньше никак не мог заметить, и просто не мог о них думать, ведь его восприятие вещей, с которыми они были связаны, слишком от них отличалось. Теперь ему понемногу открывался и смысл слов Негласного Правителя, которые он слышал от него вчера перед сном. Неужели люди, которым он и без того никогда не доверял, врали ему даже о делах его дяди Геллара в те времена, когда он был еще мертв? Зачем ему было останавливать Тоги? Ответы на эти вопросы теперь он мог узнать только у их первоисточника.

Отставив раздумья на второй план, Таргот не раз останавливался по пути, еще с некоторым интересом наблюдая за шествующими в окружающих полях войсками людей. В некоторых местах, по всей Ренбирской равнине, тянулись вдаль, и даже ввысь, линии обороны Демонов. Тем не менее, расстояние от них до границы Запада и Юга составляло не меньше десятка километров, да и сама линия обороны была не так плотна. Скорее всего, как изначально и думал Таргот, Мерсер приказал людям сосредоточить наибольшие свои силы в нападении, а не в обороне. Земли Марконнор должны стать тяжелым полем боя, ведь противник идеально к ним приспособлен, а большая часть информации о строении их горных гряд за сотни лет уже бесследно исчезла. Тем не менее, в армии людей было куда больше сильных воинов, и все они были уникальны сами по себе, в то время как воины имтердов были почти полностью идентичны друг другу, и ведомы не собственным разумом, а волей своего Верховного Властителя и его командиров. Южный фронт, откуда, со стороны Земель Марконнор, наступление будет вести наиболее опасный Военачальник, Архей ардов и их Верховный Властитель Хемирнир, был подкреплен наибольшими силами его Хемир и ардов, в то время как Восточную армию, нападающую с самого центра Земель Марконнор, люди решили останавливать силами лишь Рыцарей Последнего Часа. Старых Демонов было не так много, чтобы дать достойный отпор объединенным силам имтердов и ардов, но в их числе было и не мало известных героев, включая и Богов. И Тарготу, все еще теряющемуся в сторонах, заранее стоило запомнить расположение войск обеих сторон, если дальнейший путь однажды приведет его в Земли Марконнор. Наверняка, люди еще дадут ему право выбора перед началом войны, и он сможет получить важную информацию касательно их планов на этот период из первых уст. По крайней мере, он должен был знать, где ему и его семье будет проще всего пережить первые бои, чтобы присоединиться к ним уже под конец, когда все Первые рас будут повержены, и в живых останутся только самые важные для мира существа.

Облака совсем теперь перестали двигаться, пропадал ветер, и только теперь, через пару-тройку часов пути, Таргот начал чувствовать в себе небольшое аномальное волнение, наверняка вызванное в нем той самой частью изменения окружающей погоды, в которой солнце, как «всевидящее око Уиллекроми», накрывало своим светом все большую площадь земли, и, чувствуя на себе его взгляд, на спине Таргота трепетал так же связанный с сознанием своего владельца Тоги. Вместе с обыкновенными явлениями природы, пропадали теперь и менее заметные вещи, включая вчерашнее пение птиц, и даже стрекотание цикад и кузнечиков. Почти все животные вокруг прятались по своим жилищам, кое-где мыши-полевки уже сбегались в свои норы рядом с дорогой, будто пытаясь хоть где-то укрыться от приближающейся бури. Весь мир вокруг будто затих, и именно дурным знамением все это приходило в голову Таргота теперь. Мир хотел жить, и в нем еще были те, кто жаждал этой жизни, цеплялись за нее, и кто был далек от всех тех Проклятий, что свели с ума существ, что в этом мире должны быть самыми мудрыми и сильными, но теперь жаждущие только смерти как последние безумцы.

Уже к полудню Таргот стал замечать, как еще недавно обдувавший его ветер, хоть немного разбавлявший окружающую жару, окончательно пропал, переходя теперь в полный сухой и горячий штиль. До Ренбира оставалось всего пару верст, но он не планировал заглядывать в сам город, тем более что места на дороге теперь становилось довольно мало из-за уже куда чаще встречающихся людей, идущих в ту же сторону. Из-за них Тарготу уже пришлось немного сбросить скорость, что тем более не входило в его планы. Вместо этого, на узкой и заросшей тропке, проходящей влево от самого города, уже по Лесу, он свернул к другому пути, известному тогда уже ему одному, а потому полностью безлюдному, и более удобному для выполнения его планов.

Конечно, подземная система ходов под Ренбиром содержала в себе далеко не только одну систему канализации, но и целую уйму секретных ходов, некогда предназначавшихся именно для передвижения Демонов. В те далекие времена, с которых этими ходами люди совсем перестали пользоваться, и сам город Ренбир выглядел иначе, и был он почти пустым, вместо домов содержащим одни только укрепления, защищавшие от имтердов Ренбирскую Пирамиду, единственную с тех времен сохранившуюся почти в первозданном виде. Синокин был выстроен людьми прямо из камня глубоко под Ренбиром, и именно к нему вели всего его тайные ходы, и там же была тайная база Демонов, скрытая от глаз имтердов. Даже зная о существовании этого города, враги людей ничего не могли с ним сделать, и часто погибали сами в лабиринтах каменных туннелей, выработавших собственную экосистему за время своего существования, породившую немало жутких созданий в окрестностях подземного города, убивавших любых встреченных ими живых существ. Все входы в подземную систему Ренбиру были давно запечатаны и скрыты от людских глаз, и только те, кто уже бывали там раньше, помнили о их существовании, и могли найти их снова на прежних местах. В числе таких счастливчиков очень кстати был и Таргот, некогда посещавший Синокин в одиночку, еще 400 лет назад, сам желая встретиться с Археями людей для «важного разговора». Тогда подобная выходка едва не стоила ему жизни, и людям самим пришлось спасать его от опасностей Ренбирских подземелий. Где находился ближайший к нему теперь, и потому наиболее удобный, вход, он все еще хорошо помнил, тем более что и найти его тогда было совсем не сложно – кто-то еще совсем недавно, до него, приходил его искать, и, вполне вероятно, свою задачу выполнил.

Он остановился на небольшой полянке в лесной чаще, окруженный елями и соснами, в свете залившего золотом все вокруг солнца выглядящих как-то особенно красиво. Его лошадь еще почти не успела устать, и Таргот мог бы многое еще из этого выжать, как бы он, наверняка, и сделал бы раньше, постоянно стараясь получать от своего окружения максимум, теперь в этом просто не нуждаясь. Спрыгнув с лошади в высокую, хоть и притоптанную недавно в некоторых местах, траву, глухо хрустнув под собой сухими еловыми ветками, он прошел мимо лошади, гладя ее рукой, в сторону одного единственного особенного места на той поляне. Здесь уже не было слышно людской суеты с дороги, и даже ветер больше не шумел деревьями вокруг. Здесь Таргот видел еще выглядывающие даже из-под высокой травы серые каменные дверцы, треснувшие, с уже едва разбираемой гравировкой по центру, совсем изъеденные временем и заросшие. Таргот тихо прошел в сторону тех дверей, еще торчащих из земли, как и столетия назад серых, и все таких же маленьких для его роста. Присев рядом с ними на одно колено, он достал Тоги из ножен, и ими резко рубанул траву перед собой, теперь точно видя тот каменный прямоугольник, уже не запечатанный, будто его правда совсем недавно кто-то открывал, и наверняка, как и Таргот, оттуда отправился в Синокин. Ржание уже уходящей обратно к дороге лошади, которой Таргот указал «идти на свободу», сопроводило внезапно пронзившую его разум мысль о сущности тех, кто мог воспользоваться тайным ходом под Ренбиром до него. Именно с этой мыслью, уже не теряя ни секунды на раздумья, он почти выкопал заваленные землей и срубленной травой дверцы, и изо всех своих немереных сил воткнул руки между ними по центру, потянув их на себя, едва не вырвав их из твердой земли, отчего они мгновенно распахнулись, открывая глазам Таргота свою мрачную внутренность.

Поднявшись обратно на ноги, сразу кладя Тоги на плечо, совершенно уверенно и бесстрашно теперь он ступил внутрь, под землю, всем телом сжимаясь, пролезая через мелкий проход внутрь на уже более широкую и высокую каменную лестницу. Своего рода ностальгию вызывали в нем очертания давно знакомых стен, узкого прохода с невысоким потолком, серых ступенек, освещаемых по бокам, на стенах, кристаллами Зоота, свет которых уже давно померк, но все еще был хорошо заметен острым глазам имтерда. Блеклые стены, частью уже посыпавшиеся от времени, были еще влажными и холодными, и Таргот, на всякий случай, чтобы не поскользнуться на скользких ступенях, все время спуска держался за них левой рукой, так почти не чувствуя их холода из-за перчаток. Чем ниже он спускался, тем холоднее становился окружающий воздух – солнце еще не успело пропечь землю, как оно делало это раньше, пусть и вовсе не в столь раннее время, и вовсе не на такую глубину. Здесь, под землей, оно уже совсем не доставало Таргота, и даже чувство тревоги Тоги, которое в нем все не затихало, постепенно слабело с каждым метром его погружения в пучину тьмы, в которой никакие силы более не смогут за ним следить, но и в которых он сам не знал, что будет делать. Он ступал на землю по-настоящему чужую, и должен был, впредь, как следует продумывать свои дальнейшие действия.

Спустя буквально несколько минут, по пути один раз остановившись, совсем уже забыв, сколь велик был всегда тот спуск, он, наконец, вышел уже к самим серым туннелям, сразу остановившись там у небольшой развилки, ведущей в три стороны. Он уже почти не помнил, как выглядела эта часть подземелья раньше, но был уже наверняка уверен, что путь вести ему было нужно только вперед – все остальные пути лишь водили бы его по кругу, на что некогда и рассчитывали люди в войне с имтердами, также снабжая те пути редкими и хитрыми ловушками, уже давным-давно обезвреженными и не опасными. Тут и там теперь Таргота встречали прямоугольные туннели, также тускло освещенные Зоотом, выглядящие тогда еще в меру ухоженными, будто какое-то время люди за ними следили, и только недавно их запустили. Вокруг стояла мертвая тишина, не нарушаемая пока даже ударами капель воды о землю, и все это уже начинало угнетать его, пусть и ценившего тишину, но все же еще настороженного и взволнованного. Дабы долго не терпеть этого, он ускорился, так и держа меч на плече, готовый в любой момент им воспользоваться, тем более учитывая возможность его скорой встречи с кем-то, кто воспользовался тем же ходом до него наверняка совсем недавно. Еще через пару минут, пройдя по пути несколько других неинтересных развилок, он добрался до новой, но уже куда меньшей, лестницы. Общая влажность воздуха поднималась с каждым его шагом вглубь этих подземелий, уже точно частично перестроенных в канализацию после последнего визита в них Таргота. Сама та новая лестница, ее ровные прямоугольные ступеньки, и очередная развилка перед ней, по определенной причине были ему уже совершенно не знакомы, и полагаться в них ему оставалось лишь на собственные интуицию и логику.

Вечная влажность последующих туннелей, постоянно капающие с потолка капли грязной воды, с шумом разбивающиеся о зеленоватый пол под собой, уже куда отчетливее запомнились Тарготу еще сотни лет назад, и, скорее всего, он уже был в тех туннелях, хоть и попал в них по другому пути. По уже совершенно туманным остаткам памяти, он двигался здесь снова вперед, уже обращая внимание, как ранее бетонные стены теперь совсем заменили четко выделяющиеся, частично обвалившиеся и подгнившие, кирпичи. Тут и там с них свисала на пол не совсем понятная Тарготу тягучая зеленая жижа, а где-то росли и "грязные" растения. Не нужно быть семью пядями во лбу, чтобы понять – над ним уже как раз простилалась Ренбирская Канализация. Говоря еще проще, он был теперь совсем близок к цели, пусть и не совсем понимал, где ее теперь искать. В нескольких местах впереди, когда он дошел до стены даже продолжая путь все время вперед, с еще двумя развилками по бокам, пол и стены украшали следы явных взрывов и огня, а некоторые проходы дальше были хорошенько завалены. Он не мог активно применять окто в этих туннелях, чтобы, хотя бы, не обрушить их себе на голову, и потому не мог разобрать те завалы с его помощью. Еще раз, на секунду, задумавшись, он повернул направо, в итоге пройдя полукруглый тоннель, вернувшись туда же, откуда пришел. Его цель и вправду теперь будто ускользала от него в этом скользком, холодном и влажном подземелье, наверняка для этого когда-то и созданного, теперь работавшего строго по плану. Плану путать имтердов.

Лабиринт, в который превратилось это место за время отсутствия Таргота, очень сильно петлял теперь даже сторонними путями, и почти все они вели в одни и те же места. Последний туннель, на который вышел Таргот, и по которому теперь ходил кругами, был не очень большим, и по бокам его частенько встречались те или иные препятствия, будто кто-то нарочно завалил внешние ходы канализации от подземных ходов как мог. Движение Таргота к возможному выходу, в купе с его активными размышлениями на этот счет, только сильнее подгонялись окружающим неприятным даже на ощупь холодным воздухом, и источаемым всем его окружением запахом почти токсичной коррозии. Тем более, что ему уже надоело тут и там спотыкаться о камни на полу, совершенно незаметные в тусклом свете окружающего Зоота, в некоторых случаях даже не закрепленного держателями на стенах, а просто лежащего на полу вместе с самими держателями.

Неспешным шагом, держа левую руку на подбородке, водя пальцами по грубой и черствой бороде, он прошел чуть вперед, по самому центральному коридору, теперь стараясь сосредоточиться и придумать дальнейший план, хотя бы, чтобы выбраться из этого тоннеля. Он хорошо запомнил весь проделанный им теперь путь, и был совершенно уверен, что открытых выходов из последнего туннеля, в котором он застрял, из-за завалов не осталось. Именно потому идея разгребать камни голыми руками теперь уже не казалась ему слишком бредовой, ведь он не мог терять время на пустые блуждания, зная, что в это самое время где-то наверху на его брата Соккона может охотиться его сестра Импера, чему он был обязан вовремя помешать. Как нельзя кстати, его размышления о завалах и тяжелом физическом труде прервались почти мгновенно, когда за пазуху ему, как раз проходившему под самым центром туннеля, с потолка упала капля ледяной воды. Он резко убрал руку от подбородка, развернув голову назад, и почти с ударом махнул Тоги за собой, направляя его острием куда-то в сторону пустого коридора. Он был столь сосредоточен на своих мыслях, что едва не был готов теперь со всей силы ударить окто по тому, кто его отвлек. Поняв же, что отвлек его не «кто-то», а «что-то», он быстро осмотрел потолок над собой, откуда ему, снова, уже на лоб упала новая капля ледяной воды, от которой он успел вовремя закрыться левой рукой. Касания этой воды его тела были ему ужасно неприятны, но все же правда кое в чем помогли. По крайней мере, теперь он обратил внимание на то, что действительно было важно, и невыгодные его планам идеи быстро покинули его голову.

Был потолок, конечно, невысок, и Таргот вполне мог рукой дотянуться до него, ощупать, и сделать нужный вывод, осматривая затем свою мокрую от осевшей на потолке воды перчатку. "Вот оно." – подумал Таргот. Над ним, по крайней мере в том месте, где он остановился, было помещение, наполненное водой. Таргот отошел на пару шагов назад от того места, взяв Тоги в обе руки, чуть согнувшись на месте, целясь получше, чтобы, буквально, вскрыть потолок мечом. Если его предположение теперь было верно, по ту сторону потолка наверху могла быть часть некоего резервуара, скорее всего, судя по состоянию потолка, не сильно вместительного, тем не менее являющегося частью именно канализации, куда он и пытался попасть. Он вполне мог пробить потолок здесь, подождать пока из него выльется вся вода, и затем уже спокойно подняться наверх, куда бы это его, на самом деле, не привело. Это был очень рискованный шаг, ведь он бы наверняка утонул, если бы той воды оказалось много, и она бы затопила все окружающие туннели (для чего ее должно было быть не просто много, а невероятно много). В любом случае, он все еще торопился поскорее найти сестру, и потому этот вариант казался ему лучшим выходом, чем разбор окружающих завалов, тем более в недостаточном для этого освещении кристаллов Зоота вокруг.

Одним колющим ударом он вонзил меч, еще обычных размеров, глубоко в центр того прямоугольника, который на потолке, от стены, был наиболее влажным, и точно был полом резервуара с водой. Вода быстро побежала по лезвию меча, с хрустом вошедшего в мягкий камень, и Таргот, использовав меч как лом, сильно напрягая мышцы своего нечеловеческого тела, обеими руками нажимая на рукоять, буквально выломал так часть потолка, отскакивая при этом назад, сам едва не попав под струю воды, ударившую из оставленной им щели. Как он и надеялся, поток тот был не очень силен, а значит и воды наверху было не слишком много. Пусть он и не мог усилить ее напор, он мог добавить потолку новых дыр, чтобы вода оттуда слилась быстрее, и он скорее смог подняться наверх. Он нанес еще удар, еще два, три удара, и все еще ему казалось это медленным. Его снова объяло какое-то напряжение, но уже не похожее на злость, а больше напоминавшее страх. Ему казалось, что в окружающей его темноте, в почти мертвой тишине, где рядом с ним, был кто-то еще, тихо и скрытно следя за каждым его действием. Внутренняя аура Таргота не улавливала присутствия никого постороннего, и это было больше похоже на паранойю, что все равно не меняло факта его внезапного волнения, никогда не возникавшего без причины. Шум, созданный им, лишь подтолкнул его к идее, что кто-то теперь заметит его присутствие уже в канализации, и придет оттуда наверх по его душу, а возможно и устроит ему там засаду. В таком случае лишний враг на хвосте был ему тем более очень некстати.

Еще раз почти судорожно оглядевшись, уже почти всем телом промокнув от вырывающейся из потолка воды, он занес Тоги под собой, слева, раскалив его своим окто, теперь уже плевав на шум и возможность обрушения потолка, что было ему тогда только на руку. Влив в меч совсем немного внутренней силы, испаряя им, все время нагревающимся, бьющую сверху воду, он вертикально, снизу-вверх, ударил по потолку, окончательно его разрушая между оставленными им ранее дырами. Удар оказался не столь мощен, как ожидал Таргот, и вода, ринувшаяся мощным потоком теперь через уже полностью разрушенный вместе с частью стены рядом прямоугольник потолка, поглотила большую часть взрыва огненного окто, залив окружающий, и без того сырой и влажный, коридор пеленой парового тумана. Таргот все равно был уже мокр до ниточки, и теперь ему не нужно было отходить от потоков воды подальше. Вода сверху уже перестала бить из всего прямоугольника, а начала стекать лишь сбоку, показывая, что уже почти вся она вытекла оттуда, где находилась, и помещение сверху от себя она уже освободила. Из-за застилавшего весь туннель вокруг пара Таргот почти не видел, что происходило наверху, но уже и без того собирался во всем разобраться сам, залезая наверх, скрываясь подальше от все время нарастающего в нем чувства слежки, которому и туман не был помехой, и через который кто-то, не видимый Тарготом, продолжал за ним следить.

Он убрал ни чуть теперь не изменившийся Тоги в ножны, чуть подпрыгнул, схватившись за наиболее ровный от взрыва уступ потолка, еще в прыжке подтянулся рукой, и поднялся наверх, под конец левой ногой отталкиваясь от кирпичей стены. Он уже почти ничего не видел, ведь в помещении выше не было никаких источников света. Тем не менее, глаза Таргот тоже были непростыми, и им много света было не нужно, и даже с тем, что он имел, и что еще светило наверх через дыру под ним, он хорошо мог рассмотреть свое окружение. Идеи, как всегда быстро посещающие в подобных случаях в меру начитанного и наделенного острым умом Таргота, мгновенно пронзили его голову, и дали куда более точную картину местности, чем то, что я описал выше. Он лег над проделанной им дырой, свесив над ней лишь верхнюю часть тела, протянул руку к держателю Зоота совсем рядом, сорвал кристалл, и, подбавив ему света своей внутренней силой, мгновенно осветил им все помещение, в котором ему довелось оказаться теперь.

Он поднялся на ноги, еще раньше приметив рядом небольшую приставную лесенку, ведущую уже наверх, к чему-то вроде смотровой площадки. Как оказалось, было это помещение и вправду небольшим резервуаром с водой, бетонной ванной, находящейся в совершенно мелкой комнате. Как понял Таргот – это помещение было одним из ответвлений канализации, а его целью была перегонка сточной воды в воды самой системы очистки через уже давно забившиеся от времени трубы по бокам стен. С тех пор, как канализация перестала обслуживаться реальным человеческим персоналом, многие ее части перестали функционировать как полагается, и совсем ушли в запустение. Эта ее часть, судя по качеству воды, с осевшей на полу и прилипшей к нему грязи, наверняка также была заброшена. Уже даже не отряхиваясь или выжимая мокрую до нитки одежду, Таргот перескочил край резервуара, забрался на лестницу, и по ней, скрипя ее старыми металлическими прутьями, сложенными вместе для объема, забрался на верхнюю площадку, в стене которой и была дверь, наверняка связывающая то помещение с остальной канализацией.

Отворив ту съеденную временем, а оттого со скрипом еле двигавшуюся дверь одной рукой, удерживая в другой руке кристалл Зоота, он незамедлительно ступил внутрь, выходя уже в куда больший туннель, и, также, куда более освещенный. Дверь за собой он закрывал медленно, дабы ее скрип не слишком вредил его ушам, и поглотившей их мертвой тишине, только частично нарушаемой и другим шумом – ударами капель воды о бетонный пол, и гулом той же воды, падающей уже куда большими потоками, где-то вдалеке. За той же дверью было уже теплее, чем в помещении с резервуаром, и тем более жарче, чем в подземельях под ним. Никаких запахов, впрочем, Таргот почти не чувствовал – он и сам теперь весь насквозь пропах сточной водой.

Подсвеченный мерцающими тут и там зелеными грибами, белыми цветками, и прочими элементами флоры наверняка только Ренбирской канализации, тоннель казался куда больше, чем был на самом деле, ведь потолок его почти целиком покрывала большая тень, за которой и вовсе казалось, что его там нет. Таргот постарался направить свет кристалла Зоота в своей руке в дальний верхний конец потолка туннеля, концентрируя свою внутреннюю силу на определенной маленькой площади кристалла, но вместо этого разжег его целиком, будто окружающий то место кристалл равномерно распределял внутреннюю силу по всей своей площади, и сильно светить только в одном месте и сильным лучом не собирался. Лицо Таргота тогда даже ни капли не изменилось, будто он заранее понимал глупость своей затеи, и не слишком в нее верил. Тоннель вел только в две стороны, то есть теперь, для вышедшего сбоку из двери Таргота, направо и налево. Был он полукруглый, диаметром не меньше десятка метров, и освещен, как и было описано ранее, лишь снизу, и в редких местах наверху, чего Таргот почти не видел, и куда ему смотреть было не за чем.