Алексей Андреевич Лагутин
Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1
–Таргот? – тихо окликнул его медленно подходящий священнослужитель.
–Я не в настроении, поп. – исподлобья одарил его хмурым взглядом Таргот, успокаивая и без того спящую стоя лошадь, гладя тяжелой рукой ее холку.
–Прости, я не хотел занимать твое время, но все же…Седовласый господин просил передать это тебе в качестве награды за помощь нашей деревне тобой и госпожой Ксарией. – уверенно говорил мужик, вытащив из внутреннего кармана белой рясы небольшой кожаный мешочек с золотой веревочной обмоткой, протягивая его Тарготу.
Таргот повернулся к нему достаточно резко, переменив лицо на еще более серьезное, тем самым едва не перепугав все это время выглядящего непринужденным мужика. Таргот одним молниеносным движением правой руки выхватил мешочек из его руки, другой рукой развязал его, и быстро, взволнованно, достал содержимое. Он думал, что же ему мог передать лично Негласный Правитель, но никак не ожидал увидеть там это. Перо. Такое же перо, как и у Ксарии. Оно было почти прозрачным как стекло, стержень его был мутным внутри, розовым, а перья были уже непрозрачными, пурпурными. Прикоснувшись к его острию, он почувствовал настоящую боль, очень редкую для него от таких легких прикосновений. Было очевидно, что материал этого пера был очень похож на порождение окто его друга Кози, создающего с его помощью похожие, невероятно крепкие, и оттого невероятно острые, кристаллы. Послание от седовласого господина, как и следовало ожидать, с первого взгляда не несло никакого открытого смысла. И все же, смысл в нем точно был, и это перо Тарготу еще наверняка пригодится позже.
–Что он вам приказал? – недружелюбно, убрав перо обратно в мешочек, а сам мешочек положив в карман толстовки, спросил мужика Таргот.
–Он обещал, что заберет нашу деревню туда, где нам не придется страдать от имтердов, когда начнется эта война. Я уже слышал о том, сколь ужасен их гнет. Если это единственный путь к спасению, пусть будет так.
–Иронично, что для этого вы приняли помощь именно от него. – нехотя вздохнул и прикрыл глаза Таргот, отворачиваясь обратно к лошади, осматривая ее стойло, проверяя хватит ли ей еды и воды до утра.
–Каждый в праве сам делать свой выбор, Таргот. – звучал позади него тот же голос, вдруг ставший немного более низким, будто мужик тот мгновенно постарел, и голос его стал даже более хриплым. – Ты же знаешь, чего я хочу. Но ты не знаешь, чего хочешь сам.
Таргот молчал, и его взгляд совсем остановился. Он узнал те слова, и узнавал того, кто их говорил. Все это уже совсем его не удивляло, и он заранее был к этому почти готов. Опустив голову, он прислушался.
–Пелена лжи, покрывающая этот мир, никогда не рассеется, если мы не будем делать выбор. Прорваться через эту пелену, или задохнуться в ней…
–Я знаю, о чем ты говоришь. – резко повернувшись к морщинистому, старому и сухому седому старику, махнул рукой Таргот. Его голос был снова взволнован, он звучал все так же серьезно и зло, но уже как будто злился он не на мир вокруг себя, а как раз только на себя. – Но я не знаю, что произойдет, когда я узнаю правду, и не хочу, чтобы это навредило им.
–Воистину, будущее непредсказуемо, и это понимают даже Правители. Есть вещи, которые специально скрываются от тех, кто не должен их знать, а упорство, интерес к скрытому, лишь подтверждает нашу глупость и невежество. Зачем мы интересуемся вещами, которые все равно не в состоянии понять? Зачем мы думаем о том, что не в силах изменить?
–Говори что хочешь. – отрезал Таргот, резко качнув головой в сторону. – Я обещал, Бриз. Обещал, что исправлю все свои ошибки, и защищу свою семью…
–От чего же? – перебил его Бриз.
–Защищу…от тех же ошибок, которые совершил сам. Чтобы ни одна из них не повторилась. Для этого я добьюсь правды, чего бы мне это не стоило.
Сказав последние слова, Таргот повернулся к церкви, еще раз окинув ее уверенным взглядом, про себя подумав: «Мы соберемся вместе, и расскажем друг другу всю правду. Если мы будем вместе…не будет уже ничего, что мы не сможем изменить.»
Наступила тишина, и алые волосы Таргота едва колыхал окружающий его теплый ветерок. Улыбка сама растянулась на лице старика, под его закрытыми седыми волосами, слепыми от времени глазами, полная чего-то правда похожего на ностальгию. Он вспоминал времена не столь старые, которые все-таки не застал Таргот, ведь то было как раз за несколько дней до его восстановления руками Уиллекроми, десятки лет назад. Когда-то такие-же алые волосы были и у другого Кацеры, говорившего те же слова Импере, обещая ему во что бы то ни стало добиться правды, найти для нее Лироя, и вновь объединить семью Кацер.
–Ты и вправду похож на него. – ухмыльнулся старик. – Скоро ты встретишь его, и сам все узнаешь. А пока – ты знаешь, что делать дальше. Не сбейся с пути, коли предоставил свой выбор им. Я встречу тебя вместе с ними. Надеюсь, ты будешь готов к этому.
Таргот молчал, как следует в голове перебирая его слова. Теперь он все больше терялся в своих мыслях, думая о «нем», кого он должен был скоро встретить. Он понимал, что это неизбежно, и сам же хотел узнать все у него. Но все это вызывало в его личности лишь большие конфликты. Он, Актонис Геллар, был хорошо знаком ему раньше. Он не мог назвать его плохим до тех самых пор, пока он и Бриз не помогли Совенрару свергнуть его мать Шираву, сестру Геллара, с трона Верховного Властителя имтердов. После своего воскрешения, Таргот узнал от Мерсера немало подробностей о делах своего дяди за те 400 лет, что он оставался в небытие, и потому, даже мягко говоря, возненавидел его. Бриз всегда был хитер, и ему Таргот вообще никогда не доверял, считая его злым и хитрым мерзавцем, тем не менее часто действующим против любых ожиданий, непредсказуемо, нарушая как свой образ в глазах окружающих, так и планы сторон, к которым он принадлежал. Истинные цели этого существа никогда не были ему до конца ясны, и он всегда принимал его слова на веру лишь наполовину. Не было похоже, чтобы он врал ему теперь, но Таргот все равно никак не мог смириться с его словами. Единственное, в чем он мог быть уверен – факты, которые были подтверждены не только им, даже если все это входило в поставленный им же спектакль, указывали на одно и то же место, и на одну цель. Канализационная система Ренбира, ведущая в Синокин, и Таргот еще с самой первой Эпохи, названной Гармонией, знал, как туда попасть.
Вокруг него уже никого не было, а Негласный Правитель, как он всегда любил это делать, будто растворился в воздухе. Все же убедившись, что его лошади ничего не угрожает, и еды с питьем у нее на ночь точно хватит, Таргот направился в сторону той же хаты, возле которой, невзначай, на небольшом заборчике все так же лежала выбитая им недавно деревянная толстая дверь. В его сознании уже не откладывался путь к тому домику, он не запомнил даже как, войдя внутрь, прошел к дальней от дверного проема стене, упал на кровать, и совсем перестал шевелиться. Он не думал о безопасности, да и вообще уже почти не мог думать. На время разговора со стариком его разум стал яснее, а усталость, вызванная истощением тела от силы Тоги и переизбытка эмоций, временно отступила. Следовало только старику пропасть, как все это снова вернулось к Тарготу, и его глаза целиком застлала сонливость.
Уже много лет его не посещали сны. С детства, лет до 10, во сне он видел лишь одну картину, все то, что некогда видел поглощенный Клинком Власти Тоги его изнуренный разум. Но время шло, и сны его появлялись все реже. Он терял детали, картина происходящего все больше комкалась, сливалась в бред, и в какой-то момент совсем исчезла. После пожара в Кацере, пока Таргот был без сознания, тот же сон снова посетил его, и после этого он совсем перестал спать, боясь снова вернуться к тому же кошмару. И вот, совсем недавно, в деревне Лукимм, пробираясь с братьями и Кайлой через Лес Ренбира в сам Ренбир, он снова случайно уснул. Тогда все было иначе, куда тревожнее и неопределенней, но только в начале. Он едва ли запомнил, что происходило в том сне, но ясно помнил, что был в нем он не один. Вся его семья была с ним, все они стояли позади него, положив свои руки на его плечи. Впереди было ослепительно светло, и его, как и тогда, 400 лет назад, объял страх. Он не мог повернуться назад, чтобы посмотреть на свою семью, но чувствовал их тепло, как чувствовал и их поддержку. Он шел вперед. Шаг за шагом, его страх развеивался, а свет впереди становился все ближе и ярче. Он видел, как Белая Искра зажигает его глаза, и он вновь становится тем, кем был всегда, как за его спиной расправляются крылья и там же до коленей отрастают волосы. Он не помнил, чем закончился тот сон, но именно он заставил его снова задуматься о своей значимости для семьи, не раз потом думая, какой потайной смысл имел тот белоснежный свет, ведь когда-то и принятий им от Россе свет на деле оказался кромешной тьмой.
Прошел всего час, и серебристый свет все так же далекой луны покрыл всю поднебесную гладь, окружающую деревню, пробиваясь в комнату Таргота через разбитое у входа в хату окно. Совершенно нелепые, казалось, картины представали пред глазами засыпающего Таргота, и он то и дело старался их поддерживать, хотя бы своими силами, как умел когда-то, вызывая сон, надеясь, что хоть в нем он увидит что-то, что может предсказать его будущее. В один миг мир вокруг него колыхнулся, и даже стрекотание цикад, запах старой пыльной кровати под ним, все чувства как тепла, так и осязания, пропали.
Он отчетливо слышал свое сердцебиение, слышал свое дыхание, и по мере погружения в сон чуял все усиливающийся запах гари. Стало невыносимо жарко, но еще более невыносимым становился страх. Дыхание, которое он слышал, искажалось, превращаясь в самый настоящий чудовищный рык, едва ли теперь перебивающий заслонивший уши нарастающий гул и треск. Он чувствовал давление внутренней силы впереди, касавшейся его собственной, уже совершенно иной силы. Его левая рука страшно болела, и принадлежавший точно ему страх мгновенно перешел в ярость, принадлежавшую чему-то совершенно иному. Кошмар полностью поглотил его снова, как он делал это прежде, показывая ему то, что он так старался забыть, и за что желал искупления. Весь мир вокруг него снова поглотило Пламя, и он был вынужден бессильно за ним наблюдать, пока тело его совершает страшные преступления. В его голове зашептал голос Тоги.
Глава 3. Монстр
По полю боя кружили огненные смерчи, со свистом проходя по выжженной земле, поднимая в сухой воздух мелкие камни и пыль. Кое-где те вихри поглощали глубокие лужи, занявшие пробитые мощным напором своей воды трещины. Высоко над всей той картиной стихийных бедствий, что создал в бою Бог Природы, небо простирали черные клубящиеся тучи, то и дело со страшным грохотом извергающие из себя на землю лазурные молнии. Совсем недавно на поле боя шел дождь, но теперь и от него ни осталось ни капли. Вся вода вокруг быстро испарялась, будто сама природа чувствовала, как слабеет воля заботившегося о ней человека. Бог Природы Серпион, восставший против имтердов, разрушавших флору его родных земель, был тяжело ранен теперь, попытавшись утихомирить разозленного на брата и сестру Таргота, но только на месте понял, что имеет дело с чем-то куда более зловещим, и точно не похожим на обычный, хотя бы для имтердов, семейный конфликт.
Таргот остановился совсем близко к ним, метрах в 10, не более, и все же чувствовал всем телом, будто держал их в самых руках, дрожащих тогда от неведомой злобы. Серпион все еще стоял перед ними, закрывая их от безумного чудовища, огромного как сразу десять Серпионов. Рана на теле Бога простиралась от самого его левого бедра к правому плечу, и он сильно напрягал еще оставшиеся мышцы живота, чтобы его внутренние органы не покинули брюшную полость. Правые ребра были раздроблены, с каждым вздохом своими осколками больно впиваясь в едва не поврежденное легкое. Он принял на себя лишь один удар горящего Белой Искрой меча в огромной руке Таргота, от которого не смог уклониться, и даже его одного было достаточно, чтобы смертельно ранить закаленного в боях Бога. Хоть он и терял кровь, его организм октолима продолжал активно регенерировать, путь и точно истощил бы ресурсы его тела для этого за пару минут продолжения боя. Серпион даже не надеялся тогда, что кто-то сможет ему помочь, тем более дав отпор Тарготу, и также защитив сидящих рядом, также серьезно раненных Имперу и Лироя. Но им правда вовремя помогли. Теперь между ними стоял лишь огромный имтерд с рыжей мордой подобной львиной, в кристаллических мерцающих доспехах, направляющий в сторону Таргота огромный гравированный топор.
–Uki hens fob? Gellei! (Ты слышишь меня? Отступи!) – раскатывался по полю боя взволнованный, бешеный рык Самума.
Но взгляд горящих Белой Искрой глаз монстра, на его чешуйчатом закостеневшем лице, продолжал прожигать собой глаза брата и сестры Таргота, кто некогда владел телом монстра, но от личности которого теперь не осталось и следа.
Недавний удар Самума топором по левой руке монстра, в которой тот, хрустя костями бедной напуганной Имперы, сжимал ее маленькое тело, на секунду остановил его, а из небольшой раны на той руке медленно сочилась розовая, точно не человеческая, кровь. Того удара хватило, чтобы вынудить монстра отпустить едва не раздавленную его страшной хваткой Имперу, и сражавшийся тогда также из последних сил Лирой успел схватить сестру, и с ней отскочить назад. Самум не решился серьезно атаковать Таргота, придя на помощь отпрыскам своего Военачальника Бетоуэта в последний, но особенно важный момент, до сих пор не разобравшись, почему Таргот впал в столь неистовую ярость и так резко изменил облик. Он все еще не верил, что перед ним стоял не он, а всего лишь злобный зверь, принявший его облик.
–Почему?.. – плача, мешая на лице слезы с золой и кровью, всхлипывала Импера. – Почему это произошло с тобой?..
–Серпион, Самум… – кое-как, совсем бессильно, поднялся на ноги сидевший рядом с Имперой Лирой. – Вы знаете, как его спасти?
Серпион молчал, едва ли в состоянии теперь говорить, уже держась за рассеченный живот левой рукой, всем телом опираясь на свое толстое копье, воткнутое в залитую кровью землю. Кровопотеря уже серьезно влияла на его сознание, и ему становилось все тяжелее думать. Самум, стоящий спиной к нему лишь в паре метров впереди, тоже молчал, уже частично понимая суть внезапного изменения личности Таргота, теперь стараясь получше понять ее причину. Вернее, он пытался понять первоисточник той причины, ведь и без того понимал, что именно свело бедного имтерда с ума. «Почему ты к этому прибег?» – думал он. «Зачем тебе сила Россе?».
За всем этим разум Таргота наблюдал со стороны, прямо из собственного тела, тем не менее отделяя мысли и чувства того чудовищного тела и своего реального разума. Он постоянно с ужасом смотрел на брата и сестру, а те, в свою очередь, с еще большим ужасом смотрели на него. Облаченный в доспехи с плащом, теперь немало изодранным, обладавший бандитской красотой и бунтарской внешностью юноша, Лирой, смотрел на Таргота из-под свисающих на лоб окровавленных, но и без того алых, волос, не менее алыми напуганными глазами. Со всей той грязью и кровью на своем теле, теперь он уже не выглядел ни капли гордо, как раньше, теперь своим видом вызывая только жалость. Он все еще старался закрывать собой сестру, пусть в этом уже и не было особого смысла, делая это уже бессознательно, защищая близкого имтерда. Сама Импера была в еще большем ужасе, и от него даже зрачки ее прекрасных глубоких огненных глаз пропали, дрожью метая себя от стороны в стороны по глазному яблоку, наблюдая за движениями страшной огромной челюсти Таргота, вид которой до сих пор стоял перед ее глазами. Над самым ее правым глазом, под алыми косичками, заливая лицо ниже и стекая на глаза, по грязному лицу к подбородку текла горячая темная кровь. Недавно Таргот ударил ее о землю головой, и также поэтому кровь на ее лице теперь смешивалась и с золой, покрывавшей ту землю. Недавняя хватка монстра серьезно травмировала ее тело, и она совсем не могла теперь пошевелиться, будто все ее тело под легкой шерстяной блузкой, точно не предназначенной для сражений, залил металл, который она уже никак не могла поднять, не говоря уже о сковавшем ее ледяными цепями ужасе.
Больше Таргот ничего не видел. Все прочее, что находилось вокруг него, было ему тогда не интересно. Он чувствовал то же, что чувствовало его тело, и должен был слышать его мысли, находясь в чертогах собственного разума, но окружала его тогда лишь полная тишина. Монстр, что принял его облик, ни о чем не думал, будто даже не зверь, а самая настоящая бездумная кукла. Его чудовищная зубастая пасть, даже большая, чем у Самума, была постоянно угрожающе приоткрыта, а маленькие глубоко запавшие глаза, источая Белую Искру, совсем не шевелились. Он тихо стоял на месте, искажая собственное дыхание в рык, показывая своим врагам точно то же, о чем они думали теперь, и чего особенно боялись.
«Он потерял разум. Воля Россе полностью подчинила его себе». – думал про себя Самум, щуря звериные глазки, от волнения только крепче сжимая каменными перчатками золотую ручку своего топора. – «Почему же, Россе? Разве не мы исполнители твоей воли?..»
–Den fob leme iaken… (если ты продолжишь это) – занес над головой топор Самум, разводя ноги на ширине плеч, отводя правую ногу чуть назад.
Специально легкое и медленное движение Самума тоже разозлило Таргота, мгновенно выплеснувшего злость на врага, широко открыв свою огромную пасть в злобной гримасе, поднимая голову, извергая из самых своих недр громогласный рык, мгновенно оглушительно заливая им все свое окружение, вместе с тем покрывая пространство вокруг вибрациями от давления собственной внутренней силы. Самум не боялся его рыка, готовый во что бы ни стало выполнить свой долг опекуна семьи Кацер, которым оставался каждый раз, когда их отца, Бетоуэта, не было рядом. Его не было рядом и теперь, когда Таргота постигла сия страшная судьба, и только Самум мог остановить его, хоть и не хотел его убивать, все же понимая теперь, что у него может просто не остаться иного выхода. Воля Таргота была поглощена Белой Искрой, и он знал, кто стоял за таким его превращением. И к счастью, только Самум знал, как сопротивляться этой силе, пусть и всегда скрывал это от окружающих. Именно Самум был порождением той воли, что однажды обрела собственный разум.
Рывок, будто взрыв, разорвавший под собой землю, но сопровождаемый громким металлическим хрустом. Самум уже был готов использовать подаренную ему самим Россе способность Песчаной Бури, но замешкал в последний момент, заметив, как тело точно рванувшего в его сторону разъяренного Таргота лишь на метр двинулось в его сторону, затем чем-то мгновенно остановленное. Хруст металла принадлежал именно этому, металлической острой лозе, обвившей его тело. Таргот не растерялся, злобно рванув руками звенья металла, разрывая их Белой Искрой, и часть лозы мгновенно оторвалась от его тела, а часть вернулась обратно в посох, из которого и была выпущена. Она проскочила назад, собираясь в тонких бледных руках неожиданного гостя, ее хозяина, туда же направляя и злобный взгляд Таргота.
–Невосприимчив к яду, или моя лоза не смогла проткнуть его чешую? – серьезно щуря глаза, осматривал твердое как камень тело Таргота тот человек.
Он, Бог Смерти Чеистум Лиисерким, стоял довольно далеко от Таргота, облаченный в черную мятую и изодранную вуаль с капюшоном, закрывая свое только теперь удивленное и сосредоточенное лицо, чаще жуткое и безумное, тем более с его чертами явного мертвеца. Тарготу уже был знаком пугающий блеск его белых глаз, но разум едва ли напоминал ему об этом, как и совсем не казался он ему теперь пугающим. Никто из собравшихся вокруг него живых существ не воспринимался им больше как друг, и именно как на врагов, продолжая злобно рычать, он на них и смотрел. Но так на них смотрел не только он. На него, Бога Смерти, и на того, с кем он пришел решить так внезапно возникшую с Тарготом проблему, с большим подозрением смотрел Самум.
–Люди. – чуть опустил топор Самум, продолжая крепко сжимать его ручку, теперь так же крепко, в подозрении, сжимая зубы. – Вы пришли.
–Это и наша проблема. – прошел вперед, перед Чеистумом, синеволосый и синеглазый юноша в таком же синем камзоле, с толстым посохом в правой руке. – Надеюсь, ты понимаешь, какое преступление совершил Россе, и не станешь защищать его перед Уиллекроми.
«Он знает…» – про себя цыкнул Самум. «Знает про создания Рукописи Россе.»
–Нарушение Гармонии не должно остаться безнаказанным.
–Ты знал, что это произойдет. – окинул Бога Людей Унзара злым взглядом Самум.
–Что, прости? – повернулся к нему Унзар.
–Ваше место на Западе, и вы бы никак не успели прийти сюда, даже узнав о происходящем здесь в тот же миг, как Таргот вышел из Храма Бетоуэта.
Унзар был удивлен его словам, но в голове очень по-своему озвучил это удивление. «Нет ничего удивительного, что он этого не знает. Имтерды слишком глупы…даже если их создал Россе». На его слова он только покачал головой, решив не затрагивать эту тему. То, что происходило вокруг ситуации с Тарготом, и что Унзар с Чеистумом как раз пытались решить на Востоке, из-за чего и оказались рядом в нужный момент, Самума точно не касалось.
–У нас свои причины. Тем более… – со вздохом приложил левую руку ко лбу Унзар. – Нас попросила о помощи Ширава.
–Мама?.. – обомлела Импера, уже едва оставаясь в сознании от кровопотери. Но из-за окружающего гула уже затихающих стихийных бедствий, ее едва ли кто-то тогда услышал.
–Знаю, что она находится под вашей защитой. – удивленно поднял голову Самум. – Но…откуда она знала?
–Мы просто были рядом вместе с ней. Ты враг людей, Самум. Не думай, что я расскажу тебе причину. – окинул Самума вполне недружелюбным взглядом блестящих серьезных глаз под колыхавшимися на горячем ветре волосами Унзар.
–Тц. Плевать. Главное, что ты знаешь что-то про дела Россе, и сможешь решить эту проблему. – все-таки смирился с ситуацией Самум, решив хотя бы перед Лироем и Имперой не идти на поводу эмоций.
Таргот все это время не двигался, хотя раньше, пока на место бойни не пришли Унзар и Чеистум, совсем не останавливался, и не давал никому из окружающих говорить. Вокруг него со всех сторон лежало множество убитых им людей и имтердов, многие из которых уже сгорели от огненных смерчей, вызванных шальным окто Бога Природы. Получив последнее ранение, он почти перестал контролировать свою внутреннюю силу, и смятение гаснущего сознания серьезно изменило его материализацию. Только теперь Лирой и Импера, между которыми и Тарготом раньше стоял Серпион, заметили его внезапное отсутствие. Он исчез ровно тогда же, когда рядом появились Унзар и Чеистум, и только Лирой, будучи еще полностью в сознании, обратил на это внимание.
–Серпион пропал? – беглым взглядом огляделся Лирой, не находя нигде вокруг Бога Природы, тем не менее еще ощущая его внутреннюю силу где-то поблизости. С его исчезновением окружающий шум, вместе с самими природными явлениями, пропадал, а черные тучи медленно растворялись в небе.
–Эту проблемы мы тоже скоро решим. – не сводил серьезных глаз с монстра Таргота Унзар.
–Что вы намерены делать? – окончательно опустил топор Самум, понимая, что дальнейший бой будут вести уже Боги с Тарготом, и сам он, Самум, не должен допустить, чтобы от этого пострадали Лирой и Импера.
–Забирай Лироя и Имперу. – повернул к нему голову Унзар.
Самум молча опустил голову, продолжая подозрительно смотреть в глаза Унзара.
–Укрой их в Храме Бетоуэта. Там, где наши силы не смогут им навредить.
Самум мгновенно повернулся на месте, подскакивая к раненым имтердам, быстро поднимая Имперу на правое плечо, а напуганного и вскрикнувшего от подобной резкости Лироя хватая и кладя под левую руку на бедро. В то же время Унзар, продолжая теперь смотреть на все разгорающуюся в глазах Таргота Белую Искру, поднял свой посох выше, хватая его не у вершины, а по центру, явно собираясь использовать его как оружие. Окто Чеистума голубым мерцанием восстановило поврежденные звенья его посоха-кнута из сложенной вокруг острого шеста лозы. Они оба были готовы вступить в бой, и уже собирали свою внутреннюю силу вокруг своих тел.
–Именем Гармонии, что ты нарушил, Россе…
Огненные вихри, смерчи, и даже бьющие с неба молнии окончательно замолчали, чувствуя чудовищную решимость посланника Правителя Гармонии наказать тех, кто нарушает его законы. Земля под Самумом треснула, когда его тяжелые каменные сапоги рванули вперед, с прыжком поднимая его в небо, в сторону его Храма. Унзар крепче сжал посох обеими руками, понимая, что никто со стороны теперь не увидит его слабости, если его рука внезапно дрогнет, ведь именно поэтому он просил Самума и Кацер уйти подальше. Чувствуя это, в последний раз печальным взглядом наблюдая за последними секундами жизни брата Таргота, даже лежащая на плече Самума Импера в ужасе, бессильно пуская слезы, закрыла глаза. «Прости, братик…» – думала она. «Мы ничего…ничего не смогли сделать». Таргот занес Тоги за собой, а глаза Унзара ярко загорелись синим мерцанием его окто.
–Я уничтожу тебя!
Синяя стрела окто ударила вперед из посоха Унзара, сопровождаясь кружащими вокруг нее белыми сферами, также устремившимися в сторону Таргота. Монстр не мешкал, и быстрым движением своего грузного тела развернул огромный Тоги, с ударом, в сторону той вспышки, с характерным скрипом Белой Искрой сжигая окто Бога Людей. В тот же момент позади него будто из ниоткуда появился Чеистум, быстрым и сильным ударом своего посоха, теперь сжимаемого обеими руками, ударив по спине чудовища между его крыльями, сопровождая удар взрывом черной, клубящейся энергии. Удар чуть оттолкнул Таргота, но он тут же, злобно рыкнув от полученного урона, развернулся на месте, также сопровождая все свои движения атакой меча Тоги. В тот же момент, пока меч Таргота, поднимая в воздух золу и пыль под собой, Белой Искрой скользил над головой присевшего под ним Чеистума, сбоку его ударила новая вспышка окто Унзара, теперь сгустком синей разрывной энергии разрушив чешую монстра на правом боку. Тот удар едва ли остановил Таргота, на что Чеистум совсем не успел отреагировать, тут же получив нечеловечески мощный удар тяжелой ноги монстра в голову, ударной волной совсем закрыв Таргота в облаке золы. Этого удара более чем хватило, чтобы сломать Богу Смерти шею, и разорвать солнечное сплетение, едва удержавшее голову на плечах.
Отброшенный страшным ударом назад, со шлепком, разбрасывая воду во все стороны, влетев в крупную лужу недалеко позади, Чеистум без промедления оттолкнулся руками от земли под водой, так отскакивая назад и вставая на ноги. Капюшон с него слетел, а изо лба, открывая часть разрушенного теперь черепа, на лицо вытекала кровь. Она не струилась, не фонтанировала, ведь в мертвом теле Чеистума не было напора крови, и даже потеря внутренних органов не была проблемой для управляющего им проклятья. Проклятья, содержавшего его волю, которым он когда-то сам убил свое тело, затем им же его воскресив и подчинив.
Атака, которой Унзар пытался прикрыть маневр Чеистума, не дала желанного результата, но дала ему достаточно времени для подготовки новой, но уже куда более мощной атаки. Собрав вокруг своего посоха побольше внутренней силы, он заставил посох сиять, подняться в воздух перед ним, полностью покрываясь его невероятной силой окто. Таргот уже развернулся в его сторону, когда посох вернулся в правую руку Бога Людей, заливая все свое окружение лазурным сиянием, разгоняя землю, пыль и пепел вокруг себя, теперь занесенный позади Унзара, будто им он собирался ударить по Тарготу, тем более что тот уже ринулся к нему, со злобной гримасой страшного лица покрывая все свое тело Белой Искрой.
С ударом вперед, приняв тяжелый упор на левую ногу позади себя, чтобы устоять на ногах, посох Унзара разразился ужасным взрывом, фокусируя всю свою мощь в толстый луч окто, ударивший с такой силой по рванувшему в сторону Бога Тарготу, что даже изредка продолжавшие бить в округе по своей воле с уже почти чистых небес молнии не сумели своим громом перебить тот взрыв. Весь мир вокруг залил невыносимый свет, а уши Унзара поглотил грохот. Он чувствовал, как Белая Искра Таргота поглощает его окто, но не успевает сделать этого достаточно быстро, ведь именно поэтому он решил использовать столько внутренней силы для создания одного мощного удара. Всю его разрывающую силу монстр бы никак не успел поглотить, даже используя Искру, обладавшую невероятным поглощением Зеленого и Красного Пламени.
Но поднятая тем ударом окто земля мгновенно разлетелась теперь, разгоняемая, вместе с еще не угасшей энергией Унзара, давящей на все свое окружение внутренней силой Таргота, Белой искрой поглощая все пространство вокруг него. Открывая его правда поврежденное теперь огромное тело, с раздробленной кровоточащей левой рукой, которой тот явно закрылся от удара, поле боя залил новый грохот, но теперь исходивший из пасти монстра, сопровождаемый до предела злобным, ненавидящим все живое, рыком.
–В нем не осталось ни капли сознания… – пробежала по лбу Унзара капля холодного пота. – Даже если я использую всю свою внутреннюю силу, его Белая Искра не выгорит, и я не смогу лишить его тела ее воли. Так мне его не освободить.
Рык чудовища не прекращался, а его сила, кажется, с каждой секундой только росла.
–«Ширава…» – крепко сжимая зубы, думал про себя Унзар. – «Как же мне…спасти его?»
Рык остановился, и Таргот занес правую ногу назад, готовясь к рывку, лишь одной правой рукой забрасывая Тоги над собой, готовясь им в одно движением уничтожить вставшего у него на пути Унзара. Его левая рука бессильно болталась от его движений, раздробленная по самое плечо, ужасной болью только добавляя Тарготу бешенства. Совсем недалеко уже собирал в свой посох Завядшую Розу внутреннюю силу Чеистум, сам думая, стоит ли ему вмешиваться в дело, изначально порученное только Унзару.
–Уиллекроми дал приказ, и мы не можем его игнорировать. – достаточно тихо проговорил он.
Унзар молчал, наблюдая за изменениями чудовищной гримасы Таргота, что уже точно был готов разорвать его в клочья. Он все еще надеялся, что разум вернется к нему хотя бы на мгновение, и он сможет подсказать ему, как ему поступить, что сделать для выполнения воли Уиллекроми, но и для спасения сына его дорогой подруги Ширавы, о которой он теперь заботился будто о собственной сестре, а то и вовсе возлюбленной.
