Алексей Андреевич Лагутин
Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1
Однако, это были вовсе не все причины, по которым Тарготу пришлось остановиться именно около той деревни. За секунды до остановки, земля под лошадью, в один момент, будто провалилась. Кое-как она успела перепрыгнуть провалившийся участок, но все равно едва не упала, споткнувшись задними копытами, и так же резко толкнувшись вперед из ямки передними. Таргот с большим усилием сумел удержать вожжи, но сам едва не вылетел с седла. Остановившись и осмотрев землю, заметив, как ее, будто, вскопали чем-то маленьким и острым, он на мгновение подумал, что кто-то уже начал создавать что-то вроде охотничьих ям для будущей войны, дабы задержать врага. Перестал он об этом думать лишь вспомнив, что, если бы даже это было так, наступление имтердов будет как раз сходиться к Лесу Ренбира, и вряд ли кто-то из них будет пользоваться этой дорогой. Все закончилось хорошо, и ни лошадь, ни Таргот, не получили повреждений, но нужные наблюдения за состоянием кобылы и самого себя он, все-таки, уже сделал. Внезапный прыжок через яму после стольких часов бега окончательно измотал и без того запыхавшуюся лошадку, а сам Таргот, с его уже затекшей спиной, едва не надорвал ее от того же самого прыжка.
Конечно, никто не строил населенные пункты так уж рядом с дорогой. Была ближайшая деревушка буквально в 50-60 метрах от выпуклой насыпи дороги, на открытом поле, лишь чуть дальше, с небольшой возвышенностью, покрытой редкими деревьями, но тут и там поросшей травой и лишайником. У нее не было никакого забора, и дома стояли здесь одиноко, тропинки были едва протоптаны, и лишь в одном доме, в тот момент, горел свет. Тарготу не казалось это удивительным, ведь многие люди уже итак покинули свои дома в поисках спасения в Последней Войне, но некоторые делать это отказались наотрез, желая до самой смерти остаться в родных местах. Думаю, здесь можно использовать фразу «старого пса мяукать не научишь», что, по крайней мере, имеет схожий смысл. Или, возможно, эти люди просто недооценивали имтердов.
Становилось все темнее, и дорогу у себя под ногами Тарготу искать становилось тяжелее с каждой минутой. Скользя сапогами по песчаной дорожке вниз к деревне, ведя рядом за поводья лошадь, осматривая округу он сделал вывод довольно печальный, явно плохо сочетавшийся с его планами. Деревушка правда выглядела брошенной, но вовсе не недавно, а, скорее, хотя бы год назад. Он прошел по деревне до самой возвышенности, соединяющей деревню тройной развилкой песчаных дорог, крутого подъема с деревянной лестницей, ведущей к некой церкви. Краски здания давно поблекли, и Таргот едва ли смог бы теперь различить, какому именно Богу поклонялись местные жители. Вокруг церкви, ниже, за стеной кустов явно журчал не то ручей, не то бил церковный источник. Он стоял на площадке, явно в центре деревни, и от него в три стороны расходились дома, было которых с обеих сторон всего по 4. Здесь царила полная тишина, которая правда мешала Тарготу. Если в этой деревне уже давно не было людей, то и еды для лошади в подходящем состоянии он здесь не найдет. То, что он взял с собой в мешке, точно не придется кобыле по вкусу, даже если она серьезно проголодается.
Однако, едва он успел прислушаться к журчанию воды за тихо колыхавшейся от совсем легких дуновений ветра кустами перед церковью, как в его сторону, с самой вершины лестницы, направился довольно неожиданный, но успокаивающий одним своим существованием скрип досок под чьими-то тяжелыми ногами. Таргот с большой надеждой бросил взгляд в ту сторону, и увидел одетого в белые церковные одеяния мужчину, наверняка также заметившего его от самой церкви, и теперь шедшего к нему на приветствие. Был он рыжим, с низко опущенной бородой, с зелеными закатившимися глазами, довольно худой и грязный, даже для службы в церкви не надевший головной убор. Вслед за ним из церкви вышло уже довольно много людей, точно не меньше двадцати, что, вполне вероятно, и были все жители деревни. Их вид уже окончательно успокоил Таргота, очень не любившего, когда что-нибудь мешало его планам. По крайней мере, эти люди наверняка смогут ему помочь.
Священнослужитель спустился по лестнице довольно быстро и остановился перед самым Тарготом, с головы до ног осмотрев его, осмотрев его стоящую рядом кобылу, и, лишь спустя десяток секунд, решил с ним заговорить, будто только теперь окончательно в чем-то убедился.
–Будь здоров, господин. – легко и быстро поклонился он Тарготу. – По какому делу ты прибыл в нашу скромную деревеньку?
–Разве деревни с церквями не называются селами? – не меняя выражения вечно серьезного лица спросил Таргот.
–Мы всегда звались деревней. Так было описано везде, на всем, что у нас есть. Нам не стоит менять названия. Много сложностей будет. – покачал головой тот.
–Я прибыл издалека, и мне нужно двигаться дальше. Но, для начала, мне и моей лошади нужен отдых. В вашей деревне есть стойло?
–Ох, конечно. И…Судя по твоему снаряжению, ты из тех, кто решил сражаться с захватчиками в предстоящей войне? – улыбнулся он.
–Верно.
«Смотря кого считать захватчиками…» – параллельно подумал он.
–Тогда прошу за мной. – еще раз поклонился мужик, после чего рукой указал путь, куда все равно пошел первый.
Люди расходились по домам, сами с некоторым усилием пробираясь через заросли. Таргот и священник, молча, прошли несколько домов левее церкви, и остановились у грязного, почти совсем не ухоженного стойла. Воды и зерна, или хотя бы сена, здесь не было, поэтому священник еще раз поклонился, и попросил подождать его, на прощание спросив имя Таргота. Получив ответ, он как-то даже подозрительно улыбнулся, и еще добавил темпу, отправляясь в еще совсем недавно, кажется, заброшенный хлев на краю деревни. Теперь могло показаться, что и в этих землях род Кацер был известен, но Таргот даже не подумал, что дело было именно в этом. С самого начала, окружающая атмосфера казалась ему какой-то слишком подозрительной, как о вечных странностях всего окружающего всю жизнь думал его брат Соккон. Больше всего его волновало состояние деревни, и почему его, в таком виде, еще не исправили местные жители. Ему начинало казаться, что люди здесь пришли сюда совсем недавно, возможно даже использовав деревню как место для остановки после долгого пути к Ренбиру из других земель, что было вполне возможно. Единственная загвоздка – священник явно принадлежал именно к этой церкви, если только он, и остальные люди, никак не были раньше связаны.
Сам же священник не заставил себя долго ждать, за минуту принеся охапку даже не подгнившего сена, и из большой десятилитровой стеклянной бутыли налил воды для попойки лошади. Она же, в свое время, не дожидаясь команды, прошла в стойло и принялась есть и пить. Таргот спокойно, еще раз погладив ее шею, привязал ее, и спросил, где может остановиться он сам. Немного подумав, священник пошел в другую сторону, тем самым вынуждая идти за собой и Таргота. Тот отвел его в пустой дом, где разрешил ему провести хоть всю ночь, обусловив это тем, что в прошлую ночь многие жители покинули деревню, и остались в ней лишь те, кто был готов остаться в ней хоть навсегда. Он был не очень многословен, и сказав это, не поклонившись и не прощаясь, просто ушел обратно к церкви. Вокруг было уже достаточно темно, чтобы Таргот за десяток секунд впереди потерял из виду очертания того человека. Теперь деревню почти целиком поглотила тишина, едва нарушаемая фырканьем и треском сена со стороны стойла, где Таргот оставил лошадь, и редким карканьем сидевших на крышах ворон. Таргот совсем не переживал за лошадь, ведь был уверен, что окружающий ее тогда холод совсем скоро пройдет, и уже в эту ночь солнце значительно приблизится к Миру Гармонии. По крайней мере, за это время его кобыла точно не успеет замерзнуть и сможет хоть немного отдохнуть.
Еще со входа в хату, слева под окном, Таргот заприметил пустой деревянный стол, на который, затем, уверенно бросил со спины свой мешок, сразу как окончательно проводил взглядом священника. Помимо стола в хате, не ветхой, будто совсем новой, он уже почти ничего не видел. Вокруг было весьма темно, и лишь из окна перед тем же столом свет пробивался внутрь, тенями рамы разбивая его свет на полу на четыре ровных квадратика. Кровать здесь ему, без окто, скорее всего придется искать на ощупь, пусть хотя бы, чтобы ненадолго прилечь. Оставаться здесь на ночь он просто не мог, да и не хотел. Тратить время на отдых – увы, это было против его планов.
Громко и звонко он захлопнул за собой дверь, даже не пожелав запереть ее на щеколду, и медленно, устало сгорбившись, занял место перед столом на небольшой скамейке, там же сразу развязывая мешок и разбрасывая его содержимое по столу. Истинных манер Таргота, содержащих не столько дворянского этикета, сколько обычной гонки за эффективностью, теперь ему было просто не от кого скрывать. Он и вовсе не любил потакать обществу в соблюдении каких-либо традиций и законов, если не видел в них смысла. Он разбросал еду по столу так, чтобы лучше всего видеть, где что лежит, и мог почти наугад ее брать, чтобы вернуть немного уже улетученной за время пути внутренней силы. Как вы еще наверняка помните, из тела октолимов постоянно выходит небольшой объем внутренней силы через, так называемую, внутреннюю ауру. Недостатки этой самой внутренней силы могли стать проблемой для Таргота в будущем, и поэтому он решил заранее от них избавиться. Небольшой отдых на кровати (как всегда для Таргота не расстилая ее) должен был дать ему время переработать новые ресурсы тела, то есть еду, во внутреннюю силу, и заодно избавить его от уже набежавшей усталости и сонливости, которые с внутренней силой тела связанны не были, хоть у октолимов и копились значительно медленнее.
Открывая вяленое мясо острыми зубами на мощных челюстях, запивая это бутилированной водой, Таргот еще раз, на несколько секунд, сорвался с места, все-таки решив запереть за собой дверь и на щеколду, и на засов. Подобные его действия стали результатом непростых размышлений касательно состояния самой деревни. В его ситуации любые подозрительные вещи не могли оставаться без внимания, особенно учитывая, что и о его планах предположительные похитители Соккона наверняка уже знали, и могли приготовить ему серьезную ловушку. Логичной версией происходящего вокруг был банальный переход жителей каких-нибудь дальних земель либо в Ренбир, либо наоборот на запад, в сторону Волшеквии. Если связывать это со словами священника – многие жители деревни ушли, но некоторые, включая и его, остались. Те, кто ушли, сделали это совсем недавно по неизвестным причинам, хотя проходы у их домов заросли так, будто ушли они минимум полгода назад. На смену тем жителям, также совсем недавно, пришли беженцы, остановившиеся в заброшенных домах на ночлег. Священник собрал всех старых жителей и гостей деревни в церкви, и как раз, когда Таргот пришел в деревню, они вместе молились. Во всем этом была некоторая логика, как и было в этом место для множества несостыковок. Даже если некоторые жители остались в деревне, они бы наверняка ухаживали за своими домами, но Таргот специально осмотрел все дворы, и совершенно все они были заросшими. Больше животная, нежели человеческая, сторона Таргота, унаследованная им вместе с кровью имтердов, давила на то самое его чувство опасности, как правило больше развитое именно у зверей. Именно поэтому отдых никак к нему не приходил, даже когда он, уже закончив трапезу, начал складывать обратно в мешок не съеденную еду, и вот-вот собирался бросить уже завязанный мешок ближе к кровати. Но пройти в сторону едва видимой кровати он так и не успел.
Едва он отвернулся и пошел вперед, как за его спиной с резким звоном и хрустом вдребезги лопнуло стекло. В мгновение ока мешок ушел из рук Таргота, и он, мгновенно повернувшись в сторону окна, выхватил из ножен за спиной меч Тоги. Все это произошло настолько быстро, что отпущенный им мешок даже не успел удариться о пол, как сам он уже принял боевую стойку с мечом, направленным в сторону теперь почти пустой оконной рамы. Разбитое стекло, и сопровождавшая это, краем коснувшаяся его, внутренняя сила. Как он и догадывался, в этой деревне что-то было не так, и теперь он совершенно точно это почувствовал. Здесь был кто-то, кто пришел туда именно по его душу, и он был совсем рядом.
Его дыхание почти не участилось, но окружающий запах древесины, теперь больше поглощаемый носом, уже начал действовать ему на нервы. Простояв в том же положении с протянутым к окну мечом всего несколько секунд, он рывком подскочил к двери, и мощным ударом ноги, чтобы не тратить время на засовы, вышиб ее с петель. Было это настолько резко и громко, что самые любопытные, не испугавшиеся даже грохота разбитого стекла, сидевшие на крышах домов вокруг вороны все-таки с карканьем разлетелись кто куда. Злым и серьезным взглядом Таргот окинул округу, удерживая еще маленький, но все равно тяжелый меч Тоги обеими руками, и, так и не найдя никого снаружи в пределах поля зрения, решил проверить, чем именно было разбито его окно. Он все еще был зол, как это случалось всегда, когда его от чего-то отрывали, особенно от его личных планов, и поэтому на дверь, которая, от удара его ноги, едва не снесла заборчик перед домом, даже не посмотрел.
На полу, в мелких и паре крупных треугольных осколков стекла, будучи достаточно хорошо освещенным от света снаружи, лежал обернутый в бумагу камень. Таргот в одно движение нагнулся, взял камень, и разогнулся обратно. Он не боялся пораниться, ведь его кожа, не учитывая толстых перчаток, даже по меркам имтердов была очень твердой. Даже в новой, куда более схожей с человеческой, форме он оставался крепким великаном, и какое-то мелкое стекло точно было ему не страшно. Развернув чуть подранную от удара о стекло записку, прочитав ее содержание, он быстро и без лишних мыслей скомкал ее, положил в карман, а камень из другой руки просто отпустил на пол. Не убирая меч в ножны, он развернулся в сторону выхода, даже не подумав тогда о своих вещах, которые, возможно, просто заранее решил оставить внутри. В его мешке все еще была кожаная куртка, которую он хотел на себя надеть под толстовку, но передумал делать это теперь. Снаружи дома стоял мертвый штиль, и некоторые, ранее улетевшие, вороны уже вернулись на свои места, молча наблюдая за движениями Таргота. Удерживая меч в правой руке, он прошел мимо выбитой им двери, и по дорожке, так же немало заросшей, направился напрямую к церкви. О том и гласила записка – «Я жду тебя в подвале церкви, Таргот Кацера. Брось монеты в чашу статуи, и ты окажется там, где нужно. Приходи один.». Так он и собирался поступить, и поэтому не собирался надевать новую одежду, чтобы случайно ее не порвать. Все время пути, глядя на старую кирпичную церковь, левой рукой он гладил золотое ожерелье в виде двух скрещенных мечей на цепочке у себя на груди под толстовкой. Он надеялся, что оно поможет ему там, тем более что он совсем не знал, кого встретит.
Таргот понимал, что идет прямиком в ловушку, но в то же время осознавал, что подготовлена она была изначально именно для него, и ни для кого другого. Тот, кто оставил эту записку, наверняка был кем-то, кого он уже итак знал, и кто, наверняка, поскольку был в числе его врагов, мог бы знать о местоположении цели его поисков, его брата. Единственный, кого он никак не желал там встретить, что было бы наиболее логично – Актонис Геллар. Он знал, что не сумеет с ним справиться, но и прекрасно, еще с детства, помнил его почерк. Почерк же существа, написавшему ему послание, больше был похож на почерк скорее арда, чем человека или имтерда, да с довольно кривыми лапами. Таковых среди его врагов никогда не было, и потому он был только вдвое сосредоточенней.
Никого уже не было вокруг, дома все были закрыты, а свет в окнах будто только что совсем пропал. Возможно, все те люди просто разыгрывали своеобразный спектакль перед Тарготом, и теперь все спрятались в своих домах, чтобы не вмешиваться в дела тех, кто наверняка заставил их это делать. Уже довольно бодро, с Тоги на плече, он поднялся вверх по лестнице, едва не проламывая своими тяжелыми сапогами ее гнилые доски. Еще оттуда, сверху, он видел, что лошадь его стояла в стойле почти неподвижно, наверняка отдыхая, не чувствуя вокруг никакой опасности. Почти сразу за лестницей наверху, метрах в трех, и был вход в ту церковь. Мощным толчком руки отворяя и без того приоткрытые двери перед собой, он прошел внутрь почти совсем темного, едва освящаемого красным солнцем через высокие окна зала. Оранжевый свет, исходящий уже от горящих факелов по окружающему помещению, падал здесь и на предмет его поисков по записке – на небольшой пьедестал со статуэткой в виде женщины, поднимающей над головой серебряную чашу. Он медленно, постоянно оглядываясь вокруг, не теряя бдительности, прошел вперед по залу, мимо деревянных скамеек, по большей части стоявших не ровно, а наискось. Церковь, как и ожидалась, была совсем небольшой, и в ней уже давно не было настоящих прихожан и священников. Облезлые краски серых стен с проглядывающими красноватыми кирпичами, отсутствующая на потолке люстра, будто давно еще украденная мародерами, и совершенная пустота вокруг скамей. Пройдя по грязному красному ковру у алтаря к той самой статуэтке, Таргот быстро залез рукой в карман толстовки, но, как и ожидалось, не нашел там никаких монет, которые, иногда, он забывал оттуда доставать. Пока он рассматривал саму статуэтку, подозрительно похожую на его настоящую мать Шираву, по крайней мере точно с ее крыльями, хвостом и прической, он обратил внимание и на гравюру на стене дальше, изображавшую слева точно державшего в руке выпирающий из стены золотой кубок Уиллекроми, и державшего разгорающееся каменное пламя, также выпирающее из стены, Дорана. Подойдя чуть ближе, с подозрением рассматривая уже гравюру, он заметил золотую монетку в кубке Уиллекроми, и такую же монетку за пламенем в руке Дорана. Самым необычным был тогда факт, что в этой церкви он видел именно этих двух Клинков Власти, ведь люди не просто редко, а почти никогда о них даже не знали. Тем более, серебряная статуэтка позади него была и вправду очень похожа на любимую Тарготом его мать, с которой он очень редко встречался в последние годы, и знал, что она не имеет права с ним разговаривать. Он скучал по разговорам с ней, по ее вечному добродушному оптимизму, и морю позитива, который когда-то помогал ей находить друзей среди любых рас, и так же помог ей встретить свою первую любовь, благодаря которой и появился на свет Таргот. Наличие этой статуэтки в таком месте, рядом с гравюрами Уиллекроми (который запер Шираву в своих чертогах разума), и Дорана (который когда-то был основой ее сил Верховного Властителя), точно связывали эту церковь именно с Тарготом, будто специально для того, чтобы он ее посетил, она и была однажды создана.
–Бред какой-то… – обошел со всех сторон статуэтку на алтаре Таргот. – Только одно существо продумывает свои планы на столько лет вперед. Но…зачем ему я?
Лишний раз не уходя в опасные при его положении мысли, он положил обе золотые монетки в чашу на голове статуэтки, отчего та чуть опустилась, издав характерный хруст, опустив после себя уже статуэтку целиком в самый пьедестал, заставляя двигаться некий механизм где-то под собой. Стена с гравюрами впереди с грохотом отодвинулась вперед, а затем опустилась под пол. Скорее всего, запустить механизм можно было любой нагрузкой, и сложный механизм под полом все равно бы сделал свое дело. Хорошо освещенный изнутри проход за стеной с гравюрами был явно тем самым местом, куда заманивал Таргота неназванный адресат записки, хотя он пока и не чувствовал впереди его внутренней силы. Он подошел ближе, и увидел внутри крутую лестницу с факелами по бокам, ведущую в другое помещение – скорее всего, тот самый подвал, про который говорилось в записке. Крепче сжав рукоять меча, он начал спускаться вниз, по пути вслушиваясь даже в эхо собственных шагов, дабы не пропустить ничего опасного. То, что ждало его внизу, могло быть очень опасно, ведь внутренняя сила, которую он ощутил недавно в хате, была весьма сильна. Не сказать, что Таргот сильно волновался, и по большей части он был именно зол на человека, который так нагло нарушил его планы, и, как всегда, о себе сама совсем не переживал. Ему не была ценна его собственная жизнь, ведь он уже терял ее, и вернул с условием, что будет заботиться о своей семье, как он не смог этого сделать раньше. Он жил теперь только этой идеей.
В Эпоху Раскола, когда люди находились под гнетом имтердов за свое преступление в Храме Вордилиона, его брат и сестра находились под опекой Бога Природы в их родных землях, на Востоке, подконтрольных их отцу Бетоуэту Кацере. Таргот помогал отцу, и всячески поддерживал Имперу и Лироя, которых все равно очень любил, пусть и встречал очень редко из-за распоряжения Верховного Властителя имтердов Совенрара им обоим, Бетоуэту и Тарготу, помогать с военными делами ему, взамен на что он не трогал явных предателей из их семьи, принявших сторону людей. Таргот целыми днями был завален бумажной волокитой, но с гордостью решал все дела, не раз сам отдавая приказы войскам восточной армии имтердов, с которыми не спорил даже Генерал его отца, Песчаная Буря Самум. Иногда его посещал Алиакиф, рассказывал ему различные истории, и однажды даже предложил ему свою помощь, с которой, по его словам, он наверняка сможет стать настоящим защитником для своей семьи, и они вместе с отцом смогут уйти из-под крыла Совенрара к Импере, Лирою, и даже Шираве. Именно дойдя до момента принятия его помощи Таргот обычно обрывал свои размышления о прошлом, сильно щуря глаза и с треском сжимая зубы. Все, что происходило после этого, когда он принял Тоги из рук Алиакифа, вернее поглотившего его разум Клинка Власти Россе, было настолько ужасно, что Таргот никак не хотел об этом вспоминать, даже понимая, что не многое с тех времен изменилось, и он все еще чувствует пылающую внутри него злобу, постепенно сводящую его с ума.
На конце пути по той лестнице вниз его ждала маленькая комнатенка, в центре которой, прямо в деревянном полу, была огромная дыра, минимум шесть метров в диаметре. Внизу – кромешная тьмы, каменный пол, освещенный светом факелов лишь сверху. Внутренняя сила, которую он чувствовал раньше, и которая привела его в это места, была именно внизу, и он отлично чувствовал ее немалое давление теперь. Он был еще более заинтригован, но уже почти не боялся. Кто бы не ждал его внизу, его внутренняя сила была немного слабее, чем у Таргота, но он вряд ли был опасен его мечу Тоги, самому по себе более могущественному оружию, чем его хозяин. Махнув мечом, мгновенно, со снобом Белых Искр втрое его увеличив, он снова приложил руку к груди, чувствуя, как, от явного возбуждения его оружия, затрепетал под толстовкой его золотой амулет, для того и созданный, чтобы сдерживать мощь его оружия, ведь именно его ножнами был Таргот.
Но времена, когда Таргот боялся показывать окружающим людям истинного себя, и сдерживать горящую в нем злобу, уже прошли. Кто бы ни пришел за ним теперь, если он встанет у него на пути, Белая Искра Тоги без промедления разорвет его в клочья. Совсем скоро все должно было закончиться, и цель всей жизни Таргота наконец исполнится. Он уверенно шагнул в бездну перед собой, обеими руками сжимая рукоять тяжелого меча, и с грохотом, воткнув лезвие меча в каменный пол внизу, одним приземлением порушил под собой пол, подняв вокруг себя немало пыли. Время незамедлительно двигалось вперед, и он не мог терять его здесь. Он должен был решить эту проблему здесь и сейчас, и как можно скорее. Он должен был двигаться дальше.
