Алексей Андреевич Лагутин
Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2
Вступление Тома 2
На границе времен, что отделяют Последний из Первых Миров от миров предыдущих, и что не застало ничто из ныне сущего, ограничивая законы жизни своего мира, создатель, назвавшийся Лордом Винторисом, поделил свой мир на три части, следить за которыми приказал своим наиболее могущественным созданиям, с которыми и поделился силами Высшего Лорда и властью над своим миром, сделав их младшими Лордами, что с родного Винторису языку означало «Правители». Наделив Правителей великим могуществом, он приказал им стать его глазами и ушами в мире, за которым хотел наблюдать со стороны, и каждому из них дал свои распоряжения, ограничив их деятельность в пределах их собственных владений, указав им путь, по которому тот мир должен был победить Проклятье Забвения – ужасающий механизм саморазрушения всех его миров, с которым он сам ничего не мог сделать, и которого просто не мог понять. Оба Правителя поняли слова своего создателя очень по-своему, но не стали обсуждать их между собой. Они были уверены, что оба поняли его правильно, и не сомневались в понимании тех слов друг другом.
Вверенное Правителям Первородное Пламя, из которого и состоял весь материальный мир, делилось на четыре вида, каждое из которых обладало своей собственной волей, и Правители едва ли могли управлять всеми его видами сразу. Дабы облегчить свою ношу, они разделили сущность каждого вида Пламени между своими собственными «самыми могущественными созданиями», названными Клинками Власти – оружием их воли, поделившими между собой власть Правителей. Наделенные сильной личностью и волей, Клинки Власти быстро покорили свое Пламя, поняли его суть, и стали его проводниками и надзирателями в мире. Конечно, будучи такими же живыми существами, они были подвержены и влиянию Проклятий Забвения, и от объема Пламени внутри себя были наиболее к ним уязвимы. Но переданные им Правителями слова Создателя дали им достаточно сил, чтобы сопротивляться тем Проклятьям, не смотря даже на то, насколько искаженно и исковеркано они те слова услышали.
В руках Правителя Гармонии оказались четыре Клинка Власти, Пламя которых составляло живой мир, Мир Гармонии, Надзирателем которого он и стал. Были теми Клинками: Римро, Россе, Димелим и Уиллекроми, последний из которых стал связующим звеном между прочими. В руках Правителя Бездны оказался лишь один Клинок, Пламя которого составляло мир для тех, кто жизнь уже потерял – Мир Бездны. Клинок Власти Марконнор нес две разные личности, как и два разных Проклятья Забвения, и их Правителю пришлось самостоятельно разделить единый Клинок в имеющие разную волю Клинки Арконнор и Доран, также поделив их общее Пламя на два разных вида – Синее и Черное. К сожалению, такое разделение изменило и понимание теми Клинками собственного Пламени. Пока Синее Пламя Клинка Арконнор процветало, соединяя все три Мира между собой, Черное Пламя сводило с ума его же Клинок Власти, постепенно разрушая его личность, поглощая его собственной волей. Правитель Бездны, обеспокоенный деятельностью сил, которыми теперь не мог управлять, спустился в Бездну, и никогда больше ее не покидал. Теперь, столетия спустя, никто в мире даже не помнит его имени, ведь отныне все Черное Пламя, частью которого он стал, несет одно единственное имя, голосом которого оно призывает мир к самоуничтожению. Это имя – Доран. Имя Клинка Власти, который пал под тяжестью вверенного ему Создателем Проклятья, и отныне жаждет разделить его со всем миром, пускай даже тот и не сможет его понять и принять.
Бездна – великий сосуд Черного Пламени, являющийся последним пристанищем Душ всех существ Последнего из Первых Миров. Теряя личность при смерти телесной оболочки в Мире Гармонии, душа из Мира Душ также теряет свое Зеленое Пламя, и поддерживающее жизнь Белое Пламя падает в Бездну, затем выгорая, превращаясь в Черное Пламя. Без личности, несомой Зеленым Пламенем, все Черное Пламя несет единую волю. Те создания Гармонии, что коснулись Черного Пламени, навсегда изменились, узнав о мире нечто невероятное, хорошо скрытое от прочих живых существ Лордом Винторисом, что подталкивало их сопротивляться законам, установленным им столетия назад, и создавать для мира собственную утопию, где все его создания будут едины. В тихой мольбе, пропитанной злобой и одиночеством, Черное Пламя просит своих носителей следовать его указаниям, исполнять его Великий План, вовлекая в него все больше душ, разрушая их связь с Гармонией, делая их невидимыми для глаз Правителя Гармонии. Все 500 лет жизни мира оно подталкивало жителей Мира Гармонии к ужасным деяниям, создавая трагедию за трагедией, из них, из их ненависти и скорби, руками некогда героя людей Графа Думы рождая существ более могущественных, также готовя их к участию в своих планах в качестве собственных Исполнителей.
За те 500 лет, что существа Мира Гармонии приближались к Эпохе Хаоса, они успели заключить множество контрактов с Черным Пламенем, и безукоснительно следовали их пунктам. Действие каждого такого договора заканчивается в Эпоху Тишины, и последние, самые важные их пункты, должны быть исполнены именно в эту Эпоху. Наступает время финального акта Плана Дорана, и все его Исполнители занимают свои места на карте мира, игровой доске Правителя Бездны, чтобы выполнить волю своего хозяина, и приблизить его мечту к исполнению. В Дафаре и Эмонсене возводятся ловушки для будущих жертв Бездны, и пока ничто не может помешать Дорану в исполнении его Плана. Силы, которые ему нужны, уже сами идут в его руки, и он полностью уверен, что безупречно продумал все части своего Великого Плана. Ничего не изменится до тех пор, пока его Исполнители не найдут в себе силы предать Бездну, и остановить ужас, который она готовит для мира в Эпоху Хаоса. Ничего не изменится, пока их не оставит сводящий их с ума голос Бездны.
Часть 3: Френтос.
Глава 1: Охотники
Заливая корчму смехом и стуком кружек, уже целый час шумная компания пьяных мужиков опустошала последние запасы алкоголя корчмаря, которые тот, поначалу, собирался взять с собой в дальние края, но не выстоял перед видом веселья своих посетителей, так и закончив свои сборы в тот путь туловищем на стуле, а нижней частью тела уже на полу. Неисчерпаемым потоком лился здесь не только алкоголь, но и самые разные истории, даже песни. Пара охотников постарше, за свою жизнь повидавшие немало дичи и чудовищ, как угорелые метались словами между собеседниками, со стеклянными от алкоголя, но все еще бешеными глазами, взмахивая руками, описывая кривые линии, добавляя описываемым ими образам не точности, а, скорее, глупости. Подобные истории рассказывал и другой чудак, как раз легко ставший душой этой компании, угощая охотников, пришедший издалека весельчак по имени Френтос, теперь уже целый час не отрывавшийся от пивной кружки, то и дело с размаху, от смеха, заливая ее содержимым свое грубое щетинистое лицо и буйные черные сальные волосы.
Все охотники, как один, обсуждали недавний рейд Демонов и Совета Октолимов на Лес Ренбира, в ходе которого воины, ведомые лично Богами, уничтожили всех обитающих там ардов и зверей, опасных для людей. По их словам, рейд начался прошлым утром, и закончился всего за шесть часов. Один из охотников говорил, что лично видел сборы воинов перед тем рейдом, и лично встретил у Леса нескольких известных героев вроде Мицерна и даже Генерала Арнеля с его Рыцарями Последнего Часа. Видел среди них он и одного человека Информаторов, что удивило его больше всего.
– Я думал, что они только болтать умеют, а они, оказывается, и подраться любят. – рассказывал тот охотник.
По его описаниям, тем Информатором был черноволосый коротко стриженный юноша с двумя толстыми мечами. Все время, что охотник его видел, от него почти ни на шаг не отходила девушка с мечом за спиной в черной одежде с капюшоном, из-под которой очень выделялись светлые косички.
– Ну, выпьем за то, чтобы у них все прошло хорошо. – едва заметно вздохнул относительно пьяный Френтос, поднимая полную пива кружку, еще немного в обиде на Кайлу и Тиадрама за то, что те покинули Ренбир за день до него и даже не попрощались.
Истории охотников все больше украшались маловероятными фактами по мере употребления ими алкоголя, и они уже успели навыдумывать таких небылиц, что самим, порой, от них становилось смешно. Теперь, выпив уже каждый по два-три литра по крайней мере в пивном эквиваленте, они начали обсуждать и сам Лес Ренбира, где, как принято говорить у охотников, «мальчик становился мужчиной», и там охотники на ардов, да и простые охотники, проходили все свои посвящения. Они были уверены, что после будущей войны традиции людей пострадают, и, если в Лесу Кортя совсем не останется монстров, у охотников на них тоже не станет будущего.
– Меня батек с одним ножом отправил в Лес, чтобы я оттуда притащил сааааамую большую тварь, какую встречу. – выливая половину пива из кружки мимо рта, хвастался старый охотник Макаун.
– И что ж ты притащил? – смеялся так и спонсирующий окружающих деньгами на алкоголь, сам весь бахалиб и толстые свободные штаны заливший пивом, Френтос.
– Аааа, вот оно как было то! – медленно, но очень выразительно, растягивал слоги друг Макауна, Гон.
– Что?
– Вот как он жену свою встретил! – смеялся тот.
– Ты у меня щас, с-сука, тут смерть встретишь! – пригрозил дрожащим кулаком другу Макаун, после чего вся команда вместе рассмеялась, а сидящая рядом, привязанная к дверной ручке поводком, борзая охотничья черная собака с парой шрамов на тощей спине, будто в одобрении, гавкнула. Сам Макаун, разумеется, тоже рассмеялся.
Попойка шла с каждой минутой все веселее, и Френтос совсем забыл о времени в этой компании, хоть и собравшейся совершенно случайно, но уже подружившейся между собой так, будто были они все уже сто лет знакомы. Спутник Френтоса, Ультра, с которым он и приехал в эту корчму совсем недалеко от Дафара, ушел решать какое-то неизвестное ему дело уже полтора часа назад, и до сих пор не возвращался. Френтосу, который с самого начала не хотел с ним никуда ехать, это было только на руку, тем более учитывая, как ему не нравилась его компания. Ультра ничего ему толком не объяснял, и говорил не то что загадками – его речь была несвязна и непонятна сама по себе, будто иначе говорить он просто не умел. Все время пути, в которое Френтос, своим окто, вместе с целой каретой и Ультрой в ней летел в десятке метров над дорогой в сторону Дафара, самопровозглашенный Бог Душ не обмолвился с ним и словом, только многозначительно «угукая» каждый раз, когда тот у него что-то спрашивал. Френтос не жалел внутренней силы, чтобы поскорее добраться до города, поскольку еще питал надежду поучаствовать в поисках брата, Соккона, и даже опередить в этом деле брата Таргота и сестру Лилику. Будучи тем, кто всегда нарушал правила, с которыми был не согласен, он даже был готов оставить планы Ультры, пойдя наперекор воле Таргота, просившего его помочь Богам в их загадочных планах. Планировал он это сделать и теперь, если Ультра не вернется в корчму в течении оставшегося часа, чтобы возвращаться в Ренбир Френтосу пришлось хотя бы не в полной темноте. Судя по слабо пробивавшемуся через запотевшие окна оранжевому солнечному свету – на улице уже смеркалось.
– А ты куда путь держишь, брусиец? – похлопал по спине сидящего рядом юношу с алыми волосами и двумя мечами за спиной Гон.
Молодой человек, глаза которого почти полностью застилали кроваво-красные, как у Таргота, волосы, выглядел точно не местным, и вправду походя на брусийского наемника как одеждой, так и манерой пить алкоголь, что было у жителей провинции будто в крови. Френтос был уже немного пьян, хотя его организм и был весьма стойким к алкоголю, и появления этого человека в компании, которую он сам собрал всего час назад, не заметил. Едва юноша поднял голову от стола, где он с умиротворенным и сосредоточенным видом разглядывал свою кружку, Френтосу стало понятно, что человек этот сам только теперь заметил, где находится, с кем он оказался в компании, и что, тем более, сам вместе с ними пил. Либо он уже был слишком пьян, и окружающего мира просто не замечал, либо…
– Что? Где это я? – болезненно начал сжимать пальцами вески юноша.
Вся компания, как по команде, разразилась протяжным «У-у-у-у-у».
– Забыл, куда попал? – посмеялся Френтос. – Пить тоже уметь надо.
Все время смотрящая то на стол, то прижимая морду к полу, старая собака снова, в одобрении, гавкнула.
– А, да. Много я выпил? – покачал головой юноша, будто пытаясь прийти в себя после попойки, в которой он, в чем был еще не уверен, мог раньше и не участвовать.
– Кружка полная! Ну-ка накати. Быстро накати. – расслабленно, хоть и невероятно серьезно, от алкоголя закатывая глаза, указал пальцем на кружку юноши другой охотник средних лет с оспинами по всему лицу.
– Понял, сейчас.
Без раздумий юноша опустошил кружку, да с такой скоростью, что даже заядлые алкоголики вокруг него широко раскрыли глаза в изумлении, и в нем же протянули по корчме буквально сотрясающие стекла окон и уже пустые бутылки на столе и под ним возгласы.
– Так что? – продолжил Френтос. – Ты наемник из Бруси?
– Ах! – оторвался от кружки юноша, резко ударив ей о стол, едва со звоном не подбросив в воздух его покрытие из тех же пустых бутылок. – Я был наемником столько, сколько себя помню. А вот из Бруси ли – не помню.
– Ты что, сам не помнишь, откуда ты родом? – усмехнулся Макаун.
– Неа. – покачал головой юноша.
– А как тебя звать? – не останавливался Френтос, все еще заинтересованный цветом его волос.
– Лирой меня звать. – однозначно ответил юноша.
Френтос молча поднес кружку к губам, разглядывая лицо Лироя, остановившись на мысли, что есть в его чертах что-то ему знакомое, и не может ли он быть уверен, что не встречал этого Лироя раньше. Ему даже казалось, что он уже где-то слышал его имя, но не мог понять, где именно, и почему это вдруг помешало ему, как принято беззаботно, не думая ни о чем лишнем, просто допить уже поднесенное к губам в кружке пиво, буквально застыв на месте как статуя.
Хоть попойка шла уже заметно медленнее, учитывая и без того серьезно опасное для ее продолжения состояние охотников, в помещении с каждой минутой становилось и холоднее, что замечал уже один только Френтос, и уходило прежнее тепло от горячительных напитков покрепче, которые компания пила до пива. Восприимчивость к температурам у собутыльников Френтоса уже совсем успела пропасть, и окружающего легкого сквозняка, несшего прохладу от дверей выхода, они уже не замечали.
– А чего это здесь холодает? Мне тут потепление обещали. – растер свой рваный на правом предплечье бахалиб Френтос. Рваным он, к слову, тоже стал только с десяток минут назад, теперь открывая взору окружающих смуглую в первую очередь от грязи кожу Френтоса.
– А мне очень даже тепло. – тихо покачал головой Макаун.
– Жара в Дафаре явление постоянное. – подключился к обсуждениям лучше всего знающий округу человек – корчмарь. Был он уже страшно пьян, но изо всех сил взглядом старался это отрицать. – Некоторые говорят, что это октолимы тут когда-то климат весь испортили, теперь тут даже хренова редька не растет. А я вот думаю…
Также без лишних слов и звуков, мужик в один залп опустошил содержимое своей кружки, где и без того уже мало что осталось.
– А я думаю, что там, в общем, – ИК, – просто такиииие горячие девочки живут, что, – ИК, – вокруг все тоже…это… – совсем заикался корчмарь.
Пока все окружающие смеялись, а корчмарь медленно сползал всем телом на пол, Френтос вспомнил свои давние похождения в окрестностях Дафара, где он и сам сполна ощутил на себе жар его обитателей. Меньше года назад, когда его, Соккона, и Таргота преследовал некий наемный убийца Цез, он отважился самолично отправиться с ним на очную ставку, что и привело его в бордель недалеко от Дафара, которым управляли Хемиры. Сексуальные услуги Хемир стоили не слишком дорого, и мужчины после них, по слухам, буквально теряли разум от удовольствия, что порождало и множество недостатков подобных заведений вроде вечно плохой репутации. Люди думали, что Хемиры нарочно сводили людей с ума, а девушки все чаще теряли у них своих потенциальных женихов, и потому злились. Хемиры были очень самовольными, не ладили с местными властями, да и на общественное мнение им было всегда плевать. Их похоть была настолько велика, что достаточно привлекательный мужчина имел все шансы получить их услуги и без гроша в кармане, и до сих пор ходили слухи, что не все они оставались с ними по собственной воле, и иногда и вовсе в их владениях бесследно исчезали. Френтос пришел в подобное заведение настолько нетипичным путем, что на него невозможно было не обратить внимание, и после его слов «Ну где эта падла!? Все разнесу, но найду урода!» девушки не спускали с него глаз. Сложно сказать, была ли эта мгновенная симпатия, или же обычная осторожность – за человеком, который при своем первом визите в бордель с ходу вышиб все окружающие его двери и подрался почти со всеми местными клиентами, было лучше следить в оба глаза.
– Френтос, братишка… – оторвал его от раздумий голос Гона, сопровождаемый менее заметными им хлопками по плечу.
– А? Ты чего-то хотел? – все-таки выпил из своей кружки, все это время прижатой к губам, он.
– У тебя все хорошо?
– А как же.
– Ну ты…этого…
– Задумался, что ли? – лежал на столе верхней половиной тела корчмарь, блаженным лицом расплывшись по столу.
– Немного. – поставил кружку на стол Френтос, уже задумчивее щуря глаза. Алкоголь отпускал его слишком быстро, а с трезвостью возвращались и ненужные мысли.
– Выпьем за то, что Френтос подумал! – вдруг закричал Гон.
– Вооооот! Это уже событие. – поднял кружку Макаун.
Собака разразилась уже громким лаем.
– А ты заткнись, а то на закуску пустим! – пригрозил ей кулаком ее хозяин, Гон.
Сложно сказать, сколько еще времени продолжался этот акт алкоголизма, ведь время все больше замедлялось вокруг этой едва живой компании, и, по мере этого, все больше из этого времени выпадал Френтос. В начале он пил более крепкие напитки, и поэтому быстрее опьянел. Теперь же, когда вся компания перешла на напитки легче, трезвость вновь рисовала перед его глазами картины прошлого, как ни странно, связанного с его братом Сокконом. Невозможность помочь ему теперь по известным причинам раздражала его, и он все время пути волновался за его судьбу. Он был на сто процентов уверен, что брат его в опасности, и ему наверняка необходима помощь Френтоса. Чем больше времени проходило, тем больше он волновался, думая, что каждая секунда может стать для него последней, и он никогда не простит себя за такую задержку в будущем, если брат его пострадает.
– Корчмарь? – серьезно обратился он к довольному лицу, единственному оставшемуся от корчмаря на столе.
– Да-да, чего желаете? – так же блаженно улыбался тот.
– У тебя есть что-нибудь совсем крепкое?
– Вроде «Источника Марконнор»? – вдруг откликнулся Лирой.
– Чего?
– Чего, спрашиваешь?.. – задумался Лирой.
«Что с памятью у этого пацана?» – подумал Френтос.
– Я помню, что это какой-то очень крепкий напиток, который я когда-то пил. Уж он то был лучше, чем вся эта брага. – продолжил Лирой.
– И где ты такой нашел? – уже не отрываясь от стола, бурчал едва живой от алкоголя Гон.
– Как-то я бывал в таверне, где его подавали. Я выполнял там заказ…кажется, на каких-то Хемир. Сестер-Хемир. Так они назывались. Вот уж не знаю, почему я вдруг про это вспомнил. От той истории я больше ничего и не помню. – внимательно осмотрел дно своей пустой кружки он.
– У тебя проблемы с памятью? – подчеркнул Френтос.
– Кажется, что так. Я даже не знаю, как сюда попал. – тяжело и грустно вздохнул Лирой, почему-то глядя на свои руки, явно выделяющиеся страшными волнистыми шрамами под рукавами на запястье. – Уверен, что шел куда-то, и собирался сделать что-то очень важное. А теперь…просто пустота. Да еще и бухаю. Как обычно.
– Да…Хотел бы я знать, куда сам иду. – допил пиво из кружки Френтос, окончательно решив, что окружающую его компанию ему уже не оживить, и пить с ними дальше толку нет.
Он встал из-за стола настолько аккуратно, что даже не перевернул его вместе со всей посудой и самым разным мусором – на пол свалился только уже уснувший корчмарь. Поднятый им грохот на секунду оживил и Макауна, который изо всех сил старался оставаться в сознании, но из-за противоречий того сознания с его организмом, уже и сам едва держал глаза открытыми. Никак не успокаивающаяся собака совсем под своим хозяином Гоном, и без того едва держащегося на стуле, готового в любой момент на нее упасть, почему-то только теперь молчала как убитая, только грустными глазами прижатой к полу морды глядя на раскачивающееся от каждого своего дыхания тело хозяина.
– Было, конечно, очень весело, но мне пора в путь. – стараясь выглядеть настоящим дворянином, изобразил неловкий, но безусловно невероятно грациозный, поклон Френтос.
– Ага… – выдавил из себя Гон, уже героически стойко стараясь тихо побороть рвотные позывы.
Больше никто из собравшихся на слова Френтоса реакции не произвел. Они были уже слишком пьяны.
– Наверное, мне тоже нужно идти. Знать бы еще куда… – вздохнул Лирой.
Френтос прошел мимо него, со звоном расталкивая вокруг себя пустые бутылки ногами, сам уже отряхиваясь и оттирая тут и там выделяющиеся на фоне темно-серого бахалиба кляксы от коньяка, водки, и, в большей степени, пива. В промокшей до ниточки одежде он был уже слишком уязвим к сквозняку, идущему из закрытых, но кое-где дырявых дубовых дверей. Такой дырявой была почти вся корчма – у ее хозяина явно не хватало денег на ее ремонт. Хотя, судя по еще висящей в углах под потолком паутине, проблема корчмаря была точно не в деньгах, или, по крайней мере, не только в них. О том же говорило и его лежащее на полу лицо истинного ценителя алкоголя и сомелье собственного пола после постоянных попоек.
– Сходи в Ренбир. Там тебе наверняка найдут занятие. – кинул напоследок Лирою Френтос, уже быстрым и тяжелым шагом твердых ботинок с металлической вставкой по скрипучим голым доскам пола покидая корчму.
Лирой, разумеется, не ответил ему, хотя и серьезно задумался над его словами. Вдруг его почти осенило, что именно в Ренбир он и собирался идти, но не был уверен, куда ему идти в самом городе. До туда путь был не близкий, и ему придется потратить не менее двух суток, чтобы дойти до туда пешком. Мысли об этом только больше забили его голову – он даже не мог вспомнить, каким образом он добрался до корчмы, и как вообще раньше передвигался по миру, что уж говорить он пути к Ренбиру. В его голове буквально гулял ветер. Временами, этот ветер принимал в его сознании вполне материальный облик, и он даже видел в нем что-то похожее на человека, старого, с седыми волосами, закрывающими глаза. И, в то же время, все меньше этот облик напоминал ему облик человека.
Слабый теплый ветерок дунул в лицо выходящего из корчмы чуть подмерзшего Френтоса, а в глаза ему ударил золотистый, уже не столь яркий от времени суток солнечный свет. Облака пропадали в небе буквально на глазах, и совсем уж быстро за горизонт уходило солнце. Только его свет нес тогда окружающему миру хоть какое-то тепло, да и то становилось его теперь совсем мало. Расплавленным золотом отражалась в огромной грязевой луже впереди, на распутье, то вечернее небо, под которым то и дело в разные стороны пролетали птицы, кто каркая, кто чирикая, но все делая это как-то особенно беспокойно, будто не находя себе укрытия от предчувствуемой ими грядущей бури, и потому просто мечась кто куда. Ветра уже почти не было, и то, что встретило Френтоса в дверях, больше было похоже на простой легкий сквозняк. Совсем уже не колыхалась трава, не шуршала листва, и вся природа вокруг той корчмы затихла, как в самой корчме затихли и все ее посетители вместе с хозяином. Это можно было бы назвать идиллией, если не брать в расчет поднимающийся храп корчмаря из дверей позади Френтоса, и совершенно точно если не брать во внимание самого Френтоса, пускай нарушит он эту тишину только через несколько секунд, да довольно резко.
– Ты закончил? – вдруг едва не порезал уши Френтоса своей внезапностью и резкостью раздавшийся спереди металлический голос Ультры.
Едва не подскочив на месте, Френтос не сразу заметил стоящего как раз перед ним, около пустого стойла для коней, объятого в громоздкие тяжелые черные доспехи человека, так и стоявшего на грязной развилке без малейших признаков жизни. По его виду сложно было сказать, чем он занимался то время, пока Френтос сидел в корчме, что теперь нельзя было узнать даже по выражению его лица, ведь под его полным шлемом не было видно даже глаз. Единственное, что в нем достаточно очевидно изменилось за то время – из больших металлических ножен на его спине пропал меч, рукоять которого раньше очень заметно выглядывала из-за его правого плеча. Зачем он оставил Френтоса одного, да на целые полтора часа, тому было тоже не понятно, и был он этим страшно недоволен.
– Неужели!? Где тебя носило!? – возмущенно и зло развел руками Френтос.
– Я ждал тебя…здесь. Время. – как всегда нечленораздельно говорил Ультра, при этом даже не шевелясь.
– Какое время? Ты что, сидел тут все полтора часа? – уже в шоке опустил руки Френтос.
– Нет. Один час.
– И ты не мог просто зайти внутрь и позвать меня?
Ультра, многозначительно, молчал. Френтос, однако, значения того молчания так и не понял. Все равно, даже он не мог спорить с молчанием, и поэтому, и чтобы не вызывать лишних конфликтов, он тоже решил промолчать. У него просто не было на это времени, и с ходу не было сил возмущаться.
– Ладно… Ладно. – глубоко вздохнул Френтос. – И что ты делал все это время?
– Ждал. – однозначно ответил Ультра.
– А до этого?
– Послание. Важное.
– Что за послание?
– Гм. Ничего…важного.
– Да чтоб ты сгнил! – все-таки не выдержал Френтос, сокрушенно махнув руками.
– Нужно идти.
– Пешком?
– Да.
Не дожидаясь реакции Френтоса, Ультра спокойно, но вполне активно, развернулся, и пошел налево по грязевой, но вполне сухой дороге. Зло прищурив глаза, Френтос тихо наблюдал за его движения, пока сам не решил, что долго стоять на месте не может, частично даже виня за задержку себя самого. Ультра был, как вы уже поняли, крайне неразговорчивым человеком, и вряд ли бы нашел в своей голове слова, способные отвлечь Френтоса от попойки, тем более в столь шумной компании. Он бы просто не смог их перекричать. Это даже не мои предположения – Френтос сам пытался мысленно его оправдать, потому как сам по себе старался думать о окружающих его людях заведомо лучше, чем должно после первого знакомства. Этому его научил Соккон, каждый раз приводя ему различные примеры из жизни каждый раз, когда Френтос плохо о ком-либо отзывался. Это можно было назвать профилактическими беседами от человека умного к человеку, так скажем, мало думающему перед совершением необратимых действий. Каждый раз, когда Френтос говорил что-то вроде «Что за охреневший пацан? Давно с кувалдой не общался?», Соккон объяснял ему, что человек, вполне возможно, пережил что-то страшное в прошлом, что на всю жизнь его изменило, но из-за чего он стал более отзывчивым к своей семье, если таковая у него есть, много помогал знакомым людям или бедным, и так далее, приводя ему множество самых разных примеров. Все эти истории были основаны не на пустых предположениях, а на, в средней степени, заметных фактах, легко обрабатываемых сильным анатилическим умом Соккона, тем более легко, заумными словами и стилем речи, склонявшими доверчивого Френтоса к своей точке зрения. Подобное у Соккона редко удавалось лишь с Тарготом, на все разговоры о прошлом людей отвечавшим «Не важно, что было в прошлом. Важно, какой человек теперь.», что буквально рушило все дальнейшие дискуссии, ведь и сам Соккон был частично с этим согласен. Мозгоправная терапия Таргота, в виде тяжелой оплеухи, точно помогала людям в разы эффективнее тысячи слов, и Френтос не раз случайно себя на нее подписывал.
Дорога к Дафару, по бокам закрытая высокими елями, теперь была совершенно прямой, и совершенно точно не была длинной. Насколько помнил сам Френтос, разбрасывая под собой ногами твердую грязь, теперь не сбавляя скорости шедший за вновь молчаливым Ультрой, сам город был уже недалеко, и они легко узнают его даже за кронами деревьев по большой каменной стене, которой некогда местные жители отгораживались от соседних владений Хемир, где Френтос и останавливался в прошлом. В самом Дафаре он был лишь однажды и ему город, в общем, очень понравился. У него была своя необычная атмосфера и даже собственная флора. В городе росли совершенно диковинные растения, в нем был необычный климат. Жители в Дафаре, мягко говоря, тоже были людьми непростыми, и у них были свои непростые обычаи. Многих радостей жизни в Дафаре Френтос узнать так и не успел, поскольку слишком манящей была рука Таргота, за шиворот вытащившая его сначала из борделя Хемир, а затем и из города обратно в Кацеру, но он был даже рад вернуться туда теперь, пускай даже по странным делам, и со столь странным спутником.
Было еще довольно светло, чтобы не увидеть впереди, по окончанию дороги, где уже кончалась бесконечная и непроглядная гряда деревьев, начало той самой стены, теперь, правда, куда меньшей, чем то, какой ее запомнил Френтос. Чистые поля следовали за деревьями до самого города, и даже они состояли из одного песчаника с редко проглядывающими под песком желтыми растениями, чаще всего острыми, похожими на можжевельник, едва живыми сухими кустами. Здесь и вправду было куда жарче, чем где-либо еще в Ирмии, но было это описание не только воздуха – явно горячо было и в самом городе, откуда за версту доносились веселые крики местных жителей. Даже с расстояния в сотню метров Френтос видел повышенную активность тех людей, деятельность которых с каждой секундой делала окружающие их городские стены все меньше и меньше, и, судя по звукам, они этому сами только радовались. Город уже сиял светом кристаллов и факелов, и жители его точно собирались продолжать свое действо всю ночь, для того уже подготовив все необходимое освещение. Френтосу стало заметно веселее от вида такой картины, ведь разрушение, в купе с драками и алкоголем, всегда были одними из его любимых развлечений. Если жители Дафара эти развлечения не только поддерживали, но и во всю исповедовали – в городе с ними ему точно не придется скучать, и веселье хотя бы отвлечет его от раздумий о судьбе Соккона на время, пока Ультра будет решать в городе свои «невероятно важные», как саркастично думал Френтос, дела.
