Марина Васильевна Ледовская
Я тебе посылаю любовь. Книга первая.
– До полуночи? – тревожно переспросил Вадим.
– Да, до полуночи, – подтвердила нянюшка, – много чего может произойти, если относиться легкомысленно к серьезным вещам. В бане можно находиться лишь до полуночи, в том случае безопасно. А потом, потом пеняй на себя.
– И что же может произойти? – скептически усмехнулся Вадим. Он многозначительно посмотрел на Викторию, та отвела взгляд.
– Лучше лихо не будить, – Осиповна покачала головой. Не может быть, чтобы она говорила серьезно. Нет, Вадиму, конечно, нравились сказки няни Осиповны, но он никогда в жизни не стал бы в них верить и уж, тем более, чего-то опасаться. – Больше ничего не скажу, Вадим, умерь свое любопытство. Вера Ильинична, в баню-то пойдете сегодня? – няня сменила тему, теперь точно бесполезно расспрашивать, будет молчать даже под пытками.
– Нет, Осиповна, – хозяйка покачала головой, – у меня сегодня пошаливает сердечко, – неохотно призналась она.
– Ну и ладно, – согласилась нянюшка, – а мы с Викой попаримся? Все хвори и обиды как рукой снимет, тем более, что наша гостья простыла немного, так ведь? – она подмигнула Корецкой так, будто все про нее ведала, – климат у нас суровый, ветра да сырость. Вот баня и нужна.
«Откуда Осиповна знает про обиды? – промелькнуло у Вики. – Или я такая глупая, что у меня все на лбу написано, или Осиповна, и вправду, старая премудрая волшебница?»
Решили, что первыми париться пойдут женщины. Дарья Осиповна опасалась, что если баня пропарена основательно, с непривычки Виктории будет тяжело. А так сначала еще можно терпеть.
Вике была приятна ее забота. Ну, точно, добрая волшебница!
Корецкая еще издали увидела баню – небольшой сруб с низкой треугольной крышей, очень похож на баню в Беляниново, ту самую. Вот только предбанник больше и вешалка резная. С улицы тянуло прохладой, а из парильни – жаром.
– Раздевайся, – широко открыв дверь, следом вплыла нянюшка, сразу стало холодно, – уж не обессудь, но попарю тебя, девонька, как следует. Смоем все грехи и прегрешения, очистим тебя от скверны плоти и духа. Чего смотришь удивленно? Осиповна немножко разбирается в людях.
Вика кивнула, почему-то так хотелось ей поверить. Она быстро разделась и, осторожно ступая босыми ногами, вошла в парильню. Все было, как описывала Осиповна, или почти все. Неважно. Стоит только включить воображение, и ты почувствуешь себя в настоящей русской бане прошлых времен.
Корецкая взяла из деревянного ушата дубовый веник, понюхала его, слегка хлестнула по руке. Ощущение было, пожалуй, приятным.
– Совсем не так, – в дверях появилась Дарья Осиповна. Она, переваливаясь и приподнимая длинную рубашку, преодолела высокий порог, – ложись-ка на лавку удобно, расслабься и про все забудь, – приказала нянюшка и отобрала у Вики веник. Та повиновалась и вытянулась на самой широкой лавке. – Париться тоже надо уметь. Сначала веником гонят пар к телу, вот так, – нянюшка почему-то стала перемещаться бесшумно и быстро, словно двигалась по воздуху, движения были привычными и отточенными.
– Затем я легко касаюсь кожи листиками и веточками, чувствуешь? – Виктория явно ощутила пробегающие по телу мурашки удовольствия. Распаренные листья словно ласкали ее. В этот момент все эмоции, переживания, страхи и сомнения куда-то отошли, растворились в банном пару. Происходило чудо, все как в сказке, да и волшебница рядом.
А волшебница тем временем принялась хлестать Вику уже всем веником, причем хлестала только вдоль, поперек, сказала, нельзя.
В какой-то момент Корецкая поняла, что больше не чувствует своего тела, она невесома. Она словно рождалась заново. Вот почему предки так любили баню!
Вика находилась в странной полудреме: веки просто не хотели разлипаться, язык отказывался произносить внятные звуки, тело было где-то там, под потолком, оно покачивалось в сладкой истоме, но сознание… оно оставалось таким ясным, что удивлению не было предела. Неужели так происходило очищение?
Дарья Осиповна сняла с себя абсолютно мокрую от пота рубашку, умело поработала веником и со своим телом. Потом плеснула на камни воды, которые сердито зашипели. Повалил густой пар, Дарья Осиповна подошла ближе к камням. Кожа ее покрылась красными пятнами. Валивший пар, казалось, обжигал даже дыхание. Хорошо, что Виктория лежала на лавке в самом дальнем от камней углу. Здесь дышалось легче. Она ощутила это в полной мере, когда попыталась встать и подойти к Осиповне. Закружилась голова и что-то сжалось в груди.
– Полежи еще немного, – откуда-то из пара посоветовала Дарья Осиповна, – я больше не буду накалять камни. Да, слабый нынче народ, – печально констатировала она, – моя бабушка дожила до ста двух лет и парилась за полгода до своей смерти. Причем парилась по-настоящему, с удовольствием лежала на полоке. Болезни ее обходили стороной. Крепкая была, крепкая, дородная, работящая. А уж сказок сколько знала! Я девчонкой могла всю ночь слушать, больше всего любила, когда бабушка рассказывала былички.
– Былички?– переспросила Вика, ей все-таки удалось сесть и приспособиться нормально дышать. Нянюшка, отодвинув шторку, глянула в окно. – Дарья Осиповна, расскажите, почему после полуночи нельзя в баню ходить, – попросила Корецкая. Ну, уж очень хотелось это знать. Она сумела заплести в связи с этой темой такую интригу, что Вика сгорала от любопытства ни меньше Вадима.
– Ладно, – неожиданно согласилась Дарья Осиповна, – у нас еще есть время, чтобы пошептаться. А парням необязательно знать об этом. Запомни, детка, никогда не рассказывай мужчине всей правды, будь загадочной, иногда непредсказуемой, будь тайной для того, кому отдаешь свое сердце. Мужчина не должен познать тебя до конца, иначе он уйдет.
– А если он не хочет познавать? – печально спросила Виктория.
– Значит, ему все ясно, – улыбнулась Осиповна, – а ты сделай так, чтобы он изменил свое впечатление, усомнился сам в себе, не поверил тому, что видит. Вот только сделай это без вмешательства темных сил, это очень опасно, детка. Только свет твоей души, любовь в твоем сердце да мудрость женская должны быть тебе помощниками.
Дарья Осиповна натянула сухую рубашку, она стеснялась своего тела.
– Кажется, я забыла, с чего мы начали, – она опять глянула в окно, – ах, да! Быличка! На Руси было распространено поверье, что в бане обитает особый дух – банник, банный. Представляли его себе черным, мохнатым, злым мужиком. Считалось, что после того, как в бане вымоются люди, наступает очередь банника и чертей. Если кто-нибудь в это время пойдет париться, то живым не вернется. Обитает банник за каменкой, но чаще под полоком, на котором парятся.
Виктория невольно посмотрела на полок, стало немного жутковато. Рассказчица засмеялась.
– Не бойся, девочка, его время еще не пришло, – успокоила она, – кроме того, я задабриваю строптивого и не очень доброжелательного духа – оставляю в шкафчике предбанника кусочек ржаного хлеба, посыпанный крупной солью. Так делала моя бабушка, так делали все мои предки и все, кто знал о нраве банника. Поэтому никому из путников не рекомендовали оставаться на ночлег в бане, не знаешь, будешь ли жив на утро. Моя бабушка рассказывала историю, которая приключилась в их деревне…
Как-то, запоздавши в дороге, забрался мужик перед праздником в свою баню после полуночи. Но, раздеваясь, вместе с рубашкой прихватил с шеи крест, а когда полез на полок париться, то никак не смог оттуда слезть. Веники так сами собой и бьют по бокам. Кое-как, однако, слез, сунулся в дверь, а она так притворена, что не отдерешь. А веники свое дело делают – хлещут. Спохватилась баба, что долго нет мужа, стала в оконце звать – не откликается, начала ломиться в дверь – не поддается. Вызвонила она ревом соседей. Эти пришли помогать, рубили дверь топорами – только искры летят, а щепок нет. Пришла на выручку баба-знахарка, окропила дверь святой водой, прочла молитву и отворила. Мужик лежал без памяти, насилу его снегом оттерли. Вот так банник!
Но было и хорошее, связанное с этим духом. Он любил, когда к нему женщины рожать приходили, именно он первым становился свидетелем вступления в мир нового человека. И еще плуту нравилось, когда на его глазах невеста смывала свою девичью волю перед свадьбой. Вот и все истории, – Осиповна подмигнула Вике и отворила дверь предбанника. – Красавица, идем обтираться да одеваться? А то еще ребятам надо попариться.
Вика кивнула, после рассказов Дарьи Осиповны ей стало не по себе, хотелось поскорей покинуть баню, чудилось, что банный уже сидит и смотрит на нее со своего полока.
Предбанник теперь показался Виктории особенно студеным, будто сразу в зиму попала. Корецкая протянула руку за полотенцем, до этого висевшем на крючке, но не обнаружила его. Покрутилась на месте, перетрясла все свои вещи, посмотрела вешалки и шкафчик.
– Мистика какая-то! – Вика не знала, что и думать. Дарья Осиповна уже успела одеться. – Полотенце исчезло.
Нянюшка последовательно проделала все те же манипуляции с вещами, что и Виктория, полотенца не было.
– Ну, шутники! – Осиповна накинула пальто. – Наверняка, мальчишки дурачатся. Иди в парильню, озябнешь, подожди, я схожу в дом за полотенцем. Ох, и получат они от меня нагоняй! Иди в парильню, холодно!
Вике пришлось согласиться, натягивать одежду на мокрое тело вовсе не хотелось, а Дарья Осиповна пообещала вернуться быстро. Вот только не вовремя она рассказала про банника. А Вике не надо было любопытствовать и приставать с расспросами, вечно она сует свой нос куда не следует. Сколько раз Надюшка об этом говорила, ну почему она никого не слушает?!
– Со мной ничего не случится, – шагнув в парильню, пробормотала Виктория, но не очень-то в это верила. Страх мерзким холодком пробежал по телу, спрятался где-то внизу живота.
Глава 60
У Нади выдался трудный день. Рабочий телефон не умолкал, ворох документов, которые надо обработать, да еще начальник затребовал отчет раньше времени, не желая ждать конца недели. Андреева совсем забыла о мобильном телефоне, который покоился на дне сумочки и накапливал неотвеченные вызовы. Ну, и попробуй тут дозвониться?!
Николай в очередной раз нажал «отбой». Через пару минут в зал влетел запыхавшийся Никита. Скоро уже прибудут гости, а Николай нервничал совсем по другому поводу. За те несколько дней, что прошли после встречи с Надей, он никак не решался позвонить ей, не находил повода. А буквально вчера поссорился с оформителем выставки, желая добавить несколько фотографий. По мнению оформителя это нарушало продуманную гармоничность композиции. Но Фертовский был непреклонен. В результате за сутки пришлось все перекраивать, зато у Николая нашелся повод позвонить Наде и пригласить ее. Ему как-то и в голову не пришло, что у нее могут быть свои планы на вечер или хуже того, до нее будет просто невозможно дозвониться.
– Ну, что? – Никита посмотрел на часы и, не дожидаясь ответа, понял все по лицу друга. – Шел бы ты переодеться, Николя, а то свитерок не очень. Сегодня надо выглядеть на все сто, будут «нужные» люди, кое-кто из спонсоров. Твой аристократичный вид всегда привлекал внимание и внушал доверие.
– Плевать! – отрезал Фертовский. Самой главной гостьи не будет. А так хотелось, чтобы она оценила его работу, увидела совсем другого человека. Ее слова, брошенные ему в лицо после откровенного объяснения в Беляниново, слышались и сейчас. Надежда недвусмысленно дала понять, что не только не любит его, но и никогда не даст ни единого шанса и, вообще, видит в нем одни недостатки. Первым порывом было броситься защищать себя, доказать, что она ошибается и неверно истолковала его откровенность. Но для этого, оказывается, надо, чтобы тебя захотели слушать, иначе все бессмысленно. Надя слушать не желала, она была в гневе, и Фертовский предпочел уйти. Потом он много раз в голове прокручивал этот разговор и постепенно стал осознавать, что в словах Надежды Андреевой было то, что соответствовало истине. Николя, в основном, воспитывал отец, который, являясь властным человеком, не умел и не хотел признавать ни авторитетов, ни, тем более, своих ошибок. Он безмерно гордился социумом, которому, как считал, принадлежит, всякий раз напоминал об этом, презирал свою сестру – мать Вадима, которая вышла замуж за весьма средненького по тем временам инженера из Ленинграда, это потом зять пошел в гору. Владимир Фертовский делил людей на касты и внушал это сыну с детства. А его, как назло, тянуло к простушкам, еще в годы юности, Коля Фертовский, посещая элитную школу, умудрялся встречаться с девицами, явно не вписывающимися в круг, о котором так много вещал отец. Николаю в школе было скучно с такими как он. Потом – супруга, она тоже была другой, и это просто убивало отца. А теперь еще и Надя. Сердце Николая разрывалось от любви к ней. Именно разрывалось, Николай это понял при последней встрече. Время не излечило. Какой она была в театре! Глаза блестят, эмоции искренние. Николай просто кожей ощущал огонь, исходящий от нее. Наверное, при его внешней сдержанности и холодности, ему как раз и не хватало этого огня. А она, кажется, намекала, что сожалеет о своей резкости, что-то говорила про время, которое открывает истину. Потом Надя показала «позвони мне!» и дала, пусть слабую, но надежду.
Николай надел синий в светлую полоску пиджак, взглянув в зеркало, поправил галстук. Улыбнулся одними губами – подчеркнуто вежливая улыбка для всех тех, кто не был ему близок. В зеркале на него смотрел темноволосый, гладко выбритый мужчина с растерянным взглядом и поджатыми губами. Подумал пару секунд и решил позвонить Наде еще раз.
– Коля, – появился Никита, осмотрел его с головы до ног, остался доволен, – тебе пора в зал. Не отвечает?
Фертовский покачал головой.
– Давай так: ты перестаешь истязать аппарат, идешь и счастливо наслаждаешься успехом фотобиеннале, а я, так и быть, еду к ней домой и попытаюсь привезти сюда, – с ходу предложил Бондарев. – Я понимаю, как тебе важно, чтобы она была именно здесь.
Фертовский улыбнулся, хлопнул его по плечу.
– А вообще-то ты испортил все с самого начала, – прищурился Никита.
– Я? – удивился Николай. – Испортил что?
– Отношение к себе, – пояснил Никита, – на вечеринке в коттедже ты причислил девушку к разряду дурнушек, а потом вдруг принялся объясняться ей в любви. Естественно, что тебе не поверили.
– Не понял, – признался Николай, – кто дурнушка?
– Надя, – хитро улыбнулся Никита.
– Я сказал, что Надя – дурнушка?! – изумился Фертовский. – Не может быть! А ты откуда об этом знаешь?
– Я ушел с ней на балкон, где, не без усилий и своего обаяния, выведал эту страшную тайну.
– И ты до сих пор молчал?! Друг называется.
– Конечно, друг! – повысил голос Никита. – Поэтому сейчас и еду за будущей госпожой Фертовской. Увидев твои работы, она не устоит, – Никита вздохнул, – завидую я тебе, Николя, по-хорошему. Надюшка – просто прелесть! Лучшая девушка из всех, что я встречал. И только попробуй в этот раз упустить ее! – он сжал кулак.
– Но я не уверен… – Фертовский пожал плечами.
– Ты всегда во всем уверен, разве не так? Благодаря твоей уверенности и спокойствию, у нас все получается.
– Это не касается области отношений и чувств.
– Брось морочить мне голову, – отмахнулся Никита, достал из кармана ключи от автомобиля, – будешь морочить ее Надюше. Кажется, я еще помню, как к ней ехать.
Андреева подходила к дому, когда Никита на всей скорости выехал из-за поворота и, дав по тормозам, остановился почти рядом с ней. Перед этим уже успел пропетлять между домами. Оказывается, все они были на одно лицо и не так-то просто сориентироваться, чтобы найти нужный дом. Хорошо, что на пути попалась сама Надя. Это везение редкое.
– Привет! – Никита выскочил из машины, быстро осмотрел бампер, почему-то показалось, что задел им бордюр. Нет, вроде бы цел. – Ты почему не берешь трубку телефона? – с ходу набросился Бондарев, все еще оглядывая бампер.
– Не знаю, – растерялась Надя, – он, то есть, она, трубка, в сумке. Я не слышала звонка.
– Ну да, – согласился Никита, – главное, иметь телефон, а пользоваться им необязательно. Садись в машину, у нас мало времени, – приказал он.
– Куда? Зачем?
– Это сюрприз, – сердито произнес Никита, он вел себя так, словно Надя была во всем виновата: едва не разбитый бампер, запутанное строение улиц, где ему пришлось петлять и нецензурно выражаться, ну а уж о телефоне и говорить не приходится. Зачем его носить с собой, когда все равно не слышишь?
– Что за сюрприз? – Наде совсем не хотелось куда-то ехать вечером, после утомительного рабочего дня. Кроме того, в пакете лежал купленный килограмм сосисок, пачка макарон и несколько штук хурмы, которые грозились стать оранжево-коричневой кашей. – Никита, я устала и хочу есть, – привела Андреева аргументы, которые на Бондарева оказали обратное действие.
– Вот и хорошо, – радостно сказал он, – там и отдохнешь, и поешь. Ну, не поешь, так перекусишь. Если захочешь чего-нибудь особенного, так и быть, исполню любой твой каприз, в разумных пределах, конечно. Только поедем, а? Время работает против нас.
Бондарев, приглашая Надю, распахнул дверцу машины.
– Давай, давай, – он отобрал у девушки пакет, бросил его на заднее сиденье. Надя мысленно попрощалась с хурмой.
– Там, куда мы едем, будет много народу? – на всякий случай спросила Андреева, садясь в машину.
– Очень, – Никита завел мотор.
– Тогда я не поеду, – она дернулась выйти из автомобиля, но Никита отреагировал мгновенно – схватил ее за руку.
– Я пошутил, – сказал он, – там будут все свои и тебе, я уверен, очень понравится. Доверься мне, я же никогда тебя не подводил.
– Нет, – вынуждена была признать Надя.
– Вот и славно, – облегченно вздохнул Никита. Он уже устал ее уламывать. Как порой бывает сложно с женщинами! И не только с актрисами.
Доехали быстро, Надя всю дорогу ломала голову над выходкой Никиты, но больше донимать его вопросами не решалась. В конце концов, они, хоть и долго не виделись, но у нее не было причин не доверять Никите. Ничего плохого не произойдет, если она узнает о его сюрпризе.
Отвлекшись от раздумий, Андреева увидела иллюминацию кинотеатра «Пушкинский», затем Никита свернул куда-то в переулок, обогнул небольшое здание, тихонько выругался и, наконец, припарковался.
– Идем, – сказал кратко и взял Надю под локоть.
Народу было уже много, Николай увидел отца. Тот появился в сопровождении белокурой девушки.
– Добрый вечер, папа! – Фертовский быстро подошел к ним. – Привет, – поздоровался с девушкой, едва коснувшись ее щеки, – ты сказала, что не сможешь.
– Я все отменила ради тебя, – она натянуто улыбнулась, – представляешь, мы с Владимиром Григорьевичем встретились прямо у входа. Надеюсь, мы не пропустили чего-то важного?
– Без нас ничего важного произойти не может, – самоуверенно заявил Фертовский-старший. Можно было подумать, что он шутит, но Николай слишком хорошо знал отца. Тот, сощурив глаза, принялся осматривать гостей.
– Конечно, – усмехнулся Николай, – отец, ты не меняешься.
– А почему я должен меняться?
– Николя, – вмешалась блондинка, пытаясь увести разговор в другую сторону, – ты говорил, что ждешь каких-то важных персон. Они приехали?
– Нет, не все, – ответил Фертовский-младший и вдруг увидел, как в зал вошел его лучший друг, а с ним она, девушка с изумрудными глазами, испуганная, она оглядывалась по сторонам, нервно поправляла волосы, которые опять выбились из хвоста. Сколько раз Николай мечтал прикоснуться к этим волосам?! Зарыться в них, ощутив запах лета, ветра, дождя, деревни Беляниново и всего того, что могло бы там случиться. Он помнил вкус ее поцелуя, того, единственного, за который чуть не получил пощечину.
– Вот теперь приехали все, – не скрывая радости, произнес Фертовский-младший. Он торопливым шагом направился к Наде и Никите. Они его еще не видели.
– Зачем ты меня сюда притащил? – ощущая неловкость, тихо спросила Андреева у Никиты. Мало того, что она не успела причесаться, еще и одета неподходяще – простенький костюм – юбка и пиджак. – Что вообще происходит?
Тут она увидела Фертовского, который шел к ним, в следующую секунду на одном из стендов она заметила свою фотографию: большую, яркую. Руки похолодели, ноги стали ватными.
– Почему ты не сказал мне, куда мы идем? – Андреева толкнула в бок Никиту. – Я бы хоть переоделась.
– В этом нет никакой необходимости, – заявил он, – если хочешь знать, не одежда красит женщину.
– А что? – не поняла Надя.
– Нагота, девочка моя, и это знает каждый мужчина, и Колька не исключение. Смотри, как горят его глаза! Я бы сказал, что они готовы раздеть одну прелестную девушку, догадываешься, кого?
Глава 61
Виктория села на скамью, сжалась в комок. Еще несколько минут назад такая замечательная баня, в которой она чувствовала оздоровление, сопровождаемое шумным хлестаньем веника Дарьи Осиповны, ее почти мифические рассказы, теперь все это казалось беззвучно-зловещим. Кому понадобилось красть полотенце? А может его Вика забыла в доме? Нет же, она хорошо помнила, как брала его из рук Осиповны – большое, белое, по краям желтые полоски. Принесла его в пакете, повесила на крючок. Неужели парни способны так глупо пошутить? Ну, уж Вадим точно подобным образом не шутит. Он считает себя серьезным, умным и страшно гордится собой. Хотя…хотя Осиповна дважды упоминала о его способности проказничать, его шкодливости и умении втягивать в свои детские шалости Илью. Почему бы сейчас не вспомнить былое?
Вика вздохнула, неожиданно ей ответило эхо – тяжелое, хриплое, будто вздохнула сама баня. Корецкая поежилась. Скорей бы вернулась Дарья Осиповна!
Вика подумала об этом и повернула голову к окну. И хотя на нем висела шторка, в следующий момент девушка увидела промелькнувшую тень, шторка колыхнулась, окно вздрогнуло.
– Дарья Осиповна! – крикнула Вика, и опять ей ответило жуткое эхо. Оно прокатилось по всей бане, отталкиваясь от стен, затем исчезло на полоке, где живет банник. Дарья Осиповна сказала, что именно там. Неужели…
В ответ на мысли Виктории зашипели камни, словно на них плеснули водой. Повалил пар. За окном опять промелькнула тень. Корецкая поняла, что сходит с ума. Страх был таким сильным, что она в одну секунду поверила во все россказни Дарьи Осиповны. Поверила и ужаснулась. Здесь, в этой бане, обитал самый настоящий злой дух, и он решил наказать именно её – Викторию Корецкую! А ведь было за что! Именно в бане эта глупая девка решила околдовать парня да еще в магическую ночь. Она потревожила нечистую силу, прибегла к ее помощи. Но даже ребенку известно, что за все приходится расплачиваться. И что теперь? Вадим ее не любит, а расплата за грех неминуема. Как там рассказала в быличке Дарья Осиповна: мужика еле спасли? Но за него боролись люди, жена, молилась знахарка! А что же остается Вике – погибнуть?
Она часто-часто задышала, не понимая, что от дикого, животного страха ей просто не хватает воздуха. Господи, умереть здесь и сейчас? Так нелепо, в чужой бане? За то, что она всего лишь раз оступилась! Но ведь успела раскаяться и попросить прощения.
Вику затрясло, кожа покрылась мурашками, стало холодно, даже забил озноб, несмотря на жару в бане.
«Не хочу умирать, – пронеслось в голове, зубы отбивали дробь. Веник, которым ее хлестала Осиповна, выпал из кадки. – Сейчас он начнет меня хлестать, – еле шевелящимися губами произнесла Вика, – и захлещет до смерти». Она смотрела на веник расширенными от ужаса глазами и ждала. Сейчас…
Неожиданно погас свет. Это обстоятельство вывело Корецкую из ступора, заставило ее завизжать чисто по-бабьи и ринуться к выходу.
Сама не понимая, как в кромешной тьме, она нашла выход, Вика выскочила в предбанник. В считанные секунды она натянула костюм на влажное распаренное тело и, схватив куртку, выскочила на улицу. Бежала к дому, не чувствуя ни холода, ни расстояния. В голове билась лишь одна мысль: «Спастись!»
В коридоре стоял Илья, Виктория прямиком попала в его объятья. От пережитого кошмара разревелась, не в силах что-либо объяснить.
– Ну, что ты, – Илья прижимал ее к себе и гладил по волосам, – успокойся, все хорошо!
Но Виктория была безутешна, она всхлипывала, нервно икала, терла глаза и опять плакала.
– Все хорошо, – Илья достал платок. Они стояли в коридоре и обнимались. Рыдания Вики становились все тише.
Вера Ильинична остановила нянюшку, которая шла с полотенцем. Теперь уже поздно, Вика сама прибежала в дом. И очень хорошо, что ей именно сейчас встретился Илюшенька.
– Успокоилась? – спросил Илья, глядя Вике прямо в глаза. Она подняла голову и тоже не сводила с него глаз. Красивый мужчина, опять убедилась в этом, черты лица просто классические, мимика живая. Наверное, студентки от него без ума, ведь Вера Ильинична упоминала, что сын преподает. Неужели ни одна девушка ему не сумела понравиться?
– Илья, – растерянно произнесла Виктория.
Он стал приближаться к ее губам, руки мягко гладили плечи. Такой уютный в своем теплом белом свитере, с васильковыми глазами и просто завораживающей улыбкой…
Но Вика на его поцелуй не ответила. Она сделала шаг назад, крепче прижала к себе куртку, словно пыталась с ее помощью создать непреодолимый барьер, который остановит Илью. На лице Виктории Илья увидел смятение и страх. Чего она боялась? Он никогда не станет ее принуждать, не так воспитан.
– Мы не должны, – Виктория сглотнула комок в горле.
– Почему? – удивился он. – Мы – два свободных человека, не связанных ни узами, ни обязательствами, ни обещаниями. Мы приятны друг другу, разве я не прав?
– Но ведь мы знакомы всего несколько часов, – попыталась возразить Вика. Сейчас ей самой это было странно слышать, раньше она не стала бы задумываться о таких вещах, руководствуясь девизом: бери от жизни все!
– И что? Разве это преграда? История знает ни мало случаев, когда люди влюблялись с первой секунды и жили счастливо до самой смерти. Неразумно отказываться от того, чего ты не знаешь. Или же есть иные причины твоего отказа?
Корецкая молчала. Илья воспринял ее молчание как раздумье.
– Вот видишь! – сказал он. – Я ощутил, что ты мне близка с той самой минуты, как увидел тебя, Виктория. И это не только из-за того, что ты удивительно хороша собой, в тебе чувствуется необузданная, безумная страсть, которая готова вырваться из-под контроля, которой чужды всякие запреты и условности, она способна свести с ума, – с этими словами Илья опять потянулся губами к Виктории.
– Илья, прости, но.., – Корецкая отошла в сторону, надела куртку, в кармане которой нашла очки, о них совсем забыла. – Спасибо тебе за откровение, это лестно для любой девушки, ты, наверное, партия, о которой можно только мечтать, но не для меня.
– Но почему? Ты отказываешь мне вот так, сходу, без видимых причин. Я настолько тебе неприятен?
Она покачала головой.
– Нельзя любить одновременно двух мужчин, – ответила просто и подумала о том, что совершает самую большую глупость в своей жизни. Ведь Вадим не отвечает ей взаимностью и на что-то надеяться – тешить себя иллюзиями, терять время, – мое сердце занято. И пусть у меня нет шансов, он не любит меня, я не могу забыть его вот так быстро, сразу…
– Прости, – коротко сказал Илья и тронул ее за плечо.
– За что?
– Думаю, тебе есть, за что нас прощать.
– Нас? – удивилась Виктория. Илья, досадливо махнув рукой, поспешно ушел.
– Ты все слышал? – спросил он у Вадима. Тот почесал щеку. Илья начал злиться. – Никогда в жизни я больше не стану петь под твою дудку, Вадим Зорин, ты понял? Это уже не детские игры! И такие проверки плохо кончаются. На месте Виктории я бы презирал тебя, но она, к сожалению, не может этого, потому что влюблена в такого кретина, как ты.
– Так ты считаешь, что она все-таки любит меня? – усмехнулся Вадим.
Илья закатил глаза.
– Тебе нужен не друг-психолог, а врач-психотерапевт, а лучше – клиника. Зоря, ты – клинический дурак.
– Если ты называешь меня Зорей, значит, злишься по-настоящему, – резюмировал Вадим и примиряюще улыбнулся.
– Я больше не могу с тобой разговаривать, – Илья недобро сверкнул глазами, – не могу и не хочу, – он пошел в гостиную.
– Между прочим, – крикнул вслед Вадим, – мог бы и не лезть к ней целоваться! Достаточно было бы объяснения!
– Переживешь! Это плата за твою глупость.
Глава 62
– Виктория, – Вадим нашел ее сидящей прямо на полу. Не поднимая головы, Корецкая тихо сказала:
– Отвези меня, пожалуйста, в гостиницу.
– Нам надо поговорить, – произнес Вадим решительно.
– Я не хочу больше ни о чем разговаривать, – Корецкая поднялась с пола. – Ты отвезешь меня в гостиницу, мы разбежимся в разные стороны и никогда не увидимся. Так будет лучше для всех, для меня особенно.
– Виктория, – Вадим схватил ее за плечи, она вырвалась.
– Я пойду к машине, подожду тебя там. Пожалуйста, извинись за меня перед хозяевами, – Вика решительно направилась к выходу.
Она вышла, на мгновение остановилась на лестнице, вдохнула холодный ночной воздух северного пригорода. Все было позади, Виктория почувствовала, как ее отделяет всего лишь шаг от того, чтобы навсегда вычеркнуть Вадима из своей жизни, решительно, бесповоротно, перестать думать о нем и на что-то надеяться.
Через несколько минут из дому вышел Вадим.
– Замерзла? – заботливо спросил он, все еще ощущая неловкость – пришлось объясняться, лгать, извиняться, Илья вообще не пожелал с ним разговаривать. Вера Ильинична не скрывала огорчения от поспешного бегства Виктории, она именно так и сказала.
Автомобиль выехал из поселка, перешел на третью скорость, потом на четвертую, на трассе было мало машин. Стрелки часов двигались к двенадцати. Мелькали дорожные знаки, синие указатели. Вадим нервно кусал губы, он не видел лица Вики. Та глубоко натянула капюшон да еще отвернулась. Ее молчание было просто убийственным, так казалось Вадиму.
– Честное слово, я хотел, чтобы тебе понравилось в гостях, – трудно было подбирать слова. Ах, как трудно! Оказывается, гораздо проще язвить, насмехаться и умничать, давая понять оппоненту, что ты явно превосходишь его и по уму, и по интеллекту, и … Нет, по части душевной доброты у Зорин превосходства не было. Не хватает ему этого.
– Зачем ты втянул в свои игры Илью?– не поворачиваясь, спросила Виктория.
– Какие игры? – удивился Вадим. – О чем ты?
– Он, может, и хороший психолог, но не очень талантливый актер.
– Поэтому ты ему и отказала? – выдал себя Вадим.
Она резко скинула капюшон, повернула голову: на щеках блестели слезы.
Вадим торопливо припарковался на обочине. И вовремя это сделал, потому что Корецкая бросилась на него с кулаками.
– Чертов дурак! Ты неспособен даже на простой мыслительный процесс. Кроме того, ты бессердечный и бесчувственный!
