Марина Васильевна Ледовская
Я тебе посылаю любовь. Книга первая.
– Надо снять одежду, – вяло подумал Вадим, оказалось, сказал это вслух.
– Да-а-а, – подтвердил едва слышный женский голос, но Вадим узнал его.
– Надя? – он выдохнул с облегчением. Хоть что-то становилось реальным и разумным. – Я ждал тебя снаружи, – язык все еще заплетался, – нам надо поговорить…
– Молчи, сейчас молчи, – она вышла из темноты, окутанная маревом, словно невеста в белом платье. Темные влажные волосы лежали на плечах.
– Но мы поговорим? – ему было так трудно сосредоточиться, развязало все суставы, сознание отуманено.
– Поговорим, – девушка подошла к Вадиму, расстегнула пуговицы на его рубашке, помогла снять ее, как и все остальное. И только сейчас Вадим заметил, что на Наде была надета белая полупрозрачная рубашка, длинная почти до пят. Сквозь неё виднелись соски, угадывались линии тела. Это казалось таким возбуждающим, что Вадим почувствовал желание, несмотря на дурман в голове, который не исчезал.
– Пойдем со мной, – девушка потянула Вадима за собой, – в эту ночь исполняются самые заветные желания, в эту ночь сбываются самые невероятные мечты, ты вкусишь всю сладость грёз. Только скажи, что ты хочешь этого! Подари мне свое сердце, а я подарю тебе наслаждение, я напою тебя нектаром трепетной любви, я обожгу тебя пламенем горящей страсти, я ввергну тебя в бездну, а потом подниму в поднебесье. Скажи, что ты любишь меня!
– Я люблю тебя, – услышал Вадим свой голос, он как будто видел себя со стороны. Временами что-то тревожное проносилось в голове, но тут же исчезало, прогоняемое другими мыслями, еще более хаотичными и беспорядочными.
Надя приблизилась к нему.
– Я хочу почувствовать твои губы, – прошептала девушка, – я слишком долго ждала, растворись во мне, пленяй меня.
Вадим погладил ее по волосам, затем неожиданно резко притянул к себе и стал целовать, жадно, неистово, до боли…
Они опустились на ложе из трав, пахло влажной березой и дубом, прелым мхом и полевыми цветами. Стены витавшего в воздухе вожделения покрылись испариной, свечи в углах горели, потрескивая от нетерпения, они отбрасывали на стенах мистические тени. Эти тени двигались, сплетались, исчезали и опять появлялись.
– Как же я тебя люблю! – Вадим стал снимать с девушки рубашку медленно, шаг за шагом, целуя каждый сантиметр. Обнажил грудь и с удовольствием погладил большие светло-коричневые околососковые окружности. На левой – родинка. Соски от возбуждения стали твердыми. Девушка обняла Вадима, она вся горела.
Он обезумел от ожидания, ринулся вперед…
Надя на празднике так и не нашла ни Марью Ивановну, ни ее внуков. Она, казалось, обошла все. Наверное, они все-таки отправились в лес. Надя решила вернуться к Вике, может, она уже что-нибудь придумала?
Андреева увидела свет из бани еще издалека, радостно побежала вперед, не заметив машину возле забора, влетела в калитку.
– Викуся! – туман расступился, открыв ее взору то, о чем она и помыслить не могла.
Глава 47
Бывают в жизни такие моменты, когда хочется повернуть время вспять или оказаться в другом месте, или позже, или раньше, одним словом: не здесь и не сейчас. Но все происходит, как тому суждено быть, и обстоятельства складываются именно в таком направлении, в такой последовательности, чтобы совершилось задуманное Создателем. Подчас невозможно увидеть в этом для себя пользу, понять, что кроется за происходящим, ведь истину найти так трудно. Мы бредем по дороге жизни слепые, глухие и неразумные, мы спотыкаемся, падаем, ропщем, ищем виновных, не подозревая, что сами являемся духовными калеками, озабоченными лишь внешним благополучием, рабами своей воли, своих желаний. Но ведь для каждого выбран тот крест, который он в состоянии нести, ни больше, ни меньше.
Надя попятилась, зацепилась за высокий порог, едва не упала. Чувства, что тебя предали, не было, ведь Вадим ничего ей не обещал. И даже глупо надеяться на это, когда рядом Виктория. Конечно, она красива, уверена в себе, более современна, соблазнительна, наконец. Перед ней трудно устоять.
Надя почувствовала лишь стыд и неловкость. Стыд за то, что застала их, так самозабвенно занимающихся любовью, бестактно вломилась и помешала.
– Простите, – пролепетала она единственное, что пришло на ум. Все правильно, все так и должно быть. Она привыкла, что выбирают не её, еще с юности. Если привыкла, то почему сейчас, именно сейчас, так больно? Хотелось завыть от жалости к самой себе, спрятав лицо в руках и превратив кожу в бумагу. Но Андреева не издала ни звука, хотя побелевшие губы шевелились.
Она выскочила из бани, затравленно обернулась и побежала. Куда, зачем? Не знала. Знала лишь, что надо исчезнуть, скрыться, сделать все, чтобы никогда не вспоминать о Беляниново.
Вадиму показалось, что он сходит с ума. Надя стояла в дверях и смотрела на него расширенными от ужаса глазами, такими огромными, что в них уместилось бы море – бушующее, грозное, его волны яростно избивали берег, затем вынужденно и досадливо откатывали назад. Море было и останется чужим. Вадим почему-то сразу понял это: уже разрушено то, что еще толком и не началось, оно было где-то там, на пороге, светлое, согревающее, ласкающее душу в предвкушении чего-то необычного.
Дурман стал проходить, рассеиваться, рядом лежала Виктория, притихшая, еще не остывшая от любовных утех, от всепоглощающей страсти, которая ошеломила обоих, закрутила в вихре и утащила на дно глубокого омута.
– Надя! – Вадим вскочил, видя, как она исчезает в дверном проеме, исчезает из его жизни. Нет, он не даст ей уйти, он все объяснит, он больше не сделает ошибку, когда позволит женщине исчезнуть, так ничего не поняв, не выслушав, не разобравшись. Такое уже было…
Вадим стал быстро надевать джинсы, тело влажное, запутался в раструбах, упал, грубо выругавшись.
– Это бесполезно, – раздался тихий голос Виктории, – она все равно тебе не поверит.
Корецкая села на мокрую лавку в самый дальний угол, вытянула длинные ноги. Обнаженная, распутная, коварная и лживая. Вадиму в это момент удалось подняться и высвободиться из плена запутавшихся раструбов джинсов. Он сделал шаг и почувствовал в лодыжке нестерпимую боль, такую, что не то, что бежать, ходить было невозможно.
Вадим медленно повернулся к Виктории, выражение его лица потрясло ее: никогда она не видела столько злости и ненависти в глазах мужчины. Он был готов разорвать ее, гнев Антона ничто по сравнению с гневом Вадима. Вика поняла это шестым чувством. Яростью Вадима был наполнен даже воздух, ставший прозрачным. Виктория кусала губы. Она подтянула ноги к подбородку и сжалась в комок, приготовилась к самому худшему.
Вадим смотрел на нее, смотрел, не мигая, он так умел. Смотрел и молчал, это оказалось не просто худшим, это была сама казнь. Виктория была недостойна даже слов возмущения, она ничего, абсолютно ничего, не значила для Вадима. Словно в подтверждение мыслей Вики он все так же, молча, швырнул ей рубашку, давая понять, что его вовсе не привлекает ее нагота, как и все остальное.
Вадим, превозмогая боль в лодыжке, поковылял к выходу. Хлопнул дверью и ушел, оставив после себя брезгливое равнодушие, без единого шанса.
Надя вбежала в дом, рванула на второй этаж за вещами. Здесь ничего нельзя оставлять, чтобы никогда не возвращаться. Она быстро собрала сумку. Дом, который приютил на целых две недели, который ей так нравился, теперь стал чужим и враждебным, холодным и темным. Душу терзала лишь досада, как она – Надежда Андреева – не заметила, что между Вадимом и Викой возникли чувства? Когда это произошло? Но ведь перед своим отъездом в столицу Вадим хотел с Надей о чем-то поговорить! Неужели о Виктории? Похоже, и Антон узнал об этом, он пришел в ярость и ударил бывшую возлюбленную.
Надя подтянула на плече сумку и пошагала по ночной дороге. Главное, выйти на шоссе, а там можно поймать попутку. Ночью машины тоже ездят.
Надя шла по одинокой дороге, которая освещалась тусклыми фонарями, отбрасывающими удлиненные тени. Андреева оставляла позади еще один этап своей жизни, Вадим становился прошлым, несбывшимся сном, оторванной струной гитары. Эту песню она не допоет.
Надя вышла к шоссе, подняла руку. Мимо проскочил автобус, прогрохотали два грузовика, мелькнула иномарка, блеснув металлическим отливом. Через секунду она затормозила так, как тормозят только хорошие тачки – выразительно-рекламно, дала задний ход и подкатила к Наде.
– Девушка, и давно Вы увлекаетесь хич-хайкингом? – из окна высунулся Никита.
Вадим с трудом дошел до машины, нажал на газ.
Нади дома не было, как и не было ее вещей. Вадим все понял: она ушла, забрав свои вещи, словно подвела итог. Она просто исчезла, как когда-то сделала Настя. Ситуация повторялась, и в обоих случаях Вадим был невиновен, но обстоятельства складывались вразрез с истиной, складывались именно против него. То, что Настя оказалась замужней, и она уехала к мужу, как-то смирило его с реальностью и заставило отступить. Но Надежда! Все было в его руках, и он вполне мог объясниться, но тянул и не решался, а когда решился, позвонила мама и сообщила о болезни отца. Надо было взять Надюшку с собой.
Вадим вернулся в машину, еще есть шанс все исправить, Надя не могла далеко уйти. Конечно же, она ушла к шоссе ловить попутку. Вадим повернул ключ зажигания, мотор жалобно вздохнул и заглох, еще раз – то же самое. Автомобиль никуда ехать не желал, ему не было никакого дела до того, что решалась судьба его хозяина.
Вадим, хромая и стараясь не обращать внимания на боль в ноге, пошел к шоссе. Только бы успеть!
Надя собиралась сесть в попутку, уже бросила на сиденье сумку.
– Наденька, подожди! – сердце Вадима рвалось из груди. Девушка обернулась, увидела его, хромающего в свете дорожных огней. Господи, ничего не надо!
– Я должен поговорить с тобой, – Вадим шел торопливо, морщился, подтягивал ногу, но шел. Наконец, добрался до того, места, где стояла Надя. Зачем она ждала его? Сама не знала, могла бы просто сесть в машину и уже уехать. Но не получилось, что-то держало?
– Мне надо ехать, – сказала холодно, голос чужой.
Из машины вышел Никита, он с любопытством уставился на Вадима, который, похоже, и не заметил его. Зорин выглядел взъерошенным, возбужденным, рубашка расстегнута, хромает.
– Ты можешь хотя бы выслушать меня? – Вадим взял Надю за руку, девушка вырвалась, прижалась к машине.
– Я давно хотел сказать, что я люблю тебя, Надя! Я люблю тебя и хочу, что бы ты была со мной. Неужели ты ничего не поняла?
– Вадим, пожалуйста, отпусти меня, – попросила жалобно и устало, – не надо объяснений. Мы чужие друг другу, это твоя жизнь. Ты делаешь то, что считаешь необходимым. Я здесь ни при чем. Не надо оправдываться и не надо лгать. Если ты хочешь быть с Викой, пожалуйста, я не стану мешать. Твои чувства, твои поступки, твоя любовь – все это меня не касается.
– Не касается? – переспросил Вадим. – Тебя не касается то, что я люблю тебя? Тогда почему ты убегаешь? – взвился он. – Ты увидела нас… меня с Викторией, подумала, что мы…что я… Это все недоразумение. Между нами, – Вадим замолчал, вдруг осознав, как нелепо звучат его объяснения, Корецкая предупреждала, – я думал, что это ты…
– Ребята, я прошу прощения, – вмешался Никита, – но нам необходимо ехать. У нас тоже проблемы и довольно серьезные. Мы теряем время, правда, Николя?
Надя только сейчас заметила, что за рулем сидит Фертовский.
– Я еду с вами, – она решительно села в машину.
Вадим озверел, зарычав, стукнул по капоту.
– Ты садишься в машину к моему брату, уезжаешь с ним и еще упрекаешь меня? – то была ревность, взращенная Викторией. – Все женщины двуличны. Пока я отсутствовал, ты ходила на свидания к Николаю.
– Что?! – Надя ушам своим не поверила. Фертовский нахмурился, Вадим был явно не в себе и нес вздор, который еще больше все запутывал.
– Послушай, Вадим, – Николай вышел из машины, – я не знаю, кто тебе сказал про свидания, но…
– Ты станешь отрицать, что влюблен в Надежду? – перебил его Вадим. – Коль, я не глуп, я видел твой интерес.
Фертовский молчал, и молчание это было красноречивее слов.
– Надя, – Вадим не знал, что ему делать, отчаяние и безысходность рвали душу на части. Как все исправить? Как сделать так, чтобы Надежда поверила, что в той злополучной бане он любил ее, именно ее?! Целовал ее губы, смотрел в ее глаза, гладил ее волосы. Он не виноват, что был околдован, что попал в мистическую ловушку Купальской ночи. – Я люблю тебя! Тебя, а не Викторию. Это ошибка, меня тоже обманули. Я ехал сюда и мечтал только о тебе, я несколько раз звонил в Беляниново, но никогда не заставал тебя, – он готов был пасть на колени. Ревность и ярость отступили, остались лишь боль и сожаление. – Я хотел, чтобы ты стала моей, ты, а не Виктория.
– Поздно, Вадим, слишком поздно, – Надя села в машину, подняла стекло.
– Ты останешься с моим братом? – крикнул Вадим вслед. Ответ заглушил грохот летящих автомобилей. А был ли ответ?
Глава 48
Вадим с трудом дошел до дома, телом овладела такая слабость и так болела нога, что он едва двигался.
Виктория сидела на лестнице второго этажа, завидев Вадима, встала, одернула платье. Создавалось непреодолимое ощущение, что в жизни всех участников случившегося прошел торнадо и оставил после себя одни разрушения. Пусто и тихо, свет горел лишь в кухне, поэтому холл тонул в полумраке. Вадим увидел Викторию и остановился посередине холла.
– Я так понимаю, что должна немедленно убраться отсюда, – сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал и не выдал ее внутреннего волнения. Ей бы радоваться, что она осуществила задуманное, она добилась: Надя и Вадим не вместе. Но на душе было почему-то скверно, да и Вадима жалко. Он любил Надю, любил искренне, в любовной агонии он шептал ее имя. А Вика все еще не хотела этого понять, не хотела? Не могла? Она ведь привыкла получать желаемое и никогда не задумывалась о цене, не брала в расчет чувства других. Получилось, что сегодня ночью в коварстве превзошла саму себя, хотя и не ожидала этого. До конца не осознавала, что делает. И совсем уж не рассчитывала, что ее, казалось бы, невинное зелье не просто одурманит голову Вадиму, а сделает так, что он примет ее за Надю. Рецепт был прост, но на практике выявил побочные эффекты.
– Что же ты со мной сделала? – тихо произнес Вадим, он сел прямо на пол, прислонился прямо к стене, рядом – подставка для зонтиков, на ней забавная деревянная кошка, которая, казалось, вот-вот мяукнет. Она смотрела черными блестящими глазами и знала все про всех. Ведь не зря же она сидела недалеко от входа, сидела и наблюдала.
– У меня есть единственное оправдание, – Виктория спустилась, подошла к Зорину.
– Зачем? – казалось, он не слышал ее. – Зачем ты это сделала? Ты же знала, что я люблю её! Ты слышала, как я говорил об этом.
Вика сделала несколько шагов по направлению к Вадиму, из-за полумрака и близорукости она плохо видела его лицо.
– Да, слышала, – согласилась Корецкая, – но я думала о себе. Что мне было делать? Как избавиться от того, что я чувствовала? Я боролась, убеждала себя, уговаривала, но это оказалось сильнее. Ты вызвал во мне слишком глубокие чувства, я думала, что неспособна на такое. А твоя холодность и безразличие только усиливали мои желания. Ты сводил меня с ума одним лишь взглядом, одним лишь словом.
Вадим поднял голову.
– Я не очень понимаю, – признался он, пожал плечами.
– Да все ты понимаешь, – отмахнулась Виктория, – только глупцу не ясно, что я люблю тебя! – Уф! Наконец-то она произнесла это вслух. Будь что будет. – Но ты уверен, что мои чувства к тебе – каприз, блажь. Ты ведь считаешь меня легкомысленной, вздорной и глупой куклой, которая неспособна полюбить по-настоящему. Ты говорил об этом Антону, я знаю.
Вадим промолчал, злиться не было сил. Упрекать, винить во всем Викторию? Слушать любовные излияния Корецкой он тоже не хотел, они смущали, сбивали с толку. Он так устал, что думал сейчас только о сне.
Зорин с трудом поднялся и поковылял к своей комнате, Виктория – следом. Она понимала, что должна уйти, уже ничего не осталось, Вадим не желал ее слушать. Но так хотелось побыть с ним еще несколько драгоценных секунд, запомнить его, запечатлеть в памяти образ, ведь они больше никогда не увидятся.
– Надеюсь, то, чем ты меня одурманила, не смертельно? – спросил Вадим, чувствуя, как на него сон наваливается с такой силой, словно наглотался снотворного. Он снял обувь, носки, на это хватило сил, но не более, лег прямо в одежде и на одеяло.
– Нет, – помотала головой Виктория, – это просто трава, ее действие кратковременно.
– Спасибо и на этом, – он с трудом разлепил веки, посмотрел на Вику, она опустила глаза. Вадим даже предположить не мог, что ради него женщина пойдет на такое…Да она просто сумасшедшая!
Вадим отключился. Виктория вздохнула. Вот и думай, что хочешь, она ожидала от Вадима бури гнева, града упреков, ненависти, ведь она, действительно, все испортила. Надя уехала, по всей видимости, его не простила, не поверила. Конечно, разве в такое поверишь и простишь? Только сейчас Виктория осознала, что потеряла еще и подругу. Антона она прогнала сама, для Нади Вика – предательница, Вадим по-прежнему равнодушен к ней. И что хорошего? Чего она добилась?
Вадим пробормотал во сне что-то нечленораздельное.
«Никогда не жалей о том, что сделала», – вспомнились слова бабушки, которые та часто повторяла. В молодости была красавицей и по натуре авантюристкой.
Виктория подошла к Вадиму, внимательно посмотрела на него: ничего не могла с собой поделать, нравился ей этот мужчина, безумно нравился. Нравился его характер, взгляды, он нравился ей весь. Да, весь, начиная от жестких коротких волос, густых черных ресниц, накаченных мускул, круглых упругих ягодиц, сильных ног и крупных ступней. Ей даже нравились его ступни, ровные пальцы, в меру длинные, такие настоящие, мужские. Кожа на них и на пятках мягкая, ухоженная. Где-то в районе щиколоток была видна темная растительность. Никогда еще Виктория так не любовалась и не разбирала по детально мужчину, который находился рядом с ней. Ужасно захотелось погладить его, ласково провести ладонью, доставив удовольствие не только себе. Она почти решилась на это, но, разобрав, что Вадим шепчет имя подруги, назвала себя дурой и перестала грезить. Покинула его комнату, тихо закрыв за собой дверь.
– Куда мы едем? – встревожено спросила Надя, она заметила, что Фертовский под мостом развернулся и съехал с шоссе.
– Мы обязательно довезем тебя домой, – успокоил ее Никита, – однако перед этим тебе придется прокатиться с нами, Надюша. Мы направляемся в районную больницу, туда рванула наша главная актриса, – последние слова он произнес значительно громче, из чего Надя заключила: Никита злится на Ксению.
– Она заболела?
– Не думаю, – Никита посмотрел в окно, дорога стала у̀же, то здесь, то там мелькали асфальтовые заплатки, а кое-где аккуратно выстриженные прямоугольные ямы, которые Николай старательно объезжал. Он по обыкновению молчал, предоставив Никите вести диалог. Надя чувствовала неловкость после всего, что произошло. В кучу смешалось все: Вадим, Виктория, признание Фертовского в любви, ее отказ, Купальская ночь. Интересно, что чувствует отвергнутый мужчина? Надежда поглядывала на него исподлобья. Плотно сжатые губы, прямой нос, в профиль ресницы длинные, он, не отрываясь, смотрел на дорогу, руки свободно лежали на руле. Руки, кисти не очень крупные, но и не мелкие, пальцы ровные, заметны жилы, ногти аккуратные, правильной формы, безупречной. «Только в нем и хорошего, что умеет целоваться да руки красивые», – с досадой подумала Надя и опять посмотрела на Фертовского. Он не стал отрицать при Вадиме, что неравнодушен к ней, а тот плел какую-то чушь про свидания, упрекал и ревновал. Надя даже слегка улыбнулась, она не помнила, чтобы мужчины конфликтовали из-за нее. И, наверное, не так уж и важно, что один из них оказался предателем, а второй упивается собственным происхождением. Кстати, если они родственники, то и Вадим – аристократ? Граф из деревни Беляниново.
Наконец, автомобиль подкатил к больнице, небольшое трехэтажное здание, местами краска облупилась. У крыльца ярко горел свет.
– Я пойду с вами, – решительно сказала Надя и вышла из машины. Не останется она здесь одна.
– Валяй, – согласился Никита, он все еще злился. Должно быть, Ксения серьезно провинилась.
Она сидела в холле, жива-здорова, только волосы взлохмачены и глаза испуганные.
– Госпожа Туманова, извольте объясниться, – процедил Никита, плюхнулся рядом с ней. – И что мы должны думать?
– А что вы должны думать? – глупо переспросила Ксения, смотрела куда-то в пол. Странная какая-то.
– Ты срываешь съемки, уезжаешь, черт знает куда, толком не объяснив! Потом кидаешь короткое сообщение. И как, по-твоему, мы должны реагировать? Ксюнь, мы и так отстаем от графика. Ты моей смерти хочешь? – Никита закатил глаза.
– Что произошло, Ксения? – спокойно спросил Фертовский, в отличие от Никиты он проявлял беспокойство, прежде всего, за саму Ксению. В такие минуты сдержанность мужчины просто бесценна. – Почему ты уехала в эту больницу?
Надя невольно перевела на него взгляд, но он смотрел только на Ксению, Надю вообще не замечал.
– Мне позвонили и сообщили, что Антон попал в аварию, – стала объяснять Ксюша, сейчас ей легче было разговаривать с главным оператором, чем с режиссером.
– Антон? – удивился Никита. – Какой Антон?
– Антон – друг Вадима, вы познакомили нас в его доме, – она начала нервничать. – Вчера утром Антон уехал из Беляниново, гнал по шоссе как безумный, попал в аварию. Его отвезли сюда, когда Тоша пришел в сознание, попросил позвонить мне. Я приехала, – она сделала паузу, – Николай Владимирович, Тоша попросил меня подумать над тем, чтобы я стала его женой, – глаза ее заблестели.
– Нет, она точно решила меня добить, – Никита обхватил голову руками.
Глава 49
Вадим проснулся рано утром, несмотря на то, что проспал всего пять часов, почувствовал себя бодрым. Не было головокружений, слабости, тумана в голове, даже нога не болела, остались лишь горькие воспоминания. Он ожидал совсем другой финал.
Вадим откинул одеяло, которым был заботливо укрыт, обнаружил, что спал в одежде, рубашка была изрядно помята. Хорошо, что он хотя бы обувь догадался снять или её сняла Виктория?
Виктория… он вздохнул. Беда с этой девицей.
Он принял душ, обмотался полотенцем и зашел на кухню, совсем не ожидая, что в ней будет Корецкая.
Вика не спала всю ночь, еле дождалась утра, несколько раз подходила к двери комнаты Вадима. Знала, что надо уехать, но никак не решалась, что-то держало. Не что-то, а кто-то – Вадим. Все-таки надо услышать прощальные слова и поставить точку. Да, эта ночь была ночью раздумий и переоценки. Вика стояла у окна и, щурясь, наблюдала за улицей. Тишину утра нарушила проехавшая машина, да два кота, которые сидели рядом с забором и угрожающе орали друг на друга. В Беляниново все еще спали, Купальская ночь была бурной.
– Хорошо, что ты проснулся, – Вика увидела Вадима, смущенно улыбнулась. Он досадливо крякнул, подумав о том, что прошел на кухню прямо из душа, обмотавшись лишь полотенцем. Некстати вспомнил, как плотоядно на него смотрела Виктория при первой их встрече, он тогда был в одних джинсах.
– Я дождалась тебя, чтобы попрощаться, – пояснила девушка, – мои вещи собраны. Машина ждет в гараже. Так что мне ничего не мешает уехать. Каникулы закончились.
Вадим молчал, лишь внимательно смотрел на неё. Перед ним больше не было победительницы – Виктории. Она словно резко повзрослела, перестав жеманиться, кокетничать, играть на публику, привлекая к себе внимание. В глазах усталость и, кажется, грусть.
– Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня. Вадим, я сожалею, что причинила тебе боль, – она взяла со стула дамскую сумку, посмотрела на часы. Пора. Если бы можно было повернуть время вспять, Вика ни за что не поехала бы в Беляниново.
Корецкая прошла к двери, обернулась. Как бы не заплакать! Жалость к себе сдавила горло.
– Мне было хорошо с тобой там, в бане! Просто восхитительно! Я никогда подобного не чувствовала, и дело не в физической близости, я любила тебя всем своим существом, я впервые отдавала себя мужчине без остатка и переживала при этом самые чудесные мгновения своей жизни. Я поняла, что отдавать – гораздо большее наслаждение, чем получать. Я знаю, что ты меня не любишь, да и, наверное, не полюбишь никогда, но теперь это неважно. Я знаю лишь одно: ничего не происходит просто так, – она сделала паузу. – Прощай, Вадим!
– Виктория, – он потянул ее за руку, был сбит с толку такими речами, не знал, как реагировать, что говорить. Эта рыжеволосая девица с самого начала доставляла ему неудобства, раздражала, все говорила и делала не так. Сплела такую интригу, что заслужила не просто презрения, а ненависти. Но сейчас Вадим ненависти почему-то не чувствовал. А ведь Вика обманула всех, знала и терпела, когда Вадим в Купальскую ночь любви называл ее чужим именем. Но ведь он физически целовал именно ее губы, чувствовал ее тело, жар ее лона. С ума можно сойти! Получается, что он любил одновременно двух женщин. Это никак не укладывалось в голове.
Виктория подошла к Вадиму, их лица оказались близко, глаза в глаза. Еще движение и губы слились в поцелуе. Поцелуй получился каким-то нервным, дыхание перехватывало не от возбуждения, скорее от отчаянья, от непонятной ситуации, в которой они оказались. Это смахивало на безумие, оба знали, что у них нет будущего, что через несколько мгновений расстанутся навсегда, но на эти мгновения они словно перестали контролировать реальность.
– Ну, все! – Вика первой прервала поцелуй, торопливо отошла к двери. – Я оставила на столе адрес Нади. Может быть, со временем вы помиритесь, найдете компромисс. Надюша отходчивая, она умеет прощать. Ничего не говори, Вадим, я хочу уйти в тишине.
Она быстро вышла из дома, села в машину, выехала как-то странно, неуверенно, едва не зацепила забор. В последний момент крутанула руль и оказалась на дороге. Вадим смотрел в окно.
Никита помог Наде донести сумку до подъезда, приехали в город к полудню. Только ближе к дому Андреева осознала и почувствовала, что совсем не спала этой ночью. Казалось, прошли целые сутки с того момента, как она покинула дом Вадима. Ксения осталась в больнице возле Антона, Никита ворчал всю дорогу, до тех пор, пока Фертовский в довольно резкой форме не объяснил ему, что стоило бы уважать ее выбор, ее личную жизнь. С Надей он по-прежнему не разговаривал, и это ее смущало, заставляло чувствовать свою вину. Он словно безмолвно ее упрекал.
Надя поблагодарила Никиту, достала из сумки ключи.
– Надеюсь, что мы еще пересечемся? – спросил Никита. – Оставишь номер телефончика? – он хитро подмигнул ей. – Приглашу на свою премьеру.
Николай сидел в машине, курил и бросал короткие взгляды в их сторону.
– Хорошо, буду рада посмотреть ваш гениальный фильм, – сказала Надя, – Спасибо за все! – она неловко чмокнула Никиту в щеку, в последний момент обернулась к Фертовскому. – До свиданья, Николай Владимирович!
– Всего наилучшего! – холодно отозвался он и нажал на газ.
Дома! Наконец-то! Надя бросила сумку в коридоре под самые ноги. Чтобы потом обязательно упасть через нее, в лучшем случае – споткнуться. Мама оставила на столе записку, что уехала отдыхать на дачу к своей сестре, обещала звонить.
Замечательно! Никто и ничто не помешает Наде выспаться. Она быстренько приняла душ и с явным удовольствием залезла под одеяло, свернувшись калачиком, уснула. Все осталось позади: Вадим, Фертовский, Беляниново, бывшая подруга.
Объятья Морфея показались самыми сладкими на свете, пока их не нарушил грубый, бесцеремонный звонок реальности. Звонили в дверь долго и настойчиво. В первый момент Надя отмахнулась, потом мысленно послала незваного гостя далеко и надолго, и все же пришлось вставать, набрасывать халат и брести в коридор. Сонная она, конечно же, зацепилась за сумку, приземлилась на четвереньки.
– Идиотизм! – пробормотала, потирая ушибленные колени. За дверью стоял Мишенька.
– Привет! – он изобразил на лице подобие улыбки, сверкнули мелкие остренькие зубы. Вошел без приглашения, ловко перешагнул сумку и прямиком на кухню. Надя постояла у двери, почесала макушку, все еще хотелось спать.
– Чаю хочешь? – вяло спросила Андреева у Мишеньки.
– Хочу, – отозвался он, поискал глазами пепельницу, – я покурю здесь?
Надя кивнула, положила перед ним пепельницу. Села напротив, поставив локти на стол, пристроила на ладонях подбородок.
Соловьев старался не смотреть ей в глаза, вел себя нервно.
– Давно бы купила электрический чайник, – выговорил он, ожидая, пока вскипит обычный. Надя, наблюдая за Мишей, молчала. Ни упреков, ни допросов, ни обвинений с ее стороны не прозвучало. В тот злополучный вечер Соловьев просто забыл о свидании, забыл, что они договорились отпраздновать. Он отправился с друзьями на какой-то стекольный завод, просто так, за компанию. Когда вспомнил про Надю, было поздно. Отключил телефон и решил не появляться. Прошло две недели, а Надя так и не позвонила. Теперь у Миши было время все обдумать, он даже разработал стратегию, которая просто не могла провалиться. За те четыре месяца, что прошли после их первой ссоры, когда Миша под давлением согласился дать Наде еще один шанс, проявив великодушие, по его мнению, он получил колоссальное моральное преимущество, поэтому стал провоцировать ее на срыв. Сначала, конечно, нет. Ему было просто жалко Андрееву. Но со временем понравилось унижать ее, выказывать свое пренебрежение, было даже любопытно: когда же кончится запас ее терпения? Где предел прощения, который может существовать у влюбленной женщины? Надя упорно молчала, тихо плакала за спиной и терпела. Ради чего? Ради глупого мальчишки, который на поверку оказался еще и садистом. Он не любил ее и вообще не был способен на настоящие чувства, не обладал ни умом, ни интеллектом, ни опытом. Вот и сейчас пыжился, хорохорился. Они не виделись две недели, а он ни разу не позвонил, влетел в квартиру, даже не заметил сумку у входа. Ему было все равно.
Заметив спокойный взгляд Нади, даже насмешку, Мише стало не по себе. Что-то не так? Соловьев закурил еще одну сигарету.
– Надя, мы должны расстаться, – наконец сказал он то, зачем пришел.
Глава 50
Выражение ее лица не изменилось, в ответ ни звука. У Фертовского, что ли научилась сдержанности?
– Мы не можем больше встречаться, – осторожно добавил Мишенька и вжал голову в плечи, расценивая Надино молчание как затишье перед бурей. – Ты красивая, умная девушка, у тебя все еще впереди. У нас ничего не получается, ты же сама видишь, – Соловьев старался говорить так мягко, будто общался с душевнобольной.
