Люминис Сантори
Конъюгаты: Три
– Не лезь без спросу. Как ты вообще здесь оказался?
Выталкивает хозяина дома из себя.
– Такой шустрый, не могу.
– Ничего я тебе не навязывал. Сам придумал – сам оскорбился.
Молчат. Странный конъюгат собирается домой. Возле дверей.
– Я приходил узнать, как ты справляешься. В общем, вижу, что очень даже неплохо.
– Птерыч, разреши выйти на работу завтра.
– Конечно.
– И я не ставлю тавро… Можно так представлять, но.
– Да, прости. Это из-за твоего косноязычия.
– Нет, сам не знаю, как это происходит. Вот, ты думаешь, что ты мне неприятен.
– Но так же. И кому бы.
– Это не совсем так. Я удовлетворительно отношусь и к тебе, и к Калитке, и к сеньорите. Особенно сейчас.
Замялся.
– Ведь, если бы я не встретил вас тогда, мне кажется и Аэлитку я бы никогда не встретил. То есть. У меня такое ощущение сейчас. Когда она исчезла из моей жизни. Как будто вы – единственное доказательство нашей, если так оно было, любви.
Хрисанф, видя видимое тяжёлое волнение друга, слегка приобнимает и хлопает ободрительно по лопатке.
– Щедро. Но что и следовало ожидать от тебя. Приезжай сегодня вечером к нам, с сыновьями познакомлю, со Стефаном.
– Это ещё кто?
– Мы будем ждать с Далилой и детьми.
Глава 11
Хрисанф находит жену в детской в то время, когда та делает громкое устное замечание старшей дочери, Урсуле. Попросту говоря, ругает. Агний подходит к ней сзади, обнимает и, заступаясь за свою любимицу, шепчет Далиле в ухо, чтобы она так не делала. У него пунктик по воспитательному процессу. Он думает, что если дети будут слышать, как ссорятся родители, то получат психологическую травму (по максимуму), или в будущем будут испытывать трудности в создании отношений (особенно, семейных). В принципе, супруга разделяет его точку зрения, но они оба совершенно об этом забывают, когда устраивают разборки пусть и в других комнатах, потому что иногда бывает так громко, что домашние не могут не услышать эти отнюдь не идеальные воркования.
Ещё одно странное обстоятельство у Кирсановых: несмотря на то, что Далила – не совсем авторитетное существо, не особо способное на влияние, подчинение, обольщение и так далее, их совместные отпрыски (просто чудо как) слушаются её чуть ли не во всём и практически не доставляют ей никаких хлопот, кроме той естественной заботы, что это потомство, и что это живые создания и имеют свой человеческий райдер. Это даже немного удивляет её мужа, хотя он воспринимает это, как само собой разумеющееся больше всех.
Она же – мама. Так и должно быть. Что тут такого.
Тут же происходит небольшая драка между Урсик и Милой и Хайджи, которые скооперировались против "гнёта" сестры и, так сказать, набросились на неё вдвоём. Однако Хайджи, как союзник, оказалась слабовата в интригах, а Мила не столь сильна физически. Урсула забила мятежников в дальний уголок и вдобавок покидала в них мягкими игрушками и слегка поцарапала лоб "невинной" обидчице (Милке, то есть).
Агний этот момент пропустил, так как он тоже был всего лишь навсего пусть позднекрокусным, но среднестатистическим отцом, потому что отвлёкся на беседу с женой на "очень важную тему".
Уставши от боевых действий, девочки упали в бассейн с шариками и заснули. Хрисанф увидел, что на Урсуле платье принцессы, туфельки без каблуков (но туфельки) и маленькая корона на голове, съехавшая на бок, проворчал вполголоса, зачем де Виктория напялила на крошек неудобную, вредную одежду. Он подошёл к малышке, чтобы снять поясок, корону и небольшую мантию, в которой она могла запутаться во сне.
– Стой. Не надо.
– Что не надо.
Агний пусть и считался на работе франтом и имел внушительный, постоянно обновляемый и сортируемый богатый гардероб, на самом деле, как и Далила, любил одеваться попроще. Вообще, очень просто. Что и подумать нельзя. Просто на нём и самое захудалое рубище сидело если не модельно, то художественно. Что нельзя было сказать о его жене. Там обстояло с точностью до наоборот. Хоть плачь. Даже Хрисанф с Калитой не могли тут ничего поделать и изменить.
– Оставь так.
– Тише. Но это же жмёт. Видишь, как она расчесала руки. У неё кожа такая же чувствительная, как и у тебя.
– Ничего подобного. Её это вообще не парило.
Кирсанов не понял, но потихоньку, украдкой освободил дочку от казавшегося ему маскарадно-некомфортного одеяния, заменив на мягкий текстильный гарнитур.
– Агний, они уже привыкли. И это из-под машинки Никиты. Викки с ним сами выбирали ткани, так что не балуй их. Они – девочки. Пускай носят, что и должны носить женщины.
– Далила, не примеряй к себе. Это же дети. Они маленькие ещё. Успеют потом запастись тряпками.
– Всё равно. Не надо их жалеть.
– Не пытайся вырастить из них балерин, потому что сама не такая. Я не могу смотреть, как они мучаются (пытается говорить шёпотом, поскольку тревожится, что даже во сне их могут расслышать).
– Ну, Агний, ты всё портишь. Я просто хочу, чтобы они были девочками-девочками, как и полагается.
– И наступаешь на ту же швабру, что многие новоиспеченные родаки. Сама же говорила, что ты – не самолёт, раз родилась там. Почему навязываешь дочерям эту стереотипность.
– Ладно, хватит спорить, я устала. Уложи их. Я пойду к себе.
Через час Хрисанф находит её в её рабочем кабинете. Она делает вид, что работает над своими трудами, но, честно, прикрывшись бугамами, общается с подругами по мессенджеру, копается в телефоне и откровенно пинает балду.
– Далила, сегодня на ужин придёт Арсен.
– Ой, этого мне ещё не хватало.
– Он – муж нашей крестной. Фактически, он станет крестным всем нашим детям.
– Ну и обслуживай его сам. Я буду занята.
– Это чем? Опять намылилась по клубам?
– Штаа?! Вообще-то, я уже давно не в том возрасте, чтоб клубиться.
– Тогда веди себя соответственно, раз ты такая взрослая.
Агний подходит к её столу и кладёт перед ней лист с мелким шрифтом. Она, даже не глядя, смахивает бумагу на пол.
– Да-ли-ла.
– Что ещё?
– Я случайно смотрел твой телефон. Я не против, что ты пойдёшь туда на встречу. Но почему ты мне ничего не сказала?
– А тебе это было интересно? Отвечаю сама же: не думаю. И это некрасиво – подсматривать.
– Это вышло случайно. У нас же почти одинаковые. Я впопыхах схватил. Ты же везде оставляешь.
– И что, мне теперь не идти на эту тусу?
– Нет, конечно, надо идти. Но это же выпускники. Можно было вместе пойти.
– Ещё чего не хватало.
– Но почему?
– Потому что.
– Ты даже не думала.
– А что тут думать. Если все притащат своих супругов, это будет не так. Это будут крестины какие-то. Смотрины и тому подобное.
Агний поднял листочек и вновь положил его перед ней.
– Ещё один момент.
– Хватит уже.
– Вот это прислал мне твой редактор утром.
– Я ухожу.
– Нет, ты сидишь и выслушиваешь.
– Достал!
– Далила, это уж совсем несерьёзно. Почему ты всегда такая кидала? Ты что, не знаешь, сколько я угрохал денег, чтобы ты печаталась в этом издательстве?
– Деньги тебя волнуют в последнюю очередь!
Это было правда. Деньги у Кирсанова и Калиты куры клевали и несли золотые яйца. Но практически все их доходы были направлены наружу, вложены в бизнес, как они говорили. На семью вполне хватало самого необходимого и чуть излишеств, чтоб кое-кого побаловать.
– Да, конечно. Потому что меня волнуешь ты! А ты берёшь и бросаешь их самым безответственным образом. Так разве дела делаются?
– Это ты делец, ты и разбирайся. А мне плевать.
– Но ведь был подписан договор, этот самый. Почему ты запорола процесс. Где тексты?
– Мне это неинтересно.
– Та-ак.
Молчание. Далила хочет выйти и кинуть и его. Но он опять, как будто распростерся оттуда и досюда, как непробиваемая стена.
– Что случилось, дорогая?
– Тебе не понять!
– Попробуй объяснить.
Далила, как способна, заламывает руки и как может старается смотреть выразительно, чтоб он, если не догнал словесно, то хотя бы через ощущения.
– Я не могу.
– Почему ты так подумала?
– Слишком много этих самых Почему. Слишком много рамок.
– Но ведь контракт почти свободный. Ты просто должна писать и всё.
– Просто?!!!
– Прости, я не имел это в виду.
Она про себя остановила себя, почувствовав, что ещё молекула – и они взорвутся оба, но она – наверняка. Вздыхает. Делает усилие.
– Любимый.
Агний опускается рядом с ней, комкает бумагу и прячет прочь.
– Я нажимаю да? Прости сердечно, искринка моя.
– Нет. Но всё равно заклинивает. Рефлекторно.
Обнимает, целует руки, щеки, лицо.
– Ничего не делай, если это супротив тебе.
– Так я и проигрывала всегда.
– О чём ты? Детка, просто забудь об этом разговоре. Пойдём отсюда. Чего хочешь? Что мне приготовить?
– Ничего не надо (нестандартный ответ от неё).
– Может, поспать? Я отнесу тебя.
– Нет.
Молчат.
– Всё не так. Я пересматриваю свою жизнь который раз. Я же не детская писательница. Я никогда не утверждала такое.
– Я знаю.
– Но предполагается, что все мы – дети. Нельзя писать о плохом, понимаешь?
– Я никогда не думал, что ты пишешь о плохом. Не думал и не считаю.
– Есть большое требование.
– Какое?
– Писатель должен быть КРАСИВЫМ человеком.
– Как это?
– Ну, это… Как то выражение: человек это звучит гордо. Проще мемасично говоря, нельзя просто так взять и написать.
– Но попробовать можно же.
– Нельзя писать, если ты плохой. Если ты с гнильцой. Даже если отвергнуть опыт.
– Далила, по-моему, ты утрируешь. Накручиваешь. Этот воз тебе не под силу. Сизифов труд. Не навешивай на себя несуществующих ярлыков.
– В том-то и дело, что не под силу (уныло). И самое смешное: это не то, из-за чего я бы хотела псевдо-страдать. Это навязанное. Ложное. Не моё.
– В смысле, текст?
– Даже не это. Это неважно. Самое желание навязано. Как и многое другое в этом мире. Допустим, ты хочешь детей, потому что у всех есть дети. Также с работой, со статусом, с деньгами – со всем, что угодно.
– Хмм… Думаю, не всё так плачевно. Что-то есть. Просто надо отделить зерна от плевел.
– Ах, это мартышкин труд!
– Может, собака в лени?
Побаивается, что она опять ощетинится и встанет в позу, а то и вовсе вышвырнет его куда подальше.
– Хотелось бы рассердиться, но у меня уже сил нет. Нельзя материться, нельзя богохульничать, нельзя пропускать мысли, которые могут испортить подрастающее поколение. Как будто у них нет собственных мозгов в котелке. Нельзя заниматься сексом. Нельзя цитировать без кавычек и примечаний. Как будто никто никогда не читал элементарных книжек.
– Что по твоему элементарные книжки? (с сокрытым смешком)
– Ну хотя бы Люся Синицына.
– У кого-то элементарен колобок.
– Ну хотя бы колобок.
– Насчёт секса – перебор. Откуда же всё на свете появляется?
– От любви! И точка.
– Хорошо. Кажется, я частично понял твои терзания. А как же то, что каждый занимается тем, что он может и умеет?
– Я – не авторучка! Первичнее, я просто человек, человечишка! На переднем плане: у всех так. Никто не живёт выпечкой, глиняными горшками или учительством. В приоритете: еда, сон, размножение, любовь. А не это всё. Это вторично!
– Это как пить дать. Но далее следует: ни хлебом единым.
– Именно: Далее. Далее!
– Ладно, выскочка. Не хочешь – не надо. И опять проиграй. Опять 25.
– Ты нарочно?
– Нет. Сама же сказала.
– Я не хочу крутиться в аду по кругу без конца и без начала.
– Ад и есть такой ролинг. И если ты думаешь, что попадёшь в преисподнюю, потому что кому-то дала, а кому-то не дала, то ошибаешься. Ты попадёшь туда за то, что вообще, может быть, не замечала. Так оно и бывает зачастую. А то, что ты осознала – это просто, как ты говоришь, рамки. Стереотипное мышление. За это тоже есть отдельный котёл для глупцов. Если не знаешь, большая половина ада заполнена именно глупцами. Незнание не освобождает от ответственности. К сожалению, или к счастию.
– Так говорит дьявол.
– Не упоминай того, кто отзывается на малейший призыв. Четверть подвала заполнена именно теми, кто высказал любопытство и попался на удочку. Те же дураки.
– И как же мне спастись. Если я обложена грехами.
– Раскаяние – практически недостижимая вещь. Потому что, как упоминалось выше, непроходимая глупость. Я бы порекомендовал таким принять себя и научиться жить в этом их собственноручно построенном ареале.
– Ты говоришь обо мне?
– Конечно же, нет. Видишь, глупенькая. Как легко попасть под этот самый шаблон. В этом нет ничего плохого. Все так живут. Но если ты чувствуешь, что пластинка заезжена, придётся как-то действовать. Мне кажется, тут неважно: как, что, каким образом, плохо это или хорошо. Жизнь – есть действие. Как говорил твой отец, как говорили и многие до него. Ты будешь сопротивляться, но даже это самое сопротивление будет только движением вперёд. Нету слова Назад в этом мире. К сожалению, или к счастию.
– Я подумаю (после некоторой паузы).
– Подумай. Это ты всегда умела.
Глава 12
Хрисанф ушёл в столовую и полностью исчез там, погрузившись в тончайшие мелочи сервировки и прочей бурды, как это считала Далила. Приехал Калита, чтобы помочь горничным в приготовлении некоторых особо непростых блюд, ведь девочки, в общем-то, и не знали об таком. Если вы думаете, что Кирсановы питаются только фастфудом из магазина и пирожками на скорую руку от хозяина дома, то это, конечно, не совсем так. Там много чего из мировой кухни и всякой другой гурмании. Просто Далила во всём этом не разбирается, а автор не берёт в утруждение расписать то, в чём также не понимэ.
Не то, чтобы Агний желал расстараться для друга. Скорее осторожничал, что, возможно, на ужине будут присутствовать старшие сыновья (раз с Калитой) и даже думать страдал о том, чтобы повторилась прошлая картина со знаменитым утиным супом. Одно воспоминание вызывало у него желание бросить всё и убежать куда глаза глядят, без оглядки. Однако, он решил взять себя в руки и попробовать ещё раз.
Скорее всего, близнецы не присоединятся, а уйдут в свой гостевой домик. Айтал был бы рад отужинать со всеми, но без брата посчитает это невозможным. Айнар… Я вообще зачем сказал Арсушке, что хочу познакомить его с ними? Или их с ним? Какая муха меня укусила? Акаары быьылах (видимо, дурак). Ладно, но со Стефаном-то можно. Тем более, он знает о моих некоторых траблах, так что думаю ему будет интересно потусоваться с новым лицом. Надо расширять круг знакомств.
Хотя это было не совсем про Хрисанфа. Но он хотя бы старался. И также старался отвлечься на свечи, свечечки, тонкие изящные приборы, даже сосновые шишечки для украшения стола, чтобы не думать о Далиле и о том, что они наговорили друг другу.
Вроде бы проехало. Но всё равно осадок. Уж лучше бы она на меня наорала и побила чуток. Ну вот, легка на помине.
– Привет, солнышко! Как ты?
Далила, будучи не в теме всех этих фуфырковатых нюансов, ходила вокруг и потёрла пальцем середку большого плоского блюда, на поверхность которого муж чуть посыпал пищевой золотой блёсткой.
– Агний, к чему эти церемонии? Не думаешь, что ты в гостях у Арсена ведёшь себя, ну, как в обычных мужицких посиделках, а тут устраиваешь какое-то заморское барское застолье? Тебе не приходило в голову, что это ему будет неудобно и непривычно? Скованно.
Хрисанф действительно задумывается на секунду, но затем возобновляет свою суету, переставляя туда-сюда разнообразные бокалы. Спешит.
– Не волнуйся, крошка. Арсен довольно аристократичный, то есть его такая мизера не собьёт с толку.
Далила стукает вилкой по глубокой лазурной тарелке.
– И не зови меня так в его присутствии, будь добр, окажи милость.
Он отставляет в сторону салфетки, над которыми завис, не зная, что выбрать: металлические кольца, или соорудить пирамидки, как на новый год.
– Почему?
– Потому что это его развеселит (пытается ослабить зазвеневшее было напряжение).
– Пускай радуется. Итак, бедняга, совсем с лица спал, как жена уехала.
Возвращается к настольному дизайну и по совету Никиты через видеосвяь с удовольствием начинает клепать кармашки (куда суют главные приборы). Даже напевает песенку. "Oh, baby, baby".
– Тебе помочь?
– Да! Вот, поставь эту вазу для фруктов на той стороне. Нет, чуть правее! Молодчинка моя!
Далила так ставит ещё селедочницу, супницу и невероятно кружевную хлебницу, которую сделал Калитка в своей гончарне.
– Уфф!
– Утомилась, золотце моё. Пойди, прилягь, отдохни, я скоро приду.
И в самом деле через полчаса приходит к ней. Иногда ей кажется, что она вышла совсем не за того человека. Порой ловит себя на том, как наблюдает за бегающим туда-сюда метро-эстето-балеруном, который носится со своими ленточками, хрусталем, кристаллами, цветами, духами и так далее.
И вообще, с какого боку здесь я? Причём?
У него с собой маленькая розеточка с ягодным соусом, приготовленным Кузьмой. Хрисанф осторожно макает мизинец в красную субстанцию и ещё более осторожнее прикасается этим крошечным мазком к её нижней губе.
Она в это время думает, что он делает так, потому что она похожа на чувака с пламенем на макушке с того мультфильма. Такая же мертвенно-фиолетовая, уныло-сиреневая.
Он не сможет нарисовать меня в своём вкусе.
Целует.
– Я сейчас ещё отойду, проверю всё ещё раз. Забыл капнуть одну капельку соуса в одно блюдечко.
– Зачем эти лишние телодвижения. Никто же на таких мероприятиях не ест до дна. Лучшее, что сотворили, остаётся невыкушенными кусками, как благотворительность для помоев.
Далила знает, что муж тайком от неё, всё же, держит свиноферму. Чуть поодаль. Спрятали от её глаз. Потому что ей это было не так, чтобы очень нужно. Но супруг, как и половина мужчин на Земле, любит бекон, ещё поджаренный и жирный. Кирсанова не могла не поймать их с Калитой тайну, поскольку невозможно было не уловить изредка (но) носом запах жженой щетины и аромата от вольера, и сморщить ноздри, сохраняя всеобщий секрет.
Агний, улыбаясь, нюхает её волосы, при этом прикрывая от нетерпения глаза.
– Хочешь, вечером, когда все уйдут, проберемся на кухню и будем лизать тарелки?
Это не издевательство и не шутка. Когда они кушают вдвоём, то и как все нормальные люди, съедают подчистую в большинстве своём. Хрисанф, видимо, действительно не катался на сливках и в том особенном довольстве, когда ничего не хочется не оттого, что болен, а потому, что перепичкан и зажирел от нечего делать. Далила не раз заставала его за тем, когда тот отчитывал горничных за то, что те зря перевели продукты, или выкидывали хлеб и прочие бзики, что писать об этом даже неловко. Вдруг прочитают те, кому лизание блюда понимается только в переносном смысле, и кто не знает, что бывает что-то другое, попроще.
– Нет, пожалуй. Итак будем толстыми и еле ворочаться. И потом ты будешь опять комплексовать, что нажрался, как свинтус (в прямом смысле этого слова).
– Ну хорошо.
Чуть пристаёт, но несильно, так как у него ещё много домашних хлопот.
– Помылась перед дорогим гостем…
– Агний. Не перед ним. А просто так. Для приличия.
– Опять волосы перебило шампунем.
Отыскивает наощупь лицом, как макака ищет вшей у своего детёныша, места на макушке и затылке, откуда вырываются естественные запахи. Зарывается туда.
– Хочешь, останусь? Перезвоню, отбой. Мне никого не надо. Только ты.
– Ни за что! Не сходи с ума, пожалуйста. Арсен – не только твой родственник, но и мой. Он нам не чужой уже.
– Буду, как тебе нравится, "не мужчина, а облако в штанах".
Уже довольно расслабленный, отвлеченный, очарованный, нездешний.
– Можно и без штанов.
Согласен тут же стянуть с себя всё за один раз.
– Постой. Времени в обрез.
Но он уже слышит одноизвилийно, однонаправленно.
– Делу – время, потехе – чаас!
Далила было возмущается.
– Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя быть не таким, какой ты есть?!
– Я ничего не говорю, я уже заткнулся давно. Я сам, с удовольствием… Сам…
Не через час, но через какой-нибудь промежуток лежат под трепыхающимся белым флагом. Совсем не похожи на тот векторный брак, о котором им все пуляют. Обычная парочка.
– Агний.
– Любимая.
– Я тут вспомнила.
– Что?
– Ты рассказывал, что когда-то работал стинки.
– Это было очень давно, что я уж забыл.
– И ты был таким же страшилой, как Стаф? (лежит чуть ниже, обнимает, прижимаясь головой к его ребрам и животу).
– Наверное. Я не из тех, что всюду носят с собой "свет мой, зеркальце, скажи". (рассеян).
Молчат. Хрисанф более-менее приходит в себя, возвращается в более приземленное состояние.
– Ты боишься, что я уродлив?
– Нет…
– Ты боишься.
Немного успокаивает, милуются.
– Хотя есть одно.
– Что?
– Из-за этого я не могу как следует подкачаться. Хотя, может, по рождению такой… Но я не могу тяп-ляп и стать, как Арсушка твой. Как бы ни бился и из кожи вон не лез.
– Он – не мой.
– Так что, я не мог оставить Стефана. Ведь мы с ним коллеги, как бы. Это не очень хорошая работа. И я теперь не могу быть мощнее для тебя, хотя ты так любишь бруталов.
– Не выдумывай (толкает).
– Но я не жалею об этом. Тот период помог мне отсечь то, что мне не нужно. И то, что мне непонятно. И это, может быть, привело меня к тебе. Я что-то, может, утерял. Но это неважно. Бог щедр ко мне, действительно. Я – настоящий счастливчик.
– Мм..
– Я не вру.
– Ну да.
– Что-то ещё беспокоит?
– Ты же знаешь, что у меня постоянно что-то бывает так.
– Забей. Лучше дай мне тебя ещё поцеловать. Только три минуты. И я вытащу себя из постели за загривок и переброшу на кухню. Всё-таки и честь надо знать.
Ну вот, опять он – властитель собственной жизни, планировщик, эконом, ценитель.
– Просто я заботливый тип.
– Чего?
– Векторный брак очень хорош, если правильно с ним распорядиться. Вы с Арсеном подходите мне по соционике, что поделаешь.
– Айка, о чём ты болтаешь опять!
– Детка, ты тоже понемногу давай-давай! Что за приём без хозяйки дома! Мне надо ещё как-то с сыновьями разрулить, так что, пожалуйста!
– Я не сяду за стол, если там будет Айнар!
– Ну, начинается! Я что ли буду в восторге! Надеюсь, они задержатся в городе. Ох, сам виноват! Вечно я так, как увижу этого малого, так сразу становлюсь податливым, что твой слайм! Ох-ох, сам и расхлебываю!
– Иди уже, старикашка!
– Иду-иду! Ох-ох!
Глава 13
Немного о старших дочерях
Вроде так, что описание внешности и вообще внешнее описание не очень порой нужно. Особенно, если книжку экранизируют. Там, уже подключается режиссёр, кастинг, собственные вкусы, дух времени и так далее.
Недавно Хрисанф пришёл к жене с радостной новостью, что по одному из её романов снимут фильм. Агний хотел, чтоб это была любовная дорама, ну или сериал. Чтоб подлиннее. Но продюсеры оказались какие-то слишком крутые, что сходу замахнулись на полный метр.
Поскольку Кирсанов и сам был в числе спонсоров, то заранее узнал примерный состав актёров, и, разумеется, поделился с Далилой этой информацией. Он был весьма доволен выбором одного из главных мужских персонажей, прототипом которого являлся, как утверждала супруга, лишь частично. Играть должен был молодой, относительно малоизвестный чувак, и он, как заметила Далила, вообще был мимо. Они ни хрена не читали, – подвела она. Однако Хрисанф чувствовал противоположные эмоции. Что? Нормальный чел. Годный даже очень.
Зато он буркнул, что напишет отказную на одну из главных женских ролей. Актриса совсем не та. Она даже отдалённо не дотягивает до твоей, хотя бы приблизительной, мэри-сью! Но тут уже Кирсанова закивала выбору. Дурашка ты. Никто и никогда не выберет героиню такого плана в таком жанре. Ни-ко-гда! Это просто не существует в природе кинематографа. Люди ищут в искусстве что-то искусственное, запредельное. Мне тоже нафик сдалась правда жизни в её реалистичности, в нехорошем смысле этого слова. Ладно, этот актёр. Как-нибудь стерплю. Но эта женщина – канон. Она – не красавица. Поэтому будут делать жёсткий акцент на харизме. В итоге, фильм лучше книги. И только ты будешь знать, что прототип вовсе не такой, какой всем понравится на экранах.
Далее, они сошлись в том, что это будет совсем другая история, но интересно будет позырить.
Поэтому неплохо будет чуть рассказать о девушках то, что известно на данный момент, потому что диалоги, возможно, не совсем раскроют их существа, так как пока они мало что говорили.
Виктория – очень односложная в понимании Далилы. Из-за этого ей и удобно с ней, и, с другой стороны – дистанционно. Она очень похожа на отца, может быть, больше всех остальных детей похожа. Хотя Хрисанф имеет, так сказать, нестабильную, непонятную внешность, если видеть этих двоих со стороны и рядышком, не идиот может заметить, что у них схожий типаж. Вика – стройная, высокая, как будто светлокожая, но не совсем. Волосы у ней не тёмные, но и не белокурые. У ней нет вайба очень светлой, солнечной девушки. С очень красивыми ушами, пальцами (хотя руки весьма отличны от Агния), губами, носом. Как будто кто-то очень талантливый слепил, создал её. Локоны, выбивающиеся к лицу, или падающие вдоль висков, или сзади на шее – такие аккуратные и в то же время свободные, что невольно залюбуешься. К тому же они от природы такие тонкие и словно только завиты кем-то умелым. Хотя она не пользуется ничем таким специально. Женщины постильнее могли подумать, что при желании она очень хорошо ухаживает за собой. Речь идёт об её коже, бровях, глазах, ногтях и так далее. Может, Виктория бы и занималась. Не отрицательно. Но в настоящем у неё на то нет большого досуга. Бывают такие люди и нередко: как будто со свежим, очень грамотным мейком, так что не отличишь от натуральных данных. Но юмор в том, что у неё действительно свои такие ресницы, такие веки, такое тело и прочее. Как картина, очень хорошая картина. Но Агний напрочь это не кумекает. Ему кажется, что старшая худовата, чуть долговязая, с чересчур длинными ногами и руками, с бледным узким лицом. Почему-то он считает, что Викки подходит в качестве модели для восстанавливающихся анорексиков. Это при том, что дочь весит точно больше 60 кг при росте выше 173 см. Их троих сестёр Кирсанова больше всех доверяет ей, советуется и даже, в принципе, не прочь, чтобы она и дальше оставалась в их доме. В других параллельных вселенных Далила никогда бы не одобрила падчериц, тем более совершеннолетних. Но, живя с Агнием и узнав правду о горничных, теоретически иногда допускает, что могла бы стать мачехой этой девушке. И её саму допуск такой мысли чрезвычайно удивляет.
Виктория – неконфликтная, но не мягкотелая. Она никогда не устраивает сцен, не выказывает конкретное недовольное недовольство. Не жадная. Не без гордости (хрисанфийская же), может, даже упрямая. Но внешне не раскусывается. Не тот человек, над которым можно пускать дурацкие шуточки. Это правда, Вики может и не поймёт их вовсе, но опускаться до уровня какой-то ненужности не станет.
В обществе. Далила несколько раз видела её (случайно) в городе, плюс они выбираются время от времени, чтобы присмотреть что-нибудь для детишек. Поскольку дочери Хрисанфа – не конъюгаты, у них нет некоторых особенностей, которые есть у отца. Честно говоря, многое даже не связанное с конъюгацией. Допустим, Кирсанов нередко включает "режим невидимки" по причинам, которые указывались в разных главах. Вика, разумеется, не умеет скрывать себя и собственную красоту. Когда она идёт по улице, многие чуть ли не рефлекторно оглядываются, чтоб убедиться, не привиделось ли им это чудо. Вики – скромная. Скромна и в одежде. Хотя, может, это из-за экономии денег. Хрисанф нормально так оплачивает, но старшая большую часть откладывает и не трогает. И она сама не замечает эту свою силу. Ей это неинтересно. Она озабочена хлопотами о потомстве хозяев, заботами об их домашнем хозяйстве, а до переезда в их дом тем, куда себя деть в этом большом холодном мире. Да, большей частью живёт у Кирсановых. Она где-то снимает жильё, но Далила уговаривает, чтобы она поселилась в тех просторных светлых комнатах, которые ей так подходят.
Когда муж впервые привёл домоработниц, Далила, конечно, старалась ревновать, но как-то это туго получалось. Зачастую бывало так, что Хрисанф относился к остальным женщинам (кроме неё) как-то снисходительно по-родственному. Может быть, так было только при ней, во всяком случае на рожон с провокацией не лез, за исключением ничем не сдерживаемого, практически безусловного обожания, когда на него вдруг "налетало" либо обнять (пожаться), либо вслух высказать это своё восхищение, а то и замереть от восторга. С этими дочерьми он намеренно старался держаться несколько выдержанно и прохладно. В первую очередь, как считал, из-за Далилы, чтобы не обидеть, во вторую – боялся их совместных генов. Поэтому излишние эмоции в отношении них видел лишними и ненужными. Но на практике по-другому вышло разумеется.
Далиле нравилась её прямолинейная конкретная честность без всякого кривомыслия, попыток использовать посторонних. Например, Виктория ни за что не скажет: Я приеду сегодня, может быть, посмотрим типа по моему настроению. Обычно бывает что-то вроде: В семь буду, или Завтра утром не смогу. Не передаёт тебе малыша со словами "Держи на минутку, я забыла о духовке на кухне!" и не пропадает там на пятьдесят минут, уже разговаривая по телефону или занимаясь другими делами. То есть не пользуется тем, что Далила местами не строгая и не властная. В общем, в каком-то смысле, они подходят друг другу, хотя и не клушатся, и не подруги, и не совсем в отношении хозяйка-прислуга. Далила не может ей бросать типа: встань туда, выбрось это, почему ты этого не сделала и так далее. Можно сказать, но в совсем другой интонации, поскольку ей кажется, что на Вики нельзя (подчёркнуто) кричать и любым другим способом показывать самодурство. Чаще бывает примерно:
– Вики, ты поможешь мне с детьми?
– Далила, всенепременно.
– Я всё сваливаю на тебя да, я никудышная мать.
– Это моя работа, зачем же я ещё здесь (с некоторым почти невидимым возмущением).
– Спасибо тебе, дорогая. Чтобы я без тебя делала. Ничего. Одна бы я ни за что бы не справилась, даже с мужем.
– Что вы. Как думаете, может купалку сегодня сдвинем на тридцать минут раньше? Вчера Мила поздно легла.
– Да, это здоровая идея.
– Ещё. Там закончилось то смородиновое варенье, которое вам так нравится. Я сварила с утра, но, видимо, ягоды немного другие, на вкус иначе вышло, попробуйте.
– Хорошо, попробую.
Ну и тому подобное. В ней нет кривляния. Простодушная вежливость взамен, внутренняя культурность при почти нулевой образованности. Она зовёт Далилу Далилой, без никаких приставок, суффиксов, добавок. Агния зовёт тоже без церемоний либо Александром (чаще), потому что так он представился при первом знакомстве, или Хрисанфом, так как девушки, конечно, узнали уже в доме его другое имя. И при этом выходит гораздо торжественнее что ли, без всякого господского статуса. Даже Кирсанов невольно слегка вытягивается в струнку, когда она как-то по-своему быстро и художественно объявляется откуда-нибудь из комнат.
